Текст книги "Часы любви"

Взяв Равенну за подбородок, Ниалл заставил ее повернуть к нему голову. Она поглядела на него полными слез глазами.

– Я знаю только одно. Я хочу тебя, хочу отчаянно, так отчаянно, что моя потребность в тебе перевешивает все остальное, что есть в жизни. Я настолько хочу тебя, что это даже пугает меня. Я боюсь, что чувство это погубит меня, но не могу ему воспротивиться.

Обладание. Жажда собственника смешивалась в жилах Ниалла с кровью. Не ей, Равенне, дано погубить его; он сам разделается с собой.

– Я уже говорила тебе, – она задохнулась. – Я не хочу принадлежать. Я уже и без того в слишком большом долгу перед тобой. – Равенна отвернулась, слезы застилали ее глаза. – Мне нужно было убежать от тебя еще в замке. А теперь я оказалась в еще большем долгу, потому что ты отыскал моего отца.

– Ты ничего не должна мне. Я давал тебе все эти вещи без всяких расчетов. Когда Гранья сказала мне, что в этой твоей школе необходимо столовое серебро, разве я прислал его тебе вместе со счетом? Нет ведь!

Помрачневшая Равенна глядела на Ниалла, вспоминая, как получила от него серебряный прибор со своим инициалом на каждом предмете. Предусмотрительность его была глубока, точнее – она не знала границ.

– Я заплачу тебе за это серебро, когда мы вернемся в Лир, – сказала Равенна.

Он погладил ее щеку, а затем с недовольством поскреб отросшую щетину.

– Мне не нужны деньги. Разве ты не понимаешь? Я только хочу, чтобы ты была счастлива. Ты получишь все, чего ни захочешь. Если тебе нужно опубликовать свои дурацкие сказки – пожалуйста, у меня в Дублине есть друг, который издает книжки. Он напечатает и твою, я сделаю все, чтобы это устроить, только будь счастлива.

Она вздрогнула словно от ожога. Тревельян совершенно не понимает, что ей нужно:

– Я не хочу помощи. Или я справлюсь сама, или оставлю попытки. Я не унижу себя, прибегнув к вашему влиянию, чтобы увидеть свои произведения напечатанными.

– Ну почему ты такая тупоголовая? Иначе ты просто ничего не сумеешь опубликовать.

– Я всего добьюсь собственным талантом, всего или ничего!

Глубоко вздохнув, Ниалл стал разглядывать Равенну словно какое-то неведомое создание.

– Ну, хорошо. Раз ты хочешь трудностей, делай по-своему. Но готовься к неудаче. Мне все равно. Пока ты держишься вдали от Малахии и ему подобных, и ведешь себя как подобает леди, можешь поступать как тебе угодно.

– «Вести себя как подобает леди»? А как я могу это делать, если ты уже дважды позаботился о том, чтобы я не была честной женщиной? – Равенна не могла удержаться от колкости. Истина была слишком обидной.

Гнев Тревельяна испугал ее. Граф тряхнул Равенну так, что у нее стукнули зубы.

– Никогда больше не говори мне таких слов. Все, что произошло между нами, истинно и благородно. И не смей думать иначе.

Равенна проговорила, чуть не плача:

– Когда я расспрашивала ее о матери, Гранья рассказала мне об удовольствиях плоти. Но она ничего не запрещала мне. Она убедила меня в том, что союз между мужчиной и женщиной прекрасен и созидателен… И я поверила ей, потому что не являюсь католичкой и была воспитана вне общества.

Она стерла слезы, катившиеся по щекам.

– Но ты отослал меня в английскую школу, а там меня воспитали в точности такой, какой была моя мать. Ты говоришь, что я должна быть как леди? Ну, а у директрисы Веймут-Хэмпстеда для меня было приготовлено другое слово.

– Наплюй на это! Не они несут ответственность за твой характер, я позаботился об этом. Твое воспитание находилось и находится в моих руках, и уверяю тебя, директриса той поганой английской тюряги, куда я тебя послал, ошибалась на этот счет. Просто в мире есть много правил. Если выполнять все – будешь несчастной.

– А ты не хочешь выполнять даже одного… и умрешь в одиночестве. – Не отводившая глаз от Ниалла Равенна заметила, как гнев пробежал по его чертам.

