Текст книги "Развитие западной экономической мысли в социально-политическом контексте. Учебное пособие"

К. Поланьи утверждает, что саморегулирующийся рынок, созданный государством, был настолько чужд народу и имел такие разрушительные последствия, что он практически вызвал к жизни мощный контрпоток, стремящийся защитить общество и землю. Уже с конца 1840-х гг. рабочие и другие слои населения начинают создавать собственные организации, чтобы оградить себя от давления законов свободного рынка. Кроме того, сам парламент вводит законы, предохраняющие общество и землю от разрушительных последствий функционирования рынка, К. Поланьи приводит перечень правительственных нововведений, собранных воедино в 1884 г. знаменитым философом Гербертом Спенсером, который обвинял либеральную партию в пренебрежении либеральными принципами и введении ограничительного законодательства. «В 1860 г. была учреждена должность "инспекторов качества пищи и питья с оплатой соответствующих расходов из местных налогов", с тем чтобы обеспечить "аналитиков продовольствия и питья местными цифрами"; затем последовал закон, предусматривающий "инспекцию газовых заводов"; дополнение к Акту о горной промышленности, "устанавливавшее наказание за использование труда детей моложе 12 лет, не посещающих школу и не умеющих читать и писать"». В 1863 г была предоставлена власть опекунам внедрить вакцинацию; местным управлениям было отдано распоряжение установить ставки для средств передвижения; и некоторым сформированным на местах организациям были предоставлены полномочия облагать налогом местности для сельских дренажных работ и проведения ирригации, а также для подвода воды для скота. В 1862 г. был принят закон, объявлявших незаконной «угольную шахту с одним стволом». В 1863 г. на Шотландию и Ирландию была распространена обязательная вакцинация. Был также принят закон, согласно которому назначались инспекторы для проверки качества продовольствия; закон о чистке труб, чтобы предотвратить болезни и смерть детей, посылаемых для чистки слишком узких проемов; закон о заразных болезнях; закон об общественных библиотеках и т. д.[143]143
  Поланьи К. Великая трансформация. СПб., 2002. С. 163–164.


[Закрыть]

Все это было, по определению К. Поланьи, самоорганизацией общества, иногда с помощью правительства, иногда против его желания с целью защитить людей и землю от разобщающих сил рыночной системы. Другими словами, возник комплекс институтов, ассоциаций, движений, которые помогали людям участвовать в формировании их собственного социального мира. Поланьи исследует воздействие рынка на человека, природу и производство. Он ярко показывает пагубность этого воздействия и подробно анализирует процесс формирования рынков земли, труда и денег, а также меры, предпринятые обществом для защиты от рынка: противодействие мобилизации земли, аграрный протекционизм и ограничения на куплю-продажу земли, трудовое и социальное законодательство, право объединения в профсоюзы, централизованное банковское дело, без которого рынок уничтожил бы свое порождение – деловые предприятия. На взаимодействии денежного рынка и делового предприятия стоит остановиться подробнее: негативное воздействие рынка на человека и природу отчетливо видно, тогда как тезис о негативном воздействии рынка на предприятие, на первый взгляд, кажется просто неверным. Поланьи пишет: «Легко понять, почему система товарных денег… несовместима с промышленным производством. Товарные деньги – просто товар, который в силу каких-то обстоятельств функционирует как деньги, и поэтому его количество в принципе вообще не может возрастать, разве что в том случае, когда уменьшается количество товаров, не функционирующих как деньги. На практике товарные деньги – это обычно золото или серебро, количество которого может возрасти и за короткий промежуток времени, но ненамного. Однако расширение производства и торговли, которое не сопровождается увеличением количества денег, должно привести к падению уровня цен… Бумажные деньги возникли на ранней стадии как средство защитить торговлю от вынужденных дефляций, сопровождающих использование металлических денег, когда объем предприятия возрастал… Реальная проблема возникла вместе с потребностью в валютных курсах и, как следствие, в ведении золотого стандарта, приблизительно в эпоху Наполеоновских войн… бумажные деньги… не обеспеченные золотом, не могли циркулировать на чужой территории».[144]144
  Поланьи К. Великая трансформация. СПб., 2002. С. 214.


