Текст книги "Смерть и прочие хэппи-энды"

Глава 12

Я немедленно звоню Оливии. Я просто в шоке.

– Что случилось? – спрашивает она с беспокойством. – Что-то плохое?

– Я написала письмо Эмили, – отвечаю я.

– И?

– Только что мне звонил Майкл. Я подумала, что это Эмили, но оказалось, он взял ее телефон и нашел мой номер.

– Вполне для нее типично. Заставляет позвонить мужа, потому что слишко пафосная, чтобы сделать это самой.

– Нет. Дело не в этом. Майкл прочел мое письмо.

– Немного нагло с его стороны, верно?

– В данных обстоятельствах – нет. Эмили в коме.

– Что?! Это ужасно! Что произошло?

– Она пыталась покончить с собой.

Оливия судорожно выдыхает – в точности, как и я. Мне становится немного легче от того, что она тоже сострадает Эмили, хоть и не была с ней так близка, как я.

– Наглоталась таблеток, но, к счастью, Майкл вовремя ее нашел. Он сказал, что, возможно, она сочтет это медвежьей услугой. Сказал, что она действительно хотела умереть на этот раз. На этот раз. Очевидно, она уже пыталась. Представляешь, какой это кошмар? Она наша подруга, Лив! А мы даже не подозревали, в каком отчаянии она была! Почему мы не воспринимали ее проблемы всерьез?

– Это чудовищно. Я ужасно себя чувствую из-за всего, что наговорила. Вот еще одно доказательство, что по-настоящему мы никого не знаем…

– Бедная Эмили. Бедный Майкл. Это просто катастрофа.

– В каком-то смысле, слава Богу, что ты написала.

– Да, точно. Майкл спросил, не возражаю ли я, если мама Эмили позвонит мне, и я, конечно, не возражала. Я звала ее маму тетей Мэрион. И любила ее. Словом, мы с ней пообщались, и она попросила навестить Эмили в больнице. Поговорить с ней, может, это поможет. Я ответила, что мы поссорились и давно не общались, но она заверила, что это на самом деле не важно. Мы ведь росли вместе с Эмили, и воспоминания об этом – вот что имеет значение. Вот что может помочь. Она была так мила и держалась спокойно, несмотря на это ужасное испытание.

– Кошмар! Значит, ты собираешься в больницу? Это должно быть очень непросто. Ты ведь и так много пережила.

– Я должна пойти.

– Хочешь, я пойду с тобой? Я могу попить кофе, пока ты будешь с ней. Тебе ведь может понадобиться поддержка, когда ты выйдешь.

– Это так чутко с твоей стороны. Спасибо. Если что, я тебе позвоню.

– Хорошо. Но не переживай так сильно. Сегодня ты ведь встречаешься с Гарри?

– Да. И мне нужно испечь рыбный пирог.

– Ты готовишь для него? Стоит ли? Почему бы тебе просто не заказать еду?

– Потому что я пытаюсь устроить для нас романтический ужин.

– Ну что ж, удачи. Но если докажут, что путь к сердцу мужчин лежит через рыбный пирог, я готова съесть свою вуаль.

Глава 13

Пока я делаю сырный соус для пирога, я слегка запариваюсь и беспокоюсь, почему он не густеет. Но наконец он начинает принимать нужную консистенцию, и я вздыхаю с облегчением. Может, это знак, что все будет хорошо – с Эмили, с Гарри, с Изабель, – нужно лишь только проявить терпение. Как бы в подтверждение моих доводов, на моем телефоне высвечивается номер Изабель. Ну наконец-то, черт возьми!

Я хватаю мобильный.

– Извини! Извини! Извини! Я знаю, знаю, знаю, что должна была перезвонить, но все было как в дурдоме, – быстро говорит она. – У меня не имелось лишней секунды. Нужно было получить костюмы, заказанные для девочек. И репетиция рождественских пьес – просто кошмар. И у меня ужасно болит голова – вчера был званый ужин. Позднее, чем обычно. Кажется, у меня мигрень, так что не кричи на меня. Я ведь позвонила, хотя чувствую себя ужасно. Видишь, я могу быть милой! – Она стонет: – О, моя бедная голова!.. А ты как, в порядке?

