Текст книги "Часы любви"

Охнув, тролль обернулся. И затопал ногами, выражая свое разочарование.

– Да, я, как всегда, застала тебя врасплох. – Она сложила руки на груди. – Ну, а теперь – наказание. – Ския взмахнула пальцем, и змеи превратились в клубки неподвижной пряжи. – Соткешь мне из них красивое платье. Если я останусь довольна, то, может быть, и прощу тебя.

– Не буду! Не буду! – завопил он, заскакав на месте от ярости. – Ты всегда побеждаешь! Но сегодня я этого не допущу!

– И что ты можешь сделать? – На лице Скии читалась привычная скука.

Тролль не мог более сдерживаться.

– А вот что я сделаю.

Он бросился на нее, выпустив когти, топоча изо всех сил своими короткими ножками.

Глаза Скии округлились; чтобы избежать соприкосновения, ей было достаточно сделать один шаг в сторону, однако победили инстинкты. На нее напали. И она должна защищаться.

Ския подняла руку. Тролля подняло в воздух и понесло назад. Крепкая маленькая фигурка ударилась о дверь и, разломав доски, рухнула в уголке ее домика – без сознания.

– Ой, бедняжка, ой, бедняжка… – шептала она, пробираясь к нему между обломков. Она не хотела делать ему больно. В конце концов лишь он один разделял ее общество. Она сама наделила его волшебством и иногда забывала об этом. Он не был опасен, он только развлекал ее, и Ския никогда не могла предположить, что тролль может и впрямь наброситься на нее. Она удивилась – не более. И отреагировала, не подумав.

– Проснись, ой, проснись, пожалуйста! – Понизив голос, она погладила его. – Прости, я не хотела ранить тебя. Ты знаешь, что я не хотела причинить тебе боль.

Тролль был холоден. И на теле его не шевелился ни один мускул.

Терзаемая виной, она выпрямилась и поглядела на лежащего сверху вниз. Как подобает леди, она недовольно наморщила нос.

– Надо ли? – спросила она у себя, прикусив нижнюю губу. Ей редко предоставлялась возможность поглядеть на него. Тролль был настолько гадок, что она обычно избегала его.

Кроме одной жуткой и дождливой ночи. Вспомнив тот вечер, Ския поежилась. Ей было так одиноко, что она уже думала, что вот-вот сдастся, если не найдет хоть кого-нибудь, с кем можно поговорить. Не нужно было звать тролля. Нужно было просто оставить его в покое. Оставить таким, каким сделали его ее чары. Не нужно было возвращать ему облик в ту дождливую ночь. Но он сумел успокоить ее душу хотя бы на несколько дней.

И тогда он проклял ее за то, что Ския возгорелась мечтой вновь проделать столь скверную вещь.

– Я не должна этого делать. – В глазах ее был ужас и любопытство. Она так давно не снимала с него заклятья, так давно не видела его истинного лица.

Тролль негромко застонал, и Ския поняла, что пора принимать решение. Он просыпался. А она сомневалась в том, что сумеет справиться с ним, если он очнется после того, как она вернет ему собственный облик.

Кончики пальцев ее пробежали по его лбу. В мгновение ока чары Скии смыли обличье тролля, обнаружив под ним лицо черноволосого красавца. Кургузое тельце тролля также исчезло, впрочем, одежды остались, сделавшись натянувшимися тряпками, едва прикрывавшими крупное мужское тело. Исчез карлик, привалившийся к стене комнаты, прикосновение Скии сняло чары, превратившие ее узника в тролля. На его месте лежал стройный, крепкий мужчина с длинными и мускулистыми, привыкшими к езде на боевом коне ногами.

– Мой принц, – прошептала Ския, не имея сил отвести взгляд от лежавшего. Мужская красота его как всегда заставила ее затаить дыхание. Чело Эйдана было высоким, нос тонким и узким, а губы – строгими… строгими и… лживыми.

Лицо Скии помрачнело, и она велела себе быть разумной. Ей нужно быть осторожной. К нему нельзя подходить слишком близко. Ее любимец опасен. И еще более опасным становился он, когда чары выпускали его из обличья тролля. Год назад принц Эйдан явился в этот лес, чтобы принести войну во владения ее отца. Ей не оставалось ничего иного, как задержать его. Ну а есть ли лучший способ заточения принца, чем превратить его в тролля? Ския не часто возвращала ему истинное обличье. Тролль никогда не смущал ее настолько, чтобы она могла захотеть этакого. А Эйдана она боялась. Принц ненавидел ее.