– Я пошел против гейса и встретил одни только несчастья. Теперь я готов покориться ему, но он перестал действовать. Обе дороги ведут к неудаче. Но какую из них принять? Какую принять? – вопрос этот звучал монашеским речитативом.

– Слушай свое сердце.

– Да.

Поглядев на него, Равенна в короткую долю секунды увидела на лице Ниалла такую горькую нищету, какой еще не замечала в людях. Одиночество и отчаяние, соединившись, подвергали его пытке, которую только усугублял острый интеллект, неспособный утешаться иллюзиями. Сила и очевидность этого переживания пронзили ее душу ветром, налетевшим с Ирландского моря.

Но искусным и быстрым усилием воли он скрыл это видение за страшным фасадом, изображавшим мрачного лорда Ниалла, где оно и сгинуло словно призрак, оставив Равенну в недоумении – а не пригрезилось ли ей все это?

И все же мгновение это было реальным. Ибо, если бы оно не существовало, тогда она сумела бы изгнать из сердца ту горькую сладость, которая так и осталась в нем.

– Я не отпущу тебя, Равенна, – негромко сказал Ниалл.

Укрепив свое сердце, она ринулась в бой, хотя более всего стремилась сдаться.

– Ты не сможешь удержать меня, если я не полюблю тебя.

Ниалл прижал ее к груди, а в глазах его пылали отблески костра.

– Ну-ка, погляди на меня, – шепнул он зловещим голосом. – Только погляди на меня.

Глава 22

Серый призрак рассвета еще только вползал на небо у горизонта, когда Равенна проснулась в объятиях Ниалла. Солома под ее плащом была такой теплой, что ей трудно было даже подумать о том, что пора уходить, однако она все решила. Нужно оставить Ниалла, пока у нее еще хватит силы на это. Здесь, в считанных шагах от замка Кинейт, от места, где обитал отец, она просто должна была отвоевать свободу и все сделать самостоятельно – иначе ей оставалось только терпеть последствия манипуляций графа.

Она поглядела на Тревельяна. Тот крепко спал. Но – даже мысль о причинах столь глубокого сна была ненавистна ей. Разъяренная на Ниалла, она намеревалась улечься спать в одиночестве, под обманчивой охраной пурпурной шерсти бархатного плаща, однако граф тут же опустился возле нее. Равенна попыталась противиться графу, который, невзирая на настроение спутницы, привлек ее к себе. Она была так близка к нему, что ощущала даже его сердцебиение… а потом – буквально против воли – сама повернулась к нему.

Тогда Ниалл поцеловал ее, и рука его – уже привычным движением – легла на ее грудь. Ненавидя себя за это – тогда, как и теперь, утром, она ответила ему поцелуем. Он взял ее быстро и резко, словно привязывая к себе душу Равенны, и она не сопротивлялась – потому что уже успела принять решение. Она бросит графа, хотя ей уже казалось, что она любит его.

Натянув на себя платье, изогнувшись, чтобы достать крючки на спине, она отступила от груды соломы, послужившей им ложем. Небо в прорехах соломенной крыши сделалось сизым. Скоро будет светло. Ей придется сперва отыскать дорогу, а там до замка Кинейт идти не одну милю. Ниалл последует за ней, Равенна понимала это, но в этом случае она сумеет провести по крайней мере час или два в обществе людей, которые могли знать ее отца. И за эти часы она готова сражаться. Незачем ждать.

Равенна бесшумно набросила плащ на замерзшие плечи. В последний раз поглядев на Ниалла, она попыталась представить себе их новую встречу. Конечно же, ее ждет целая буря, хотя Равенна надеялась на другое. Он не оставил ей выбора. Она должна или порвать с ним, или влюбиться, навсегда связав себя. Он будет добиваться все большей и большей власти над ней, и наконец она ощутит себя в вечном долгу перед ним. Ниалл – чересчур могущественный и влиятельный человек, чтобы можно было позволять себе попасть к нему в должники. Он будет видеть в ней только рабыню. Простую ирландскую крестьянку, которой придется угождать ему ради выказанной щедрости. И еще потому, что он алчет ее, а она не вещь и не будет принадлежать кому бы то ни было. А потому она более не примет его благодеяний – в том числе и нового, им затеянного – поездки в родительский дом.

