Текст книги "Путь воинов"

Он выдохнул, поняв, в чем дело.

– А, ты слишком много времени провела с обучающими машинами.

– И что?

– Это значит, что просто так ничего не дается. Стимуляция во сне и устройство связи на голове могут довести до подобного. Подумай об этом. С тех пор как было раскрыто строение мозга, стало возможным его обучать. Я хочу обратить твое внимание на то, как ты учишься. Ты что-то видишь, и это воздействует на зрительный нерв и как-то фиксируется в мозгу. Синапсы перестраиваются в структуру памяти. Обучающая машина через систему делает то же самое, но без посредства чувств. Их заменяет электромагнитная сетка, накладываемая на различные синапсы. Раз, и моментальное запоминание.

– Так почему я не могу вспомнить, как был получен этот шрам?

– Ты можешь – и одновременно не можешь. Произошло частичное наложение синаптических структур. Чем дальше, тем больше, и обыденная память начинает стираться. Почему обыденная? Она меньше всего используется, и синапсы начинают восприниматься как неупорядоченные.

– Вот здорово, – простонала Сюзан. – Мало того, что у меня крыша едет, я еще и теряю себя!

– Такое возможно только при использовании больших психомашин. Обучение же не затрагивает мышление, личность, умственные способности или поведение… только память, в том случае, если мозг не успевает разобраться в самом себе и усвоить новую систему смыслов. Мы пользуемся лишь небольшой частью своего мозга.

– Так вот почему я так быстро все усваиваю? – она подперла ладонью подбородок. – Вундеркинд… и все это ценой нескольких пустячных воспоминаний. Неудивительно, что я схожу с ума.

– С ума?

– Я только что из военного штаба. Я там пыталась завязать смертельную вражду с офицером, представлявшим «Победу»! Я работаю от подъема до отбоя. Я не вижу ни тебя, ни Пятницу, никого – только образы, которые эта проклятая машина вбивает мне в голову! – она почувствовала, что теряет самообладание, и закусила палец, надеясь, что боль сфокусирует ее внимание и не даст зареветь.

Ганс придвинулся и обнял ее, прижимая к себе.

– Тише, расслабься. Все в порядке. Помнишь меня, капрала Ганса Йегера? Я человек, который может починить все. Романанскими девушками я до сих пор не занимался, но я не думаю, что не сумею разобраться со схемами.

Он вдруг усмехнулся вслух самому себе.

– Кого я пытаюсь обмануть, черт возьми? Надо мной смеются все пять палуб!

Его саркастический тон заставил ее поднять глаза.

– Почему?

Он вдруг смутился и убрал руки.

– Гм, э-э, видишь ли, у меня хорошие отношения со связистом Тони. Он мне дает ознакомиться с досье всех девушек на корабле, – он встал и, не глядя на нее, опустил голову. – Единственная сложность в том, что у меня никогда не хватает смелости подойти к какой-нибудь из них. Каждый раз я тушуюсь и не могу вымолвить ни слова. Ты же помнишь, как тогда, в комнате майора.

– Я выпила с тобой лимонад, – озадаченно напомнила Сюзан. – Мне было приятно с тобой поговорить. Ты прекрасно говорил – лучше меня.

Он кивнул и повернулся к ней лицом со странной улыбкой на губах.

– То-то и оно. Ты просто не знала, каким ничтожеством я себе казался. Возможно поэтому все было нормально.

– Ты и сейчас нормально разговариваешь.

Он замолчал, наморщив лоб.

– Да, верно. Но это потому, что… что тебе плохо. Я пытаюсь помочь тебе – но почему мы тогда говорим обо мне?

– Возможно, мы с тобой два сапога пара, – шумно вздохнула Сюзан. – Я ничем не могу угодить ни майору, ни Железному Глазу. Я больше не отдаю себе отчета в своих действиях. Теперь ты говоришь мне, что мой разум уже не совсем мой? Похоже, я не выдержу, Ганс. А это значит обратно на Мир выходить замуж, забеременеть и сидеть как жук в банке.

Он снова опустился рядом с ней.

– Так в чем дело? В чем ты видишь свое слабое место?

