Текст книги "Черная Леди"

Его цирковую карьеру прервал несчастный случай, кончившийся параличом нижней половины тела, и четыре года спустя он умер.

Я поблагодарил мистера Миннеолу за любезность и затраченное на меня время, отправился искать отель (во многих из них были свободные места, но не-людей туда не пускали), нашел ветхую гостиницу на окраине района, который колонисты называли Квартал Аборигенов (разумных аборигенов на Нью Родезии не было, и действительно, название оказалось просто эвфемизмом гетто), и сообщил мистеру Аберкромби, что нашел полотно, однако его владелец не соглашается расстаться с ним ни за какую цену. Он не пришел в уныние от такой новости, а наоборот, приободрился; кажется, он, как большинство людей, дорожит лишь тем, за что приходится бороться.

На обратном пути я должен был сделать пересадку в орбитальном ангаре на Пеллинате IV, но в последний момент пришлось сойти с курса и сделать остановку на Пико II, потому что беллумы, единственная разумная раса Пеллината, сопротивлялись включению их в экономическую систему Олигархии, и туда был направлен флот, чтобы силой заставить их передумать. В регион не пропускали ни граждан Олигархии, ни жителей присоединившихся миров, и мне пришлось ждать на Пико целых три дня, пока беллумов не усмирят силой.

Бесцветный ландшафт и потухшие вулканы Пико очаровали меня, но мне сказали, что Олигархия считает этот мир ничтожным и незначительным.

Единственное, чем они могли претендовать на известность – тот факт, что более двух тысяч лет назад здесь был схвачен знаменитый разбойник Сантьяго. Тогда это была сравнительно малонаселенная планета, такой она и остается ныне.

Я посетил местную библиотеку и запросил у компьютера биографические данные Рафаэля Джамала, с особым вниманием к его военной службе.

Компьютер почти три минуты занимался поисками в памяти, а потом ответил, что единственные сведения о Джамале – статья в газете, касающаяся несчастного случая. Я предложил ему подключиться к компьютеру с большим объемом памяти, на Пеллинате или в другом ближайшем мире, выяснил, что стоимость затрат такого количества энергии на энергетически бедной планете совершенно непомерна, и решил вместо этого проверить других художников из коллекции Аберкромби. Я ввел в компьютер их имена, первые семь действительно служили в военных силах, а восьмой не служил, и когда компьютер обработал 18 имен, по которым у него имелись данные, оказалось, что у пятерых нет никаких данных о военной службе. Я все-таки решил не расставаться со своей теорией о том, что женщина была древней мифической героиней, пока не выясню, не были ли эти пятеро свидетелями или участниками каких-либо партизанских действий, но понял, что с этим придется подождать, пока я не доберусь до компьютера на Дальнем Лондоне.

Когда стало ясно, что наше пребывание на Пико II продлится не несколько часов, а дольше, я решил провести остаток дня в зале раритетов и коллекционных объектов. Там были книги – настоящие книги, бумажные и в переплетах, и поскольку я до сих пор не видел ни одной книги, то сразу выбрал несколько увесистых томов по искусству людей, прошел в кабину в секции для инопланетян и начал перелистывать страницы фолианта с модернистскими космическими пейзажами. За час я пролистал почти половину взятых книг и вдруг наткнулся на еще один портрет незнакомки мистера Аберкромби.

Как всегда, она была одета в черное, и как всегда, ее безупречные, восхитительные черты были отмечены выражением бесконечной печали. Я быстро проверил приведенные данные и обнаружил, что портрет был создан на Земле в 1908 г Р.Х. в стране под названием Уганда. Художником оказался естествоиспытатель по имени Брайан Мак-Джиннис, известный главным образом, как первооткрыватель двух редких видов орхидей, растущих на склонах гор вулканического происхождения; единственной его художественной работой до этого портрета была серия орхидей, выполненная пастелью.

Биографический очерк Мак-Джинниса гласил, что он родился в стране Шотландии, получил образование по ботанике и биологии, провел 4 года на военной службе и в возрасте 28 лет уехал в Уганду, дикую и примитивную страну. Он опубликовал 17 монографий, из них 13 по орхидеям, три по местной фауне и одну по вулканическим образованиям, и умер от неизвестной болезни в 1910 г. Р.Х. в возрасте 36 лет.

