Текст книги "Развитие западной экономической мысли в социально-политическом контексте. Учебное пособие"

Несмотря на то что процесс создания саморегулирующейся рыночной системы был достаточно долгим, сама эта система просуществовала всего 36 лет: с 1834 по 1870 г. К концу этого периода развилось контрдвижение (данное явление подробно анализируется в гл. 3), которое развивалось в рамках процесса адаптации общества к рынку, привело к созданию институтов, ограничивающих саморегулирующуюся рыночную систему. Рынок труда был первым из рынков, где было введено такое регулирование.

Здесь мы можем найти ответ на второй вопрос: что такое, по Поланьи, рыночная система? Это система, которая предполагает наличие свободных саморегулирующихся рынков факторов производства, функционирующих без каких-либо ограничений: без профсоюзов, без системы социального страхования по старости, болезни, инвалидности, без системы охраны труда, без центральных банков с их механизмом денежно-кредитного регулирования, без каких-либо правил охраны окружающей среды, без ограничений права купли-продажи земли и т. д. Система, сполна соответствующая данному определению, существовала только в Англии и только в середине XIX в. и больше никогда и нигде.

Как только обществу удается создать институты, способные заменить институты традиционного общества в части ограничения или контроля над рынками факторов производства, рыночная система начинает трансформироваться в такую социально-экономическую систему, где экономика заново встраивается в социальную структуру. Главная цель этого процесса – снижение нестабильности и восстановление гарантий в виде системы социального обеспечения, которые обеспечивались ранее в традиционном обществе родственными, религиозными или политическими институтами. Таким образом достигается освобождение общества от власти рынка.

Главным условием успешной трансформации Поланьи называет повышение прозрачности системы, что может быть обеспечено только путем контроля со стороны общества, состоящего из достаточно грамотных, образованных и ответственных индивидов.

В 1947 г. Карл Поланьи переезжает в Канаду. К этому времени уже сформировались основные теоретические положения его концепции. И далее он видит своей главной задачей максимально убедительно на историческом материале доказать эти теоретические положения, что приводит его к исследованиям социально-экономических систем до индустриальных обществ. В процессе этих исследований в Колумбийском университете, где он тогда преподавал, формируется «школа Поланьи», или «субстантивистская школа». На протяжении почти тридцати лет представители этой школы вели непрекращающиеся дебаты со сторонниками неолиберального направления по вопросам экономической жизни до индустриальных обществ. Наиболее яркими сторонниками «школы Поланьи» можно назвать Дж. Дальтона и М. Салинза.

Последней работой Поланьи, которая, к сожалению, осталась незаконченной, была «Свобода в сложном обществе», где Поланьи с высоты прожитого хотел вернуться к вопросам, которые волновали его в начале творческого пути. Он не прекращал работать до самого последнего дня. Однако он так и не успел увидеть выход в свет первого номера основанного им журнала «Сосуществование».

Говоря об истоках идей К. Поланьи, помимо уже названных имен и направлений в социально-экономической науке, оказавших влияние на формирование основных положений концепции К. Поланьи, особо следует выделить еще трех мыслителей: Аристотеля, социалиста-утописта Роберта Оуэна и экономического антрополога Бронислава Малиновского.

Практически во всех работах К. Поланьи прослеживается не просто хорошее знание работ Аристотеля, а стремление доказать, что вклад Аристотеля в экономическую науку гораздо значительнее, чем принято считать в современной экономической науке. Американский экономист показывает, что одни исследователи поняли экономическое учение Аристотеля неправильно, а другие – не поняли вообще. В качестве иллюстрации он приводит высказывания об Аристотеле Й. Шумпетера, К. Дж. Соудека и др.[94]94
  Primitive, Archaic and Modern Economies / Ed. by Dalton G. Boston: Beacon Press, 1971. P. 78.


[Закрыть]

К. Поланьи объясняет это рядом причин. Прежде всего, пишет он, недопонимание происходит из-за того, что «…некоторые из его (Аристотеля) ключевых терминов – особенно капелике, метадосис и хрематистика были искажены при переводе… Капелике был истолкован как искусство розничной торговли вместо искусства коммерческой торговли, хрематистика – как искусство делать деньги вместо искусства снабжения, т. е. добывания средств первой необходимости… метадосис был принят за обмен или бартер, в то время как это слово явно означало нечто совсем противоположное, а именно: «возврат своей доли»».[95]95
  Ibid. P. 111.


