Текст книги "Лучший мужчина"

Глава 20

Сначала Алекс боялась, что Джек Колдуэлл будет протестовать против того, чтобы Джон Маккалистер взял на себя часть ее обязанностей – лечение погонщиков, но когда Колдуэлл сам обратился к Джону, чтобы тот залечил его губу, опасения исчезли. Как-то само собой получилось, что к Джону стали обращаться за помощью все в ней нуждающиеся – и в главном лагере, и в лагере наблюдателей. Впрочем, серьезных травм не было – занозы, синяки, ссадины, вот, пожалуй, и все.

Самым серьезным испытанием для всех было ранение Фредди; для Джона же извлечение пули стало настоящим потрясением. Впервые за долгие годы он вынужден был выполнять ту работу, которую делал во время войны, ту работу, которая в числе других обстоятельств привела его к отказу от общения с людьми. Теперь он больше не мог оставаться безучастным. Тем злополучным вечером произошел переворот в его сознании, и Джон постепенно стал меняться. Он очень изменился с тех пор. Алекс могла бы сказать, что он обрел внутренний покой. Во всяком случае, именно эти слова приходили ей на ум, когда она наблюдала за Джоном. И все же кое-что ее беспокоило… Джон почти постоянно находился в фургоне, сидел на одной с Алекс скамье, и она все чаще замечала, что мысленно он не с ней. Воспоминания уносили его куда-то очень далеко. Порой она замечала, как он подносил руку к лицу, внимательно смотрел на свои длинные тонкие пальцы и хмурился. Дважды погонщики обращались к нему за помощью, и оба раза Джону очень хотелось отказать им – Алекс чувствовала это. И все же он делал то, о чем его просили: обрабатывал раны и бинтовал их. Но каждое движение давалось ему с величайшим трудом, в победе над собой.

Алекс придержала мулов, когда проводник подал ей знак с берега небольшого ручья. Можно было не торопиться разбивать лагерь, поскольку она собиралась сделать рагу из кролика, используя уже приготовленное мясо, оставшееся с вечера. Сама Алекс не особенно любила крольчатину, но погонщики рады были разнообразию, благодарить за которое следовало Лутера – меткого стрелка.

Алекс не спеша распрягла мулов и улыбнулась, глядя в синее небо. Странное дело, открытые пространства перестали пугать ее. Возможно, потому, что сейчас чаще стали попадаться перелески и изредка одинокие дубы. Или, возможно, потому, что она поделилась своей тайной с людьми, которые были ей дороги, – Алекс теперь уже не хотела прятаться в свою скорлупу, как в начале путешествия.

Так много перемен произошло с тех пор, как они покинули ранчо «Королевские луга». Иногда Алекс думала об отце – теперь она, кажется, поняла, почему он настоял на этом перегоне. Сестры больше не были изнеженными богатыми наследницами, как когда-то.

– Победим мы или проиграем, я всегда буду благодарна отцу за этот опыт, – сказала Алекс, поделившись своими мыслями с Джоном. – Не было бы этого путешествия, я бы столько всего упустила. Я бы не узнала Фредди и Лес. Да и себя тоже. И тебя, – добавила она, понизив голос.

Алекс поставила повозку на тормоз возле плакучих ив, росших вдоль берега ручья, и потянулась за костылем. Нащупала на поясе пистолет. Готовая к охоте на змей, она уже собиралась спуститься на землю, но тут Джон положил руку ей на плечо.

Она невольно вздрогнула, однако улыбнулась ему, любуясь его волевым загорелым лицом и серыми глазами, так много ей говорившими.

Этот странный человек, постоянно молчавший, был способен выразить взглядом самые тонкие чувства. Алекс сама себе удивлялась: прежде ей и в голову бы не пришло, что она сможет так сильно привязаться к немому мужчине.

Глядя в лицо Джона, Алекс вдруг заметила, что с ним что-то происходит, – взгляд его показался ей незнакомым, не таким, как обычно.

– Джон, что-то не так?

И тут она все поняла, и у нее перехватило дыхание. Он собирался поцеловать ее. Она смутилась, подумала: «Почему здесь и сейчас?» Затем явилась другая мысль: «Я не могу этого допустить».

