Текст книги "Смерть и прочие хэппи-энды"
Автор книги: Мелани Кантор
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
День 56-й
На этой неделе случился внезапный всплеск активности болезни, будто мои симптомы наконец проснулись и вспомнили, что у них есть работа.
В понедельник меня захлестнула темная хандра, словно непреодолимая стена воды. С трудом переставляя ноги, я вернулась в постель, едва успев отправить сообщение Пэтти, что не приду. Работа показалась плохой идеей.
Во вторник, на 58-й день до дня X, стало немного легче. Я все еще ощущала душевную боль, но она уже теряла силу. Я старалась ее преодолеть, стремясь вернуться к работе, чтобы не позволить тоске затянуть меня. Я говорила себе, что случилось много хорошего и многое еще впереди, даже на то короткое время, что осталось. Мне нужно было в это поверить.
Я заставила себя увидеть светлую сторону: Гарри вернется в эти выходные и заберет меня, потому что я ему небезразлична, и к тому же Изабель – впервые за долгое время – приедет в гости вечером в пятницу. Это на самом деле круто. Даже потрясающе! Она должна увидеть, что моя жизнь вовсе не красочная феерия одиночки, которую она вообразила. И тогда, возможно, она поймет, что распорядилась своей судьбой весьма неплохо – даже лучше, чем на пять из десяти.
Но все снова пошло своим чередом. В среду, между страдальческим пробуждением и некоторым восстановлением оптимизма, меня как следует вырвало над унитазом.
Меня уже подташнивало какое-то время, но полноценная рвота – это было что-то новенькое. И начались носовые кровотечения. Прогнозы из листовок становились все более реальными.
А сегодня, в 56-й день, произошло худшее.
Я больше не могу использовать работу как отвлечение. Я сопротивлялась этому как можно дольше, но Фрэнк взял инициативу в свои руки. Он пригласил меня к себе в кабинет после утреннего совещания, на котором у меня пошла кровь из носа. Кажется, это всех напугало, несмотря на мои заверения, что это просто досадная мелочь.
– Ты не очень хорошо выглядишь, Дженнифер. Я думаю, ты слишком многого требуешь от себя.
– Я в порядке, Фрэнк. Кровотечение было просто случайностью.
Я не собираюсь говорить ему о плохом самочувствии, но он все равно видит меня насквозь.
– Я не хочу, чтобы ты превозмогала себя. Тебе лучше вернуться домой и позаботиться о себе.
– Мне нужно работать, Фрэнк. Мне нужно отвлечься.
– Я понимаю. Правда. Но сейчас тебе это не пойдет на пользу. Дома ты сможешь отвлечься лучше.
– А как же все мои проекты? Моя команда?
– Кто-нибудь прикроет, Дженнифер. Только временно. Я не говорю, что это навсегда, потому что, возможно, отдых пойдет тебе на пользу.
Я понимаю, что он просто пытается быть милым, смягчая удар.
– Но ведь этого не случится, правда, Фрэнк? Я уже не вернусь на работу… – Я ощущаю слабость. – Вот и все. Не так ли?
– О, Дженнифер! – Фрэнк смущенно переминается с ноги на ногу, и я готова поклясться, что он пытается сдержать слезы. Он испускает глубокий вздох. – Мне очень жаль. Правда. Но никогда не знаешь наверняка. Все еще может измениться к лучшему. Не сдавайся без боя, это не в твоем стиле.
Фрэнк просто ничего не знает о моей личной жизни.
– Спасибо, Фрэнк. За все. Надеюсь, ты прав.
Он кладет руку на мое плечо и крепко его сжимает:
– Мы позаботимся, чтобы ты не осталась без присмотра. Если тебе что-то понадобится – все, что угодно, – просто позвони мне. Мы с Пэтти сохраним все в секрете. Уверен, что никто не свяжет случайное кровотечение из носа с чем-то большим, и, зная людей, могу сказать – вероятно, они уже забыли об этом. И не волнуйся, я прослежу, чтобы Пэтти не проговорилась. Мы придумаем, как объяснить твое отсутствие. Возможно, отпуск по семейным обстоятельствам. Эту причину никто и никогда не ставил под сомнение. Она объяснит и внезапность, и отсутствие обычной вечеринки и торта.
