Текст книги "Женщина-смерть – 2. Книга вторая. ХХХ 33+"

15

Ввиду социального характера сексуальности, можно выделить несколько её культурных типов, отличающихся характером допустимых проявлений половых чувств:

Аполлоновский тип, характерный для античного общества, а в современный период – для Японии и для коренных жителей некоторых островов Тихого океана. В этом культурном типе сексуальность рассматривается наравне с другими потребностями человека (в еде, сне и т. д.), отсутствует развитая система связанных с половыми отношениями табу и ограничений. Отдельные составные части этой культуры прослеживаются также в современных движениях натуризма, а также некоторых религиозных сектах (адамиты).

Либеральный тип, характеризующийся терпимостью в отношении широкого разнообразия проявлений сексуальности, отсутствием принуждения к определённым нормативным формам сексуального поведения. В то же время, этот тип культуры не рассматривает сексуальность строго как естественную, биологическую составляющую жизни человека, сексуальность в нём является одной из важных составляющих социальных взаимоотношений.

«Культуры бедности», формирующиеся в пролетарской и крестьянской среде, как в развитых, так и вразвивающихся странах с заметным влиянием патриархальных традиций. Для этой культуры характерен малый уровень осведомлённости отдельных субъектов о вопросах сексуальности, отсутствие организованной системы сексуального воспитания, в том числе в семье, представления о главенствующей роли мужчины и подчинённой роли женщины, допустимости насилия в половой и семейной жизни.

Культуры любовников, характеризующиеся распространённостью «двойных» моральных стандартов, осуждающих открытые проявления сексуальности, но допускающих «за закрытыми дверями» отдельные проявления сексуальной свободы, в том числе супружескую измену (для одного или обоих партнёров).

Оргиастические культуры, абсолютизирующие цель достижения удовольствия как результата сексуальных отношений, и допускающие для этого все формы сексуальной активности, в том числе гомосексуальные отношения, групповые формы сексуальной активности, сексуальные девиации и т. д. Элементы оргиастической культуры были характерны для Древнего Рима, коммунистических сект первых веков христианства, придворной, аристократической и богемной среды Нового времени, движения либертинов, коммун хиппи, а сейчас они встречаются в некоторых городских субкультурах.

Мистические культуры, в которых сексуальное поведение является формой реализации религиозных и философских предписаний (даосские сексуальные практики, тантрический секс).

Репрессивные культуры, стремящиеся к практически полному подавлению сексуальности, что выражается в крайне строгих запретах на внебрачные и добрачные связи, отсутствии системы сексуального воспитания, ограничении роли сексуальных отношений в браке продолжением рода. Указывается, что такие культуры подавляют развитие связанных с сексуальностью личностных черт, в том числе романтической любви.

Пуританская культура, являющаяся крайним выражением религиозной установки христианства на отказ от земных удовольствий, в том числе сексуальных. Для пуританской культуры характерны цензурные запреты, касающиеся всех хотя бы косвенно связанных с сексуальностью тем литературы и искусства, и даже медицины, распространение ложных представлений о вреде сексуальных отношений (например, о том, что мастурбация вызывает импотенцию, слепоту, оволосение ладоней), жестокие (вплоть до членовредительства) методы пресечения сексуальных переживаний у подростков, установление уголовной ответственности за отдельные разновидности сексуальных практик. Пуританская культура появилась в XVII веке в Англии; расцвет её связывается с правлением королевы Виктории в XIX веке («викторианство»), позже она распространилась в Европе и США. Позиции пуританской культуры в западной цивилизации были очень ослаблены сексуальными революциями в XX веке, однако в отдельных странах её влияние продолжает оставаться достаточно высоким.

Модели взаимодействия сексуальности и романтической любви

Збигнев Лев-Старович выделяет пять основных моделей взаимодействия сексуальности и романтической любви, существующих в мировых культурах:

Платоническая модель. В этой модели любовь десексуализируется, считается, что идеальная любовь характеризуется лишь чувственными, но не телесными проявлениями. Такая модель существует в христианстве и некоторых направлениях буддизма.

Чувственная модель. Любовь и сексуальное желание в такой модели отождествляются, секс является основным проявлением любви (даосизм, тантризм, некоторые современные культуры западной цивилизации).

