Текст книги "Развитие западной экономической мысли в социально-политическом контексте. Учебное пособие"

Происхождение рынков, с точки зрения К. Поланьи, – вопрос «тонкий и туманный». В Древней Греции, например, рынки, были инициированы армией, королями, правительствами, несущими ответственность за военные мероприятия. «Отчаянные генералы создавали современные методы, стимулирующие рыночную деятельность, финансируя маркитантов, с тем чтобы они обслуживали войска и нанимали местных умельцев на импровизированных рынках для поставки вооружения и продовольствия».[131]131
  Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston, 1971. P. 104.


[Закрыть] Это еще раз подтверждает версию К. Поланьи о том, что рынки были созданы верховной властью.

Помимо внутренних рынков американский экономист рассматривает рынки внешней торговли, которые он называет торговым портом и считает важнейшим институтом древности. Торговый порт – это название, данное К. Поланьи поселению, которое действует как пункт управления в торговле между двумя культурами с различными структурами экономических институтов, – обычно между рыночной и нерыночной экономикой иди, скорее, между нерыночным обществом и профессиональными торговцами, которые могут принадлежать к структуре рынка, даже если общество, из которого они вышли, в целом не имеет этой структуры. Торговый порт может быть независимым от обоих обществ, участвующих в обмене, как в случае с финикийскими портами в древности, которые, как доказывает К. Поланьи, не принадлежали сильным империям в глубине суши, так как те узнали «культурные опасности» от слишком тесного контакта с торговлей. Торговый порт может управляться торговой властью, как в случае ассирийских торговых колоний в Малой Азии во втором тысячелетии до нашей эры, некоторых торговых портов ацтеков и многих европейских колоний; или он может управляться властью страны, как в отношениях между Дагомеей и Вайдахом, описанных К. Поланьи в статье «Дагомея и работорговля», или индийскими портами и столицами внутри страны.

Последний тип торговых портов больше всего интересовал К. Поланьи. Он рассматривал торговый порт, управляемый нерыночной властью, как механизм, защищающий управляющее государство от влияний, которые в противном случае разрушили бы экономику и общество. «Торговля была здесь основана на соглашениях и управлялась, как правило, специальными органами национальной власти, конкуренция была исключена, цены были установлены на длительные сроки. Торговые порты развивались, как правило, в политически слабых местах, – таких, как небольшие королевства вблизи побережья, или в союзах племен, так как в древности чужеземцы избегали территорий, входящих в состав военных империй. Для империй, находящихся в глубине суши, «порты» служили в качестве "хлебной корзины", т. е. источника снабжения. Даже сильные правители остерегались накладывать руку на «порт», чтобы иностранные торговцы не испугались и торговля неожиданно не зачахла. Независимые торговые районы такого типа, имеющие множество товарных складов, на которых находились товары, привезенные из далека, в то время как местное население этого района само не предпринимало торговых поездок, как оказалось, существовали в различных точках земного шара… Торговый порт означает военную безопасность сухопутной державе; гражданскую защиту иностранному торговцу; сооружения для причаливания, разгрузки и хранения; судебную власть; соглашение по продаваемым товарам».[132]132
  Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston, 1971. P. 238–242.


[Закрыть]

У торгового порта есть еще одна важная черта: он представляет собой как политический, так и экономический «буфер» между торговцем и районами внутри страны, продукцию которой он хочет купить. Эта торговля строго контролировалась и ограничивалась официальными властями (движения торговцев также часто контролировали и ограничивали); и следовательно, обмен на местных рынках и дальняя торговля были полностью разделены.

Межгосударственные рынки и торговые порты являются в первую очередь местами, где встречаются представители различных обществ. Это могло создавать напряженность и, очевидно, создавало юридические проблемы. Необходимо юридическое руководство, приемлемое всеми, которое будет урегулировать все возникающие споры. В торговом порту может потребоваться ограничение свободы передвижения иностранцев, чтобы предупредить нарушение ими местных обычаев, нападение на них толпы или их шпионскую деятельность. Поскольку руководство порта или рынка несет ответственность за споры, возникающие в сделках между торговцами, оно может, не без оснований, потребовать вести их в определенном месте и форме. Дополнительным основанием для надзора является сбор налогов и пошлин. Ни один из этих факторов не связан с влиянием на местные экономические институты разрешения беспрепятственного движения торговцев и их товаров.