Она отвела взгляд от спящего, полуобнаженное тело которого утопало в соломе. Ей так хотелось поцеловать его на прощанье, однако Равенна проглотила желание – словно горький как желчь комок. Если она поцелует Ниалла, он может проснуться. И тогда ей ответит поцелуем, и она снова попадет в его чары и предастся легкомысленным удовольствиям.

Даже не оглянувшись назад, Равенна на цыпочках оставила сарай и бросилась в чащу вязов.

От вида замка Кинейт у девушки, выросшей в ирландской лачуге, просто захватило дух. Поднявшись по дороге на небольшой пригорок, она поглядела против полуденного солнца. Ей не пришлось напрягать взгляд. Шпили замка часовыми поднимались над вершинами далекого леса, охраняя холмы. Изящный и относительно современный по сравнению с мрачным, задумчивым, состарившимся за века замком Тревельянов, сложенный из песчаника Кинейт казался мечтой принцессы. Пшеничного цвета стены, башенки венчала позеленевшая медь. Равенне сразу показалось, что она очутилась в одной из своих сказок. И посему она едва удерживалась от того, чтобы не побежать по усыпанной белым гравием дорожке и не броситься к подножию позолоченных парадных дверей.

Проходя сквозь железные с золотом ворота, увенчанные неоклассическими английскими грифонами, Равенна пожалела о том, что не может выглядеть более привлекательной. Шпильки так и остались в соломе, и ее волосы, пусть и перевязанные шелковой лентой, свободно лежали на спине, к счастью, укрытые шерстяным плащом. В подоле ее все еще оставались репьи, и шелковое платье, еще вчера опрятное и свежее, превратилось в мятую тряпку.

Снедали Равенну и другие тревоги. Как представиться? Как спросить о своем отце? Она пыталась продумать эти вопросы во время путешествия, но Тревельян настолько отвлекал ее внимание, что у Равенны просто не было времени на размышление. И теперь она сожалела об этом… весьма сожалела. Подходя к французским, инкрустированным позолотой дверям, она вспомнила старинную поговорку: «Все пустяк для дурака…»

– Кто ты?

Дверь распахнулась прежде, чем она получила возможность постучать, и на Равенну сверху вниз уставился дворецкий, являвший полную противоположность Гривсу. Однорукий дворецкий Тревельяна, изъяснявшийся на английском языке с ирландским акцентом, был чересчур человечен. Сей же муж, истинный образец холодной аристократической помпезности, похоже, не был склонен к какому-нибудь проявлению человеческих чувств. Он смотрел на гостью, как на девицу, опоражнивающую ночные горшки, посмевшую возомнить себя леди и постучаться в парадную дверь.

– Я хочу видеть… – Губы ее дрогнули. Так кого же она, в конце концов, хочет видеть? Она не сомневалась в том, что отец ее умер. Так кто же способен рассказать ей о нем?

– Лорда или леди Кинейт, будьте добры, – проговорила Равенна, презирая себя за то, что взгляд дворецкого вызывал в ней желание отступить.

– По какому делу? – Дворецкий обозрел мятый плащ и пыльный подол, явно сомневаясь в ее происхождении.

С горечью Равенна решила, что никак не сможет опровергнуть его подозрения. Ей оставалось только вступить в бой, и она сделала это.

– Проведите меня к леди Кинейт, или вам же будет хуже. – Менее всего она хотела бы показаться беспомощной этим людям.

– Виконтесса леди Кинейт подстригает розы в оранжерее. Ее нельзя отрывать от дела.

Обнаружив в себе больше нахальства, чем она могла предположить, Равенна вошла, минуя дворецкого, в зал, в котором окна чередовались с навеянными Ватто[55]55
  Антуан Ватто, 1684 – 1721, французский живописец.


[Закрыть] пасторальными гобеленами. Указав пальцем на дверь, она проговорила с нарочитым высокомерием:

– Отведите меня в утреннюю гостиную и принесите чашечку чая. Я подожду там вашу госпожу.

Дворецкий молча замер у двери. Равенна повернулась к нему спиной, чтобы он мог снять с нее плащ.

