Текст книги "Развитие западной экономической мысли в социально-политическом контексте. Учебное пособие"

Субстантивисты согласны с тем, что статистика выхода в экономиках прожиточного минимума нужна, особенно для анализа перемен в обществе, его роста и развития. Она дала бы дополнительную информацию, а также знания о социально-экономической организации экономики до модернизации и примерные ориентиры для определения темпов роста. Однако для традиционных, медленно меняющихся экономик прожиточного минимума именно анализ социально-экономической организации, а не количественные показатели, дает наиболее интересный материал.

Вторая проблема, обсуждавшаяся в процессе дискуссии, связана с существованием двух разных подходов к определению экономики: первый подход сосредоточивает внимание на «экономическом» поведении субъектов и мотивах, ими движущих, – таким образом, экономика рассматривается как совокупность субъектов и их мотивов.

Другой подход заключается в том, чтобы определять экономику как совокупность норм социальной организации, – таким образом, каждый из нас рождается в системе, правила которой мы познаем, и познаются эти правила из систематических наблюдений над деятельностью и операциями участников. Так трактуют экономику К. Поланьи и его последователи.

Основой теории, которую создает К. Поланьи, является «…исследование экономики в субстантивистском понимании».[108]108
  Primitive, Archaic, and Modern Economies / Ed by G. Dalton. Boston: Beacon Press, 1968. P. 146.


[Закрыть] Центральным понятием считается «экономика». К. Поланьи настаивает на необходимости четкого разграничения двух различных значений этого термина – формалистического и субстантивистского. В субстантивистском понимании экономика – это производство материальных благ для удовлетворения биологических и социальных потребностей. «Субстантивистское понимание экономики выводится из зависимости человека от природы и других членов общества. Это относится и к взаимообмену человека с природой и социальной средой, следствием чего является обеспечение его средствами материального мира для удовлетворения его потребностей».[109]109
  Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston; Beacon Press, 1971, P. 146–147.


[Закрыть] «Экономика» в таком понимании, с точки зрения К. Поланьи, имеется во всех обществах.

С формалистической точки зрения «экономика» – это стремление при ограниченности средств и невозможности удовлетворить все потребности и выбрать те, удовлетворение которых в данных условиях будет наиболее эффективным, – иными словами, добиться максимальных результатов при минимальной затрате сил.

Из вышесказанного К. Поланьи делает вывод, что формалистическое понимание экономики выводится из логики, а субстантивистское – из факта. Законы формального понимания экономики – это законы мышления; законы экономики в субстантивистском понимании – это законы природы. Предметом экономической теории с субстантивистской точки зрения является эмпирическая экономика, а не логика рационального поведения, считает К. Поланьи.[110]110
  Ibid. P. 146.


[Закрыть]

В статье «Экономика как институциированный процесс» К. Поланьи пишет: «Экономика может быть определена как институциированный процесс взаимодействия между человеком и окружающей его средой, результатом которого является непрерывная добыча материальных средств для удовлетворения различных потребностей».[111]111
  Ibid. P. 154.


[Закрыть] Иными словами, субстантивистское определение экономики сосредоточивается на том, что человечество, чтобы выжить, должно по необходимости взаимодействовать с окружающей природой. Экономическая функция социальной деятельности, являющаяся основой экономической системы, получается, таким образом, более или менее систематической и упорядоченной структурой общественного поведения, чье назначение – производство и распределение материальных средств, необходимых для поддержания общественной и индивидуальной жизни.

Далее, поясняя и конкретизируя определение экономики как институциированного процесса, К. Поланьи в своей работе пишет о том, что любой процесс предполагает анализ в категориях движения. Он рассматривает два вида движения: один вид движения – движение материальных элементов в пространстве (локальное движение), когда эти материальные элементы «"перемещаются" в соответствии с правилами, установленными потребителями. Этот тип движения представляет собой основу экономики в субстантивистском смысле, а именно – производство».[112]112
  Primitive, Archaic, and Modern Economies, Boston: Beacon Press, 1971, P. 149.


