Текст книги "Небесные глаза. Ретагор"

Никто ему не стал возражать, повисло тягостное молчание, словно, каждый думал о своем, или об одном и том же, но каждый по-своему.

– Отойдем от леса еще немного и заночуем, – закончил Ретагор.

Они продолжили идти. Но успели пройти лишь несколько десятков саженей, когда Ретагор, шедший впереди, резко остановился, как вкопанный. Остальные приблизились к нему, посмотрели вперед, куда был устремлен и его взгляд, и увидели, что остановило их предводителя.

Невдалеке темнела фигура громадного зверя, на морде которого горели ярким пламенем два огромных глаза.

XIII

Ретагор почувствовал, как непроизвольно у него напряглась спина и плечи, а рука невольно потянулась к рукоятке меча. Но через долю мгновения желание хвататься за оружие пропало, более того, он ощутил, как его покидает и напряжение, и страх. Он мельком оглянулся за спину и увидел, что его отряд замер в нескольких шагах от него, уставившись на выросшее перед ними чудище. Которое, ко всему прочему, двигалось в направлении к ним. Неторопливо, неспешно и даже как-то размеренно и величественно. В темноте сложно было разглядеть его, но заметно было, что он не меньше двух саженей в длину, передвигается на четырех ногах, высотой вровень с человеком среднего роста, а огромная голова увенчана жуткой мордой с широкими челюстями и огненно горящими глазами. Зверь издавал методичный, даже, как показалось Ретагору размеренный рокот, не похожий ни на рык, ни на звериное ворчание. Скорее, это было довольное гудение, усиленное в несколько раз.

Зверь подошел уже настолько близко, что люди за его спиной начали пятиться, да и сам Ретагор был недалек от этого, и лишь невероятным усилием воли заставил себя оставаться на месте. Да еще он помнил, как в голове у него загремел гулкий голос, говорящий «Я охотник за скумом». И в этот миг голова его наполнилась сначала видениями, которые сначала представляли собой бесформенную смесь ярких красок и пустых, неясных образов, непрерывно двигавшихся и меняющих очертания. Это длилось совсем недолго, что Ретагор даже не успел понять, что это было, когда образы и нечеткие видения резко сфокусировались, а перед его мысленным взором предстала пустота, яркая, светлая, как летнее небо, чистое и навевающее радость. Ретагор открыл глаза, которые зажмурил, когда в его мозг ворвались видения, и увидел все не так, как представлялось несколькими мгновениями раньше. С виду все было также: застывшие в напряжении и страхе Арлетт, Торн и Харник за его спиной, борющиеся с желанием пуститься наутек, и жуткое создание с пылающими глазами перед ним. Только оно уже не казалось ему жутким и ужасным, хотя внешний вид не изменился. Но он мог теперь заглянуть внутрь это внешней чудовищности. И видел свет, внутреннюю силу и мощь, жаждущую справедливости и доброты. Не к себе, но к людям. Как может у такого чудовища быть такая светлая душа? – мелькнуло у Ретагора в голове. Или это не душа? Тогда что это?

«Кто ты?», осторожно спросил он молча.

«Я иду за вами уже давно», услышал он в ответ.

«Я знаю. Но не понимаю».

«Ты понимаешь. Но пока этого не осознаешь».

«Ты охотник за скумом?»

«Я древний противовес. Я враг Зла, с которым люди не в силах бороться сами».

«Ты появился, чтобы помочь?»

«Я создан, чтобы помогать».

«Но ты… ты выглядишь…»

«Жутко? Это так. Меня окружали бы опасности от людей, если бы выглядел, как ангел».

«Но ведь ты и не ангел».

«Вы, люди, создали себе мифы и образы, которые вас облагораживают. Но большинство из них – ваша выдумка».

«У тебя есть что-то сказать?»

«Зло набрало невиданную силу. Оно концентрирует ее там. Куда ты направляешься».

«Значит, я выбрал верный маршрут?»

«Совершенно».

«Что нас ждет там?»