Торговый порт, являющийся механизмом перевода товаров из одной системы в другую, имеет как положительные качества, так и отрицательное свойство – ограничивать контакты. Он обычно связан с системами перераспределения и занимается сбором товаров, служащих политическому управлению (зерно, рабы, драгоценные металлы), и распределением предметов роскоши среди ограниченной привилегированной группы. Политическая власть является более эффективной при сборе этих товаров, чем были бы институты рынка. Большая часть торговли зерном в Древнем мире была основана на сборе зерна как налога или дани; древние рынки были неспособны справиться с задачей снабжения крупных городов достаточным количеством крестьянского зерна. К. Поланьи пытается представить торговый порт как ограничение в деятельности торговцев, но он был также средством преодоления огромных трудностей, с которыми столкнулся бы торговый порт при попытке непосредственно торговать с производителями.

При введении понятия торгового порта К. Поланьи указал на комплекс институтов, представляющих большой интерес не только для экономической истории, но и для изучения культурных контактов в целом. Его рассуждение о системе «сортировок» и «унцевой» торговли, придуманной европейскими торговцами в Вайдахе, чтобы согласовать их собственную, приносящую доход денежную торговлю, с другими требованиями дагомейской торговли, где основные товары обмениваются по традиционному курсу, является замечательным открытием и моделью для дальнейших исследований древних экономических связей. Его определения должны восприниматься не как конечные, а как начальные точки для дальнейшего исследования.

Несмотря на то что К. Поланьи серьезно исследует деньги, торговлю и рынки, он практически не касается в своих работах проблемы формирования рыночной цены. Отсутствие теории определения цены можно объяснить тем, что для американского экономиста важной проблемой был не ортодоксальный вопрос анализа того, как определяются цены, а аристотелевский вопрос: на каком уровне должны быть установлены цены?

К. Поланьи обращает внимание на это различие в статье «Аристотель открывает экономику», где он доказывает, что идеи Аристотеля современными экономистами были восприняты неверно и оценены не в полной мере. Единственное, что заметили исследователи, это то, что Аристотель не смог увидеть механизма установления рыночной цены, и никто из них, по мнению К. Поланьи, не заметил, что Аристотель на самом деле искал не конкурентный механизм установления цены – он пытался найти тот уровень цен, который способствовал бы сохранению существующих социальных отношений и поддерживал сложившиеся нормы и обычаи, – этот уровень он называл «справедливой ценой». «Решающее различие состояло в том, что современный экономист стремился описать формирование цен на рынке, в то время как такая мысль была далека от идей Аристотеля. Он был занят совершенно другой насущной практической проблемой – вывод формулы, с помощью которой должна была устанавливаться цена». Другими словами, интерес Аристотеля касался цены как части административной экономики. У него не было идеи саморегулирующегося рыночного механизма и поэтому не было интереса к анализу формирования цены, с помощью которого теория рынка усматривает порядок в видимом хаосе неадминистрируемой экономики. Функция цен, по идее Аристотеля и К. Поланьи, не должна отражать безличные рыночные силы, а служить частью информационной и управляющей системы, с помощью которой общество интегрирует свою экономическую деятельность.

Таким образом, критикуя неоклассический подход к исследованию доиндустриальных обществ, К. Поланьи приходит к следующим выводам.

1. Деньги, как и рынки, созданы верховной властью или государством. Это положение является развитием теории об искусственном происхождении рынка свободной конкуренции XIX в.

2. Деньги могут быть объяснены только институционально, т. е. в каждой стране и в каждую эпоху они должны исследоваться самостоятельно, в контексте существовавших хозяйственных и финансовых институтов. Из этого положения следует вывод о принципиальном отличии современных денег от денег других эпох.

