Текст книги "Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина"

Дэрил взглянул на меня с ужасающей жалостью.

– Ох, Марти, – ответил он, качая головой. – Кларк уже много лет не работает. Этот парень потерял все. У него ничего не осталось.

– А собака? Неужели он и про нее наврал?

– Какая собака?

– Джоуи, боксер.

Дэрил покачал головой. Посетители, одетые кто во что горазд, с покорностью ожидали, когда телевизор в углу зала выдаст очередную порцию плохих новостей.

– О господи… – сказал я, прикоснувшись к рукаву ярко-оранжевой рубашки Дэрила. – Я только сейчас сообразил.

– Что?

– Почему Кларк отдал мне свою кошку, Руби.

– И почему?

– Потому что понимал, что больше не может о ней заботиться. Он любил эту кошку.

Примерно в восемь часов, когда мы оба уже начали прикидывать, как долго готовы страдать из-за этого дурака, Дэрил нарушил печальное молчание:

– На то была Божья воля…

Все мы, члены Общества анонимных алкоголиков, прекрасно знаем, что это значит. Программа АА – это программа духовного обновления, религиозная программа, и поначалу некоторые выказывают по этому поводу недовольство.

– Да?

– Как ты относишься к Богу?

– Ну… Я в Него верю. В последнее время все больше и больше.

– Это многих отталкивает. Больше, чем что-либо другое. Потому что слишком тяжело. Однажды Кларк мне сказал: «Я признаю, что я алкоголик, но мне претит идея, что это Божья воля». А я ему кивнул – знаешь, так сочувственно – и ответил: «Конечно, я тебя понимаю. Эта мысль неприятна».

– Ага.

– А потом добавил: «Но черт возьми, по-твоему, получается, что ты – центр Вселенной? Что нет никакой силы могущественнее тебя? Ты когда-нибудь задумывался о такой силе?» А он сказал: «Нет, я не знаю такой силы». Тогда я начал перечислять: а как же правительство, национальные парки, Ниагарский водопад, болезнь Альцгеймера, землетрясения, дождь?..

– Гарвардская школа бизнеса…

– Знаешь, смерть. Смерть сильнее тебя.

Некоторое время мы молчали. Мы оба думали, что через год бывший банкир Кларк, вполне вероятно, будет мертв.

* * *

На следующий день мы с Холой отправились в церковь. Был праздник Святого Франциска – день, когда всем четвероногим католикам полагается получить благословение. Так что мы сели в машину и поехали в мою любимую церковь Апостола Павла возле Линкольн-центра.

– Я хочу, чтобы ты прониклась Святым Духом, – объяснил я Холе. – Открой свое сердце и попроси Бога о благословении.

Ее глаза скептически сузились в зеркале заднего вида.

«Что такое Святой Дух, папочка?»

– Сложно сказать. Это такое особое чувство, которое на тебя нисходит.

«Как то, когда вы с мамочкой вместе?»

– Давай не будем об этом.

«Но для меня это лучшее время, – ответила она. – Я так люблю его».

– Я знаю, дорогая.

«Когда мамочка вернется?»

– Ты не могла бы помолчать, пока я читаю «Отче наш»?

Церковь Апостола Павла, построенная в конце XIX века, – настоящий собор в романском стиле. Из-за углубленного прямоугольного дизайна возникает ощущение, будто ты в попал в дирижабль. В противоположном от входа углу находится Стэнфордский Белый алтарь с каменными статуями и трубами готического органа. Боковые алтари и апсиды выполнены в филигранном барочном стиле. Атмосфера этого места такова, что каждый раз, когда я сюда попадаю, у меня появляется чувство, будто я стою на пустом футбольном поле на рассвете в самом конце зимы. Даже когда церковь переполнена, ощущение открытого пространства удивительным образом сохраняется. Здесь есть свой час пик: примерно в десять утра собор наводняется прихожанами и туристами. Месса с хором для меня – самое яркое переживание недели. Тут талантливейшие в мире певчие. По красоте их голоса могут сравниться только с закатом в горах.

