Текст книги "Юная жена"

Глава 29

Эвелин проснулась в объятиях мужа и тут же пришла в ужас. Было ясно, что она проспала весь остаток дня и время ужина.

Во сне Грэм обнял ее и прижал к себе так, что она словно бы прилипла к его телу.

Несколько мгновений она витала между явью и сном. Должно быть, в замке скоро начнут просыпаться. Наступит новый день. Сейчас ей так не хотелось выбираться из теплого гнездышка под мышкой у мужа. Но Эвелин вспомнила, как Нора рассказывала, что женщины в замке встают рано, чтобы развести огонь в спальнях и главном зале. Когда начнут просыпаться воины, в комнатах должно быть тепло.

Она неохотно выбралась из уютной постели и подбросила дров в камин. В очаге не осталось горячих углей, и ей пришлось воспользоваться сгоревшей до половины свечой.

Затрещало пламя. Эвелин улыбнулась, подумав: когда муж проснется, в комнате будет тепло. Она ладонью разгладила платье, которое надела еще накануне, и заплела косу. Потом спустилась вниз поискать Нору и других женщин. Зевая, она вошла в кухню. Там Мэри разводила огонь в очаге, где готовят еду. Увидев хозяйку, Мэри не смогла скрыть удивления, но тут же справилась с собой и сказала, что нужно развести огонь в двух каминах главного зала. Вот только не потрудилась объяснить, как раздобыть дрова. Камины были громадные, для них требовались настоящие бревна, а не поленья, которыми топили в комнатах.

Эвелин решила, что это ее не остановит. Дрожа от утренней прохлады, она вышла во двор. Предрассветное небо едва начинало светлеть на востоке. В лицо дунул холодный, сырой ветер. Изо рта поднимался пар.

Возле двери в кухню, у задней стены дома, Эвелин, как и ожидала, обнаружила огромную кучу дров. Там были чурбаны как раз нужного размера. Ей удалось выволочь из кучи огромное полено, и оно с грохотом упало к ее ногам. Поставив полено торцом, она осознала, что поднять его невозможно, и потому вновь повалила его и стала перекатывать. Вот и лестница в кухню. Как же быть? Шаг за шагом – вот как. Она может приподнять бревно на одну ступень, а держать его на весу ей не придется, достаточно поставить на следующую ступеньку. И так до самого верха.

Задыхаясь от натуги, Эвелин умудрилась затащить бревно на следующую ступеньку. Немного отдышалась, а потом снова взялась за дело. На то, чтобы преодолеть всю лестницу, ушло несколько минут. Наверху она привалила бревно к стене, сама тяжело оперлась на него и стала смотреть на кучу дров внизу. Хватит ли у нее сил принести достаточно бревен, чтобы разжечь два огромных камина к тому времени, когда мужчины, один за другим, начнут приходить на завтрак?

Ну, если стоять здесь и хныкать, то ни за что не справишься с делом. Это уж точно.

Решив не тянуть время, она закатила бревно в зал, оставила у камина и отправилась за следующим. После четырех прогулок туда-сюда дров было достаточно, чтобы развести огонь в одном очаге. Эвелин так устала и вымоталась, что у нее дрожали руки, когда она взялась затаскивать бревна в очаг. Она уже справилась с первым и собиралась нагнуться за следующим, когда чья-то рука коснулась ее плеча.

Эвелин чуть не подпрыгнула от неожиданности, оглянулась и увидела испуганное лицо молодого воина. Он явно был так потрясен, что Эвелин застыла на месте, не понимая, что она сделала неправильно.

– Миледи, это моя обязанность. Меня зовут Антон. Я каждое утро укладываю дрова в камин. Для такой тоненькой девушки, как вы, эта работа не годится. Пожалуйста, позвольте мне закончить. Лэрд очень разгневается, если я допущу, чтобы его жена выполняла такую тяжелую работу. Ваши руки, миледи! Посмотрите, они в крови! Пожалуйста, идите к женщинам. Пусть кто-нибудь вас перевяжет.

Эвелин опустила взгляд на свои руки и с удивлением заметила, что кожа на них в ссадинах, а кое-где и в крови. Видно, она поранилась, когда сражалась с этим бревнами. Возможно, она все-таки неверно поняла Мэри или неправильно прочла по ее губам. Она-то думала, что сама должна развести огонь, но сейчас отчаянно обрадовалась, что ей больше не придется таскать дрова в зал. Страшно болела спина, а руки – теперь, когда воин указал на них, – горели как от огня.

