Текст книги "Парижская архитектура: от ампира до модернизма"

Париж в стадии строительства: холм Монмартр

Благодаря связям Легентиля и известности в католических кругах ему удалось довести проект строительства церкви в Париже до реализации. В 1872 году кардинал Гиберт, архиепископ Парижа, одобрил эту идею и выбрал Монмартр в качестве места постройки. Среди вариантов была улица Риволи и Трокадеро в XVI округе. Мишель Бони, автор книги о Легентиле[60]60
  Bony Michel. Vie et oeuvres de M. A. Legentil: l’initiateur du vœu national. V. Retaux et fils (Paris), 1893.


[Закрыть], пишет: «Христианская Франция выбирает Монмартр, потому что Монмартр – гора мучеников, колыбель веры, принесшая святого Дионисия и его спутников, и на протяжении веков это было излюбленное паломничество святых и всей верующей Франции. Почему бы не добавить еще раз: потому что Монмартр стал средоточием нечестивых и революционных действий», – тем самым пытаясь найти связь между местом зарождения Парижской коммуны и местом строительства базилики. Он, как реакционный католик, настаивает на проведении параллели между строительством здания и событиями коммуны, которые оно должно искупить. У парижан возникали разные мнения насчет символизма базилики, однако для большинства она стала политическим жестом.

Гиберт получает от Национального собрания закон, который наделяет базилику общественной полезностью, что позволяет выделить землю для строительства церкви. Строительство финансируется за счет сбора средств по всей Франции, часто самых скромных пожертвований простых французов. Имена всех жертвователей выгравированы на камне. В 1874 году власти объявляют открытый конкурс на лучший проект базилики. В конкурсном проекте должны были присутствовать определенные элементы: место, бюджет, ограниченный семью миллионами франков, крипта, заметная и размещенная снаружи монументальная статуя Святого Сердца. Конкурс собирает 78 ответов от 87 участников, среди который Шарль Гарнье. Победу присуждают архитектору Полю Абади (1812–1884). Жюри понравился его проект базилики в переосмысленном романо-византийском стиле, в отличие от остальных, где превалировало необарокко. Уже через год был заложен первый камень на стометровом холме Монмартра.

Из-за системы финансирования за счет простых граждан строительство затянулось на долгих 70 лет. Полностью базилику достроили только после Второй мировой войны. Этакая Саграда Фамилия парижского разлива. Сам Абади скончался в 1884 году, и после него работами занимались еще шесть других архитекторов, среди которых был и Шарль Гарнье. Первоначальный план был также модифицирован за более чем полвека.

Базилика построена не по традиционному плану. Абади выбрал форму греческого креста, украшенного четырьмя куполами. Эклектичный стиль здания, выбранный архитектором, вдохновлен романской и византийской архитектурой, и в частности собором Сен-Фрон в Перигё, который Абади реставрировал в середине XIX века, соборами Святой Софии в Константинополе и Сан-Марко в Венеции. Высота центрального купола достигала 83 метров, и до строительства Эйфелевой башни базилика была самым высоким зданием в Париже. В отличие от большинства церквей, традиционно ориентированных с востока на запад, Абади ориентировал базилику с севера на юг. Выбор такой оси объясняется узостью территории в этом направлении и символической причиной открытия церкви к центру Парижа.

Строительство базилики Сакре-Кер, 1900-е года

Самое интересное касается выбора материала для строительства церкви. Абади решил отказаться от традиционного парижского камня, из которого строил Осман. Он остановился на травертине, это белая порода с чрезвычайно мелким зерном, которую добывают в карьерах Шато-Ландон и Супп-сюр-Луан. При контакте с дождевой водой тонкий защитный слой, естественным образом покрывающий камень, выделяет белое вещество, которое затвердевает на солнце. Таким образом, при каждом дожде базилика становится все белее и чище. Камень ценился в XIX веке для памятников и общественных зданий, потому что они почти не нуждались в уходе. Сегодня на фасаде есть участки, где камень почернел. Это те места, куда не попадает дождь. В Париже преобладают западные ветры, поэтому часть базилики, расположенная к востоку, куда ветры гонят дожди, наиболее повреждена. В городе есть еще два памятника, построенных из такого удивительного камня, – Триумфальная арка на Елисейских полях и монумент Святой Женевьеве авторства Поля Ландовски на мосту Турнель.

