Текст книги "История ислама: Исламская цивилизация от рождения до наших дней"

Работа Зенера очень информативна, и некоторые корреляции наводят на размышление. Однако в некоторых вопросах автору нужно понимать отличие между вербальной формулировкой и ее практическим значением, между религиозной доктриной и поэтическим стилем. Соответственно, его описание эволюции зурванизма, одной из зороастрийских школ, звучит неубедительно. Хотя кто-то может подумать, что его объяснения неубедительны лишь в определенных аспектах. Я утверждаю, что эта тема неубедительна в целом. Подобная тенденция существует и в его работе по исламским исследованиям. Он берет несколько схематических заметок и строит всю типологию, основываясь на их употреблении или отсутствии в речи определенного мыслителя.

Работа Алтейма также очень информативна и наводит на определенные размышления. Но и здесь слишком много предположений строится на единственной реконструкции отрывков текста, в то время как человеческий фактор не учитывается. Например, Алтейм отмечает, что, когда Анушриван ввел денежное налогообложение, он усилил денежные и финансовые аспекты экономики. Однако путем изощренных и неправдоподобных корреляций Алтейм находит обратное доказательство: налоговая система Анушривана обеспечила экономический контроль, а не свободу торговли. Более того, по мнению Алтейма, Анушриван стал меньше зависеть от традиционной поместной знати и, следовательно, мог ближе контролировать общество. В итоге, создав новый малочисленный класс землевладельцев, он поверг правительство в зависимость от земли. В целом Алтейм ищет доказательства (приводя слабое подтверждение, основываясь на факте строительства замков и анахронистическом ложном толковании трудов Мухаммада) усиления неденежной «натуральной» экономики и далее переходит (через взаимодействие с Византией) к Средним векам. Осведомленность о социальных условиях в постосевое время позволила бы привести более уместные альтернативные интерпретации.

Системы Зенера и Алтейма возникли в результате предвзятого отношения к мировой истории, что помешало им найти альтернативные возможности для их филологических реконструкций. Зенер без лишних оговорок рассуждает о зороастрийской «церкви», об «ортодоксии», о «сектах», которые он принимает как должное, при этом в своей теории о зурванизме он не упоминает, что подобные явления существовали всегда. Алтейм, в свою очередь, принимает как должное стереотипы о «Востоке» и «Средневековье». Без них его схема звучала бы неправдоподобно. В его понимании «Ориент», или «Восток», – это вечная единица, существующая с древних времен и до настоящей эпохи Советского Союза. «Восток» всегда находится на шаг позади и известен своей иррациональностью, но у него есть возможность учиться у прогрессивного и рационального «Запада», причем это обучение идет настолько быстро, что «Восток» может утянуть «Запад» в «темные» века. В Маздаке он видел древний прототип Маркса, который стал таким же предшественником ислама, как Маркс для Советского Союза. Этот параллелизм снова строится на стереотипе: автор полагает, что Маздак и другие реформаторы пропагандируют «коммунизм», «общее» владение собственностью и женщинами. Алтейм продолжает следовать этой стереотипной идее, хотя сам осознает, что никакой общности собственности или общих женщин не существовало, в крайнем случае было перераспределение собственности между индивидуумами. Он никогда не работал с этими стереотипами, учитывая их настоящее значение. В качестве основной исторической категории подобное заблуждение насквозь пронизывает исламские исследования. В изучении Сасанидского периода они сильны (или пагубны) как никогда. Обычно, а в исламском периоде особенно, ученые вынуждены восстанавливать разумную научно обоснованную базу из догадок.

Использование терминов: ревизионизм в научной терминологии

Если нам необходимо выбрать и применить определенный подход к изучению цивилизации, то нужно тщательно подходить к использованию терминов. Нужно выделять именно термины, уместные для данного вопроса. Употребляя такие слова, как «ойкумена», «Осевое время», «Исламский мир» и «исламизация», я старался ввести новое значение или заимствовать редкие формы вместо общепринятых. Мне нелегко далось это решение, так как я осознаю, что любой историк, равно как и философ, несет определенные обязательства перед читателем. Непосредственно в изучении вопроса он должен быть понятен читателю. Тем не менее использование некоторых специальных терминов и выражений необходимо. Во многих дисциплинах ученым даже мечтать не приходится о том, чтобы взять терминологию из повседневной речи. Даже если между учеными существуют некоторые разногласия по поводу терминологии, каждый из них осознает, что должен с особой точностью подходить к подбору слов и определений. В противном случае попытка использовать популярную общепринятую лексику, которая, например, отражена в словаре, может привести к непоправимым последствиям. Историки (особенно исламоведы) слишком часто избегают самобытности и довольствуются тем, что называется «обычная практика». Они отмечают, что терминологические обсуждения нередко приводят к мелочности и не позволяют историкам выстроить единый целостный корпус, который можно применить для любых случаев. Они полагают, что терминология может существовать сама по тебе, но это не так. Как минимум необходимо нести ответственность при выборе двусмысленных терминов, которые нужно описывать как можно точнее.