Но она не могла пошевелиться, не могла заставить себя отстраниться от него. В тишине раздавался тревожный стук их сердец – оба в равной степени страшились этого поцелуя и желали его. Сотни раз Алекс задавалась вопросом, как она отреагирует, если этот момент настанет.

Конечно, она знала, как ей следует поступить. Следовало вспомнить о Пайтоне и о той ужасной ночи. Ведь Пайтон никогда больше не сможет наслаждаться жизнью. И она не имеет на это права.

Да простит ее Бог, но она так жаждала почувствовать прикосновение губ Джона к своим губам, так мечтала о его объятиях! И ей очень не хватало его сильных рук, обнимавших ее в те минуты, когда они едва не погибли. Алекс не в силах была сопротивляться. Беспомощная, она смотрела на Джона, смотрела в его глаза.

– Я думала, что если это случится, то ночью, – прошептала она, дрожа в его объятиях, – а не днем, под палящим солнцем…

Он обнял ее еще крепче, прижал к груди. Алекс тихонько застонала, на ресницах ее заблестели слезы. Ей так приятно было ощущать тепло его тела, чувствовать его сильные руки.

Она обвила руками его шею и закрыла глаза. Как это замечательно – чувствовать, что тебя обнимает мужчина. А ведь уже не верилось, что подобное случится вновь.

Казалось, время укрыло их своим крылом, они чувствовали себя так, будто этот благоуханный, напоенный ароматами лета мир существует лишь для них двоих. Для них пели птицы и журчал ручей, для них жужжали пчелы, и солнце им одним дарило свое ласковое тепло. И сердца их бились только друг для друга. Алекс подумала о том, что для счастья больше ничего и не нужно – только то, что происходило в эти мгновения.

Джон осторожно провел ладонью по ее лицу, и прикосновение его пальцев было сродни дуновению теплого ветерка. Он посмотрел ей в глаза, и никаких слов не хватило бы, чтобы передать послание, содержащееся в его взгляде. Этот чудесный человек любил ее.

Чуть подавшись вперед, он легонько коснулся губами ее губ, коснулся так осторожно, словно боялся испугать ее проявлением страсти. Грудь Алекс вздымалась, сердце ее забилось быстрее. Она то ли всхлипнула, то ли вздохнула – и прильнула к нему, прижалась к его груди. Он любил ее. Не в силах бороться с собой, Алекс приоткрыла губы и запрокинула голову.

На сей раз его поцелуй был долгим и страстным, и он вызвал к жизни те чувства, которые, как надеялась Алекс, ей удалось запрятать так глубоко, что не пробудить. Его ладони скользили по ее спине, и он все крепче прижимал Алекс к себе. И целовал ее снова и снова.

Стук копыт заставил их разнять объятия. Алекс и Джон смотрели друг на друга и не понимали, как могло случиться, что они забыли обо всем на свете.

– Господи, – прошептала Алекс, поднося к губам дрожащую руку.

Пайтон никогда так не целовал ее. Ни один мужчина ее так не целовал. В поцелуе Джона были нежность и страсть, благоговение и жажда соития.

– Тпру! – Грейди проскакал мимо фургона и остановил табун. – Любуетесь природой?! А ведь тут скоро появятся двенадцать голодных погонщиков.

Алекс покосилась на ухмыляющегося Джона и рассмеялась:

– Нас чуть не застукали.

Ткнув раз-другой костылем в землю, чтобы распугать змей, она с улыбкой принялась за свою обычную работу.

День был чудесный. Солнце приятно припекало, и Алекс почти не обращала внимания на москитов, обычно ужасно ее раздражавших. Она могла думать лишь о поцелуе Джона. И о том, что она прочла в его глазах.

Алекс понимала, что счастье ее не вечно. Она опустила голову, и взгляд ее упал на обручальное кольцо, сверкнувшее у нее на пальце. Она вмиг рухнула с небес на землю, и падение это было столь же стремительным, сколь и ужасным.

Обстоятельства смерти Пайтона были таковы, что она останется его женой навек.

