Текст книги "Небесные глаза. Ретагор"

– В трех, – добавила Арлетт. – Мне тоже сразу пришло в голову, что Арфан и его собратья стали невольной причиной разгула Зла сначала здесь, а потом и вне Пустоши.

Харник неуверенно покачал головой и продолжал:

– Ходили также слухи, что часовни эти были не просто каким-то строением, местом молитв и символом веры, они были освящены и превратились в непреступный оплот Святости, куда не могли войти полчища Зла.

– Поэтому их просто разрушили, – задумчиво проговорил Ретагор. – Не входили, но разрушили издали. Может пращами, может еще чем-то.

Харник кивнул.

– Наверняка, так и было. И теперь, когда я, не веря своим глазам, увидел, тем не менее, что в это место скум проникнуть не может… Сами понимаете, что в первый же миг пришло мне в голову.

– Значит, это были не легенды, и Арфан действительно здесь побывал, – сказала Арлетт, рассеянно поглядывая на разрушенные стены.

Ретагора что-то несильно и деликатно толкнуло сзади.

– Это действительно никакие не легенды, – прогрохотал Охотник прямо над плечом рослого Ретагора. – Все, что ты сказал, верно. Эти люди были здесь. Они несли веру, доброту и истоки жизни. Они отбивались от мелких банд и построили часовни, здесь и еще в других местах. Я помогал им, как мог.

– Ты?! – воскликнули Ретагор и Арлетт, а Харник что-то громко и невнятно вскрикнул.

– Ты был здесь в то время? – спросила Арлетт.

Охотник повернул к ней морду, и ей показалось, что в его пылающих глазах на миг проскользнула какая-то затуманенность, и в них промелькнуло что-то, очень походившее на ностальгию.

– Я был здесь в то время и помогал этим отважным храбрым людям, – медленно прогрохотал Охотник. – Иногда, глядя на них, я поражался их безоговорочной вере.

– Почему же поражался? – спросил Ретагор. – Уж тебе-то должно было бы быть известно, что их вера совершенно обоснованна и достойна… достойна понимания.

– И я о том же, дорогой друг. Мне-то известно, а им – нет, они лишь верили, но своей верой порой затмевали мое знание. Я не верю, я знаю, и мне этого никогда не понять. – В его голосе послышались странные для такого жуткого на вид существа совершенно человеческие нотки грусти и разочарования.

Арлетт приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки, ее лицо почти соприкасалось с его раскрытой зубастой пастью. Чуть поколебавшись, но переборов себя, она протянула руку и положила ее Охотнику на верхнюю челюсть. Ей показалось, или Охотнику действительно стало уютно и приятно?

– Мне кажется, – проговорила Арлетт, – что ты многому… многое перенял у этих паломников.

Охотник опустил горящие глаза и посмотрел на нее сверху вниз долгим проникновенным взглядом.

– Ты так думаешь?

– Если внешне ты напоминаешь жуткого зверя, то внутри похож на храброго, но одинокого человека, – раздался из-за спины Арлетт голос Харника. – И мне больно сознавать, сколько в мире подобных случаев, сколько на вид страшных существ было несправедливо уничтожено или изгнано, хотя они вовсе этого не заслуживали.

Охотник посмотрел и на него, замер на несколько мгновений и отвернулся.

– Нужно позаботиться о вашем друге, – прогудел он и направился в сторону Торна.

Остальные тоже подошли ближе и увидели, что упакованное, обернутое в нечто, напоминавшее паутину, туловище варвара выглядело странным. Через некоторое время Ретагор понял, почему ему показалось оно странным: рваная рана на плече исчезла, а висевшая плетью рука выглядела вполне здоровой.