– Я не в силах выучить достаточно за отведенное время. А после всего, что ты сказал, у меня и желание пропало. Иногда Рита рассказывает мне о других женщинах, как док Добра, которая… Что такое?

Ганс оцепенел.

– Я знал доктора Добра. На самом деле я как-то раз чуть не застрелил ее по ошибке из бластера, о чем мне совсем не хочется вспоминать.

– Она почти святая для Риты и Железного Глаза. Я видела ее только пару раз, когда она появлялась в поселениях. Какая она была?

Ганс нервически засмеялся.

– Суровая дама! Знаешь, до того, как ее похитили сантос, она была совсем другой. Потом в тот день мы нашли ее – и чуть не убили, приняв за романана, – о чем, конечно, сожалеем, – он покраснел.

– Продолжай.

– Ну что, ума ей было не занимать. Знаешь, она перехитрила капитана Хелстеда, полковника и романанов в придачу. Рита обучала воинов, а док все продумывала, – Ганс кивнул самому себе.

– Да, продумывала. Она была мозговым центром. Она знала, что хочет услышать полковник, и именно это он и получал. И то же самое с романанами. Одновременно она переправила Джона Смита Железный Глаз на нашем ШТ, а мы и подумать не могли, что между ними что-то есть. Потрясающая дама.

– Она знала приемы Братства? – быстро спросила Сюзан.

– Братства? Нет, не думаю. Откуда ты узнала о Братстве? Это почти что легенда. Я думал, что весь материал по нему засекречен.

– Засекречен? – заинтересовалась Сюзан. – Вот бы заполучить его. Я думала, что это была просто политическая группировка в Конфедерации. Почему все говорят о нем с таким благоговением?

Ганс огляделся и нагнулся поближе.

– Они были не просто политической группировкой. Их корабли казались почти волшебными, а технологию даже нельзя сравнить с нашей сегодняшней. Они даже не имели официального представителя в Конфедерации, но к ним прислушивались все.

– Значит, они обладали особой властью? Интересно, какой… – Сюзан задумалась. – Наверное, надо просто навести справки и…

– Желаю удачи, – нервно засмеялся Ганс. – Все засекречено, ты что, забыла? Прости, конечно, но для дамы, всего месяц как научившейся читать, секретные шифры не по зубам. Только попробуй запросить эти файлы, и загорятся все красные лампочки, которые только есть на мостике!

– Кто меня может к ним допустить? Полковник? – ее сознание снова заработало, и – впервые – перед ней стояла конкретная проблема. Некоторые из тысяч фактов, которыми была забита ее голова, подсказывали ей важность этой проблемы.

– Может быть, – Ганс задумчиво прищурился. – Я даже не знаю, что может быть заложено в системе. Они могли и не ввести ничего в систему корабля. В то же время, самой «Пуле» более трехсот лет. Трудно сказать, что может быть зарыто в ранних банках данных.

– Видимо, я засвечусь, если попытаюсь узнать об этом со своего блока, – ей уже было лучше.

– Несомненно. Ты с этим плохо знакома. Я даже не уверен, что мне удастся забраться туда… а у меня в таких делах многолетний опыт. Я… Что ты вообще придумала? О нет! Никак! Сюзан, это невозможно! – он медленно покачал головой, снова опасливо оглядев орудийную палубу.

Она заявила с горящими глазами:

– Ганс, подумай, это же твой шанс! Ты МОГ БЫ это сделать!

– Это может оказаться также грандиозным провалом, – заныл он. – Падением от капрала до… обитателя гауптвахты!

Она одарила его, как ей казалось, своей самой обворожительной улыбкой.

– Ганс, ты говоришь, что не знаешь, как обращаться с женщинами, так? Не хочешь заключить сделку? Я научу тебя больше никогда в жизни не бояться ни одной женщины, а ты научишь меня проникать в компьютеры! – она радостно захлопала в ладоши.

Он набрал воздуха и надул щеки, сделав выдох.

– Лучше навсегда остаться холостяком, чем провести полдня на военном трибунале, особенно на СВОЕМ!