Какофония из лая и подвывания ничуть не помешала преподобному Гилу прочесть молитву святому Франциску и краткое поэтичное назидание:

– Да будут благословенны эти животные, привносящие в нашу жизнь столько радости.

Препоручая нам себя, они возвращают нас к духовной сути.

Они – плоть от нашей плоти, единые с нами в любви.

Как учил святой Франциск, они – зеркало Господней любви к человеку.

Любовь едина для всех.

Она возвышает нас, очищает и делает цельными.

Обычно отец Гил не склонен к пышной словесности. Его проповеди краткие, прагматичные и ясные. Записывать необязательно.

Многие животные дожидаются благословения на руках у детей. На мой взгляд, дети еще слишком малы, чтобы понимать происходящее… Не обходится и без абсурда. К алтарю подходит женщина и протягивает кости своей умершей собаки – такие обгорелые, что я, стоя рядом, чувствую исходящий от них запах огня… Но все это почему-то вдохновляет нашего пастыря.

Отец Гил стал кропить животных святой водой. Пробиваясь через орущую разношерстную (в прямом смысле этого слова) толпу, он являл чудеса меткости.

– Какой большой мальчик! – произнес преподобный, подойдя к Холе.

– Это девочка, прошу прощения.

– Какая красавица.

– Спасибо, – сказал я. – Она приобщилась к вере недавно.

– Прекрасно.

И Хола получила двойную порцию священной влаги.

Пару секунд она стояла озадаченная – и только потом вспомнила, что ненавидит воду.

27
«Познакомьтесь с породой»

За день до выставки я решил, что лучший способ подготовить Холу – вымотать ее до такого состояния, чтобы она безразлично взирала на царящий вокруг хаос, пока восторженные посетители будут чесать ее за ухом.

То есть таков был мой план, но…

Даже в лучшие дни, когда, казалось бы, прогресс был очевиден, меня не оставляло чувство, знакомое Холли Винтер (она сказала так об одном из своих многочисленных аляскинских маламутов):

«В действительности он лишь принимал к сведению мои пожелания».

И все же план надо было выполнять. Поэтому я надел на Холу ошейник и повел на север, к Нью-Йоркскому Пресвитерианскому госпиталю, и далее – к Институту неврологии, где мне определенно стоило полечиться. Нам пришлось пройти сквозь толпу подозрительно юных медиков-практикантов в запачканных врачебных халатах. Мы уже возвращались обратно, повторяя на ходу команды, когда мое ухо уловило тихий треск. Хола вздрогнула, но уже в следующую секунду принялась бодро обнюхивать штабель мусора, который на 159-й улице почему-то зовется тротуаром.

Но она хромала.

Правая передняя лапа едва выдерживала вес ее тела. Я уже видел такое, когда ей на лапу попала соль – зимой солью был засыпан весь Манхэттен. Хола тогда вообще не могла двинуться, пока я не извлек крупинки, застрявшие между пальцев.

Внимательно осмотрев лапу, заноз я не нашел. Хола хромала все больше. Кое-как мы доковыляли до дома, и на всякий случай я провел дезинфекцию, хотя при более внимательном рассмотрении не обнаружил ни царапин, ни сыпи, ни ушибов.

Поздравляю, Марти, ты сломал лапу своей собаке… Теперь она не попадет на «Познакомьтесь с породой», и не по своей вине.

Пока моя кровь медленно превращалась в желе, Руби вспрыгнула на собачью лежанку и принялась мутузить Холу лапками, словно миниатюрный пекарь в маленьких белых перчатках.

Сидя в ветеринарной клинике в ожидании вердикта врача, я набрал номер Глории и сообщил, что ей все-таки не стоит приезжать на выставку.

– Ты ее замучил, – сказала жена. – Зачем ты так с ней?

– Все не настолько серьезно.

– Марти, ты сломал ей лапу! Это серьезно.

– Может, это и не…

– Кажется, я знаю, какое у тебя было детство.

– Какое?