– Ты все это всерьез говоришь? – спрашиваю я. Я, конечно, извиняюсь, но мне нет совершенно никакого дела до ее головы.

– А что такого? – Изабель выдыхает, признавая свою оплошность. – О, прости, Джен. По-настоящему прости. Ты нормально себя чувствуешь? Я сейчас плохо соображаю. Девочки сказали, что ты хорошо выглядела позапрошлым вечером. Даже отлично. Кстати, а зачем ты тогда приезжала?

– Где ты сейчас?

– Лежу на кровати в темной комнате и жду, когда подействуют таблетки.

– А где Мартин? Что случилось?

– Ничего. Он повел девочек кататься на коньках.

– Так что произошло после того вечера?

– В смысле, «произошло»?

– Ты знаешь. Когда ты добралась до дома? После Барри.

Изабель, кажется, озадачена.

– Ничего особенного. Мартин уже наполовину дремал. Я сказала ему, что мы хорошо провели вечер, и он сразу же заснул. Могу рассказать про его храп, если хочешь знать все подробности. Я же знаю, как ты любишь точность во всем!

Теперь у меня тоже начинает болеть голова.

– Так почему же, когда я позвонила тебе и спросила, все ли в порядке, ты сказала «нет»?

Изабель молчит, а потом произносит невинным голоском:

– Не понимаю, о чем ты. Когда я это сказала?

– Я спросила, все ли в порядке, и ты сказала: «Нет. Я не могу сейчас разговаривать».

– Разве?

– Да! Ты так сказала. И я была вне себя от беспокойства.

– О, Дженнифер, перестань волноваться. Мой брак вне опасности. Последнее, что хочет Мартин, – это узнать о Барри. Он доверяет моим словам.

– Ну, он не казался таким уж доверчивым, когда я его видела.

– Просто он не любит, когда я хожу куда-нибудь без него.

– Можно ли его за это винить?

– Аааааа! – протяжно говорит Изабель. – Ох, Дженнифер. Прости. Ох, дорога-а-ая. Я только сейчас поняла, о чем ты говоришь. Возникла путаница. – Она фыркает. – Это все София. У нее случилась истерика из-за костюма для спектакля. Она хотела быть не розовой феей, а фиолетовой. Поэтому атмосфера у нас была напряженная. В смысле, так иногда бывает с детьми. О, милая! Вот почему я не могла говорить. Извини за эту путаницу, но ничего зловещего не случилось.

Я мрачно смотрю в телефон, как будто это ее лицо. И все? «О, милая!» Значит, цвет костюма Софии – вот причина часов, нет, даже дней моей паники и беспокойства?

– Кстати, ты все еще не сказала мне, зачем приходила.

Я теряю дар речи.

– Что-то не так? – спрашивает сестра, явно чувствуя неловкость от моего молчания.

Я решаю отпустить ситуацию, чтобы не тратить попусту энергию и слова.

– Моя подруга Эмили в коме. Попытка самоубийства.

– О, Дженнифер. Мне очень жаль…

– Но я не поэтому приходила.

– Да?

– На самом деле со мной все хорошо. Вот что я хотела сказать. Что я не умираю.

– Не морочь мне голову, я не могу этого вынести.

– Это правда. Я не умираю.

– Что? – Ее голос меняется – перестает быть томным. Я представляю, как она сейчас садится ровнее и полностью сосредотачивается. – Скажи мне честно. Ты не дурачишь меня от досады?

– Я не настолько мелочная, Изабель. В клинике допустили ошибку. Они дали мне результаты чужих анализов. Я не умираю.

Изабель издает вопль.

– Вижу, твоя голова действительно болит, – замечаю я.

– Ты шутишь? Забудь о моей голове. Это лучшая новость на свете! Но ты серьезно? Доктор Маккензи допустил ошибку?

– Да. – Я чувствую душевный подъем, словно нахожусь сейчас вместе с ней, радуясь этой ошибке.