Терминология – это основной элемент, на котором строится суждение. Благодаря терминам автор определяет категории, которыми будет руководствоваться в своей области, или по крайней мере все категории, которые хотя бы косвенно связаны с его исследованием. Предполагаемые категории автоматически сокращают круг возможных вопросов, как минимум постоянных вопросов, находящихся за пределами основной темы. В свою очередь, поставленные вопросы определяют, какие ответы необходимы для их окончательного разрешения. История научных ошибок доказывает, что нередко неверно поставленный вопрос зависит от неправильных предпосылок. Соответственно, успех научного исследования во многом зависит от правильно выбранной терминологии.

Существует два распространенных типа неправильного использования: перестраховочный подход и ревизионистский. Перестраховочный подход признает, что обычное использование терминологии может привести к неправильному пониманию текста, тем не менее продолжает ему следовать. Однако этот подход подразумевает предупреждение, что определенный термин или категорию не стоит понимать в общепринятом значении. Ревизионисты предпочитают сразу напрямую заменять двусмысленные термины (или предвзятые категории) более здравыми.

Те, у кого не было возможности убедиться, что распространенные ошибки настолько же явны, как и ревизионистские убеждения, или что предложенные замещения в дальнейшем не приведут к заблуждению, обычно ждут помощи со стороны. Но даже те, кто расценивает ревизионистский подход как самый практичный, понимают, что преимущества замены не перевешивают недостатки, которые возникают при каждом нарушении непрерывности.

Как можно заметить из моей защиты термина «исламизированный» в данной работе, я настойчиво и беспрецедентно соблюдаю ревизионистский подход. Мне кажется, что категории и термины, возникшие из арабистских предрассудков, нуждаются в решительном преобразовании. Но существуют и другие случаи, когда неправильное использование влечет за собой ложные представления. Например, если в дискуссиях на тему так называемого «исламского феодализма» термин «феодальное владение» заменить выражением «земельное пожалование», тогда появится двоякий смысл. Если обсуждение логически выстроено, то подобная замена облегчит положение, и многие объяснения будут излишни. Однако зачастую в дискуссиях и предположениях обнаруживаются серьезные несоответствия и даже абсурдные вещи. В последнем случае для науки нежелательно скрываться от последствий точного использования.

Наиболее распространенные компромиссные ошибки усиливают предрассудки, на которых они по сути основываются. Человеческая натура такова, что при совершении подобных ошибок предостережения только усугубят положение. Человек не держит в поле зрения предостережения, касающиеся тех версий, которые ему импонируют, тем более если эти версии постоянно подкрепляются специальными терминами. В данном случае новые термины и новая практика могут повлиять только по отдельности. При этом старые термины и прежний опыт даже с исправлениями не смогут превзойти сами себя. В любом случае в исследовании ислама и цивилизации в целом несоответствия настолько велики, что попытка соблюдать последовательность обречена на провал. По сути наша наука до сих пор находится на «доисторическом» уровне. Непрерывная связь с прежними версиями и предположениями должна обладать минимальной ценностью.

Однако некоторые историки уже озаботились проблемой, как прояснить ситуацию. В области исламских исследований ученые уже избавились от терминов «мавританский», «туранский» и «сарацин». Каждый из этих терминов, означая категорию, казался слишком запутанным для реформы и поэтому не обладал особой ценностью. Однако осталось еще огромное множество случаев, которые нужно прояснить. Например, случаи, касающиеся названия территорий. Европейские историки, давая названия исторической территории Швейцарии, Австрии, Германии, Бельгии и Франции, не учитывают их прежнее политическое положение. В свою очередь, многие исламоведы рассуждают о прошлом в терминах «Персия», «Афганистан», «Сирия и Палестина» и «Айван». Но все эти названия, по крайне мере в общепринятом значении, отражают современные реалии. Нужно признать, что подобная терминология неуместна. Ее нельзя использовать в обсуждении определенных исторических событий, где необходимо точно указывать границы тех времен. Также эти термины не подходят для описания долгосрочного развития в определенных странах и их тенденций. Современные границы редко повторяют старые унаследованные территории, и, следовательно, подобная дискуссия не будет плодотворной. Нам стоит привыкнуть использовать термины, отвечающие географии и политической ситуации рассматриваемого периода. Но при более общем обсуждении нужно учитывать критерий уместности.