Я проанализировал те данные, которые смог собрать по четырем художникам, и пока еще не сомневаюсь в правильности моей теории. Если Джамал действительно служил в армии, это будет единственным, что связывает его с остальными художниками, кроме того факта, что все четверо были людьми, мужчинами, и воплотили на полотне или в голограмме образ одной и той же женщины. Я убежден, что когда доберусь до компьютера на Дальнем Лондоне, он подтвердит военную службу Джамала.

Потом я попросил библиотечный компьютер определить, где сейчас находится картина Мак-Джинниса, и он снова оказался не в состоянии мне помочь, а также не смог выдать никакой информации о Рубене Венциа, человеке, сведения о котором нужны мистеру Аберкромби. Честно говоря, я не могу понять, почему жители Пико II не потрудились усовершенствовать свой библиотечный компьютер.

Наконец я вернулся к себе в номер, намереваясь связаться с мистером Аберкромби и рассказать ему о новой находке, но гостиничному подпространственному направленному лучу не хватало мощности выйти на Дальний Лондон, а стоимость пересылки сообщения через Зартаску и Гамма Зайца IX, т.е. самым простым путем, оказалась такова, что я решил подождать, пока сам вернусь на Дальний Лондон и расскажу ему о своем открытии лично.

Остаток времени на Пико II я провел в библиотеке, просматривая все тома по искусству подряд, в надежде найти еще что-нибудь, касающееся таинственной незнакомки мистера Аберкромби, но без успеха. Когда поступило сообщение, что флот подавил восстание беллумов, я явился на корабль и продолжил обратный путь на Дальний Лондон.

Вернувшись, я отправился прямо к мистеру Аберкромби, и к великому изумлению обнаружил, что картина Джамала уже висит у него в галерее. Я выразил свое удивление по поводу столь быстрой покупки, учитывая то, что мистер Миннеола, казалось, твердо решил с ней не расставаться. Мистер Аберкромби с видом победителя заявил, что когда он чего-то хочет, то всегда получает желаемое. В данном случае, выражаясь его собственными словами (я прошу прощения за его грубость), «пришлось купить этому ублюдку чуть не целый цирк». Его торговому агенту, похоже, как-то удалось обойти блокаду флота, чтобы привезти картину, вот почему она прибыла раньше, чем я.

Когда я сообщил о полотне Мак-Джинниса, настроение у мистера Аберкромби улучшилось, и он приказал не жалеть средств, чтобы отыскать картину. Я объяснил, что даже не знаю, с чего начать, и высказал предположение, что малоизвестная картина, написанная шесть тысяч лет назад, может быть, уже не существует, но при одном упоминании об этом он повысил голос, заговорил грубо и даже оскорбительно, обвинил меня в попытке саботажа его стараний пополнить коллекцию, потребовал убираться и заняться делом.

К тяге к уединению, о которой я упоминал ранее, я должен теперь добавить еще одну черту, присущую мистеру Аберкромби и уникальную для человеческой расы: одержимость. (Что вполне может оказаться дополнительным симптомом умственной неуравновешенности.) Эта женщина наверняка не существовала. Она вряд ли могла что-нибудь значить для мистера Аберкромби. Ее ни разу не изобразил художник с именем. И несмотря на это, мой наниматель уже потратил значительную часть своего состояния, покупая ее портреты. Не пожелай мистер Миннеола продать свою картину, я убежден, что мистер Аберкромби без колебаний украл бы ее. И все из-за женщины с неизменно печальным лицом!

Добавлю, пожалуй, что сама модель остается пленительной тайной. Почему одно и то же лицо изображают люди, отдаленные друг от друга тысячелетиями и сотнями тысяч световых лет? Почему ее ни разу не изобразил кто-нибудь из мастеров? И вообще, почему ее никогда не рисовал никто, кроме людей? Почему она никогда не улыбается, не носит других цветов, кроме черного? Что общего может быть у людей, ее изображавших, кроме того, что, возможно, все они так или иначе принимали участие в вооруженных конфликтах? Возможно, я что-то проглядел. Кто она, и что она для них? Почему ни на одном портрете не названо ее имя?