«Этого никто не знает».

«Ты пойдешь с нами?»

«Я буду неподалеку».

«Нам будет легче при этой мысли».

«Мне тоже».

Ретагор вдруг покачнулся и открыл глаза. Зверя рядом уже не было. Ретагор глубоко вздохнул и повернулся назад. Все трое застыли в нереальных позах, словно обратились в статуи.

– Арлетт! Харник! – негромко позвал он.

Они очнулись от его голоса, после чего Арлетт, не в силах стоять, повалилась на траву, Харник последовал ее примеру, а Торн что-то гневно проворчал на родном языке и припал на одно колено.

– Вы все это видели? Или только мне померещилось? – выдохнул он, глядя куда-то в землю.

Ретагор повернулся к ним лицом и посмотрел на них сверху вниз. Он прекрасно представлял, что сейчас происходит в их душах, какое смятение, колебания и страх там царят. Ему захотелось обнять их всех троих и обдать верой, силой и уверенностью. А почему бы нет? – мелькнуло у него в голове словно бы каким-то чужим голосом. Он простер руки и закрыл глаза. От него пошла волна тепла и света. Несколько мгновений он простоял, закрыв глаза, потом открыл их и то, что он увидел перед собой, обрадовало его и удивило. Все трое сидели в расслабленных позах уже без тени страха на лицах и вполголоса переговаривались, ничуть не обращая внимания на него, будто бы и не было рядом.

– С вами все в порядке? – неожиданно для себя спросил Ретагор, тоже присаживаясь рядом.

Арлетт подняла к нему глаза и кивнула, добавив при этом:

– Если бы ты еще объяснил нам кое-что, было бы еще лучше.

– Сначала один вопрос.

– К нам? – удивленно спросил Торн. Он уже не стоял на одном колене, словно человек, которого вот-вот стошнит, а вразвалку полулежал на траве.

Ретагор еще раз посмотрел на разительную перемену и в их позах, и в выражениях лиц, и в общем настроение и сказал:

– Да к вам. Что вы почувствовали только что?

– Не понимаю, – покачал головой Торн.

– Ладно, давайте по порядку. Вы видели это существо?

– Ха! Видели! – воскликнул Торн. – Еще бы. До его появления я думал, что ничто на свете не напугает Торна. Я ошибался.

– А вы? – Ретагор повернулся к Арлетт и Харнику.

Те кивнули, а Арлетт добавила, что пылающие глаза этого существа не забудет никогда.

– Но потом, когда ты с ним заговорил, – продолжал Торн, – все вроде стало на свои места. Только как тебе это удалось, до нас не доходит.

– Вы ничего не слышали из нашего разговора?

– Ни звука. Ты стоял, закрыв глаза, а зверь присел на задние лапы – ну точь-в-точь, как собака, и смотрел на тебя. Ну, я, например, понял, что ты болтаешь с ним о том, о сем, вроде как тогда, с Латором.

Ретагор кивал, пока Торн говорил, а когда тот закончил, спросил:

– А потом?

– Что потом?

– Зверь ушел?

– Ты все еще стоял с закрытыми глазами, а он посмотрел на нас, повернулся и был таков.

– Хорошо. А потом?

– Да в чем дело, Ретагор?! – не выдержала этого наплыва одних и тех же вопросов Арлетт.

Ретагор как можно мягче сказал:

– Когда я очнулся, зверя уже не было, а вы все втроем находились в состоянии жуткого испуга, вы застыли, как… как неживые. Я окликнул вас, вы очнулись, но у вас были такие лица…

– Не помню, – покачала головой Арлетт. – Да, вид у этого существа, конечно, жуткий, но когда стало ясно, что ты нашел с ним контакт, никакого страха уже не было.

Ретагор протер ладонью лицо, как бы стараясь немного привести себя в чувство.

– Что-то не так? – тихим, кротким голосом спросил Харник.

– Мне нужно привыкнуть, – медленно выговорил Ретагор. – И научиться контролировать свои новые возможности, – добавил он шепотом, словно разговаривая с самим собой.