После долгой паузы, которая явно ушла на обдумывание последствий, грозивших дворецкому, если он выставит незваную гостью, он повернулся к ней, и Равенна с ликованием ощутила прикосновение рук, помогающих ей избавиться от плаща.

– Следуйте за мной, мисс. Я извещу леди Кинейт о вашем появлении.

Он повел ее в арку, под которой располагались стеклянные двери. Растворив створки настежь, дворецкий впустил Равенну в небольшую приемную. Свет вливался в нее через головокружительной высоты двадцатифутовое окно, обрамленное целым морем бархата сливового цвета.

– Ваше имя, мисс? – Дворецкий посмотрел на Равенну, опустившуюся на зеленый с золотом диван.

– Равенна. – Она поглядела на слугу самым ведовским взглядом. Если уж и таким образом она не сумеет избавиться от расспросов о фамилии, которой у нее не было, значит, и все прочие способы окажутся бесполезными.

– Благодарю вас. Чай сейчас подадут. – С сомнением поглядев на нее, дворецкий поклонился и отправился за своей хозяйкой.

Трясущейся рукой Равенна вцепилась в подлокотник дивана. До сих пор она держалась, однако теперь ей предстояло обратиться с расспросами об отце к леди Кинейт. Равенна ничего не знала об этой женщине. Она могла оказаться ее бабушкой, тетей или кузиной. Леди Кинейт могла вышвырнуть ее из дома при первом же упоминании об отце. Словом, дама эта могла представлять из себя огнедышащего дракона.

Равенна рассматривала облака, нарисованные на потолке, весьма напоминавшие ей о принцессах и зачарованных замках. Людоеды не обитают в подобной роскоши. Равенна вдруг приободрилась. Быть может, хозяйка замка примет ее как давно потерявшуюся родственницу, как внучку, которой она никогда не знала. Они подружатся, и у нее, наконец, появятся и другие родственники, кроме Граньи.

– И кто же это смеет отрывать меня от роз?

Взгляд Равенны обратился к дверям, в которых появилась прекрасная брюнетка, лет на пятнадцать старше ее самой; хозяйка замка была в платье из желто-зеленого атласа. Причудливую прическу прикрывал плетеный капор, украшенный дорогими искусственными фиалками и завязанный лентой цвета лаванды. Очаровательные губы вытянулись в ниточку, когда хозяйка с неодобрением поглядела на Равенну.

– Кто ты? – повелительно спросила виконтесса, обратив к гостье газельи глаза.

– Меня зовут Равенна. Я из графства Лир. – Побелев от страха, Равенна встала перед красавицей.

– Какое у тебя дело ко мне? – Виконтесса нетерпеливо хлопнула по ладони садовыми ножницами. Перчатки цвета спелого сыра закрывали до локтей ее руки, предохраняя их от шипов. Равенна не ответила, и бросив ножницы и перчатки на комод в стиле Людовика XVI[56]56
  Король Франции, родился в 1754 году, казнен в 1792 году.


[Закрыть], виконтесса вошла в комнату.

– Ты цыганка? Хебблетуайт, мой дворецкий, так полагает. Он думает, что ты хочешь обокрасть нас. – Леди Кинейт с пренебрежением окинула взглядом ее завязанные на затылке волосы и запачканный подол.

От беспомощности Равенна могла только прошептать под этим осуждающим взглядом:

– Я не цыганка.

Она не могла даже осудить леди Кинейт за столь унижающие ее мысли. Проведенная в сарае ночь сделала ее облик менее чем презентабельным; кроме того, Равенна прекрасно знала, что кажется всем дикаркой, и Веймут-хэмпстедская школа, невзирая на все доблестные старания, так и не сумела превратить ее в более мирную особу. И теперь, глядя на себя глазами этой титулованной красавицы, Равенна желала себе смерти. Она слишком поздно осознала достоинства веймут-хэмпстедского воспитания.

– Итак, что за дело у тебя ко мне? – Равенна уже собиралась ответить, когда леди Кинейт остановила ее поднятой рукой, незамедлительно продолжив: – Ты должна знать, что если попытаешься предложить мне какие-нибудь амулеты или предсказать судьбу, я прикажу арестовать тебя. Мы не терпим у себя цыган. Довольно с нас уже ирландцев, работяг и любителей есть картошку…

Равенна молчала, не отводя глаз от рук леди Кинейт. Даже крохотной царапинки не было на сливочно-белой коже. Каждый ноготь отполирован до идеального блеска. Чистые, мягкие… руки истинной леди.