Пожалуй, Грэм придет в бешенство. Меньше всего ей хотелось, чтобы люди увидели, что она не способна даже принести дров для очага, без того чтобы не изранить свои нежные ручки.

Под длинными рукавами туники Эвелин могла бы спрятать пальцы, но сегодня утром она ее не надела, однако теперь придется надеть, чтобы никто не заметил ее израненных рук.

А пока надо найти место, где можно быстренько помыться. Эвелин выглянула на улицу. Солнце уже поднималось над горизонтом, а значит, скоро проснется муж.

Эвелин поблагодарила молодого воина, который взялся разводить огонь в каминах, выскочила из зала и направилась к сторожевой башне.

Конечно, неудобно каждый раз проходить мимо стражника, когда ей вздумается сходить к реке, но Эвелин понимала, что в этом проявляется забота Грэма о безопасности клана.

У башни она запрокинула голову и позвала стражника. Эвелин знала, что он услышит, так как чувствовала, что напрягает глотку изо всех сил. Дозорный высунул голову и покачал головой, как будто она и правда была сумасшедшей. Через мгновение появился конный всадник, не слишком довольный, что ему придется сопровождать Эвелин за ворота, – ведь так можно и завтрак пропустить.

– Мне надо на реку, помыть руки. Только и всего, – объяснила Эвелин. – Нечего тебе ехать за мной. Дозорному видна тропинка, по которой я пойду.

Ее слова не произвели на всадника никакого впечатления, он проскакал вперед и с выжидающим видом остановился.

Эвелин, обиженная его грубостью, быстро пошла к реке по влажной от росы тропинке. Было еще холодно, но после изматывающего сражения с бревнами для каминов Эвелин радовалась чистому воздуху и даже прохладе.

Оказавшись на месте, где она несколько дней назад устроила импровизированное купание, Эвелин встала на колени и опустила руки в ледяную воду.

Кровь на ранках и царапинах уже начала подсыхать. Вода обожгла нежную кожу словно огнем. Эвелин поежилась и начала вытаскивать занозы из ладоней, сразу заметив несколько следов от вчерашних усилий. На двух кожа прорвалась, и теперь из них сочилась сукровица. Некоторые синяки черными пятнами просвечивали сквозь тонкую кожу. Эвелин вздохнула. Сегодня она добавила еще несколько штук.

Поднявшись с травы, она вдруг ощутила в желудке болезненный ком и покачнулась. Вчера она не ужинала, а сегодня рискует опоздать на завтрак. Надо спешить.

– Черт возьми, где моя жена? – Грэм грохотал так, что было слышно во всем зале.

Воин, присматривающий за камином, бросил на лэрда смущенный взгляд.

Грэм тотчас это заметил и шагнул к нему.

– Ты видел утром свою госпожу?

Антон нервно сглотнул.

– Да, лэрд. Она… – Он испуганно заморгал. – Она таскала бревна для каминов в зале. Конечно, я остановил ее. Сказал, что это моя обязанность. Она обрадовалась и ушла. Я больше ее не видел.

– Таскала – что? – взревел Грэм.

Антон, запинаясь, продолжил:

– Сам глазам своим не поверил. Это не ее дело – укладывать дрова, но, когда я пришел, она уже притащила несколько бревен для первого камина.

Грэм прикрыл глаза и помотал головой. Что за нелепость?! Полная чушь! И что бы ни говорила Рори, он этого больше не допустит.

Он уже собрался допросить одну за другой всех женщин, но тут в зал вбежала Эвелин с бледными от холода щеками. Несколько прядей выбились из косы и очень изящно обрамляли лицо. У Грэма дух захватило от ее вида.

– Доброе утро, Грэм, – задыхаясь, проговорила она, сделала книксен и заспешила мимо него к столу, куда уже подавали блюда.

Грэм хмыкнул и пошел за женой. Эвелин села на свое место рядом с Грэмом и улыбнулась его братьям, которые уже сидели за столом. Не хватало только Рори, но она часто завтракала позже других.

Грэм, прежде чем сесть, обернулся к воину:

– Смотри, чтобы этого больше не было. Чтобы она никогда не таскала дрова в зал, пусть для этого тебе даже придется держать их прямо здесь. Топить печи не ее дело.

Антон кивнул, а Грэм опустился на лавку рядом с женой. Эвелин встретила его счастливой улыбкой. Несмотря на ее радостный вид, Грэм заметил тени под глазами жены и снова рассердился – она так старается, чтобы ее здесь приняли, а люди его клана проявляют нелепое упрямство. Ну кто может устоять перед такой улыбкой? Более того, кто, поговорив с Эвелин хотя бы минуту, способен думать, что она такая же, как ее родственники? Армстронги – кровожадные бандиты, без раздумий убивающие ради своих целей. Эвелин же – нежное создание без единой злобной мысли в голове.