– Это не лишено смысла, – замечаю я. – Хотя торт бы мне не помешал.
Он криво улыбается, а потом вдруг неожиданно меня обнимает. Я чувствую запах пота из его подмышек.
Бедный Фрэнк. Должно быть, он ненавидит это делать.
Я рыдаю всю дорогу до дома.
Знаю, я веду себя безответственно и должна вернуться к врачу – я ведь еще не перенесла ту отмененную встречу с ним, – и возможно, это просто затянулась стадия отрицания, но я надеюсь, что пара дней с Гарри в спа-салоне помогут. Конечно, если ничего не изменится, я пойду к доктору Маккензи на следующей неделе, и он наверняка будет настаивать, чтобы я начала принимать лекарства. Вероятно, мне придется. Может, я даже захочу.
Я пишу Гарри:
«Мне пришлось бросить работу. Расстроилась».
К моему изумлению, ответ прилетает мгновенно:
«Еще больше причин подсластить тебе выходные».
Его слова меня несколько утешают, но все равно новые симптомы проявились весьма некстати. Жаль, что они не дождались конца выходных, когда Гарри, несомненно, снова уедет. Пусть это и мелочь в сравнении с остальным, но я не хочу, чтобы кровотечение или рвота испортили наши короткие каникулы вместе.
По правде говоря, раньше Гарри никогда не был склонен к сочувствию, когда у меня случалось что-то вроде простуды. Или головной боли. Или, упаси Боже, ПМС. Не знаю, почему я возлагаю на него свои предсмертные надежды сейчас. Но надо отдать ему должное: он определенно стал более внимателен. Жаль только, что потребовалась смертельная болезнь, чтобы изменить его. Почему мы начинаем ценить то, что имеем, лишь когда рискуем это потерять?
День 55-й
Сегодня приезжает Изабель, и это действительно поворотный момент. Я сказала ей, что перестала работать, и она прибудет пораньше, чем планировала, чтобы успеть потом забрать девочек из школы.
Я прибралась в доме, как могла, пропылесосила и отполировала, хотя это меня и утомляет. Просто не хочу, чтобы мое жилище ее разочаровало.
Изабель приносит мне прекрасный букет цветов.
Мы обнимаем друг друга и проходим в гостиную.
– Последний раз я была здесь целую вечность назад, – замечает она, оглядываясь. – Даже не помню когда.
Она собирается снять пальто, но затем передумывает.
– В этом доме чертовски холодно, Джен. Может, поэтому ты и заболела.
– У меня же не грипп, Изабель.
– Нет, – кивает она, – определенно нет. Извиняюсь. Слушай, не знаю, стоит ли говорить об этом, но ты в курсе, что твои глаза налиты кровью?
– Это из-за недавней рвоты.
– О, Дженнифер, – охает она, прикрыв ладонью рот. – Это ужасно! Бедняжка, моя дорогая бедняжка… – Изабель поеживается. – Извини за беспокойство, но у тебя нет какой-нибудь грелки? Я не привыкла к холоду и могу простудиться.
– Конечно. Это было бы весьма некстати.
Мы стоим на кухне, а она болтает о разных мелочах, пока закипает чайник. Я делаю ей кофе, потом начинаю очищать имбирь.
– Ты пьешь имбирный чай? – спрашивает Изабель.
– Ага. Хочешь?
– Я люблю имбирный чай.
– А я тебя совсем не знаю, верно? – усмехаюсь я.
Мы возвращаемся в гостиную, и она устраивается в кресле, съежившись и сунув бутылку горячей воды под пальто, обняв чашку и грея руки.
– Очень милая комната, Дженнифер, – произносит она, оглядевшись.
– Ты так говоришь из вежливости.
– Возможно, – соглашается она. – Немного. Но, по крайней мере, я пытаюсь.
Мы обе смеемся.
– Так как же ты справляешься со всем этим? Я имею в виду, в одиночку?
– Я больше не одна, – отвечаю я. – Мы с Гарри снова вместе.
Ее брови взлетают вверх.
– Я ему тоже послала письмо. И он проявил себя с лучшей стороны. Завтра он везет меня в спа-салон.