[Закрыть]

Однако главная причина, по мнению К. Поланьи, заключается в предубежденности экономистов. Им кажутся абсурдными вывод Аристотеля о зависимости цен на рынке от положения партнеров по обмену в сообществе или отрицание Аристотелем наличия ограниченности ресурсов. Аристотель отрицает аксиоматические факты, на которых основана экономикс, это ведет к тому, что современные экономисты не могут использовать его теории для анализа и поэтому предпочитают давать негативные оценки или просто игнорировать.

Поиск причин игнорирования Аристотеля представителями экономикс подводит К. Поланьи к мысли об узости традиционного подхода к исследованию экономики. В отличие от представителей данного подхода, американский экономист соглашается со многими положениями Аристотеля и развивает их.

Во-первых, К. Поланьи соглашается с тезисом Аристотеля об отсутствии ограниченности ресурсов. К. Поланьи рассматривает ограниченность ресурсов как социальный феномен, характерный для некоторых социально-экономических систем, но не для всех. И из этого он делает вывод, что теория, претендующая на универсальность, не может иметь предметом своего анализа распределение ограниченных ресурсов, так как они не всегда и не везде являются ограниченными.

Далее, анализируя учение Аристотеля о цене, К. Поланьи показывает разницу в подходе нахождения формулы установления цены между современными экономистами и Аристотелем: «Радикальная разница состояла в том, что современный экономист имел своей целью описать образование цен на рынке, в то время как такая мысль была далеко от сознания Аристотеля. Он был занят совершенно другой и гораздо более практической проблемой – созданием формулы, согласно которой должна быть установлена цена».[96]96
  Primitive, Archaic and Modern Economies / Ed. by Dalton G. Boston: Beacon Press, 1971. P. 108.


[Закрыть]

К. Поланьи показывает, что в основе формулы Аристотеля лежит критерий устойчивости общества. Цена может укреплять общество, если она справедливая (т. е. устанавливается в соответствии с обычаем или в соответствии со статусом продавца и покупателя, и при этом отсутствует «неестественная» прибыль), или, напротив, подрывать его устои. Торговля справедлива, если при этом поддерживается существующее положение сообщества. Восхищаясь прозорливостью Аристотеля, К. Поланьи демонстрирует, как «несправедливая» цена практически разрушила общество, существовавшее в Англии в начале XVIII в.

Из теории цены Аристотеля К. Поланьи делает вывод о том, что в тот период экономика еще была встроена в общество, и рыночные механизмы только-только зарождались. Американский экономист считает, что Аристотель наблюдал начало процесса выделения экономики из общества. Исходя из этого К. Поланьи устанавливает временные границы данного процесса, окончанием которого он называет конец XIX в., когда общество начало создавать механизмы для защиты от рынка, тем самым заново встраивая экономику в общество.

Из учения Аристотеля о неестественности делания денег ради самих денег К. Поланьи выводит необходимость разделения экономики на область добывания средств существования для удовлетворения необходимых потребностей и на область размещения ограниченных средств. И далее соответственно принимает субстантивистский подход к изучению экономики – как изучение первой части и формалистский подход – как изучение второй части.

Таким образом, можно утверждать, что основные положения, на которых основывается концепция разделения экономики, были восприняты К. Поланьи от Аристотеля: экономику следует изучать в контексте всех социальных связей, и главной функцией экономики является сохранение и самовоспроизводство сообщества не только в физическом смысле, но прежде всего в культурном плане.

Аристотель был тем, кто увидел начало выделения экономики из общества, а Р. Оуэн, по мнению К. Поланьи, был свидетелем завершения этого процесса, т. е. свидетелем торжества рынка.

Главная заслуга Р. Оуэна состояла в том, что он сумел не только описать, но и понять суть последствий окончательного выделения экономики из общества. «Лишь один человек понял истинный смысл этого сурового испытания, – может быть, потому что среди выдающихся умов эпохи только он имел основательное практическое знакомство с промышленностью, а кроме того обладал даром внутреннего, духовного видения».[97]97
  Поланьи К, Великая трансформация. СПб.: Алетея, 2002. С. 144.