В период завершения дорожных проектов Османа и расширения улиц в поздние 60–70-е годы было найдено важное историческое наследие. Одни из самых интересных осколков прошлого обнаружили строители во время расширения и строительства улицы Монж в пятом округе столицы. Открытие улицы Монж позволило археологу и архитектору Теодору Ваккеру (1824–1899) обнаружить и зафиксировать первые следы северной части галло-романского амфитеатра I века. Южная часть арены была расчищена земляными работами Генеральной компании омнибусов между 1883 и 1885 годами, компания хотела построить там трамвайное депо. Вероятно, арены, построенные в первом веке, оставались действующими до первого разрушения Лютеции в конце II века. Однако в 577 году король Хильперик I[61]61
  Хильперик I (537–584) – король франков в 561–584 годах из династии Меровингов.


[Закрыть] отремонтировал амфитеатр, и в нем стали устраивать представления. Самое раннее упоминание об арене принадлежит английскому монаху Александру Неккаму, который в латинской поэме описывает то, что он видел в Париже около 1180 года[62]62
  Paul-Marie Duval, Paris antique. Des origines au iiie siècle, Hermann Gap, impr. L. Jean, 1961. 371 p.


[Закрыть]. Со временем аренами перестали пользоваться, место было постепенно стерто, в частности землей во время рытья рвов ограды короля Филиппа Августа с конца XI века.

Для защиты этого места и его исторической ценности было создано Общество друзей Арены[63]63
  La Société des amis des Arènes.


[Закрыть], в число сторонников которого вошли историк и государственный деятель Виктор Дюрюи (1811–1894) и писатель Виктор Гюго. 27 июля 1883 года Гюго направил президенту муниципального совета Парижа письмо в защиту арен Лютеции, которым грозило уничтожение: «Париж, город будущего, не может отказаться от живых доказательств того, что он был городом прошлого. Прошлое приносит будущее. Арены являются древней визитной карточкой великого города. Они представляют собой уникальный памятник. Городской совет, уничтоживший их, так или иначе уничтожит сам себя. Сохраните арены Лютеции. Сохраните их любой ценой. Вы совершите полезный поступок и, что еще лучше, подадите отличный пример».

Через несколько дней совет приобрел остатки амфитеатра. В 1889 году его классифицировали как исторический памятник. После демонтажа трамвайного пути и его депо в 1916 году и строительства 10-й линии метро антрополог Луи Капитан (1854–1929) продолжил раскопки в конце Первой мировой войны на другом участке и завершил их восстановление в 1918 году. К сожалению, здания, построенные со стороны улицы Монж, не позволили достроить амфитеатр целиком. После их открытия арены превратились в баскетбольный стадион под открытым небом. Здесь проходило несколько соревнований, в том числе финал чемпионата Франции. Национальная сборная впервые сыграла здесь перед 4 000 зрителей в 1927 году и продолжала проводить свои матчи до 1951 года. Арены, к сожалению, утеряли свой исторический облик и слишком смахивают на новодел. Из ровных и чистых камней их пересобрал Капитан. Можно надеяться, что камни I века еще сохранились где-то под землей. Сейчас арены Лютеции – любимый парк местных жителей. Он не очень популярен среди туристов и спрятан меж домов и деревьев, поэтому парижане из V округа вдали от толп могут играть здесь в петанк или футбол там, где 2000 лет назад сражались дикие звери и гладиаторы.

