Текст книги "В стране слепых"

Он прошел со стаканом в гостиную, собираясь включить кабельный канал, постоянно передающий новости, но посредине комнаты к нему вернулось чувство, как будто он попал не в свою квартиру. Он нахмурился и оглядел комнату более внимательно, чем в первый раз, когда только пришел. Его взгляд скользил по буфету, секретеру, креслам, дивану…

Диванные подушки лежали не так! Он нашел подставку для стакана и поставил его на сервант. Желтая подушка оказалась здесь, а оранжевая там.

Он переложил их на свои места. Но после того, как первое проявление беспорядка он заметил случайно, остальное само бросилось в глаза. Из ящика секретера торчал уголок бумаги. Джереми открыл ящик и увидел, что канцелярские принадлежности разложены в полном порядке, но в другом порядке. Боже, и картина Мондриана висит на стене вверх ногами! И кресла стоят не на своих местах. Он опустился на четвереньки и пальцами стал ощупывать ворс ковра. Да, вот они – прежние вмятины от ножек.

Его обдало холодом, который зародился где-то в желудке и растекся по конечностям. Ведь не сам же он переставил все в своих собственных комнатах! Здесь кто-то был. Кто-то тщательно и методично обыскал квартиру, а потом постарался придать всему прежний вид.

Но почему? На подгибающихся ногах Джереми шагнул к своему любимому креслу и повалился в него. Обычный вор или взломщик едва ли стал бы заботиться о том, чтобы уничтожить следы своего пребывания. Почему было так необходимо не только обыскать квартиру, но и скрыть сам факт обыска? Что они здесь искали? Что-нибудь пропало?

Повинуясь безотчетному чувству, он поднялся и осмотрел картину Мондриана. Да, это подлинник. Но если даже этого не взяли, неужели вор унес что-то менее ценное? Не исключено. Картина висела вверх ногами, значит вор неспособен оценить геометрический стиль Мондриана, а возможно, просто не знал ее ценности.

Он внимательно осмотрел всю квартиру. Серебро на месте, драгоценности тоже. И наличность, не слишком хитро спрятанная в нижнем ящике.

Успокоившись, что ничего ценного не пропало, он вернулся в кресло. Сложив ладони, как на молитве, он оперся подбородком на кончики пальцев. Взлом без ограбления.

Надо ли сообщить в полицию? Джереми закусил губу. Он даже не сумеет доказать, что в квартире кто-то побывал. Ему не поверят. «Подушки лежали не в том месте дивана? Полноте, мистер Коллингвуд». Никто не знает, насколько аккуратен был Деннис. Никто. Ответом будут только сальные ухмылки и прозрачные намеки.

И все-таки он должен с кем-нибудь поделиться. С кем-нибудь, кто помог бы ему понять, в чем дело. Сам он в таких делах профан. Если бы ему дали колонки цифр или гроссбух со счетами, он мигом бы разобрался, что к чему. Но, читая детективные книжки, что, впрочем, случалось редко, он вплоть до последней страницы никогда не мог вычислить преступника. А теперь настоящая детективная история приключилась прямо у него в гостиной. К кому обратиться за помощью? Деннис отпадает, к нему пока не пускают.

Есть еще эта Бомонт, с которой Деннис иногда работал. Для женщины она действительно довольно сносная особа, не кривляка, как большинство из них. Деннис ее очень уважал.

Но Бомонт скрылась, исчезла без следа, и по телевизору о ней говорят ужасные вещи. Что именно она натворила, телевизионщики толком не сообщают, но явно убеждены, что это нечто отвратительное. Недозволенное проникновение в чужие базы данных или что-то в этом роде.

Все это слишком сложно. Зачем кому-то понадобилось обыскивать его квартиру, а потом тратить силы, чтобы снова навести прежний порядок, и притом испортить все дело, расставив вещи неправильно? Внимательному человеку не составило бы труда вернуть все на свои места. Если только…

«Здесь были двое. Конечно двое!» Джереми поднял голову и уставился в стену. Тот, кто наводил порядок, расставил вещи неправильно, потому что застал комнату уже в беспорядке. Неудивительно, что он наделал ошибок. Большинство людей не запоминает, как у них лежат канцелярские принадлежности в ящике или подушки на диване. Самое страшное – то, как много вещей они расставили правильно!

