Текст книги "Женщина-смерть – 2. Книга вторая. ХХХ 33+"

Валентина Ивановна вошла в тесно заставленную коморку, где у стен стояли стеллажи с банками, горшочками и мешочками, посередине – круглый стол и в углу вместо медицинской кушетки небольшой диван. За ней протиснулась и Марьяна в образе старухи.

– Ну и что привело тебя на этот раз? – безголосо прошамкала ведьма. – Чего сам-то Каратист не явился?

– Он не знает… – совсем тихо прошелестела Валентина, опустив глаза. – Понимаете, он чудит!.. Как-то у нас не складывается…

– Что не складывается? Пьёт, что ль? Так все мы пьём, бомжи чай!

– Откуда у него деньги? Где он работает? Приходит и уходит когда захочет! Хоть среди ночи!..

Старуха хрипло рассмеялась.

– Думаешь, крадёт? Нет, не крадёт. А что он добывает для тебя, так это и деньгами назвать нельзя!

– Всё равно я его не понимаю! – женщина всхлипнула. – Вы ведь умеете колдовать! Я всё помню, что было в Администрации! Наворожили бы, чтоб он как-нибудь покладистей был! Чтоб я хоть поняла его!..

– Так он и сам-то себя не понимает! – ведьма поставила на стол стопки, откуда-то достала бутылку. – Присаживайся, давай тяпнем по маленькой, и я расскажу тебе одну сказочную историю… Которая тебя ещё больше запутает. Или что-то разъяснит… – она выдвинула ещё один табурет и опустилась на него, наполнила стопки и своё сразу выпила. – Значит так, гостила одна маленькая девочка Зоя у бабушки Нюры. Где-то на юге России. У бабушки был неженатый сын – дядя Женя, тот ещё забулдыга!

Девочка в ситцевом платьице и босоножках скачет в одиночестве по нарисованным мелом на тротуаре «классикам». Это район частных одноэтажных застроек середины семидесятых на юге России. Взрослые соседи заняты в огородах уборкой урожая. По улице, прямо посередине дороги, идёт худой и плешивый мужичок с авоськой. Сквозь сетку видно нечто круглое, завёрнутое в газету. «Арбуз…» – шепчет девочка с расширенными от радости глазами. А мужичок настолько пьян, что не видит никого и ничего вокруг, движется «на автопилоте». Распахнув калитку и не удосужившись закрыть её за собой, он проходит во двор. Девочка Зоя шмыгает за ним, аккуратно прикрывая калитку. Она прячется за сараюшкой-курятником и ждёт. Ведь дяде Жене надо дать время угомониться. Но вот на крыльцо выходит крепкая, плотная старуха с почти чёрным от загара лицом. Она внимательно осматривается, обращая внимание на работающих за оградой соседей с той и другой стороны. В руке у неё та самая авоська с круглым предметом. Затем баба Нюра уверенно направляется к курятнику, из-за двери достаёт лопату и заходит за сарай. Зоя уже спряталась в густых кустах малины, присела, упёршись подбородком в коленки. Бабушка же, положив предмет в авоське на траву, начинает рыть яму. На крыльцо выходит и пьяный в стельку дядя Женя, он кричит: «Мам, а мам!.. Ты где?» Баба Нюра ускоряет процесс рытья, не обращая на крик ни малейшего внимания. Он начинает ходить по двору и, наконец, замечает занятую мать: « Чего молчишь-то?! Зову тя, зову, а ты!..» Приближается и машинально пытается взять с травы принесённое им. Но баба Нюра тоже хватает авоську. Они, молча, борются, дёргая её из стороны в сторону. Во время этой суеты газета разворачивается, становится заметно, что это вовсе не арбуз, как думала Зоя, а человеческая голова. Мужская. Дядя Женя в пьяном изумлении роняет голову. И она с треском спелого арбуза разваливается. Внутри неё, в красной слизи, что-то шевелится. Показываются маленькие ручки, головка… Это младенец. И он начинает плакать. Дядя Женя и баба Нюра с ужасом смотрят на него. С не меньшим страхом смотрит и Зоя. В бабе Нюре что-то меняется, и она кричит с яростью сыну: «Быстро беги, принеси чистую простыню!!»