– Это так мило. – Она замирает на миг. – Я так рада за тебя! Тебе нужен кто-то. Каждому кто-то нужен. Надеюсь, в этот раз он будет к тебе добрее.
– Не так уж много вреда он может причинить за пятьдесят пять дней, – замечаю я.
Изабель кашляет, поперхнувшись чаем.
– Ты считаешь дни?
– Да.
– Но почему? Это ужасно. Я имею в виду, это… как будто находишься в камере смертников.
– Я и правда в камере смертников.
Она отводит взгляд.
– Просто это кажется неправильным. Слушай, я хотела предложить тебе пожить у нас. Я позабочусь о тебе. Если, конечно, Гарри не живет с тобой?
– Это очень мило. Спасибо.
– По крайней мере, у нас теплее.
– Но я лучше останусь здесь. Не то чтобы Гарри жил со мной. Работа отнимает у него много времени. Он чаще находится за границей, чем дома, и, кроме того, у него есть прекрасная квартира в городе, с потрясающим видом на «Осколок».
– Боже! – Изабель, кажется, впечатлена. – Подумай о грязном воздухе в центре.
Я фыркаю:
– Да. Наверняка он в курсе.
– Ну что ж! Мое предложение будет в силе, на случай если ты передумаешь. Но ты должна что-то сделать с отоплением.
– Я в порядке, Изабель. Я к этому привыкла. Честно говоря, я даже не замечаю холода.
– Что ж, кому ты еще написала?
– Только тебе, Гарри и Энди с Элизабет.
– Энди и Элизабет. А ты получила ответ?
– Вообще-то да. Энди прислал очень милое письмо.
– Можно посмотреть?
– Нет! Это личное.
– Да брось!
– Ты увидишь это, когда я умру. Если сможешь найти.
– Я не собираюсь рыться в твоих вещах. А что написала Элизабет?
– Ничего.
– А, ну ладно. Не так уж и много она могла сказать, верно?
– Ты имеешь в виду, кроме сожаления.
Изабель пожимает плечами:
– Может, она и не сожалеет.
– О!
Она теребит выбившиеся из подлокотника нитки.
– Знаешь, не все такие добрые, как ты. На самом деле я думаю, что ты исключение, лишь подтверждающее правило. Большинство женщин, которых я знаю, настоящие стервы. Я в курсе, ты думаешь так же про меня, но некоторые матери в нашей школе намного хуже. Тебе повезло, что ты никогда не имела дела ни с кем из них.
– Я вовсе не думаю, что ты стерва, – возражаю я. – Но мне бы очень хотелось быть матерью. Даже если это означает общаться с некоторыми стервозными особами в школе.
Изабель качает головой:
– Не верится, что я думала, будто ты никогда не хотела детей… Вот один из примеров, как все мы можем заблуждаться. И мне очень жаль, что этот козел изменил тебе из-за этого. Думаю, мы не всегда можем понять, что толкает людей налево, когда с виду все кажется прекрасным.
– На первый взгляд все было нормально?
– Всегда. Я была в шоке, когда ты мне рассказала. Мама с папой тоже были потрясены. И очень переживали за тебя.
Это становится для меня откровением.
– Они никогда не говорили. Наш разговор свелся к тому, что, типа, нужно двигаться дальше, давай не будем это обсуждать – оно того не стоит, – сообщаю я.
– Ну, это в стиле родителей. Они не любили обсуждать неудобные вещи. Вероятно, думали, что полезнее всего вообще не поднимать подобные темы.
– Я знаю. Но почему? Посмотри, сколько времени мы не могли решиться на настоящий разговор. И посмотри, как после него стало легко. Я любила их, но серьезно! Они были безнадежны, когда речь заходила о плохих новостях. – Я указываю на черно-белую фотографию родителей. – Они были такой красивой парой – блестящий пример идеального брака. И демонстрировали окружающим только эту картинку. Но неужели они никогда ни в чем не сомневались? Я ни разу не слышала, чтобы они хотя бы поспорили.
– И я тоже.
– Как будто они не хотели, чтобы мы узнали, что жизнь грязная и люди могут облажаться.
– Черт! Ты поняла их!