– Но это возмутительно, – продолжает Изабель восторженно-громко. – Честно! Мамин старый добрый доктор Маккензи! Какая невероятная ошибка, но я ужасна рада, что это ошибка. – Она переводит дыхание. – И это почти смешно. Надеюсь, ты посмеялась. Мы должны это отпраздновать. Ты можешь приехать? Сейчас? Хотя нет, я сейчас не в форме для шампанского. Когда же? О, я знаю. Приезжай на Рождество! Приезжай и оставайся. Так долго, как захочешь. Это будет лучшее Рождество. Пообещай, что приедешь с ночевкой.

– Да, – отвечаю я, улыбаясь ее радости. – Я с удовольствием.

– Ты должна захватить и Гарри.

– Он ездит к матери на Рождество.

– Тогда приходи одна. Это будет очень весело! Это лучшая новость на свете. Подожди, вот я расскажу детям, они будут просто счастливы… – Изабель осекается. – Погоди-ка минуту! Если ты не умираешь, тогда что с тобой?

Вопрос не в бровь, а в глаз.

– Что? – И я подтасовываю факты: – Ранняя менопауза.

Изабель бормочет в трубку:

– Серьезно? – Она хихикает. – О, браво, Дженнифер! Добро пожаловать в мой мир.

Глава 14

Характерное рычание машины Гарри возвещает о его прибытии, и я суечусь над последними приготовлениями. Нужно зажечь свечи! Я чиркаю спичкой, и та мгновенно ломается. Вот дерьмо! Я пытаюсь снова и снова, изо всех сил пытаясь сдержать дрожь в пальцах.

– Ну давай же, давай!

Ну наконец-то!

Двигатель его машины замолкает, затем слышится звук включения сигнализации. Я вся дрожу. Это нервное. Вот он, момент истины, – и я взволнована и напугана в равной степени. Не уверена, что это истина, но я постараюсь представить Гарри свою версию и надеюсь, что он правильно поймет. С этими мыслями я совсем забываю, что держу горящую спичку, и торопливо ее задуваю, прежде чем загорится мой большой палец.

В духовке запекается рыбный пирог. Не очень-то романтично, я знаю, но на улице холодно, и нам нужна теплая еда.

Я мерзну. На мне много слоев одежды, но все равно холодно. Это из-за нервов.

Гарри звонит в дверь.

«Вот оно. Соберись».

Я открываю входную дверь. Он стоит на пороге, укутанный от холода, и выглядит замерзшим, милым и очаровательным.

Фонарь, горящий позади, придает ему золотистую ауру, а его дыхание оставляет призрачно-синие облачка в морозном ночном воздухе. Гарри достает из-за спины букет цветов.

– Для хозяйки ‘ома, – произносит он, пародируя акцент кокни. – А это, дорогая леди, от гостя ‘ома. – Он вытаскивает из кармана пальто бутылку вина, и я почти жду, что вслед за ней последует вереница цветных шарфиков и белых голубей.

Внезапно я ощущаю страх. Страх потерять его. Он просто прекрасен. Прекрасны все его жесты и поступки, заботливые и трогательные… Я ловлю себя на том, что снова пытаюсь торговаться с судьбой: пожалуйста, пусть все идет по плану. Хотя бы раз. Пожалуйста!

Гарри входит в дверь и притягивает меня к себе.

– Быстро, обними меня! Я замерз, а главное… я скучал по тебе. Боже! Как же я по тебе скучал!

– Я тоже по тебе соскучилась. – Мне нравится его запах, приятно его касаться… да все в нем нравится. Разве возможно так сильно кого-то любить?

– Ты чувствуешь себя лучше? – спрашивает он.

Я сглатываю комок в горле.

– В каком смысле?

– Ты была такая сердитая в последнее время.

– А, да. Я уже не сержусь. Мне стало немного легче. Можешь расслабиться.

Гарри целует меня в лоб:

– Ну, слава Богу.

Он поднимает бутылку вина и поворачивает этикеткой ко мне, как сомелье, надеющийся на мое одобрение.

– Я купил его по хорошей рекомендации от немецкого арт-дилера. Я вспомнил, что ты любишь красное, поэтому взял его на всякий случай, вдруг тебе захочется выпить. Он говорит, что это вино из отличного виноградника.

Я освобождаю его от цветов.

– Это чудесно. Но я сделала рыбный пирог. Это не нарушает винные правила?

– Да плевать. – Гарри снимает пальто. – Давай устроим ночь нарушенных правил. Побудем безумцами.