Вот так и появился на свет твой благоверный. Двадцать первого августа. – Марьяна опять наполняет стопки. – Так и рождаются саня-мужчины. – выпивает.

– Выходит, вы обманули Котяру, обещая ему бессмертие?

– Нет. Сейчас он ваняша. Ему надо просто умереть определенным образом, чтобы стать саня. Принести себя в жертву.

Валентина со вздохом выпивает.

– Сложно всё это… А зачем вы ходячих мертвецов делали?

– Когда? Леопольд с Геннадием вполне живы!..

– Нет, других! Тех молодых парней!..

– А-а, вон ты о чём! Я была ваняша. Мне нужна была их жизненная сила, что бы просто жить. А теперь я саня.

– Теперь Котяра будет убивать?

– Или пожертвует собой…

Раннее, очень раннее утро на безлюдной, раздолбанной, как после бомбёжки, улице Мира. Травы за обочинами уже по колено, деревья отцвели, а в палисадниках зацвели клумбы. Со стороны города по дороге бредут Каратист с Валентиной, держась за руки. Вот они останавливаются, пьют пиво из горлышка огромной бутыли.

– Может, присядем отдохнуть? – жалостливо спрашивает Валентина. – Ведь скоро уже и наш магазин откроется, можно было дождаться!..

– Можно было. Но лучше шевелиться… – важно ответствует Саша и увлекает подругу к остановке. – Тут и посидим! Немного.

Они сворачивают в замусоренную железобетонную будку, всю расписанную и разрисованную подростками, присаживаются на узкую лавочку.

Женщина вздыхает.

– Когда-то эта улица была мощёной булыжником… Я ходила по ней в школу…

– Далеко был ваш дом?

– Да. На самом кончике Огрызково. За нами простиралось поле… Папа его, тот дом, трижды отстраивал! Мы пережили два пожара…

– А третий, наверное…

– Нет, брат продал его, когда его жена обокрала магазин. Она работала продавщицей и потихоньку таскала домой продукты… Ревизия всё выявила… Папа тогда уже умер, меня они как-то выписали…

– Погоди! – он делает длинный глоток и передаёт пиво ей. – Вы пережили два пожара, а отстраивал он его трижды, верно я понял?

– Верно… – тоже пьёт. – Папе выделили участок, и он построил дом.

– А-а! Теперь ясно. И как же они смогли тебя выписать?

– Да как! Брат чуть ли не на коленях стоял, спаси, мол!.. А когда я отказалась от доли наследства, то получила только на пиво. И осталась без угла.

– А у брата своего дома нет?

– Почему нет, есть! Там же неподалёку!

– И он тебя к себе не пустил?

– Пустил… Мне бросили старую шинельку рядом с собачьей постилкой и сказали, чтоб я на кормёжку не рассчитывала! Вот я и ушла в скитания…

– Жёстко. Мы с тобой одной крови, восторженные лохи! Но и в этом есть своя прелесть, наши души чисты, слава Богу! В чём-то мы счастливее этих бестий!

– Каких бестий? – Валентина вдруг привстаёт. – Ой! Гляди! Пьяная, что ли?

По обочине со стороны Огрызково, гротескно раскачиваясь, двигалась чудовищно худая блондинка с беспорядком на низко пущенной голове. Босая, в красной атласной мини-юбке и кожаной курточке.

– Одежда её мне как-то смутно знакома… – задумчиво говорит Каратист.

– Это юбка и куртка одной из Капиных девчонок! Той, что осталась с нами, пошла с нами на крышу! Ну да, и футболка её!

– Ну да, и походка знакомая, и худоба! Только пол переменился!

– Ты это о чём?

– Не вздумай её трогать! Пусть шкандыбает! Упокой Господи грешную! – выпивает.

– Ты это о чём? Она просто напилась или обкурилась!

– Чёрта с два! Сдаётся мне, что девочка уже крякнула!..