[Закрыть]

Таким образом, Поланьи показывает, что причиной, лежащей в основе экономического кризиса 1929 г., краха золотого стандарта, прихода к власти фашизма, было противоречие между развитием экономики на основе саморегулирования, где система золотого стандарта является одним из необходимых условий, и общественным движением, целью которого было спасение общества как такового от распада и стабилизация жизни в целом. Или, другими словами, это было противоречие между стремлением экономики выделиться из общества и необходимостью вмешательства общества в экономику в форме политического и социального регулирования.

Можно сказать, что в системе К. Поланьи действуют не две силы – государство и рынок, а три – государство, рынок и общество. Следовательно, можно сделать вывод, что американский экономист предвидел и предсказал появление того, что впоследствии будет названо «гражданским обществом».

Заключение, к которому приходит К. Поланьи, сводится к следующему: современное капиталистическое общество характеризуется «сдвоенным движением»; с одной стороны, саморегулирующийся рынок, поддерживаемый классами собственников и торговцев, а с другой стороны, самозащита общества социальными силами, которые стремятся защитить народ, его землю и его культуру. Следовательно, свободный рынок просуществовал недолго. Почти сразу же возникает контрдвижение, целью которого становится защита общества от рынка: появляются фабричное и социальное законодательство, политическое и экономическое движение рабочего класса. Именно это контрдвижение К. Поланьи и называет «великой трансформацией».

К. Поланьи старался показать, что контролируемая рынком экономика, в которой труд, природные богатства, деньги – товары, реально существовала только однажды (с середины XVIII и до конца XIX в.) в истории человечества. Такого рода экономическая система, по его мнению, была ошибкой, совершенной во время промышленного переворота в Западной Европе, и вследствие этого каждое общество, где рыночная экономика играет основную роль, рано или поздно будет заменено обществом с социально контролируемой экономикой.

Когда К. Поланьи говорит о том, что капитализм эпохи свободной конкуренции – ошибка, он, прежде всего, имеет в виду «ненормальность» этой системы с присущими ей отчужденностью и разобщенностью для общества в целом, К. Поланьи не говорит о том, что этого этана следовало или можно было избежать. Он доказывает временный и преходящий характер этого этапа. Американский экономист показывает, что структуры и механизмы рыночной экономики неизбежно ведут к общественному контролю (например, «новый курс» Рузвельта, фашизм).

К. Поланьи показывает, что попытки защитить себя от стихии рынка предпринимались не только в Европе, где уже с конца XIX в., по мнению американского экономиста, можно говорить о появлении контролируемой экономики. Восстания против империализма были попыткой части иноземных народов достигнуть политического статуса, необходимого для защиты себя от социальных разрушений, вызванных европейской торговой политикой. Защита, которой белый человек может легко обеспечить себя через высший закон его общества, отсутствует для цветного человека, так как отсутствует ее необходимое условие – политическое государство.

Несмотря на резкую критику рынка, американский экономист считает, что рынок не должен исчезнуть совсем, его необходимо только ограничить. Конец капитализма эпохи свободной конкуренции не означает исчезновение рынка. Он остается в различных формах для обеспечения свободы потребителя, для регистрации изменений спроса, влияния на доходы производителя, т. е. для того, чтобы быть органом саморегулирования экономики. Контролируемый рынок есть эффективный распределительный механизм. И это подтвердили как эксперимент Западной Европы и США после Второй мировой войны, так и расширение контролируемого рынка в социалистических хозяйствах с середины 1950-х гг., считает американский экономист.

К. Поланьи полагает, что капитализм можно сохранить, но при условии, что рынок перестанет быть единственным регулятором экономики. Согласно К. Поланьи, корень зла – именно в определяющей роли рынка. Рынок разлагает общество, способствует деградации человека, создает социальные классы.

В результате К. Поланьи делает вывод о неизбежности социально контролируемой экономики. Переходная сущность рыночно-контролируемой экономики, считает Поланьи, является социально-культурным законом для всех обществ. Более того, он утверждает, что саморегулирующийся рынок и демократия – несовместимы. Либо свободная рыночная экономика уступит дорогу более социально ориентированной экономике; либо, если свободная рыночная экономика останется в действии, она в растущей мере будет зависеть от авторитарного или даже фашистского защитительного правления.

В заключение следует еще раз отметить, что главной целью К. Поланьи был поиск путей и средств для достижения более гуманного устройства общества и экономической системы, где человек находится в центре. Эта изначальная морально-этическая позиция была господствующей в работе всей его жизни.