Интегральная или психофизическая модель. Любовь и секс рассматриваются в неразрывном единстве: одно не может существовать без другого. Это понимание может быть свойственно как примитивным, так и высокоразвитым культурам, в том числе некоторым современным ветвям христианства и ислама.

Модель противопоставления любви и секса. Секс и любовь рассматриваются как самостоятельные формы отношений партнёров: может существовать как любовь без секса, так и секс без любви. Такое понимание характерно для оргиастических культур и для урбанистических субкультур западной цивилизации.

Модель секса без любви. Единственным объединяющим партнёров фактором в такой модели становится секс, романтические проявления считаются нежелательными и подавляются.

ВИКИПЕДИЯ

В нагрудном кармане генерала пищит рация, он её достаёт, некоторое время слушает, всё больше краснея лицом. Наконец его гнев прорывается:

– Да вы что, сегодня все с ума посходили, что ли?! Какой покойник? Куда шёл? Вы врача подтянули? Ах, он и сказал?! Передайте ему, чтоб не налегал на спирт в служебное время! Или на то, что он там покуривает! Дьявол!.. – выключает рацию, но она опять пищит. – С кем он связался? С местными? Нашёл, тоже, авторитетов!.. Кто идёт? В каком звании? Ах, майор?.. Ну ладно, пусть. Погляжу хоть на него!.. – прячет рацию в карман. – Дурдом! – достаёт другую. – Барышня, соедините меня срочно с местным попом!.. Ну, пусть священнослужитель!.. Деятель культа!.. Какая разница?! Мне нужен местный поп со святой водой! Давайте!.. Как называть? Батюшка? Святой отец? Как его зовут? Отец Фесалий? Ну и имена у них, чёрт побери!.. Здравия желаю, Фесалий! Вас беспокоит генерал Казанцев! Давайте-ка быстро собирайтесь и дуйте сюда! С крестом святой водой и ладаном! Со всеми нужными атрибутами! С чем вы там с нечистой силой боретесь! Время? Время нормальное! Как вы думаете, что может делать генерал Госбезопасности на крыше в такое время?! Это вы там не в себе, чёрт возьми!! Какая ваша прямая обязанность?! Бороться с нечистой силой! Так что давайте сюда! И быстро! А не то пришлю взвод автоматчиков, вы там сами будете не в себе! Всё поперевернут в доме, попереломают и вас в пижаме сюда, на крышу приволокут! Что?? Пришлёшь вместо себя?! – генерал вскакивает, бледнеет. – Ты что, сукин сын, думаешь, я с тобой шутки тут шучу?! Давай быстро собирай монатки и дуй сюда! Я те покажу и хвори и недомогания, и все прочие менструации!! Чтоб тут был через пять минут! Всё! – проведя свободной ладонью по лицу, опускается на свой стульчик и набирает другой номер. – Значит так! Возьмите кого-то из местных и найдите дом попа. И срочно его сюда! Не местного, а попа! Со всей его трихомудией! Срочно! Уже полчаса назад поп должен был быть тут!

Рядом с генералом оказывается Зинаида.

– Артём Митрофанович, вам доложили о зомби? О гуляющем покойнике?

– Я с прессой и телевиденьем не общаюсь.

Она тотчас отворачивается от него и обращается в камеру:

– Уважаемые телезрители, в нашей стране производятся фальсификаты не только лекарств, напитков и продуктов, но и шпионских сетей! Перед вами создатель такой подделки – генерал Госбезопасности Казанцев…

Генерал хватает её за руку, разворачивает к себе:

– Это, правда, не прямой эфир?

– Не прямой.

– И мы сможем его подредактировать?

– Разумеется! – улыбается. – Но для этого с нами надо дружить!

Некоторое время он пристально смотрит журналистке в глаза.

– Хорошо. Из здания Администрации вышел мой подчинённый. С бессмысленным выражением лица. Военный медик констатировал смерть. А он, как мне доложили, двигался. Это вы хотели услышать? Я уже даже и не удивляюсь! Ведь тот алкаш по вашим утверждениям тоже слегка мёртв! – кивок в сторону осевшего Рэмбо.

– Мы все слегка мертвы, товарищ генерал. Кто больше, кто меньше… Или слегка живы.