[Закрыть] Второй вид движения – перемещение товаров в процессе смены владельца, т. е. кругооборот товаров и управление ими. Общественные действия в процессе этих движений К. Поланьи и предлагает называть «экономикой».

Кроме того, особый акцент в исследовании субстантивисты делают не столько на процессах производства и распределения, сколько на влиянии социальных институтов на процессы производства и распределения. Сам К. Поланьи пишет, что предметом его исследования является взаимодействие экономической и социальной сфер, а также результаты этого взаимодействия. «Отличие нашей концепции, – пишет К. Поланьи, – в понимании взаимодействия производственного процесса (технологии) и институтов, а также их относительной независимости. Институционализация экономического процесса способствует его единству и стабильности. Это предполагает структуры с определенными функциями в обществе (погружение экономики в социальную сферу), что концентрирует интерес на ценностях, стимулах и политике… Человеческая экономика определяется институтами как экономическими, так и политическими. Включение неэкономических институтов очень важно. Религия и правительство также важны для функционирования экономики, как денежные институты».[113]113
  Ibid. P. 153.


[Закрыть]

Также следует отметить, что когда К. Поланьи рассматривает поведение людей в процессе экономической деятельности, то принципиальным отличием от формалистов он считает отсутствие предпосылки о рациональности поведения людей. Напротив, он говорит о традиционности поведения людей, т. е. человек ведет себя так, как принято в данном обществе, в соответствии с нормами и традициями данного общества. Рациональное поведение, таким образом, является традиционным для обществ с нерегулируемой рыночной экономикой, так как именно нормы этого общества способствуют появлению рационального поведения, и такое поведение не является характерным для индивидов всех существовавших когда-либо обществ.

Возвращаясь к дискуссии между формалистами и субстантивистами, следует отметить, что обе стороны в этом споре интерпретировали природу экономической теории слишком узко. Суть вопроса состоит не только в том, является ли экономическое поведение главной особенностью всех обществ или только некоторых из них, а, скорее, в том, каковы рамки проблемы в каждом специфическом обществе, к которому анализ такого поведения может быть плодотворно применен. Совершенно очевидно, что даже в западных обществах, пронизанных рынком, экономический анализ не может описать и объяснить всех экономических взаимосвязей и экономических институтов.

Таким образом, дискуссия, имевшая место в 1940-1960-е гг. XX в., показала возможность двух различных подходов к исследованию экономики и, соответственно, возможности исследования экономики на разных теоретических уровнях: формалистический подход – с точки зрения отдельного индивидуума; субстантивистский подход – с точки зрения общества. Эти два подхода дополняют друг друга, так как разрешают противоречие между индивидуальным и социальным началом в человеке.

Когда К. Поланьи категорически отвергает формалистический подход к нерыночным экономикам, он не различает теорию и методологию, отрицая одновременно и то, и другое. Очевидно, что модели рыночной экономики не будут работать в докапиталистических обществах, так как они основаны на поведении человека, максимизирующего материальную выгоду. Однако вопрос об использовании отдельных методологических принципов не столь однозначен.

В нерыночных обществах действуют иные системы ценностей, и с учетом данных ценностей можно говорить о максимизации социальной или экономической полезности и строить модели, соответствующие данной социально-экономической системе. На сегодня в экономической науке существуют теории, подтверждающие данный тезис: теория крестьянского хозяйства организационно-производственной школы (А. В. Чаянов, А. Н. Челинцев, В. Л. Макаров и др.), а также концепции неоинституцнального направления, применяющие методологию неоклассической экономической теории в различных общественных дисциплинах (Д. Норт, Г. Беккер). Кроме того, в рамках самой экономической антропологии некоторые исследователи пытаются совместить субстантивистский подход и формалистический инструментарий (Дж. Доулинг, К. Беннет).

Таким образом, сущностью и спецификой субстантивистского метода является предположение, что человек – существо социальное, и поэтому основные мотивы его экономической деятельности связаны с ценностными установками данного общества. Иными словами, человек не является от природы «экономическим» человеком (homo economicus), стремящимся к максимизации материальной выгоды. В различных обществах в экономической деятельности он стремится к различным целям, которые определяются нормами, традициями и обычаями, закрепленными в определенных социально-экономических институтах.