Я все время думаю над этими увлекательными вопросами, и очень благодарен судьбе, что я бъйорнн, а не человек, а не то тоже мог бы пасть жертвой навязчивой идеи.

Как всегда, желаю процветания Дому и безопасности Семье.

Ваш преданный сын Узора,

(здесь три дивных иероглифа, изображающих подпись Леонардо)

Глава 5

Я вошел в местное отделение библиотеки, представился библиотекарю, подождал, пока он удостоверится, что мистер Аберкромби действительно оплатит компьютерное время, после чего был препровожден к маленькой кабине в зале под названием «Внепланетная Секция», в котором на самом деле работали исключительно инопланетяне.

Здесь было относительно много посетителей, и к моменту, когда я включил компьютер, ощущение беспокойства, охватившее меня, пока я шел по сравнительно пустым улицам Дальнего Лондона от отеля до библиотеки, пропало без следа.

– Доброе утро, – произнес не-совсем-механический голос. – Чем могу служить?

– Мне требуется краткий биографический очерк циркового артиста по имени Рафаэль Джамал, – сказал я на командном диалекте. – Особенно необходимы детали военной службы.

– Вы предпочитаете устный ответ или твердую копию? – спросил компьютер.

– Можно получить и то, и другое? – спросил я.

– Разумеется. Но это будет дороже.

– Меня устраивает.

– Мне нужны некоторые исходные данные, – сказал компьютер. – К какой расе принадлежит Рафаэль Джамал?

– Раса человеческая, – ответил я.

– Жив ли он, и если нет, когда жил?

– Он жил примерно 350 лет назад, в первом столетии Олигархии.

– Планета обитания?

– Не знаю, – признался я. – Но предполагаю, что Патагония IV, потому что там он создал картину, будучи уже инвалидом, и вскоре после того умер.

– Спасибо, – ответил компьютер. – Просматриваю библиотечные файлы.

Краткая пауза.

– Обращаюсь к компьютеру Публичной Информации на Патагонии IV.

Экран секунд на двадцать потемнел, затем снова ожил.

– Патагония IV больше не является колонией землян. Обращаюсь к файлам Бюро Исторической Переписи на Делуросе VIII.

Я терпеливо ждал, и наконец получил ответ.

– Джамал, Рафаэль, – сказал компьютер. – Настоящее имя – Педро Сантини. Год рождения 4503 Г.Э., смерти – 4538 Г.Э. Женат не был, наследников не оставил, имущество после смерти продано с аукциона. До шестнадцати лет жил на Дельвании III, затем поступил в пятизвездочный цирк братьев Балабан, где работал артистом на трапеции под именем Рафаэль Джамал, до тех пор, пока не потерял подвижность ног в результате падения в 4533 году Г.Э. на Патагонии IV. Левая нога ампутирована в 4536 году Г.Э.

– Что известно об его военной службе? – спросил я.

– Он не служил в армии.

– Тогда он, наверное, был свидетелем военных действий, не будучи военным, – настаивал я.

– Неверно, – сказал компьютер. – Сразу после школы он вступил в пятизвездочный цирк братьев Балабан и оставался там до несчастного случая.

– Не понимаю.

– Если я неясно выразился, то могу перевести ответ на 1273 языка и диалекта, кроме земного, – предложил компьютер.

– В этом нет необходимости, – сказал я и задумался. В конце концов мне пришла в голову еще одна мысль.

– Будьте добры, проверьте, не подвергалась ли Дельвания III военному нападению, и не было ли там гражданских беспорядков в тот период, когда Рафаэль Джамал жил там?

– Проверяю… Нет, не было.

– Давал ли пятизвездочный цирк братьев Балабан представления на какой-либо планете, находившейся в военном конфликте?

– Проверяю… Нет, не давал.

– Но должен был! – воскликнул я.

– Ответ отрицательный, – повторил компьютер. – Чем еще могу служить?