– К чему привыкнуть?

Он поднял глаза и посмотрел в их удивленные лица.

– В это трудно поверить, но когда я увидел, в каком вы состоянии, мне вдруг захотелось вас успокоить и… все получилось само собой. Я послал вам волну успокоения.

– Не понимаю, – покачала головой Арлетт.

– Я сам с трудом понимаю, – признал Ретагор. Он громко вздохнул и проговорил: – Давайте немного отдохнем. Скоро рассвет, к тому времени нужно где-нибудь укрыться и поспать. Но сначала… сначала немного посидим здесь.

Спустя некоторое время, когда темнота на востоке уже начинала постепенно отступать, они вновь пустились в путь в этот день без особых происшествий прошли почти десять лиг по направлению на северо-запад. Дважды за день Ретагор «связывался» с Латором и узнавал, что у того дела обстоят нормально, они также без приключений продвигаются по заданному маршруту.

Следующий день также прошел спокойно, если не считать неожиданной встречи с большой группой скотоводов, вместе со своими животными направляющимися в сторону Гулфа, где на следующий день должна была проводиться ярмарка. Они несколько недоуменно смотрели на странную группу из четырех человек, попытались задавать вопросы, но натолкнувшись на уклончивые ответы, продолжили свой путь, предоставив Ретагору и его друзьям следовать своим. Оба эти дня Ретагор ощущал вновь открывшимися чувствами присутствие Зверя, но видеть его не удавалось, даже тогда, когда они шли по открытой местности, которая с предыдущего дня начала превалировать, прерываемая лишь кое-где мелкими подлесками и рощицами.

Ретагор ничего не говорил остальным насчет этого, понимая, что сознание того, что Зверь следует вместе с ними неподалеку, вряд ли прибавит им уверенности в себе.

В одной лиге от Лупфурда Ретагор направил свой отряд в сторону очередной крошечной рощицы, насчитывающей от силы десятка два низкорослых деревьев, и устроил небольшой привал. Был ранний вечер, и потребности в отдыхе особой не было, но Ретагор принял решение, что им следует войти в Лупфурд, когда стемнеет, чтобы привлечь к себе минимальное внимание. Лупфурд был больше похож на Велин, у него не было массивной защиты и системы пропуска, как в Мернере, поэтому сделать это было просто. В случае же если войти туда днем, то вопросов не избежать.

Все остальные с ним согласились, и, отойдя немного вглубь рощицы, чтобы не маячить на опушке, расположились, ожидая сумерек.

Арлетт, которая не упускала ни одной возможности, чтобы побыть рядом с Ретагором, и на этот раз присела рядом и положила голову ему на плечо. Помимо того, что ее неодолимо влекло к нему, она чувствовала, что ее другу сейчас очень нелегко, что он подчас в большей степени одинок, чем отшельник в глухом лесу, и ему требуется поддержка и понимание. Иногда он рассказывал что-то новое про свои новые ощущение, делился с ней своими опасениями, планами, надеждами и верой, слушал ее советы и гасил ее страхи. А иногда они просто молча сидели рядышком, и тогда Ретагор чувствовал, как его обдает теплой волной любви, нежности и поддержки.

Торн и Харник эти дни больше частью задумчиво молчали, каждый думал о предстоящих днях, часах, событиях, которые их ждут впереди, об опасностях и возможных шансах выжить. И если для Торна эти мысли были скорее светлыми, нежели наоборот, то Харник явно подчас выглядевшим жалеющим о том, что напросился в этот поход. Ретагор заметил с ним это изменение сначала в эпизоде с Латором, а окончательно начал за него беспокоиться после последней встречи со Зверем. В тот момент он не особенно обратил на это внимание, но утром заметил, что Харник словно бы надломился, словно стал меньше и мельче, помрачнел и выглядел потерявшим основы своей веры и мировоззрений. Ретагор вначале хотел при первом же благоприятном случае переговорить с ним и передать ему свою уверенность, но затем передумал. Если этот человек так слаб, что готов потерять веру и не способен воспринимать что-либо новое, это вряд ли можно исправить, подумал тогда он и решил присматривать за Харником на всякий случай.