– Непроглядная тьма, – ответила Глория. – Ты издеваешься над собакой, чтобы она получила этот дурацкий сертификат, хотя он ровным счетом ничего не значит. На самом деле он не нужен ни ей, ни тебе. Ты ее не слушаешь. А она из шкуры вон лезет, чтобы сделать тебя счастливым, она… она…

– Ты плачешь? Глория, не плачь. Не надо, – сказал я умоляющим тоном. Теперь у меня появилось мерзкое чувство, будто я сделал что-то ужасное – в смысле, еще более ужасное, чем думал.

Глория еще пару раз всхлипнула и громко высморкалась.

– Слушай, – наконец сказала она, – будь осторожней с Холой. Ладно?

– Обещаю. Я же ее люблю.

– Я знаю.

– Мне так жаль, дорогая.

– Я знаю.

Ветеринар сказала, что это не перелом, а вывих, и прямо сейчас помочь Холе ничем нельзя.

– Не волнуйтесь, – добавила она. – Просто дайте ей отдохнуть.

– Хорошо, – ответил я. – У нас как раз есть один день на отдых.

* * *

Выставка проходила, как я уже говорил, в центре Джейкоба Джейвитса – уродливом монстре на берегу Гудзона, в самом конце Вест-Сайда. Единственное, с чем у меня ассоциировалась эта громада из стекла и бетона, – так это с памятником толпе, бессмысленной и беспощадной. У дверей извивались нестройные очереди за билетами и в гардероб. Вход со своими собаками был запрещен (и слава богу). Внутри торговали собачьим кормом, переносными клетками и аксессуарами, а также настойчиво зазывали в клубы дрессировки.

Посередине была устроена площадка размером с бейсбольную, вокруг которой стояли четыре или пять рядов складных стульев, занятых зрителями. Там проводились демонстрационные испытания на послушание, ловкость, умение ходить на поводке и в упряжке. Рядом можно было полюбоваться выучкой полицейских собак.

У задней стены в алфавитном порядке расположились больше сотни стендов, посвященных породам, признанным в АКС. Я живо представил кошмар, через который пришлось пройти организаторам. Конечно, с йоркширскими терьерами, лабрадорами и овчарками проблем не возникло – но рядом сидели мексиканские голые ксоло и фараоновы гончие! Как ни странно, на выставке не было золотистых ретриверов. Выделенный им стенд пустовал.

В зале поменьше, слева, были собраны кошки – примерно сорок пород. Кошачья выставка пользовалась меньшей популярностью. Та же Холли Винтер, книжная героиня, афористично выразила мнение большинства собачников: «Собака начинается с той же буквы, что Спаситель и Сакральный. А кошка? Корысть? Коварство? Извините, не вижу духовного масштаба».

Заглянув на «кошачью половину», я убедился, что хвостатых участниц выставки абсолютно не занимает происходящее – большинство кошек спали. У меня сложилось впечатление, что они просто не считают посетителей выставки достойными своего божественного внимания.

Вот за это я и люблю кошек.

У меня в планах было заглянуть к Лилиан и, если повезет, проконсультироваться с Мэри Берч – знаменитой писательницей, зоопсихологом, специалистом по выработке условных рефлексов у собак. Мэри являлась координатором программы СХГ и ее официальным представителем. Однажды я видел ее выступление в передаче «Сегодня»: она говорила, что совершенно любая собака может сдать этот тест.

Врала, в общем.

По телевизору Мэри выглядела как настоящая южанка. Насколько я знал, у нее вот-вот должна была выйти книга «Собака-гражданин» – первый полный справочник по СХГ, если не считать монографии Джека и Венди Вольхардов десятилетней давности.

Я отыскал ее на маленькой площадке для демонстрационных тестов, которая неудобно расположилась между торговыми палатками, напротив киоска, где продавали огромные сырные кренделя. К площадке выстроилась очередь из собачников, готовящихся пройти тест СХГ.

Мэри оказалась высокой женщиной-командиршей. Благодаря яркому макияже и тугой завивке она разительно отличалась от типичного собирательного образа дрессировщицы. Обычно такие дамы считают писком моды любую рубашку, на которую еще не успел помочиться их пес. В руках она держала блокнот-планшет.