Это вообще не укладывалось у него в голове. Взломщика, заметающего следы, Джереми еще мог себе представить. Но почему второй взломщик постарался уничтожить следы первого? И почему они ничего не взяли? По крайней мере, насколько ему известно.

Могло ли это иметь какое-то отношение к Деннису? И к несчастному случаю? Чем больше он думал, тем меньше все, что произошло, казалось ему случайностью. Услышав, как взвизгнули покрышки, Джереми обернулся, и в тот момент у него возникло смутное впечатление, что мгновением раньше автомобиль специально свернул в их сторону. Не был ли Деннис втянут во что-то незаконное?

А если подумать, то разве не исчезла Бомонт в тот же день, когда сбили Денниса? Когда это было? Почти две недели назад. Она позвонила, спросила Денниса, и Джереми рассказал ей, что случилось, но ее, похоже, это не очень удивило.

Чушь! Он просто фантазирует без всяких оснований.

А чем занимался Деннис всю ту неделю перед несчастным случаем? Джереми залез во внутренний карман пиджака, достал оттуда записную книжку и перелистал ее. Они с Деннисом часто записывали друг для друга напоминания о деловых свиданиях. Джереми даже почувствовал легкое удовлетворение оттого, как ловко он это придумал. Может быть, у него все-таки есть задатки детектива. Вот! День, когда случилось несчастье. Они с Деннисом были в городском культурном центре на новой постановке «Веера леди Уиндермир». Мысль пойти в театр принадлежала Джереми, так что в известном смысле вина за несчастье лежит на нем. Если бы они…

«Нет! Я не позволю себе попасться в эту ловушку!» Джереми заставил себя успокоиться и снова занялся записной книжкой.

Ага, вот оно что: в тот самый день Деннис должен был встретиться за ленчем с человеком по имени Морган Граймз. Граймз? Имя казалось странно знакомым. Джереми недавно его слышал. По телевизору? Или встречал в газете? В газете, точно! Граймз – тот журналист, которого убили из-за наркотиков.

Словно ледяная рука стиснула его сердце. Деннис и этот Граймз виделись за ленчем, а на следующий день один из них был зарезан, а другой сбит машиной. Чуть позже звонит Бомонт, явно не в себе, реагирует странно, а затем исчезает. Джереми неожиданно вспомнил, что еще раньше в нее стрелял какой-то сумасшедший в городском парке. Деннис очень разволновался, когда Джереми показал ему в газете репортаж об этом. А не Граймз ли случаем написал его?

Внезапно ему представилось, что его всюду подстерегает невидимая опасность. Вокруг погибают люди, порой едва ему знакомые, а сегодня кто-то добрался и до него, перетряхнул его собственную квартиру. Вне себя от волнения, с дрожью где-то в глубине груди, он листал блокнот в поисках еще каких-нибудь намеков на то, чем занимался Деннис.

Дэниел Кеннисон сидел, развалившись в кожаном кресле с высокой спинкой, положив руки на подлокотники. Он сложил ладони вместе и обвел взглядом всех сидевших за длинным столом красного дерева. «Ничего себе компания», – с отвращением подумал он. Остальные члены Совета встревоженно щебетали, трепыхались, вертели во все стороны головами, как птички вокруг потревоженного гнезда. Идиоты! Кеннисон стиснул зубы, сдерживаясь. Он еще раз бегло обвел глазами стол и встретился взглядом с Гретхен Пейдж, смотревшей на него в упор. Она одарила его ледяной улыбкой, он ответил такой же, только температура ее была еще на несколько градусов ниже.

«Сборище проклятых кретинов. Нашли время пререкаться и интриговать, когда все, ради чего мы трудились, вот-вот пойдет прахом. На тонущем „Титанике“ тоже пытались откачать воду из трюма ведрами. Основатели умерли бы от стыда».