Охотник наклонился над ним, затем воздел морду к небу и застыл в таком положении на несколько мгновений. Вдруг «паутина» вокруг туловища Торна ярко вспыхнула и пропала. Тело Торна мягко опустилась на землю. Еще несколько мгновений спустя Торн под изумленными взглядами друзей стал приподниматься, растерянно озираясь вокруг и потирая глаза руками. Делал он это настолько забавно и по-детски, что Арлетт, не выдержав, рассмеялась.

Торн внезапно отнял от лица левую руку и нелепо посмотрел на нее.

– Ничего не понимаю, раздери меня гром! – воскликнул он. – Когда я видел в последний раз эту свою лапу, она была похожа больше на ободранную куриную кость, а не руку. Что произошло? – Он повернулся к Ретагору и остальным. – И где мы?

– С какого вопроса начать? – с улыбкой поинтересовался Ретагор.

– Пожалуй, с того, каким образом я оказался целый и невредимым, хотя уже видел на горизонте огни Валгаллы?

Ретагор кивнул в сторону Охотника:

– Это лучше спросить у него. Я тебя видел в последний раз укутанным в нечто вроде паутины, из которой ты выбрался вот таким, как сейчас есть.

Торн, немного покосившись, поднял голову на Охотника, немного подумал, потом проговорил:

– Мне кажется, спрашивать бесполезно. Наверное, что-нибудь из области, где я ничего не понимаю, вроде взрывания скума на ровном месте. Верно?

– Что-то вроде того, – подтвердила Арлетт с улыбкой.

– Тогда лучше объясните, где мы?

Когда ему растолковали, что произошло после того, как он был ранен, Торн, опершись на руки, резко вскочил на ноги, сделал несколько шагов и уставился на скум, который все еще находился на своем месте и продолжать бессмысленно бушевать. Посмотрев некоторое время, он повернулся и сказал:

– Замечательно. Только вот что будет делать дальше? Они-то могут здесь просидеть целую вечность, а мы – нет. А выбраться мы не сможем.

Харник нелепо крякнул и присел, пробормотав что-то вроде «Все равно пропадем. Как и Арфан».

А Ретагор не успел ничего сказать, потому что неожиданно для всех раздался голос Охотника.

– Мы не будем сидеть здесь вечность, потому что выберемся отсюда и очень скоро.

– Ха! – вскрикнул Торн. – Ты только посмотри, сколько их! Почему ты уверен, что мы выберемся?

– Потому что отсюда есть другой выход, – веско ответил Охотник, и в тот же миг все погрузилось в непроглядную тьму.

XIX

Сначала тьма, потом резкий яркий свет. Ретагор сначала зажмурился, потом открыл глаза, но тут же закрыл их снова.

– Куда это скум подевался? – раздался веселый голос Торна.

Ретагор открыл глаза и увидел, что Торн прав: скума вокруг развалин не было. Никого, только безжизненная степь, все тот же затхлый воздух, тускнеющий в лучах сумрачного заходящего солнца.

Все ясно, подумал Ретагор, Охотник перебросил скум куда-то подальше от нас.

«Это невозможно», услышал он у мозгу. «Мои возможности в этих землях почти не действуют. А перебросить несколько сотен верминов – это мне не под силу».

Тогда что же произошло? – подумал Ретагор.

– Видимо, Охотник уничтожил его, – ответила тем временем Арлетт. – Или просто выкинул куда-то.

– Нет, – проговорил Ретагор. – Он говорит, что этого не делал, что это невозможно.

– Говорит? – недоуменно переспросил Торн. – Но я ничего не слышал. Ах, да, понял!

– Погоди, – сказал Харник. – Если это не так, то, что произошло?

– Похоже, что Охотник перенес только нас, – предположил Латор, продолжая озираться. – И это не те развалины, где мы были.

Ретагор пригляделся.

– А ведь юноша прав, – сказал он. – Стены не те, все не то. Тоже развалины, но уже другие.

Он повернулся к Охотнику, который продолжал хранить молчание:

– Ты перенес нас в другую часовню?

– Нет, – прогудел Охотник. – Я этого не делал. Это тоже мне здесь не под силу.

