Текст книги "Небесные глаза. Ретагор"

XX

Дышать становилось все труднее. Небо уже было не просто темным, оно почернело и, казалось, что дальше к горизонту на севере оно и вовсе превращается в полный мрак. Воздух был мрачен и плотнее, чем обычно. Чтобы вдохнуть полной грудью им приходилось останавливаться, и это сильно задерживало их пути, тем более, что и так обстановка и все, что их окружало, давило на них с такой силой все сильнее и сильнее, что усталость стала для них уже привычной, а силы расходовались с угрожающей скоростью. Впрочем, настроение у них было такое, что они не особенно уже и торопились. Ретагор в какой-то момент признался себе, что не прочь был бы оказаться сейчас далеко отсюда, в другом месте и в других условиях. «И дело не только во всем этом», – обводя взглядом жуткие окрестности, пробормотал он. Слова Охотника сильно на них повлияли, и хоть после этого он ничего больше не добавил, зато люди, сколь позволяли угасающие силы, обсуждали вполголоса между собой вероятность того, о чем говорило существо. Почему мы решили, что Зло сконцентрировано здесь? Почему не наоборот? Ведь души грешников могли быть заключены в сферу за свои грехи и чтобы не натворили бед на земле, а Зло, с которым сталкивается человек сейчас – лишь малая толика возможного Зла? Эти и многие другие вопросы они задавали друг другу и самим себе, но ответа ни на один из них не было. Мы потеряли цель? – спрашивал себя Ретагор, а когда посматривал на своих спутников, то вполне готов был ответить утвердительно. Особенно Торн. Он и вовсе повесил голову. Бесстрашный воин был готов драться с кем и с чем угодно, но сейчас выглядел потерянным и растерянным, потому что не знал, на чьей он стороне – когда появилась мысль о том, что его доблестная секира может послужить Злу еще больше, чем все полчища верминов, Торн потерял почву под ногами. И не скрывал этого. По свойственной себе прямолинейностью и категоричностью он почти сразу проникся озвученной Охотником мыслью и даже пытался настоять на том, чтобы вернуться и оставить все, как есть.

– Нужно только перебить все скумы, чтобы не доставляли людям несчастий, – добавил он.

Но Ретагор посмотрел в тот момент на Арлетт и Харника. Их вид выражал неуверенность, растерянность, но вместе с тем решимость идти до конца. Он забыл про Латора. И зря. Потому что именно этот отважный, но пребывающий последнее время в тени своих более значимых попутчиков, юноша вдруг с поразительной горячностью, хотя и без особой логичности стал уверять всех в том, что пути назад нет, а домыслы, догадки… они ничего не меняют.

– Все прояснится дальше, – выкрикнул он в пылу спора с Торном. – А сейчас мы не имеем права прекращать начатое на основе одного предположения! Одного жалкого предположения!

– Боюсь, как бы оно не превратилось из предположения в истину, – проговорил Ретагор, но распорядился свернуть лагерь и идти дальше.

Пока они брели, к нему осторожно подобралась Арлетт. Выглядела она посвежее всех остальных, возможно, просто потому, что была женщиной и в отличие от своих спутников более тщательно следила за собой даже в столь суровых и безотрадных условиях. Ретагор посмотрел на нее, и не в силах сдержать резкого порыва, обнял ее за плечи, притянул к себе и нежно поцеловал.

– Ты нежная, как ландыш, – произнес он. – Каждый раз, когда на тебя смотрю, все думаю о том, что тебе совсем здесь не место…

– Ага, – прервала его Арлетт с улыбкой. – И где, по-твоему, мне место? Дома, за вышиванием?

– Ладно, я пошутил. Если честно, не представляю, что бы я делал, если тебя не было бы рядом.

Арлетт выдержала небольшую паузу, потом произнесла:

– Я заметила, тебя всерьез обеспокоила версия Охотника.

– Еще бы не обеспокоиться, – вздохнул Ретагор. – До сих пор мы точно знали, что делать, к чему стремимся, и вдруг появляется… появляется сомнение.

– И что думаешь? Насколько оно может оказаться верным?