Что меня сразу поразило, собаки-демонстраторы были очень подготовленными. Одна женщина попыталась достать из кармана лакомство и была немедленно удалена с площадки. Впрочем, мотивировать собак не было нужды – каждое их движение было отточено до автоматизма. Мое самомнение рухнуло со скоростью топора, но в конце концов я сообразил, в чем дело: это были специально обученные для показа псы. И все они уже прошли СХГ.

Немного понаблюдав за показом, я снова нырнул в толпу и бодро зашагал к стенду с бернскими зенненхундами. Над ним развевался швейцарский флаг, стены украшали постеры с Альпийскими горами. Внутри еле умещался вольер с парой огромных бернцев – спокойных, как слоны. Лилиан стояла в окружении собачников. Среди них выделялся тощий парень с вьющимися волосами. Его зенненхунд стоял рядом, запряженный в традиционную швейцарскую тележку для молока.

На стенде было много людей. Они задавали вопросы. Спрашивали, сильно ли линяют бернцы, долго ли живут, легко ли их дрессировать. Знаете, с такими вопросами можно было сэкономить на входном билете. Я и так могу сказать: не заводите зенненхунда. Эти собаки линяют с такой скоростью, что вскоре вся ваша мебель покроется трехцветным шерстяным одеялом. Живут они восемь лет – или девять, если повезет. И если бы вы были чуть повнимательнее, то давно бы сообразили, каково их дрессировать.

Но черт возьми, они пользуются бешеной популярностью.

– Холе лучше? – спросила меня Лилиан.

– Она пока отдыхает.

– Приведете ее завтра?

Я живо представил Холу, которая бросается на пожилых леди и в приступе любви проводит по их ногам (в лучшем случае) здоровой передней лапой. Вопли… Всеобщее смятение… Перепуганные собаки несутся прочь, сметая все на своем пути…

– Знаете, – сказал я, – меня все же беспокоит ее вывих.

Но, взглянув в открытое лицо Лилиан, бесконечно преданной своему делу, я понял, что не могу ей врать. По крайней мере, так нагло.

– Боюсь, она будет нервничать.

Бинго. Получите приз за умолчание месяца.

Видимо, Дебби, тот самый тощий парень, друг Лилиан, что-то расслышал в моем голосе.

– Не беспокойтесь, – сказал он. – Просто слушайте свою собаку.

И я сразу проникся к нему симпатией.

Когда я вернулся на маленькую площадку, демонстрационные тесты уже закончились. Я немного побродил вокруг в задумчивости. И разумеется, стоило мне потерять надежду случайно встретиться с Мэри Берч, как я тут же увидел ее.

Все очень просто: я задержался у стола с книгами о дрессировке. А когда поднял глаза, обнаружил, что Мэри стоит рядом.

– Знаете, я был на вашем демонстрационном показе, – сказал я первое, что пришло в голову.

– Да? – откликнулась она голосом, в котором читалось: «Так вот что за идиот бродил у площадки».

– Я просто хотел сказать… здравствуйте.

– Здравствуйте.

Такой тон больше подошел бы для «Покойся с миром».

После короткой паузы она смилостивилась и бросила мне кость:

– Как вам сегодняшняя выставка?

– О, замечательно. Я только что со стенда бернских зенненхундов, там столпотворение. У меня самого зенненхунд.

Она улыбнулась:

– Да, бернцы сводят людей с ума.

– Мы собираемся сдавать СХГ. Но у нас пока не очень получается.

– Почему?

– В основном из-за десятого пункта… «Контролируемое разделение». Я уже отчаялся…

– А как вы его тренировали?

– Разве бернца возможно тренировать? – удивился я. – Я думал…

– Конечно возможно. Более того, необходимо. Вам следует…

В этот момент кретин, продававший книги, перегнулся через стол и сказал:

– Мэри, можно тебя на минуту?

– Прошу прощения. – И она направилась прочь, унося ключи от моего счастья.