Тут Равенне вспомнились руки Граньи, всегда – насколько она помнила – казавшиеся ей древними и утомленными работой, морщинистыми и распухшими от старости. Но руки бабушки всегда прикасались к ней с нежностью и любовью. Они не могли оказаться злыми – в отличие от этих, холеных.

– Я разыскиваю отца, – произнесла Равенна, гнев заставил ее вспомнить о гордости. Уж она-то не была любительницей картошки, и если некоторых из ирландцев можно было считать таковыми, то лишь потому, что англичане ограбили их и лишили всего достояния.

– Какое отношение я могу иметь к твоему отцу? – виконтесса казалась всерьез раздраженной.

– Я имею основание полагать, что он происходил из замка Кинейт. Я знаю, что он был знатным… – Равенна умолкла. Путешествие на север в Антрим теперь казалось таким бесцельным. Эта леди Кинейт, прекрасная, холодная и строгая, никогда не поможет ей. Цепляясь за последнюю ниточку надежды, Равенна заглянула в самую глубь сухой пустыни глаз хозяйки этого замка, надеясь отыскать в них сочувствие. Однако оазиса не было.

Прекрасный рот леди Кинейт изогнулся в пренебрежительной усмешке.

– Если отец твой был человеком знатным, тогда ты, вне сомнения, знаешь его имя. Насколько я полагаю, правила приличия требуют признавать своих законных детей.

Каждое слово ее ножом резало на куски сердце Равенны. Она знала, что является незаконным ребенком, однако намеки на это, услышанные из уст состоятельной и привилегированной аристократки – причем, возможно, одной из ее кровных родственниц, – проникали внутрь до самых костей. Мрачная и расстроенная, она прошептала:

– Он любил мою мать. Я знаю это. Я уверена.

– Тогда он должен был жениться на ней.

– Леди Кинейт, вы его сестра? Или моя тетя?

– Не смеши меня. Какая я тебе тетя? Если предыдущий лорд Кинейт успел до кончины породить незаконную дочь, это касается только моего мужа, он был ему братом, а не я.

– Значит, ваш муж – лорд Кинейт? Младший брат моего отца? – Равенна жаждала правды. Ей было так важно что-нибудь узнать. Даже если этим она причинит себе боль. Даже если сама навлечет на себя несчастье.

– Лорд Кинейт действительно мой муж. А сейчас, – она приподняла бровь, – убирайся отсюда. У меня нет времени разговаривать со всякими рожденными вне брака цыганками.

– Пожалуйста, – молила Равенна, глаза ее были полны слез. – Мне только нужно узнать его имя. Просто назовите имя моего отца. Скажите, как звали брата лорда Кинейта?

– Не будь смешной. Я ничего не скажу тебе. Ну, или ты уйдешь сама и немедленно, или я прикажу Хебблетуайту выставить тебя. – Леди Кинейт невозмутимо взяла ножницы и садовые перчатки с инкрустированной крышки комода.

– Пожалуйста, мне пришлось добираться так далеко…

– Убирайся отсюда. И постарайся, чтобы обо всем этом не узнал мой муж. Уж он-то может посадить в тюрьму за такие претензии.

– Значит, я пойду в тюрьму, – воскликнула Равенна, отчаяние вместе с кровью пульсировало в ее венах. – Просто назовите мне его имя. Это такая малость.

– О, все вы, ирландцы, похожи друг на друга. Попробуй только окажи любому из вас маленькую милость, и можешь считать, что скоро останешься и без дома и без земли.

– Ну, пожалуйста, назовите мне его имя, – умоляла Равенна, сопротивляясь подступившим слезам. Отчаяние захлестывало ее. Она забралась так далеко от дома. Она так надеялась. И теперь отчаяние накатывало на нее мутным валом, который Равенна уж не могла отразить.

– Миледи.

Равенна повернулась к дверям утренней гостиной. И в ужасе увидела в них дворецкого, явно готовящегося выставить ее вон из замка.

– Хеббль, возьмите это… это… – леди Кинейт бросила решительный взгляд в сторону Равенны. – Возьмите это создание и выставьте за ворота Кинейта.