У него не было сомнений, что дело Бомонт Женевьева Вейл провалила от начала и до конца. Ударилась в панику – ее обычная первая реакция на любые трудности – и заразила паникой остальных членов Совета. Конечно, Чужак был близок к раскрытию тайны, но нельзя было сразу делать вывод, что Бомонт и есть Чужак. Он пытался убедить их, что она просто из случайных любопытных. Может быть, он тоже ошибался, но теперь, задним числом, ясно, что он был гораздо ближе к истине, чем госпожа председательница.

«Поспешишь – людей насмешишь, мадам председательница», – подумал он. Однако не он, а она сидит во главе стола, расфуфыренная и накрашенная, как голливудская статистка, и с невозмутимым видом распределяет вину на всех, кроме самой себя. Ни тени раскаяния на ее костистом лице фотомодели. Сказала бы: «Это я виновата. Я все испортила», – чтобы остальные перестали указывать друг на друга пальцем и занялись спасением Общества. Но до этого, как он подозревал, никогда не дойдет.

Во всяком случае, если он не вмешается.

Однажды он переспал с Женевьевой. Одного раза вполне хватило. Она настаивала, а он не осмелился отказать. Это его навсегда отрезвило. Согласно последней моде, она была такой тощей, что в постели ему казалось, будто он обнимает груду вешалок для платьев. Она произнесла все нужные слова и проделала все необходимые телодвижения. Она корчилась, стонала и прижимала его к себе, изображая страсть. Техническая сноровка у нее безусловно есть, но Кеннисон чувствовал, что все это притворство, – так актриса играет в двухтысячный раз роль в скучной пьесе. Сюжет давно всем надоел, реплики никого не волнуют, но она требует повторять представление каждый вечер.

Кеннисон знал, что она в разное время переспала со всеми до единого членами Совета – и с мужчинами, и с женщинами. «А может быть, – подумал он со злорадством, – не пропустила и их домашних животных». На тот случай, если это правда, Кеннисон держал дома в террариуме боа-констриктора.

– Мы ничего не слышали об этой Бомонт с тех пор, как отправили на задание брата Крейла. Из этого следует, что Крейл успешно устранил ее из уравнений.

Кеннисон покосился на нее.

– О брате Крейле мы тоже ничего не слышали, – холодно заметил он. – А что следует из этого?

Что Бомонт одержала верх над Крейлом? Невероятно! Однако имелись данные, что ею заинтересовались еще и люди Бетанкура. Ред Мелоун звонил ему тогда и пытался убедить, что Бомонт – не Чужак.

Не взял ли ее Мелоун под защиту Ассоциации? Возможно, даже очень возможно. Не означает ли это, что действия Бомонт были частью операции, которую проводит Ассоциация? Неужели они действительно думают, что могут разоблачить Общество, сами оставшись в тени? Нет, Бетанкур не так глуп. И Мелоун как будто вполне искренне удивился, когда Кеннисон сказал ему, что интересовало Бомонт, – те ключевые слова, по которым она вела поиск, и файлы, к которым она обращалась. К тому же эта чертова бомонтовская программа выбросила в редакционные и полицейские компьютеры файлы не только Общества, но и Ассоциации тоже.

Он закурил длинную тонкую сигару и выпустил к потолку облако едкого дыма. Мадам председательница сделала глупость, созвав Совет, и двойную глупость, что, созвав его, не сумела добиться никакого толка. Пора подбросить им несколько мемов.

– Сколько еще мы будем сидеть здесь и продолжать толочь воду в ступе? – спросил он.

Разговоры разом стихли, и все посмотрели на него. Жесткие темные глаза Женевьевы повернулись к нему, как радарные прицелы орудийной башни, а ее губы приоткрылись, как крышки орудийных портов перед залпом.

– Черт возьми, брат Кеннисон прав! Мы сидим здесь уже четыре часа и ничего не высидели. Пусть мертвые хоронят мертвых. Вчерашний день не вернешь, надо думать о завтрашнем. – К некоторому удивлению Кеннисона, этой тирадой разразилась Гретхен Пейдж.