3. Торговля не всегда являлась «коммерческой», т. е, она не всегда регулировалась спросом и предложением. На протяжении длительного времени она являлась способом деления благ между производителями или владельцами, и критерием деления был статус партнеров по сделке. Из этого делался вывод, что «справедливой» торговлей будет та, которая укрепляет социальную систему.

Как отмечалось выше, Поланьи выделяет три типа общества: традиционное, рыночное, где существуют свободные и саморегулирующиеся рынки факторов производства; и пострыночное, где функционирование этих рынков снова ограничено государством и обществом. Для того чтобы совершился переход от первого типа общества ко второму, необходимо, по его мнению, выполнение двух условий: общество должно быть «коммерциализированным» (наличие активной купеческой торговли), и это общество должно использовать сложные машины и агрегаты. Наличие купеческой торговли необходимо, так как только купец в традиционном обществе имеет соответствующую рыночному обществу мотивацию – стремление к прибыли – и капитал, на который можно приобрести дорогое оборудование. Что касается второго условия, то массовое использование машин становится основой для изменения социальной системы в целом. «Поскольку сложные машины стоят дорого, то окупаются они лишь при крупных объемах производства. Они могут приносить прибыль только тогда, когда есть твердая гарантия последующего сбыта товаров, а процесс их производства не приходится останавливать из-за отсутствия необходимого для машин сырья».[133]133
  Поланьи К, Великая трансформация. СПб., 2002. С. 53.


[Закрыть] Это означает, что должны формироваться рынки факторов производства, и все общество начинает зависеть от бесперебойности этого процесса, иначе возникают проблемы занятости, заработной платы, поставок товаров и т. д. Все сделки становятся денежными, меняется система побудительных мотивов поведения: основным становится мотив получения прибыли. Это, в свою очередь, привело к тому, что промышленность перестала быть придатком торговли, а это означало, что на основные факторы производства распространилась рыночная система, т. е. они стали объектами купли-продажи. С этого момента, по К. Поланьи, все общество становится рыночным: все продается, и все покупается, социальные институты оказываются в подчинении у экономических, для создания благ теперь не требуется ни стремления к сотрудничеству и взаимной помощи, ни заботы главы семьи о тех, кто находится на его попечении, ни профессиональной гордости ремесленника за результаты своего труда – ничего, кроме стремления к прибыли. Но главное – природные и человеческие основы общества (земля и труд) становятся товаром. Последствия этих глобальных перемен, по мнению Поланьи, ужасающи: «…катастрофические сдвиги, вызванные подобными процессами, разрушают человеческие связи и грозят уничтожением естественной среде существования человека».[134]134
  Там же. С. 54.


[Закрыть]

Указав на разрушительные последствия введения рыночной системы, Поланьи переходит к историческому и экономическому анализу данной системы. Он показывает, что «подобное предприятие было по своему характеру совершенно беспримерным в истории рода человеческого». Анализируя эволюцию модели рынка, Поланьи приходит к неожиданному выводу, противоречащему всем нашим представлениям о возникновении развитого рынка. Согласно традиционной точке зрения система саморегулирующегося рынка явилась закономерным результатом действия законов, внутренне присущих экономической системе. Однако Поланьи показывает, что рынки в том виде, в котором они существовали в докапиталистическую эпоху, являлись моделью, не способной к спонтанному расширению. Более того, существовали институты, которые были призваны защищать существовавший в данном обществе социально-экономический порядок от «разрушительного влияния психологии рыночных механизмов». «Сдерживающие факторы порождаются буквально всеми социальными институтами: обычай и закон, религия и магия – все в равной мере способствует конечному результату, а именно – ограничению актов обмена в отношении лиц и предметов, времени и поводов. Тот, кто совершает акт обмена, как правило, лишь действует в строгом соответствии с ритуалом, в котором и сами предметы, и их эквиваленты определены заранее».[135]135
  Поланьи К. Великая трансформация. СПб., 2002. С. 74.