Часть II. Введение в экономическую антропологию

Предметом исследования экономической антропологии, которая появляется, как это было показано в первой части, в результате исследований примитивных обществ, являются институты, связывающие экономическую сферу деятельности людей со всеми остальными: политической, религиозной, семейной, культурной и проч., – другими словами, это – наука о неэкономической мотивации хозяйственной деятельности человека.

В соответствии с наиболее широко распространенным определением, которого мы будем придерживаться, институты – это правила, существующие либо в форме нормы формального закона, договора, либо в форме неформальных норм поведения, традиций, устанавливающих небюджетные ограничения действий экономических агентов при достижении последними своих целей. В экономической антропологии выделяются рыночные институты – правила, регулирующие отношения экономических агентов в системе саморегулирующихся рынков, и нерыночные институты – правила, регулирующие все остальные сферы деятельности человека. Нерыночные институты создают дополнительные неэкономические стимулы хозяйственной деятельности. В связи с этим необходимо различать экономически рационального индивида, целью хозяйственной деятельности которого является максимизация материальной выгоды, и культурно рационального индивида, цель которого – максимально соответствовать культурным нормам данного сообщества. Единственное, что объединяет оба случая, – при сильном отклонении от заданной цели индивид рискует быть изолированным от общества, иногда это равносильно гибели.

Экономисты-антропологи вслед за Поланьи выделяют три вида общества. Традиционное общество, основанное на сельском или ремесленном труде с жестко регламентированными традициями и обычаями, где экономика встроена в общество, а мотивация обеспечивается посредством семейных, религиозных и других социальных институтов. Поддержание стабильности здесь является главной целью функционирования социально-экономических институтов. Рыночное общество, где экономика отделена от общества, функционирующее на основе свободных, саморегулирующихся рынков, прежде всего, на основе саморегулирующихся рынков факторов производства. И пострыночное, инновационное общество, где экономика снова встраивается в общество посредством социальных и политических институтов; рынки факторов производства перестают здесь быть свободными: их деятельность ограничивается системой социальной защиты, трудовым, банковским и земельным законодательствами, и главным мотивом хозяйственной деятельности становится развитие.

Экономисты-антропологи исходят из того, что мотивы экономической деятельности людей лежат, в основном, вне экономической сферы. Единственным исключением является период расцвета системы, основанной на саморегулирующихся рынках, когда была практически разрушена старая система социально-экономических отношений (далее мы будем называть ее традиционной) и основными мотивами хозяйственной деятельности становятся страх перед голодом и жажда прибыли. В Англии такой период длился примерно 100 лет, почти весь XIX в. В конце XIX – начале XX в. появляются институты, которые сильно ограничивают функционирование свободных рынков, прежде всего рынков основных факторов производства: земли, труда, денег. На континенте этот период оказался короче – промышленная революция началась здесь позже, соответственно и рынки формировались с некоторым опозданием по отношению к английским, а система социальной защиты, земельное и банковское законодательства появились на континенте раньше, чем в Англии. Что касается США, то здесь сложно говорить о наличии саморегулирующихся рынков факторов производства, так как практически до конца XIX в. в США поступал постоянный поток новой рабочей силы и капитала, новые земли вводились в оборот.

Таким образом, «идеальная» рыночная экономика в чистом виде существовала недолго (по сравнению со всем периодом хозяйственной деятельности человечества) и на очень ограниченном пространстве. Следовательно, объект исследования для экономистов-антропологов достаточно обширный. Это, во-первых, архаические исторические общества прошлого, причем не только первобытно-общинные, но и общества, имеющие достаточно сложные политические и социальные системы: древние речные цивилизации, античные системы, общества средневековой Европы, восточные деспотии и др.

Во-вторых, это – современные нам государства, где роль традиционных институтов настолько велика, что они продолжают оказывать значительное влияние на хозяйственную деятельность, где нет развитых рынков факторов производства, а субъект экономических отношений часто поступает экономически нерационально, где значительная доля ВВП создается в теневой экономике. Это – практически все развивающиеся страны. О роли неформальных институтов в развивающихся странах писали многие известные экономисты (Г. Мюрдаль, Д. Норт, Т. Шанин, Э. де Сото и др.), здесь особенно хотелось бы отметить работу E. Г. Ясина «Модернизация экономики и система ценностей».[145]145
  Ясин Е. Г. Модернизация экономики и система ценностей. М., 2003.