Что касается Торна, то он часто вспоминал битву с отрядом скума, смаковал подробности и то ли в шутку, а то всерьез жаловался на то, что после этого «махать топором до сих пор не пришлось». Ретагор при случае посматривал на Торна, чтобы понять, может, он это делает для того, чтобы придать самому себе уверенности, чтобы отогнать страх, беспокойство и темные предчувствия. Но каждый раз замечал, что Торн искренне жаждет битвы, искренне готов положить жизнь ради достижения поставленной ими перед собой цели. И в отличие от многих, которые любят говорить высокие слова, ничего ни при этом не делая, он говорить не привык, но пользы от него будет значительно больше, как-то подумал Ретагор, разглядывая увешенного оружием Торна, бодро топавшего перед ним.

– Ретагор, – раздался рядом тихий голос Арлетт.

Он отвлекся от своих мыслей и посмотрел на нее. И удивился, потому что глаза у нее были закрыты, а сама она при этом улыбалась. На мгновение он перепугался, встревожился, но тут же успокоился. Я уже не могу ничего воспринимать спокойно, упрекнул себя Ретагор и как мог нежнее поинтересовался, все ли в порядке.

Арлетт ответила, не открывая глаза:

– Не знаю, дорогой, не знаю. Будущее покажет, все ли в порядке.

– Ты улыбаешься. Я так люблю смотреть на твою улыбку.

– Я вспоминала, как мы с тобой встретились. Вспоминала ТУ ночь. Вспоминала…

Ретагор протянул руку и погладил ее по голове. Она подняла руку, положила свою ладонь на его, опустила ее и прижала к груди.

– Господи, – проговорила она, – когда-нибудь вернется ли то время?

Ретагор не знал, что ответить. Да и требовал ли вопрос ответа? Арлетт знала, что ни он, ни кто бы то ни было не знает его. Вместо этого он лишь прижал девушку к себе покрепче.

– Знаешь, – сказала она после некоторого молчания, – даже если мы погибнем, я буду помнить из своей жизни лишь две самые важные вещи.

– Какие?

– Встречу с тобой и битву со скумом.

– Если мы погибнем, то битв будет как минимум две, – усмехнулся он.

– Нет. Та, первая, она… она была особой. – Арлетт открыла глаза и слегка выпрямилась. – Я с детства держала в руках меч – у нас по-другому нельзя, места опасные. Даже бывали несколько стычек во время набегов, но в столь значительной, нет, пожалуй, столь значимой схватке я никогда не участвовала. Тем более со скумом.

– Наш уважаемый Харник утверждает, что наша схватка первая чуть ли не за последние триста лет, – добавил Ретагор.

– Не в этом деле. Когда бывали набеги, был риск, что тебя ранят, захватят в плен, покалечат, но почти нет риска быть убитым – разбойникам трупы ни к чему, они не приносят дохода. А тут… Тут нам грозила однозначная, неминуемая и вероятнее всего мучительная, жуткая смерть.

– Не думай о таких вещах.

– Вот я и не думаю. А думаю только о том, вернутся ли когда-нибудь те времена, как в ту ночь? – Арлетт игриво поглядела на Ретагора.

Тот улыбнулся и еще крепче прижал ее к себе.

– Каков наш дальнейший план действий? – раздался вдруг голос Харника.

Ретагор посмотрел на него: ученый муж сидел, как и остальные прислонившись к стволу дерева и поигрывая широким коротким кинжалом, с которым не расставался никогда.

Ретагор вздохнул – он уже устал от подобных вопросов Харника. Но делать нечего, грубить он не хотел, а отнекиваться не имело смысла – еще чего доброго вновь возомнит, что от него что-то скрывают.