Ретагор пожал плечами. Он не знал ответа на этот вопрос, сколько бы ни думал, а думать не хотелось. Воздух тяжелел с каждым мгновением, болели глаза, усталость наваливалась с каждым шагом.

– Я не знаю. Но Латор прав. Мы пойдем до конца. А там будь что будет.

Арлетт опять немного помолчала.

– А не берем ли мы на себя слишком много, а, Ретагор? Разве мы вправе решать? Не слишком ли тяжела ноша?

– Мы взяли ее, когда вышли из Хунтеханта, – возразил Ретагор, – и остались наедине со Злом. Выбора у нас нет. А если бы и был, я не задумывался.

– Знаешь, а в какой-то момент я было решила, что ты колеблешься.

Ретагор остановился и посмотрел на девушку в упор.

– Я действительно колебался, но не в том смысле, что ты думаешь.

– Вот как?

– Я понял, что в такой неопределенности я не вправе рисковать ни одной жизнью, кроме своей, и…

– Только не говори, что подумывал бросить нас и идти дальше в одиночку! – громким шепотом выдохнула Арлетт.

Ретагор ничего не ответил – его лицо говорило за него. Арлетт на миг помрачнела, хотела было сказать что-то эмоциональное, возможно, даже обидное, но сдержалась и лишь спросила:

– И что же тебя отвратило от этой безумной идеи?

Ретагор ткнул большим пальцем немного вбок, где в нескольких шагах от них степенно вышагивал Охотник, не переставая осматривать окрестности и размеренно гудеть.

– Охотник? – переспросила Арлетт. – Вы, что, с ним говорили? Ах, да…

Ретагор кивнул.

– Вот именно. Иногда мне кажется, что он знает о моих мыслях еще до того, как они толком у меня в голове сформировались. Он отговорил меня это делать. Мысленно, конечно, чтобы никто из вас не слышал.

Арлетт криво усмехнулась:

– Упирая на то, как для тебя это опасно, небось?

– Вот и не угадала. Напротив – насколько это опасно для вас, и лично для тебя.

– Шутишь!

– Самое подходящее место для шуток, – рассмеялся Ретагор, напрягая и без того натужные горловые связки. – Нет, он действительно пристыдил меня, что я бросаю людей, которые дороги для меня, и человека, который значит для меня еще больше. Знаешь, не представляю, что Охотник собой представляет, но мозг у него точно человеческий. Это я уже не первый раз замечаю.

Арлетт пристально посмотрела на него.

– Неужто так все просто? Что-то не верится, чтобы ты отказался от своей идеи после всего лишь нескольких слов существа, непонятно что из себя представляющего.

– Ну, кроме того он заявил, что он-то будет знать, куда я направился, и непременно приведет всех следом. Так что идея изначально бестолковая.

Арлетт положила ладонь на руку Ретагора и прошептала ему:

– Как все прозаично! Твое первое объяснение понравилось мне больше.

Вдруг раздался негромкий, близкий крик.

– Ретагор! Сил больше нет, давай остановимся.

Он обернулся в сторону сказавшего это Харника и ужаснулся: в темном полумраке тот казался страшным, почерневшим, с измученным перекошенным от усталости лицом. Неужели мы все выглядим так же? Он бросил беглый взгляд на остальных и увидел жалкую группку смертельно уставших людей, которые еле волочат ноги в надежде поскорее добраться до привала, и на лицах которых застыло выражение немыслимой тоски и отчаяния. Что-то нужно делать? – мелькнуло у него в голове, – иначе толку от того, что мы сюда добрались не будет никакого.

– Привал! – рявкнул Ретагор не своим голосом.

Все подошли ближе и повалились на землю.

– Не знаю, как у вас, – еле слышно пробормотал Харник, – но у меня такое ощущение, словно меня долго и упорно били.

Никто ничего не добавил – не было сил. Ретагор посмотрел в сторону Охотника. Тот единственный, кто сохранял силы, по крайней мере, так казалось, а по выражению морды и вовсе невозможно было понять, что творится внутри.