Следовательно, экономика является институциированным процессом, и для ее исследования, по мнению К. Поланьи, нужен анализ, в котором экономика рассматривалась бы как встроенный в общественные отношения институт. Такого рода анализ американский экономист называет субстантивистским, т. е. когда экономическая теория рассматривает не действия отдельного субъекта, максимизирующего свою материальную выгоду, а действия субъекта в контексте всех его социально-экономических связей.

Как отмечалось выше, одной из своих основных задач К. Поланьи считал необходимым показать неприменимость современной экономике к исследованию докапиталистических обществ. В связи с этим он анализируют деньги, рынки и другие экономические институты, выполняющие функции регулирования торговли или организации сложного движения товаров, на примере доиндустриальных обществ, и показывает их качественное отличие от аналогичных институтов современного общества, В своем исследовании К. Поланьи исходит из того, что первобытные экономики организованы таким образом, что распределение рабочей силы и земли, организация труда в рамках производственных процессов, а также распоряжение произведенными товарами и специализированными услугами являются выражением обязанностей, основанных на родственных отношениях, принадлежности к племени, религиозного и морального долга. В отличие от экономиста, который может анализировать важные черты промышленного капитализма (такие, как определение цены и дохода) без учета социальных связей, экономист, которого интересует организация доиндустриальных экономик, обнаруживает, что нет такой отдельной экономической системы, которую можно было бы анализировать независимо от социальной организации.

Изложение своей теории денег К. Поланьи начинает с противопоставления ее теории формалистов: «Формальная теория определяет деньги как средство непрямого обмена. Все деньги используются в зависимости от рынка. Субстантивистское определение денег не зависит от рынка. Субстантивисты исходят из возможных способов использования денег».[114]114
  Primitive, Archaic, and Modern Economies, 1971. P. 159.


[Закрыть] Он дает простое определение денег – это нечто, что частично выполняет какие-либо из следующих четырех функций денег: средство платежа, единица счета, средство обмена и средство накопления ценностей. Однако такого рода определение денег может быть полезно лишь в отношении примитивных денег. Что касается современных денег, то здесь К. Поланьи восстает против всех попыток дать определение денег. «Деньги, – пишет он, – это не полностью унифицированная система, поиск цели которой ведет в тупик. Этим объясняются многие бесполезные попытки определить „характер и суть“ денег. Мы должны довольствоваться перечислением целей, к которым относят количественные предметы, обычно называемые деньгами».[115]115
  Ibid. P. 175.


[Закрыть] Подобная позиция основывается на недовольстве узостью определений, которые давали деньгам экономисты как прошлого, так и настоящего.

В истории экономической мысли можно выделить три глобальных подхода к исследованию сущности денег: классический, неоклассический и институциональный. В соответствии с классической системой, деньги определяются как товар, используемый, главным образом, при обмене. Поэтому деньги – функция обмена.

Логика происхождения денег соотносится с их исторической эволюцией: единичные акты обмена ведут к регулярному обмену. Такие регулярные акты ограничиваются специфическим товаром, который предлагается чаще других. Это, в свою очередь, приводит к тому, что данный товар начинает рассматриваться как предпочитаемый по сравнению с другими для целей обмена. Такой товар принимается в качестве «денег» в связи с его пригодностью для косвенного обмена. Чтобы расширить его способность к замене на другой, этот товар может быть определен количественно и поделен на части, проштампованные общественной властью. В целях удобства, которое управляет всем процессом, эти монеты могут быть заменены такими символами денег, как банкноты. Банкноты, однако, являются деньгами только в той мере, в какой они обеспечивают владение фактическим товаром, который состоит из монет, изготовленных из драгоценных металлов. Параллель между логикой и историей выводится из следующего: использованию монет логически предшествует использование металлических денег, измеряемых весом; монополии металлических денег логически предшествует сравнение товаров, использовавшихся при обмене, И все это нашло свое отражение в индивидуальных актах обмена. Прослеживая обратный путь нити логической дедукции к ее источникам, мы тем самым как бы возвращаемся к стадиям развития, которые можно найти в истории.