– Латор сейчас находится на расстоянии двадцати лиг от Лупфурда к западу и направляется на север, чтобы обойти слева Липор слева. Мы в свою очередь сегодня переночуем в Лупфурде, рано утром вновь отправимся в путь в сторону Липора и подойдем к нему с востока. В Липор заходить не будем – это может оказаться опасным. Пройдя его, соединимся с группой Латора. А дальше…, – Ретагор развел руками. По его подсчетам, он в третий раз растолковывал Харнику маршрут и планы их движения, но тот неукоснительно спрашивал вновь на первой же длительной остановке.

– Мне интересно знать, – вновь раздался голос Харника, – с чего ты решил, что Зло концентрирует свои силы севернее Липора?

– Я подозревал это и раньше, но после – сами знаете чего – получил этому подтверждение, – ответил Ретагор, глядя на Харника в упор. Ему не понравился тон Харника, и он собирался «посадить его на место». Не хватало еще бунта, думал он. Если только они будут едины во всем, у них есть шанс, но если между ними начнутся трения или кто-то поставит под сомнение его решения… Этим кем-то мог оказаться только Харник – в Торне Ретагор был уверен, в Арлетт тем более.

Но Харника не смутил взгляд вожака.

– Ретагор, ты слишком много ставишь на свою слепую веру, – четким тоном произнес он.

– Харник! – не выдержав, воскликнула Арлетт.

– Все в порядке, – успокоил ее Ретагор и повернулся к Харнику: – Если бы мне кто-нибудь рассказал когда-нибудь, что с ним произошло то, что произошло со мной, я бы не поверил. Даже если бы, как и ты, присутствовал бы при этом. Поэтому твое неверие простительно. Но ты не понимаешь, что оно вредно, Харник!

– Ничего подобного…, – начал было тот, но Ретагор прервал его.

– Всю свою жизнь ты верил в Господа, ни разу не получив подтверждения его существования. Подожди! И теперь, когда это подтверждение получено, ты становишься на позицию отрицателей? Харник, я тебя не понимаю.

– Ретагор, может, ты и видел то, что говоришь, может быть даже все это так и есть, но это не Бог. Не он с тобой говорил.

Ретагор кивнул.

– А я этого и не утверждаю.

Харник продолжал:

– Но даже если во всем этом и есть доля истины, то поверить в то, что жуткое существо, которое нам повстречалось, несет в себе хоть крупицу добра, я не могу никак.

– Но ведь ты видел, что произошло той ночь, – проговорил Ретагор и хотел бы продолжать, но что-то в лице Харника изменило его мнение: то ли упертый, почти глупый, упрямый и потому бессмысленный взгляд, то ли неестественная бледность, то ли напряженность в решимости отстаивать свое мнение. Поэтому он сказал просто: – Знаешь, я не собираюсь вступать с тобой в дискуссии. Я приметил, что встреча с этим существом плохо на тебя подействовала, и потому я не буду мешать тебе, если ты решишь нас покинуть. Мы отошли не так уж далеко от Хунтеханта – ты сможешь без проблем вернуться.

Арлетт и Торн, которые, как обычно при подобных разговорах, молча слушали, тут вскинули глаза на Ретагора. Оба они предполагали, что очередной спор между ними либо ничем не завершится, либо Ретагор станет убеждать Харника в своей правоте, поэтому его слова стали полной неожиданностью. Впрочем, говорить они ничего не стали. Торн лишь встал на ноги и прислонился к дереву, возле которого сидел, и небрежно перехватил секиру, держа ее теперь возле лезвия, чтобы в случае чего ударить Харника древком. «С ним явно что-то не то, можно ждать чего угодно», повторял Торн себе, как бы оправдывая свой возможный поступок.

Но поведение Харника ничего подобного не потребовало. Он не выказал никакого удивления словами Ретагора, а напротив, словно бы ждал их. Харник тихо и бесстрастно проговорил:

– Я так и сделаю. Вы впутались в сети темных сил, я не хочу в этом участвовать.