«Что нам делать?», – вопросил Ретагор. «Мы выбились из сил. Боюсь, как бы ни остались здесь навеки просто потому, что не в состоянии двигаться дальше. Нам нужна помощь».

«Мы ее не получим», – ответил ему Охотник, а морда повернулась прямо на него. Глаза пылали ярко, но бесстрастно. А слова звучали так категорично, что Ретагору, наверное, впервые за время похода стало действительно не по себе.

«Господи! Неужели ты покинул нас?» – мысленно выдохнул он.

«Господь всегда с нами. Он не может нас покинуть, ведь он в каждом из нас», – продолжал Охотник, но Ретагор его почти не «слышал», точнее не хотел слышать.

Он возвел глаза к черному небу, но ничего благодушного, отрадного не видел – кругом был мрак, порождавший отчаяние и безрадостные мысли. Арлетт внимательно следила за ним, она понимала, что происходит, она видела, что Ретагор делает упорные попытки вывести всех из этого сумрачного настроение, которое вело их на погибель. Когда нет надежды, нет и желания что-то делать, противиться черноте судьбы, думала она. Кулаки Ретагора сжались – даже в этом полумраке Арлетт видела, как костяшки пальцев побелели, а ногти впились в ладони. Лицо мужчины оставалось спокойным, слишком спокойным, потому что Арлетт уже успела заметила, что когда он получает ответ на свой мысленный, душевный зов, его лицо светлеет и становится еще более красивым, олицетворяющим силу и надежду. Но только не сейчас. Хотя…

Арлетт не была уверена, она решила, что ей показалось. Она подалась вперед и уставилась на Ретагора, лицо которого постепенно приобрело выражение неземного удовлетворения и яркой нежности. Неужели? Арлетт задержала дыхание, она боялась даже дышать. Вдруг на ее руку легла чья-то тяжелая ладонь, и прямо в ухо зашептал грубоватый бас.

– Глазам своим не верю – неужели наш Ретагор что-то нащупал? – услышала она голос Харника.

Она перевела взгляд на него, но тут же вернула его вновь на лицо своего друга. А с тем происходило нечто странное. Если до этого он сидел в расслабленной позе, понуро свесив плечи, то теперь выпрямился, и только окружающая местность мешала представить, что он восседает на троне. А может, так оно и есть? – глупая мысль мелькнула у Арлетт в голове. Что-то зашуршало у них за спиной и послышалось тяжелое дыхание. Охотник. Только ты ничего бы не испортил, взмолилась она мысленно. «Я жду и надеюсь, как и вы», услышала вдруг она у себя в голове. Еле сдержав крик, она обернулась, но увидела лишь пылающие глаза Охотника и его застывшую в нелепом на вид ожидании морду.

И вдруг над ними вспыхнул яркий свет, который столбом ударил прямо в небо. Диаметр столба был ровно таким, чтобы охватить Ретагор и его друзей и Охотника.

– Вот чудеса! – воскликнул Торн, который все это время клевал носом, погруженный в собственные мрачные мысли и подавляющую желание что-либо предпринимать усталость.

Харник и Латор приподнялись со своих мест, но не издали ни звука – все казалось им настолько нереальным, что оба застыли на месте, попеременно глядя то на Ретагора, замершего, как статуя, то на яркий свет вокруг себя.

Арлетт поймала себя на мысли, что жуть от увиденного еще сильнее еще и оттого, что все происходило в полнейшей тишине. И словно в ответ на ее мысли где-то вверху раздался сильный гул, от которого тут же заныли зубы, гул, который постепенно начал перерастать в мелодичный рокот. Но этот рокот, этот пусть громкий и не совсем приятный на слух звук впервые за последние несколько дней и особенно последние сутки вселял не отчаяние и страх, а силу и надежду. Люди, застывшие вокруг Ретагора, почти физически чувствовали, как новые силы, новые мысли, даже новые ощущение вливаются в их тела, словно губки впитывающие распространившийся вокруг Свет. Что чувствовал Охотник, никто из них не представлял, но когда Арлетт бросила в его сторону быстрый взгляд, то увидела, что тот поднял морду кверху, и на ней замерло выражение напряженного ожидания.