[Закрыть] На основе международных исследований Ясин показал, что существует тесная связь между системой ценностей и благосостоянием. Например, конфуцианская этика, основанная на трудолюбии и жесткой иерархии, способствовала росту стран Восточной Азии в индустриальную эпоху В постиндустриальную эпоху, когда требуется больше креативности и иерархия заменяется сетевой формой организации, неформальные институты этих стран становятся тормозом развития. Главный вывод его работы состоит в том, что не только институты влияют на развитие, но и существует обратная связь, и следовательно, любое общество может достичь эффективной (т. е. стимулирующей экономический рост) системы ценностей.

В-третьих, предметом исследования экономической антропологии являются нерыночные институты развитых капиталистических стран. Прежде всего, институты, ограничивающие свободное функционирование рынков товаров и факторов производства: потребительские союзы, экологические организации, система профсоюзов, формальные нормы, регулирующие финансовые потоки, и неформальные нормы, снижающие заработную плату эмигрантов и т. д. Следует отметить, что по мере ограничения рыночных институтов нерыночные отношения будут приобретать все большую значимость. Кроме того, это – семейные хозяйства. Исследования мелкого бизнеса в Восточной Европе показывают, что целью семейного хозяйства чаще всего является не получение прибыли, а удовлетворение потребностей семьи (выживание), причем это связано не столько с ограниченностью ресурсов, сколько с психологической установкой.[146]146
  Small and Medium Enterprises in Transitional Economies / Ed. by McIntyre R. J. and Dallago B. N. Y., 2003.


[Закрыть]

Как мы видим, объект исследования достаточно обширен, и поэтому неудивительно, что существует ряд неэкономических наук и направлений непосредственно в экономической науке, предмет исследования которых пересекается с исследованиями экономистов-антропологов. Наиболее близкими по тематике являются такие науки, как этнография, социология, политология, а также такие субдисциплины, как экономическая социология, социально-историческая антропология. Учитывая ограниченность формата изложения материала, мы не имеем возможности подробно анализировать предмет исследования каждой из этих наук и его соотношение с предметом исследования экономической антропологии. В целом предметом анализа вышеперечисленных дисциплин являются собственно институты – либо институты исследуемого конкретного общества, как правило, традиционного (этнография), либо институты определенной сферы человеческой деятельности (семейные, религиозные, политические). Экономическая антропология акцентирует внимание прежде всего на том влиянии, которое эти институты оказывают на экономическую деятельность. Отличие политологии, например, от экономической антропологии состоит в том, что политология изучает эволюцию, формирование, типы и т. д. политических систем, тогда как антрополога интересует влияние, которое та или иная политическая система оказывает на объемы производства, производительность труда, – то, насколько политическая система способствует или препятствует формированию институтов рынка. Например, экономисты-антропологи доказали, что такая политическая система, как вождество, способствует более интенсивному труду, чем система бигменов.[147]147
  Салинз М. Экономика каменного века. М.: О.Г.И, 1999.


[Закрыть]

Помимо других общественных дисциплин, в самой экономической науке существует ряд направлений, также изучающих нерыночные институты. Впервые в рамках экономической науки эта проблематика была поднята в 30-х гг. XX в. в США. Появляется институционализм, противопоставляющий себя господствовавшей тогда неоклассической доктрине. Представители нового направления и их последователи обратили внимание на существование неэкономических мотивов хозяйственной деятельности. Они попытались объяснить явления, не укладывающиеся в рамки традиционной экономической модели. Но в отличие от экономистов-антропологов основное внимание они уделяли неэкономическим институтам рыночного общества. Экономическая антропология появляется примерно в это же время, но если институционализм шел от экономики к культурному контексту, то экономическая антропология – в обратном направлении. Следует отметить, что в названии науки «экономическая антропология» не фигурирует слово «институционализм», так как, во-первых, это слово ассоциировалось с направлением, анализирующим именно современную экономическую деятельность, и во-вторых, экономическая антропология выделилась не из экономики, а из культурной антропологии, и, следовательно, она мыслилась не как направление экономической науки, а как самостоятельная наука или по крайней мере как отдельная субдисциплина.