– Тогда что же произошло? Как мы здесь оказались? – спросил Харник, подходя ближе.

Охотник сделал несколько шагов и выбрался из развалин наружу. Потом он повернулся.

– Эти часовни были задуманы как обычные места поклонения веры. Но я помогал Святым отцам и сделал кое-что такое, о чем они не догадывались. Эти часовни я соединил между собой входами мгновенных перемещений. Открыть вход могу я и, возможно, тот человек, который проникся верой настолько, что вера переросла в убежденность.

– Для чего ты это сделал? – спросил Ретагор.

– Пустошь всегда была территорией ослабления веры и Святости, поэтому требовалось создать тут нечто такое, что сможет помочь бойцам против Зла.

Ретагор подошел к одной из полуразрушенных стен и постучал по ней ладонью. От этого бывшая когда-то надежной каменная кладка стала сыпаться.

– Ты знал, что мы здесь появимся? – повернулся он к Охотнику.

– И да, и нет, – ответил тот. – Знал, что появитесь, но не знал, что именно вы.

Ретагор покачал головой:

– Еще много есть, чего ты нам не договариваешь, Охотник…

Сзади к ним подошел Торн и положил руку Ретагору на плечо.

– Все это очень хорошо, только, что теперь будем делать?

Ретагор поднял глаза и посмотрел на Охотника. Ответа на этот вопрос он не знал. Но и Охотник молчал.

– Устроимся на ночь, а утром определимся – подумав, ответил Ретагор.

Лагерь разбили прямо в степи на небольшом пригорке, чтобы было возможно осматривать окрестности. Разожгли костер, потому что таиться не имело смысла: скум знал об их существовании и в темноте видел не хуже, чем днем. После того, как все наскоро перекусили, чтобы утолить голод, Ретагор углубился в собственные мысли. Было, о чем подумать. И о странных часовнях, и о том, что делать дальше, и о том, что их ожидает впереди, и главное, о том, чем их поход может закончиться. Правда, о последних двух пунктах Ретагор старался думать поменьше, пытаясь сосредоточиться на более насущных делах.

– Думаешь? – произнес Харник, подсаживаясь рядом.

Ретагор поднял на него усталый взгляд и кивнул.

– Ничего толкового в голову не приходит, – признался он. – Мы даже толком не знаем, где находимся.

– Я поговорил с Охотником. Он говорит, что развалины, в которые мы переместились, находятся севернее тех, где находились до этого.

Ретагор вздохнул.

– Толку-то от этого? Нам нужно найти логово Зла, а пока только и делаем, что либо уничтожаем мелкие скумы, либо и вовсе убегаем от них.

Харник положил руку ему на плечо.

– Нельзя унывать, мой юный друг. Мы столько прошли, столько пережили, нельзя отчаиваться. Вспомни, как совсем недавно мы встретились. Иногда мне кажется, что все это было во сне…

– Жутком и нереальном, – качнул головой Ретагор.

– Жутким было бы будущее человечества, если бы этой встречи не произошло, – настаивал на своем Харник. – Подумай об этом.

– Все вы слишком много значения придаете моей скромной персоне.

Харник протестующе замахал руками.

– Вовсе нет! Вспомни, что ларец впервые за многие века смог открыть только ты. Тебе еще предстоит разобраться в том, почему именно ты смог это сделать.

– Причем здесь это!

– Это самое важное, Ретагор. Лишь тот, кто смог это сделать, мог и должен был возглавить этот поход. Этим человеком оказался ты, и я этому я очень рад.

Ретагор опять вздохнул.

– Все это очень хорошо, только совершенно не приближает нас к нашей цели.

– А может, мы ее неверно понимаем, – тихим голосом проговорил Харник.

Ретагор уставился на него. Харник криво усмехался.

– То есть?

Харник неожиданно поднял голову и громко подозвал всех к ним.