[Закрыть] Саморегулирующийся или конкурентный рынок не был следствием объективного углубления процесса разделения труда или появления денег; он был создан искусственно в тот момент, когда появились машины, силами, заинтересованными в функционировании машинного производства. И главной его целью стало обслуживание машинного производства. Саморегулирующийся рынок в Англии, по мнению К. Поланьи, законодательно был создан Актом (Законом) о реформе «закона о бедных» в 1834 г. Так как именно этот Акт (Закон) установил свободный рынок труда в Англии, он рассматривает эту дату как начало индустриального капитализма. В дальнейшем саморегулирующийся рынок был закреплен последующими законами – в набольшей мере Банковским актом (законом) 1844 г. сэра Роберта Пиля и отменой Зерновых законов в 1846 г.

Ученый проводит разделение между рынком как одним из институтов экономической системы и рыночной экономикой. Можно сказать, что критика К. Поланьи была направлена не против рынка как такового, а против универсализации рыночных принципов и распространения их на всю экономическую систему. Здесь он видит самую большую проблему: рынок может эффективно функционировать только в рыночном обществе, т. е. обществе, где все, абсолютно все можно купить за деньги. Но такое общество не может долго существовать, оно обречено погибнуть, так как будут разрушены все социальные связи: человек не сможет существовать без любви, дружбы, веры и быть лишь «агентом» рыночных отношений.

Поланьи показывает, что институт рынка был довольно широко распространен и в докапиталистическую эпоху, начиная с позднего каменного века, но при этом его функции в экономической жизни оставались второстепенными. Главную интеграционную функцию в этих обществах выполняли либо такая форма, как взаимность, либо перераспределение. Он выделял всего три формы интеграции экономики. Одна – рыночный обмен – характерна для капитализма, две другие – реципрокность (взаимность) и редистрибьюция (перераспределение) – для примитивных и архаических обществ соответственно.

Теорию форм интеграции общества К. Поланьи начинает разрабатывать в книге «Великая трансформация», где он выделяет четвертую форму интеграции экономики – домашнее хозяйство. Однако в последующих работах, посвященных дорыночным обществам, исследователь анализирует только три вышеперечисленные формы. В некоторой степени это можно объяснить тем, что основным объектом исследований для Поланьи были либо древние общества, либо современные, где еще не произошел переход от родоплеменной общины к соседской.

Под реципрокностью (взаимностью) К. Поланьи понимает взаимный обмен дарами, вытекающий из обязательств, существующих между родственниками и друзьями. В качестве иллюстрации экономики, основанной на взаимности, американский экономист приводит общество на Тробриандских островах. В данном обществе материальная поддержка семьи – женщин и детей – является обязательством их родственников по материнской линии. Мужчина, который обеспечивает свою сестру и ее семью, доставляя наилучшую часть своего урожая, в основном зарабатывает хорошее имя благодаря соответствующему поведению, так как при этом он получает лишь небольшую часть материальных благ в обмен. Если он лентяй, то прежде всего пострадает его репутация. Принцип взаимности работает на благо его жены и детей, и этим самым он получает компенсацию за его действия гражданской добродетели. Следовательно, делает вывод К. Поланьи, всеобъемлющий принцип взаимности помогает охранять как производство материальных благ, так и воспроизводство семьи.

Под редистрибьюцией (перераспределением) американский экономист понимает переход части продукции, произведенной в обществе, в распоряжение центра (главаря, вождя, деспота и т. д.) с последующим ее распределением либо среди нуждающихся членов общества, либо среди элиты с использованием ее для различного рода общественных нужд и т. п. Примитивные общества, считает К. Поланьи, характеризуют и взаимность, и перераспределение, архаичные – только перераспределение. К. Поланьи следующим образом описывает данный принцип: «Все крупномасштабные нерыночные экономики приводились в действие с помощью принципа перераспределения… Большое количество складских помещений было готово для получения продукции крестьянской деятельности» будь он животновод, охотник, пекарь, пивовар, горшечник, ткач – или кем бы он ни был. Продукция тщательно регистрировалась, если она не потреблялась на месте, то перевозилась из более мелких в более крупные складские помещения до тех пор, пока продукция не достигала центральной администрации.