Методология экономической антропологии близка методологии институционализма. Прежде всего, это подтверждается тем, что оба направления рассматривают институциональный разрез экономической системы. Кроме того, можно выделить ряд сходных черт, которые позволяют говорить об их общих методологических основах: это – оппозиция традиционной экономической теории. И институционализм, и экономическая антропология поставили перед собой задачу проанализировать экономические процессы с иных методологических позиций. Однако при этом и там, и там критика методологии неоклассической теории уживается с признанием ее научной значимости для анализа капитализма эпохи свободной конкуренции, где рынок является полновластным регулятором экономики.

Институционалисты предполагают выход за пределы собственно экономических дисциплин, необходимость изучения всех факторов, формирующих социально-культурную среду, в которой протекают экономические процессы. Междисциплинарность у них предопределяется исходной идеей системности, согласно которой общество есть многоплановый и многоуровневый целостный организм. Такой подход формировался в противовес неоклассической методологии «чисто экономического анализа».

О близости воззрений, которые проповедовал известный экономист-антрополог К. Поланьи, воззрениям институционалистов говорили многие его ученики. В. Нил, американский профессор экономики, так писал об этом: «…многие из нас, кто участвовал в группе Поланьи в конце 1940-х – 1950-х гг., рассматривали эту группу как институционалистов… Двое из нас стали президентами Ассоциации эволюционной экономики (Association for Evolutionary Economics) – профессионального общества, представляющего американский институционализм. Именно Поланьи направил меня на изучение работ Кларенса Айреса, и именно Поланьи способствовал анализу работ Джона Коммонса Гарри Пирсоном».[148]148
  Neal W. Karl Polanyi and American Institutionalism: A Strange Case of Convergence // The Life and Work of Karl Polanyi. N. Y., 1997. P. 150.


[Закрыть]

Много общего можно найти между теорией К. Поланьи и концепциями неоинституционального направления. Так, например, Д. Норт критикует неоклассическую школу за то же самое, за что критиковал ее К. Поланьи: за неспособность объяснить существование нерациональных и неэффективных с точки зрения капитализма институтов; за толкование эффективности и т. д. Исследуя проблемы сотрудничества между людьми, Д. Норт пишет: «…неоклассическая теория не служит надежным подспорьем для изучения таких организаций, как средневековое феодальное поместье, ярмарки в Шампани или сук (базар в странах Ближнего Востока и Северной Африки, без которого трудно понять эти страны). Неоклассическая теория не только не способна убедительно описать взаимодействие между этими структурами, но и не может объяснить, почему такие, казалось бы, неэффективные формы взаимодействия существуют в течение тысячелетий».[149]149
  Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Начала, 1997. С. 27.


[Закрыть] В связи с этим Д. Норт ставит перед собой ту же задачу, что и К. Поланьи, – создать экономическую теорию, подходящую для исследования докапиталистических и посткапиталистических систем, причем используя при этом, как и К. Поланьи, метод сравнительного анализа. Анализируя поведенческие аспекты институциональной теории, Д. Норт приходит к выводам, аналогичным выводам К. Поланьи: «…эффективность не обязательно имеет тот положительный смысл, который придают экономисты этому термину, репутация, доверие и другие аспекты человеческого поведения, на первый взгляд, являющиеся альтруистическими и не сочетающиеся с индивидуальной максимизацией личной выгоды, в некоторых ситуациях оказываются свойствами, наиболее эффективно ведущими к выживанию».[150]150
  Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Начала, 1997. С. 38.


[Закрыть] Далее, как и К. Поланьи, Д. Норт указывает на временную ограниченность рыночной системы; «… в экономической истории подобные примеры – скорее исключения. На протяжении большей части истории опыт экономических агентов и идеология игроков не соединялись друг с другом так, чтобы произвести эффективные последствия».[151]151
  Там же. С 124.


[Закрыть]

Кроме того, теория интеграции обществ К. Поланьи во многом перекликается с идеями Д. Норта о зависимости развития экономики от институциональной системы, которые он подтверждает анализом развития институтов Северной и Южной Америки.

На основании вышеизложенного можно утверждать, что некоторые идеи К. Поланьи предвосхищают идеи представителей неоинституциалыюго направления. Об этом пишет сам Д. Норт в работе, посвященной месту рынка в истории и вкладу теории К. Поланьи в развитие этой проблемы.