– Я все еще скучаю по ним, – признаюсь я. – А ты о них когда-нибудь думаешь?
– Все время. О том, что они не видят, как растут девочки.
– Да. Это тяжело. Но отчасти я рада, что их здесь нет. Мне не хотелось бы, чтобы они узнали о моей болезни.
– Они никогда бы с этим не справились. Никогда! – Изабель слегка вздрагивает. – В любом случае, может, последуем примеру мамы и папы и поговорим о приятных вещах? Как думаешь, куда именно Гарри собирается взять тебя на спа-выходные?
– Без понятия. Он хочет, чтобы это был сюрприз.
– О, как мило и романтично. Мартин тоже делал это для меня. В старые добрые времена! Прежде, чем появились дети. О Боже! Благодаря тебе я понимаю, что мы позволили себе потерять. Это так грустно, когда из отношений исчезает магия…
Я хочу сказать что-нибудь ободряющее, вроде того, что магия может вернуться, но не успеваю – Изабель издает стон и заливается слезами.
Я сбита с толку – это совершенно неожиданно. Ни с того ни с сего. Я не знаю, что делать, поэтому просто подхожу к ней и обнимаю за плечи.
Она машет рукой:
– О, не беспокойся обо мне. Прости. Я обещала себе, что не буду плакать…
– Все в порядке, – откликаюсь я. – Разве это не в точности то, о чем мы говорили?
Изабель ставит чашку на стол и тянется к сумочке за салфеткой.
Я бегу на кухню и возвращаюсь с полупустой коробкой.
– Вот, – говорю я, кладя салфетки рядом с ней.
Сейчас Изабель уже просто всхлипывает. Она наклоняется вперед, достает из коробки другую салфетку, промокает глаза и деликатно сморкается.
– Я не знаю, что со мной, – бормочет сестра. – Чувствую себя нелепо. Извини. Все как-то навалилось… Может, наш разговор о маме и папе. А может, осознание того, что я тебя потеряю… – Она жалобно стонет, и я приседаю у ее ног, положив подбородок ей на колени, и смотрю в ее бледные влажные глаза.
– Но это не единственная причина, правда?
Изабель бросает на меня взгляд, а затем прикрывает глаза, как бы говоря: «Не надо об этом».
– О, Боже, Дженнифер, – вздыхает она, – все так сложно. Когда у тебя есть дети, это бесконечные обязательства. Ты постоянно чем-то занята и беспокоишься, что пренебрегаешь одним ребенком и отдаешь предпочтение другому или пренебрегаешь своим мужем. Хотя на самом деле ты пренебрегаешь только собой. Я забыла, кем была раньше, – она снова глядит на меня, – и у меня не случается романтических уик-эндов, которых я бы ждала. Вообще!
Она утыкается головой в колени, и ее волосы свешиваются вперед. Я начинаю массировать ей шею, пытаясь успокоить.
– Не глупи, – говорю я, – ты замечательно обращаешься с девочками, а Мартина просто нужно подтолкнуть, как и всех мужчин. Взять хоть меня: мне приходится умирать, чтобы заполучить спа-выходные.
Изабель фыркает себе в колени:
– Не смешно.
– И я прекрасно понимаю, как это трудно – соблюдать баланс, как делаешь ты. Я так восхищаюсь твоей способностью держать все под контролем. Твои дети очаровательны – нужно отдать тебе должное.
Изабель пытается взять себя в руки. Ее нижняя губа еще подрагивает, лицо перепачкано поплывшей косметикой. Она обнимает бутылку с горячей водой, как ребенок плюшевого мишку.
– Мне долить горячей воды? Должно быть, эта остыла.
– Все нормально… нормально… О Боже! – восклицает она. – Мне правда не следовало говорить тебе это – я поклялась, что не буду, но не могла держать это в себе ни секунды дольше. И я знаю, нет нужды просить тебя поклясться сохранить эту тайну, но…
– Клянусь, что унесу с собой в могилу любую твою тайну.
– Перестань, – просит Изабель, всхлипнув. И смотрит мне прямо в глаза. – Ты не должна так говорить, это ужасно.
– Идет. Я не буду. А теперь расскажи мне, что случилось.