– Вот, – сказал я, – есть четыре человека: Рафаэль Джамал, Брайан Мак-Джиннис, Петер Клипштайн и Кристофер Килкуллен. Я хочу, чтобы вы взяли их биографии из файлов исторической переписи на Делуросе VIII, проанализировали данные и сообщили мне все, что найдете у них общего.

Я еще раз прошел процедуру ответов на вопросы компьютера по исходным данным, затем ждал, пока он получит доступ к нужным сведениям. Наконец он объявил:

– Анализирую.

Прошла целая минута тишины, чрезвычайно много, принимая во внимание, что у компьютера уже были все требующиеся данные.

– Рафаэль Джамал, Брайан Мак-Джиннис, Петер Клипштайн и Кристофер Килкуллен все принадлежали к человеческой расе, – выдал он в итоге. – Все четверо – мужчины. Больше ничего общего между ними нет.

– Вы совершенно уверены? – спросил я.

– Я неспособен на ошибку, – ответил компьютер. – Следует отметить, что сведения о Брайане Мак-Джиннисе минимальны, и получены с Земли, а не с Делуроса VIII, но поскольку у Рафаэля Джамала, Питера Клипштайна и Кристофера Килкуллена нет ничего общего, кроме расы и пола, дальнейшая информация о Брайане Мак-Джиннисе не изменит мой ответ.

– Спасибо, – сказал я, разочарованно вздохнув. Просто для подстраховки я заставил его проанализировать художников, чьи работы висели в доме Аберкромби, но он не смог найти между ними никакой связи, ни в военной службе, и ни в чем другом.

В конце концов у меня появилась еще одна мысль.

– Я хочу, чтобы мне проанализировали картину, – попросил я. – Это возможно?

– Да, – ответил компьютер. – Где ее можно найти?

– Ее репродукция находится в книге под заглавием «Британия в Африке: Сто лет живописи», издана на Земле в 1922 году от Р.Х. Возможно, существует еще немало экземпляров, но единственный, о котором мне известно, находится в библиотеке на Пико II. Картина без названия, но в книге это единственная работа кисти Брайана Мак-Джинниса.

– Я обнаружил экземпляр книги в главной библиотеке Селики II, доступ к ней быстрее и дешевле, чем к Пико II, – сообщил компьютер. – Пожалуйста, подождите, пока мне передадут содержание.

– Жду, – сказал я.

Экран компьютера погас, мгновение спустя зажегся.

– Картина Брайана Мак-Джинниса занесена в мой банк памяти, – сказал он. – Что именно надо анализировать?

– Женщину.

– Данных об имени и личности модели нет.

– Вполне возможно, что она вообще не существовала, – объяснил я. – Она появляется на картинах, голограммах, в скульптуре, по всей Галактике на протяжении более семи тысячелетий, и похоже, ее изображают только представители человеческой расы.

Я сделал паузу.

– У меня есть доступ к картинам и голограммам из коллекции Малькольма Аберкромби. Можно проверить в вашей библиотеке, не встречается ли подобная натура в других произведениях искусства, не входящих в коллекцию?

– Можно.

– И еще, – продолжал я, – если такое изображение обнаружится, могу ли я получить его копию?

– Да. Проверяю…

Экран машины опять погас и оставался темным так долго, что я вновь почувствовал свою изоляцию от других посетителей, вышел и стал прохаживаться по библиотеке, впитывая тепло и уют от близости других существ. Через пять минут я вернулся в свою кабину, и еще полторы минуты ждал, пока компьютер оживет.

– Я обнаружил семь источников, которые могут оказаться изображениями той же самой женщины, – объявил он. – Они появятся на голографическом экране слева от вас.

– Великолепно, – сказал я, вдруг почувствовав сильное волнение. – Начинайте, пожалуйста.

На экране внезапно появилось женское лицо с резко выраженными скулами и узкими глазами.

– Статуя Прозерпины, римской царицы подземного мира, – произнес компьютер. – Изваял в 86 году от Р.Х. Луций Пиран.

Я внимательно рассмотрел изображение. В строении костей было определенное сходство, и ее волосы вполне могли быть черными (хотя по скульптуре определить это было невозможно), но глаза были гораздо меньше, и она улыбалась, а женщина, которую я искал, всегда была исполнена тайной грусти.