– Я могу ошибаться, – заметил он в сторону Ретагора, – поэтому лучше, если мы все вместе обсудим это.

– Тебе что-то пришло в голову? – не отставал от него Ретагор.

– Погоди немного.

Когда Арлетт, Торн и Латор приблизились и расположились рядом, Харник оглядел всех долгим взглядом, а затем перевел его чуть дальше – там, невдалеке расположился Охотник, рассматривая окрестности.

– Его звать нет необходимости, – заметил Ретагор. – Он услышит и так.

– Как скажешь. Просто немного… неудобно как-то.

– Брось. Переходи к делу.

Харник еще раз обвел их взглядом, выглядел он при этом очень довольно. Было похоже, что ему нравится подобное расположение, что когда-то, до этого похода, он в Хунтеханте часто собирал вокруг себя благодарную аудиторию и чувствовал себя как нельзя лучше при этом.

– Скажу сразу, что если вы ждете от меня чего-то сенсационного, необычайно остроумного или чего-то, решающего наши проблемы, то вынужден вас всех разочаровать, – начал Харник. – Однако у меня есть кое-какие соображения, которыми я хотел бы с вами поделиться.

– Давай попроще, Харник, – вставил Торн.

– Проще некуда. Прежде всего хочу сказать, что наступил момент, о котором мы неоднократно вспоминали, но который все время откладывался.

– О чем это ты? – вновь вставил Торн.

Харник повернулся к Ретагору.

– О том, что пора нашему предводителю растолковать нам, в чем конкретно заключается наша цель. Наша цель, как задача, а главное, наша цель, как место.

– Верно! – воскликнула Арлетт и тоже повернулась к Ретагору. – Мы спрашивали у тебя об этом, но ты всякий раз говорил, что надо найти логово Зла, дойти куда-то, но куда, неизвестно. И вот, мы пришли. Ретагор, похоже, это именно такое место. Харник прав, пришла пора определиться.

– Поэтому, – продолжал Харник, – расскажи нам. Какие конкретные указания ты получил, когда вскрыл ларец?

Ретагор некоторое время немного растерянно разглядывал своих друзей, потом опустил глаза и проговорил:

– Не думайте, что я скрывал это от вас по каким-то нехорошим причинам. Поверьте, это не так. У меня были на то кое-какие основания.

– Какие? – прямо спросил Торн, прищурив глаза.

Ретагор сначала поднял на него взгляд, потом встал и сделал несколько шагов в сторону. Немного постояв спиной к ним, словно размышляя, он затем резко повернулся. Выглядел он растерянным и даже немного виноватым.

– Дело в том, друзья, что то, что я узнал, увидел, было настолько ужасным и страшным, что даже мне стало жутко. Поэтому я… э-э… я подумал, что будет лучше…

– …нам об этом не говорить, так? – договорил за него Торн. – А то мы перепугаемся и разбежимся по своим норам. Верно?

Ретагор пожал плечами и отвернулся.

– Друг мой, ты форменная свинья, – шутливо заметил Торн, но по голосу чувствовалось, что он задет до глубины души.

– Действительно, Ретагор, – вставила Арлетт, выглядевшая спокойной, но слегка раздраженной. – Плохо же ты о нас думаешь.

Ретагор махнул рукой и опять отошел на несколько шагов. Наступило неловкое молчание, но длилось оно не долго, потому что Харник, как наиболее зрелый из всего отряда, проговорил размеренным тоном:

– Надеюсь, ты не думаешь, что сейчас, услышав от тебя, это страшное, как ты выразился, мы бросим все и дадим деру?

Ретагор посмотрел на него, потом – на каждого в отдельности, и вдруг резко и весело рассмеялся.

– Вот уж чего не думаю, того не думаю! – воскликнул он.

– Тогда хватит дурака валять, а расскажи, что и как, – попросил Торн.