Арены Лютеции в V округе Парижа

Мы с вами можем быть благодарны писателю Виктору Гюго. Критикуя Османа и его хладнокровное уничтожение исторического Парижа, он рьяно продолжал защищать осколки наследия. Вторым спасенным объектом от разрушения стал жилой дом в самом центре города на улице Вольта 3. «Это здание датируется концом XIII или началом XIV века, то есть примерно 1300 годом, ближе к середине правления Филиппа IV», – пишет Жак Хиллере (1886–1984) в своем «Историческом словаре парижских улиц»[64]64
  Jacques Hillairet. Dictionnaire historique des rues de Paris. Éditions de Minuit. 1960.


[Закрыть]. Долгое время считалось, что этот дом – исключительное сокровище, один из последних остатков Средневековья, спасенных от барона Османа. Позже, в 1914 году, дом снова оказался под угрозой перестройки в результате работ. Тогда историк Люсьен Ламбо (1854–1927) обратил внимание государственных властей на судьбу этого старого фахверкового дома, который, как он считал, был построен в XIII веке. На стене была прикреплена табличка с надписью «1240 год постройки», чтобы сохранить жемчужину. Это позволило зданию избежать сноса.

Удивительный контраст средневековой стилистики дома и китайских украшений в парижском чайнатауне

По словам историка архитектуры Жана-Мари Пероза де Монкло, автора «Путеводителя по патримониальному Парижу»[65]65
  Jean-Marie Pérouse de Montclos. Guide du patrimoine. Paris, 1994. Hachette Tourisme


[Закрыть], на самом деле этот дом, дважды спасенный от сноса, относится к первой половине XVII века – он был построен около 1650 года. Благодаря архивам удалось установить, что мастер-плотник Бенджамин Далли и его жена купили участок и построили этот дом.

Удивительнее всего стилизация дома, возведенного в середине XVII века, фактически ровесника церкви в Марэ с граффити коммунаров Сан-Поль-Сан-Луи под средневековый дом. После пожара в Лондоне дома с открытыми деревянными конструкциями – фахверком – были запрещены во многих городах Европы. Значит, он точно был возведен до этого запрета и не был перестроен. Особенно интересно сегодня наблюдать за жизнью дома: он расположен в одном из пяти парижских чайнатаунов. На первых двух этажах находится китайская парикмахерская и вьетнамский ресторан с самым вкусным супом фо-бо в городе. А в феврале, в период китайского Нового года, дом украшают красными фонариками. Очаровательное смешение эпох, архитектуры и культур.

Работы по завершению бульваров и авеню по планам барона Османа длились еще 50 лет. В 1877 году завершили строительство бульвара Сан-Жермен и авеню Оперы. В 1889-м полностью открыли авеню Республики. В 1907 году закончили прокладку бульвара Распай на левом берегу. Рекордсменом стал бульвар, носящий имя великого организатора, который открывала королева Виктория. Строительство бульвара Осман завершили только в 1927 году. Его протяженность составляет два с половиной километра.

Новый Париж глазами импрессионистов

«Когда я приехал в Париж и вышел из вокзала, я вдруг понял, до чего же импрессионисты – реалисты. Это не они придумали Париж, а Париж придумал их. Волшебный, льющийся, необыкновенный свет, который все так преображает, делает цветным, это он создал импрессионистов», – вспоминал Роберт Фальк. Этот парижский свет станет импульсом творческой эволюции русского художника.

В 1870-е годы, когда парижская жизнь немного поуспокоилась, остались позади кровавые переделы власти, война, переселения рабочих силой и основные строительные работы, французские художники начали набирать силу. Новый красивый город света, столица мира, чистый и современный Париж начинает привлекать таланты не только со всей страны, но и из Европы. Французы вспоминают про культуру прогулок по городу в качестве фланеров и начинают заново открывать для себя османовский Париж. «Это, без сомнения, самый чудный город из всех существующих, и в нем всегда ощущаешь какое-то неопределенное сознание изящного комфорта, полноты удовлетворения всех потребностей цивилизованного общества… Я с большим удовольствием брожу по Парижу, любуюсь им и этой блестящей жизнью…» – делился Чайковский с Надеждой фон Мекк в письме в 1879 году.