Валентина прикрывает рот ладошкой:

– Господи помилуй! Мне страшно! То-то всё слышу о ходячих мертвецах!..

Широко расставляя длинные костлявые ноги и болтающиеся в рукавах руки, чудище ковыляет мимо.

Спальня Марьяны – крохотная комнатушка с русской печью, обложенной белыми изразцами, столом, простым креслом и сундуком. Электричества тут нет: ни проводов, ни розеток с выключателями, ни, тем более, ламп и других электроприборов. Стены и пол застланы коврами, к печи, на которой спальное место хозяйки, прислонена лакированная лесенка. На широком подоконнике единственного окна множество горшочков с растеньями. Колдунья в образе юной стриженой девушки нагишом спускается с лежанки. Сладко потянувшись, она подходит к окну и растворяет его. С наслаждением вдыхает свежий воздух, осматривает окрестности. Позади неё с оглушительным треском распахивается дверь, и в комнату врывается Котяра без шляпы и в халате. Лицо его перекошено яростью, глаза сверкают, губы подрагивают. Однако он не кричит, говорит зловещим свистящим шёпотом:

– Что ты сделала со мной, тварь?

Марьяна не перестаёт улыбаться, отвечает даже с некоторым изумлением:

– Все удовольствия согласно купленным билетам!

– Мы не договаривались, что от траха со мной девки подыхать будут!

– Надеюсь, ты одел её и выставил прочь?

– Конечно! Только это была хорошая девочка! Мне совсем не хотелось, чтоб она дуба дала!

– Ну, это уж, извини, издержки!.. Зато она получила высочайшее наслаждение! Час или два? Сколько она корчилась в экстазе?

– Ах ты, гадина!.. За счёт этого ты предлагаешь мне вечно жить?! – он угрожающе придвинулся к девушке.

– Я так почти двести лет жила. Ваняшей. – Марьяна отступила. – И в твоей голове уже есть зародыш саня. Вынашивай!

На лестнице казармы номер восемь по улице Северная сидит знакомый нам бомж, натуральный хиппи с волосами по плечи и длинной бородой. Это тот самый, которого выгонял Зрец. Руки у бродяги в крови, на ступеньке валяется также окровавленный нож, на который он смотрит с ужасом. Тут же стоит залапанный кровью кейс. Самое интересное, что кровь на ноже, кейсе и руках постепенно исчезает, словно бы испаряясь. Со второго этажа спускается Зрец в новом, теперь уже синем халате. Увидев хиппи, он вздыхает:

– Ну, я же говорил тебе, чтоб ты уматывал! Что ж ты не слушаешься?!

Бомж медленно оборачивается, его губы шевелятся, он что-то говорит беззвучно с выражением полного отчаяния. Рука его словно бы сама собой тянется к ножу. Зрец смеётся:

– Ты что, парень, и меня решил как Рэмбо?.. – стучит в стену и кричит. – Рэмбо!! Рэмбо, мать твою так!..

Следов крови к этому моменту уже почти нет. Но хиппи хватает нож и поднимается с хрипом:

– Он тебе уже не ответит…

– Какие ж вы, бляха, недоверчивые!.. – ухмыляется ясновидящий и опять кричит. – Рэмбо! Едрит твою за ногу!.. Выползай! А то тут и меня порешат!

Дверь в квартиру отворяется, на пороге стоит очень сонный Рэмбо в тельняшке и спортивных штанах. Хиппи роняет нож, машет перед собой грязными ладонями, сверкая белками глаз, и всё пытается что-то сказать. Рэмбо зевает, трёт глаза и возмущается:

– Ну, чо разорались-то? Время ещё!..

Бомж вдруг подпрыгивает на месте и с диким рёвом бросается наутёк. Зрец смеётся, Рэмбо чешет затылок и пожимает плечами:

– Ни хрена не въезжаю!..

– А что тут въезжать! Друган твой хотел свинтить с дипломатом! Что у вас там, кстати?

– Да это, братья… – механически выговаривает туберкулёзник и вспоминает, окончательно просыпаясь. – Ох, мать твою!.. Там же бабла немерянно!..

– Где?