* * *

У главной демонстрационной площадки я заметил поджарого черного лабрадора, которого вела на поводке красивая, атлетически сложенная женщина. Волосы ядовитого цвета подчеркивали бледность ее лица, серьезного, как у астронавта на орбите. Даже не успев понять, что я делаю, я уже зашагал к площадке, видимо предчувствуя встречу, которую вряд ли забуду до конца своих дней.

– Поприветствуйте наших гостей, – громыхнул ведущий в микрофон, – Петру Форд и Тайлера, прошлогодних победителей Национального чемпионата по послушанию! В следующем месяце они отправятся в Лонг-Бич, чтобы подтвердить свой титул.

Позже я узнал, что Петра – это Синди Кроуфорд кинологического мира. Бывшая профессиональная велосипедистка, вместе со своим фантастическим лабрадором она собрала все возможные призы собачьих соревнований. Я присмотрелся к ней – туловище выше пояса не двигалось вообще. Без всякого выражения Петра положила левую ладонь на живот, что-то тихо произнесла, и Тайлер, послушно усевшийся возле ее ноги, застыл, словно мраморное изваяние.

Ведущий сообщил, что в марте Петра и Тайлер в составе американской команды будут биться за титул чемпиона мира на выставке «Крафтс» в Британии.

– Вот почему Петра не улыбается, – вещал ведущий. – В рамках английской системы дрессировки любой мимический жест расценивается как дополнительная команда. Если выражение лица будет противоречить движению рук, это может дезориентировать собаку, и она не поймет, чего от нее хочет владелец. Разрешается давать только одну команду.

Петра и ее пес продемонстрировали английскую прогулочную схему на трех скоростях – супермедленной, обычной и ускоренной. Я так и не понял, чем она отличается от американской. Схема как схема. Лабрадор трусил на поводке рядом с хозяйкой, его нос чуть опережал левое колено Петры, глаза прикованы к ее лицу. Правда, тело Петры являло собой удивительное сочетание энергичности и расслабленности, что, в общем-то, понятно: в «Крафтс» за все пять минут демонстрационной прогулки хозяин не имеет права сказать собаке ни единого слова – дозволены только жесты. Как это происходит на практике? Судья шепотом будет называть Петре команды, а она – молча отдавать их рукой: «Налево, направо, стоять, кругом, налево, стоять, прямо».

В идеале собака должна следовать за своим хозяином, как скрепка за магнитом. Словно они соединены невидимой цепью. Пес должен быть совершенно спокоен, во всем угождать своему хозяину, но при этом не показывать напряжения. То есть он должен делать ровно то, для чего, собственно, его и дрессировали годами. А еще – быть подтянутым, как Петра, и сосредоточенным на хозяине в той же мере, как Петра сосредоточена на своем псе.

Если вы еще не поняли степень моего восхищения перед слаженностью этой маленькой команды, то вот один факт. Когда Петра с Тайлером закончили упражнение, я озадачился, почему мне в новых очках ничего не видно, и, только сняв их, понял, что плачу.

28
Петра Форд

«Вскоре после выставки „Познакомьтесь с породой“ Петра Форд со своим черным лабрадором Тайлером – двукратным чемпионом по послушанию, четырехкратным обладателем титула „Самая полезная собака“ – во второй раз стала победителем НЧП, самого престижного соревнования Американского клуба собаководства. Я взял у нее короткое интервью после победы».

«Национальный чемпионат по послушанию, НЧП, – довольно жестокая вещь. В первый день все команды проходят шесть раундов по квалификации и полезности[16]16
  Испытания по послушанию, утвержденные Американским клубом собаководства, делятся на два класса. В классе «Квалификация» проверяются усложненные прогулочные схемы и реакция на команду «Апорт». По результатам собаке присваивается титул Компаньона (простого или отличного). Испытания в классе «Полезность» более сложные и включают тесты на прыжки и распознавание запахов. По их итогам пес может получить титул Полезной или Самой полезной собаки.


[Закрыть], а также проверку на длительное ожидание. Во второй день начинаются попарные туры. Две команды, вышедшие в финал, снова проходят полные раунды по квалификации и полезности. В общей сложности собака оказывается на ринге двенадцать раз за два дня. Если она совершает так называемую критическую – то есть крупную – ошибку, больше рассчитывать не на что. Давление и на собаку, и на хозяина огромное.