Импрессионизм зародился как стиль в 1860-е годы вокруг кисти Эдуарда Мане (1832–1883). Первой картиной, порвавшей с академическими устоями, принято считать его «Завтрак на траве» 1863 года. Тогда картину отказались выставлять на Парижском салоне. Император Наполеон III поддержал идею Салона отверженных[66]66
  Salon des refusés.


[Закрыть], где представили картины, отвергнутые жюри официального салона. Выставку также курировал уже известный нам Виолле-ле-Дюк. Император считал официальное жюри слишком суровым, ибо оно отказалось от 3000 работ из 5000 представленных, а Виолле-ле-Дюк, борясь со слишком классической, по его мнению, Академией художеств, хотел художественной революции, приспособленной к современному миру. Салон отверженных предзнаменовал появление во второй половине XIX века современного художественного течения, противостоящего официальному вкусу. Интересная деталь, что картины, в том числе скандальный «Завтрак на траве», были выставлены во Дворце промышленности, возведенном при Османе в 1855-м, но уничтоженном в 1896 году. На его месте позже появится существующий и по сей день Petit Palais, о котором чуть позже.

Спустя десятилетие, когда консервативные французы смирились с бурными изменениями в искусстве, импрессионизм начал по-настоящему расцветать и развиваться. Одну из главных картин этого периода создает Клод Моне (1840–1926) – «Впечатление. Восходящее солнце» в 1872 году. Именно эта картина и дала название всему арт-движению конца XIX века[67]67
  В оригинале картина называется «Impression, soleil levant», именно от слова Impression – впечатление – и появится термин «импрессионизм».


[Закрыть].

Певцом и иллюстратором османовского города становится Гюстав Кайботт (1848–1894). В 1870-е годы он в самом расцвете сил, ему 25 лет, он растет в изменяющемся современном городе. В отличие от многих художников, он родился в Париже в богатой семье. Жил в роскошной квартире в самом сердце новой столицы, созданном как раз для его социального класса. Многочисленные виды с балкона, которые Кайботт рисует в удовольствие без цели заработка, отражают эволюцию и развитие парижских зданий.

В своих полотнах Кайботт воспевает технологии, инженерные новшества и красивые широкие улицы. Вертикальные композиции с верхних этажей османовских домов подчеркивают высотность нового города. Художник ищет новые ракурсы, которые не были доступны до глобальной модернизации. Изображенные им анонимные прохожие олицетворяют отчужденность и одиночество. Эффект усиливается во внутренних сценах устремленной тревожной композицией. Париж на его картинах предстает как декорация, а пейзажи передают ощущение пустоты. Он предвосхитил меланхолию и декадентство, присущие художникам уже конца XIX века. Кайботт своим творчеством предсказал, что в наши дни Париж станет самым одиноким городом страны. Согласно исследованиям[68]68
  По оценке APUR (Atelier parisien d’urbanisme).


[Закрыть], 51 % парижан живут одни. На цифрах это объясняется и высочайшей плотностью населения (20 641 чел/км²), следовательно, крошечными площадями и тем, что семейные пары в возрасте от 35 до 40 лет уезжают из города из-за цен на аренду и покупку недвижимости. Современный красивый и романтичный город с большим количеством людей, где половина жителей ощущает себя одиноко, словно с картин Гюстава Кайботта.