– Ох, Дженнифер. Мне так не хотелось тебя впутывать. Ты сможешь это вынести?
– Ну конечно.
Она прикусывает губу.
– Нет, нет… я не могу! Извини. Я такая эгоистка. Не стоит обременять тебя моей жалкой историей. У тебя и своих забот хватает.
Я раздраженно вздыхаю:
– Вообще-то я бы хотела для разнообразия побеспокоиться о ком-нибудь, кроме себя.
Изабель умоляюще на меня смотрит:
– Сейчас уже настал «винный» час?[32]32
Час, после которого не считается зазорным выпить бокал вина.
[Закрыть]
– А если нет, то пить нельзя?
– Нельзя, – улыбается она, – по крайней мере, в моем доме.
Я отправляюсь на кухню и роюсь там в поисках белого вина, но у меня осталась лишь пара бутылок красного.
Я ведь не собиралась пополнять свои винные запасы.
– Мне неловко, – кричу я из кухни, – но есть только красное вино. Или виски.
– Красное вино – это хорошо, – отзывается Изабель. – И может быть, немного воды.
– А как насчет зубов?
– Вот потому и нужна вода.
– Конечно, – говорю я.
Я открываю бутылку и наполняю для нее большой бокал. Потом наливаю нам воды и возвращаюсь в гостиную. Изабель как раз глядится в свое маленькое зеркальце, смывая потеки туши.
Она быстро его захлопывает и убирает обратно в сумочку.
– Спасибо, – она берет с подноса бокал вина, и я ставлю воду на пол рядом с ней.
– Так кто же он?
Изабель изумленно на меня смотрит.
– Почему ты так сказала? – интересуется она, однако выражение ее лица уже все мне сообщило.
– Потому что я не знаю, что еще это может быть. У тебя ведь нет редкого заболевания крови, правда?
– Нет, – всхлипывает сестра. – Определенно нет. – Бокал с вином дрожит у ее губ. Она медленно вздыхает и медленно отпивает. – Ты права. У тебя, должно быть, есть шестое чувство. Он учитель в школе Сесилии. Я не знаю, что делать.
– И у вас роман?
– Да. – Изабель шмыгает носом. – Не осуждай меня. Я знаю, это твое больное место.
Я прикидываю в уме.
– И как долго это продолжается?
– Недолго… кажется, год. Он был классным руководителем у Сесилии.
Я стараюсь не выдать своего удивления, но, кажется, не слишком успешно.
– Мартин ведь ничего не подозревает?
– Нет. – Изабель на секунду задумывается. – Ну, если и подозревает, то не подает виду.
– А девочки?
– Нет. Мы очень осторожны. И если бы школьные сучки что-то заподозрили, я бы узнала, потому что все бы узнали.
Я подтягиваю колени к груди.
– Так в чем же, помимо очевидного, проблема?
Ее лицо вытягивается, как будто она собирается закричать.
– Он хочет, чтобы я ушла от Мартина.
– Хм-м… А ты хочешь оставить Мартина?
– Нет… В смысле, я не уверена. – Она подносит руку ко лбу. – Эту проблему невозможно разрешить.
– Все возможно, Изабель. Он женат?
– Нет. Ему двадцать девять. Никогда не был женат.
– Ух ты, какой молодой!
Сестра пытается скрыть застенчивую улыбку.
– Так что, скорее всего, все пройдет, – подбадриваю ее я.
Однако она приходит в ужас:
– Почему ты так говоришь?
Тут я понимаю, что Изабель серьезно относится к этому мужчине и угасание страсти определенно не входит в ее планы.
– Ну, не знаю, – говорю я осторожно, обдумывая каждое слово, – он молод. Возможно, он захочет остепениться.
– Да, я уже сказала! Он хочет. Со мной.
– И завести детей.
– Да! Со мной!
– Мне неприятно напоминать тебе об этом, Изабель, но тебе почти сорок восемь. Это маловероятно, не так ли?
– Это очень даже вероятно. Конечно, не обычным путем. Менопауза сделала свое дело, но я не об этом. Я имею в виду, у него будут девочки. Он любит Сесилию. Я уверена, что он также полюбит Софию.
– Значит, ты собираешься бросить Мартина?
Мне очень жаль этого чудака.