[Закрыть] К. Поланьи считает этого мыслителя открывателем реального общества.

Особенно важной для К. Поланьи была мысль Р. Оуэна об изменяющемся характере человека. «Широкое распространение промышленности по всей стране создает у людей новый характер, – пишет Р. Оуэн, – поскольку же этот характер формируется на основе принципа, в высшей степени неблагоприятного для общего благополучия и счастья отдельных людей, то это должно вызвать самые плачевные и притом бесспорно отрицательные явления, если только указанная тенденция не будет пресечена при помощи законодательного вмешательства и руководства».[98]98
  Оуэн Р. Замечания о влиянии промышленной системы // Утопический социализм. М., 1982. С. 307.


[Закрыть]

Основываясь на данном положении Р. Оуэна, американский экономист рассматривает институты, окружающие людей и формирующие их характер. Он показывает, что поведение человека в обществе определяется той институциональной средой, которая его окружает. Р. Оуэн указывал на то, что расширение деятельности, ориентированной на материальную выгоду, привносит фундаментальные изменения в характер. Вслед за ним К. Поланьи видит ключевой дефект рыночного капитализма в опоре на материальную выгоду и приобретательство как фундаментальные мотивационные силы.

Еще одно важное положение концепции Р. Оуэна, которое американский экономист развивает в своих работах, касается последствий выделения экономики из общества и, как следствие этого, изменения характера людей. Тезис Р. Оуэна о том, что культурная деградация гораздо страшнее материального обнищания, становится лейтмотивом всех работ К. Поланьи.

Р. Оуэн видел, что кризис рыночного капитализма был не узкоэкономическим явлением, но имел гораздо более глубокие последствия. Это был культурный кризис, проникающий в те области человеческой жизни, которые связаны с осознанием смысла жизни и ценности человека в этой жизни. Великий мыслитель учил своих рабочих, что деградация происходит из культурного вакуума, в котором их жизнь потеряла смысл. И одна только высокая зарплата не сможет спасти от углубления этой деградации, так как доход должен быть потрачен на определенные цели с определенным значением для социальной жизни, которое как раз и утрачивается. Аналогичным образом оценивает К. Поланьи последствия внедрения рыночного механизма в странах Африки.[99]99
  Поланьи К. Великая трансформация. СПб.: Алетея, 2002, С. 175–180,


[Закрыть]

Кроме того, представляется совершенно очевидным, хотя сам К. Поланьи об этом не пишет, что именно работы Р. Оуэна и его практическая деятельность способствовали возникновению теории двойного движения, которая является одним из важнейших достижений американского экономиста. Третьим мыслителем, оказавшим серьезное влияние на К. Поланьи, является Бронислав Малиновский. Имя Б. Малиновского самым тесным образом связано с появлением науки «экономическая антропология», которая явилась тем полем, где К. Поланьи искал и находил теоретические и практические доказательства основных положений своей теории.

Малиновский исходил из того, что любой социальный институт создан для определенной цели и является «культурным ответом» на определенную человеческую потребность. Потребности людей, как правило, сводятся к биологическим нуждам. Так, например, обмен веществ порождает такой институт, как снабжение средствами питания; потребность в продолжении рода порождает институт семьи, рода; необходимость поддерживать здоровье приводит к появлению правил гигиены, практики врачевания и т. д. Малиновский считал, что, согласно принципу всеобщей связи, ни один институт не может рассматриваться изолированно от других проявлений социально-экономической жизни. При описании конкретного общества за основу брался один из его институтов и «высвечивался» из того, что Б. Малиновский называл «калейдоскопом племенной жизни», т. е. из всего хитросплетения поступков, отношений и связей, выраженных в деятельности членов общества.