– Сюда направляется начальник местного Уголовного розыска майор Розанов.

– Зачем?

– Оказывается, у него это не первый случай… – опять пристально вглядывается в лицо женщины. – Вот! А я всё думаю, где мог вас видеть раньше?!

– Вы смотрите наш канал в Москве?

– У меня другие каналы. Ты была шлюхой на Северной!

– А ты подглядывал, козёл старый! Учти, у меня есть материал на тебя! – фыркнув рассерженной кошкой, отходит.

Из люка спортивно выпрыгивает чернявый здоровяк-сержант, хохол, забиравший Каратиста на улице Мира. Он с пистолетом, поводя оружием из стороны в сторону, оглядывает общество у костра, что-то говорит в проём двери. Оттуда с трудом выбирается майор Розанов, на этот раз в форме. Он тоже осматривает компанию и направляется к генералу. Берёт под козырёк:

– Товарищ генерал, разрешите?..

– Разрешаю.

– Разрешите обратиться к присутствующим?

– Валяй, майор!

Майор оборачивается к костру.

– Граждане бомжи с улицы Северная! Со многими из вас я уже говорил по отдельности. Вы знаете, что кто-то из вас распространяет какую-то гадость, от которой гибнут молодые, крепкие парни… Не знаю, курить её надо, нюхать или пить, но люди умирают! Раньше шагающие покойники выходили из Огрызково, теперь, едва вы обосновались тут, они пошли отсюда! Вас тут, обитателей казармы номер восемь, по пальцам можно пересчитать! И я задержу вас всех до выяснения!

Все притихли, как прибитые. Но вскочил Марсон и заорал прокуренным голосом:

– Начальник! Дай хоть пожрать от пуза! У вас там хрена накормят так! Не боись, никто никуда тут не слиняет! – и, не дожидаясь позволения. – Братва! Налетай, пока не замели!

Начальник Угро усмехается:

– Ладно уж, подкрепитесь… А потом всё равно!..

– А ты попробуй! – громкий властный голос из темноты. – У меня тут генерал на привязи, а ты кто есть? – ближе к костру подходит Марьяна в облике старухи.

– Ах ты, ведьма старая!.. Ну, конечно! Кто же мог ещё! Только ты у нас в порошках и микстурах спец! И как я сразу не допёр!.. Сержант Дробинко! Надень на неё наручники!

– Отставить! – командный тон генерала. – Никто никуда отсюда не денется! Как ты-то, майор, сюда просочился? У меня там, внизу оцепление стоит!

– Так я это, товарищ генерал… У меня ж два трупа!.. Ходячих… И тут этот… Эта…

– У тебя тоже покойники гуляют? Интересный у вас тут краковяк вытанцовывается! Давайте, господа бомжи, поешьте, погуляйте напоследок! Потом уж, внизу, сортировать будем!..

Марьяна проковыляла к палатке и нырнула вовнутрь. Буквально через минуту оттуда выпархивает тонкая, похожая на подростка девчушка в спортивном костюме и со стриженной головой. Она жестом подзывает Капу и Зреца с Каратистом, Стёпа подходит сам. Чуть позже подтягиваются и Котяра с Гошей. Мужчины подвигают стол поближе к костру, дамы расставляют вынутую из мешков металлическую посуду и наполняют её продуктами и напитками. Юная Марьяна громко хлопает в ладоши несколько раз, пока не умолкают разговоры.

– Послушаем Капитолину! – только лишь и произносит она.

Капа вздыхает.

– Всем, кто не участник ритуала, сидеть тихо, не дёргаться! – негромко говорит она. – В туалет потихоньку сходить можно. Но вернуться на место. Без суеты.

Широкоскулая девушка бросает что-то в костёр, от чего тот сначала сильно дымит, а затем ярко вспыхивает, рассыпая искры.

– Мир этому огню! – монотонно бубнит она, – Мир этому холму! Мир людям, что здесь собрались! – льёт в пламя из широкой чарки и начинает декламировать. —

– О Небо, прародитель и Земли,

Нам, слепленным, Творец вдохнул и Неба,

Частицу вечности, и к Небу наш молебен,

Принять наш скромный дар благоволи!

Так мало в нас Небесного, что мы

О вечности порою забываем

В завесе вихрей преобразований

И вспоминаем на пороге тьмы.