В эмоциональном плане это невероятный стресс для животных. Собаки глубоко переживают все происходящее, обращая внимание на любую мелочь. Это вообще свойственно собачьей натуре. На чемпионатах Тайлер преображается. Это другая собака. Расслабиться там невозможно – все время ждешь, когда тебя снова вызовут на ринг. На уме одна мысль – как бы начать и закончить? На самом деле я даже не смотрела на соперников. Правда, лучше не смотреть. Во второй день я вообще ни с кем не разговаривала. Когда мы вернулись с ринга, нас встретила Стелла – моя подруга, которая помогала нам на соревнованиях. Она протянула Тайлеру его любимую игрушку – это была его награда, – и мы вышли в коридор.

Мы много работали. Еще в 2008 году я начала тренировать Тайлера на беговой дорожке, постепенно увеличивая скорость и угол наклона. Мы занимались по двадцать минут три раза в неделю, а к соревнованиям обычно снижали нагрузку. В этом году мы занялись также бегом под водой. В последние месяцы мы тренировались больше, чем когда бы то ни было. Моя жизнь сосредоточилась на собаке – возможно, слишком сильно.

Я всего лишь хочу воспитать счастливую служебную собаку. На тренингах в Нью-Джерси мы много говорили о том, как важно для пса быть счастливым. Многие дрессировщики муштруют своих собак до полуобморочного состояния. И зачем это нужно, спрашивается?

В спорт я пришла поздно. В детстве у меня не было домашних животных: мама не разрешала завести собаку. Я стала профессиональной спортсменкой-велосипедисткой – думаю, это было верное решение. В то время у меня в душе творился страшный раздрай. Мне казалось, что я недостаточно хороша, что я ничего не стою и не заслуживаю победы.

Потом у меня появилась собака. Впервые я начала серьезно тренировать золотистого лабрадора по кличке Дункан. Мне хотелось пройти испытания на ловкость, однако ни один клуб не вызвал у меня особого вдохновения. Наконец я нашла в телефонном справочнике частного тренера и начала брать у него уроки. Дункана пришлось учить буквально всему. Как ни странно, он был в восторге. Потом у меня появился Тайлер. Знаете, это такая собака, о которых говорят: одна на всю жизнь.

Моя цель – интересные тренировки. На каждый день я планирую пару команд или трюков, которые хочу проработать. Ежедневные задачи. После того как Тайлер поймет, чего я от него хочу, и правильно выполнит задание два-три раза, мы двигаемся дальше. Важно, что мы всегда стараемся заканчивать день на позитивной ноте.

Каждое упражнение делится на маленькие отрезки. Если Тайлер все делает верно, он получает награду – игрушку или какое-нибудь развлечение для себя. Я стараюсь придумывать разнообразные поощрения.

Очень важна психологическая работа. Долгое время я ни во что себя не ставила. Нервничала на ринге, злилась, комплексовала. Как в велоспорте. Потом я поняла, что если хочу добиться от собаки идеальной работы, то сама должна делать не меньше. В тот период мне на глаза попалась книга „Не только о лентах“[17]17
  Книга Джейн Савой, известной наездницы и дрессировщицы. Описанный ею метод позитивного самовнушения и визуализаций широко используется тренерами, которые готовят собак к соревнованиям.


[Закрыть]. Я начала делать по ней упражнения – визуализации. Я подробно представляла, как мы с Тайлером показываем на соревновании высший класс, при этом я чувствую себя комфортно и сосредоточена только на собаке. И все изменилось. Я восприняла работу над собой со всей серьезностью.

На ринге следует сохранять полное спокойствие. Тайлера обычно переполняет энергия: стоит дать ему игрушку, как он хватает ее и начинает носиться кругами. Но я научилась полностью сосредотачиваться и делать все очень тихо. Люди думают, будто я вообще не открываю рта на ринге[18]18
  На американских соревнованиях хозяину разрешается говорить с собакой.


[Закрыть]. Хотя это не так. И Тайлер, глядя на меня, успокаивается».