Рассмотрим один наглядный пример. Так, береговая линия между Средиземноморьем и Сирийской пустыней имеет общие линии и должна рассматриваться в комплексе. Если для этой территории, включающей современные Айван и Палестину, мы не используем термин «Сирия» – самое общее определение – и при этом исключаем все восточные (по французскому договору) территории современной Сирии, то нам необходимо подобрать другой термин. Этот факт осознают многие ученые, но, руководствуясь современными политическими критериями, они стараются выразить свою мысль в подобных терминах. Прежде всего термин «Израиль» по известным причинам нельзя использовать в современном значении. С другой стороны, перефразированное выражение «Сирия, включая Айван и Палестину» не только звучит громоздко, но и является неточным, так как не исключает лишние территории. Сочетание «Сирия и Палестина» будет звучать политически некорректно, так как Айван по умолчанию включается в территорию «Сирии» (на военных картах эти страны закрашивались одинаковым цветом как владения Франции). Частично этот подход отражает западный взгляд наместо Палестины в мире, в соответствии с ним Палестина отделялась от Сирии. Однако при обобщенном понимании мы получаем военный компромисс, при котором значимость юной Сирии в исламском мире значительно преувеличена. Между тем не учитываются интересы тех, кто населяет эти территории в соответствии с современной политической картой. Поэтому было решено использовать термин «Левант» для обозначения определенной небольшой территории. Но при этом нам необходимо оговорить условия, когда «Левант» используется в более широком значении. Более того, мы в любом случае сталкиваемся с интересами Франции, которая в дальнейшем установит мандат над двумя государствами «Леванта». Подобные уступки текущему политическому положению и сентиментальным понятиям заканчиваются ничем. Иногда политические договоры и повседневный язык попросту игнорируются, и в итоге используются только термины, отвечающие исключительно историческим задачам. В подобном случае, несмотря на то, что можно изобрести новый термин, который позаимствуют политики, мы оставим термин «Сирия» в старом его значении. Так как значение этого слова, бытовавшее до 1918 г., вполне подходит для нашего исследования. Хотя во избежание столкновения мы можем принять выражение «географическая Сирия» или «Сирийские земли». Но в любом случае в подобном выражении должно присутствовать прилагательное «сирийский». Читатель может сам решить, что для него удобнее. Но при любом раскладе необходимо вводить специальные термины. Я посчитал полезным обратиться к статье, чтобы обозначить географическое положение, отличающееся от современного государственного деления. Так, например, «Ирак» означает южную часть современного государства. Однако здесь мы не будем использовать выражения с прилагательным, обозначающим государство, и существительным «область» или «земли».

Использование терминов в исследовании по всемирной истории

При обширных исследованиях по всемирной истории следует избегать общеупотребительной терминологии, так как она зачастую отражает этноцентричный западный взгляд, существенно отличающийся от реального положения вещей. Основные термины, означающие территорию или период времени, должны быть наглядными. Например, периодизация «Античность», «Средневековье», и «Новое время» подверглась многочисленным нападкам со стороны европейских историков, которые считают, что она не работает в долгосрочной перспективе. До сих пор неясно, насколько последние два термина применимы ко всем территориям, а не только к Европе. Еще больше сомнений вызывает географическая терминология. «Европа», «Азия» и «Африка» буквально означают север, восток и юг Средиземноморья. Получается, что земли южнее Сахары приписываются к южному побережью Средиземного моря, а все дальневосточные территории, Китай и Япония относятся к Леванту. В итоге мы получаем ужасающие результаты, которые скорее похожи на плохую шутку. Их нельзя использовать даже для повседневного применения (например, в статистических целях), так как они объединяют совершенно разные единицы со своими самобытными чертами. Они представляют собой серьезнейшие исторические искажения. Если рассматривать каждый концепт в отдельности, то Европа является самым самостоятельным из всех. До сих пор восточная «граница» Европы проводится через Эгейское море (оба побережья, кстати, обладают одинаковыми культурными и историческими чертами) и далее через Урал (который никогда не служил ни политической, ни культурной границей). От нее можно было бы с легкостью отказаться, если бы ее не воспринимали настолько серьезно и даже не нанесли на самые распространенные карты.