– Ганс, – лукаво сказала Сюзан, беря его за руку и доверительно придвигаясь к нему. – Никто не будет больше издеваться над тобой в общей комнате. Или ты предпочитаешь наблюдать за моими неудачами? Неужели ты не поможешь мне узнать, почему Братство было таким могущественным?

– Я прямо не знаю, – пробормотал он себе под нос, вздрагивая от ее прикосновения.

– Послушай, я, конечно, не красавица, но…

Он не дал ей договорить.

– Ты ШУТИШЬ! Каждый второй мужчина на этом корабле мечтает о тебе. Они просто думают, что Пятница Желтая Нога имеет преимущественное право! Господи, Сюзан, ты самая красивая женщина на корабле, даже такая измученная, как сейчас!

Она недоверчиво прищурилась.

– Ты мне льстишь, Ганс, но меня так просто не проведешь. Я знаю, что я…

– Ты когда-нибудь обращала внимание на то, как смотрят на тебя мужчины, когда ты идешь по коридору? Замечала, что они улыбаются? Открывают люки? Помогают убраться в спортзале?

– Да, но… – она от неожиданности стала заикаться. – Я… я думала, что они это делают просто… просто из вежливости.

– Есть другая причина, – заверил он. – И даже не та, что ты единственная женщина-романан на корабле.

– Тогда почему ты отталкиваешь меня? Заключим соглашение? – настаивала она.

– А что Пятница? – спросил он, вдруг засомневавшись. – Никто из команды не захочет с ним связываться после той схватки на ножах. Моим кишкам и в животе хорошо. Конокрад застрял в госпитале до самого Сириуса. Может, ножи и не так опасны, но кому нужна боль?

– А что Пятница? – повторила она, немного отстраняясь, чтобы видеть его глаза. – Он мой друг. Я его очень люблю за все, что он для меня сделал, и я буду ему вечно благодарна. Но это не дает ему никаких прав на меня.

– Ты тоже мой друг. Может, тебя и не было, когда я взяла свой первый трофей, но ты сейчас здесь. И я нацелилась на другой трофей… и, конечно, это очень рискованно, Ганс. Без риска не бывает. Паук любит риск. Так мужчины и женщины чему-то учатся. Рискни со мной вместе. И это принесет много чести…

– Или много несчастий, – буркнул он.

– Это приносит еще больше чести, – она нахмурилась. – Мужчины Директората все такие опасливые, как ты?

– Я не опасаюсь, – угрюмо сказал Ганс. – Я способен на то же, что и любой другой мужчина. Еще скажи, что я трус!

– Ага, – улыбнулась она, когда все сработало как надо. – Тогда ты, конечно же, поможешь мне. Только трус может отказаться.

– Обещай только, что я… – Ганс Йегер стал малиново-красным. Молчал он недолго. – К черту, у тебя ума достаточно, чтобы мы не попались.

– Почему именно Братство? – он припер ее к стенке, пытаясь проникнуть в ее мысли. – Теперь ты одержима ими, тогда как пятнадцать минут назад ты чуть не плакала. Почему они так важны?

Она поджала губы, пристально глядя на него.

– Я не уверена, стоит ли тебе говорить.

– Эй, мы же в этом деле заодно, – напомнил он, еще больше нахмурившись.

– Если ты выдашь меня, я выдам тебя, – сказала она кивая. – Ладно, агенты раздобыли изображение самого большого сирианского боевого корабля. Судя по голографии, у них имеется необычный бластер. Офицеры из разведки предполагают, что он изготовлен по модели Братства.

– Сюзан, я… я родился на Границе, – увидев, что она никак не отреагировала, он продолжил: – Это была планета Братства. Для нас их чудесные изобретения не являются мифами. Это утраченное наследие. Если сириане располагают бластером Братства – или даже его слабой копией, – то «Пуле» действительно несдобровать.

12

Честер Армихо Гарсиа поднял глаза от чтения на секунду раньше, чем голографические образы появились перед ним. Он вежливо кивнул, отметив Скора Робинсона особым вниманием. Раздутые головы директоров не переставали повергать его в изумление.

– Сириане располагают новым оружием, – без околичностей начал Скор.

– Ты имеешь в виду бластер, – кивнул Честер, не переставая улыбаться.