Примером такого подхода является описание и исследование института кулы. Б. Малиновский дает следующее описание этого института; кула есть «система торговли», заключающаяся в «циркуляции двух видов предметов, которые высоко ценятся, но не имеют никакого практического употребления. Это – браслеты, сделанные из ракушек, и ожерелья из дисков морских раковин, предназначенные для украшения, но вряд ли когда используемые даже для этой цели. Предметы этих двух видов движутся… по круговому маршруту, который простирается на много миль и охватывает множество островов. Ожерелья совершают оборот по направлению движения часовой стрелки, а браслеты движутся в противоположном направлении. Предметы обоих видов никогда не задерживаются на сколько-нибудь длительный промежуток времени в руках владельца; они постоянно движутся, постоянно встречаются и обмениваются друг на друга».[100]100
  Economic Anthropology; in theory and analysis. 1968. P. 21.


[Закрыть]

На первый взгляд кула представляет собой обмен материальных ценностей. Поэтому Б. Малиновский подходит к куле как к экономическому институту, но в процессе исследования он приходит к выводу, что основную роль здесь играют не экономические, а социальные стимулы. Рассматривая отличия в мотивации труда в современных и дорыночных обществах, Б. Малиновский показывает, что интегрирующими и организующими силами в последних являются силы социальные. Таким образом, Б. Малиновский впервые конкретно показал всю глубину отличия экономических отношений традиционного общества от экономических отношений современного общества.

Назвав кулу системой торговли, исследователь в то же время подчеркивает, что этот институт всеми своими основными чертами не только отличается, но и по сути противоположен торговле в обычном смысле слова. Это – несомненно, обмен, но не товарообмен. Никто из участников не извлекает из него никакой прямой материальной выгоды. И тем не менее этот происходивший с соблюдением определенных правил «переход из рук в руки двух бессмысленных и совершенно бесполезных предметов» играл большую роль в жизни тробрианцев.[101]101
  Economic Anthropology: in theory and analysis. 1968. P. 21.


[Закрыть]

Следуя своему институциональному методу, Б. Малиновский всесторонне описывает кулу. Он показывает ее социальное и экономическое значение. Ученый утверждает, что кула является институтом, способствующим «интерсвязям между тробрианцами различного языка и культуры».[102]102
  Ibid. P. 24.


[Закрыть] Суть кулы Б. Малиновский видит в том, что получение и возврат ценностей разделены во времени. Обмен никогда не происходит одновременно из рук в руки, он разделен на два акта, между которыми существует определенный промежуток времени. Исследователь называет это специфичной формой кредита, которая основывается на высокой степени взаимного доверия. Что заставляет тробрианцев отдавать столько же и даже больше, но не в коем случае не меньше, чем они получили? Отвечая на этот вопрос, Б. Малиновский показывает отличие мышления первобытного человека от современного. Для примитивного человека давать – важнее, чем владеть, щедрость – самое главное богатство, так как она способствует упрочению положения в обществе.

Рассматривая отличия в организации труда у цивилизованных и примитивных людей, Б. Малиновский подчеркивает, что интегрирующими и организующими в первобытных обществах являются социальные силы. Ученый приходит к выводу, что первобытный человек не стремился выполнять какие-то общие (общественные) задачи. Участвуя в общественном труде, он реализует собственные интересы, хотя бы потому, что не знает, в чем заключаются общие задачи и цели. Б. Малиновский обращает на это внимание, описывая кулу, «Они не имеют понятия об общих задачах некоторых социальных структур. Они знают собственные мотивы, знают цели индивидуальных действий, но для чего нужны коллективные действия – за пределами их умственного горизонта. Даже самый «интеллектуальный» дикарь не имеет ясного представления о куле – как об огромной, организованной социальной конструкции и еще меньше – о ее функциях».[103]103
  Ibid, P. 22.


[Закрыть]

Собранный Малиновским материал наглядно свидетельствует: в первобытном обществе существовали не просто иные формы привычных экономических отношений, а отношения, совершенно не укладывающиеся в рамки сложившихся представлений о том, какими должны быть экономические отношения.

За основу своей концепции американский экономист берет теорию института Б. Малиновского, также под влиянием работ Б. Малиновского К. Поланьи говорит о необходимости иного методологического подхода к изучению нерыночных экономик. Этот новый методологический подход он называет «субстантивным» анализом экономики.