– Нет, – разочарованно протянул я. – Это не та женщина. Дальше, пожалуйста.

На экране появилось другое лицо, и в этот раз женщина, бесспорно, была той самой.

– Набивная шелковая ширма. Кама-Мара, двойственный дух эротических желаний и смерти. Говорят, она искушала Будду во время его медитаций.

Автор неизвестен. Датируется 707 годом Р.Х.

– Это она, – подтвердил я. – Но если она – индийский дух, почему черты лица у нее не индийские?

– У меня недостаточно данных для ответа на ваш вопрос, – сказал компьютер. – Продолжать?

– Пожалуйста.

Появилось еще одно изображение, настолько живое, что печаль, исходящая от нее, была почти осязаемой. Это тоже была она.

– Миктекакуатль, повелительница Страны Мертвых в мексиканской мифологии. Автор неизвестен, картина датируется 1744 г. Р.Х.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил я с новым воодушевлением.

И снова появилась она, на этот раз на голограмме.

– Голограмма без названия, автор Вилсон Деверс, охотник на крупную дичь, с Гринвельда, 718 Г.Э.

Затем последовало еще три картины, с Земли, Спики II и Нортпойнта, и каждая из них в точности повторяла изображение таинственной незнакомки Аберкромби.

– В вашей библиотеке есть еще ее портреты? – спросил я, когда с экрана исчез последний.

– Других ее портретов нет, – ответил компьютер. – Если изображение выполнено плохо до неузнаваемости, или не попало ни в один из каталогов, я не смогу его идентифицировать.

– Понятно, – сказал я. – Можно получить краткие биографические очерки авторов?

– Включая Луция Пирана?

– Нет, – ответил я. – Давайте временно исключим статую.

– Два художника неизвестны, – начал компьютер. – Вилсон Деверс, родился в 678 году Г.Э. на Шарлемане, переехал на Гринвельд в 701 году Г.Э., получил лицензию охотника в 702 году Г.Э., оставался профессиональным охотником до смерти, наступившей в 723 году Г.Э.

– Служил ли он в вооруженных силах? – спросил я.

– Нет.

– Как он умер?

– Убит клиентом, случайным выстрелом из соник-бластера. Продолжать?

– Будьте добры.

– Бариен Смит, родился на Сириусе V в 3328 году Г.Э., переехал на Спику II в 3334 году Г.Э., – компьютер сделал краткую паузу. – По профессии значится конструктором космических кораблей, но у меня достаточно данных, чтобы заключить, что в действительности он был завербован соперничающим картелем и занимался промышленным шпионажем.

Умер в 3355 году Г.Э., при взрыве, уничтожившем весь заводской комплекс.

– Остальные два? – спросил я.

– Мильтон Мугабе, родился на Земле в 1804 г. Г.Э.. Стал зооокеанологом, занимался разведением и промышленным выловом акул, крупных плотоядных рыб земного океана, был убит напавшей акулой в 1861 году Г.Э.

Энрико Робинсон, родился в 4201 году Г.Э. Стал профессиональным борцом в 4220 году Г.Э., сменил имя на Громилу Команча в 4221 году Г.Э., переехал на Нортпойнт в 4224 году Г.Э., умер от внутренних повреждений, полученных во время поединка, в 4235 году Г.Э.

– Есть ли у этих художников черты характера или жизненный опыт, объединяющий их друг с другом или с теми четырьмя, которых я упомянул ранее?

– Нет.

– Немного же времени вам понадобилось, – заметил я.

– Я предвидел ваш вопрос.

– Компьютеры это могут? – спросил я, слегка удивившись.

– Я так запрограммирован, – ответил он. – Хотя если бы вы не задали вопрос, я бы не стал отвечать самостоятельно.

– Понятно. Можно получить копии иллюстраций?

– Включая изваяние Прозерпины работы Пирана?

– Да, – сказал я. – И пока вы этим занимаетесь, могли бы вы мне выдать биографический очерк Луция Пирана?