«Парижская улица в дождливую погоду», Гюстав Кайботт, 1877 год, Чикагский институт искусств

В течение нескольких лет после франко-прусской войны во Франции фиксировался экономический рост, цены на картины значительно выросли даже у непризнанных Академией художников. Однако к 1874 году начался спад, представители искусства оказались в тяжелом положении. В тот период Кайботт, не стесненный финансовыми трудностями, за свой счет организовывал выставки начинающих импрессионистов, часто оставаясь в тени. В 1874 году на бульваре Капуцинок в бывшей мастерской фотографа Надара (1820–1910) была проведена первая выставка импрессионистов. Пионеры современности, Ренуар, Моне, Сислей и Писсарро, писали вне студии и брались за новые городские пейзажи. Они изображали повседневную жизнь своих современников в естественной обстановке. Хоть результат выставки и не оправдал ожиданий художников, продать большинство картин не удалось, выставка стала важной исторической вехой в развитии современного искусства.

В 1877 году Клод Моне создал серию из двенадцати полотен, изображающих вокзал Сен-Лазар. В конце 1870-х годов развивающийся современный район Европы привлекает много молодых и смелых художников. Подобно Кайботту, Дега и Мане, в этот период Моне увлекается урбанистической темой. «Сен-Лазар» – первая серия художника, уже после он напишет «Руанский собор» и пейзажи Лондона в разное время суток. Сезанн после скажет о Моне: «Это всего лишь глаз, но, боже мой, какой глаз!»

«Вокзал Сен-Лазар», Клод Моне, 1877 год, Музей д'Орсе, Париж

Камиль Писсарро (1830–1903), один из отцов-основателей импрессионизма, изображал на своих полотнах свет и воздух, которым так восхищался Роберт Фальк. Его картины, наполненные солнцем, стали примером для более младшего поколения: Моне, Ренуара и Дега. В последние годы жизни, когда его зрение серьезно ухудшилось, художник не прекращает рисовать, но выбирает удобные для него ракурсы. Писсарро создает главные в своей карьере парижские пейзажи. Писсарро делает серии видов города с одной точки, из окна верхнего этажа отеля, но в разное время суток, передавая разное настроение османовского Парижа. «Блаженны те, кто видит прекрасное в скромных местах, где другие не видят ничего», – однажды сказал художник.

«Бульвар Монмартр. Весеннее утро», Камиль Писсарро, 1897 год, частная коллекция

Шедевры всемирных выставок

La Belle Époque, или Прекрасная эпоха – ретроспективный хрононим[69]69
  Собственное название исторического отрезка времени или даты.


[Закрыть], обозначающий период социального экономического, технологического и политического прогресса, в частности, во Франции, продлившийся с конца XIX века до начала Первой мировой войны в 1914 году. Историки спорят, когда началась Belle Époque. Кто-то отсчитывает ее с 1870-х годов, старта технологического прогресса, кто-то относит ее ближе к концу XIX века. В любом случае Прекрасная эпоха вспыхнула на рубеже двух столетий: конца XIX века и начала XX. Историк Доминик Калифа считает, что это выражение должно было родиться в конце 1930-х годов[70]70
  По словам историка, первое недвусмысленное использование происходит из радиопрограммы под названием «Ah la Belle Époque! Croquis musical de l’époque 1900», представленной Андре Аллео на «Радио-Париж» в ноябре 1940 года), чтобы напомнить о пятнадцати годах, предшествовавших Великой войне. Dominique Kalifa. La Véritable Histoire de la Belle Époque. Paris: Fayard, 2017.


[Закрыть]. Жан Гарриг не соглашается с коллегой и считает, что название периода родилось в 1919 году[71]71
  Jean Garrigues et Philippe Lacombrade. La France au XIXe siecle Armand Colin, coll. «U». 2015. 3e ed. P. 165.


[Закрыть]. В любом случае название периода носит абсолютно ностальгический характер и пробуждает приятные воспоминания о былых временах. В эти идеализированные годы накануне Первой мировой войны французы пережили величайшие культурные и технические потрясения в истории своей нации. В этом ретроспективном названии скрываются бум, бесшабашность, вера в прогресс, жизнерадостность.