Он посмотрел на нее, и она ответила ему взглядом, который означал: «С вас причитается». Интересно, какую игру она затеяла. Ту же, что и он? Возможно, вполне возможно.

В технике манипулирования с мемами на микроуровне есть одна любопытная особенность. Стоит обронить в ходе разговора несколько избитых пословиц, и они подействуют подобно кристаллам-затравкам, опущенным в пересыщенный раствор. Глубинные ассоциации, содержащиеся в пословицах, культурная нагрузка, которую они несут, тут же вызывают определенные мысли, иногда подсознательно. Тот факт, что каждый из сидящих за столом владеет этой техникой и сам ею пользуется, отнюдь не лишает ее силы. Толочь воду. Хоронить мертвых. Вчерашний день не вернешь. Мадам председательница впустую тратит наше время. Давайте двигаться дальше. Сидящие вокруг стола кивали головами, как марионетки.

На лице Женевьевы была написана неподдельная ярость. Если бы взгляд мог убивать… Этот мем мелькнул в голове у Кеннисона, и он вспомнил, что они, в конце концов, находятся в доме Женевьевы и окружены ее телохранителями. Пора было немного ослабить напряжение.

– Господа и дамы! – сказал Кеннисон. – Госпожа председательница в этой сложной и быстро меняющейся ситуации сделала все, что было в ее силах. Она заслуживает нашей благодарности за то, что прекрасно с ней справилась, насколько это было возможно. Мы все в тот момент одобряли ее действия. И если результаты не вполне нас устраивают… – Он криво улыбнулся и пожал плечами. – …То достаточно вспомнить историю Общества, чтобы посмотреть на вещи здраво. Все мы знаем, какими неожиданными оказываются сцепления мемов, особенно когда мы имеем дело с горсткой людей, слишком малочисленной для статистического анализа. Не следует валить всю вину на госпожу председательницу.

Поскольку мадам председательница явно не собиралась брать на себя вообще никакой вины, это в лучшем случае выглядело довольно сомнительной похвалой. Но он увидел, как Женевьева удовлетворенно улыбнулась и выпрямилась в кресле. Непроходимая дура! Тупая тощая корова. Вроде тех зебу с костями, торчащими сквозь облезлую шкуру, что бродят по улицам Индии, не принося никакой пользы, но тем не менее оставаясь священными животными, до которых нельзя даже дотронуться. Ну ничего, он, Кеннисон, не индуист!

Он заметил, что его слова, во всяком случае, не оставили равнодушными других членов Совета. Ульман поднял бровь, а Льюис откровенно ухмылялся. На этот раз ассоциации были более тонкими и глубокими, чем в случае с пословицами. Они действовали на подсознание, но все же действовали: «в тот момент одобряли», «сделала все, что в было в ее силах», «справилась, насколько это было возможно», «результаты не вполне нас устраивают». Все это вместе сводилось к одному: «Мадам председательница – бездарная неумеха».

– Да, – поддержала его сестра Пейдж. – Давайте отметим в протоколе, что все мы одобряем решения, принятые нашей председательницей.

Все подняли руки – одни со скрытой насмешкой, но кое-кто – от Кеннисона это не укрылось – с искренним убеждением! Он заметил этих, последних. У него в Совете их не будет, когда он станет председателем. И если станет.

Если. Он подсчитал голоса. Может быть, устранить мадам Вейл из уравнений? На кого, кроме Соренсона и Монфор, он может рассчитывать? Разумеется, не на Ульмана и не на Руиса. Хуанг, как обычно, оставался загадкой. Льюис? Кто знает, что творится в этой вечно улыбающейся, стриженной ежиком круглой голове? Остаются Бентон, Туи и Вестфилд. Нет, пока это рискованно. Слишком рискованно. Надо будет еще позондировать почву.

– Перед нами стоит задача… – начала Пейдж, и Кеннисон решил предоставить ей инициативу. Если после этого обсуждения у мадам председательницы разразится один из ее знаменитых припадков гнева, то пусть он выльется на Пейдж.