– Нет… – задохнулась Равенна.

– Леди Кинейт, прибыл еще один гость. – Дворецкий тревожно переступил на месте. – Это лорд Тревельян из Лира.

Равенна напряглась. Она неизбежно лишалась свободы. Леди Кинейт закатила глаза.

– Какой беспокойный день. – Глаза ее обратились к безупречному платью. – А я в таком беспорядке. Не могу же я приветствовать одного из самых высокочтимых графов, обитающих по эту сторону Ирландского моря, в своем сельском наряде. – Она кивнула на Равенну. – Выставьте эту девчушку, Хеббль, и передайте лорду Тревельяну, что я выйду к нему в приемную через десять минут.

Хебблетуайта явно раздирало на части.

– Что такое, Хебблетуайт? – резким тоном осведомилась леди Кинейт. – Разве у меня мало дел, чтобы еще думать о том, что у вас на уме? Выбрасывайте ее на улицу и подайте что-нибудь выпить лорду Тревельяну.

– Лорд Тревельян… – Хебблетуайт, сделав паузу, поглядел на Равенну. Сердце ее заколотилось в ожидании того, что ей предстояло услышать. Тревельян, очевидно, явился, чтобы помочь ей. И хотя Равенна не хотела никакой помощи, теперь выходило, что следует ею воспользоваться, иначе она ничего не узнает об отце. С сожалением она попыталась утешить себя тем, что отменно и заранее оплатила графу его услуги.

– Лорд Тревельян разыскивает свою жену, – Хеббль поглядел на свою госпожу глазами побитого щенка. – И, похоже, леди Равенна как раз и является ею.

Все краски отхлынули от лица леди Кинейт. Равенна пережила легкое потрясение, однако заставила себя ничем не обнаружить этого. У Тревельяна очередной приступ наглости, в этом не было и малейшего сомнения. Обычно в подобных случаях Равенна начинала бунтовать, но на сей раз – хотя ей было весьма неуютно представлять себя в роли его жены – она была благодарна ему за избранную тактику.

Взгляд леди Кинейт обратился к Равенне. Пробормотав абсолютно неразборчивые извинения, женщина торопливо вышла с какими-то словами о том, что ей необходимо найти мужа гостьи.

Через минуту Равенна услышала знакомый голос.

– Ах, вот и вы, моя дорогая. Слава Богу, целая и невредимая.

Она уставилась на появившегося в дверях Тревельяна. Направившись прямо к ней, Ниалл поцеловал Равенну в лоб, как и положено пылкому мужу, однако в глазах его сталью блистал пока еще дремлющий гнев, который, как она знала, уже был готов пробудиться в тот самый миг, когда они останутся с глазу на глаз.

– Милорд, муж мой… – приветствовала его Равенна, смущенно опустив глаза. По какой-то непонятной причине – а у него все причины были необъяснимыми – он решил не смущать ее. Однако за эту милость ей придется платить. Равенна знала – расплаты не избежать.

– Когда ты потерялась в лесу поле того, как наша карета сломалась, я впал в отчаяние. – Тревельян глядел на нее сверху вниз со зловещей искоркой в глазах. – И теперь, найдя тебя, обещаю, что более не выпущу тебя из вида.

Равенна глотнула, ощутив непонятную сухость в горле.

– Милорд, я чувствую себя хорошо. И могу позаботиться о себе, когда необходимо.

Ниалл понизил голос.

– Увы, и я крайне этим недоволен.

Он кашлянул и, взяв Равенну за руку, проговорил:

– Леди Кинейт, моя жена занимается крайне деликатным делом. Не знаю уж, много ли она успела вам сказать…

– Ох! Я все понимаю, лорд Тревельян, все понимаю. Ситуация требует, чтобы к ней отнеслись с предельной осторожностью. – Леди Кинейт кивнула головой с излишним пылом. – Но откройте мне, милорд, когда мы в последний раз виделись в Лондоне, вы были свободны, а я с тех пор о венчании не слыхала…

– Мы вступили в брак без особого шума, миледи, – уголок рта Тревельяна приподнялся в ехидной улыбке. – Положение моей жены во многом напоминает ваше собственное, леди Кинейт. Когда лорд Кинейт решил жениться на дочери сапожника, по вполне понятным причинам брачные празднества также решили не афишировать.