Нам заглушает музыку Небес,

Хрустальных звёзд манящих перезвоны

Смешливый чёрт, громкоголосый бес

И развлечений всех аттракционы.

Нет, никогда, о Небо, никогда

Мы, черви, от тебя не отрекались!

Хоть в нас порой и заводилась гадость,

Всегда была постыла суета.

Всей грязи прирождённой вопреки

Сквозила в нас Небес высоких вечность.

Вот так на дне струящейся реки

Бьют родники, питая бесконечность.

Нам без тебя, о Небо, путь во тьму,

К животному, постыдному началу,

Где всё – инстинкт и разума молчанье,

И свет Небес не виден никому.

Река болотом станет, измельчав,

И мы идём к началу всех начал.

Частица Неба в каждом из людей!

И путь наш к Небесам из этих тел!

Она снова бросает и льёт в огонь, от чего тот пылает как электросварка, и обращается уже к людям.

– Давайте наполним нашу посуду и пожертвуем по глотку в пламя!

Все, включая генерала и майора с подчинёнными, выполняют всё в точности, – подливают в стаканчики и отплескивают в костёр. В небе над крышей здания Администрации неожиданно сверкает молния. И становится заметно, что ясное и звёздное до того небо уже затянуто низкими тучами.

А из люка, пригибаясь под ветром, выбираются округлые, как колобки, фигуры в длинных одеждах. Их сопровождают высокие, статные военные в комуфляже и с оружием. При приближении становится ясно, что это священник с похожей на него полнотой и испугом на одутловатом лице женщиной. Женщина держит перед собой небольшую икону, а поп – саквояж, который тут же начинает распаковывать, доставая предметы культа: Библию, большой крест, паникадило, сосуд с водой и т. д.

Люди ахают, со страхом поглядывая на Мари и небо, кто-то крестится, бормочет молитвы. Ведьма, становясь как будто даже выше ростом, берёт Каратиста за руку и ведёт его в палатку, при этом восклицает:

– Тебе, избранному саня, надлежит исполнить свой долг! – слова её подтверждает оглушительный треск грома.

И, едва они скрываются в палатке, прорываются порывы свежего ветра, раскачивая высокое пламя костра то в одну сторону, то в другую…

Внутри, кроме надувного матраца и тарелочек с едой, ничего нет. Каратист пожимает печами:

– Доить будешь?

Юная Марьяна торжественна:

– Другим местом. С нами Небо и Земля! Садись!

Каратист приземляется на матрац, ведьма подаёт ему бутылку:

– Хлебни для начала!

Он делает глоток и кривится:

– Дерьмовое вино у тебя!

– Это вино сделано по старинному рецепту. Специально для сегодняшнего события! – и сама делает глоток.

Поставив бутылку, берёт с блюдца кусочек и подносит Саше. Тот с готовностью раскрывает рот, она и сама жуёт с очень серьёзным видом. Каратист ещё тянется за бутылкой. Марьяна расстёгивает олимпийку, под которой ничего нет. И трусики под брюки они тоже не одела – готовилась. Саша следит за ней, попивая дрянное вино.

– Мари, скажи, мы ведь не люди с тобой?

– Люди. И Зрец, и Капа, и Рембо – тоже люди. Немного другие, но люди… – кормит его из другой тарелочки. – Надо закусить из всех четырёх!

– Это как ты нас с Валентиной кормила?

– Да. – Пьёт вино и сама. И закусывает. – Ты хотел бы, чтоб и Валя стала бессмертной?

– Даже и не знаю. Слишком она проста для этого – не поймёт.

– Если перестанешь спать с ней. она начнёт быстро стареть.

– Ей к лицу всё человеческое.

Они сделали ещё по глотку. Марьяна наклоняется к ширинке Каратиста и возится с ней:

– Приспусти штаны, а?

Он послушно исполняет. Его член уже готов.

– Мне опять сдерживаться?

– Чуть-чуть… Пока я… – ласкает его пальцами.

– А ведь мы с тобой ни разу!.. Ты всегда сразу в рот тянула!..

– Так надо было, милый! – легко толкнув его в грудь, укладывает на матрац и неторопливо усаживается на орудие.