– Ты счастлив, – замечаю я.

– Потому что я здесь.

Я пытаюсь улыбнуться, но выходит, кажется, как-то криво.

Он берет меня за плечи:

– Слушай, Салли, я чертовски испугался, когда ты не отвечала на мои звонки. Даже запаниковал. Ты не могла бы больше так не делать? Пообещай, что всегда будешь держать телефон включенным.

– Извини, – говорю я. – Я не хотела тебя пугать.

– Отлично. Ну, теперь ты все знаешь.

«А вот ты знаешь не все», – думаю я.

Он по-свойски проходит через коридор на кухню. Как бы сильно ни раздражало меня подобное в Энди, но когда Гарри ведет себя в моем доме по-хозяйски, мне нравится.

Я нахожу вазу, наполняю ее водой и начинаю подрезать стебли цветов.

Гарри открывает верхний кухонный шкафчик и берет пару бокалов.

– А где штопор?

– В ящике.

Гарри быстро находит его.

– Я чувствую себя разбитым. Ну и неделька! А теперь я хочу расслабиться и отдохнуть с тобой. Забыть обо всем.

– А что было на неделе?

– Ну, ты знаешь, эти клиенты. Обычная ерунда.

Я расправляю цветы и ставлю вазу на подоконник.

– Они чудесные. Спасибо.

Он с удовлетворенным видом выдергивает пробку из бутылки.

– У меня тоже выдалась непростая неделя, – сообщаю я.

Гарри отвлекается от процесса разливания вина.

– Моя подруга Эмили наглоталась таблеток. Ее муж нашел ее вовремя, но она в коме.

– Черт побери! Ему не позавидуешь. – Он хмурится. – Эмили? Я ее знаю?

– Нет. Я поссорилась с ней несколько лет назад из-за какой-то нелепости. Но от этого не легче. Даже, наоборот, сложнее.

– Жаль это слышать. Тебе только еще этого не хватало, верно? В смысле… ну, ты поняла, о чем я.

– Да. И нам нужно поговорить об этом.

– Непременно! – решительно отзывается Гарри. – Но первым делом нам нужно выпить.

– Слушай, не трать хорошее вино на меня. Я виделась с доктором, и он не советовал мне выпивать.

И зачем я это сказала?

– Зануда! Я имею в виду доктора, не тебя. Может, просто глоток? Что в этом плохого? – настаивает он. И сует мне в руку бокал. – А что он еще сказал?

В этот момент звенит таймер духовки. Этот звонок меня спасает – точнее, откладывает неизбежное.

– Рыбный пирог готов, – сообщаю я, схватив перчатки для печи.

Я открываю духовку, и лицо обжигает горячий пар.

– Какого хрена? – Я в отчаянии. Я так стараюсь держать все под контролем, а получается наоборот.

Я ставлю горячее блюдо на металлическую подставку. Руки трясутся от нервов.

– Ты в порядке? – спрашивает Гарри.

– Просто тяжелое блюдо.

– Может, пойдем в гостиную? Я умираю с голоду. Ты бери бокалы, а я возьму пирог.

Он стягивает с меня перчатки и берет блюдо с пирогом.

– Это все очень романтично, – замечает он, кивая на свечи.

Мы усаживаемся за стол и ставим блюдо между нами.

– Пирог отлично выглядит, Салли!

Я не уверена, поможет ли мне в разговоре его жизнерадостность.

Сидя напротив него, я засовываю ложку в пирог, выпуская облачко пара.

– Кажется, это самая теплая вещь в моем доме за весь день, – замечаю я, отрезая для Гарри большой кусок.

Гарри потирает ладони, согревая их.

– Не очень-то это для тебя хорошо, – отзывается он, – жить в таком холоде.

– Хочешь поговорить о своей плохой неделе?

– Нет. Скучно! Просто некоторые клиенты – настоящие занозы в заднице.

– Продолжай, мне интересно. – Я тяну время. Знаю, что тяну. Просто я все больше и больше волнуюсь.