Семри Навтов с враждебностью в свинячьих глазках выпалил:

– Почему ты не сказал нам?

– Самым банальным ответом было бы то, что вы не спрашивали; но на самом деле не все можно предсказать. Вспомните о точках выбора, директора. Будущее – это лабиринт. Представьте себе лес, состоящий из деревьев, ветви которых сплелись в одну нераздельную массу. Теперь представьте себе одно такое дерево в схематичном виде. Поместите себя на кончике корня. Это ваше рождение в прошлом. Продвигаясь вверх по сходящимся корням, вы, наконец, доберетесь до ствола, который представляет настоящее. От ствола вверх в разные стороны отходят несколько крупных веток. Ветки – это будущее. Выбери одну, и дальнейшие варианты сведутся к отросткам данной ветки. Каждый выбор ветки это развилка – точка выбора. Или, может, вы попытаетесь привить ветку к другому дереву? Могу я знать заранее, какой выбор вы совершите? Могу я догадаться, какой лист станет вашей судьбой? Нет, – по-доброму улыбнулся Честер, разглаживая на груди тонкую ткань с Арктура. – В этом свободная воля. Паук – Бог – не насилует волю. Я уже говорил, что Паук ее ревностно охраняет. Попытайся я увидеть ваш лист, мой разум бы запутался в ветвях так глубоко, что я бы не смог найти пути обратно к вам. Это и есть сумасшествие, о котором я так часто говорю. Если Бог отказывается влиять на свободную волю, то подобает ли мне это делать?

– Твои слова оскорбительны, – бесстрастно заявил Рок. Честер всем своим существом ощущал его ненависть. Нерассуждающая мощь этого чувства заставила его застыть и испытать жалость к этому человеку.

– Тебе было бы лучше услышать ложь? – почтительно спросил Честер. – Я готов сообщать тебе все, что в моих силах, пока это не угрожает моему здравому рассудку и не заставляет меня говорить неправду. Поберегите нервы, господа, я уже предвижу ваши угрозы. Они ничего не стоят. Можете меня убить, если хотите. Смерть ничего не значит. Она окружает нас со всех сторон, отдаляясь после одной точки выбора и приближаясь после другой. В то же время, исследуйте свои мотивы и учитесь сами. Я так понимаю, что в университете были беспорядки. Контрабанда в секторе Гулаг увеличилась. Вы сомневаетесь насчет того, что может значить предложение, сделанное Респитом романанам. Вас поджимают со всех сторон. Чему вы можете научиться сами?

Скор почти не открывал глаз.

– Пророк, мы в затруднении. Научи нас.

– Он научит нас смерти! – хищно ощерившись, заявил Рок. – Я бы отделался от него!

Честер вмешался, примирительно подняв руки.

– Директор Рок, ты становишься неразумным… из-за утраты контроля над Респитом. Ты пожалеешь еще больше, если позволишь себе потерять контроль над своими эмоциями. Остерегайся эмоций, директор, тебе они в новинку. Но вообще-то эмоции – это одна из самых могущественных сил вселенной. Приручишь их – откроешь себе дорогу к величию, выпустишь из рук – погибнешь глупо и бессмысленно.

Шарообразная голова Рока медленно покраснела.

– Рок! – зашипел Робинсон, напрягая атрофировавшиеся голосовые связки. Судя по их глазам, Робинсон и Навтов вели оживленный разговор по своим каналам компьютерной связи.

В конце концов, Рок закрыл глаза, набрал много воздуха в свою впалую грудь и выпустил его. Помолчав несколько минут, он снова открыл глаза, волком уставившись на Честера.

– Директор, – Честер поклонился, – задумайся над тем, что произошло. Подумай о том, как близок ты был к тому, чтобы поддаться слепой ярости. Посмотри со стороны на возможные последствия испытанных тобой эмоций. К чему они могли привести тебя? Какие перемены ты мог бы вызвать в обществе? – его голос был ласковым, а глаза убежденными.

Лицо Рока болезненно исказилось, прежде чем исчезнуть вместе с его голографией.