Правда, она схватилась за меч, когда женщины Монтгомери ее оскорбили, и выгнала всех из дома.

Эта мысль заставила Грэма нахмуриться. Эвелин была вынуждена так поступить. Нельзя винить ее за то, что она не стерпела злобных нападок.

Грэм собирался обсудить за завтраком всю эту историю с домашней работой, но Эвелин вела оживленный разговор с его братьями, хотя он и не улавливал суть. Похоже, Боуэн с Тигом тоже не совсем понимали, о чем идет речь, но, чтобы сделать ей приятное, отвечали как могли и с готовностью улыбались.

Грэм чувствовал благодарность к ним за поддержку и заботу и полагал, что со временем их поведение подаст пример всему клану. Возможно, Рори все же права и Эвелин требуется время, чтобы приспособиться к здешней жизни и завоевать расположение женской части клана. Грэму казалось, что некоторые мужчины уже стали относиться к Эвелин мягче, не хотели доставлять ей страдания, и он не слышал, чтобы кто-либо из них оскорбил ее. Женщины – это другое дело. И все же Грэм не мог винить их за верность клану Монтгомери.

Он вздохнул. Дело непростое. Женщины всегда поддерживали мужчин своего клана. И Грэм этим гордился. Его собственная мать служила примером непоколебимой женской верности и так же воспитывала окружающих.

Она умерла, когда произвела на свет Рори. Всю жизнь она старалась сплотить женщин вокруг мужчин, заботилась о прочности связей внутри клана, которые должны объединять всех – мужчин, женщин, детей. Отец Грэма, бывало, смеялся. Говорил, что глуп тот мужчина, который рискнет встать на пути у жены лэрда, что его леди свирепее любого из воинов, воспитанных Робертом Монтгомери.

Эвелин понравилась бы его матери. Грэм не обманывал себя, предполагая, что мать сразу приняла бы его жену. Она отнеслась бы к этому браку с такой же неприязнью, как все остальные члены клана. Но со временем оценила бы обаяние Эвелин, ее покладистость и готовность сделать все, чтобы быть принятой кланом. Кстати, мать непременно одобрила бы предприимчивость Эвелин, которая сумела избежать брака с человеком, готовым превратить ее жизнь в ад.

Эвелин поднялась из-за стола. Грэм нахмурился. Он не собирался отказываться от разговора о домашних делах.

– Подожди минуту, Эвелин, – произнес он, когда убедился, что жена смотрит ему в лицо.

– Прости, Грэм, сейчас у меня совсем нет времени. Столько дел. Да ты и сам будешь занят со своими воинами. Мы поговорим обо всем за ужином.

С этими словами она улыбнулась и на глазах у всего зала поцеловала его в губы. Погладила по щеке и упорхнула.

Грэм остался ни с чем и лишь спустя минуту осознал, что сидит на месте как приклеенный, а след ее поцелуя жжет ему губы.

Вокруг смеялись и разговаривали, но Грэм ничего не слышал. Его взгляд был прикован к мелькающей у выхода юбке жены.

Глава 30

На следующий день приехал отец Драммонд. Эвелин удивило, что он совсем молод, на несколько лет моложе Тига. Жизнерадостный и веселый, он часто улыбался и явно имел легкий характер. Отец Драммонд резко выделялся из толпы воинов, потому что был совсем другим. Кожа у него была бледная, но ровная и красивая, волосы – почти того же оттенка, что у Эвелин, а синие глаза ярко сверкали, когда он улыбался.

Эвелин пришло в голову, что их с отцом Драммондом могли бы принять за близнецов, – так сильно они были похожи.

Ей невольно стало стыдно, что она думала увидеть человека пожилого, сурового и угрюмого, строгого учителя, беспощадного к ученикам.

В замке отца Драммонда явно считали другом и приветствовали с большой радостью. Ему досталось столько мощных хлопков по спине, что Эвелин испугалась: вдруг священника собьют с ног, – и каждый раз зажмуривалась, когда очередной Монтгомери подходил к нему поздороваться.

Рори просто пританцовывала на месте, радуясь его приезду. Она едва сдерживалась, ожидая, пока отец Драммонд обратит на нее внимание. А тот, когда до нее дошла очередь, расцеловал девочку в обе щеки.

Подошел Грэм и объяснил, зачем пригласил его в замок. Узнав, что Рори хочет учиться читать и писать, отец Драммонд рассмеялся, но, похоже, не удивился, узнав, что обучать предстоит ему.