Сначала медленно, ускоряясь понемногу, скачет на нём. И их галоп продолжается совсем не долго. Она стонет. закатывая глаза, он рычит. как раненый зверь. Марьяна обессиленно ложится ему на грудь и счастливо шепчет:

– Всё! Теперь и я саня! Больше не надо никого убивать…

Палатки мнутся и трясутся, их вот-вот снесёт. Взгляды всех широко раскрытых глаз направлены вверх, люди ждут дождя. Священник с сопровождающей молятся, стоя на коленях.

Снова вспышка молнии и последующий за ней раскат грома. И всё смолкает. Ни малейшего движения воздуха, дуновения ветерка… Только потрескиванье костра. Из палатки выходят Каратист с Марьяной. Последняя в приподнятом настроении, монголоидные глаза её сверкают, полуулыбка не сходит с губ. Санёк возвращается к Валентине. Ведьма бодро подходит к столу, наливает чашу и ликующе произносит:

– Благодарение Небу! Благодарение Земле! Благодарение всем, саня! И всем живущим! Наполним стаканы! Отдадим благодарственную жертву! – отплескивает в огонь и выпивает.

Все следуют её примеру, а она продолжает:

– Земля, опора наша, из тебя

Из чрева твоего цветут растенья,

Леса, луга, сады, и мы с рожденья

Ползём, травинку каждую любя!

Овраги и холмы, и крутизну

Отвесных скал, и гор твоих величье,

Степей, пустынь, саванн, болот различье,

Зимы снега и осень, и весну,

И летний зной, и утренник зимой,

Где в синеве снегирь рябину щиплет,

И по весне подснежник беззащитный,

Не перед стужей, перед волей злой!..

Прости нас, мать Земля, за ум пустой,

За неразумность и непониманье,

За шрамы войн и жадности камланье:

Карьеров, шахт и всех машин поток!

За путы всех, стянувших плоть, дорог,

За вырубки и ядохимикаты,

Безумье мегаполисов – гигантов!..

Мы знаем, приговор нам очень строг!

Но нам с тобой один отмерен срок.

Не знаю, как, но мы спасёмся как-то

С тобою вместе, будет нам урок.

Теперь же подношение прими

С прощением за нашу неразумность!

Перед собой лишь, глупыми, красуясь,

Мы всё ж неотделимы от Земли!

Она снова льёт вино в костёр, и снова все, уже механически, следуют её примеру.

Увлажнённым, радостным взглядом Марьяна обводит аудиторию вокруг огня.

– Кто-то у нас тут так проникновенно призывал к обжорству напоследок!.. – отыскивает глазами Марсона. – Поди-ка сюда, мил человек! Марс, кажется? Верно я запомнила?

Тот встаёт, ухмыляясь беззубым ртом:

– Всё верно! – и пробирается почти по самым углям на краю кострища к ней.

Она тем временем открывает ноутбук на столе, отыскивает нужное в нём.

– Ты у нас парень отчаянный, Марс! Надеюсь, у тебя хватит упёртости читать текст, что бы тут ни происходило? Очень на тебя надеюсь!

– Да уж постараюсь!.. – он чешет бороду. – А можно мне будет просохшее горло смочить?..

– Разумеется, уважаемый! Возьми сам бутылку и закусь к себе поближе! С этой штуковиной можешь обращаться? – подаёт ему открытый ноутбук.

– Да уж показывали добрые люди! – принимает комп и возвращается на место.

А Марьяна берёт за руку побледневшего вдруг Котяру, который даже и не сразу поднялся (что, впрочем, ему абсолютно не свойственно!), и ведёт тоже в палатку. Марсон начинает громко читать:

– Имитация старого чёрно-белого с бурым оттенком, с полосами царапин на плёнке, кино. В открытом фургоне грузовика, битком набитом детьми и взрослыми в одежде середины шестидесятых, эпохи молодого Брежнева. Крупным планом лицо стриженного наголо мальчонки и его суровой, похожей на Фаину Раневскую, мамы. Все одеты не затрапезно, по парадному. Машину болтает на кочках, люди раскачиваются на лавках.