Таким образом, согласно данной теории, деньги имеют товарный характер, т. е. они являются объектами, сами по себе обладающими ценностью. Различные способы использования денег по этой теории являются логически зависимыми. Кроме того, между ними существует определенная историческая связь: «средство обмена» определяется в качестве их первоначального способа применения; «средство платежа» следует позже – иначе как можно расплатиться вещью, которая не может быть использована в обмене? За ними следует функция «стандарта ценности», она состоит из предыдущих двух функций; а функция «средства накопления богатства» включает все три предыдущие.

В неоклассической системе роль денег является чисто прагматической. Вопрос об их происхождении даже не поднимается. Сами деньги в данном случае представляют собой один из видов редких ресурсов. Их полезность проистекает из того факта, что с их помощью можно купить вещи, а их ценность – из их малого количества. Деньги, с точки зрения неоклассиков, – это, прежде всего, средство экономии операционных расходов. Таким образом, и эта концепция предполагает, что функция обмена является изначальной и главной функцией денег.

Что касается теории денег К. Поланьи, то она представляет третье направление – институциональное. Как отмечал сам К. Поланьи, «…они (деньги) могут быть объяснены только институционально, а не выведены концептуально».[116]116
  Primitive, Archaic, and Modern Economies, 1971. P. 196.


[Закрыть] Таким образом, деньги необходимо исследовать через призму реально существовавших финансовых институтов, как древних, так и современных.

Он доказывает, что три функции денег (средство обмена, стандарт цены и средство платежа) не обязательно взаимосвязаны. Они могут возникать независимо, и разные деньги могут быть использованы для различных целей. В частности, было бы серьезной ошибкой полагать, что функция денег как средства обмена возникла исторически раньше, чем другие функции. «Данные исследований говорят о том, что использование денег для обмена не может вызвать другие виды использования денег. Напротив, использование денег для платежа, хранения и учета имели собственное происхождение и были узаконены независимо одно от другого. Представляется противоречием ожидать, что можно заплатить деньгами, которыми нельзя купить. И все же именно это подразумевается в утверждении, что деньги не использовались в качестве средства обмена, хотя и применялись как средство платежа. Два института раннего общества предлагают частичное объяснение: казначейство и финансирование массовых товаров».[117]117
  Primitive, Archaic, and Modern Economies, 1971. P. 185.


[Закрыть] Далее К. Поланьи на примере Дагомеи и Вавилона показывает, что в экономиках, где существует централизованное перераспределение ресурсов, деньги выполняли в основном функцию платежа и практически не использовались для обмена.

В подтверждение тезиса американского экономиста о том, что различные функции денег могут существовать независимо друг от друга, приведем следующие примеры. В колониальной Америке, несмотря на то, что основной денежной единицей в обращении был испанский доллар, реальный масштаб цен измерялся в английских фунтах. Или другой пример – деньги не выполняли функцию средства обращения в период гипперинфляции, имевшей место, например, в Китае с 1939 по 1949 г., и хотя платежи осуществлялись в китайской валюте, все расчеты велись в долларах США. Но особенно интересным является не то, что функции денег могут существовать независимо друг от друга, а то, что, по мнению К. Поланьи, в обществах, где деньги не используются как средство обмена или используются в этом качестве, но в ограниченной сфере, могут быть введены более сложные валюты и средства учета, однако этот факт еще не говорит о том, что такие общества продвигаются к рыночной экономике.

В своих работах К. Поланьи показал, что на древнем Ближнем Востоке ячмень использовался для платежей, а серебро – как средство для расчета, не развиваясь в обменную валюту. Также он обратил внимание на метод «основного расчета» в Микенах, при котором налоги, взимаемые за установленную площадь земли, переводились в единицы производимых товаров (зерно, шерсть, масло и т. д.), без необходимости общих денег для расчета. Но здесь встает вопрос: можно ли это называть деньгами?