Существование подобных терминов, с одной стороны, конечно, служит определенным целям. Например, в случае «Европы» и «Азии» искусственное присвоение Европейскому полуострову статуса континента, равного по значимости остальной Евразии, подтверждает определенное мнение. Многие европейцы и их последователи из других регионов полагают, что они сформировали основной театр (Евразия) мировой истории и сыграли там решающую роль. Только благодаря подобной категоризации на Западе сохранилась иллюзия, что «основное течение» истории прошло именно через Европу. (То, что представители незападного мира тоже принимают эту версию, показывает, насколько они зависимы от Запада.) Также существует другая всемирная историческая концепция, представленная парой «Запад» и «Восток» (или «Ориент»). Это очередная разновидность пары «Европа» и «Азия». Она также усиливает западные этноцентричные иллюзии.

Конечно, эти понятия в основном выполняют бессознательную функцию. Более осторожные историки периода до Нового времени никогда не стали бы использовать концепты «Азия» или «Ориент», а обратились бы к узкоспециализированному термину, описывая ограниченную область (рассматриваемая область фактически всегда была ограниченна, если, конечно, исследователь не потакал некритическим обобщениям). Однако, к сожалению, историки обычно заблуждаются, всерьез принимая ложные утверждения. Ключевым пунктом является объяснение, что автор хочет сказать термином: «семитский», «исламский», «индийский», «индийский и родственные», «дальневосточный», иногда встречается «индийский и дальневосточный»; также употребляются термины «экзотический», «чуждый Западу», «незападный», «исламский и азиатский», «незападная цивилизация», помимо этого встречаются даже такие термины, как «туземный», «местный», «нетехникализированный» или просто «другой». Даже в Новое время, когда проявились существенные отличия между западным миром и другими землями, термины «Ориент» и «Восток» в определенных случаях оказывались неудачными и вызывали подозрение. Хотя, на мой взгляд, термин «Запад» прекрасно описывает «европейский» период развития Нового времени.

По ходу работы всемирная историческая терминология прояснится. Многие термины и фразы, которые я употребляю в особом значении, перечислены в Глоссарии. (Здесь я объясню только несколько моментов.)

Под Западным миром я преимущественно понимаю западную или латинскую Европу и их заморские поселения. Если я упоминаю «Европейский регион», то обычно к нему относятся северные земли Средиземноморья, включая Анатолийский полуостров. Если в некоторых сочетаниях я использую просто слово «Европа», то под этим термином подразумевается тот же регион периода до начала Нового времени. В контексте Нового времени я могу использовать термин «христианская Европа». Для обозначения региона к югу от Памира и Гималаев целесообразнее использовать термин «индийский регион», а не просто «Индия». Этот термин менее претензионный и политически более нейтральный, чем «Индо-Пакистанский субконтинент». Под названием «Дальний Восток» (евразийский) мы понимаем преимущественно территории, находящиеся под влиянием Китая. Сюда включается, например, Вьетнам, но не входит Камбоджа. Термин «Ойкумена» я использую практически в том же значении, что и Альфред Креоер (Alfred Kroeber). Под этим названием подразумевается не только территория, но Афро-Евразийский аграрный исторический комплекс, известный своим межрегиональным развитием. Для описания всего этого комплекса других подходящих терминов пока не существует. (Форма прилагательного от слова «Ойкумена» звучит лучше, чем «Экумена».) Термин «городское сообщество» (то есть сообщество, содержащее города, которое значительно отличается от «урбанистического» сообщества, означающего непосредственно город) обладает преимуществом над термином «цивилизация», так как в определенных контекстах помогает избежать любых оскорбительных значений. В большинстве случаев этот термин можно использовать без изменений. Термин «аграрный» (см. примечание 3 в Главе I Книги I) обладает преимуществом над такими выражениями, как «до начала Нового времени» или «традиционный», значительно отделяясь как от современного техникализированного, так и от доагарарного общества. Единственная антитеза «традиционность-современность» не только упрощает исторический контраст с Новым временем, но и преуменьшает динамическую природу традиции. Таким образом, игнорируется тот факт, что «традиция» сыграла активную роль в обществе Нового времени. Со времен шумеров до Великой французской революции аграрный период делится на доосевое время, осевое и постосевое. Такое деление охватывает более широкий круг задач, чем термин «Средневековье». Более того, он помогает решить вопрос, стоит ли включать период от открытия Колумба до Великой французской революции в Средневековье. С общемировой точки зрения этот период относится к постосевому аграрному времени, в то время как западное мировоззрение расценивает этот период как начало Нового времени. Другие, не менее важные, но короткие периоды, относящиеся к постосевому времени, например, период доминирования конфессиональных религий, оговариваются отдельно.