– Да в сундуке этом! – выходит на площадку и поднимает кейс, трясёт им. – Вот тут! Пошли, покажу!

– И где ты его надыбал? Скажешь, братья подогрели?

Они вместе входят к Рэмбо. Тут на кухне обычный беспорядок холостяка, кроме того, на столе остатки вчерашнего пиршества: пустые бутылки, подсохшие покупные салаты и консервы с краюшками хлеба. Хозяин, положив кейс на стул, поднимает и колышет бутылки.

– Пустые, чёрт возьми!.. Неужели всё выжрали?! – со вздохом открывает кейс, битком набитый пачками пятитысячных. – Во, видал?!

Зрец шагает ближе и трогает деньги.

– Вы вчера что-нибудь тратили из этого?

Рэмбо морщит лоб, закатывая глаза.

– Не… По-моему, нет… А, нет! Одну пачку я Юрику дал!

– Это тому, что свинтил?

– Ну да! Кому ж ещё?!

– Пока он не попался, эти надо отнести Администрацию.

– А я думал, в общак… А чего ему попадаться?

– Они фальшивые.

– А чего в Администрацию?

– У нас там кое-кто взятку вымогает.

Каратист в драных джинсах и тельняшке переходит через улочку от своего барака к магазину. Перед магазином стоит красный внедрожник с сильно тонированными стёклами. Из него выскакивает крупный, спортивного вида парень и идёт навстречу Каратисту.

– Нерозников?

– Ну. Чего надо?

– Пойдём в машину, поговорить надо!

– Я за пивом иду.

– Потом сходишь! – в голосе здоровяка слышится угроза, он тянет руку, чтоб схватить Сашу за тельник.

Но тот неуловимо быстрым движением бьёт его в живот. А когда парень, охнув, сгибается, хлопает ладонью по затылку. Спортсмен врезается лицом в асфальт. А Саша, вздохнув, переступает через него и скрывается в магазине. Из внедорожника выпархивает маленькая рыжеволосая женщина в брючках и кожанке, она склоняется над здоровяком, дёргает его за одежду:

– Эй! Лейтенант!..

Из магазина выходит озабоченный Каратист, он тут же, на пороге, отвинчивает крышечку с бутылки. Пенистый напиток проливается, Саша делает несколько глотков. Женщина поднимает зелёные глаза на него, восклицает трагически:

– Ты его убил!

Саша ухмыляется:

– Я-то в лавке был, а что тут вы с ним делали…

– Я всё видела!

– Что вы видели, мадам?

На вид женщине лет сорок-пятьдесят, она курноса, с большим крашеным ртом и зелёными большими глазищами, тоже обильно накрашенными. Некоторое время она, прищурившись и поджав губы, смотрит Каратисту в глаза, затем, вдруг расслабляясь, опускает голову, спрашивает почти умоляюще:

– Он хоть выживет?

Саша пожимает плечами и, отпив ещё пива, безразлично советует:

– Скорую вызовите, врач скажет… – и уж направляется к своему бараку.

Но рыжая хватает его за рукав:

– Погоди! Ты Нерозников?

Каратист останавливается, оборачивается к ней:

– Чего это вам всем Нерозников понадобился?

В это время здоровяк поднимает стёсанное об асфальт лицо, стонет. Женщина бросает на него быстрый взгляд и шагает вплотную к Саше, почти умоляет:

– Ну, мне очень надо!.. – она почти на две головы ниже его.

– Зачем?

– Мне надо к нему на приём!

– На приём к нему обычно по телефону записываются. Заранее. А сейчас он в отпуске.

– Это я его из тюрьмы вытащила! И у меня очень много денег! Я жена генерала Госбезопасности! Елена Владимировна Казанцева!

– Что вы говорите! Наверное, он должен быть вам очень благодарен?

– Хватит прикидываться, Александр Евгеньевич! Я даже знаю, каким образом вы омолаживаете!

Саша задумчиво смотрит в сторону, отпивает пивка:

– Мне надо осмотреть вас, вашу медицинскую карту… Нам надо подписать договор о взаимных обязанностях… Всё не так просто!