– Все, что происходило до сих пор, шло именно так, было запланировано, – без всякого вступления начал Ретагор, продолжая стоять перед своими друзьями. – И это очень меня радовало, даже в какой-то момент у меня возникло ощущение, словно, все это если и не некое представление, спектакль, но под крайней мере, находится под управлением и контролем, а мы лишь руки и ноги, которые исполняют чужую, пусть и светлую волю.

– Помню, мы все это обсуждали, – вставил Торн.

– Верно. И ни к чему не пришли, хотя это ощущение пропало у меня после появления Охотника. Мне стало ясно, что есть вероятность того, что либо что-то может пойти не так, как задумано, либо, что плана вовсе не существует, поэтому нам необходим провожатый, помощник, охранник, дополнительный воин, называйте, как хотите. Затем у меня появилось чувство, словно силы мои укрепляются все больше и больше, я ощущал помощь Святости во всем, чтобы ни происходило, но и оно недавно пропало. Когда Охотник признал, что и его силы сократились на Пустоши.

– Иными словами, мы остались одни? – спросил Харник.

– Вроде того, – ответил Ретагор. – Но это не новость. Помнится, Торн еще жутко радовался этому факту.

Торн слегка хохотнул, но тут же смолк, потому что Ретагор продолжал.

– И я понимаю, почему это происходит, – сказал он твердым голосом. – Здесь, на Пустоши, сила Зла невероятно велика. Как это ни прискорбно признать, но Святость здесь почти не имеет власти. И если мы потерпим неудачу, то постепенно так произойдет со всеми землями вокруг на тысячи лиг. Мы направляемся в самый центр Пустоши – именно там находится логово Зла. Я видел его, мне показали…

– Опишешь, что ты видел?

Ретагор повернулся в сторону задавшей вопрос Арлетт.

– Огромную черную сферу диаметром не меньше пяти-шести саженей.

– Пока не вижу ничего в этом страшного, – заметил Латор, переглянувшись с остальными.

– Когда увидишь, что… чем заполнена сфера, ты этого не повторишь, – мрачно ответил Ретагор.

– И чем же?

– Пылающими человеческими тенями, – произнес Ретагор, и каждое слово падало в наступившей тишине, как булыжник.

Он ничего больше не добавил, а никто не спрашивал. Его слова произвели впечатление, и каждый из его друзей на миг представил себе описанную картину. Сфера, внутри которой заключены пылающие человеческие тени. Души грешников? Каждый спрашивал себя об этом. И Арлетт тоже. Но разве души грешников не попадают в ад? – задал она себе вопрос, но тут же ответила тоже вопросом: А что есть ад? Неведомая пропасть в земле? А если нет, если…

– Звучит действительно жутковато, – нарушил молчание Торн. – Но я хочу рассказать одну вещь. Вы об этом не знаете, никогда не слышали.

Он опустился на землю и посмотрел на них снизу вверх.

– Есть у нас одна легенда, – начал он. – Будто бы есть на далеком севере есть одно место в неглубокой лощине, окруженной небольшими кратерами, из которых извергается горячий зловонный воздух, грязь и что-то еще. В этой лощине стоит огромная сфера то ли черного, то ли серого цвета, причем свой цвета он меняет – об этом говорят все. Впрочем, это лишь легенда, которую повторяют снова и снова, неудивительно, что описания совпадают. Никто не понимает, под воздействием чего она меняет цвет. Иногда по поверхности сферы, а может и внутри сферы, проскальзывают гигантские молнии. Да и сама сфера тоже огромная, величиной с.. ну не знаю, почти с замок. По легенде, несколько смельчаков пытались приблизиться к сфере, но они плохо кончили.

– То есть? – прервал его Ретагор, хотя до этого все, и он вместе с ними, слушал Торна, затаив дыхание.

– Сначала вроде бы ничего не происходило, потом раздавался монотонный гул, мерк свет, небо заволакивало черными тучами, а потом все… люди просто растворялись в воздухе. Исчезали, и все тут.