– Ну ладно… Значит, есть одна обеспеченная пара, в смысле, реально богатая и вдобавок капризная… – На самом деле мне не особенно интересно. Мыслями я не здесь. И просто смотрю на него, притворяясь, что слушаю. Гарри берет вилку и подцепляет картофельную корочку. Я гляжу, как он потягивает вино. – И они хотят купить одну картину в Калифорнии… – Он поднимает взгляд, и я принимаю позу «вся внимание». – Но я сказал им, что придется подождать, потому что мне нужно встретиться с тобой, – он улыбается.

– Спасибо. – У меня в животе все сжимается. – И как они это восприняли?

– Они пришли в ярость, но не волнуйся. Я ведь здесь, верно? Я вполне могу с ними справиться. Я сообщил им, что продавец – мой приятель, так что проблем не будет, даже если им придется подождать месяц или около того. – Гарри снова смотрит мне в глаза. – Не беспокойся, им полезно подождать. Они как избалованные дети, им нужно показать, кто здесь главный.

– Хорошо.

– В любом случае, – продолжает он, – я тут думал… о нас. – Выражение его лица меняется. – И пришел к кое-какому решению.

До этих слов я рассеянно потягивала вино, но теперь оно попадает не в то горло, и я чувствую, что вот-вот задохнусь.

– Дай мне минуту.

Я бегу на кухню, подставляю рот под холодный кран и пью быстрыми мелкими глотками – способ, которому меня научил отец. И это срабатывает.

Я прислоняюсь спиной к еще теплой духовке, вытирая рот тыльной стороной ладони. Вот ведь неловко вышло… Я делаю глубокий вдох, вытираю лицо бумажным полотенцем и возвращаюсь в гостиную.

Гарри встревоженно на меня смотрит.

– Мне лучше. – Я усаживаюсь обратно за стол.

– Уверена?

– Да.

– Это теперь происходит довольно часто, ведь так?

– Нет, нет. На самом деле…

– Так позволь рассказать о моем решении. – Гарри откашливается и резко выдыхает. – Я думал о том, что ты сказала…

Наверно, вид у меня озадаченный.

– Что если бы я действительно скучал по тебе, то бросил бы работу.

– О, Гарри, я была расстроена, и…

Гарри поднимает ладонь:

– Дай мне договорить! Я должен это сказать. – Ему словно не хватает воздуха. – Тот наш выходной был особенным…

– Это правда.

Он смотрит на меня с мрачной тоской.

– Так что я собираюсь взять продолжительный отпуск.

Я смотрю на него во все глаза.

– Серьезно? – Я сглатываю. – В смысле, ты уверен?

Неожиданно это заявление меня воодушевляет. Он должен по-настоящему любить меня, если готов бросить ради меня даже работу!

Гарри стискивает мою руку:

– Более чем. Когда я решил, мне стало легче на душе. Я просто хочу сделать тебя счастливой.

Он откидывается назад на стуле. И выглядит переполненным эмоциями.

– Ты и так делаешь меня счастливой, Гарри, – произношу я. – И я знаю, как много для тебя значит работа. – Мое сердце колотится. – Но ты можешь проводить со мной и меньше времени, чем предполагал, – я натянуто улыбаюсь.

Он поднимает брови:

– В смысле?

– В смысле, у меня есть кое-какие новости.

– Да? – Мягкие линии вокруг его глаз превращаются в глубокие морщинки.

– Да, – подтверждаю я. – Хорошие новости.

Глава 15

Я пристально наблюдаю за ним, пытаясь разглядеть его реакцию при свете свечи.

– Ошибка? – переспрашивает Гарри странным голосом.

– Да, – говорю я.

Я уже сказала это.

Эти слова прозвучали.

Все не так уж плохо.

– Они перепутали мои анализы. Можешь в это поверить? Они дали мне результаты чужого анализа крови. Они ошиблись!

Я жду, что он закричит от радости, как Изабель. Или запрыгает и обнимет меня, как Оливия. После его трогательных слов он мог бы даже разрыдаться от радости или, например, запеть. Но Гарри, вопреки моим ожиданиям, скрещивает руки на груди и откидывается назад, покачиваясь (с риском упасть, я думаю) на двух задних ножках стула.

– Ты, на хрен, прикалываешься надо мной? – спрашивает он серьезно.

– Нет, – пораженно отвечаю я. – Не прикалываюсь.

Стул ожидаемо падает, и Гарри – вместе с ним.