Здоровяк-спортсмен поднимается на колени, медленно встаёт, осматриваясь. Зеленоглазая генеральша бросается к нему:

– Лёшенька, иди в машину! У нас всё в порядке! За меня не беспокойся!

Амбал, согнувшись и держась за живот, медленно шагает к внедорожнику. Елена Владимировна возвращается к Каратисту:

– Александр Евгеньевич, я прекрасно понимаю, что всё это… Как бы помягче сказать… Знаете что, давайте сейчас поедем ко мне! У меня всё подготовлено! Там вы меня осмотрите, сколько хотите, я покажу вам медицинскую карту и ещё кое-что!.. У меня прекрасные напитки, прекрасная еда! Поехали!

– Елена, дорогая! Вы мне сердце рвёте! – пьёт из бутылки, смотрит на свет, сколько осталось. – Конечно, я вам очень обязан! Но…

– У вас клиентка?

– Нет, она не клиентка. Просто женщина, которая мне нравится.

– Как я ей завидую! Но я нисколько не ревнива! Дайте мне поговорить с ней! Или вы предпочитаете иначе?

– Я боюсь, она слишком ревнива. Даже болезненно ревнива! – хлопает себя по лбу. – Но я знаю, что делать! У вас есть с собой крепкие напитки?

– Нет, но…

– Езжайте со своим другом затарьтесь! Да как следует! Вы знаете, где я живу?

– Да…

– Ну вот… Обязательно вместе с Лёшенькой и морем крепких напитков придёте ко мне в гости! Постучите в дверь, я пущу. Но без лишних нежностей! Мы с вами – хорошие друзья, никак не любовники!

Генеральша недоумённо хлопает глазами:

– Вы хотите её напоить?

– Разумеется! Ну и мы с вами поближе познакомимся! Давайте, давайте! Я сейчас ей пива отнесу, и мы его потом отполируем!..

– А что покупать-то?

– Да что угодно! Только крепкое!

– А давайте мы лейтенанта отправим! А я с вами пойду!

– Нет, милая, так получится неправдоподобно. Вы должны войти вместе с Лёшенькой!

Верхняя комната Каратиста. На столе и маленьком столике пустые бутылки, пакеты от сухих закусок, открытые банки и прочий мусор. Голая Валентина, едва прикрытая одеялом, пьёт из кружки пиво. Включен телевизор, по которому показывают какой-то сериал. Саша сидит в кресле с полупустой бутылкой в руке. Громкий стук в дверь. Саша неторопливо поднимается:

– Пойду, гляну, кого там… – выходит.

– Ну… – Валентина не склонна к разговорам.

Каратист кричит из прихожей:

– Валь, накинь что-нибудь! К нам гости!

Та медленно поднимается с постели, накидывает халат. Видно, что ей сейчас любое движение в лом. Однако она наскоро заправляет кровать.

Котяра в своей обычной шляпе и начищенных кирзухах насуплено ходит по комнате, похожей на тюремную камеру. Шагнув в сторону, стучит кулаком в стену и идёт в прихожую. За дверью уже стоит качёк Гоша.

– Давай нажрёмся, пацан? Настроение – говно!

– У тебя нет торпед кроме меня.

– Что ж, мне идти упиваться с этим приблатнёным мертвецом? Или с бабкой? Давай, сгоняй в город! Принеси дорогого коньячку литра три. Шампанского на утро.

– У Марьяны, кстати, очень неплохой вискарь имеется!

– Учту. У неё ещё и торпеда – Стёпа.

– У Каратиста крутые гости. Столичных шлюх он не принимает. Временно.

– А что за гости?

– Рыжая стерва лет сорока с мордоворотом.

– Не из блатных?

– Нет, скорее, вояки.

– Значит, всё ж, клиентка. Хотя, хрен их знает! Ладно, ты дуй, а я, если что, у бабки.

Они выходят вместе, и уже перед подъездом Котяра меняет решение:

– Нет, пойду, прогуляюсь с тобой.