Впрочем, у них была та самая дождливая ночь…

Не в силах справиться с желанием оказаться возле него, Ския воспользовалась мгновением и склонилась к принцу, ласково прикоснувшись к прекрасному и мужественному лицу. На лбу его лежал черный локон, и ей так хотелось отвести его своею рукой. Как ей хотелось услышать смех Эйдана, увидеть ласку в этих синих глазах! И не бояться более за свою жизнь.

Принц был подобен укрощенному льву, но даже когда заклинания превращали его в тролля, она знала, что не сумеет вечно держать его в заточении. Теперь у нее появились другие заботы. Голова разламывалась от принесенных сестрой новостей. Король отправился разыскивать своего сына. Теперь уж точно начнется война, если не найдется этот мужчина, в забытьи покоившийся у ее ног.

Она всегда знала, что придет день, когда ей придется отпустить его. День этот приближался. Но как отпустить его? Неужели он бросится прочь от нее, в отвращении к ее уродству – и никогда более не объявится в мрачном и угрюмом лесу? Только он разделял ее общество. Против желания, иногда даже с ненавистью, но все равно он был здесь таким необходимым соседом. Она не могла забыть и его… и ту долгую дождливую ночь…

Большая и жесткая словно сталь ладонь легла на ее тонкое запястье. Дыхание застыло в горле Скии. Она опустила глаза, и ужас охватил ее.

Принц Эйдан проснулся.

* * *

Глаза Равенны раскрылись, приснившиеся события разбудили ее. Рука потянулась к бумаге, но под рукой не оказалось пера. Напротив нее в карете сидел Тревельян, и Равенна подумала о детях, которым рассказывала свою новость во сне.

Сон ничего не сказал ей о детях, и теперь Равенне ужасно хотелось узнать, кто они. Не их ли это дети, подумала она. Ее и Тревельяна. Мысль эта вызвала целую бурю в ее душе.

– Вот мы и въехали в Лир, – проговорил Тревельян, буквально за мгновение побледнев как мертвец. – Погляди. Видишь, к чему привели твои колебания.

Ладони Равенны вспотели, горло ее пересохло. Закатав прикрывавшую окно льняную шторку, она стала разглядывать сделавшийся совершенно неведомым край.

Повсюду среди зеленой картофельной ботвы проступали желтые пятна. Мужчины и женщины в неопрятном тряпье, выстроившись в бесконечную череду возле дороги, с отчаянным рвением выкапывали остатки урожая, еще не тронутые блайтом. Тем не менее было ясно: урожай пропал. Даже картофелины, успевшие достигнуть нужной величины, не могли теперь пролежать всю зиму. Об этом позаботился блайт.

Кое-кто из мужчин кивал в сторону проезжавшей кареты, обращая к ней белые испуганные лица. Равенна поняла, что просто не может посмотреть им в глаза, ибо в них отражался бесплодный ландшафт, казавшийся еще более жалким после недавнего изобилия.

– Боже мой, дела обстоят еще хуже, чем можно было предположить, – прошептала она. Ее возлюбленный Лир, такой зеленый, такой плодородный, теперь превратился в пустыню, выжженную, словно душа ведьмы.

– Я намереваюсь завести скот и посеять зерновые, возможно, что-нибудь и получится, – проговорил Ниалл.

– Да, – ответила Равенна, почти не глядя на него.

– Но я не смогу исцелить Лир, если причина болезни заключена в тебе.

Взгляд ее упал на Ниалла. Равенна едва могла поверить своим ушам.

– Неужели ты думаешь, что…

Она задохнулась.

– Я все больше и больше верю в это. – Лицо его не оставляла неестественная бледность. Тревельян казался сердитым. И Равенна неожиданно испугалась.

– Но этого не может быть. Гейс – это простое суеверие.

– Неужели и блайт нам лишь привиделся. – Губы его пренебрежительно искривились. – Мне он кажется даже излишне реальным.