После кровавой франко-прусской войны в Европе наступили 40 лет мира, что было большой редкостью в те времена и благоприятствовало экономическому и техническому прогрессу. Прекрасная эпоха ощущается главным образом на бульварах европейских столиц, в кафе и кабаре, в мастерских и художественных галереях, в концертных залах и салонах, посещаемых крупной буржуазией, извлекающей выгоду из экономического прогресса, и, разумеется, затрагивала только обеспеченные и богатые слои населения. Тем не менее экономическое неравенство достигло пика: например, 85 % всей частной собственности принадлежало 10 % населения[72]72
  Видно из графиков в книге Thomas Piketty. Capital et Ideologie. Editeur Seuil, 2019.


[Закрыть]. Это неравенство было очень заметно между городской средой, особенно Парижем, и остальной Францией, состоящей в основном из фермеров с более скромными доходами.

В воображении французов и по сей день Belle Époque остается временем идеала Просвещения и распространения художественных достижений и изобретений. Успешное проведение всемирных выставок делает французскую столицу витриной мира и прогресса.

В 1878 году Всемирная выставка, или Exposition Universelle, проводилась в Париже. Город готовился к важному событию в течение девятнадцати месяцев. Территория выставки занимала более семидесяти пяти гектаров, павильоны расположились на Марсовом поле и холме Шайо, известном нам сейчас как Трокадеро. Она стала витриной для произведений искусства и продукции сельского хозяйства, промышленности и садоводства, а публика впервые узнала, что электричество производит свет. За полгода выставку посетило около шестнадцати миллионов человек.

Центральный павильон, дворец Трокадеро, построили по проекту главного архитектора османовского периода Габриэля Давиу и инженера Жюля Бурде (1835–1915). При проектировании здания они черпали вдохновение из четырехугольной мавританской башни Хиральды в Севилье, Палаццо Веккьо во Флоренции и прежде всего из проекта барона Османа, датируемого 1864 годом, зала на 10 000 человек, Орфеона, который должен был быть реализован на площади Шато д’О. Получилась удивительная смесь ориентального, мавританского и византийского стилей. Фактически Трокадеро стал продолжением поиска нового стиля у архитекторов, начавшегося при бароне Османе. При желании придумать что-то свежее и новое зодчие соединяли элементы разных эпох и стран, пускай не всегда удачно. Хоть он и был временным, построенным только ради мероприятия, он стал свидетелем и участником еще двух Всемирных выставок 1889 и 1900 годов. Так и не полюбившись французам, критикуемый за архитектурный стиль и плохую акустику большого зала, он был разобран в 1935 году.

Дворец Трокадеро и его фонтан во время Всемирной выставки 1900 года, вид из сада

Про Эйфелеву башню написано и сказано так много, не хотелось бы повторяться. Построенная за два года Густавом Эйфелем (1832–1923) и его командой для Всемирной выставки в 1889 году, к столетию французской революции, и первоначально называемая «300-метровой башней», она стала символом французской столицы. С момента открытия для публики башню посетило более трехсот миллионов человек.

Конец 1860-х и 1870-е годы становятся периодом технического прогресса во всех сферах, а османовский Париж – центром технологий. В этот вдохновляющий период творит и автор башни. Густав Эйфель в возрасте 26 лет участвовал в строительстве железного моста длиной 500 метров через реку Гаронну в Бордо. Мост стал первым великим достижением, настоящим техническим подвигом, принесшим ему признание современников и прессы. После успеха он основывает компанию «G. Eiffel et Cie» в пригороде Парижа Левалуа-Перре в 1866 году. Вместе с ателье он сосредотачивается на строительстве виадуков, железнодорожных и дорожных мостов и металлических конструкций для зданий. В 1867 году к Всемирной выставке молодому предпринимателю Эйфелю поручено строительство помещения для кранов, ткацких станков, машинных инструментов, пилотных молотков, локомотивов, которую позже назовут галереей машин[73]73
  Ее не следует путать с Дворцом промышленности, построенным в 1855 году рядом с Елисейскими Полями, а также с одноименной галереей Всемирной выставки 1889 года, которая была организована в районе Парижа Гренель.