Свет померк быстро, словно одним махом задули гигантскую свечу. И все вновь погрузилось в темноту, а после яркого света она показалась им еще более черной и непроглядной. Однако в душе уже не было той тьмы и непроглядного отчаяния. И Арлетт почувствовала это сразу, ей показалось, что вокруг все изменилось, и выжженная степь уже не является такой безжизненной, как раньше, и небо не такое давящее.

Торн, как обычно, был первым, кто нарушил молчание:

– Мы вновь не одни?

Ретагор медленно повернул голову в его сторону. Взгляд его был туманным, словно смотрел он не на него, а на что-то в туманной черной дали.

– Мы никогда не были одни, – проговорил он.

– Но Охотник.., – начала было Арлетт.

Но Ретагор мягко прервал ее.

– Охотник ошибался. Зло здесь сильно, как никогда, – это верно. Но… я не знаю толком, что случилось. Я воззвал от отчаяния, от страха, что веду друзей на неминуемую гибель. И получил… получил ответ.

– Друг мой, это был не просто ответ! – воскликнул Харник, больше не в силах сдерживаться. – Это была волна силы и надежды.

Ретагор улыбнулся.

– Значит, вы тоже это почувствовали.

– Почувствовали! Скажешь тоже, – хмыкнул Торн. – Мне кажется, что я в состоянии вывернуть дерево с корнем.

– Деревья выворачивать ни к чему, – рассмеялся Ретагор, – а вот против сферы силы нам понадобятся.

Было видно, что его, как и остальных, отпустила эта цепкая хватка опустошенности и усталости. Он заметно повеселел и даже впервые за несколько последних лет почти беззаботно смеялся. Арлетт отметила про себя, что им врагам этот смех ничего доброго не сулит.

– Свернем и сферу, – тем временем ответил Торн. – Вот только одного не могу понять…

– Правильно, и я тоже, – раздался голос Охотника, про которого все позабыли. – Как тебе это удалось?

Ретагор повернулся к Охотнику, потом оглядел людей.

– Думаю, если я скажу, что не знаю этого, вы не поверите.

– А это не так?

– Именно так. Я уже сказал, что был в полном отчаянии, на грани…

– Мы это видели, – вставила Арлетт и получила нежный взгляд в ответ.

– Да. А что произошло потом, описать трудно. Это было похоже на тот случай в Хунтеханте, когда…

– Когда ты сделал то, что за многие столетия не мог сделать никто, – прервал его Харник с улыбкой. – Открыть ларец.

Ретагор покачал головой.

– Не думаю, что слово «открыть» тут подходит. Это было похоже, скорее, на то, что ларец сам является ключом к некоей двери, двери в сферы, никому неведомые. Впрочем, я это уже вам объяснял.

– Ты хочешь сказать, что сейчас, как и в тот раз, побывал в каком-то другом месте? – спросил Харник заинтересованно.

Ретагор ответил не сразу. Он некоторое время смотрел перед собой, задумчиво потер лицо, глубоко вздохнул и повернулся к друзьям:

– Месте – не месте, не знаю, как это назвать. Это и вроде было другое место, а вроде это же, где мы сейчас находимся, только совсем другое, словно, как если бы не было Зла вокруг. Понимаете? И солнце светило ярко, и трава была зеленой, и небо большим и… добрым, что ли. Вообще, все время, пока я там был, я чувствовал сильную волну тепла и доброты… не знаю.

– Но на сей раз никого там не видел? – продолжал спрашивать Харник.

– Верно. Никого не было, хотя мне в какой-то миг показалось, что я не одинок на этой жизнерадостной равнине. Понимаете, кругом ни души, а ты почему-то осознаешь, что кто-то есть рядом.

– Невидимый ангел-хранитель? – усмехнувшись, заметил Торн.

– Не ангел, – ответил Ретагор. – Бери выше…

На некоторое все вновь замолчали, но углубиться в мысли надолго не получилось – у всех разом возникло желание говорить, обсуждать, делиться мнением.