Наконец приезжают. По навесной, сваренной из арматурных прутьев, лестнице люди спускаются из кузова. Они у двухэтажной школы, где уже толпится небольшая толпа. Первый звонок. Дети в сопровождении взрослых строятся в шеренгу на усыпанной песком площадке. Камера останавливается на одутловатом, лоснящемся лице плохо бритого мужчины и его вихрастом, белобрысом отпрыске. И опять на стриженом мальчонке с суровой мамой. Перед ними выступает полная обрюзгшая учительница. Детей, как под конвоем, ведут в здание школы.

В классе, усадив теперь уже первоклашек за парты, родители со слезами и улыбками целуют своих чад, прощаясь. Только мама, похожая на Раневскую, не целует, просто гладит по неровно стриженой голове, шепчет на ухо: «Терпи, сынок! Мы с тобой терпеливые!»

В следующей сцене уже рассупоненные мальчишки с портфелями в руках после занятий в школьном коридоре. Все что-то галдят. Головастый сын «Раневской» оказывается самым маленьким в этой своре. Вихрастый и белобрысый на голову выше его. Он победоносно ржёт, тыча пальцем в меньшего: «У него мать тюремщица! А отца вообще нет!» Все смеются. Малыш размахивается своим непомерно большим портфелем и бьёт им в лицо обидчика. Тот падает и колотится в конвульсиях, «Убил!.. Убил!..» – кричат все вокруг. Мальчонка пробивается сквозь толпу к выходу, выскакивает из школы и, сломя голову, мчится по улице… — он читает историю жизни вора в законе Лёхи Тихорецкого.

Ветер, словно бы утихший, какими-то по началу слабенькими дуновеньями налетает с разных сторон, но становится всё сильней и порывистей. Опять сверкает молния и гремит гром. Брызжет слабенький дождик. Но люди сидят, как приклеенные, молча, пьют свои напитки, закусывают и со страхом поглядывают на чёрные клубящиеся, как дым, низкие тучи. Слушают повесть о деяниях уголовного авторитета сквозь шум ветра и раскаты грома. Ветер начинает крутить и неожиданно стихает. Но стихает он только на крыше. Ивы на берегу и верхушки деревьев сквера с другой стороны отчаянно гнутся и трещат под чудовищно мощным смерчем. И в зените появляется круглая дыра в тучах. В ней мерцает даже немного звёзд! Марсон продолжает чтение:

– Алкоголь уже почти не брал, и усталость тяжёлой ночи не отпускала. Но я пересилил себя, прихватил со столика початую бутылку и направился к выходу. Дежурный боец в коридоре тренировался в метании дротиков дартс. Мишень висела поверх старинной картины. Это был очень серьёзный сорокалетний карманник Хворь, тонкий и гибкий, как пружина.

– Ты машину водишь, Хворь?

– Вожу.

– Пошли. А то Снайпер куда-то подевался. Может, напился…

– Скорей обкурился. Он больше на траву…

Он подогнал тачку к подъезду, мы с Инкой сели на заднее сиденье. Пока ожидали, я посоветовал ей не очень распространяться о своих сексуальных пристрастиях, а то и с Хворём придётся решать. Поэтому в салоне она сразу отвернулась к окошку, плюнув через губу:

– Всё время прямо.

А тут и была всего одна дорога к трассе. Восемь километров по сосновому бору. Насквозь пронизанному утренним, ещё медовым, солнцем.

– Мы долго кататься-то будем? – не оборачиваясь, прогундосил Хворь. – А то я ещё и не хапанул… – подразумевалось чифиря.

Я тронул его за плечо и подал коньяк.

– О, благодарствую!.. – он даже и приложиться не успел. – Смотри, смотри! Никак Снайпер!.. Обкуренный в дымину!

Впереди показалась раскачивающаяся долговязая фигура, шагающая к трассе. В цветной рубахе навыпуск, в синих джинсах и босиком. Мы остановились и вышли из машины. Хворь глотнул из горлышка и догнал никак не среагировавшего на нас Снайпера.

– Не трогай!.. – вскрикнула запоздало докторша.

Хворь уже хлопнул бедолагу по плечу, и тот грохнулся на дорогу. Продолжая, однако же, двигать ногами и руками, как при ходьбе. Карманник склонился над ним, стараясь растормошить, и позвал:

– Эй, лепила, твоя шабашка! Давай, приведи его в себя!