Итак, от Аристотеля К. Поланьи узнал, что функцией экономики является обеспечение продолжения существования общества как культурного феномена. От Р. Оуэна он узнал, что экономика, не подчиненная этой цели, разрушает те самые основы жизни, сохранению которых она предназначена служить. Следуя за Б. Малиновским, К. Поланьи становится антиэволюционистом и открывает для себя «примитивные экономики» как сферу поиска доказательств своей теории.

Методологические принципы концепции К. Поланьи сформулировал в процессе дискуссии между представителями школы Поланьи и представителями формалистского подхода в экономической науке по вопросам возможности применения традиционной экономической теории к анализу экономики доиндустриальных стран. Дискуссия началась в 1940 г., когда вышла в свет работа М. Херсковица «Экономическая жизнь примитивных народов». С публикации этой работы фактически начался спор, который, то затухая, то разгораясь, длился более тридцати лет. В западной литературе эта дискуссия получила название «тридцатилетняя война».

В своей работе М. Херсковиц с неоклассических позиций пытается проанализировать огромный материал об экономической жизни докапиталистических обществ. В анализе он опирается на экономический словарь традиционной экономике и указывает на присутствие в примитивных экономиках таких понятий, как «капитал», «труд», «рынок», «обмен» и др. В то же время он подчеркивает, что объем этих понятий отличается от того, как они трактуются в современном обществе, и их необходимо интерпретировать совершенно иначе. Он отмечает, что экономическое поведение примитивных людей коренится в неэкономических аспектах общественного поведения и действует не как автономная структура.[104]104
  Herskovits М. Economic Life of Primitive Peoples. N. Y., 1940,


[Закрыть]

После публикации книги М. Херсковица редактор журнала «Journal of Political Economy» пригласил Ф. Найта, экономиста с традиционными взглядами, написать о ней рецензию. В своей статье Ф. Найт критикует М. Херсковица за «излишне индуктивный подход» в ущерб дедуктивному, т. е. за тесную привязку к конкретной реальности вместо построения моделей функционирования экономики первобытного общества,[105]105
  Knight F. Anthropology and Economics // Journal of Political Economy, 1941, № 49.


[Закрыть] М. Херсковиц в принципе отрицает подход Ф. Найта. Его возражения были опубликованы в том же журнале. Он видит опасность в отказе от индукции и от постоянной перепроверки гипотез с помощью фактов. Он критикует традиционных экономистов за то, что они, определяя природу своих дедуктивных систем как внутренне непротиворечивую, логически выстроенную, но использующую данные реального мира только для иллюстрации, тем не менее верят в нее как в реальность и утверждают, что она имеет универсальное значение.[106]106
  Herskovits M. Economics and Anthropology: a rejoinder // Journal of Political Economy, 1941. № 49.


[Закрыть]

Диспут между Ф. Найтом и М. Херсковицем не был разрешен и в 1947 г., когда была опубликована работа К. Поланьи «Наше устаревшее рыночное мышление», где он подверг резкой критике основные положения традиционной экономикс применительно к докапиталистическим обществам. В этой и последующих работах, особенно в совместной работе с американскими экономическими антропологами К. Аренсбергом и Г. Пирсоном «Торговля и рынок в ранних империях» (1957), К. Поланьи настаивает на необходимости субстантивистского подхода к анализу докапиталистических обществ, Это послужило основой для нового витка данной дискуссии. В 1958 г. издатель влиятельного журнала «The American Economic Review» отдал книгу «Торговля и рынок в ранних империях» на рецензию экономисту-традиционалисту, и дискуссия разгорелась с новой силой.

Таким образом, в 1940–1950 гг. в области изучения некапиталистических экономических систем наряду с так называемым «формалистским» появляется и «субстантивистский» подход.

К формалистам относят экономистов, рассматривающих человека во все времена как существо рациональное и максимизирующее свою выгоду. Субстантивисты – это экономисты, пытающиеся создать новую теорию, которая позволяла бы выявлять специфическую природу экономики нерыночных обществ. Если представители формализма считают, что предметом экономической науки является исследование распределения ограниченных ресурсов рациональным человеком, максимизирующим свою выгоду, то представители субстантивизма утверждают, что не всегда и не везде существовал рациональный человек, следовательно, данное формалистами определение предмета экономической науки – слишком узкое. Оно ограничивается рамками капитализма эпохи свободной конкуренции. Поэтому субстантивисты предлагают более широкое определение, охватывающее все общественные системы во все времена; с их точки зрения, предметом экономической науки, т. е. экономикой, является процесс добывания средств существования.