– Погодите! – резко прервал гомон голосов Охотник. Он подошел вплотную к Ретагору, и его морда опустилась до уровня лица молодого мужчины. – Мы все видели и чувствовали, что что-то происходит, что ты вызвал Святость. Но что теперь? Ты знаешь?

– А роли-то поменялись, – вполголоса хихикнул Торн на ухо Арлетт. – Теперь этот громила интересуется у нашего Ретагора, что делать дальше, а не наоборот.

Ретагор выпрямился и оглядел всех. После этого он поднял меч, который он ранее небрежно бросил на землю, и вставил его в ножны. После он произнес:

– Если все чувствуют себя нормально, двинемся вперед. Путь я знаю.

– На север? – поинтересовался Охотник.

– На север, – подтвердил Ретагор.

XXI

Сфера высилась в низине, вокруг которой ничего не было – даже кустов или травы. Почва была каменистой и напоминала больше каменную крошку или мелкую растрескавшуюся гальку, нежели почву. Низину, в которой находилась сфера, окружали невысокие, но с крутыми склонами, холмы, на гребне одного из которых остановился Ретагор со своей группой. Небо, по-прежнему, было черным, даже еще чернее, чем раньше, но людей это уже не пугало – полученные силы проникли так глубоко в их души и сознание, что они практически не обращали внимания на окружавший их мрачный и тягучий воздух. Хотя не совсем: в какой-то момент уже на подходе к холму, Торн вдруг прервал затянувшееся до этого молчание.

– Знаете, о чем я мечтаю больше всего? – проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь. И добавил, не дожидаясь ответа: – Увидеть ярко сияющее солнце над головой. Больше ничего. Всего лишь солнце…

– А как же наша миссия? – с улыбкой спросила Арлетт.

Но Торн только повторил:

– Всего лишь солнце, один лучик солнца…

Несмотря на эту фразу, которая казалась на первый взгляд неуместной и даже глупой, в душе каждый из них с Торном был согласен. Они не видели солнца уже несколько дней, небо было покрыто даже не черными тучами – оно само было черным, словно нет на земле места, где оно голубое, чистое и доброе.

Ретагор поднял руку в знак того, чтобы все остановились. С гребня холма открывался замечательный вид на сферу, но ни она сама, ни то, что ее окружало, радости им не прибавляло. Торн грузно опустился на землю.

– Ну вот, мы и добрались, – произнес он, поднимая глаза к Ретагору. – И что дальше?

– Погоди, – неожиданно для всех взволнованно сказал Харник и схватил Ретагора за рукав. – Скажи мне. Скажи мне одну вещь.

– Спрашивай.

Харник перевел дух, словно до этого долго и напряженно бежал, и сказал:

– Ты уверен, что то Зло, что сейчас есть на наших землях, то, что не дает людям спокойно жить, убивает и калечит, вермины, собирающиеся в скум, и прочая пакость, пропадут, если мы уничтожим эту сферу?

Ретагор вынул меч и воткнул его в землю, после чего сам тоже сел на землю и сделал знак остальным, чтобы опустились. После этого он повернул лицо к Харнику:

– Если я тебя правильно понимаю, то нет, не уверен, более того, уверен в обратном. Постой! Дай мне договорить. Я говорю о том, что вермины не взорвутся, словно пузыри, они останутся, но потеряют свою силу и ярость. Более того, они утратят цель своего существования и постепенно просто исчезнут.

– Но если легенда правдива, а все говорит за это, то, возможно, эта сфера не единственная, – задумчиво проговорил Торн.

– Может быть, – кивнул Ретагор. – Но это не наша забота. В других местах тоже есть люди, которые не намерены терпеть разгул Зла на своих землях. Наша же проблема – вот перед нами.

В этот момент подал голос Латор, который все еще исправно исполнял свои функции разведчика и дозорного.

– Боюсь, что эта проблема пока может подождать, – проговорил он, подходя к разговаривавшим. – Есть проблема более реальная.

– Что такое? – вскинулся Ретагор, несколько удивленно.