[Закрыть]. Его компания также работала над строительством павильонов для универсальной выставки 1878 года в Париже. В 1884 году он завершает строительство виадука Гараби в Кантале, что обеспечивает ему всемирную известность из-за невероятной арки 160 метров высотой 122 метра, побившей мировой рекорд. В 1880-е Эйфель трудится над внутренней конструкцией статуи Свободы вместе со скульптором Фредериком Бартольди (1834–1904). В 1886 году Франция подарит статую Соединенным Штатам. Кстати, эскизная статуя высотой 11 с половиной метров и сейчас украшает Париж, она расположена на мысе Лебединого озера, недалеко от Эйфелевой башни.

Из раза в раз страны, принимавшие всемирные выставки, старались удивить гостей новыми технологиями, эта тенденция сохраняется и по сей день. Во время выставки в Филадельфии 1876 года американские инженеры Кларк и Ривз разработали проект цилиндрической башни диаметром 9 метров, удерживаемой металлическими стойками, закрепленными на круглом основании диаметром 45 метров, общей высотой около 300 метров[74]74
  Chestnut Hill Local. Levinson, J., (2015). Is it time for a tower in Philadelphia?


[Закрыть]. Из-за отсутствия финансирования проект так не увидел свет, но он был описан во Франции в журнале Nature. Подхватив идею американских коллег, французский инженер Амеде Себилло и Жюль Бурде, участвовавший вместе с Давиу в строительстве дворца Трокадеро для Всемирной выставки 1878 года, разработали проект «башни-маяка» из гранита высотой 300 метров. Башня пережила несколько версий, но так и не была реализована. Из всех возможных вариантов проект американцев оказался наиболее осуществимым. Идея создать самую высокую башню в мире захватывает французов. Команда Эйфеля начинает работу в 1884 году. Сотрудник Морис Кохлин берется за исследование и предлагает концепции своему директору, однако тот не реагирует на эскизы с должным энтузиазмом. Коллега Кохлина Стефан Совестр предлагает свою модификацию: он добавляет тяжелые каменные ноги и укрепляет башню до первого этажа с помощью дуг, сокращает количество платформ с пяти до двух и добавляет платформу на самом верху, делая ее похожей на маяк. Новая версия проекта приводит Эйфеля в восторг. Настолько, что он патентует технологию на свое имя и имя Кохлина. Чуть позже он выкупит все права у сотрудника, чтобы закрепить за собой будущий шедевр инженерной мысли. Инженер чувствовал, что башня в будущем будет носить именно его имя, а не реального автора. В 1885 году проект был представлен Обществу гражданских инженеров, первоначальная общая смета составила 3 155 000 франков, включая расходы на фундамент, лифты и их двигатели. Годом позже проект выигрывает в конкурсе, обойдя идеи Жюля Бурде.

Изначально Эйфель закладывал на реализацию проекта 12 месяцев, в результате стройка затянулась на два года, и башня была завершена точно к открытию выставки. Инженер предвосхитил «префабрикацию», создание деталей заранее на заводе или в ателье и сборку на месте. То, что позже разовьют как отдельную концепцию архитекторы-модернисты в 1920–1930-е годы, в частности Ле Корбюзье, и то, что станет обыденностью для нас сегодня. Большинство работ велось в Левалуа-Перре, а собиралось уже на Марсовом поле.

Растущая башня вызвала бурную реакцию парижан, наблюдавших, как она стремительно возвышается на берегу Сены. Ее каркас из кованого железа, считавшийся символом расширяющегося разрыва между архитектурой и инженерией, был ненавистен большей части городского художественного сообщества. Одни называли башню «чудовищной и ненужной», другие сравнивали ее с «черной гигантской фабричной трубой». Среди ее недоброжелателей были архитектор Шарль Гарнье, автор Оперы, писатель Александр Дюма и Ги де Мопассан. Последний прославился тем, что часто обедал в башне в последующие годы, поскольку утверждал, что это было «единственное место в Париже, где мне не нужно ее видеть», хотя авторство этой цитаты так и не доказано.