– Второстепенный римский скульптор, родился в 43 году Р.Х., переехал на Крит в 88 году Р.Х., умер естественной смертью в 111 году Р.Х.

– Спасибо, – сказал я.

– Могу ли я еще чем-нибудь быть вам полезен? – спросил компьютер.

Я вздохнул.

– Боюсь, что сейчас – ничем.

– Разумеется, я сохраню в файле ваш запрос на иллюстрации, изображающие данную натуру, и биографии художников. В случае связи с другими библиотечными компьютерами и обмена памятью, я буду пополнять информацию для вас новыми данными.

– Большое спасибо, – произнес я.

– Это моя работа, – заверил компьютер.

– Подождите, – вспомнил я второе поручение Аберкромби. – Я попрошу вас еще кое-что для меня сделать.

– Слушаю.

– Мне нужен подробный биографический очерк Рубена Венциа.

– Назовите, пожалуйста, ваш код доступа.

– Я не знаю, что это такое.

– Без соответствующего кода доступа я не могу сообщать информацию о живущих лицах, за исключением тех, кто официально числится общественным деятелем.

– Но вы можете хотя бы сообщить, где его искать?

– Разумеется. Он сидит в 263 футах к северо-северо-востоку от вас.

– Вы хотите сказать – он здесь? – воскликнул я.

– Да.

– Почему?

– Не могу ответить без кода доступа, – повторил компьютер.

– Благодарю вас, – сказал я. – Это все.

Экран компьютера окончательно погас, а я стал соображать, почему Венциа оказался именно здесь и именно сейчас. В конце концов я вышел из кабины, и едва успел подойти к выходу из Внепланетной секции, как увидел его.

Венциа встал из-за стола в основном зале и направился в мою сторону, с явным намерением перехватить меня у двери.

– Леонардо, не так ли? – спросил он, подходя и протягивая руку.

Какое-то время я довольно тупо смотрел на протянутую руку; никто, кроме Тай Чонг, ни разу не проявил желания коснуться меня. Наконец я вспомнил, что это знак приветствия, пожал руку и произнес на диалекте Равных:

– Совершенно верно. А вы – мистер Венциа. Я вас помню по аукциону искусств.

– Зовите меня Рубен, – непринужденно сказал он. – Угостить вас чашечку кофе?

– Я неспособен усваивать кофе, – объяснил я.

– Выберите, что захотите, – сказал Венциа. – Мне хотелось бы с вами побеседовать.

– Вы очень добры, мистер Венциа.

– Рубен, – поправил он меня.

– Рубен, – повторил я. – Однако должен вас предупредить, что я питаюсь в ресторанах, которые обслуживают не-людей.

– Ну и прекрасно, – сказал он, делая шаг к выходу. – Идемте.

– Я ни разу не видел человека ни в одном из них, – продолжал я.

– Хотел бы я посмотреть, как они меня не пустят.

– Хорошо, тогда идемте.

– Я вас не видел почти два месяца, – заметил он, когда мы вышли на свежий воздух. – Были на других планетах?

– Да, – ответил я, как всегда, предпочитая обычный тротуар движущейся дорожке. – Хотя не могу представить, почему вы ожидали увидеть меня, даже если бы я остался на Дальнем Лондоне. В конце концов, мы встречались всего лишь один раз.

– О, те, кто занят одним делом, как правило, сталкиваются друг с другом, особенно на такой малонаселенной планете, как Дальний Лондон, – он помолчал. – Как вам понравилась Нью Родезия?

Я замер, как вкопанный и удивленно посмотрел на него.

– Откуда вы знаете, что я летал на Нью Родезию? – спросил я.

– Пошевелил мозгами, – ответил он и сделал жест рукой, приглашая двигаться дальше. – Так мы идем?

Дальше я шел молча, размышляя над его последним замечанием и чувствуя себя очень неловко под любопытными взглядами, которые мы привлекали. Нечеловек в человеческом мире всегда объект любопытства, порой – насмешек, но человек, идущий рядом с одним из нас… это настолько не укладывалось ни в какие рамки, что зеваки даже не пытались скрыть свое неодобрение и неприязнь. Мне стало не по себе, и я предложил Венциа пойти впереди или сзади меня, чтобы привлекать меньше внимания.