«И только смерть разлучит нас» – эти слова к ней неприменимы. Она была связана с Пайтоном вечными узами» и эти узы после его смерти стали лишь крепче, крепче, чем тогда, когда он был жив.

Луч солнца упал на грань кольца, и вспышка на миг ослепила Алекс. Этот отблеск стал для нее знамением. Небо призывало ее вспомнить о страшном своем грехе и покаяться.

Алекс покачнулась и ухватилась за стол. Когда головокружение прошло, она обвела взглядом лагерь, высматривая Джона. Она должна была сказать ему, чтобы он уходил. Искушение оказалось слишком велико для нее. Быть рядом с ним – такого наказания она могла не выдержать.

Но Джона поблизости не было. Последние дней десять он таинственным образом исчезал во время обеда, исчезал без всяких объяснений. Алекс в отчаянии ударила кулаком по столу. Решимость пройти испытание до конца и, наказывая себя, искупить вину за смерть Пайтона таяла с каждым днем, проведенным рядом с Джоном. Алекс чувствовала, что воля ее слабеет. Где взять силы противостоять искушению?

Когда Фредди подошла к столу, чтобы получить свою порцию, она, взглянув в бледное лицо Алекс, не на шутку встревожилась.

– Эй, что это с тобой? Ты не заболела? – с озабоченным видом спросила Фредди.

– Это все Джон, – вздохнула Алекс, потупившись. Не в силах более хранить свою тайну, она прошептала: – Я люблю его, Фредди.

– Так это же чудесно! – улыбнулась Фредди.

– Это самое страшное, что могло со мной случиться!

Взяв костыль, Алекс заковыляла к ручью. Она хотела остаться наедине со своей совестью.

– Я переживаю из-за Алекс и Лес.

Взяв миску с мясом и бобами, Фредди пошла есть не к костру, как обычно, а за фургон. Мясо с бобами было основным блюдом в меню погонщиков, и, кажется, ни один из парней не возражал, но Фредди они приелись до такой степени, что она была бы счастлива никогда в жизни не видеть ни одного боба.

– Что случилось? – спросил Фриско, шагая рядом.

– Боюсь, что Алекс готова совершить ужасную ошибку, – нахмурившись, пояснила Фредди. – А что касается Лес, что-то тут не так.

– Уорд ее бьет?

Дэл, как обычно, слушал ее, но думал о своем. Он тотчас же отреагировал на слова Фредди и казался озабоченным, но она видела, что его тревожит совсем другое. Дэл то и дело поглядывал на стадо и погонщиков. Похоже, пора было начинать переправу, да только река никак не желала входить в берега. Переправляться без задержки – подвергать риску животных, отложить еще на несколько дней – опять риск. Все ждали решения трейл-босса.

Ред-Ривер ревела и бушевала, заливая берега. Одно стадо подогнали к самой воде; другое стадо, сразу за ним, ждало своей очереди. Все трейл-боссы надеялись, что весенние воды вот-вот спадут, но задерживаться еще на день никто не мог – животным нечего было бы есть.

Погонщики теряли терпение, отгоняя своих быков от чужих стад. Всех тревожила предстоящая переправа.

– Может, и бьет, я не знаю, – ответила Фредди. Скорчив гримасу отвращения, она выбросила из миски остатки бобов. – Лес всегда относилась к Уорду с опаской. А сейчас он, кажется, до смерти ее запугал.

Дэл прищурился, глядя на Фредди.

– Значит, он ее снова ударил?

Фредди была уверена, что Уорд бьет сестру. Она видела синяки и ссадины на руках Лес, замечала, как та морщится от боли.

– Когда я спрашиваю ее, она начинает все отрицать, потом плачет и умоляет ничего тебе не говорить.

Они шли к невысокому холму у самого берега. Оттуда видна была бурлящая вода.

– Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил? Хочешь, чтобы я прогнал Уорда? Я бы с радостью.

Дотронувшись до плеча Дэла, Фредди с удовольствием почувствовала, как напряглась его могучая мускулатура.

– Не надо. Я просто делюсь с тобой своими переживаниями.

Почувствовав горячее покалывание в пальцах, Фредди отдернула руку. Глядя на бурлящий поток, сказала:

– Странно, как все изменилось. Раньше меня возмущало, что Лес перекладывает решение своих проблем на плечи других, а сегодня я расстроена из-за того, что она не позволяет ей помочь.