– Блайт свирепствует по всей Ирландии. До сих пор он обходил нас стороной, но пришел и наш черед. – Голос ее дрожал, Равенне еще не приходилось видеть Тревельяна таким. Как всегда облаченный в черное, он сидел в темном углу кареты, и глаза его горели, пожалуй, неестественным блеском.

– Разве покушения на мою жизнь нельзя посчитать другими свидетельствами того, что удача отвернулась от нас?

Она вздохнула, не зная, как продолжить.

– Ваши мысли обрели подобное направление потому, что гейс выгоден вам. Есть причина всех неудач – их можно переложить на меня – а потом вы потребуете исполнения своего желания. Но я не согласна, не согласна.

Подняв голову, Равенна обдала Ниалла негодующим взглядом. Выходило, что он попытается свалить все неприятности на нее. Это бремя тем не менее отягощало ее и чувством собственной вины.

– Я – человек рационально мыслящий и прекрасно образованный. – Протянув вперед руку, он погладил ее по щеке. – Но я не способен объяснить, что здесь произошло. Мне понятны причины возникновения блайта и мотивы, которыми руководствовались смутьяны. Но я совершенно не способен понять причин своей страсти к тебе, но ее может объяснить гейс, и посему я вынужден верить ему.

Закрыв глаза, она снова глубоко вздохнула. Слава Богу, они были дома. Она просто хотела, наконец, убраться от Тревельяна подальше. Ей нужно было подумать – без его посягательств, которым она то и дело покорялась, всякий раз сожалея потом.

Равенна поглядела в окно. Они уже миновали огам, и впереди появился пыльный перекресток, от которого до коттеджа Граньи было недалеко. Взяв ситуацию в свои руки, Равенна потянулась к слуховому люку, расположенному у ног кучера. И прежде чем Тревельян успел помешать ей, сказала вознице:

– Пожалуйста, остановите карету. Я сойду здесь.

Люк захлопнулся под рукой Тревельяна. Она понимала, что подобное приказание рассердило его, однако ее это не волновало. Она отправится домой, ей надо подумать. И сейчас он отпустит ее или же навсегда потеряет шанс на ее любовь.

Карета остановилась. Рука Равенны легла на позолоченную дверную ручку раньше, чем Тревельян смог помешать ей.

Однако ей не дали сойти. Сильные руки графа обхватили ее за талию и усадили к нему на колени.

– Ты этого не сделаешь, – прохрипел он.

– Ты должен меня отпустить. Я не пленница, и ты не можешь силой держать меня при себе. – Она попыталась разжать его сомкнутые пальцы. Они не дрогнули.

– Кучер, гони! – крикнул Тревельян, не желая освобождать руки и пользоваться люком.

Последовало долгое молчание. Кони звенели упряжью и переступали, уже мечтая о сене, ждавшем в конце пути.

– Нет! Подожди! Выпустите меня отсюда, – закричала Равенна, пытаясь высвободиться из железных рук Тревельяна.

– Гони, я сказал! Или завтра утром, оставшись без места, будешь копать пораженную блайтом картошку.

Со стоном она предприняла последнюю попытку освободиться. Однако карета тронулась с места, и Равенна пошатнулась, больно ударившись щекой.

– Что вы делаете? Вы сошли с ума? Я не вернусь в ваш замок. Не вернусь! – выдохнула она.

– Я не отпущу тебя. Иначе ты никогда не вернешься ко мне. – В его словах слышалось горе. Если бы они не решали ее судьбу, Равенна готова была бы пожалеть графа.

– Не вынуждай меня ненавидеть тебя, – простонала она, откидывая голову на спинку сиденья и все еще ощущая эти тиски на своей талии.

– Если ты не можешь полюбить меня, тогда ненавидь. Хотя бы ненавидь, ибо от ненависти недалеко до любви.

К муке ее, ладони Ниалла легли на ее щеки, приковав голову к изголовью. Тревельян припал губами к ее рту, запечатав его поцелуем.

Глава 24

Теперь она стала его пленницей.