Латор протянул руку в сторону немного под углом от сферы. Но тут же, негромко вскрикнув, вытянул и вторую руку, так что получилось, словно сфера находится между его распростертыми руками. А по обеим сторонам сферы, которая казалась безжизненной и чернела своей бессмысленной на вид громадиной, зашевелилось что-то черное и стало распространяться дальше.

– Что это еще такое? – ни к кому собственно не обращаясь, произнес Ретагор. Вся его минутная расслабленность разом слетела, он вскочил и потянулся за мечом. Остальные сделали то же самое. Было очень темно, и толком разглядеть, что происходит, и кто приближается к ним, было трудно, но они не сомневались, что это враги, какого бы вида они ни были.

Тут же раздался голос Охотника:

– Это скум, даже два. Но очень необычный. Он состоит не из верминов и отмерзей, это нечто иное. Новое.

Ретагор посмотрел на него, потом обвел глазами своих друзей. Торн скинул с себя плащ, встал неподалеку от него и держал секиру двумя руками; ладони Арлетт напряженно лежали на рукоятках ее двух изогнутых кинжалов; Харник и Латор тоже вооружились и застыли в немом ожидании. Ретагор попытался рассмотреть скум, для чего более пристально вгляделся в расплывшуюся вокруг темень, но результатом похвастать не мог – он смог разглядеть только два темных потока множества фигур, уже обошедших сферу с обоих сторон и, не торопясь, направлявшихся в сторону холма, на котором они находились. Ретагор повернулся к своим друзьям.

– Возможно, этот скум является последней преградой перед сферой, – произнес он. – Возможно, после них появится еще что-то. Но задача сейчас ясна – и пусть не дрогнет наша рука.

– Спустимся вниз или подождем их здесь? – поинтересовался Торн.

Ретагор вмиг оценил ситуацию:

– Внизу могут таиться невидимые отсюда ловушки и опасности. Останемся здесь.

В позиции обороняющегося мы получим некоторое преимущество, подумал он про себя при этом.

Это был не первый бой, которые они давали приспешникам Зла за последние недели вместе, и каждый знал, что ему делать, где находиться, какую зону оберегать, как действовать. И даже мысль о том, что, возможно, это их последний бой, не могла отклонить их от цели разбить скум и продвинуться дальше. Зашуршала каменная крошка под чьей-то ногой, и даже этот незначительный звук показался гулким в нависшей тишине. Однако она была непродолжительной – очень скоро снизу послышался мерный топот и приглушенный рев приближающегося скума.

«Я постараюсь отбить одно крыло нападающих», – прогудел голос Охотника у Ретагора в голове. И сразу после этого Охотник тяжелым бегом скрылся из виду, но через мгновение появился в гуще темных тел скума. Хотя он был вооружен только лишь клыками и когтями, однако его масса, размеры, почти непробиваемая многослойная шкура и бесстрашие играли в ближнем бою главную роль – на это Ретагор обратил внимание уже давно. Поэтому он особо не беспокоился за Охотника, и каково же было его удивление, когда он «услышал» его изумленный «голос».

«Будьте осторожны! Это не вермины, это жуткие создания с мощной мыслительной силой», – прогрохотал Охотник, продолжая разрывать все живое и неживое, что попадалось в поле досягаемости, на части.

– Здесь что-то не так! – воскликнул Ретагор своим друзьям, готовым вступить в битву в любой момент. Они сразу замерли и повернулись к нему: – Охотник передал, что этих существ никогда не видел, нужно быть начеку – это не обычные вермины.

Это были последние слова, которые он успел произнести, прежде чем на них навалились. И произошло это неожиданно быстро. До этого Ретагор обратил внимание на то, что скум движется неожиданно и необычно медленно, можно даже сказать, степенно и размеренно. Одно это уже подтверждало мнение Охотника, что здесь все не так, как бывало ранее. Но в какой-то момент размеренная поступь группы надвигающихся темных тел прервалась и сменилась резким бегом. Сомнений не оставалось – скум бросился в атаку.