К. Поланьи считает, что: «Ни один объект не является по существу деньгами, и любой объект при соответствующих обстоятельствах может функционировать как деньги. Воистину, деньги – это система символов, аналогичных языку, письменности или весам и мерам».[118]118
  Primitive, Archaic, and Modern Economies, 1971. P. 175.


[Закрыть] Он подчеркивает, что предметы, которые участвуют в прямом обмене, тем самым приобретают характер денег. Они становятся символами благодаря их участию в определенной экономической ситуации. Итак, для того чтобы определить деньги, необходимо: «…указания на ситуацию, в которой мы ими оперируем, и к какому эффекту это приводит. Мы обнаруживаем, что они называются «деньгами» тогда, когда они используются для одной из следующих целей: производства оплаты; в качестве счетной единицы (стандарта); в качестве средства косвенного обмена».[119]119
  Ibid. P. 175,


[Закрыть] Следовательно, американский экономист считает, что любой объект будет считаться деньгами, если он выполняет одну из трех перечисленных выше функций.

К. Поланьи приводит примеры из истории примитивных и архаических обществ, где не существовало рыночного товарообмена и так называемые деньги использовались либо для обрядовых ситуаций (родовая вражда, брак, демонстрация богатства и т. д.), либо для налоговых платежей. Однако эти «деньги» не являются настоящими «экономическими» деньгами. Их можно было бы назвать «институциональными» деньгами, т. е. деньгами, обслуживающими определенный социальный или социально-экономический институт. Настоящие «экономические» деньги возникают и существуют для обслуживания разделения труда и должны выполнять не одну, а как минимум две функции: быть средством обмена и средством платежа. Именно эти условия являются необходимыми, и именно они делают эти деньги «настоящими». Достаточное условие связано с обеспечением этих денег – либо определенной ценностью (товары, золото), либо законностью и стабильностью власти.

К. Поланьи в своих работах высказывает интересную мысль, в соответствии с которой в современном западном мире деньги являются универсальными, а в примитивном обществе – специальными. Универсальные деньги выполняют все функции денег (три вышеперечисленные плюс функция резерва ценностей). Специальными деньги будут тогда, когда они выполняют меньшее число функций, или – специальные деньги выполняют все функции денег, но в очень ограниченной степени. «Архаическое общество не знало денег, пригодных для "всех целей". Здесь могут быть представлены самые разнообразные способы употребления денег, и различные объекты могли быть деньгами… Ни один вид объекта не заслуживает определенно называться «деньгами»; этот термин скорее относится к небольшой группе объектов, каждый из которых своим способом может служить данной форме денег. В то время как в современном обществе деньги, используемые как средства обмена, одарены способностью осуществлять и все другие функции, в примитивном обществе положение противоположное. Один рассматривает рабов или лошадей в качестве счетной единицы (стандарта), применимого к суждению о передаче престижного богатства, в то время как ракушки каури используются только для расчета мелких сумм».[120]120
  Primitive, Archaic, and Modern Economies, 1971. P. 178.


[Закрыть]

Эта точка зрения может показаться спорной, так как, во-первых, современные деньги также далеко не всегда выполняют все функции денег. Современные западные монеты в основном применяются для оплаты мелких покупок, так как занимают слишком много места и неудобны для счета (хотя в торговых автоматах их применение постоянно растет). Западные бумажные деньги также не используются для платежей выше среднего уровня по причине высокого риска воровства и случайных потерь. Персональные чеки прекрасно подходят для оплаты больших сумм и почтовых операций, но дорого обходятся для мелких операций, и, что особенно неудобно, они не везде принимаются. Особенно проблематичной выглядит функция западных денег как резерва ценностей. Если бы в современном западном обществе люди вели себя действительно рационально, они старались бы достигать выбранной для себя цели с минимальными издержками и пользовались сберегательными вкладами, которые доминировали как средство сбережения над монетами, банкнотами и бессрочными вкладами. Этот инструмент страхует от падения номинальной стоимости денег и от инфляции.