Но перераспределение не ограничивалось экономикой, которая не знала денег. В действительности все архаичные королевства пользовались металлической валютой для выплаты налогов и заработной платы, но остальные платежи осуществлялись в натуральной форме из хранилищ, из которых распределялись самые разные продукты для потребления непроизводящей части населения, а именно; для служащих, военных и очень богатых классов. Такой была система, практиковавшаяся в Китае, в империи инков, в королевствах Индии, а также в Вавилонии. В этих и других цивилизациях, достигших многого в экономике, сложное разделение труда реализовывалось через механизм перераспределения. Также этот принцип характерен для феодальных государств».[136]136
  Primitive, Archaic and Modern Economies / Ed. by G. Dalton. Boston, 1971. P. 14.


[Закрыть]

Изложив принципы интеграции нерыночных экономик, К. Поланьи приходит к выводу, что пока социальная организация «идет по своей проторенной дорожке», индивидуальные экономические мотивы не будут иметь какого-либо серьезного значения, при этом никто не будет увиливать от необходимой традиционной работы; разделение труда будет обеспечиваться автоматически; и все экономические обязательства будут выполнены. «Таким образом, экономическая система, – пишет он, – фактически является простой функцией социальной организации».[137]137
  Primitive, Archaic and Modern Economies. Boston, 1971. P. 12.


[Закрыть]

К. Поланьи отмечает, что эти формы интеграции экономики нельзя рассматривать как «стадии развития». Между ними не существует строгой последовательности во времени. Кроме того, в любом обществе наряду с господствующей формой могут существовать в качестве подчиненных и остальные, которые, однако, для экономики данного общества не являются формами интеграции.

«Перераспределение, – пишет К. Поланьи, – существует по многим причинам на всех уровнях цивилизации. Оно может так же применяться к группам меньшим, чем общество, например, крааль (часть общины) – в Африке, романская семья и др. Эта форма интеграции способна объединять группы на всех уровнях и всех стадиях – от государства до форм переходного характера… СССР, например, – классический пример перераспределения… Взаимность в архаических обществах играет огромную роль во внешней торговле (обмен подарками между деспотами). В обществах, основанных на рыночной системе, это, например, ленд-лиз в войну…».[138]138
  Ibid. P. 156.


[Закрыть]

Рассматривая проблемы, связанные с зарождением капитализма, особое внимание К. Поланьи уделяет социальным и культурным последствиями промышленного переворота. Повышение реального дохода части рабочего класса, считает он, не более смягчило социальные и культурные последствия промышленного переворота, чем повышение реального дохода для рабов на юге США смягчило социальную и культурную катастрофу их насильственной миграции из Африки. По его мнению, существующий до сих пор грубый материализм XIX в. заставляет некоторых историков экономики рассматривать реальный доход как основной критерий благосостояния. Хотя реальный доход для многих промышленных рабочих увеличивался, материальная нестабильность, так же как и моральная, росла. Для рабочих это выражалось в угрозе безработицы, для крестьян – в исчезновении основных гарантий, хотя родство и сельские узы были еще сильны. Таким образом, широкие массы населения прежде всего страдали из-за дезинтеграции культурной среды. «Основная проблема заключается в летальном поражении тех институтов, в которых воплощено социальное существование человека. В результате – потеря самоуважения и стандартов…».[139]139
  Primitive, Archaic and Modern Economies. Boston, 1971. P. 46.


[Закрыть]

Суть промышленного переворота К. Поланьи видит в том, что дофабричная коллективная жизнь была заменена индустриальной промышленной системой; гарантированность средств существования – на контролируемом рынке труда, земли и т. д. Иными словами, произошли социальные изменения, в силу которых страх перед голодом и погоня за прибылью стали основными мотивами, вынуждающими участвовать в экономической деятельности. Зависимость средств существования от неопределенности продажи труда и необходимость получения прибыли для выживания предпринимателей привели к выделению экономики из сферы социальной жизни и к освобождению членов общества от любых социальных обязательств.