– Перед нами стоит задача сохранить нашу тайну. Это самый серьезный провал со времени измены Брейди Куинна. То, что враги сумели проникнуть в наши базы данных и предъявить их всему миру, подсказывает нам два направления действий. Во-первых, необходимо закрыть эту настежь распахнутую дверь и сделать так, чтобы ее не могли открыть снова. Во-вторых, продумать, как заблокировать и перенацелить поток нежелательных мемов среди населения.

Слишком поздно Кеннисон заметил свою ошибку. Не слишком тонкие намеки Пейдж на его упущения в работе с базами данных отвлекли подсознание членов Совета от некомпетентности Вейл и привлекли внимание к его собственным ошибкам. Образ распахнутой настежь двери ассоциируется с легкомыслием и небрежностью. Он почувствовал, что у него загорелись уши, и порадовался, что носит длинные волосы. Возможно, его настоящий враг – Пейдж, а не Вейл. Надо защищаться. Контратаковать. Он лихорадочно искал выход.

Но прежде чем он успел открыть рот, раздался стук в дверь и вошел дворецкий Женевьевы Вейл. Это был согбенный старик, похожий на воскрешенный труп, и к тому же воскрешенный не слишком удачно.

Джед, конечно, член Общества. «Давно пора отправить на свалку эту старую перечницу», – как всегда подумал про него Кеннисон. Но Джед служил Вейлам еще до того, как Женевьева появилась на свет. Кеннисон давно задавал себе вопрос, на чью сторону встанет старик, если до этого дойдет, – на сторону Общества или своей госпожи. Возможно, это зависит от того, спит ли с ней старикан. Кеннисон подавил смешок, сумев сохранить невозмутимый вид. Любопытно, не развлекается ли Женевьева и со стариком Джедом тоже? Может, поэтому он всегда выглядит таким изможденным?

Джед нагнулся и что-то прошептал на ухо Женевьеве. Мадам председательница побледнела и обвела взглядом сидящих за столом.

– Джед говорит, что у парадного входа околачиваются два репортера из «Сан-Таймс». Он попросил их удалиться, но они отказались. Говорят, у них сломалась машина, и они якобы ждут техпомощь.

– Возможно, хотят видеть, кто входит и выходит из вашего дома, мадам председательница, – ядовито заметил Фредерик Ульман.

«Отлично!» – подумал Кеннисон. Значит, такая мысль пришла еще кому-то в голову. При сложившихся обстоятельствах собирать очное заседание Совета было идиотизмом. Одно из средств дискредитировать Бомонт – распространение комплекса мемов, согласно которым члены Совета вообще незнакомы друг с другом, а ее россказни о тайном заговоре – не более чем плод воспаленного воображения. Если их увидят всех вместе у Вейл, то этот комплекс мемов будет уничтожен, а вся программа противодействия Бомонт окажется под ударом.

Но кто мог натравить репортеров? Кто? Или они сами до этого додумались и только по чистой случайности прикатили сюда во время заседания Совета? Но в такие совпадения Кеннисон не верил.

– Не будем слишком строги к госпоже председательнице, – сказала Гретхен Пейдж. – Она, несомненно, полагала, что совещаться по нашей компьютерной сети было бы еще опаснее, чем лично. – Пейдж улыбнулась Кеннисону. – Я не сомневаюсь, что брат Кеннисон не покладая рук трудится, чтобы залатать пробоины, которыми мы обязаны этой Бомонт, но сейчас мы не можем пойти на риск совещаться по сети.

– О да, – любезно отозвался Кеннисон. – Я стараюсь обезопасить все наши слабые места. – И он улыбнулся всем как только мог широко.

3

– Девять часов, брат Мелоун. Тебе не кажется, что пора закругляться? – Ред оторвался от чтения и увидел, что рядом стоит Джейни Хэч. Он сделал пометку флюоресцентным карандашом на компьютерной распечатке, аккуратно сложил страницу пополам, надел на карандаш колпачок и отложил его в сторону.

– Уже девять? Как летит время, когда занимаешься чем-то интересным.

Джейни засопела и, выдвинув из-под соседнего стола стул, повернула его и уселась верхом.

– Библиотека закрывается, – объявила она.