Однако главное, в чем К. Поланьи прав, – это принципиальное отличие, существующее между современными и примитивными деньгами и как следствие этого – невозможность анализировать примитивные деньги с помощью современной экономической теории, «…Если в современном обществе унификация различных видов использования денег происходила на основе их функции средства обмена, то в ранних обществах мы обнаруживаем, что разные виды использования денег законодательно отделены один от другого».[121]121
  Primitive, Archaic, and Modern Economies, 1971. P. 179.


[Закрыть] Современные деньги представляют конгломерат разнородных групп объектов, оцениваемых с помощью единой денежной единицы. Этот конгломерат обладает множеством характеристик и выполняет больше функций, чем каждый из его компонентов в отдельности. Подобный конгломерат отсутствует в примитивных и архаических обществах.

На протяжении последних семи веков существования письменной мысли наблюдаются широкие разногласия между экономистами по поводу того, что можно отнести к разряду «денег», т. е, что следует включать в этот конгломерат. Современные экономисты используют функциональный подход к понятию денег: все, что используется как деньги, является деньгами.[122]122
  Деньги, банковское дело и денежно-кредитная политика. M.-Л., 1991. С. 41.


[Закрыть] Семьдесят лет назад экономисты считали деньгами только монеты и банкноты. Даже в 1930 г., когда Джон Мейнард Кейнс в книге «Трактат о деньгах» включил в понятие денег вклады до востребования, Г. Паркер Виллис, известный профессор Колумбийского университета, отнесся к этому весьма критически.

К. Поланьи определяет весь конгломерат, в который включаются все виды денег, как систему символов: «Если деньги, рассматриваемые в качестве символа, «символизируют» монеты, то тогда в нашей терминологии они символизируют то, что уже является символом, а именно – деньгами. Символы не просто «представляют» что-то. Они являются материальными, словесными, визуальными или воображаемыми знаками, которые формируют часть определенной ситуации, в которой они принимают участие; таким образом они приобретают значение»,[123]123
  Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston, 1971. P. 177.


[Закрыть] В современном учебнике «Экономикс» современные деньги также рассматриваются как символы. Здесь высказывается заслуживающая внимания мысль о том, что в предыдущие эпохи деньги были товарами, а с появлением бумажных денег они становятся символами, а сейчас все большее применение находят деньги кредитные (IOY money).[124]124
  Фишер Ст., Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика. М.: Дело, 1993, С. 475.


[Закрыть]

Здесь следует отметить, что символические деньги, с точки зрения экономике, и символические деньги, с точки зрения К. Поланьи, – разные вещи. В учебнике «Экономикс» символические деньги определяются как «средство платежа, чья стоимость или покупательная способность в качестве денег превосходит издержки их производства или ценность при альтернативном использовании».[125]125
  Там же. С. 475.


[Закрыть] Таким образом, символические деньги являются здесь разменными деньгами, К. Поланьи рассматривает символические деньги как достижение человеческой мысли. Последователи американского экономиста развили эту идею. Например, американский антрополог П. Бохэннэн доказывает, что западные деньги являются столь всепоглощающей идеей, что однажды признав ее, человек из примитивного общества окажется под их властью. «Деньги – это одна из оглушающе-упрощающих идей времени, и как всякая новая и неотразимая идея они производят революцию».[126]126
  The impact of money on an African subsistence economy // Journal of Economic History, 1959. Vol. 19. P. 491–503.


[Закрыть] Учитывая опыт электронных платежей, где деньги совершенно неосязаемы, эта идея представляет интерес для дальнейшего развития.

К. Поланьи большое внимание в своих работах уделяет вопросу происхождения денег, который тесно связан с такими вопросами, как происхождение обмена, внутренней торговли, рынков и торгового порта – как института внешней торговли.

Деньги, по мнению К. Поланьи, появились не из периодических индивидуальных актов обмена, они были созданы верховной властью или государством. «Деньги как средство обмена, – пишет он, – развивались не из случайных актов меновой торговли, а в связи с организованной внешней торговлей и внутренними рынками».[127]127
  Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston, 1971. P. 195.