– Ему уже не поможешь… – со вздохом ответила Инка. – Выпей за упокой!

– Но он же!..

– Бывает, и покойники ходят

Я значительно посмотрел ей в глаза и всё понял. Отобрал у Хворя пузырь, выпил и отдал назад:

– Земля ему пухом!..

Смерч, кружащий вокруг здания Администрации, вдруг стихает. Из палатки выходит очень усталая, с тёмными кругами у глаз, Марьяна. В образе юной девушки. За ней – преображённый, словно бы внутри головы его зажгли свечу, и она просвечивает сквозь кожу лица, Котяра. Все смотрят на них со страхом. Марсон закрывает ноутбук и прямо из горлышка допивает водку.

Ведьма, приняв от него ноутбук, вынимает флэшку и демонстрирует её всем:

– Здесь записаны деяния человека, которого уже нет. Который целиком и полностью преобразился. И повесть о его жизни мы сегодня хороним под землёй пяти бологовских холмов! – вместе с помощниками-мужчинами она готовит цементный раствор, часть его накладывает в пакет, туда же опускает флэщку и сыплет землю. – Покойся с миром, герой смутных времён! Какой будет эта новорожденная сущность, мы пока не знаем. Но приветствуем её в этом мире, в этой новой жизни! – она наполняет стакан и подаёт его слегка преображённому Котяре, наливает и себе. – Ну, будь здоров! Ты сам того хотел! – выпивает. Священник со своей помощницей окуривают их, Марьяну с Котярой, ладаном и опрыскивают святой водой.

Ведьма жестом зовёт Капу, но та не подходит, просто говорит:

– Всех отпускаю…

Многие вздыхают, но никто никак не проявляет избавления от чар. Вернее, проявляют не сразу: вот встали офицеры генерала, а сам генерал закурил; закурил и, оторвавшись от камеры, оператор Гурам с ведущей Зинаидой, и ещё кое-кто вокруг догорающего костра. Приходит в себя и сержант Дробинко, подчинённый начальника Угро, с воплем:

– А где ж старая заховалася?! – и бежит заглядывать в палатки с пистолетом в руке.

Команда автоматчиков отсортировывает огрызовских бомжей от чиновников, иностранных граждан и случайного люда. Их сажают в сине-жёлтый «воронок». Каратист подаёт руку Валентине, но та отвергает его помощь с надутыми губами. Он со вздохом пожимает плечами и обращается к конвоирам:

– Эта женщина не наша! Не из Огрызково! Мы её вообще не знаем!

– Документы есть? – останавливают её.

– Нет…

– Тогда со всеми!

Василий Васильевич и Пётр Инокеньтьевич, чиновники очень большого масштаба для нашей захудалой провинции, присели на диванчике в углу кабинета последнего. Лица обоих заметно осунулись, глаза покраснели.

– Ну и ночка!.. – кряхтит П.И., тянется к бару, достаёт бутылку коньяка. – Ты как хочешь, Василь Василич, а я выпью!..

– Наливай уж и мне! Такое не часто увидишь…

– Господи Иисусе! Сперва она тех оживила, потом сама на сто лет помолодела!.. А уж на крыше!.. – он достал бокалы, плеснул в них по половинке. – Я так и не понял, что там произошло!

В.В. сразу выпил, скривившись, показал на бар:

– Там у тебя конфеты какие-то…

П.И. открыл коробку, поставил на столик. В.В. закинул конфету в рот и продолжил:

– А что было? Ритуал какой-то языческий! Да в непогоду.

– Ну да, только ни до, ни после того ритуала на небе ни тучки не наблюдалось! И ветра не было! Колдовала зараза!.. – тоже выпил и сразу налил по второй.

В.В. задумчиво сощурился:

– А не думал ты, Петя, какое было бы чудесное приобретение для нас с тобой эта ведьма?

– Это уж точно! Но там была ещё другая! Та, что внушала нам! Между прочим, сильно внушала! Очень сильно! Сказала: Замрите! Все и замерли, как убитые! Отомрите! И все ожили! Такую бы подчинённую!..

– А ведь они у тебя тут жили! А ты ни ухом, ни рылом!

Генерал Казанцев с ординарцем входят в уже знакомый нам кабинет начальника Угро. Василий Семёнович в этот момент перебирает бумаги на столе. Взглянув поверх очков, он вскакивает.