– Гандерсон собирается завтра переправляться, – сказал Дэл, меняя тему. – А мы – послезавтра.

Он снял шляпу и провел ладонью по волосам.

– Вопрос не в том, потеряем ли мы быков. Вопрос в том, сколько мы потеряем…

Фредди смотрела на белую пену, вскипающую на камнях.

– Какая здесь глубина?

– Слишком глубоко, чтобы переходить вброд. И кони, и быки поплывут.

– Плыть… через это? – с недоверием в голосе спросила Фредди.

Мимо них, кружась в водоворотах и ударяясь о камни, пронеслось вырванное с корнем небольшое дерево.

– Мы не сможем избежать риска, Фредди. Без риска через эту реку не переправишься. Вчера ночью мы потеряли двух быков, и только чудо спасло нас от больших потерь.

В ту ночь раскаты грома перемежались ослепительными вспышками молний. Паника охватила все ждущие переправы стада. У всех были потери. Быки метались и падали с крутого берега в реку. Погонщикам «Королевских лугов» еще повезло, что они потеряли только двух животных, но никому не удалось поспать – всю ночь напролет погонщики трудились, собирая стадо. Джеймс и Пич умудрились подраться с ковбоями-соседями, и оба красовались с синяками.

Напряжение требовало выхода, но отдохнуть и развлечься, пользуясь некоторой передышкой, было, в сущности, негде. В единственном салуне неподалеку от железнодорожной станции места на всех не хватало, а других увеселительных заведений поблизости не было. Закупить провизию тоже можно было лишь в одном месте – в крохотной лавчонке, не рассчитанной на такой наплыв покупателей. Приходилось проявлять чудеса изворотливости, чтобы не голодать. Лутер – да, да, Лутер! – подрался, добывая провиант согласно переданному Алекс списку.

Все думали о предстоящей переправе, все нервничали, и страсти кипели – вот-вот хлынут через край.

– Как быть с Алекс?

– Лутер заплатит шесть долларов за то, чтобы Алекс и фургон переправить на пароме. И позаботится о том, чтобы Колдуэлл держался подальше от стада. Остальные будут перебираться вплавь. – Дэл бросил взгляд в сторону реки. – В том числе этот болван Уорд. Он отправил свою повозку на паром, а сам решил плыть, чтобы сэкономить два доллара.

– Я думаю, Уорд по глупости считает, что может делать все то, что можешь ты.

Фредди зябко передернула плечами, представляя, как будет плыть в холодной воде, сидя на коне. Она помнила жуткое ощущение беспомощности, когда, переплывая через реку, почувствовала, что копыта Уокера оторвались от дна. Тогда она осознала, каково это – полностью зависеть от коня и от прихотей судьбы. Колорадо тоже река не маленькая, но течение в том месте, где они переправлялись, было довольно спокойным. Но Ред-Ривер – совсем другое дело.

Дэл положил руки Фредди на плечи.

– Ты справишься? Если рана еще не зажила, я отправлю тебя на паром вместе с Алекс.

Предложение звучало заманчиво, и Фредди пришлось выдержать внутреннюю борьбу, чтобы не уступить искушению. Она не имела права взваливать на плечи погонщиков дополнительную работу.

– Мне уже гораздо лучше, – ответила Фредди.

Плечо еще ныло, но сегодня она впервые сняла перевязь и старалась вернуть онемевшим мышцам былую гибкость и силу.

Глядя на Дэла, Фредди удивлялась: как могла она когда-то считать его взгляд холодным? А когда в глазах его вспыхивали огоньки, Фредди вздрагивала и дыхание ее учащалось – казалось, она видела/язычки пламени, и ее, словно бабочку к огню, тянуло к этому пламени. Боже, как ей хотелось, чтобы он обнял ее, прижал к себе! Как хотелось забыться в его объятиях…

– Я не хотел этого говорить, но… Мне тебя не хватает, – проговорил он с хрипотцой в голосе.

Тепло его широких мозолистых ладоней напоминало ей тепло его пальцев, ласкавших ее обнаженное тело.