Основным постулатом субстантивизма является экономика как «встроенный» институт, который можно анализировать лишь в контексте всей совокупности культурных традиций и общественных отношений данного общества. Определяющий характер экономика имеет, по мнению субстантивистов, лишь при капитализме эпохи свободной конкуренции. В остальных обществах она сама является определяемым, т. е. зависимым от норм, обычаев и других социальных отношений институтом. Выход экономики из-под контроля норм и обычаев общества связан с кардинальными изменениями менталитета. Это два параллельных процесса, результатом которых является кардинальное изменение всей системы социально-экономических отношений, а также регулирующих ее законов.

Следовательно, с точки зрения субстантивистов, существуют экономические законы, отличные от тех, которые работают в системе капитализма свободной конкуренции, т. е. другие взаимосвязи и взаимозависимости между хозяйствующими субъектами и объектами хозяйствования. Таким образом, задача экономистов-субстантивистов – выявление этих специфических закономерностей, а не попытки подогнать действительность примитивных, архаических и посткапиталистических обществ под систему законов, выявленных для капитализма эпохи свободной конкуренции.

Первый этап теоретического исследования, по мнению субстантивистов, заключается в том, чтобы найти критерий, который позволяет определить, где заканчивается капитализм свободной конкуренции и начинается какое-то другое общество; т. е. критерий, который позволяет выделить в процессе исторического развития различные модели обществ на основе степени зависимости экономических институтов от других общественных институтов (норм, обычаев, традиций и т. д.), т. е. в зависимости от степени встроенности экономики в общество. Второй этап – это анализ экономических процессов, присущих каждой модели, и выявление свойственных ей закономерностей.

Формально спор между субстантивистами и формалистами ведется, главным образом, по вопросу о применимости «современной экономической теории» к анализу примитивных экономик. Фактически же в центре обсуждения находится целый комплекс возможных теоретических вопросов. По существу, ставится и по-разному решается проблема специфики экономических отношений в до – и посткапиталистических обществах, их отличий от капиталистических, а в связи с этим – также и вопрос о самом понятии «экономика» вообще, об отличии «экономического» от «неэкономического» в жизни общества.

Принципиально важными, вызвавшими наибольшие споры в этой дискуссии, были две проблемы. Первая – это степень применимости «традиционной», или «формальной», экономической науки для анализа нерыночных экономик.

Позиция противников К. Поланьи по данному вопросу базируется в основном на трех главных аргументах. Во-первых, формалисты считают, что в любом обществе материальные ресурсы ограничены. Из ограниченности средств возникает необходимость в их экономии, а следовательно, возникает и экономика. Экономия заключается в распределении ограниченных средств между альтернативными нуждами человека. Варианты такого распределения возможны самые различные. Исходя из принципа ограниченности средств, делается вывод, что человек по самой своей сущности стремится к максимально возможному в данных условиях удовлетворению своих потребностей. Поэтому перед ним всегда стоит задача рассчитать такой вариант распределения ограниченных средств, который обеспечит ему «максимизацию» благ, т. е, является наиболее «экономичным». Следовательно, задача экономической теории состоит в том, чтобы помочь человеку сделать правильный выбор.

Из вышесказанного делается вывод, что принцип ограниченности средств и вытекающая из него необходимость «максимизации» благ и выбора не содержит в себе ничего специфически капиталистического. Это дало основания сторонникам традиционного подхода утверждать, что этот принцип универсальный, следовательно, может быть применен к любой организации общества, в том числе и к нерыночным хозяйствам.

Для такого подхода к докапиталистическим обществам характерна рыночная модернизация экономики примитивных хозяйств, в основе своей построенных на натуральной базе. При этом любой вид материальных благ (орудия труда, земля, удобрения и т. д.) трактуется как «капитал», любая хозяйственная операция, включая воровство и дарение, – как «обмен», любой вид возврата средств превращается в «процент» и т. д.