Равенна провела день в башне замка. Тревельяна она не видела. Служанки принесли ей перо и бумагу, накормили. Приготовили ванну. Но она не услышала ни слова от хозяина замка, не получила никакого свидетельства о том, что он одумался и безумие его близится к концу. Расхаживая по комнате, она то и дело поглядывала на обреченные, пожухлые поля, окружавшие огам. Ночью она попыталась набросать хотя бы несколько страничек своей повести, однако огоньки свечей убаюкивали ее. Наконец Равенна забралась в просторную постель и попыталась уснуть; тем не менее сон не шел, и мысли ее переполнял гнев и неудачные планы.

Она попалась в лабиринт, из которого не было спасения. Запертая в башне, она могла выйти из нее или через парадные двери, или через черный ход, но обе двери были накрепко заперты. Ее измучило беспокойство за Гранью, наверняка волновавшуюся за нее. Теперь бабушке уже было известно, что пора ждать Равенну домой. Предупредил ли ее Тревельян? Каким же образом он это сделал? Я захватил твою внучку в плен. И не знаю, когда возвращу ее. Подобную ситуацию можно было бы назвать просто смешной. Но Равенна еще не видела Ниалла в столь дурном расположении духа, когда он тащил ее, визжащую и брыкающуюся, в спальню замка. Ей казалось, что он ненавидит ее не меньше, чем она его. Ниалл не станет прислушиваться к доводам рассудка. Он не освободит ее. Даже когда она не пустила в гардеробную камердинера Тревельяна, явившегося за одеждой для своего господина, реакции от графа не последовало. Ни гнева, ни неодобрения, ни просто записки. И когда утром из Белфаста в замок явился портной, она поняла, что он предпочел заказать новую одежду, чем бросать ей вызов.

Стена молчания начинала уже докучать ей. Она надеялась, что сумеет по крайней мере дать выход собственным эмоциям, когда он заявится ночью. Но Тревельян не пришел. Он забыл про свою узницу и не хотел даже ее видеть. Даже удовольствие, которое она давала ему, не могло заманить Ниалла к Равенне. Ну, а раз она не имела возможности даже встретиться лицом к лицу со своим похитителем, то свободы не видать, и узница уже начинала отчаиваться.

С каждым часом нервы ее становились все более и более напряженными, а роскошная тюрьма все более и более томила Равенну.

Встав с постели, она сделала лампу поярче. Перо и бумага уже ожидали ее на вычурном красного дерева резном столе Тревельяна. Нужно было взяться за повесть и, воспользовавшись предоставившимся временем, закончить ее, однако и Ския, и Эйдан казались теперь нереальными – словно они приснились ей и она вдруг проснулась, не имея возможности припомнить подробности. Мысли Равенны были слишком тревожны, чтобы отдаться воображению.

Итак, Тревельян сумел отобрать у нее и писательский дар. Мысль эта повергла Равенну в уныние. Ничто в этой клетке не казалось ей достойным внимания. Ее повесть не выйдет в свет. Тревельян прав. Все это лишь мечты глупой ирландской девчонки, обманутой образованием, которое ей совсем ни к чему.

Усевшись у письменного стола, Равенна глядела на чистые листки бумаги до рассвета, пока Кэти не принесла ей горячей воды и завтрак. Чуточку насупившись, женщина спросила, не нужно ли ей чего-нибудь еще. Покачав головой, Равенна ответила яростным взглядом. Долгие часы уговоров не смогли заставить Кэти отпустить ее. И Равенна больше не хотела борьбы.

Кэти ушла. И Равенна отодвинула в сторону поднос, второй к ряду день отказываясь от еды.

* * *

Соскочив с могучего вороного коня, лорд Чешэм перебросил поводья мальчишке-конюху.

– Отменный получился сегодня галоп, парень! За этим-то я и приехал из Лондона! – обратился он к главному конюху-ирландцу, годившемуся ему в отцы.

– Лорд Тревельян ждет вас в библиотеке, милорд, – проговорил тот.

– В библиотеке? Отлично, отлично, – буркнул Чешэм, стягивая перчатки. Войдя в холл, он небрежно бросил их вместе с цилиндром Гривсу. Оказавшись в библиотеке, Чешэма негромко присвистнул. – Кузен, вы выглядите ужасно. Надеюсь, это не подагра.