– Пусть глазеют, – сказал он, пожав плечами. – Мне безразлично.

– Это вас не беспокоит? – удивился я.

– С чего бы? – ответил он. – Если им нечем занять время, это не моя забота.

И мы пошли дальше, а я размышлял над его ответом, типично человеческим, с беспечным пренебрежением к мнениям или благополучию Стада. Миновав два квартала, мы подошли к одному из ресторанов, которые я регулярно посещал, и я ввел его внутрь.

– Здесь несколько уныло, вам не кажется? – заметил он, оглядывая пустые столы и морща нос от мириад атаковавших нас запахов. – Может быть, зайдем в местечко поприличнее? Я угощаю.

– Действительно, для еды есть более приятные места, – согласился я, чувствуя по реакции посетителей и официантов, что и здесь мы были предметом усиленного интереса, – но мне не разрешается туда заходить.

Кроме того, в этом ресторане обычно много посетителей, а я нахожу это приятным.

– Вам нравится толпа?

– Да.

Он пожал плечами и махнул официанту.

– Пусть будет по-вашему. Закажем столик.

Подошел официант, бледно-голубой трехногий бемарканин.

– Вы совершенно уверены, что желаете обедать здесь, сэр? – спросил он Венциа.

– Честно говоря, совершенно уверен, что не хочу, – ответил Венциа с брезгливым выражением. – Но нам с другом нужен столик. И поживее.

У бемарканина запылали ноздри – эквивалент гневного взгляда – будто я портил репутацию его заведения, явившись сюда с человеком. Он повел нас к столу в самой глубине ресторана, где нас не было видно от входа.

– Не годится, – сказал Венциа.

– Разрешите спросить, почему, сэр? – осведомился бемарканин.

– Взгляните, – сказал Венциа. – Стулья не для людей. Чтобы сесть, я должен быть ростом четыре фута и с хвостом. Никуда не годится.

Бемарканин молча подвел нас к другому столику, тоже в глубине ресторана. Венциа вытер стол носовым платком, кивнул и уселся.

– В общем-то, разница невелика, – заметил он. – Черт с ним. Тут, по-моему, вообще не видно ни одного нормального столика.

– А где вы обычно сидите, Леонардо? – добавил он после паузы.

– Там, где посадят, – ответил я.

– Временами, должно быть, чертовски неудобно.

– Бывает, – признался я.

– А зачем вы это терпите?

– Есть и преимущества.

– Толпа? Если устроить скандал насчет того, где сидеть, вы сможете наслаждаться со всеми удобствами, – он немного помолчал. – Ладно, где наш внимательный официант с его милой улыбкой?

Я заказал напиток из овощной массы с Сигмы Дракона II, мира, очень похожего на наш. Венциа потребовал кофе, получил ответ, что кофе здесь не держат, и ограничился стаканом воды.

– Пахнет здесь просто отвратительно, – заметил он, когда официант отошел.

– Кухня обслуживает представителей тридцати-сорока различных рас, – объяснил я. – Со временем к запахам привыкаешь.

– Будем надеяться, что столько времени мы здесь не проведем, – произнес он без тени улыбки.

– Можно спросить, почему мы вообще тут оказались?

– Потому что я хочу узнать, чем вас интересуют картины, за которыми вы охотитесь, – ответил он.

– Не вижу причины скрывать это от вас. Меня нанял мистер Аберкромби, чтобы я помог ему приобрести определенные произведения искусства для пополнения его личной коллекции.

– Почему именно вы?

– Простите, не понял.

– Я спросил, почему он выбрал вас? – спросил Венциа. – Я немного знаю Аберкромби, он скорее правую руку себе отрежет, чем скажет инопланетянину, который час.

– Ранее я видел два произведения, которые ему нужны, и он поручил мне найти их владельцев и приобрести их.

– Современные произведения? – с упоров на первое слово спросил Венциа.

– «Современность» – понятие относительное, – ответил я.

– В пределах последнего десятилетия?

– Нет. Самое последнее относилось к ранним годам Олигархии.

Он закурил тонкую сигару, игнорируя враждебные взгляды двух теронитов за соседним столиком.