Робинсон и Навтов закрыли глаза для того, чтобы пообщаться между собой. Скор первым вернулся к прежнему состоянию, открыв свои маленькие голубые глаза и внимательно посмотрев на Честера. Навтов сделал то же самое секундой позже.

– Ты играешь с опасностью, – голос Робинсона казался скрипучим. – Не дразни его. Мы были на волосок от катастрофы.

Честер склонил голову.

– Эта была точка выбора, директора. Эн Рок – наименее человечный из вас. Я учитель, и вы сами хотели у меня поучиться. Я продемонстрировал ему остатки общего для всех людей оружия. Оружия, которым вы сами владеете, но плохо понимаете. Вашего брата учили управлять бесстрастно, объективно, в полном отчуждении от настоящей человеческой жизни. Вы живете здесь отшельниками. Все ваше общение с людьми ограничивается передачей информации через компьютерную сеть. У вас нет ни малейшего представления о человеческой психологии.

– Но реакция Рока была… была нелогичной, – возразил Навтов. – Он на несколько минут совершенно потерял рассудок, одержимый желанием уничтожить тебя! Ради этого он был готов всю цивилизацию свернуть со своего пути! Неужели наступает эпоха безумия?

– Нет, директор Навтов, – Честер слегка покачал головой. – Мне нужно было, чтобы вы поняли, до чего могут довести эмоции. Нген Ван Чжоу, Дэймен Ри, романаны и сириане – всеми ими движут чувства, подобные тем, которые испытал только что Рок. Мы не входим в эпоху безумия – хотя вам и может так показаться. Мы входим в эпоху страсти.

– Страсть? – спросил Скор. – Эмоции? Разве это не одно и то же?

– А кирпичи и стены – это одно и то же? – парировал Честер. – Страсть – это эмоции, введенные в определенное русло… наподобие стены, сложенной из кирпичиков. Вы понимаете, к чему я…

– И жизнь людей определяется такими страстями? – скрипучий голос Навтова был полон недоверия.

– Чем люди дальше от жизни, директор, тем меньше они подвержены страсти, – Честеру удалось слегка пожать плечами. – Ваш Директорат пытался изолировать людей от самих себя, от их собственных желаний, для которых они были созданы. Вы сами не имеете представления об эмоции. Любовь, ненависть, ревность, вина, зависть, мщение, справедливость, свобода, власть и другие базовые желания не являются рациональными, – но в них заложена сила, большая чем в интеллекте.

– Зачем ты нам это говоришь? – спросил Скор. – Что движет тобой? Ты на нашей стороне в этом конфликте с сирианами? Или ты преследуешь интересы своих романанов?

– Я хочу только учить, директор, – непринужденно кивнул Честер, излучая безмятежность своим миролюбивым лицом. – У меня нет страстей. У меня есть только будущее, текущее в прошлое подобно потоку. Ну рассердись я, и что до этого Пауку? Начни я интриговать, разве моя душа качественно изменится? Стань я богатым, неужели мне откроется истина более великая, чем Бог? Нет, мне больше ничего не нужно. Даже сама жизнь мне не нужна. Это тело лишь оболочка – наподобие вашей, – которая предназначена для одноразового использования.

– Зачем тогда жить? – сухой голос Навтова выдавал скептицизм.

– Ты чему-нибудь у меня научился, Скор Робинсон? А ты, Семри Навтов? – осторожно спросил Честер.

– Ты научил меня разладу, – голос Робинсона напрягся.

– Я научил тебя жизни, – поправил Честер. – Жизнь – это опыт, а не серия теоретических головоломок, которые могут решать ваши компьютеры из Gi-сети. Ваша жизнь бессмысленна для вас самих, директора. Загляните себе в душу. Вы убеждены, что у вас ее нет, что душа – это не рационально. В то же время вы решили, что эмоции не должны касаться вашего возвышенного существования. По крайней мере я научил вас, что, пока вы упорно отрицаете свою человечность, вы все-таки ЯВЛЯЕТЕСЬ людьми. Может быть, я не так уж ошибся насчет ваших душ.

– Ты хочешь обратить нас в религию своего Бога-Паука? – со скрытой насмешкой спросил Навтов.

Честер доброжелательно посмотрел на него.