Для описания сложного комплекса культурных черт, который сыграл решающую роль в жизни общества поколения 1789 года, существует немало различных терминов. Многие из этих терминов уместны только в определенных контекстах. Первый комплекс зависит от современности культурных черт, и обычно эти термины непостоянны, хотя и должны отвечать требованиям современности. Период, охарактеризованный этими чертами (совместно с периодом, который предшествует в западном мировоззрении), обычно называют «Новым временем». Черты этого периода можно назвать «современными», а их принятие «модернизацией». Второй комплекс терминов относится к периоду активной эксплуатации экономических ресурсов. Это является его основополагающей характеристикой. Общество, не обладающее этими признаками, называется «неразвитым» или «слаборазвитым». Принятие данных черт называется «развитием». К нему относится непосредственно техническое развитие, которое заключается в эксплуатации ресурсов. Кроме того, оно включает в себя и другие обобщающие признаки. Третий комплекс нуждается в более специализированном применении. Ключевым признаком этого комплекса является техническая рациональность, которая заключается в здравой оценке всех поступков без произвольного вмешательства традиции. Принятие этих черт называется «рационализацией». В итоге принятие всех описанных черт можно назвать «вестернизацией», так как первоначально они развились в Западной Европе. Принятие этих черт делает каждую группу похожей на западных европейцев.

В данном исследовании использование терминов должно быть не общепринятым, а точно дифференцированным. Употребление термина «современный» предполагает использование слова «традиционный». Подобный смешанный термин подходит для всех социальных форм, не имеющих определенного комплекса черт. Для социальных форм «до начала Нового времени» использование последнего термина является не самым удачным. Следует провести важное различие между тем, что в рамках термина относится к традиционности, а что нет. То есть что с незапамятных времен выделяли в нем те, кто его использовал. Например, издавна существовало различие между шариатом улемов, следующих хадисам, которые всегда боролись с общепринятым мнением, и «традиционным» обычаем, продолжающим популярные пути развития. И в настоящем контексте подобное отличие обладает огромной значимостью. И все же общепринятое использование можно в итоге назвать «традиционной» политической или экономической моделью. Она, конечно, в нашем понимании не характеризует Новое время, так как получила развитие только в XIX веке и стала ответом на условия «Нового времени». В важнейшем историческом аспекте нашего времени подобное использование вызывает путаницу, смешивая более поздние эффекты или признаки с исходными «традиционными» чертами. Но даже Новое время, отвечающее многим контекстам, не может служить точным техническим термином. Исключение составляют только те случаи, когда необходимо выделить, что относится к современности, а что уже устарело в рамках процесса изменений Нового времени. Хотя иногда я использую термин «Новое время» (капитализация), чтобы передать значение «Техникализированный» или «относящийся к Технической эпохе». И все же целесообразнее использовать «Новое время» только для обозначения современности как таковой. В более эпохальном значении его можно употреблять только, если этот термин содержит определенный элемент относительности и обладает нормативным значением. Другими словами, это элемент, передающий буквальное значение слова.

Такие термины, как «развитие», «рационализация» и «индустриализация», можно ограничить и до более узкого значения. Это, соответственно, техническое развитие на определенном уровне, техническая рационализация и превосходство технической индустрии в различных секторах экономики. Первые два термина, техническое «развитие» на определенном уровне и «рационализация», могут передавать не только момент техникализации, но и определенные ситуации периода до Нового времени, которые органически не относятся к комплексу Нового времени. Что касается «вестернизации», широкое применение данного термина выражает предвзятый взгляд на важнейший для нас вопрос, как основной комплекс черт можно выделить из общей западной культуры, преимущественно из западного культурного наследия до Нового времени. Я предпочитаю ограничивать значение этого термина принятием западных черт, именно западных, а не просто Нового времени.