Оппоненты К. Поланьи считают, что основное сходство между примитивными и крестьянскими экономиками и промышленным капитализмом достаточно велико для того, чтобы использовать для их анализа концепцию и терминологию традиционной экономической теории (экономизация, максимизация, эластичность, ограниченность, предложение, спрос, капитал и т. д.)

К. Поланьи исследует характерные черты промышленного капитализма и докапиталистических обществ таким образом, чтобы показать различия этих социально-экономических систем, К. Поланьи утверждает, что концепции традиционной экономической теории дают правильное представление о современной экономической системе, поскольку институционализированные правила рыночного обмена и использования денег вызывают экономизацию и максимизацию. Однако применение этих концепций к нерыночным секторам примитивных и крестьянских обществ приведет к таким же искажениям, как если бы концепции христианства применялись для анализа примитивных религий.

Американский экономист и его сторонники считают, что в экономиках прожиточного минимума вопрос выбора из реальных альтернатив не встает таким явно выраженным образом. «Житель острова Тробрианд, – пишет последователь К. Поланьи Дж. Дальтон, – познает правила экономики своего общества и следует им почти так же, как американец познает язык своей страны и применяет его. Американец рождается в культуре, говорящей по-английски. Он никоим образом не говорит по-английски "по своему выбору", а потому, что у него нет реальной альтернативы. Также и житель острова Тробрианд рождается на острове, где выращивают ямс. Он не выбирает ямс из-за его преимущества перед брокколи. Этот вопрос перед ним просто не возникает».[107]107
  Dalton G. Theoretical Issues in Economic Anthropology // Current Anthropology 1969. Vol. 10. № 1.P.67.


[Закрыть]

Второй аргумент в пользу применимости традиционной теории к нерыночным обществам, с точки зрения сторонников неоклассической школы, следующий. По их мнению, крестьянские экономики рассматриваются в качестве типичных случаев, анализируемых экономической антропологией, следовательно, то, что верно для крестьянских экономик, верно и для примитивных экономик, поскольку как первые, так и вторые находятся в области рассмотрения антропологии, поэтому должен применяться единый комплекс концепций и обобщений.

Крестьянские экономики – это мелкомасштабные рыночные экономики с низким уровнем развития, в которых продукция производится для продажи на рынке, используются деньги современного типа, наблюдается продажа факторов производства и имеются прочие черты рыночных экономик. Структуру и показатели коммерциализированных секторов крестьянских экономик можно анализировать и измерить в традиционном экономическом выражении. Но, с точки зрения субстантивистов, это не означает, что то же самое относится и к примитивным экономикам, где отсутствуют необходимые черты рыночной организации, которые позволяют вести анализ с применением рыночных концепций и вести измерения в денежном выражении.

Третья причина, почему считается, что традиционную экономику можно применять к исследованию примитивной экономики, заключается в измерении экономических показателей. Выявлением производственных взаимосвязей, определением движения производственных потоков, их объемов и их структуры, общих объемов и состава производства (например, расчетом национального дохода) в крупномасштабных интегрированных на общегосударственном уровне индустриализированных экономиках занимаются несколько областей прикладной экономики и статистики. Определить объем производства можно в экономике любого типа, вне зависимости от того, насколько она примитивна и мала. Всегда можно определить объем и показатели производства, выразив их через использованные ресурсы (например, число трудодней, необходимых для того, чтобы построить хижину) или в реальном масштабе получающейся продукции (в тоннах или количествах выращенных клубней ямса).

Верно то, что, пытаясь выразить экономические показатели количественно, экономисты ставят перед мелкими экономиками прожиточного минимума те же вопросы, которые они ставят перед индустриальными экономиками: каков общий объем и его состав производства для общества? Каким образом распределяется доход? Но отсутствие денег и ценообразования означает, что объем можно выразить лишь приблизительно, и к тому же его никак нельзя сравнивать с подробными разбивками национального дохода и валового национального продукта в развитых экономиках. А малое количество производимых товаров и услуг, наряду с отсутствием сложных производственных процессов (отсутствие операций обмена между фирмами и отраслями в развитых экономиках), означает, что анализ динамики производства не даст полезной информации.