[Закрыть] В работе «Дагомея и работорговля» К. Поланьи утверждает, что использование в Дагомее раковин каури со сложным рисунком, отражающим их различное «достоинство», было инициировано и институционализировано государством. Создание денежной системы и установление фиксированных эквивалентов происходили одновременно и были тесно связаны с организацией сбора налогов и выплат солдатам и другим государственным служащим. Деньги из раковин каури в Дагомее были обязательны на местных продовольственных рынках, и легенда приписывает создание как рынков, так и денег одному королю.

Интересными являются представления Поланьи о происхождении обмена, рынков и торговли. Обмен, по К. Поланьи, возник из потребностей разросшейся семьи, члены которой первоначально пользовались вещами, которыми они сообща владели. Когда же число родственников возросло настолько, что они были вынуждены расселиться отдельно, то они обнаружили, что им не хватает некоторых вещей, которыми они ранее пользовались сообща, и поэтому теперь они были вынуждены получать нужные им вещи друг от друга путем обмена. В качестве доказательства американский экономист приводит мнение Аристотеля, который считал, что обмен произошел из деления предметов первой необходимости для удовлетворения жизненных нужд большой семьи. Эта точка зрения противопоставлялась точке зрения А. Смита, который считал, что обмен был результатом врожденной склонности людей к обмену.

Что касается происхождения торговли и рынков, то здесь Поланьи также критикует классическую школу, Он утверждает, что торговля не связана с рынком и не была «коммерческой» в ранних обществах, рынки, так же как и деньги, были организованы властью, и торговля на этих рынках велась по фиксированным ценам. К. Поланьи пишет: «Торговля и деньги возникли отдельно друг от друга и независимо от рынков. Они не возникли, как это предполагалось, из индивидуального бартера и обмена. Торговля и деньги являются более широко распространенными институтами, чем рынки. Различные формы торговли и разные способы использования денег должны поэтому рассматриваться вне зависимости от рынков и элементов рынка».[128]128
  Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston, 1971. P. 190.


[Закрыть]

Рынки в понимании К. Поланьи – это институт, управляемый конкуренцией на основе механизма спроса и предложения, основной целью которого является получение денежной прибыли. Помимо «коммерческих» рынков, он рассматривает рынки с фиксированными ценами и показывает на многочисленных исторических примерах, что именно такого рода рынки существовали в ранних империях. Так, например, в статье «Аристотель открывает экономику» американский экономист показывает как противоречие между «взаимностью» и рыночным обменом отражается в сопоставлении Аристотелем «естественного» и «неестественного» обмена.

Естественный обмен – это способ разделения между производителями, в то время как деятельность профессионального купца или лавочника, которые ничего не производят, является неестественной. Образ жизни купца или лавочника, направленный на приобретение богатства вместо удовлетворения конкретных потребностей домашнего хозяйства и поддержания добрососедских отношений, предвещает выделение экономики из социальной сферы. С точки зрения К. Поланьи, тенденция выделения экономики не была полностью реализована в Древней Греции, и главным показателем этого были рынки. По большей части торговые цены на рынках Древней Греции регулировались соглашениями, устанавливались властью или по крайней мере установившимися требованием («по обычаю») придерживаться уровня «справедливой цены». Несмотря на то что в этот период растет число попыток извлечь выгоду из колебания цен, картина в целом от этого не менялась. «Острый глаз теоретика, – пишет об Аристотеле К. Поланьи, – различил связи между мелкими уловками торговцев на агоре и новыми видами торговой прибыли… Но новшество, которое установило их родство – механизм предложения – спроса – цены, ускользнуло от Аристотеля».[129]129
  Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston, 1971. P. 105.


[Закрыть] И это, с точки зрения К. Поланьи, было связано с тем, что «…распределение товаров на рынке оставляло пока мало места для работы этого механизма; и торговля на дальних рынках управлялась не конкуренцией, а определенными институтами. Ни местные рынки, ни дальние рынки не отличались колебанием цен. Работа механизма предложение – спрос – цена во внешней и внутренней торговле не была заметна до III в. до н. э. Это произошло в отношении зерна, а затем рабов в открытом порту Делоса».[130]130
  Ibid. P. 106.


[Закрыть]