Женщина покраснела. Равенне было даже приятно, что эту величественную красотку столь удачно подкоротили под нужный размер.

– Конечно, милорд. Так было уместнее, – пробормотала она.

Пожимая руку Равенне, леди Кинейт шепнула:

– Простите мне мое поведение. – И уже более громким голосом она произнесла: – Я должна позвать Эдварда. Я знаю, он будет рад видеть вас… – И растерянно посмотрев на гостей, закончила: – …обоих…

– Позвольте мне принести вам подкрепиться, – Хебблетуайт поклонился и также вышел.

Оставшись вдвоем с Тревельяном, Равенна не сразу заставила себя посмотреть ему в глаза. Направившись к дивану, она устало опустилась на него.

– Спасибо за вмешательство. Вы прибыли как раз вовремя. Она едва не выставила меня.

– Я мог бы сказать заранее, что на другого рода прием тебе нельзя было рассчитывать. – Подойдя к Равенне, он взял ее за подбородок, заставив поднять голову и встретить его взгляд. – Ну почему ты вечно делаешь какие-то глупости? То убегаешь от меня, то отказываешь на мои предложения. Что ты надеешься извлечь из этой жизни такого, чего я не способен предоставить тебе?

– Независимости, – прошептала она.

Глаза его снова сердито вспыхнули:

– Неужели она стоит жизни? Тебя запросто могли бы убить в лесу, одинокую и беззащитную.

– А Малахия считает, что за нее можно умереть.

– Это не одно и то же.

Она негромко ответила:

– Я борюсь не за страну, а скорей за себя. Я не католичка и не принадлежу к протестантам. Люди Лира сторонятся таких, как я. Для них я отверженная, неудачница. Но я знаю обращение, на которое англичане обрекли ирландцев. Сама я ничто, и у меня нет ничего, кроме себя самой. Но я не позволю тебе делать со мной все, что угодно.

Слова эти явно тронули Ниалла. Равенна видела, что он понял ее; однако она знала, что понимание может обернуться для нее новым разочарованием.

– Ну почему ты такая грамотная? – возмутился Тревельян.

– Ты сам послал меня в школу. Я – твое произведение.

– И теперь ты обратилась против меня?

– Нет. Не против тебя. Я никогда не признавала тебя своим господином и поэтому не могу восстать.

– Я слышу шаги, – Ниалл тяжело вздохнул и прикосновение его руки к щеке Равенны сделалось ласковым. – Обсудим этот вопрос попозже, в спальне.

Она уже собралась возразить, но все же заметила расставленную ловушку. Или, сохраняя благопристойность, разделить с ним комнату, как подобает жене, или же разоблачить обман и позорно бежать отсюда, так ничего и не узнав об отце.

– Вот видишь, я не отказался от своего обещания не отпускать тебя, – поддразнил Ниалл Равенну.

– Но ты не сумеешь удержать меня. – Равенна с вызовом поглядела на него. – Ты не забыл – я ведь отверженная? А тот, кому нечего делать вовне, обращается внутрь себя. Моя любовь так глубоко зарыта, что даже ты не сумеешь отыскать ее.

– Я отыщу ее. Не забывай, кому ты отказываешь. К тому же, если не врет гейс: утверждая подобные вещи, ты можешь разорить весь Лир.

– Гейс – чушь, ерунда. Но даже если это не так, вина за неудачу ложится на тебя.

– Девка, – сказал он негромко, чтобы не слышали хозяева. – Интересно, знаешь ли ты, что за пламенем в твоих глазах таится ледяное сердце?

Слова эти ранили ее, однако глядя на Ниалла, Равенна вполне могла поверить в то, что он любит ее. Только это было не так. Он видел в ней существо не более интересное, чем пастушка, приглядывающая за его коровами, чем портниха, шьющая одежду из тонкой шерсти, которую дают его овцы, пасущиеся на горах Сорра. Для него она только служанка, имеющая, на его взгляд, некоторые достоинства, предоставляющая ему особое наслаждение.