– Мне тоже не хочется об этом говорить, но… я тоже по тебе скучаю.

– Когда-нибудь, очень скоро, Фредди, мы поговорим о том, что с этим делать… Ты понимаешь, о чем я… – Сейчас он смотрел на ее губы.

– И что ты хочешь с этим делать? – спросила Фредди, чувствуя, что ноги ее слабеют.

– В том-то и вся проблема! – Засунув руки в задние карманы штанов, Фриско подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. – Я думаю о тебе постоянно. Словно ты меня околдовала, – продолжал он, не глядя на Фредди. – Ты прекрасно знаешь, чего я хочу.

Наконец-то Фредди вздохнула с облегчением. Она все же не была уверена в его чувствах, ей хотелось услышать подтверждение из его уст.

– Я тоже постоянно думаю о той ночи в Форт-Уэрте. – Она мечтала снова быть с ним, представляла себя в его объятиях, но мечта и реальность – не одно и то же.

– Ну вот, теперь все еще больше усложнилось. – Он смотрел на нее глазами голодного зверя. – Меня тянет к тебе постоянно. Я просыпаюсь с этим желанием и засыпаю с ним.

– Я думала, ты меня избегаешь…

– Я избегал тебя. Ты замечательная женщина. И я слишком уважаю тебя, чтобы воспользоваться обстоятельствами. Не хочу, чтобы ты уехала из Абилина с мыслью, что я думал лишь о себе. Я сам себя не понимаю, но мне важно, чтобы ты вспоминала обо мне как о порядочном человеке. Твое доброе мнение для меня важнее всего. Даже важнее твоего тела. А уж как меня тянет к тебе, наверное, говорить не надо. – Фриско, казалось, сам удивился своим словам. По-видимому, признание далось ему нелегко. Со вздохом он добавил: – Да, именно доброе мнение.

Еще никто не говорил Фредди, что она замечательная женщина.

– Спасибо тебе за твои слова, – пробормотала она, глотая подступивший к горлу комок.

Она хотела сказать ему, что будет всегда уважать его, как бы там дальше ни сложилось, однако не успела – Фриско повернулся и зашагал прочь.

По дороге в лагерь Фредди размышляла о том, как странно все складывалось: столько лет она сетовала на то, что мужчины относятся к ней так, будто она разве что не шлюха, а теперь вдруг расстроилась из-за того, что Дэл не желал к ней относиться как к женщине легкого поведения.

Налив себе кофе, Фредди взглянула на Алекс, раскатывавшую тесто для лепешек и одновременно отгонявшую назойливых москитов.

– Где Джон? – спросила Фредди; она знала, что он никогда не отходил далеко от сестры.

Алекс тыльной стороной ладони откинула локон со лба.

– Последнее время Джон ведет себя очень странно. Много времени проводит в одиночестве. – Алекс умолкла, видимо, решая, стоит ли продолжать. – Я думаю, что в тот вечер, когда Джон извлек пулю из твоего плеча, он пережил огромное потрясение. Я представляю, какое множество воспоминаний разом нахлынуло на него. Этот случай заставил его задуматься. Джон меняется, душа его выздоравливает, он возвращается к нормальной жизни.

Фредди машинально взяла кусочек теста и, перекидывая его с ладони на ладонь, спросила:

– Ты не боишься переправляться через реку?

– Нет. А ты?

– Нет.

Они посмотрели друг на друга и разом рассмеялись.

Затем, опустив глаза, смущаясь и то и дело запинаясь, Фредди поведала своей сестре о том, о чем, сложись все по-другому, ни за что никому бы не рассказала.

Она рассказала о том, что была девственницей, о той ночи в Форт-Уэрте и о возникшей у нее проблеме.

– Ты шокирована, не так ли? Ты думаешь, что только падшая женщина может согласиться спать с мужчиной, если это лишь временно?

Алекс отложила в сторону костыль и села в кресло-каталку. Затем вытерла о фартук руки. Фредди присела поближе.

– До этого путешествия я так бы и подумала…

Фредди заметила, что щеки Алекс порозовели.