Эвелин стояла в отдалении от толпы, собравшейся, чтобы приветствовать отца Драммонда. Грэм жестом попросил ее подойти.

– Святой отец, это Эвелин, моя жена, – сказал он, поворачиваясь так, чтобы она видела его губы.

Священник приветливо улыбнулся и потянулся к ее руке.

– Миледи, я много о вас слышал. Вы должны рассказать мне, как научились читать по губам. Надо же, такие невероятные способности!

В ответ на похвалу щеки Эвелин вспыхнули. Она застенчиво улыбнулась, но руку священнику не подала – не хотела, чтобы кто-нибудь заметил ее исцарапанную кожу. Негоже жене лэрда ходить с такими неухоженными руками.

– На это ушло довольно много времени. Я до сих пор не все понимаю. Одни люди говорят ясно, а другие – нет.

Грэм притронулся к ее плечу.

– Чуть громче, Эвелин.

Смутившись, она повторила свою фразу, стараясь четко и громко произносить каждое слово. Грэм слегка кивнул, давая жене понять, что на сей раз ее голос хорошо слышно.

– Я поражен вашим умением приспособиться к потере слуха, – сказал священник. – Позже мне хотелось бы поговорить с вами об этом подробнее.

Эвелин улыбнулась, у нее потеплело на сердце оттого, что священник так легко ее принял. Она вовсе не показалась ему странной, он даже восхищался ее способностями. Раньше Эвелин не чувствовала, как тяжело так долго обходиться без доброго слова и искренней улыбки. Она вдруг ощутила острую тоску по дому, где ее любили и принимали такой, какая она есть.

Ком встал у нее в горле при мысли о семье, которую она, возможно, никогда больше не увидит. Грэм очень решительно объявил тогда, что никто другой из Армстронгов никогда не ступит на его землю, а ее отец не пустит Монтгомери в свои владения, пусть даже это означает навсегда отказаться от свидания с единственной дочерью.

Эвелин извинилась и поспешно пошла прочь от мужа и отца Драммонда, чтобы никто не заметил ее огорчения.

Наткнувшись на Нору, у которой было для нее множество новых заданий, она даже не вздрогнула – тяжелая работа поможет ей отвлечься от сиюминутных огорчений. Эвелин так скучала по обществу братьев и по матери, с которой они проводили вечера за шитьем. Здесь она даже не бралась за иглу, хотя мать упаковала все ее нитки и другие принадлежности.

Не обращая внимания на боль в руках, она принялась выбивать половики из коридоров замка. Кроме того, Эвелин проследила, чтобы комнату для отца Драммонда как следует проветрили и развели огонь, чтобы прогреть.

Грэм скоро поверит, что она сможет вести хозяйство всего клана. Убедившись, что о священнике позаботятся, Эвелин отправилась к Мэри сказать, чтобы в честь гостя приготовили особый ужин.

Но, несмотря занятость, Эвелин за весь день так и не избавилась от грусти. Тоска по дому не оставляла ее. Каждый недоброжелательный взгляд выбивал из колеи. Она ощущала себя чужой.

Когда позвали на ужин, Эвелин чуть ли не падала от усталости и едва передвигала ноги. А ведь ей надо было подняться к себе в комнату, чтобы переодеться для встречи гостя. Сегодня отец Драммонд будет сидеть на почетном месте рядом с Грэмом, а она вся грязная и измученная.

Едва сдерживая стоны, Эвелин поднялась по лестнице и дотащилась до своей комнаты. Здесь она распустила волосы, тщательно расчесала и заплела в косы. Ей не хотелось снова надевать белую тунику и зеленое нижнее платье, а потому она достала из сундука другое. Его сшила для нее мать. Темно-синее, оно было похоже на то, которое Эвелин надевала на свадьбу, но не столь нарядное, оно больше подходило для приема почетного гостя.

К нему тоже полагалась белая туника вроде той, которую следовало носить с зеленым платьем, но у этой подол и рукава были богато расшиты синей нитью в тон нижнему платью.

Эвелин порадовалась, что рукава почти полностью закрывают руки – красные, огрубевшие, со множеством синяков. Оглядела их и поморщилась. Мать пришла бы в ужас от ее внешности. Благородной леди не пристало иметь такие руки.

Но благородное воспитание не поможет добиться признания в клане Монтгомери. Тяжелый труд здесь явно предпочитали элегантности и тонкому воспитанию. Эвелин никого за это не винила. Здесь полагали, что хозяйка замка, способная работать бок о бок с другими женщинами, лучше, чем леди, которая умеет проложить ровный стежок.