– Подагра? Христос с вами, я не настолько стар. – Тревельян поднял глаза от груды бумаг на столе. Бросив на Чешэм рассеянный, но весьма неодобрительный взгляд, он сказал: – Мне сообщили, что вы здесь не первый день. Со дня моего отъезда в Антрим. Лондон уже не устраивает вас?

– Ни в коей мере. Если бы ваш замок, кузен, не был столь просторен, мы увиделись бы еще вчера.

– Что ж, встреча не состоялась, – отодвинув в сторону счета, Тревельян поднялся. – Гривс передал мне, что вы намереваетесь устроить бал через неделю.

– Нечто вполне обыкновенное. Не более двухсот гостей.

Тревельян скрестил руки на груди.

– Отмените его. Сейчас не время для балов. Народ Лира в ужасе. Я не хочу, чтобы они видели, как мы танцуем, когда они рыдают.

– Пригласите тогда и их.

– А может быть, лучше предложить всем есть пирожные?

Изобразив скуку на лице, Чешэм плюхнулся в кожаное кресло с подголовником.

– Не будьте таким занудой, кузен. Быть может, им лучше развлечься. Пусть они ненадолго забудут о своем блайте.

– Но все чего-то стоит. Мне нужно закупить скот и доставить сюда зерно. Я хочу спасти их и не могу позволить себе балов.

– Черта с два, можете и знаете это. Да вы купите каждому по стаду овец и получите тройную выгоду, прежде чем эти олухи успеют моргнуть. – Чешэм внимательно поглядел на ногти, а потом потер их о бархатный воротник розового егермейстерского кафтана.

Тревельян скрипнул зубами.

– Тем не менее момент неподходящий для бала.

– Нет, более удобного времени и не придумаешь. – Чешэм поглядел на Ниалла. – Я уже давно не видел Равенну. Поговаривают, что во время моего отсутствия ее видели в замке. А вы не решили поохотиться на нее в конце концов? Как вам известно, я сам надеялся поухаживать за нею.

На лице Ниалла отразилось крайнее неудовольствие.

– И вы полагаете, что бал заставит ее переменить свое мнение о вас?

– Ах, ну конечно. Только представьте себе музыку, шампанское, вальсы в саду. В такой постановке я сумею добиться многого.

– Чего добиться? Вы просто хотите покорить ее, и понимаете это.

– Конечно. А какой мужчина на моем месте… – Прежде чем Чешэм успел докончить фразу, Тревельян уже стоял перед ним, схватив его за бархатные лацканы.

– А что случилось? – осекся он, смущенный гневом Ниалла.

– Я хочу, чтобы вы оставили замок. Смиритесь: Равенна вам не достанется. Ни сейчас. Ни в будущем.

– Я не собираюсь добиваться Равенны. Ни сейчас, ни в будущем, – тупо повторил Чешэм. – А теперь, будьте любезны, отпустите меня.

Тревельян отступил от него на несколько шагов. Чешэм откинулся на спинку кресла.

– Из-за чего такой шум? Значит, она симпатична и вам?

Тревельян не стал отрицать этого, и губы Чешэма изогнула сухая улыбка.

– Итак, она должна стать вашей любовницей?

– Я предложил ей стать моей женой.

Чешэм поглядел на графа так, как если бы только что вылетел из седла в скачке с препятствиями.

– Неужели вы говорите правду?

– А вы как думаете? – отрезал Тревельян.

Чешэм вздохнул.

– Признаюсь, я неравнодушен к девчонке. Она прекрасна, но… но принадлежит к простонародью. И что еще хуже – она ирландка. Дорогой лорд Ниалл, вы устанете от нее, и тогда… Ах, я не могу даже подумать об этом. Какой ужас. Леди Тревельян, – пробормотал он.

– Вы забываетесь, кузен, – полный злобы взгляд Тревельяна мог бы пронзить гранитную стену. – Или вы не помните, что и мать моя была ирландкой, вокруг меня живут только ирландцы, да и сам я – ирландец.

Чешэм в раздражении бросил:

– Она не из тех ирландцев, которые подходят вам, и вы это тоже понимаете. И вообще, вы разыгрываете меня, правда? И за обедом мы хорошенько посмеемся над всем этим.

Сцепив руки за спиной, Тревельян поглядел в окно – на пораженные поля.