Ретагор пожал плечами и отвернулся, а Харник наклонился к своему мешку и принялся аккуратно укладывать в него свои нехитрые пожитки.

Ретагор перехватил вопросительный взгляд Арлетт, слегка улыбнулся, поджал губы и коротко, незаметно кивнул. Харник тем временем не стал откладывать все в долгий ящик, упаковал свои вещи и, рассеянно попрощавшись, покинул их. Трое молча проводили его взглядом, а когда Харник скрылся в подлеске, Торн первым прервал молчание.

– Ну ничего себе! – выдохнул он. – Что это на него нашло?

Ретагор прошел и уселся на свое место.

– Меня не особенно сегодняшнее удивило, – негромко проговорил он. – Два дня я слежу за Харником. С ним явно было нехорошо. Чем постоянно следить за ним – что он выкинет – лучше пусть так.

– Это верно, – кивнул Торн и добавил, кладя свою секиру на место: – А я уж думал, придется его немного успокоить.

– Ну, не думаю, что до этого бы дошло, – со смехом ответил Ретагор.

– Что теперь будем делать? – спросила Арлетт.

Торн громко, от души расхохотался.

– Тебя послушать, девочка, так он этого ученого ужа толк какой-то для нас был!

– Что верно – то верно, – кивнул Ретагор. – Впрочем, с ним интересно было порой поговорить.

– Ага! – усмехнулся Торн. – Все ваши разговоры крутились вокруг одной темы и заканчивались ничем.

– Не нравится мне ваше настроение, – проговорила Арлетт и задумчиво добавила: – Дело не в самом Харнике, просто отряд наш распадается…

– Не говори глупостей! – резко выкрикнул Торн. – Я пойду до конца, чего бы мне это ни стоило. Вы, я уверен, тоже. Так что почему это распадается?

Торн выглядел таким возмущенным, что Ретагора это весьма позабавило.

– А как же Латор? – настаивала Арлетт.

– Латор? – переспросил Торн. – А причем здесь он?

– Видимо, Арлетт полагает, что, услышав про уход Харника, Латор и его ребята тоже уберутся восвояси, – с улыбкой заметил Ретагор.

– Именно, – кивнула Арлетт.

Ретагор пожал плечами.

– Тут мы ничего поделать не можем. И Харник, и Латор вызвались идти с нами добровольно. Решат уйти – туда им и дорога. И вообще, – Ретагор сощурил глаза и заговорил жестким, непривычным для него тоном, – настоятельно прошу перестать ассоциировать наш поход с Хунтехантом. Мы делаем это не для него, и не ради него. Они сидят в своей норе и читают древние свитки. Я поклялся себе биться со Злом до конца не ради них, а ради простой женщины в убогой хижине, ради обычного крестьянина, чтобы они могли продолжать дальше жить, а не стали добычей всяких тварей. И хочу, чтобы вы это осознали тоже.

– Тогда нас станет еще меньше, – задумчиво и с некоторой грустью пробормотал Торн.

– Возможно, – кивнул Ретагор. – Но подумайте сами, пока еще ничего особого не происходит, пока нет реальной угрозы, пока мы только подбираемся к скуму, еще есть время.

– Время? – переспросила Арлетт. – Для чего?

– Для того, чтобы исключить из своего отряда тех, кто может в трудную минуту тебя бросить, – жестко и четко проговорил Ретагор и отвернулся, давая понять, что для него разговор окончен.

Арлетт и Торн тоже замолчали и каждый погрузился в свои мысли. Через некоторое время, когда темнота сгустилась, и невдалеке от них ярко загорелись огни Лупфурда, Ретагор дал команду подниматься и двигаться в сторону поселения. На путь у них ушло меньше часа, и вскорости они уже шли по внешним немощенным улочкам Лупфурда. Арлетт, которая в своей жизни видела ничтожно мало крупных поселений, да и те, в основном, в ходе этого похода, с интересом осматривалась по сторонам. Но видела лишь голые побеленные стены приземистых домиков, широкие, но неухоженные улочки, да всякую живность, которая, несмотря на наступление позднего вечера, сновала там и тут под ногами.