– Но это невозможно! – воскликнул Латор, но на него тяжелым взглядом посмотрел Ретагор, и он замолк.

– Многое из того, что с нами происходило, и что мы видели и видим, тоже невозможно, – глухо проговорил он.

На некоторое время наступило тягостное молчание; казалось, что оно сгустило воздух, окутало людей, сдавило их, словно тяжкий груз. Его прервал голос Харника, прозвучавший в тишине неожиданно звонко:

– Торн! Ты все это не выдумал?

Северянин вскинулся, на миг показалось, что сейчас он вскочит от обиды, но поборов это стремление, лишь криво улыбнулся и произнес:

– Я-то нет, а вот правдива ли легенда – не знаю. Хорошо бы, если бы нет. Однако то, что описал Ретагор – это говорит «за».

– Жуть какая-то, – медленно выдохнула Арлетт и повернулась к Ретагору: – Скажи, скажи мне… нам, что ты думаешь. Не молчи, слышишь?

Мы ждем тебя на смертный бой. Мы ждем и жаждем твоей смерти.., вспомнились вдруг Ретагору слова боевого клича, которым они детьми голосили округу, когда одна ватага вызывала другую на «смертный бой». Неужели, сфера ждет нас и тоже жаждет нашей смерти? Думать сил уже не было, Ретагор чувствовал, что его голову сдавливает тягучая, нудная, неистребимая боль, но была она не физической, это мысли не давали ему спокойствия.

– Мне нечего сказать, друзья, кроме того, что уже сказал. Я видел огромную черную сферу, стоявшую на выжженной земле, вокруг нее не было ничего. Совершенно ничего. А внутри сферы мелькали сияющие человеческие силуэты. Вот, что я видел. Но скажу вот еще что. Я смотрел на это лишь несколько мгновений, но и этого хватило, чтобы перевернуть мне внутренности, словно кто-то вонзил в меня вилы и прокрутил несколько раз. У меня потемнело в глазах, а сердце остановилось. Затем я вернулся обратно. Но и того хватило мне, чтобы понять, что скум и прочее покажется нам легким развлечением. Теперь вы знаете все, мы все в одном праве, давайте решать.

– Вы в своем уме?! – воскликнул Торн, резко вскакивая на ноги. – Или мне показалось, что вы собираетесь податься назад?

Ретагор выпрямился и строго посмотрел на него.

– Сядь, Торн. Никто из нас не хочет все бросать, особенно я. Но уверенности в благополучном исходе у меня все меньше и меньше.

– И что с того? Не всегда же полагаться на волшебные штучки и чью-то помощь! – не унимался Торн.

– Успокойся. Ты сам говорил о том, что люди просто пропали, растворились в воздухе. Предлагаешь и нам кончить тем же? Это тебе не скум, не вермины, с которыми можно справиться силой меча или секиры. Тут нужно кое-что иное…

– Но ты не знаешь, что именно, так?

Ретагор молча кивнул.

– И уверенность и вера в тебе теряется, так?

– Это звучит гнусно, но, боюсь, что именно так, – с горечью признал Ретагор.

Торн посмотрел в черное небо и в гневе топнул ногой.

– Тогда грош нам цена! Тогда мы не просто дрожащие от страха мерзкие ничтожества, но и еще и потерявшие надежду. Великий Один! И этот человек когда-то говорил мне про надежду, веру и силу духа!

– Погоди, Торн, – прервала его Арлетт. – Сейчас не время бросаться такими словами. Нет, никак не время. Мы один отряд и должны вместе решить, как поступить дальше. И если Ретагор немного утерял веру, не стоит на это давить. Ведь это временно? Временно, не так ли, дорогой?

Ретагор поднялся и, как часто это делал, остановился в нескольких шагах от них, стоя спиной и рассеянно глядя куда-то вдаль.