Нет, она хотела большего, чем предлагал он. Если даже она вдруг поймет, что влюбилась в него – а в том, что этого уже не случилось, не было полной уверенности, – ей нужна будет взамен его любовь. А на это он не способен; тогда ему придется склонить гордую голову и смиренно просить ее. До сих пор Ниалл повелевал и ждал от нее повиновения. Просить не в его характере и не в природе того общества, к которому они оба принадлежали. Если им суждена любовь, значит, ей придется каким-то образом доказать Ниаллу, что она – ровня ему… А это невозможно, ибо она не сомневалась в том, что он, представитель Верхов, не допустит ничего подобного.

Дверь распахнулась перед лордом и леди Кинейт. Взволнованная Равенна вскочила и молча застыла перед человеком, который – возможно – приходился ей дядей.

– Тревельян, рад видеть вас. – Виконт сердечно пожал руку Ниалла. Равенна наблюдала за ним.

Лорду Кинейту, высокому и симпатичному, было уже под пятьдесят. Широкоплечий, с широкой улыбкой, он просто дышал родством. Хотя волосы его успела посеребрить седина, было видно, что прежде они были темно-каштановыми или черными. Его удивительно синие, почти фиолетовые глаза сразу привлекали к себе внимание.

– Моя жена только что сообщила мне совершенно невероятную весть, Тревельян, – сказал лорд Кинейт, обратив свой взор на Равенну.

– Боюсь, леди Равенна излишне раздражена, милорд, – Тревельян стиснул ее руку. – Она слишком упряма, даже когда речь идет о ее же собственном благе. Наша карета сломалась, и мы были вынуждены заночевать в сарае. Торопясь добраться сюда, она оставила меня, и, как я понял, ворвалась к вам в дом. Позвольте мне принести извинения и возместить ущерб.

Лорд Кинейт расхохотался.

– Никаких извинений, мой добрый друг. Хотя, явившись ко мне с этой вестью, леди Кинейт, должен сказать, потрясла меня.

Ладонь на руке Равенны налилась свинцом. Тревельян улыбнулся, пожалуй, не без горечи.

– Конечно, чего еще ждать от такого рассказа. Вы должны простить моей жене ее молодость и порывистость.

– Да-да, – виконт указал на диван. – Не хотите ли перекусить?

Помедлив, Тревельян поглядел на Равенну, отметив под ее глазами тени, выдававшие усталость.

– Если вы не возражаете, Кинейт, жена моя прибыла в ваш дом с огромными трудностями. Как я уже говорил, наша карета сломалась…

– Какая глупость с моей стороны! – воскликнула леди Кинейт. Повернувшись к Хебблю, она сказала: – Пожалуйста, проводите леди Тревельян в комнату, где она сможет отдохнуть. И немедленно пришлите наверх чаю, пирогов и всего, что ей понадобится.

– Вы прочли мои мысли, – Тревельян улыбнулся.

Леди Кинейт успела обрести прежнюю уверенность в себе.

– Милорд, вы весьма любезны и терпимы к нашей нерасторопности.

– Должен вам сказать, Тревельян, – произнес лорд Кинейт, – что вы еще не знаете, как повезло вам с вашей очаровательной женой. Вы ничего не слыхали об убийстве в Хенси?

Равенна ощутила, как Тревельян напрягся. Страх сковал ее сердце.

– Об убийстве, вы говорите? – невозмутимо переспросил Тревельян.

– Да, – кивнул Кинейт. – Не хочется пугать вашу жену, но благоразумие советует вам задержаться здесь столько, сколько потребуется, пока не починят вашу карету. Вчера в Хенси застрелили человека, входившего в город. Убийцы бежали в горы, они всегда трусливы. Их еще не поймали. На покойнике был сюртук, который он купил у своего хозяина только в прошлом месяце. И если бы старина Джек Киларни не был ирландцем, я бы решил, что его в новом отличном костюме приняли за англичанина, а значит, стреляли смутьяны. Иначе случившееся невозможно объяснить.

– Невозможно объяснить, – пробормотал Тревельян.

Итак, Джека Киларни, вне сомнения, приняли за Тревельяна. Он попал в засаду, и если бы не проявленное вчера Ниаллом присутствие духа, убитым мог бы оказаться он сам. Более того, на сей раз они могли погибнуть вдвоем. Равенна никак не могла справиться с охватившим ее ужасом.