– Богу – как его ни называй, Пауком или еще как-нибудь – не нужны новообращенные. Душа принадлежит Богу, и как ее можно обратить? Можно превратить рыбу в птицу? Ты создаешь парадокс, пытаясь обратить Бога в Бога.

– Тогда твои усилия тщетны, – сказал Робинсон, торжествующе прищурив свои глазки. – Чему бы мы ни учились, наши души это Бог, а Бог это душа. Как ты сам сказал, страсть здесь не нужна.

– Совсем напротив, – возразил Честер, – сегодня ты чувствуешь присутствие Бога. Пять месяцев назад твоя жизнь была стерильной, Скор. Ты парил над Gi-сетью и решал запутанные проблемы. Ты распоряжался и манипулировал жизнью миллионов изнутри сознательно созданной пустоты. Сегодня же ты задаешься вопросами о том, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо, о боли и наслаждении. Твоя душа пожинает плоды твоего учения, и тем самым это же делает Бог.

– Зачем Богу учиться? – спросил Навтов. – Во вселенной не должно быть ничего более великого, чем Бог!

– Совершенно верно, – согласился Честер, – в то же время, Паук сотворил вселенную, и она должна иметь цель. Быть пророком – значит видеть вселенную в качестве проявления Паука. Каждая душа – это частица Божества. Когда закончится твоя физическая жизнь, захочешь ли ты вернуть обратно эту божественную искру, которую мы зовем душой, Божеству блеклой и бессмысленной? Не лучше ли вернуть ее сияющей откровением?

– Если я правильно понимаю, то мы являемся органами чувств Бога? – спросил Навтов. – Ты этому учишь?

– Верно, мы зрение, слух, обоняние, осязание, боль и удовольствие Божества. Что ты испытываешь в жизни? Каков твой вклад? Системы? Матричная алгебра экономики? Рациональность? Ты – это бесплотное, стерильное знание. Задавать вопросы – значит чувствовать. Где твое откровение?

– Эти откровения помогут нам победить сирианских мятежников? – спросил Навтов.

Честер покачал головой как всегда спокойно и все с той же блаженной улыбкой.

– Нет.

– Тогда на что они нам? – спросил Робинсон.

– Ты не понял самого главного, директор. Не имеет значения, кто победит в приближающейся битве. Достаточно того, что твоя вселенная не погибнет в гражданской войне, как это произошло бы без романанов. Я здесь для ВАШЕЙ пользы – а не для пользы Директората. Подумай о том, что я сказал. Если я тебе больше не нужен, отошли меня. Пророк всегда найдет жаждущих знаний. Люди никогда не перестанут учиться.

– Ты постоянный источник раздражения, – раздался безжизненный голос Навтова. – Я бы хотел знать, чего ты действительно стоишь.

Честер продолжал вести себя все так же мягко.

– Учитель – постоянный источник раздражения; а человек стоит своего Бога.

– А что же бластер, о котором мы хотели знать? – напомнил Скор. – Ты не скажешь нам, каким будет его воздействие на наш флот?

– Это будет решающим фактором, – запросто сказал Честер. – Бластер притягивает к себе несколько точек выбора, которые сыграют значительную роль в будущем. Речь идет о свободе воли. Окончательная победа Директората сомнительна, хотя все зависит от точек выбора. Нген Ван Чжоу, Дэймен Ри, Сюзан Андохар, Пятница Желтая Нога, Рита Сарса и другие стоят на стволе дерева; перед ними ветви. Мне неведомо, какие ответвления они изберут.

– Ба! – вставил Навтов.

– Я знаю точно, что ни одна сторона не отдает себе отчет в последствиях своих действий. Каждая видит несбыточное будущее. Твои ученые предположения, стратегии Дэймена Ри, самоуверенность Нген Ван Чжоу и обоюдные надежды – все это жестокая ошибка. Запомните урок, полученный сегодня. Изучайте действие страсти, ибо через несколько часов флоты встретятся и в Директорате наступит эпоха страсти. Пускай каждый из вас постарается понять, что же есть эмоция и как страсть может менять ценность жизни в глазах человека. Страсть – это ключ к знанию. Это путь Паука.