– Я только хотел дочитать один файл. – Ред указал на распечатку, размышляя, что у Джейни на уме. Зачем ее занесло в библиотеку?

– Ты же знаешь, не ты один копаешься в бомонтовской распечатке. Каждому отвели по куску для проверки.

– Знаю.

– Тогда какого дьявола ты смотришь все подряд?

Ред улыбнулся.

– Развлекательное чтиво, – сказал он. – После него лучше спится.

Джейни снова засопела.

– Разве что тебе одному. Я-то вовсе не могу заснуть, как подумаю, что твоя маленькая подружка разнесла по всему свету.

– Она не знала, что делает, когда писала ту программу. Она не знала, что подвергает нас риску.

– Или ей наплевать было на нас. Нечего ее защищать, Мелоун. Я ее не виню. Дело не в этом, а в том, чтобы читать ее распечатку повнимательнее. Смотреть, что из секретной информации туда попало. Будешь читать слишком много – устанешь. А устанешь – что-нибудь пропустишь.

– Я ничего не пропущу.

– Ты упрямый осел, Ред. Откуда ты узнаешь, пропустил что-то или нет?

– Ты права, – согласился он. – Пожалуй, пора кончать.

Он хотел было встать из-за стола, но Джейни остановила его рукой.

– Дело в этой Бомонт, да? Ты что-то для нее делаешь?

Ред посмотрел на нее. За годы, проведенные на открытом воздухе, на ярком солнце и ветру, ее глаза превратились в узкие щелочки, в которых Ред не смог ничего прочесть. В них не было ни малейшего волнения, ни любопытства – ни единого намека на то, почему она это спросила.

– Ну и что? – сказал он. – Правила Куинна допускают частные расследования. Сара хотела узнать, нет ли в распечатке чего-нибудь о ее друге-архитекторе.

– О том, что исчез из больницы?

– О том самом.

Некоторое время Джейни молча его разглядывала.

– Хорошо. Я скажу Тексу, он передаст всем, чтобы каждый смотрел в своей части распечатки. Как его фамилия, Френч?

Ред удивился.

– Да. Деннис Френч. Он лежал в мемориальной больнице Портера. – Он повертел в пальцах карандаш. – Почему ты это делаешь?

– Что делаю?

– Помогаешь мне в ее деле.

Управляющая ранчо пожала плечами.

– Все, что мы узнаем про них, может нам пригодиться. Зачем им понадобилось похищать его после того, как они пытались его убить? Чепуха какая-то. Видел бы ты, на что была похожа его квартира в тот день, когда я туда наведалась. Они все перевернули вверх тормашками. – Джейни внимательно посмотрела ему в глаза. – Как будто искали что-то.

Ред выдержал ее взгляд.

– Интересно, что.

Она еще мгновение смотрела на него, потом отвела глаза и проворчала чуть слышно:

– Только горы стоят вечно.

Ред понял, что пора уходить, и поднялся на ноги. Он запихнул компьютерные распечатки в портфель, положив сверху аккуратно сложенный пополам листок, закрыл портфель и защелкнул замки. Все это время он ощущал на себе взгляд Джейни.

– Ты знаешь Марка Лопеса?

Ред обернулся, удивленный неожиданной сменой темы.

– Кого?

– Шефа нашего отделения в Сан-Диего. Он недавно прислал новенькую – Говард.

Ред покачал головой.

– Я знаю, о ком ты говоришь, но никогда с ним не встречался.

– Может быть, никогда и не встретишься. Текс обнаружил его имя и адрес в своем куске бомонтовской распечатки. Открытым текстом. Совет пытался связаться с Лопесом, предупредить его, но пока ничего не выходит.

По спине Реда пробежал холодок. Неужели уже началось? Реакция озлобленной черни. Бессмысленная месть. Чьи еще имена есть в распечатке? Какая еще смертоносная информация?

– В новостях ничего не передавали?

– О расправах, что ли? – Она покачала головой. – Они изо всех сил стараются отвести публике глаза от распечатки. Только все это зря. Кстати, не исключено, что его спрятало куда-нибудь ЦРУ.