Еще несколько мгновений, и на гребне холма появились первые враги. Ретагор, увидев их, на миг обмер, но это не помешало ему снести самому ближнему голову с плеч. После этого он резко отступил на шаг и уставился на отрубленную голову в полном изумлении. Такого он не видел никогда. Раздавшийся вдруг вопль Латора откуда-то справа разорвал напряженную тишину:

– Это не вермины! Это демоны!

Ретагор не видел никогда демонов, но часто слышал их описание, даже как-то ему в руки попался древний манускрипт, на котором было изображено странное существо с рогами, копытами и крючковатым хвостом. Рот у существа был раскрыт, и в нем торчали длинные клыки. Голова, отрубленная Ретагором, не имела рогов, но клыки были налицо, а само лицо было покрыто длинной темной шерстью, имелись длинные, но не широкие уши, раскосые глаза и выдающийся крючковатый подбородок. Ретагор уличил мгновение, чтобы оглядеть обезглавленное тело и поразился еще сильнее – за исключением того, что оно было покрыто кучковатой на вид длинной и редкой шерстью, это было тело высокого крепкого мужчины. Цвет тела был не черным, но темно-серым. Но тут Ретагор изумленно заметил, что у тела нет ступней – колени заканчивались какими-то обрубками, этакими короткими столбами. Вот почему они передвигаются медленно, топают своими столбами, как на ходулях, мелькнуло в голове у Ретагора.

В этот миг он получил резкий и сильный удар в плечо. Он покачнулся, но устоял на ногах, и с размаху ударил мечом в сторону, откуда на него напали. Отсеченная рука упала вместе со сжатой в кулаке нетесаной дубиной, а следующим ударом Ретагор проткнул нападавшего в грудь.

– Ретагор! Кто это такие? – закричала Арлетт, и в ее голосе дрожал страх и изумление.

Ретагор вобрал в грудь побольше воздуха и, оглядевшись по сторонам, крикнул:

– Убивайте всех, не щадите никого!

Битва разгоралась. Ретагор не видел, что творилось вокруг него, он лишь успевал наносить и отражать удары, но по боевым кличам Торна и не менее звонким крикам Арлетт он понимал, что пока, по крайней мере, все с ними в порядке. С меча капала черная маслянистая жидкость, но она не успевала застывать или высыхать, потому что нападавших было слишком много.

Ретагора поражала легкость, с какой они выходили из строя, они даже не могли толком нанести им какой-нибудь ощутимый вред. Вооружены они были только дубинами, а они ничего не стояли против мечей и секиры, которыми были вооружены люди. Но в какой-то момент Ретагор сделал несколько шагов вперед, посмотрел на склон холма и застыл: весь склон был покрыт толпами серых безмолвных тел, монотонно двигавшихся в их сторону.

Ретагор расчистил себе дорогу и сделал несколько шагов на этот раз в сторону Арлетт и Торна, который оказались рядом друг с другом, причем Арлетт больше вскрикивала, чем билась, а Торн закрывал ее от нападавших частично своим телом, частично секирой, но делал это настолько умело, что Арлетт фактически оставалась не у дел.

– Торн! – позвал его Ретагор, не забывая отбиваться. – Их там невозможное количество, не знаю, что делать. Мы можем махаться тут, пока не упадем без сил. Толку-то!

Торн не успел ответить – он отвлекся и получил сильный удар по голове, но от неминуемой смерти его спас шлем. Торн с ревом вскинул секиру, и получеловек-полудемон рухнул, разрубленный почти пополам. Торн повернулся к Ретагору и попытался ответить, но и здесь не успел. На этот раз его прервал Охотник, который с невероятной скоростью появился из-за гребня холма и, расталкивая тела, кинулся к ним.

– Ретагор! Собери свои силы, иначе это никогда не закончиться.

– Что? – растерянно вскричал Ретагор, ничего не поняв.

– Эти существа влияют на ваше мышление, – прогудел Охотник. – Они создают иллюзию, что их бесконечное количество. Они самосоздаются вашим страхом. Останови их.

– Но как?!