– Но я кое-чему научилась и кое-что поняла. Прежде всего я осознала, что не буду жить вечно. И еще: в жизни нет твердых правил. Не существует инструкций на каждый случай. – Алекс откинула назад голову. – Нам постоянно приходится повторять про себя одно слово: надо. Надо то, надо другое. Вечно мы кому-то что-то должны, и редко когда удается делать то, что хочется. Еще реже долг и желание совпадают. Но что такое долг? То, чего от нас требуют другие люди, потому что правила игры придуманы ими? Или то, чего мы требуем от себя сами, следуя нашим собственным правилам? Получается, что «надо» – для каждого свое. Ты просишь совета?

– Нет, – ответила Фредди улыбаясь. – Но я все равно хочу его услышать.

– Что бы ты ни решила насчет Дэла, тебе придется жить, считаясь с последствиями ваших отношений. А последствием может стать и ребенок. Думая о прошлом, пожалеешь ли ты о том, что отдала себя этому человеку? Или, оглядываясь назад, пожалеешь, что не решилась на это? Никто не может за тебя принять решение, но если тебе нужен мой совет, то знай: следует поступать так, как подсказывает сердце.

Растроганная до глубины души, Фредди невольно прослезилась.

– Я ошибалась в тебе, Алекс!..

– Нет, не ошибалась. – В глазах Алекс тоже блестели слезы. – Я была ханжой. – Она глубоко вздохнула, собираясь с духом. Наконец сказала: – Я давно собиралась вам с Лес кое-что рассказать.

Медленно, то и дело запинаясь, Алекс поведала Фредди правду о своем замужестве, о жизни в Бостоне и о смерти Пайтона.

– Так что сама понимаешь, – закончила Алекс, – у меня нет права кого-либо осуждать.

– Катастрофа случилась не по твоей вине, – с убеждением проговорила Фредди. – Не по твоей вине в ту ночь лил дождь. Пайтон мог бы настоять на том, чтобы остаться дома. Напрасно ты берешь всю вину на себя.

– Спасибо, – прошептала Алекс, закрывая лицо ладонями. – Я очень тебе благодарна, больше, чем ты можешь представить. Даже если ты не права.

– Я права, – повысила голос Фредди. – И если бы Джон мог говорить, то он сказал бы тебе то же самое.

Потом они сидели молча, сидели, думая о том, что стали ближе друг другу, чем когда бы то ни было в прошлом. В эти благословенные мгновения им не хватало только одного – хотелось, чтобы Лес была с ними. Но Лес находилась в лагере наблюдателей и сидела рядом с Уордом и Джеком Колдуэллом. Сидела жалкая и несчастная.

Передышка, вызванная ожиданием переправы, позволила Алекс загодя напечь побольше лепешек. Свободное время – редкость во время перегона, и каждый, как мог, старался провести его с пользой. Алекс и Джон нарвали диких слив, и Алекс испекла пирожки. Если бы у нее было хоть малейшее представление о том, как делается джем, она непременно попыталась бы порадовать погонщиков джемом.

Сложив пирожки в корзину, она зажгла фонарь над полевой кухней и улыбнулась Джону.

– Ты такой беспокойный сегодня.

Джон был не из суетливых мужчин, но в этот день он то и дело посматривал на небо, словно желал, чтобы поскорее стемнело. Когда зажглись фонари, он взглянул на губы Алекс и отвернулся.

Больше они не целовались, потому что Алекс этого не позволяла. Чтобы не дать своей решимости иссякнуть, она даже перестала надевать перчатки – обручальное кольцо постоянно напоминало ей о долге. Поглядывая на кольцо, она заставляла себя хранить верность Пайтону, хотя всем сердцем стремилась к Джону. Будучи наблюдательным человеком, Джон заметил, что она предпочитает страдать от заноз и мозолей, отказываясь от перчаток, и догадывался о причинах подобного поведения.

– Спасибо, – сказала Алекс, когда Джон подкатил к ней кресло, усадил в него и взял из ее рук костыль. Весь день она провела на костыле, так что нога мучительно ныла, а руки болели от перенапряжения.