– Невзрачный городок, – проговорил вдруг Торн.

– Чем невзрачнее, тем лучше, – проворчал Ретагор. После разговора в лесу настроение его так и не выправилось. – Мы не на экскурсии и не на прогулке.

– Да ладно тебе уж…, – примирительно произнес Торн.

Они сделали еще несколько шагов по улочке, которая, по ощущению ног немного шла под уклон, и наткнулись на темную фигуру, которая оказалась молодым парнем, шедшем быстрым шагом по своим делам.

– Простите, любезный, – обратился к нему Ретагор, стараясь говорить на простонародном наречии. – Не подскажете ли нам, где мы могли бы переночевать. Гостиница или постоялый двор…

Парень подробно ответил ему и направился дальше своим путем. Ретагор повернулся к своим друзьям, которые вдвоем стояли чуть за ним, и в голове вдруг мелькнуло: «Действительно, выглядим мы жалкой кучей прохвостов!», но в слух произнес:

– В центре города большой постоялый двор, как понимаю, наподобие моруровского…

– Какого? – перебил его не понявший Торн.

– Не важно. Людей там больше, и глаз соответственно тоже. А тут рядом маленькая гостиница в две-три комнатки. Что выберем?

– Я за центр города, – уверенно проговорил Торн. – Хочу, наконец, хорошенько пожрать. А тут вряд ли что-нибудь толковое получим, разве что солянку или еще какую бурду.

Ретагор повернул лицо к Арлетт.

– Если честно, я тоже, – ответила она на немой вопрос. – Насчет еды не знаю, но от хорошей постели бы не отказалась.

– Придется рискнуть, – согласился Ретагор, и они направились в сторону центра поселения по маршруту, указанному встреченным парнем.

– Думается мне, – сказал Торн, пока они шли, – что ты немного… как бы это сказать, перестраховываешься. Объясни нам, чего ты так опасаешься?

– Ничего конкретного, – ответил Ретагор, – просто хочу, чтобы мы как можно меньше попадались кому-нибудь на глаза.

– Ну, этого все равно полностью не избежать, – усмехнулся Торн. – впрочем, можем вернуться, переночевать там. – Он махнул рукой в сторону, откуда они пришли.

Ретагор покачал головой.

– Нам нужно пополнить запасы еды. Неизвестно, что нас ждет впереди.

Молча продолжая путь, он в скором времени достигли обшарпанных ворот, за которыми угадывался широкий двор, увенчанный с другой стороны внушительным деревянным строением.

– Зайдем? – раздался голос Торна.

– Все шутишь, – буркнул Ретагор и во главе своего маленького отряда двинулся внутрь двора.

Через несколько минут они получили в распоряжение одну большую комнату – иных вариантов не было -, после чего вновь спустились вниз, в общую залу, где в беспорядке были расставлены деревянные столы, некоторые из которых были заняты. Ретагор мельком оглядел публику и не нашел в ней ничего ни странного, ни угрожающего – обычные путники или любители опрокинуть по кружке вина свободным вечером. На них мало кто обратил внимание, а те, кто глянул в их сторону, почти сразу возвращались к своим занятиям, не найдя и в них ничего интересного.

Заметно успокоившийся Ретагор заказал обильный ужин, который после их лесной диеты показался им княжеской трапезой. Кувшин вина на их столе стараниями Торна стремительно опорожнялся, да и Ретагор после длительного путешествия и пережитых событий позволил себе несколько расслабиться. Арлетт, заметившая это, выглядела веселой, потому что она всегда сопереживала ему, если было видно, что что-то идет не так.

Утолив первый голод, они откинулись на спинки узких высоких спиной деревянных стульев.

– Что делаем завтра? – не замедлил поинтересоваться Торн.

– Я уже говорил, – немного устало, немного раздраженно отозвался Ретагор. – Но если тебе нужно повторять, могу повторить. Идет на северо-запад, пока не упремся в окрестности Линора. Там соединимся с группой Латора и пойдем дальше.