– Нет, это правда. Я люблю ее. Я уже просил ее стать моей женой, однако она пока, – Ниалл помедлил, морщась словно от боли, – отказывает мне.

Чешэм поднялся на ноги, пытаясь изобразить, что старается переварить потрясающее известие. Он явно хотел бы придать ситуации более легкомысленный оттенок, однако, прекрасно зная крутой нрав Тревельяна, предпочел не делать этого.

– Да как она может отказать на предложение состоятельного и могущественного графа, одного из самых значительных людей в Ирландии? – В голосе Чешэма угадывалось недоумение.

– Это длинная и неприятная для меня история. – Тревельян вздохнул. – И я ничего не намерен объяснять. Достаточно сказать одно: мне сейчас не до балов.

– Быть может, это ваша проблема, а она хочет внимания. Бал будет весьма уместен.

Тревельян вдруг резко повернулся лицом к нему, Чешэм даже вздрогнул.

– Устами младенца…

– А что это я сказал? – возмутился Чешэм.

Чело Ниалла, погрузившегося в глубокую задумчивость, избороздили морщины.

– Пусть будет бал. Праздник на все графство. Пускай наш народ покажет нос этому блайту, там я и объявлю о своих дальнейших планах в отношении ведения хозяйства в Лире – о коровах, овцах и зерне. Тогда Равенна поймет, что я не… – Голос его стал едва слышным. – Не…

– Что не? – спросил Чешэм.

Тревельян поглядел на кузена так, словно только что заметил его, и промолчал.

Расстроенный Чешэм покачал головой.

– Если ситуация, кузен, такая же унылая, как ваше лицо, я рекомендовал бы вам опробовать все возможное.

– Быть может, и придется, – отвечал в рассеянности Тревельян, уже звоня Гривсу.

* * *

Равенна поняла, что Тревельян вошел в апартаменты. Не то, чтобы она услыхала его, скорее почувствовала, и, как Гранья узнавала духов по эмоциям, которые она оставляла на земле смертных, так и сейчас внучка ее ощутила гнев, вступивший в комнату как призрак, вышедший на охоту.

Она ничего не сказала ему. Подняв взгляд от стола, на котором подсыхала исписанная страница, Равенна молча посмотрела Ниаллу в глаза, схватила чернильницу и швырнула ее, целя ему в голову.

Он отступил в сторону. Чернильница ударилась в стену, оставив на ней индиговое пятно.

– А чего-нибудь другого нельзя было придумать? – угрюмо спросил он.

– А чего еще ты от меня ждешь? Я же сказала, что рабы не любят хозяев. – Схватив со стола небольшую стаффордширскую статуэтку, изображавшую Изиду, Равенна замахнулась ею. – Убирайся отсюда, если ты пришел не за тем, чтобы выпустить меня.

– Я пришел пригласить тебя на задуманный Чешэмом бал. – Взгляд Ниалла обратился в сторону гардеробной. – Я пришел, чтобы переодеться. Даже мой портной не способен сделать чудо за одну ночь.

– Не дам, – Равенна метнулась к двери гардеробной. Вооруженная стаффордширской богиней, она преградила ему путь. – Убирайся. А твоя одежда – залог моего освобождения. Если тебе нужно свежее белье, сперва выпусти меня.

Ниалл шагнул вперед. Статуэтка поднялась выше. Он резко нырнул вниз, пропуская фигурку над головой; пролетев над Тревельяном, она разбилась о резную притолоку в прихожей, оставив над ней отметину.

– Ну как, припадок окончился? – спокойно спросил Ниалл.

Глаза Равенны наполнились разочарованием и слезами.

– Ты считаешь себя цивилизованным человеком и держишь меня в плену, как самый отсталый из твоих американских приятелей-рабовладельцев.

– А что мне остается? Если я выпущу тебя, ты сразу умчишься в такую даль, где я тебя никогда не поймаю.

– Вот уж что правда, то правда, – прошептала Равенна, когда Ниалл поднял ее и отставил в сторону.

Забрав из ящиков гардероба кое-что необходимое, Тревельян вновь повернулся к Равенне.

– Ну, какое будет мнение по поводу бала?

– Ты, наверно, сошел с ума, если решил, что я, пленница, буду ходить на балы. – В глазах ее сверкал гнев.