– Простите, товарищ генерал!..

– Это вы меня простите, майор! Визит исключительно личный, я должен был бы предупредить…

– Ну, что вы! Ерунда какая! Входите, располагайтесь! Может быть чайку? Или кофе?

– Спасибо, если вас не затруднит… Чашку чая я бы выпил.

– У меня пакетики!

– Сойдёт! – указывает ординарцу на чайник быстрого вскипания. – Олег, не в службу, а в дружбу!..

– Конечно, Артём Митрофанович! – офицер наливает воды из кувшина очистки и включает чайник.

Казанцев разводит руками с улыбкой.

– Ну что вы, право?! Вы в своём кабинете! А стоите навытяжку!..

– Простите!.. – Розанов падает в кресло, вытирает пот со лба. – И всё ж, позволю себе сомневаться, что моя скромная персона могла вызвать ваш личный интерес…

– Правильно сомневаетесь! Скажите, где сейчас находятся так называемые террористы?

– Вы имеете в виду бомжей с улицы Северная? Они в предварительном заключении…

– И что же им инкриминируется?

– Ну, как что! Захват здания Администрации, захват заложников…

Вскипает вода в чайнике. Розанов вскакивает, достаёт из шкафчика картонку с пакетиками и коробку конфет, оправдываясь:

– Простите уж, сахару не держу!.. Тут и кружки.

Ординарец заваривает чай. Генерал морщит лоб.

– Ничего, нормально. Вот вы говорите – захват, захват… А с какой целью, как вы думаете?

– Да я думаю, пьяная выходка! Из хулиганских побуждений!

На столе хозяина кабинета тренькает селектор, тот нажимает клавишу:

– Слушаю!

– Товарищ майор, тут такое дело… Сердитая дамочка к вам рвётся! Казанцева Елена Владимировна. Говорит, она жена генерала. Впустить, что ли?

Розанов вопросительно смотрит на Артёма Митрофановича. Тот делает кислую мину, вздыхает.

– Она потребует освободить Нерозникова. А вы ведь зачинщицу так и не нашли! И никакого оружия, кроме того пистолета сынка главы Администрации, так ведь?

– Увы! Но на флэщках с камер наблюдения хорошо видно, что они были вооружены!..

– Я уж не знаю, что и думать…

В небольшом скромном кабинете за столом генерал Казанцев в штатском. В штатском же и конвоиры, что вводят Анук Рутберг. Генерал из кофейного агрегата наливает чашку кофе, оборачивается к задержанной:

– Не желаете?

– Спасибо, я наслышана о методах КГБ. Вы лучше объясните израильской туристке, на каком основании её задержали!

Артём Митрофанович улыбается.

– Ну, во-первых, КГБ давно не существует. А во вторых… Разве вы не принимали участия в захвате здания Администрации города?

– Во-первых, вы просто поменяли кожу. Как змеи по весне. А во-вторых, вы тоже принимали участие в том захвате! И на тех же ролях!

– А что вы делали в городе Бологое прекрасной майской порой?

– А что делают все туристы? К тому же тут нет никаких секретных объектов, и мне официально разрешено посещение местных достопримечательностей!.. Посмотрите мой путевой лист!

Генерал вздыхает:

– Вы разрешите мне закурить?

– А разве у вас в стране не запрещено курить на рабочем месте? – она без спросу присаживается.

Он вздыхает.

– С какой целью вы пошли в тот злосчастный барак к бомжам? Рядом с ним обнаружена ваша машина.

– Бродяги такая же достопримечательность, как и Мшенский источник, и камни в Подлипье!

– Однако их нет в вашем путевом листе… Как нет и у китайцев, и у русской американки. Странно всё это, согласитесь?

– Ну, почему же! В Париже я фотографировала клошаров! А в Индии вообще пол страны нищих! Тем более, вы сами видели те таинственные ритуалы! Это увлекательно для любого туриста!

– И вы заранее знали о них?

– Догадывались.

Генерал встал и отвернулся к окну.

– Все вы говорите одно и то же. А ехали вы к Нерозникову. Вы ведь тоже биолог? А по нашим данным там, в бараке номер восемь по улице Северной, проводятся запрещённые опыты над людьми.