В салоне движущегося микроавтобуса, битком набитого крепкими парнями в камуфляже, практически висит на наручниках, пристёгнутых к верхнему поручню, тележурналистка Зина. Лицо её в ссадинах и синяках, с потёками крови из носа и рта. Напротив неё сидит улыбающийся толстяк с лысой, как мячик, головой. Он один тут, если не считать журналистки, одет в гражданку – льняной пиджак и белые брюки.

– Ну-ка, давай, милочка… – не переставая улыбаться, обращается он к девушке. – Повтори ещё разок, кто там, в том бараке, проживает?

Она с трудом поднимает голову, смотрит одним, ещё не до конца заплывшим глазом и хрипит. Толстяк оборачивается к дремлющему рядом здоровяку:

– Костик, приведи девочку в чувство! А то она совсем засмущалась! – смеётся.

Тот, ухмыльнувшись, достаёт из кармана жилета бутылку уксуса, раскупоривает и плещет ей в лицо. Зинаида гортанно стонет. Парни вокруг поворачивают головы:

– Мож хва?

– И так дышать нечем!

– Хоть бы окочурилась, что ли! Осточертело!

Толстяк с жизнерадостной улыбкой разводит руками:

– Ну, уж простите, дезодорированные дети компов, жизнь сурова! А я пекусь о вас, недоразвитых! С Лёхой Тихорецким шутить нельзя, все, кто пытался, уже червей кормит! – опять Костику. – Не оживает поганка? Дай ей нашатыря нюхнуть!

Бойцы отворачиваются, бурча по носы:

– Хоть бы окно открыли!.. Задохнуться можно… – и т. п.

Костик суёт под нос журналистки пузырёк, но она уже никак не реагирует. Толстяк весело изумляется:

– Никак преставилась?! Ну, надо же! А с виду крепкая была! – кричит водителю. – Кегля, тормозни-ка, тухлятину эту выкинуть надо! Ты запомнил куда ехать-то?

– Да запомнил! Запомнил! – сворачивая на обочину, гундосит Кегля.

– Ещё раз всем повторяю!.. – беззвучно смеясь, привстаёт толстый. – Как только возьмём Лёху, всех остальных обитателей той хибары валим наглушняк!

Белый микроавтобус «Мерседес» с затемнёнными стёклами медленно въезжает во двор барака №8 по улице Северной. Из него высыпают здоровяки в камуфляже и балаклавах, вооружённые автоматами АКСУ. Они моментально разделяются на две равные группы и исчезают в обоих подъездах. Неторопливо, с улыбкой на лоснящемся круглом лице, выбирается из автобуса и толстяк в белых брюках, сразу же направляясь в первый подъезд.

В это время внутри бойцы кувалдой разбивают двери, врываясь в комнаты. На первом этаже они выволакивают на площадку только маленького и трясущегося Рембо в обвислой майке и спортивных штанах. На втором – Зреца в малиновом халате и со всколоченными волосами, а так же женщину в сером балахоне и платке. Квартиры Капы, Котяры и Гоши пусты. Пленников затаскивают в оборудованную под тюремную камеру комнату Котяры, туда же входит и толстяк. Радостно потирая пухлые руки, он приседает перед поставленным на колени Рембо:

– Слушай сюда, дохляк! Если начнёшь врать, мои парни из тебя ремней нарежут! Усёк? Ты усёк, я тебя спрашиваю? Где Лёша Тихорецкий?

Рембо кивает, серея лицом. Но он не только сереет, он словно бы тает в воздухе, постепенно делаясь прозрачным. Толстяк таращит глаза, с его губ вдруг пропадает обычная улыбка.

– Чёрт! Куда он девался?! – восклицает он неожиданно тонким голосом и трясёт лысой головой.

Бойцы, поражённые увиденным, замирают в ступоре. Толстяк медленно достаёт из кармана льняного пиджака блестящую фляжку из нержавейки, отвинчивает крышку и делает несколько глотков.