Убедившись, что ее внешность безупречна, Эвелин со вздохом отправилась вниз по лестнице. Каждый шаг давался с трудом, но она не позволяла себе охать.

У входа в зал Эвелин изобразила приветливую улыбку и взглядом нашла Грэма, который уже сидел с братьями за столом.

Грэм увидел ее, и Эвелин могла бы поклясться, что прочла в его глазах облегчение и радость. На сердце стало теплее, и грусть, не оставлявшая ее целый день, немного развеялась. В ногах появилась легкость, исчезли боль и скованность, мешавшие свободно двигаться.

Когда она приблизилась, Грэм встал, чтобы помочь ей подняться на помост. Эвелин не стала давать ему руку, а положила ее Грэму на локоть, и он слегка приподнял его. Улыбнулась Боуэну и Тигу, а потом и Рори, которая сияла как медный таз, потому что сидела напротив священника. Затем как хозяйка поприветствовала отца Драммонда за своим столом.

Тут Грэм удивил ее – поцеловал в лоб, как только они заняли свои места. Он хотел было взять ее руку, но Эвелин быстро потянулась за кубком, как будто не заметила его жеста.

Рори была очень возбуждена и болтала без умолку. Эвелин приходилось напрягаться, чтобы уловить смысл в потоке ее речи. Наверняка она многое упустила, потому что еле успевала переводить взгляд с одного на другого, чтобы понять, кто и что ответил.

К концу ужина она была абсолютно измучена. Пытаясь уследить за ходом разговора, она довела себя до головной боли. Больше всего ей хотелось лечь в постель и не вставать целую неделю.

Эвелин облегченно вздохнула, когда ужин закончился и Грэм предложил мужчинам перейти поближе к огню, чтобы попробовать эль, приберегаемый для почетных гостей. Она была счастлива от мысли, что сейчас отправится спать, но, когда все поднялись, Грэм подал ей руку. Эвелин, решив, что он просто хочет помочь ей встать, приняла ее и позволила увести себя от стола.

Оказавшись вместе с мужчинами в дальнем конце зала у камина, Эвелин попробовала высвободить свою руку и распрощаться, но Грэм с силой сжал ее ладонь как раз в том месте, где была самая большая ссадина. К счастью, муж не заметил ни ее гримасы, ни самой ранки.

– Посиди с нами, Эвелин. Мне хочется побыть сегодня в твоем обществе.

Грэм опустился в массивное кресло у камина и, вместо того чтобы предложить один из стульев, притянул ее к себе на колени. И оказалось, что не напрасно: когда расселись по местам братья Грэма, отец Драммонд, Рори и некоторые из старейшин клана, все стулья оказались занятыми.

На коленях у Грэма Эвелин чувствовала себя очень неловко. Ей казалось, что все смотрят только на нее, хотя в их позе не было ничего особо интимного.

Грэм обнял ее за талию и слегка прижал к груди. Вокруг смеялись, пили эль, шутили, рассказывали байки о минувших сражениях и тренировках.

Грэм в основном молчал, а когда говорил, Эвелин ощущала вибрации в его груди, от которых у нее в ушах тоже что-то подрагивало. Его голос действовал на нее успокаивающе. Эвелин нравилось его слушать, хотя слов она, конечно, разобрать не могла.

За вечер к ней ни разу никто не обратился, и это было хорошо: она слишком устала, чтобы следить кто и что именно говорит. В конце концов Эвелин расслабилась и просто сидела, прижавшись к груди Грэма, и наслаждалась мирным досугом. В его объятиях она нашла покой, когда он больше всего был ей нужен. Усталая, одинокая, тоскующая по дому, Эвелин начала сомневаться, что когда-нибудь ее будут считать здесь своей. Она даже не была уверена, что хочет этого. Трудно быть счастливой там, где ты никому не нужна, какие бы усилия ты ни прилагала, чтобы изменить положение.

Голова Эвелин опускалась все ниже. В конце концов Грэм придержал ее подбородком и сильнее прижал к груди. Эвелин зевнула, но тут же быстро прикрыла рот, не желая проявлять неучтивость по отношению к присутствующим, но Грэм, похоже, ничего не заметил. Он погладил ее по спине и покрепче прижал к себе. Эвелин удовлетворенно вздохнула. Пусть бы этот момент тянулся вечно.

Наконец усталость, с которой она воевала весь день, пересилила. Веки отяжелели. Эвелин не могла больше держать глаза открытыми. Спрятав лицо на шее у Грэма, она вздохнула еще раз и, уступив соблазну, заснула.