Алекс, как, наверное, и все участники перегона, стала все чаще задумываться: что будет, когда они доберутся до Абилина? Она не могла без боли думать о том, что ей придется сказать Джону «прощай». Как ни старалась она обрести твердость, сцену прощания ей даже представить не удалось. Легче было думать о возвращении к жизни в кресле-каталке – возвращении окончательном, таком, чтобы больше никогда не вставать с кресла. Она заставит себя отказаться от костыля, к которому очень привыкла за время путешествия. Алекс приняла такое решение и не собиралась от него отказываться. Перегон изменил ее планы, но лишь временно. Дав себе слово, она поклялась его сдержать. День прибытия в Абилин станет ее последним днем на костыле.

– Чудесный вечер, – пробормотала она, чтобы как-то отвлечься от невеселых мыслей о будущем.

Джон тронул ее за плечо. Затем повез туда, где они обычно сидели вечером, где могли наслаждаться песнями и байками ковбоев, находясь при этом в приятном уединении.

К удивлению Алекс, Джон отвез ее на сей раз гораздо дальше, чем обычно, – в непроглядную тьму.

– Джон, что ты делаешь?

Он, конечно, не мог ей ответить, но ответ стал очевиден через несколько минут. Джон поставил коляску на тормоз, и Алекс увидела, что это место он облюбовал заранее – расстелил одеяло на мягкой траве, там, где приятно пахло дикими сливами и слышалось журчание реки. Когда глаза Алекс привыкли к темноте, она увидела возле одеяла корзину и какой-то продолговатый сверток. И сразу же поняла, что у Джона на уме.

Нервничая, Алекс облизала губы. «Господи, прошу тебя, – взмолилась она, – дай мне сил отказать ему. Помоги мне».

Обойдя кресло, Джон опустился перед Алекс на колени. Положив руки на подлокотники, заглянул ей в лицо. Алекс сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Слезы навернулись ей на глаза – Алекс прощалась с Джоном. Она надеялась, что ее счастье продлится до Абилина, но нет, не получилось, поскольку точку надо поставить этой ночью. Раз и навсегда ей придется отказать ему, заставить понять, что у нее нет права на счастье. Когда Джон наконец поймет, что для него в ее жизни нет места, он уйдет. Она надеялась, что судьба подарит им чуть больше времени, но надеждам ее не суждено сбыться.

Коснувшись дрожащей рукой щеки Джона, Алекс прошептала:

– Я не могу, Джон. Я навечно останусь замужней женщиной, и ты знаешь почему.

Но, да простит ее Господь за подобные мысли, имелась еще одна причина, чтобы прекратить их с Джоном отношения. Когда-то у нее была прекрасная фигура, которой Алекс по праву гордилась; теперь же она стала калекой и не хотела, чтобы Джон видел ее обнаженной. Как ни запрещала себе Алекс думать о том, куда может завести их этот необычный роман, она, как женщина здравомыслящая, не могла не знать: рано или поздно вопрос о близости встанет весьма остро. И тогда то, что не могло предотвратить чувство вины перед покойным мужем, предотвратит стыд.

Джон осторожно коснулся ее плеча. Затем – Алекс даже не успела понять, что он делает, – снял с ее пальца обручальное кольцо. Алекс потеряла дар речи. Ошеломленная, вцепившись в поручни кресла, она смотрела на Джона, не имея ни малейшего представления о том, что он собирается делать. Джон же выпрямился во весь рост и занес за голову руку, в которой держал кольцо. Алекс закричала – он бросил кольцо куда-то во мрак, в сторону ив и диких слив, росших на берегу.

– Господи, как ты посмел?! Ты не имел права! Не имел права!

Алекс побледнела, ее трясло от возмущения. Дрожащей рукой она попыталась снять коляску с тормоза.

– Я же никогда не найду его! Боже… Как ты только смог? Как смог позволить себе такое?

Упав перед ней на колени, Джон схватил ее за руки.

– Я люблю тебя, Алекс…

Сердце ее остановилось – не верилось, что Джон заговорил. Ошеломленная, она смотрела в его глаза.

– Ты не замужем. Уже больше года как ты не замужем.