– Господи, Дженнифер, – произносит он, поднимаясь. – Это чертовски большая ошибка!

Плохой знак! Он назвал меня Дженнифер.

Он фыркает, как будто все это довольно нелепо. Я не могу его винить, потому что все так и есть.

Но все же…

– Ты что, издеваешься надо мной? – спрашивает он.

Мое лицо вытягивается.

– Зачем мне издеваться над тобой, Гарри? – Я вонзаю вилку в картофельную корку, и сырный соус сочится из нее, как гной из раны. – Это правда. Я получила результаты другой женщины. Бог знает, что с ней.

– Проклятье, – говорит он и засовывает в рот кусок пирога.

– Но это ведь хорошая новость для нас, не так ли? – говорю я, чувствуя, что он нуждается в подсказке.

Гарри машет рукой у рта:

– Горячо! – Он быстро выдыхает, глотает, хватает бокал и осушает залпом. – Кажется, я обжег нёбо! Черт! – Его глаза слезятся, на этот раз от боли.

Он полощет рот вином, а потом ловит мой испуганный взгляд и понимает, что я жду более подходящего ответа. И к нему возвращается самообладание.

– Да! – говорит Гарри. – Это хорошая новость. – Он беспокойно смотрит на меня, пыхтя и отдуваясь. – Прости! Но черт! Рот болит. Ага. Хорошие новости. – Он широко и фальшиво улыбается.

– Кажется, ты не в восторге. Или ты решил нарушить правило, которое гласит, что нужно вести себя мило, когда твоя девушка сообщает, что она не умирает? – Мне плевать на его обожженный рот. Все, что я вижу, – это его виниры, сверкающие в темноте.

Гарри раздраженно кивает.

– Конечно, я рад! Правда, – говорит он. – Если я сказал что-то не то, то лишь потому, что… ты застала меня врасплох. В смысле, это огромный сюрприз, верно? – Он наклоняется ближе ко мне. – Но я рад за тебя.

– А за себя?

– Да, да. И за себя тоже. Конечно, я по-настоящему рад. – Он переводит взгляд в свою тарелку и начинает выковыривать рыбу из-под картошки, как это делают дети. – Но теперь все изменилось, не так ли?

– Да, – я стараюсь сказать это оптимистично. – К лучшему.

– Ага, разумеется, к лучшему. – Гарри дует на вилку с картофелем и копченой пикшей, осторожно кладет это в рот и начинает медленно жевать.

Между нами повисает зловещая тишина. И я не собираюсь ее нарушать – сначала пусть он передо мной извинится. Гарри не отрывает взгляд от тарелки.

– Так что же, полагаю, мне следует отменить свои планы на длительный отпуск? – говорит он.

Я ошеломленно смотрю на него.

– Это самое приятное, что ты можешь сказать?

Гарри неловко ерзает на стуле.

– Извини. Извини, – произносит он. – Прости меня. Нехорошо получилось. Просто я устал, и мне нужно время, чтобы как следует усвоить твои новости. Вот и все.

– Конечно, – отзываюсь я. – Поверь, мне тоже нужно время, чтобы это переварить. Но пока ты мог хотя бы притвориться, что счастлив услышать это? Отнестись к этому как к хорошей новости, а не как к неудобству!

Гарри потирает виски.

– Вот дерьмо, милая. Извини, я был невежлив. Слушай, у меня выдалась тяжелая неделя. Просто не обращай на меня внимания. – Он поднимается из-за стола. – Я бы выпил еще вина, а ты?

Он избегает моего взгляда.

– Нет, спасибо.

Совершенно очевидно, что мой бокал почти нетронут.

Внезапно Гарри замирает и оборачивается, глядя на меня с выражением, похожим на обвинение.

– Так что сказал доктор? – интересуется он. – Почему ты не можешь пить, если ты в порядке?

Мне хочется пнуть себя.

Почему я должна это говорить? Гарри вдруг напоминает мне крысу, загнанную в угол.

– Потому что я пока… потому что доктору еще нужно проверить мою кровь. Он не совсем доволен, хотя, без всякого сомнения, у меня нет никакого «озиса».

– Так, значит, может быть что-то другое?