Честер почтительно поклонился, закрыв глаза и оставаясь безучастным к вопросам, которыми забрасывали его Робинсон с Навтовым. Через несколько минут возросшего оживления они отключились. Честер посмотрел на пустующую стену, кивнул с легкой улыбкой и продолжил изучать Сартра.

Дэймен Ри развернулся и выбросил вперед ногу.

Железный Глаз поймал ее и, крякнув от напряжения, выгнулся и упал, припечатав Ри к мату и захватив шею полковника. Ри брыкнулся, свернулся и сумел засунуть между ними согнутое колено. Взрывной атакой снизу он скинул Джона Железный Глаз, сгруппировался и перекатился, нанося коварные удары кулаками Железному Глазу в живот.

Они разошлись, тяжело дыша и обливаясь потом, с красными лицами и горящими глазами. Железный Глаз прыгнул, вытянул ногу и врезался в Ри, впечатав человека меньших, чем он, габаритов в стену просто за счет инерции. Ри крутанулся, освобождаясь от его хватки и сокрушая грудь и живот военного вождя мощными ударами, а затем сделал подсечку и повалил романана на маты, нацелившись пальцами на горло Железного Глаза.

– Ты… мертв! – выдохнул Ри, глотая слюну и еле дыша.

По широкому лицу Железного Глаза медленно расплылась улыбка.

– Сначала вы с Ритой могли убить меня без труда.

Ри скатился с более крупного, чем он, человека и прижался спиной к прохладному мату.

– Уффф! – простонал он. – Возраст уже… не тот. Да, ты действительно сделал успехи. Еще немного, и ты превзойдешь меня.

Железный Глаз сел, обхватив широко расставленные колени и опустив голову.

– Этот защитный костюм. Если бы не он, ты мог бы пару раз прикончить меня. Я уже чувствую синяки.

– Не только ты, – Ри сел, отдуваясь и расстегивая облегающий защитный костюм. – Знаешь, с тех пор как ты появился на борту, я опять набираю форму. Другого достойного спарринг-партнера не найти. Приходится довольствоваться роботом.

Железный Глаз расслышал грусть одиночества в голосе полковника и кивнул. Тренировки по рукопашному бою стали для них обоих чем-то вроде ритуала в свободные часы.

– Как продвигается чтение? – спросил Ри.

– Медленно, – буркнул Железный Глаз. – Мне пришло в голову, что это похоже на обучение старого пса новым трюкам. Видно, я слишком много времени провел, гоняясь за лошадьми и трофеями сантос, вместо того, чтобы слушать стариков. Вероятно, мой мозг не создан для учености. Но… но я обещал Лите.

Ри поморщился и встал, протягивая руку романану и помогая ему подняться.

– Старые псы и новые трюки, – он помолчал, задумавшись и вытирая потную шею. – И похоже, что Нген тоже собирается преподать нам урок.

Железный Глаз снял защитный костюм.

– Тебя беспокоят эти бластеры?

Ри повел плечом.

– Конечно беспокоят. Любой уважающий себя командир испытывает тревогу по поводу того, чего он не понимает. Когда речь идет о военных действиях, я не люблю сюрпризов.

– А Братство?

– Братство, – фыркнул Ри, перебросив костюм через плечо. – Со временем многое начинает принимать неестественные размеры. Превращаться в легенду и все такое. Но вкратце история следующая. Шестьсот лет назад Братство – подобно вашим предкам – оказалось бельмом на глазу Советов. Как и всех остальных диссидентов, их депортировали. Советы отправили их на границу, посчитав, что там они смогут потратить свою энергию на борьбу с тавромедведями и враждебным климатом. Этим-то они занимались, но параллельно они организовали самый передовой в космосе подпольный университет.

– Как и подобает всем порядочным империям, Советы стали богатыми, разжирели и обленились, их армия перестала совершенствоваться, и они стали медленно загнивать в своей роскоши. На границе Братство разожгло революцию конфедератов. И на протяжении следующих трехсот лет Братство было в авангарде развития человечества. Они считали, что для того чтобы управлять, нужны не вооружения, а мозги. А уж этого у них хватало! Думающие корабли, представляешь, со своим собственным мозгом. Медицина достигла высот, которые нам и не снились. Они открыли новые области космоса, контролировали пиратство, самых лучших и умных обучали…

– И тем не менее, где они теперь? – подумал вслух Железный Глаз.