Он показывает, что в примитивных и архаических обществах институты, через которые создавались и распределялись материальные ценности, встроены в социальные институты как подчиненная часть, и разрушение этих институтов ведет к социально-экономической деградации данного общества.

В качестве примера американский экономист указывает на проблему индейцев Северной Америки. Принудительное переселение и выделение им земли дали индейцам материальную выгоду (в соответствии с современной точкой зрения). Однако это мероприятие почти разрушило физическое существование целой расы. И только почти через половину столетия, когда индейцам позволили вернуться к племенному характеру землевладения, индейское сообщество снова стало живым сообществом. «И не экономическое улучшение, а социальное восстановление породило это чудо»,[140]140
  Ibid. P. 51.


[Закрыть] – пишет К. Поланьи.

Экономика функционировала как продукт родственных, политических и религиозных обязательств. Для примитивных и архаических хозяйств было типично распределение земли и труда в соответствии с родственными, племенными, политическими правилами и обязанностями, а не через куплю и продажу на рынке. Там, где существовали рынки, они были ограничены и замкнуты, т. е. не создавали широких экономических систем.

Таким образом, в примитивных и архаических хозяйствах основные средства существования были гарантированы как моральное право членства в общине. Это давало право получить землю и трудиться на ней, а также в критической ситуации гарантировало поддержку родственников, друзей, лидеров. Правила, которые обеспечивают эти гарантии, К. Поланьи считал элементами экономики, встроенными в общество. Страх перед голодом, поиски средств существования не являлись в примитивных обществах главными мотивами участия в экономической деятельности.

Характерную особенность экономики, функционирующей на основе рыночной системы, К. Поланьи видит в том, что такая экономика в институциональном отношении отделена от общества, образует особую самостоятельную сферу с собственными законами. Она противостоит всем остальным сферам жизни и прежде всего политической. При рыночной системе, подчеркивает К. Поланьи, существование человека обеспечивается посредством институтов, которые приводятся в действие экономическими мотивами и управляются законами, которые являются исключительно рыночными. Огромный, всеобъемлющий механизм экономики может быть понят как механизм, работающий без вмешательства власти, государства или правительства; нет нужды в появлении каких-либо других мотивов, кроме страха нищеты и желания законной прибыли; никаких других юридических требований, кроме охраны собственности и выполнения контракта, не возникает.

Так как нормальное функционирование экономики является необходимым условием существования общества, то из этого следует, что при капитализме все общество должно быть в целом приспособлено к нуждам экономики и определяться последней. При капитализме, подчеркивает он, экономическая система действительно не просто влияет на остальное общество, а определяет его, определяет все общественные институты и тем самым – общество в целом. И связано это с тем, что в основе экономической системы лежит рыночная система.

В своей концепции К. Поланьи основной акцент делает не на самом механизме функционирования рыночной экономики, а на том, что в процессе своего функционирования общество вынуждено жить по законам рынка, К. Поланьи делает интересный, на наш взгляд, вывод о том, что экономическая система, основанная на рыночной системе, является очень специфичной для человеческого сообщества в целом, так как данная система не является распространенной ни во времени, ни в пространстве.

Он считает, что возникновение идеи саморегулирования в корне противоречило основным тенденциям развития общества, так как саморегулирующийся рынок изначально не существовал, а существующие рынки были не более чем вспомогательным инструментом экономической жизни и, главное, – труд, земля и деньги никогда не были товарами, так как по своей природе они таковыми не являются. Именно в этом он видит специфичность рыночной экономики. В доказательство своих выводов он приводит следующие рассуждения.

Поланьи определяет товар как то, что произведено для продажи, и показывает, что ни труд, ни земля, ни деньги под это определение не подходят. «Труд – это лишь другое название для определенной человеческой деятельности, теснейшим образом связанной с самим процессом жизни, которая, в свою очередь, «производится» не для продажи, а имеет совершенно иной смысл. Деятельность эту невозможно отделить от остальных проявлений жизни, сдать на хранение или пустить в оборот; земля – это другое название для природы, которая создается вовсе не человеком. И, наконец, реальные деньги – это просто символ покупательной стоимости, которая, как правило, вообще не производится для продажи».[141]141
  Поланьи К. Великая трансформация. СПб., 2002. С. 86–87.