Ответ пришел сам собой. С яростным воплем Ретагор кинулся сразу на нескольких врагов, которые, не меняя темпа, почти степенно, обступили Арлетт, но в этот же момент ярким лучом в его голове мелькнула почти неуловимая мысль «Пропадите вы пропадом!». И все исчезло. В один миг земля вокруг них очистилась – они стояли на холме одни, и рядом не было никого. Если бы черно-серые покалеченные и обезглавленные тела, разбросанные повсюду, могло показаться, что все им просто причудилось.

В пылу борьбы Ретагор еще сделал несколько шагов, сжимая в руках меч, но потом растерянно огляделся и остановился.

– Куда они пропали? – вопросил он недоуменно.

– Ты их остановил, – прогудел Охотник. – Но они могут появиться в любой момент. Нужно поторопиться.

– Поторопиться? – С Ретагора еще не сошло удивление и растерянность, и выглядел он глуповато, не переставая оглядываться по сторонам. – Но куда? Я уже не знаю, что нам делать!

– Сфера! – рявкнул Торн, хватая его за плечо и толкая вперед, вниз по склону холма. – Нам нужно добраться до нее. Скорее!

Охотник несся впереди всех, а люди поспешали за ним, как могли. Ретагор сбросил наконец с себя пелену заторможенности, вызванной внезапным исчезновением нападавших существ, и гигантскими шагами бежал вниз. Там, в окружении черной выгоревшей земли, стояла громадных размеров сфера, не проявлявшая никаких признаков жизни. Еще несколько десятков шагов бегом, и они столпились перед ней, нелепо рассматривая ее округлые грани и всепоглощающую черноту.

– Не меньше восьми саженей в высоту и столько же в длину, – раздался внезапно голос Торна.

Ретагор раздраженно обернулся к Охотнику:

– И что теперь? Я не знаю, что делать дальше. Я знал, но это вылетело из головы!

– Ничто не может вылететь из головы бесследно. – Это был не Охотник. Харник, сохранявший необычное для него спокойствие, подошел к Ретагору и почти нежно положил ему руку на плечо. Удержавшись от стремления немедленно сбросить ее, Ретагор обернулся к нему. Лицо старого друга белело на фоне окружавшей их черноты, но больше всего Ретагора поразило то, что оно улыбалось.

– Мы добрались, – проговорила Арлетт откуда-то со стороны. – Мы это сделали…

Она восторженно смотрела на сферу, не решаясь к ней прикоснуться, поднимала голову, смотрела вверх, опускала взгляд и оглядывала нижние округлости сферы.

Ретагор отошел на несколько шагов назад и тоже воздел голову: сфера возвышалась над ними безмолвно и тяжело. К нему опять подошел Харник.

– Есть какие-нибудь идеи? – поинтересовался он.

Но Ретагор только покачал головой. Совсем недавно, еще до битвы на холме, ему казалось, что он точно знает, что нужно делать, когда они доберутся до сферы, а сейчас… Сейчас он стоял в полном недоумении перед этим странным сооружением, не представляя, как быть дальше. Странное чувство, подумал он, словно из моей головы вынули какую-то важную часть и просто выбросили.

Он еще некоторое время смотрел на сферу в надежде, что утраченное знание вновь вернется, но ничего не происходило. Он сделал своим друзьям жест отойти в сторону, куда и сам направился. В голове неотступно звенела мысль об упущенном знании, но толку от этого было мало.

Они отошли на порядочное расстояние и устало расселись прямо на земле, хотя место располагало к этому меньше всего. Черная земля, черное небо, черная сфера, мрак и беспросветность – отсюда хотелось бежать как можно быстрее и как можно дальше. Но мы не можем себе этого позволить, думал Ретагор. Когда-то давно, может несколько дней назад, а может несколько столетий, мы набрались решимости и выступили из Хунтеханта навстречу неизвестности.

– Мы прошли много лиг, проложили путь себе мечом и отвагой, – Ретагор поймал себя на мысли, что думает вслух, тихим, бесчувственным, монотонным голосом, – испытали много лишений… И что в конце? Мы достигли пункта назначения, но теперь не знаем, что делать дальше.