Ред почувствовал беспокойство. Не хочет ли Джейни попросить его о помощи?

– Я мог бы слетать в Вашингтон и посмотреть, что там удастся разведать, – предложил он. – Если его прихватила какая-то их служба, я, пожалуй, смог бы это выяснить.

– Никуда ты не полетишь, Ред. Пока мы не будем точно знать, что и твоего имени нет в распечатке.

Все в нем перевернулось. Конечно, он знал, что такое возможно. Упоминание о своем официальном прикрытии он искал так же усердно, как имя Денниса Френча или кого-нибудь еще из своих. В первую встречу с Сарой он еще шутил по этому поводу – мол, вздернут на ближайшем фонаре. Но это было лишь детским лепетом, жалкой пародией на то, что могло случиться на самом деле. На самом деле будет выстрел из-за угла. Либо кулаки или бейсбольные биты в руках разъяренной толпы, опьяненной радостью, что наконец-то нашелся козел отпущения за все их беды. Либо бесследное исчезновение, как в случае с Лопесом, и допросы с наркотиками и лошадиными шприцами в лапах профессионально натасканных параноиков. На самом деле предстояло валяться окровавленным мешком в каком-нибудь темном переулке, зная, что боль покинет тебя только вместе с сознанием. Реда передернуло. Он только сейчас до конца понял, чего так страшилась Женевьева Вейл.

Он посмотрел на Джейни Хэч.

– А что наше ранчо? Мы здесь в безопасности?

Джейни протянула руку и постучала костяшками пальцев по его портфелю.

– Затем мы и читаем каждую строчку в распечатке.

Ред пристально посмотрел ей в глаза. Ему хотелось увидеть в них страх, такой же страх, какой испытывал он сам. Он хотел увидеть в ее глазах нечто большее, чем теоретический интерес. Но Джейни спокойно встретила его испытующий взгляд.

– Я только хотела, чтобы ты знал, Ред, – сказала она. – Если хочешь с ней подружиться, ты должен точно знать, что она нам устроила.

– Может ли кто-нибудь привести пример таких непредвиденных последствий?

Аарон Гевирц развернул свое кресло на колесах и резко затормозил. Его взгляд остановился на Норрисе Босуорте, которого Сара прозвала про себя Умником. Босуорт, запинаясь, что-то забормотал в ответ.

Так Аарон действовал на большинство своих учеников. Сара прекрасно понимала, что он точно знал заранее, кого собирается спросить, еще до того, как повернет свое кресло, и все равно взгляд этих невидящих глаз, устремленный прямо на тебя, неизменно заставлял теряться. Сара уже несколько раз на это попалась.

– Э-э… Ну, например, влияние производства автомобилей на всплеск детской рождаемости?

– Вы меня спрашиваете или отвечаете мне?

– Э… Я отвечаю вам. Распространение автомобилей вызвало значительные изменения в ритуалах ухаживания. Заднее сиденье «шевроле» оказалось… гм… удобным местом для… гм… зачатия. – Босуорт отчаянно и искренне покраснел. Его, по-юношески нескладного и все еще отчаянно (и безуспешно) воюющего с прыщами, привел в Ассоциацию его дядя.

– Такой поворот событий был совершенной неожиданностью для изобретателей автомобилей, – закончил он.

– Хорошо. Вы делаете смелые заключения, пусть даже они могут оказаться неверными. Кто-нибудь хочет… Да, мисс Говард.

Это было что-то сверхъестественное. Ведь Морин Говард подняла руку молча – она продолжала упрямо гнуть свою линию, не прекращая попыток обмануть слепого старика. Эта толстуха из южной Калифорнии постоянно носила просторные цветастые платья и деревянные сандалии. Саре она напоминала Мать-Землю – символ плодородия. Время от времени Сара ловила на себе ее враждебный взгляд.

– Босуорт ошибается, – сказала Мать-Земля. – Может быть, автомобиль и изменил практику половых отношений, но я не думаю, чтобы сколько-нибудь значительное число зачатий совершалось подобным образом. Всплеск рождаемости пришел на смену предшествовавшему ее снижению. У предыдущего поколения уровень рождаемости был низким из-за Великой депрессии. Маятник всего лишь качнулся из одного крайнего положения в другое.