– Да, – Ри зашел под душ, подставляя свое тело под потоки воды. – Похоже, что они недооценили способность людей затаивать обиду. Как бы то ни было, когда обстановка накалилась под давлением Сириуса и Арпеджио, они просто ушли, чтобы не подвергать своих людей опасности и не провоцировать войну.

– И ты не знаешь, куда они отправились? – нахмурился Железный Глаз.

– Нет, известно только, что они покинули заселенный космос на-заре Директората. Они забрали все до последней голографии, погрузили все на свой флот и исчезли. Куда, никто не знает. Многие годы это оставалось большой загадкой. Затем – как всегда бывает – интерес со временем притупился, а Директорат скрыл эти сведения от всех, кроме немногих избранных.

– Но Нген что-то обнаружил, – напомнил Железный Глаз. Он напрягся под воздействием силовых полей, высушивавших его кожу. Он облокотился руками на перегородку. – Ты встревожен, Дэймен. Это в свою очередь тревожит меня. Во что я ввязываю своих людей? Не знаю, как это делается здесь, но на Мире, в походе, я бы сказался больным, убежал домой и стал бы ждать лучших времен.

Ри хлопнул ладонью по сушилке.

– Ага, жаль, что мы не можем этого сделать, – он обвел рукой вокруг. – Этот корабль уже на пределе. Конечно, мы все подлатали – но это все-таки заплаты, черт возьми. Нам нужен капитальный ремонт, после того что нам устроила «Победа». Нам нужно время, чтобы подготовить твоих людей и возместить потери личного состава. Мы ослаблены.

Железный Глаз почесал подбородок.

– Но у нас нет особого выбора, так ведь? Путь Паука ждет нас. Тот, кто не ступит на него, не обретет славы.

Ри натянул форму через голову, застегнув ремень на поясе.

– У воинов никогда не бывает особого выбора, правда? Я думаю, что мы… Черт! Я не знаю, в какую заваруху мы попадем, Джон. Жаль, что с нами нет пророка.

Железный Глаз оделся в свою новую форму Патруля – такую легкую по сравнению с кожей – и потрогал изображение Паука на ткани. Он перекинул косы через плечо и вытянул руки, расправляя тонкую ткань.

– Не надо переоценивать пророков. Если бы он с тобой был, то свел бы тебя с ума своими вопросами и уклончивыми ответами. Пророки не дают человеку спокойно спать. Нам, простым смертным, не стоит соваться в будущее. Там один ужас. Не стоит узнавать о своей судьбе – о трагедиях, которые тебя ждут.

Ри задумчиво нахмурился.

– Может быть ты и прав, но, Джон, помни, что там все может полететь к черту. На войне случается столько всего непредвиденного – вроде шального попадания в нас Майи в битве над Миром. Да чего я, ты же стреляная птица, все знаешь сам. Эта операция со слишком многими неизвестными. Необученные войска, неизвестные возможности сириан, неуверенное руководство, политические интриги. Да и Патруль может в последний момент выступить против нас. Ты, должно быть, думаешь о том, что будет, если Паук нас всех в конце концов надует.

Железный Глаз похлопал его по плечу.

– Не волнуйся, дружище. Я уже имел дело с Пауком и видел неопределенное будущее.

– Это верно, но Сириус – это незнакомый мир. Совсем не то, что поход за лошадьми… как ты, я надеюсь, понимаешь.

Железный Глаз подмигнул.

– Паук будет хранить нас. Мне нужно будет продолжить заниматься чтением.

– А что, если Паук отвернется? – не отступал Ри.

– Тогда я буду действовать по-другому, – Железный Глаз замолчал. – Полковник, за это не беспокойся. Любой военный вождь должен уметь действовать по обстановке. Если мы явимся туда, а Сириус смешает все наши планы, то будем просто следовать интуиции. Но больше всего мне не хотелось бы проиграть. И никому из романанов тоже. Это придает нам силу.