– Даже если я приглашу все графство? Даже если явится твоя бабушка и ее разобьет паралич от одной мысли о том, что ты у меня в плену?

С презрением поглядев на Ниалла, Равенна отвергла его шантаж.

– Ты знаешь, что я сбегу, если ты отпустишь меня отсюда на бал.

– Ты и шага не сделаешь от меня.

– Невозможно. Тебе не удержать меня рядом с собой весь вечер.

– Попробуем?

Они уставились друг на друга, сойдясь в поединке воль. Наконец, Равенна сказала:

– Ладно, пусть будет бал. К этому времени меня здесь не будет, даже если для того, чтобы освободиться, мне придется позвать на помощь Малахию.

Губы Тревельяна исказила грозная улыбка.

– Если только Малахия объявится здесь, я убью его, и не говори потом, что не знала об этом. Ну, стоит ли его смерть нескольких мгновений свободы?

– Я ненавижу тебя, – прошептала Равенна.

Шагнув вперед, Ниалл опустил голову так, что они едва не толкнулись лбами.

– Тогда наслаждайся ненавистью.

Усмехнувшись, он простился с Равенной и запер за собой дверь.

* * *

Днем в обычно тихом замке закипела бурная деятельность. Явилась Кэти, привела с собой слуг с медной ванной, однако, едва Равенна погрузилась в ароматную воду, горничная сразу же удалилась.

И прихватила с собой единственное платье Равенны – из синей шерсти.

Недоумевая, Равенна гадала, что у той на уме. Служанка вернулась буквально спустя несколько минут с платьем, и вся необходимость в расспросах сразу отпала. Судя по целому отряду служанок, появившихся из гардеробной с рулонами шелков и атласов в руках, Равенна поняла, что за фокус ее ожидает.

– Передайте лорду Тревельяну, что мне не нужно шить никаких платьев, – выпалила она, поднявшись из воды и обернув вокруг тела полотенце.

– Но это старое платье нельзя носить вечно, мисс. А бал будет через два дня. – Кэти положила старое платье на кресло.

Рассерженная Равенна натянула на грудь старую, несколько узковатую сорочку так быстро, что разорвала ее.

– Чертово пекло, – буркнула она, ткнув пальцем в образовавшуюся подмышкой дырку.

– Что вы сказали, мисс?

– Одно из любимых выражений его светлости. – Равенна схватила корсет и принялась шнуровать его, буквально кипя негодованием. Кэти точно нахалка, в этом нет никаких сомнений. Служанка эта никогда не уважала незаконнорожденную Равенну. Конечно, непосредственно в ее похищении она не была виновата, но тем не менее прислуживала этому черту, выполняя каждое поручение Тревельяна.

Равенна искоса поглядела на Кэти. К своему прискорбию, она слишком хорошо знала, почему Кэти не возражает против происходящего. Просто Верхи живут по одним правилам, а отверженные по совершенно другим. И честный человек может закрыть глаза на прегрешения богачей, а не нищих.

– Я не пойду на бал к Чешэму, вот и все. – Равенна влезла в корсет своего платья и тряхнула юбкой, опуская ее. Платье казалось тряпкой – даже в сравнении с черной полотняной одеждой Кэти.

– Вам надо будет идти на бал, мисс. Приглашены все. Все графство. К тому же… – Кэти понизила голос. – И думать не хочу, что сделает Сам, если вы откажетесь.

Возражений Равенны она старательно не замечала. Подойдя к постели, Кэти отпустила служанок и принялась перебирать рулоны роскошной ткани.

– Какая тебе нравится больше? Господин хочет, чтобы ты выбрала пять отрезов.

Тут был и бордовый муар, и плотный пурпурный полосатый атлас, даже клетчатая тафта тончайших оттенков розового, черного и зеленого цвета. Все ткани были великолепными, дорогими… попросту говоря – невероятно прекрасными. В других обстоятельствах она была бы счастлива, получив любое из таких платьев. Но только не как подарок от Тревельяна. Она ему не любовница и не рабыня. Она способна сама одевать себя.

– Уберите все это. Я не стану ничего выбирать. – Повернувшись спиной к постели, она застегнула крючки на воротнике своего синего платья.