Несмотря на ненависть жителей и финансовые проблемы, башню возвели в срок, без единого несчастного случая, а стоимость составила почти восемь миллионов франков. Густав видел свое творение в красном цвете и покрасил ее в «красный венецианский». К открытию Всемирной выставки 1889 года посетители увидели «Железную леди», перекрашенную в более темный и густой коричнево-красный. Символ Франции менял свой цвет семь раз. В 1892 году она стала коричнево-охристой, в 1900 году – желто-оранжевой с градиентом. В 1907 году ее вновь перекрасили в более темный желто-коричневый, такой ее обещают сделать к Олимпиаде в 2024 году. В середине XX века башня снова стала красно-коричневой, а с 1968 года мы с вами ее знаем в цвете «коричневый эйфелевый». На самом деле башню регулярно красят, иначе она ржавеет. Работы обычно ведут 25 маляров в течение 18 месяцев, и стоит покраска около четырех миллионов евро.

Мы легко представляем с вами, как выглядит Эйфелева башня. Ее образ и силуэт стали настолько растиражированными и заезженными, что люди больше не воспринимают ее как архитектурный объект. Между тем Эйфель со своей командой подошли к ней со всей серьезностью, в чем-то опередив стиль ар-нуво или модерн, который родится через шесть лет. Стефан Совестр, в частности, отвечал за многие элементы дизайна, призванные превратить то, что, по сути, было пилоном моста, в эстетически привлекательное сооружение. Эти дизайнерские жесты, в том числе арки у основания башни и выпуклое завершение на ее вершине, понравились не только публике на открытии, но и самому Эйфелю еще на чертежах. Если внимательно рассмотреть конструкции, можно увидеть элегантные морские раковины или гребешки, украшающие первые соединяющие арки, кронштейны с элементами коринфской капители[75]75
  Коринфский ордер – один из трех классических архитектурных ордеров Древней Греции и Рима вместе с ионическими и дорическими ордерами. Характерной особенностью коринфского ордера является необычная капитель, самая детализированная из всех ордерных систем, воспроизводящая мотив колокола, или корзины – с греческого калафа, украшенной стилизованными листьями аканта.


[Закрыть]. По периметру первого этажа Эйфель разместил 72 имени французских ученых, написанных золотыми заглавными буквами высотой 60 сантиметров, достаточно большими, чтобы их можно было прочитать с земли. Так инженер хотел увековечить деятелей науки в честь столетия со дня Революции. Все они были французами, жили и работали между 1789 и 1889 годами. Живым башню увидел только физик Ипполит Физо. Он умер в 1896 году.

Открытка периода Всемирной выставки, 1889 год

Эйфелева башня имела сенсационный международный успех. Ничего подобного никогда не видели ранее – она была вдвое выше монумента Вашингтона, ранее самого высокого здания в мире, а ее новый метод строительства только усиливал эффект. За 173 дня работы выставки более двух миллионов посетителей со всего мира заплатили за то, чтобы подняться наверх. Эйфель вернул потраченный бюджет в течение года, оправдав свой финансовый вклад и вложения инвесторов. Однако позже общественный интерес поугас: в 1890 году количество посетителей упало до одной пятой по сравнению с предыдущим годом. В 1909 году власти даже предложили снести сооружение. Но Эйфель придумал новую функцию для башни и тем самым спас от сноса: предложил использовать свое детище для изучения физики и метеорологии. В результате ее начали использовать в качестве радио– (а позже и телевизионной) вышки. Эйфелева башня удерживала звание самого высокого здания в мире в течение сорока лет, позже уступив эту честь нью-йоркскому Крайслер-билдингу.