Он говорил хриплым голосом, с натугой – совершенно естественной после стольких лет молчания. Когда Алекс пришла в себя, она поняла: у Джона именно такой тембр голоса, какой она себе представляла, – густой протяжный баритон. В глазах ее были слезы радости – и слезы печали. Слова, пробившие стену молчания толщиной в пять долгих лет, оказались словами любви, обращенными к ней, к Алекс.

Она протянула к нему руки.

– Джон, я так за тебя рада!

Вдвоем они вполне могли обходиться без слов, но Алекс понимала, что немота Джона – последнее препятствие между ним и миром, который он так долго отказывался принимать. Теперь, когда это препятствие рухнуло, Джон снова стал полноценным человеком. И она тоже хотела бы стать полноценной, она жаждала этого всей своей истерзанной душой. Быть полноценной… ради него.

Джон положил ладони ей на бедра и приподнял ее. Алекс тихонько вскрикнула, с особой остротой ощутив пустоту под правым коленом. Она выпрямилась, положив руки ему на плечи. Прошептала:

– Джон, я не могу. Пожалуйста, пойми, я не могу…

Он прижал ее к себе, и из груди Алекс вырвался тихий стон. Она даже представить не могла, что после случившегося с ней несчастья ее когда-либо будет сжимать в объятиях мужчина. Она не смела мечтать о том, что когда-нибудь будет прижиматься к груди того, кто желает ее. Алекс сумела убедить себя в том, что заниматься любовью ей уже никогда не придется, и приняла свою участь как должное.

Джон целовал ее влажные от слез глаза и шептал:

– Я люблю тебя. Я полюбил тебя сразу, как только увидел.

Стоя на одной ноге, Алекс не могла отступить, не могла отстраниться от его горячего тела, уклониться от его поцелуев. Закрыв глаза, она прижималась к нему и едва дышала, она мечтала о том, чтобы миг этот длился вечно.

– Я не могу, – прошептала она. – Ты пользуешься моей слабостью.

– Да, – улыбаясь, пробормотал он и вновь поцеловал ее.

Джон прижимал ее к себе все крепче. Алекс всхлипнула, почувствовав, как возбужден. Этот замечательный мужчина желал ее. Разве он не знал, как уродлив ее обрубок – то, что осталось от некогда стройной ноги?

Конечно, знал.

Он целовал ее снова и снова, целовал осторожно и нежно. Руки ее, лежавшие на его плечах, напряглись; она и сама не заметила, как обняла его и раскрыла губы, как ответила на его поцелуй.

Был еще миг, когда она могла бы сказать ему «нет».

Чуть отклонившись назад, Алекс смотрела в его глаза, пытаясь совладать со своими чувствами. И в этот миг решилось все. Алекс не сомневалась: отдавшись страсти, она потом всю жизнь будет терзаться чувством вины. Но если скажет «нет», то всю оставшуюся жизнь будет жалеть о том, что отказала. Оба знали: решается их судьба – и оба почувствовали момент, когда все сомнения ушли.

Теперь и она уже отвечала на его поцелуи со страстью женщины, слишком поздно обнаружившей в себе подлинные желания. Алекс знала, что нынешняя ночь будет последней ночью любви в ее жизни, знала, что больше этому не бывать. Такого, как Джон, ей уже не встретить. Она никогда не сможет любить так, как сейчас. Зато можно превратить проведенные с ним дни в воспоминания, в теплые светлые воспоминания, которыми согреваешь себя в минуты печали, в драгоценные частички прошлого, хранимые как сокровища до конца дней. Что же касается обручального кольца… Она подумает об этом завтра. Не сейчас. И тут Джон подхватил ее на руки и опустил на одеяло. Сам же сел рядом, глядя в ее освещенное лунным светом лицо.

– Распусти волосы, – попросил он.

Не отводя глаз от лица любимого, она подняла руки, чтобы вытащить шпильки из узла. Золотистые локоны рассыпались по плечам, по спине. Джон наполнил ладони шелковистыми прядями; он рассматривал их, и они, струившиеся между пальцами, казалось, сверкали в лунном свете.

Стыдливо опустив глаза, Алекс расстегнула рубашку Джона и со вздохом положила ладони на его мускулистую грудь. Затем, наклонившись, припала к его груди губами и услышала, как он застонал, а потом назвал ее по имени.