[Закрыть] Поланьи не ограничивается только логическими рассуждениями. В своей работе он исследует процесс становления рыночной системы в Англии. Он показывает, как формировались рынки факторов производства. Особое внимание Поланьи уделяет рынку труда, который сформировался последним, и процесс этот оказался наиболее сложным и болезненным для общества.

Американский экономист показывает, что ранее в истории земля, труд, деньги никогда не были товарами. Для примера К. Поланьи исследует с этой точки зрения эпоху феодализма и период меркантилизма и приходит к следующим выводам: независимо оттого, имел ли владелец право на передачу земли, и если да, то кому и на каких условиях; что понималось под правами собственности; как именно могли использоваться те или иные земли – все эти вопросы исключались из сферы купли-продажи и подлежали совершенно отличному от них тип у институционального регулирования. То же самое справедливо и в отношении организации труда. В условиях цеховой системы (как и в условиях любой другой экономической системы прошлого) мотивы и обстоятельства производственной деятельности включались в систему общей социальной организации. Отношения мастера, поденщика и подмастерья; условия труда; число подмастерьев; заработная плата рабочих – все это регулировалось правилами и обычаями цеха и города.

Сравнивая капитализм эпохи свободной конкуренции с предшествующими типами хозяйствования, К. Поланьи приходит к выводу, что рыночная система – уникальное и преходящее состояние. Уникальность капитализма свободной конкуренции, по К. Поланьи, состоит, во-первых, в том, что сам процесс производства организуется в рыночной экономике специфически – в форме купли-продажи; во-вторых, в том, что при создании институтов капитализма движущий основной мотив для участия в экономической деятельности был исключительно материальный – добывание средств для существования. К. Поланьи убедительно показывает, что страх перед голодом – как основной мотив деятельности – характерен для человеческого сообщества только в период зарождения капитализма. И именно поэтому только при капитализме эпохи свободной конкуренции экономические институты определяют социальные.

Исследуя английское трудовое законодательство (Статут о ремесленниках 1563 г.; Закон о бедных 1601 г.), а также политику Тюдоров, направленную против огораживания, К. Поланьи приходит к выводу, что меркантилизм никогда не покушался на святость тех устоев, которые оберегали два основных элемента производства – землю и труд, – от превращения в объекты купли-продажи. На примере вмешательства государства в развитие промышленности в ту эпоху американский экономист показывает, что меркантилизм, как бы настойчиво он ни возводил всеобщую коммерциализацию в ранг национальной политики, заботился о развитии рыночной системы совершенно нерыночными методами. Более того, Поланьи обращает наше внимание на тот факт, что после того как экономические либералы добились влияния в парламенте в 1832 г., начал создаваться сложный административный аппарат «Между тем все эти твердыни государственного вмешательства возводились с целью упорядочения какой-нибудь „простой свободы“ – свободы земли, труда или муниципальной администрации. Точно так же, как изобретение облегчающих труд машин, вопреки всем ожиданиям, не уменьшило, а фактически расширило сферу применения человеческого труда, так и создание свободных рынков вовсе не устранило необходимость контроля, регулирования и вмешательства, а как раз невероятным образом увеличило их масштаб».[142]142
  Поланьи К. Великая трансформация. СПб., 2002. С. 158.


[Закрыть]

Проблема необходимости защиты отдельного человека и сообщества от разрушительной стихии саморегулирующегося рынка является лейтмотивом произведения К. Поланьи. Исследуя результаты промышленного переворота в Англии, он не останавливается на демонстрации только негативного результата. Американский экономист наглядно показывает, что после относительно короткого периода, в течение которого рынок оставался нерегулируемым, в Англии появилось политическое и культурное контрдвижение. Возникнув в конце 1840-х гг. XIX в., это движение стремилось защитить общество, – как население, так и землю, – от несдерживаемых сил рынка.