– Ну и как, удачно? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Мистер Аберкромби смог приобрести обе вещи.

– А теперь вы пытаетесь отыскать другие, изображающие ту же натуру, – это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Совершенно верно.

– Что ж, из библиотечного компьютера вы выжали все, что можно.

– Откуда вы знаете, о чем я спрашивал у компьютера?

Он снова улыбнулся.

– Я попросил уведомить меня, если кто-нибудь станет задавать вопросы о Миктекакуатль и Кама-Маре.

– Вы за мной шпионили!

– Я бы не назвал это «шпионить», – сказал он. – Я понятия не имею, какие вопросы вы ему задавали, хотя приблизительно могу догадаться.

Сколько картин компьютер для вас идентифицировал?

Я чувствовал, что у него нет оснований об этом спрашивать, но в то же время не видел причин не отвечать.

– Шесть.

– Скульптуру Пирана вы отвергли?

– Да.

– Правильное решение, – он глубоко вздохнул. – Ну ладно, шесть – это все, что вы можете выудить из этого компьютера. Чтобы избавить вас от лишних финансовых прорех, могу сообщить, что ни одну из них вам не достать.

– Вы их сами приобрели? – поинтересовался я.

Он фыркнул.

– Какого черта? Мне они не нужны.

– Я, кажется, ничего не понимаю, – сказал я. – Когда я в первый раз вас увидел, вы пытались купить полотно Килкуллена за 400 тысяч кредитов.

– Ничего я не пытался.

– Но…

– Я знал, что Аберкромби не допустит, чтобы кто-нибудь перебил его цену, – прервал он меня. Вид у него при этом был чрезвычайно самодовольный. – Я просто хотел узнать, нет ли в этом деле других заинтересованных сторон.

– Зачем это вам, если вы не интересуетесь картинами? – спросил я.

– У меня есть на то причины.

– Можно их узнать?

Он покачал головой.

– Думаю, что нет, Леонардо.

– Тогда можно узнать, почему нет?

– Потому что у меня такое чувство, что вы мне не сможете сказать ничего нового… пока, – добавил он значительно. – Когда сможете, мы снова встретимся. Может быть, у меня найдется для вас работа.

– Я уже работаю в галерее Клейборн.

– Мне казалось, вы говорили, что работаете на Аберкромби, – резко сказал он.

– Да, это так. Но Клейборн – мой официальный работодатель на срок моего пребывания здесь. За мои услуги Аберкромби платит галерее.

– Я заплачу больше.

– Если я уйду из Клейборна против их воли, то навлеку бесчестье на свой Дом, – объяснил я. – Я никогда не смогу так поступить.

– Вам не придется от них уходить, – сказал Венциа.

– Не понимаю.

– Клейборн – один из крупнейших центров искусств в галактике, – начал он. – У них отделения на семидесяти трех планетах…

– Семидесяти пяти, – поправил я.

– Ну, семидесяти пяти, – продолжал он. – Вы проводите от сорока до пятидесяти аукционов в год и устраиваете бог весть сколько частных продаж.

– Это правда, – признал я. – Но я не вижу, как…

– Дайте мне закончить, – сказал Венциа. – У вас есть доступ к обширной информации по этим аукционам и продажам.

– Насколько я понимаю, недавно вы приобрели художественную галерею, – сказал я. – Наверняка у вас есть доступ к той же самой информации.

– Мне нужен опережающий доступ, – сказал он, подчеркивая слово «опережающий». – Точнее, мне нужны вы.

– Я не стану даже думать о вашем предложении, – ответил я твердо. – Это будет нечестно по отношению к другим потенциальным покупателям.

– Я не потенциальный покупатель.

– Но вы владелец художественной галереи.

– В том здании нет ни одного произведения искусства, – ответил он.

– Это всего лишь почтовый адрес на Деклане IV.

– Но почему… – начал я, пытаясь сформулировать вопрос.

– Потому что мне нужна информация, к которой имеют доступ художественные галереи. Но крупные концерны, подобные Клейборну, получают ее намного быстрее, чем фирмы, состоящие из одного директора.