В другом подъезде на лестничной площадке между этажами куча-мала! Сонные и полуодетые Леопольд с Люсей, скованный наручниками Степан, Марьяна в образе старухи в сбившемся на сторону парике и Каратист с двумя практически голыми подругами, едва прикрывающимися какими-то тряпками, Валентиной и Еленой Владимировной. Все они под дулами автоматов жмутся друг к другу. Парни в балаклавах возбуждённо посмеиваются, один указывает стволом на Сашу:

– Прикинь, этот хмырь сразу с двумя курицами!..

– Живут бомжары!..

Люся выкрикивает, чуть не плача:

– Я – дочь прокурора города! Вы ответите за это!

Бойцы ржут:

– А чо не президента России?

По Пьяной дороге, грунтовке от Вокзала, идут Котяра с Гошей, гружёным как верблюд. Котяра зол:

– Ни хрена не понимаю! Не идёт и всё!

Гоша пожимает могучими плечами:

– Может, ты приболел, Кот?

– Хрена я приболел! Бляха-муха! Ни коньяк, ни настойки, ни даже пиво!.. Может ещё попробовать этот ваш новомодный?..

– Да ты уже пробовал джин-тоник! Это из-за феньки-пэньки на крыше, сто пудов!

Из кустов навстречу им выходит Рембо, босой, в растянутой майке и спортивных штанах.

– Пацаны! Там воще дурдом! Какие-то беспредельщики с автоматами!.. Все двери поломали, всех на лестницу выволокли!.. Ищут Лёшу Тихорецкого!

Котяра с посеревшим лицом оборачивается к Гоше:

– Нашли всё же, падлы! – и к Рэмбо. – Убили кого, нет?

– Нет! – тот трясёт головой. – Старший у них жирный такой, толстяк, всё время лыбится!

Гоша чешет стриженую макушку:

– Вини-Пух, по ходу…

Котяра поправляет шляпу на голове:

– Хорошо, хоть не нажрались!.. Ладно, что мы можем? Стрелков нам быстро не собрать… Менты в падлу, надо что-то соображать… Пошли туда поближе!

В это время в куче-мале на лестничной площадке второго подъезда Елена Владимировна шепчет Каратисту:

– Не дрейфь, я вызвала подмогу… Пока одежду искала…

Он повышает голос, обращаясь к боевикам:

– Вообще, что вам надо, вы можете сказать? И кто вы такие?

Один из камуфлированных пинает его, сидящего на полу, в грудь:

– Умри, падаль! Сиди и жди!

Другой ржёт:

– Жди, пока кишки выпустят!..

В подъезд входит опять улыбающийся лысый толстяк с фляжкой в руке. Поднимаясь по лестнице, он всматривается в пленников, бормоча словно про себя:

– Тут народу поболе… А Лёши нет… Может, кто сказать, куда Лёша Тихорецкий подевался?

Голову поднимает рыжий Стёпа, скованный наручниками:

– Здесь такого нет! Кто живёт, все на месте!

– Да ну!.. – беззвучно смеётся толстяк. – А чья там нора под тюрягу оборудована? Это, уважаемый покойничек, Лёхин почерк! Он ему от Жоры Тверского достался! Старые воры привычек не меняют! А ты, рыжий, не его торпеда? Мы тебя, как Иисуса Христа, гвоздями к этой стенке прибьём! Будешь висеть, пока не скажешь, куда Лёша брюлики заныкал! – в кармане толстяка звонит мобильник, он достаёт его.

А по лестнице от двери скачет боевик, крича:

– Атас! Менты обложили! Кто-то им стуканул! Чо делать, Винни?

– Что делать, что делать… Задрать штаны и бегать! Там одна лярва трындит. что она прокурорская дочка… Да ещё исчез один… Свихнуться можно!.. – толстяк прикладывается к фляжке.

Голос, усиленный мегафоном сотрясает весь дом:

– Внимание, дом окружён бойцами спецназа! Всем выходить с руками, поднятыми над головой! Оружие сразу бросать под ноги! При попытке сопротивления стреляем на поражение! Минута на размышление!

Толстяк подносит мобильник к уху:

– Да… Я и сам слышу… Сидите и не высовывайтесь! Нет! Пусть кто-нибудь подойдёт к двери и крикнет, что у нас заложники! Сначала спросите у той шкуры, что назвалась прокурорской дочкой, как её зовут. И озвучьте ментам её имя! Действуйте!