Торн терпеливо выслушал ответ, а затем задал новый вопрос:

– А что дальше?

Ретагор резко наклонился вперед и уперся в столешницу локтями. При этом он уставился на товарища таким резким жестким взглядом, от которого тому стало немного не по себе.

– Послушай, ты знаешь цель нашего похода. К чему постоянно задаешь одни и те же вопросы?

Торн потрепал свои длинные волосы, как бы соображая, стоит ли продолжать разговор, или Ретагор уже выходит из себя. Но все-таки произнес:

– Надеюсь, ты не будешь злиться, но ситуация мне не очень нравится.

– Какая ситуация?

– Нас всего трое…

– Брось! – резко отозвался Ретагор.

– Но в самом деле, – вдруг заговорила Арлетт. – Ретагор, не отмахивайся от этого. Не отмахивайся. Даже если Латор и его люди пойдут с нами, поверь, пользы от них будет немного.

– Он еще с нами, – чуть закрыв глаза и словно к чему-то прислушавшись, проговорил Ретагор. – И польза мне от него нужна небольшая. Он лишь дополнительные глаза и уши.

– Но когда дойдет до драки.., – начал Торн.

– Что?

– Нас будет лишь трое, – закончил он. – В прошлый раз мы выстояли и даже победили, но что будет потом?

– Ты хочешь уйти? – вдруг спросил Ретагор.

Торн раздраженно махнул рукой:

– Ты становишься невозможен.

Наступила тягостное молчание, которое даже Арлетт не решалась прервать, хотя, как правило, в таких ситуациях именно она часто улаживала словесные перепалки. Но в этот раз она подумала, что Ретагор действительно становится невозможен, как выразился Торн, становится раздражительным и глухим к любым словам, идущим вразрез с тем, что у него на уме. Неужели он заболел фанатизмом, мелькнуло у нее в голове.

И вдруг раздался голос Ретагора, прежний, мягкий и рассудительный.

– Прости, друг. И ты, Арлетт. Я веду себя недостойно, и от этого в душах ваших я вижу нерешительность, возмущение и даже неверие. Мне нет оправдания даже в том, что я очень… очень тревожусь за все. Но оставим это.

Он повернулся к Торну и продолжил:

– Нас действительно трое. Всего трое, как ты говоришь. Но повторю еще раз – битвы, которую ты так опасаешься, не будет. Нам лишь нужно добраться до очага Зла, до его рассады. Понимаете? Эх! Если б только я мог так же просто переносить себя по воздуху, как могу переносить свою мысль!

– А что ты будешь делать, когда мы доберемся до, как ты его называешь, очага Зла? – поинтересовался Торн.

Ретагор улыбнулся. Немного загадочно, немного иронично.

– Будьте уверен, к этой встрече я подготовлен достаточно хорошо.

Они еще некоторое время посидели за столом, стараясь говорить о чем-то приятном. Торн рассказывал о своей юности, о попытках дяди, который после смерти отца, взял на себя заботу об этом непоседливом мальчишке, приучить его к морю. Но результат оказался прямо противоположным – Торна не прельстили даже приключения и набеги на Зеленый остров, трофеи и премиленькие пленницы, которых привозили с собой северяне из своих походов. После нескольких неудачных попыток Торну удалось податься на юг, но очень ненадолго – его настигли и вернули обратно. Северяне не любят, когда кто-то из них живет не так, как все остальные, тем более, если подаются на юг, с жителями которого хоть и не идет прямая война, но многовековая вражда периодически вновь разгорается.

На ночлег они расположились со значительно большим комфортом, чем в предыдущие дни, и собирались пораньше проснуться и двинуться в путь. Выпитое вино усыпило их почти сразу, но проснулись они много раньше, чем планировали. И каково же было их удивление, когда очнулись они на полу все той же комнаты, где заснули накануне, но связанными по рукам и ногам.