– О, – говорю я, – вот теперь ты оживился!

Его глаза делают странный пируэт.

– Это все пошло куда-то не туда, – бормочет он. – Я принесу еще вина.

– Да тащи уже всю чертову бутылку! – не выдерживаю я. – Возможно, мне все-таки нужно выпить, после всего. Ведь кто-то из нас должен отпраздновать хорошую новость.

Гарри горько вздыхает, подходит ближе, приседает возле моих колен и берет меня за подбородок. При любых других обстоятельствах я бы подумала, что он собирается сделать предложение.

– Не надо так, – произносит он. – Извини. Я не имел в виду ничего плохого. Просто это… как бы сказать? Неожиданно. – И Гарри снова широко, будто для фотографии, улыбается. – И хорошо, конечно, – добавляет он поспешно. – Неожиданно хорошо.

Однако от его слов в моей душе неприятный осадок, от которого трудно будет избавиться. Все произошло не так, как должно бы.

– Я принесу вино, – повторяет он. И пока он ходит на кухню, я сижу в ожидании, приходя в себя после пережитого.

Я пытаюсь убедить себя, что слишком остро реагирую, что Гарри имеет право переживать шок и сомневаться. Он устал и встревожен. У него была трудная рабочая неделя, переговоры с клиентами и прочее. И может, он просто не любит сюрпризы. Конечно, так оно и есть, и я должна простить ему эту неуклюжую реакцию.

А затем я думаю: если я беременна – если это безумное предположение на самом деле подтвердится, – простит ли меня Гарри?

– Слушай, – говорит он, возвращаясь с вином и виновато на меня глядя, – простишь ли ты меня…

– Конечно, прощу.

– Нет, – перебивает он, – я имею в виду, простишь ли ты, если я не останусь на ночь?

– Ты собираешься сейчас уйти?

– Не так сразу, но я устал.

– Так оставайся!

– Я не могу, – качает головой Гарри, – еще многое нужно сделать. Давай встретимся завтра, чтобы как следует это дело отметить? Когда я приду в себя? Выбирай, где.

Я предлагаю Хэм-Ярд, потому что это первое, что приходит на ум. Если Мартин заговорит об этом месте на рождественской вечеринке, я хотя бы буду иметь представление, о чем вру.

– Я закажу столик, – обещает Гарри. Но он, кажется, совсем всему этому не рад.

Наш ужин в Хэм-Ярде проходит лучше, чем я ожидала. Гарри снова в форме. Как будто успел переварить мои новости и решил, что может справиться с тем фактом, что моя болезнь оказалась огромной ошибкой. Я перестаю беспокоиться о его странной реакции, лучше поняв его.

– Изабель пригласила меня провести Рождество с ними в этом году. Она и тебя пригласила, но я сказала, что ты поедешь к матери.

– Мило с ее стороны, – отвечает Гарри. – На самом деле мама спрашивала, не мог бы я побыть с ней подольше в этом году. Она ведь стала старше, Салли. Это печально.

– Мне жаль.

– И я хотел спросить – ты не возражаешь, если мы устроим рождественскую вечеринку пораньше? Вроде как предрождественское Рождество, прежде чем я к ней уеду. Как ты, не против? А потом мы вместе встретим наш Новый год.

Я улыбаюсь воспоминаниям.

– Это всегда будет мой лучший Новый год. Конечно, я не возражаю. В любом случае, чем раньше я начну праздновать Рождество, тем дольше оно продлится…

После ужина мы едем ко мне. Гарри за руку отводит меня в спальню, и мы занимаемся любовью. Гарри использует обязательную защиту.

Проснувшись утром, я тянусь к его подушке, но он уже ушел. На подушке лишь милая записка с извинениями за раннее бегство. И обещанием мне позвонить.

Застилая постель, я вдруг замечаю кое-что на простыне. Мое сердце пропускает удар.

Это кровь!

Немного, но достаточно, чтобы напугать меня. Я прижимаю руку ко рту. Может, я все же беременна? Неужели я потеряю ребенка? Возможно. Но пока никаких схваток. Я сажусь и кладу руки на живот, словно защищая его. И вот тут-то мне и приходит в голову, что я знаю, чего на самом деле хочу.

Я хочу этого ребенка.