– Но, мисс, – Кэти смолкла, заметив мрачное выражение на лице Равенны. – Хорошо. Я уберу. – И сказала с тревогой в голосе: – Но не удивляйтесь, если Сам заставит меня выбрать шелка за вас. Он велел мне снять ваши размеры по вот этому синему платью, которое сейчас на вас.

– Просто уберите все. Мне не нужны никакие платья. – Равенна повернулась к ней. – Значит, вы скажете ему это, правда?

Кэти кивнула:

– Скажу, мисс. Не сомневайся в этом.

Кэти вышла из комнаты, заперев за собой черный ход. Равенна едва заставила себя не швырнуть что-нибудь в ненавистную дверцу.

Принеся обед, Кэти более не говорила о платьях.

Но пришел вечер, делать было совсем нечего: оставалось только сидеть возле огня да при свече читать книжку. Упав духом, с унынием глядела девушка на мерцающие огоньки. Ей хотелось домой, и не потому, что она так уж тосковала по Гранье, просто и ей нужно было общество. Дни, проведенные в башне, где с ней разговаривала только Кэти, начинали сказываться на ее решимости.

Равенна пыталась не думать о Тревельяне, тем не менее мысли ее против воли возвращались к нему. Что-то поделывает сейчас Ниалл, подумала она. Должно быть, Гривс подал ему обед в крохотную столовую с гобеленами. Вне сомнения, уж он-то пребывал в обществе. Чешэм гостил в замке. И, возможно, оба они сейчас посмеивались над какой-нибудь непристойной историей. Тревельян, должно быть, целый день и не вспоминал о ней.

Равенна шевельнулась в кресле, уныло покручивая выбившуюся из рукава нитку. Тревельян не должен завладевать ее мыслями, напомнила она себе; и все же граф – улыбающийся, смеющийся, задумчивый – то и дело возникал в памяти девушки. Не имея никаких других занятий, она отправилась в гардеробную и решила хорошенько ознакомиться с ней – на случай, если содержимое комнаты вдруг предоставит возможность бежать из замка. Впрочем, она ничего не нашла – если не считать совершенно уничтожившего ее откровения.

Открыв гардероб, где Ниалл держал свои рубашки и фраки, аккуратно развешанные на плечиках, она ощутила запах. Пахло Тревельяном. Запах пропитал все одежду и вызывал вполне отчетливое, хотя и непонятное чувство внизу живота, словно реагировала на него не она сама, а тело – не спрашивая позволения у рассудка. Равенна не хотела этого делать, но против воли закрыла глаза и попыталась представить себе его лицо. И увидела графа – до боли ясно, как видела его и теперь. Кара за подобное прегрешение не заставила себя ждать – ей сделалось еще более грустно и одиноко, чем прежде.

Потянув за нитку, она сделала прореху и в рукаве. Со слезами обиды Равенна встала и направилась к книжным полкам. Нечего думать о Тревельяне. Она и не собиралась этого делать.

И все же Ниалл не оставлял ее мысли. Они будто воплотились в реальность, потому что, когда Равенна посмотрела на дверь, он оказался там. Стоя на пороге, Ниалл глядел на нее заботливо, но гневно.

– Ну, вы решили выпустить меня или придется разбить еще одну статуэтку? – она приподняла бровь, высмеивая его манеру, а потом повернулась к книжным полкам, надеясь, что сумела скрыть от Ниалла, что руки ее трясутся, а щеки пылают.

– Кэти сказала мне, что ты не ешь и ничего не пишешь. – Закрыв за собой дверь, он подошел ближе.

Равенне хотелось закричать. Так вот почему при первой возможности Кэти принималась перебирать бумаги на столе Тревельяна.

– Надеюсь, вы хорошо заплатили ей. Шпионы всегда берут дорого.

– Кэти верна мне, – Ниалл опустился напротив нее в кресло – в свое, истертое.

– Слишком верна, – пробормотала она.

– Я могу понять отсутствие аппетита, но почему ты не пишешь?

Равенна повернулась во всем обворожительном великолепии своего гнева.

– Да как вы можете думать, что мне удастся что-либо написать здесь?

– Я хочу, чтобы ты писала, – взгляд его ни на йоту не отклонился от ее глаз. – Ты должна писать.