– Когда имеешь дело с живыми тварями, какими бы жуткими они ни были, – проговорил он, медленно повернувшись к остальным, – можно придумать, как драться, либо как избежать столкновения, если силы неравны, или ты в своих силах не уверен. Но здесь… здесь, друзья, мы имеем дело с чем-то более серьезным, чем все вермины всех опустошенных земель вместе взятых.

– Поэтому ты готов сдаться? – мрачно спросил Торн.

– Сдаваться я не готов и не собираюсь, – ответил Ретагор. – Но когда я представляю, что произойдет, когда мы найдем эту сферу, мне становится не по себе.

– Подождите, – вступил в разговор Латор. – А почему вы все уверены, что именно эта сфера – наша конечная цель?

Все повернулись к Ретагору, ожидая ответа, но тот не успел ничего произнести, потому что из-за его спины послушался гулкий голос Охотника, а через мгновение из темноты возник и он сам, пылая глазами и пристально поглядывая на всех, немного опустив морду.

– Сфера – источник Зла, но не само Зло. В ней сосредоточено оно, но им не порождено. Те, кто в ней заключены, обречены на вечные муки, но не являются порождением Зла.

– Кто-нибудь что-нибудь понял? – спросил Торн, оглядывая своих друзей.

Харник поднялся и подошел к Охотнику почти вплотную:

– Мы очень ценим твое мнение, но не мог бы выражаться более ясно?

– Я сказал все, что знаю, – ответил Охотник. – И еще знаю, что сила Святости здесь очень слаба, а рядом со сферой и вовсе ее не ощущаешь.

Торн разгневанно стукнул кулаком по ладони.

– Мы топчемся на месте! И в буквальном, и в переносном смысле. Если мы должны полагаться только на себя, поверьте, это ничего не меняет. По крайней мере, для меня.

– Ты хочешь погибнуть зря? – тихим голосом поинтересовался Ретагор.

Торн резко мотнул головой.

– Никто не хочет погибать зря. Но и обратно я не пойду…

– А никто и не говорит об этом.

– Ты говоришь! – чуть не выкрикнул Торн.

Назревал конфликт, однако и тут вмешался Охотник, который продолжил говорить тем же монотонным гулом, что и прежде:

– Я не договорил. Мысленно я был на том месте, о котором говорил Ретагор. И чувствовал то же. Но не только. Мне известно, что сферу можно уничтожить, но…

На сей раз не смог договорить сам Охотник, потому все вскочили на ноги и разом заголосили.

– Какие еще могут быть «но»? – выкрикнул Торн, взмахивая своей секирой. Всем повезло, что рядом никого не оказалось, иначе нечаянного ранения было бы не избежать.

– Ты поосторожнее со своим топором, – проворчал Харник мельком.

– Значит, ее можно уничтожить, – промолвил Ретагор задумчиво. – Это замечательная новость, особенно если известно, как. Только вот, что тебя смущает, Охотник? Почему сомнения?

Охотник слегка повел мордой, что, как они уже знали, означало желание свести мысли и внимание всех воедино.

– Сомнения в том, нужно ли это делать?

– Он рехнулся, – с нервным смехом проговорил Торн. – Наш многоуважаемый компаньон сошел с ума. Мы тут голову ломаем, как одолеть сферу, когда до нее доберемся, а он… Хха!

Вновь гул, доносившийся из недр Охотника, заставил всех умолкнуть:

– Ты торопишься с выводами, мой храбрый друг. Просто ты не представляешь, что может быть заключено в сфере.

– А ты представляешь? – спросил Торн.

Охотник недовольно загудел.

– Точно нет, но есть предположение, что это души грешников.

– Ну и что?

На мгновение воцарилось молчание, которое нарушил Охотник. И когда он заговорил, было очень похоже на то, как если бы человек вдруг заговорил вкрадчиво, почти шепотом.

– А что если выпущенные на свободу души грешников создадут еще большее зло, нежели есть сейчас?