В напряженной тишине слышится крик из другого подъезда:

– У нас тут заложники! Людмила Юрьевна Соколова, дочка прокурора, между прочим!

Толстяк улыбается, говоря в мобильник:

– Скажи, чтоб нас пустили к автобусу, а то мы начнём мочить заложников! По одному! Дай им минуту на размышление!

Крик из другого подъезда:

– Дайте нам уйти, а то мы их всех замочим! Минута на размышление!

Мегафон:

– Граждане бандиты! К нам тут подошёл Лёха Тихорецкий! Он говорит, что вы пришли за ним! И согласен обменять себя на заложников! Выпускайте заложников, а он пойдёт к вам!

Толстяк смеётся в телефон:

– Чёрта с два! Скажи им, пусть Лёха садится в наш автобус, и пусть выпускают нас! А то начнём валить!

– Пущай Лёха идёт в наш автобус! Заложников мы выпустим потом! – кричат.

– Граждане бандиты! Лёха говорит, что может и уйти по своим делам! Или вам кой чего от него не надо? Я, майор спецназа Круглов, предлагаю обмен заложников на Лёху! Посередине двора! Вы выходите с заложниками, Лёха идёт к вам, а вы отпускаете людей!

Толстяк спускается вниз к двери, чуть приоткрывает её и, оглядевшись в щелочку, кричит:

– Значит так, майор! Не вздумай палить! Первыми выходят заложники! – делает знак своим бойцам. – Поднимайте их! Волоките сюда! – и в мобильник. – Давайте тащите своих на улицу! Сами идите следом! Мы тоже выходим! – некоторое время ожидает. – Вы что, уже вышли? – машет рукой бойцам. – Выталкивайте их по одному!

Котяра стоит посреди двора, надвинув шляпу на глаза. Боевики, наставив автоматы на заложников и бойцов спецназа, продвигаются к своему микроавтобусу. Толстяк, сияя улыбкой, жестом зовёт Котяру:

– Ну, иди сюда, долгожданный мой! Как же ты изменился! В жизни бы не признал!

Котяра тоже улыбается:

– А твои кудри где, Винни? – расставив руки, идёт к бандитам.

– Да надоело заварку парикмахеру отдавать, вывел стиральным порошком!

– Заливаешь, Винни! Ты зону только раз, на малолетке, топтал!

– Шуток не понимаешь, Лёха!

– Не понимаю! – Котяра подходит почти вплотную.

Боевики толкают Люсю в автобус. Котяра поднимает руку:

– Нет-нет, пацаны! Так не пойдёт! Пусть они идут! Или я ухожу! – отворачивается и неспешной походкой идёт к автобусу спецназа.

– Стой, Тихорецкий! Мы их отпускаем! – кричит лысый толстяк.

Боевики под прикрытием заложников скрываются в автобусе. Последним к двери подходит как всегда улыбающийся Винни-Пух и машет Котяре. Тот неторопливо подходит, обращается к заложникам:

– Ну, чего стоите?! Дуйте в барак!

Все полуодетые люди бегут ко второму подъезду и когда они уже оказываются перед входом, а толстяк хватает Котяру за ворот пиджака, в руке того возникает нож.

Окровавленный. А лысый толстяк ничком валится из автобуса. С перерезанным от уха до уха горлом. Не переставая улыбаться.

На мгновение происходящее накрывает колпак напряженной тишины. Которая взрывается треском очередей из салона «Мерседеса». Пиджак Котяры мгновенно превращается в окровавленные лохмотья. Почти сразу начинают палить и спецназовцы, затемнённые окна покрываются дырами трещинами.

В подъезде Гоша в отчаянье хватается за голову и опускается на пол. К нему шагает Марьяна в образе старухи, кладёт руку на плечо и улыбается:

– Ну, что ты, дурачок! Это всего лишь продолжение ритуала! Он жив! И он получил своё бессмертие! Твоя задача теперь – выкрасть его голову, пока её не заморозили в морге…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