Доктор Гевирц сокрушенно покачал головой.

– По-видимому, мне пора уходить на пенсию. Я вел занятия, наверное, с десятью тысячами подготовительных групп будущих членов Ассоциации, и каждая следующая группа оказывается ленивее и глупее предыдущей. Неужели я теряю контакт с учениками? Неужели мои слова – это семена, падающие на камни? Неужели их склевывают птицы небесные? Поведение людей, мисс Говард, является результатом их решений. Мы не роботы. Никто не изучает статистические отчеты перед совокуплением и не кричит при этом: «Мы должны плодиться вовсю, чтобы компенсировать упущения наших родителей!»

Все захихикали, и он обвел их строгим взглядом. В подготовительной группе было пять новичков. Плюс Сара.

– Очень хорошо. Мистер Босуорт настаивает, что изменения в сексуальном поведении вследствие распространения автомобилей вызвали всплеск деторождения в пятидесятых и начале шестидесятых годов. Мисс Говард считает, что зги изменения не имели столь масштабных последствий. Кто из них прав, а кто ошибается?

– Оба ошибаются, – неожиданно вырвалось у Сары.

– А, мисс Бомонт! Наконец-то сфинкс заговорил. Ну-ка, просветите нас – ведь вы так редко балуете нас плодами своей учености.

– А изменил ли автомобиль сексуальное поведение подростков?

– Так, очень хорошо! Вы отвечаете мне вопросом, но – простите меня за каламбур. Этот вопрос чреват. Я старый человек. Мой отец ездил в бричке. Вы, конечно, все представляете себе, что такое бричка. Или надо кому-то пояснить? Отлично. Отец рассказывал, как они с друзьями «ухаживали» за девушками в задке своих бричек и сколько от этого получалось ранних браков или внебрачных детишек.

Он сделал паузу, и по его лицу промелькнула улыбка.

– Вероятно, я должен объяснить, что в менее просвещенные времена внебрачный ребенок считался позором. Довольно часто матушка уезжала с непутевой дочкой в длительное путешествие, а по возвращении выдавала родившегося ребенка за своего. – Он небрежно взмахнул рукой. – Никого это не вводило в заблуждение, но приличия были соблюдены. Бричка к тому же имела одно преимущество перед автомобилем. Поскольку ее везло животное более интеллигентное, чем те, кто сидел в бричке, то не надо было останавливаться, чтобы осуществить свои намерения. Заглядывая еще дальше в прошлое, мы, например, обнаружим в приходских книгах рейнских княжеств восемнадцатого века отпечатанные типографским способом колонки: «законнорожденные» и «незаконнорожденные» – чтобы легче было записывать шалости подростков. Таким образом, получается, что подобное сексуальное поведение скорее стало не столько более распространенным, сколько более очевидным. Я такую тенденцию не одобряю, прежде всего с точки зрения хорошего вкуса. Как бы то ни было… – Он повернулся вместе с креслом к демонстрационному экрану. – Давайте вернемся к моему исходному вопросу. Написанные мной уравнения предполагают, что цепные реакции в обществе могут вызвать результаты, непредвиденные для тех, кто инициировал то или иное действие. Особенно в случае, когда между последовательными стадиями проходит значительное время. Когда система, как мы выражаемся, имеет высокую вязкость. Спрашиваю еще раз: может кто-нибудь привести пример таких непредвиденных последствий? Давайте усложним задачу, ведь таких примеров множество, нужно лишь уметь их видеть. Может кто-нибудь привести пример, касающийся всплеска рождаемости по мистеру Босуорту?

Сара вздохнула, закрыла глаза и подняла руку.

– Мисс Бомонт?

Она открыла глаза и увидела, что доктор Гевирц даже не удосужился обернуться. Как он чувствует, кто вызывается ответить?

– Всплеск рождаемости, – услышала она собственный голос, – действительно был непредвиденным следствием, но не автомобилизации, а Закона о ветеранах.