– Нет. Я не могу так поступить с Сесилией и Софией.
– Тогда я не понимаю. В чем же дело?
– Я не хочу оставлять и Барри.
Кажется, мой смех удивляет нас обеих.
– Изабель! У тебя не может быть романа с кем-то по имени Барри. Это противоречит всем правилам.
Изабель молча на меня смотрит, и я понимаю, что она не находит здесь абсолютно ничего смешного.
– В чем разница между Барри и Гарри? – рявкает она.
«В одной согласной», – думаю я. О, эта сила согласной!
– Да, ты права, – говорю я.
– В любом случае, если бы ты встретила его, ты бы так не сказала. Он такой красивый, что имя тоже становится красивым.
– Не сомневаюсь. Так почему ты должна что-то решать?
Изабель прищуривается, глядя куда-то сквозь меня.
– Потому что он угрожает рассказать Мартину, если я этого не сделаю, – шепчет она.
Мне кажется, что в комнате что-то изменилось.
– Боже мой, Изабель! Это ужасно. Это ведь шантаж. Неужели Барри не понимает, насколько это плохо? Что это сделает с девочками? С их учебой, отношениями с тобой, с их отцом? С ним? Это же все разрушит!
– О Боже! Все разрушит? Ты так думаешь?
– Ну… да. А ты разве нет?
– Я стараюсь не думать об этом.
Вот в том-то и проблема, когда вы ведете безоблачную жизнь. Вы просто не знаете, как быть, если все начинает идти не по-вашему.
– Думаешь, он выполнит угрозу? – спрашиваю я. – Рискнет своей работой? Думаешь, он настолько безрассуден?
– О Боже, Дженнифер, ты меня пугаешь. Я правда не знаю. Никогда не думала об этом. Все это слишком ужасно. Мне хочется свернуться калачиком и умереть!
– Хочешь поменяться местами?
Она замолкает на мгновение.
– Я не это имела в виду. Ты же знаешь.
– Знаю, знаю.
Я подтягиваю ноги ближе к груди. Изабель допивает вино.
– Хочешь еще?
– Нет, я за рулем. Я должна была приехать на такси, но мне нужно забрать девочек из школы.
– В это время вы и встречаетесь с Барри?
– Нет! – возражает она с неудовольствием, будто это самое бессовестное предположение. – Нет! Я же сказала, мы очень осторожны.
Я лишь молча поднимаю бровь.
Изабель отставляет бокал и наклоняется вперед, делая большой глоток воды. Она приглаживает свои идеально подкрашенные волосы, перекидывает их через плечо и начинает заплетать в косу.
– Но есть кое-что, в чем ты можешь помочь, – продолжает она.
Я чувствую опасность. Мне знаком этот взгляд.
– Да? И что же?
– Ты не могла бы встретиться с Барри? Со мной, конечно. Доказать ему, что ты умираешь.
– Что? – Я не могу поверить своим ушам. – С какой стати?
– Пожалуйста, не сердись на меня, Дженнифер. Я не хотела тебя обидеть. – На ее глазах снова выступают слезы, и она промокает их свежей салфеткой.
– Я не обижаюсь, – заверяю я, и это правда: я просто в ужасе. – Но с какой стати ты хочешь, чтобы я доказала Барри, что умираю?
– Обещаешь, что не будешь злиться?
– Сделаю все возможное.
– Ну… – Изабель нервно вздрагивает, словно я могу ее ударить. – Я сказала ему, что согласна оставить мужа, но у меня умирает сестра и я не могу поступить сейчас настолько радикально. Не в данных обстоятельствах. Нам с девочками придется оправиться от потери, прежде чем я смогу внести в нашу жизнь еще какие-то изменения.
– Спасибо, – говорю я. – Как мило, что тебе пришло это в голову.
У меня такое чувство, будто я подслушиваю разговор у собственной могилы.
– Я надеялась, что это на какое-то время отвлечет его. Надеялась, что в итоге он оставит эту мысль и мы вернемся к нормальной жизни.
– Да, сейчас просто образец нормы.
– Только он мне не верит.
– Этот Барри нравится мне все больше.
– Он говорит, что я никогда даже не упоминала о сестре раньше, так почему вдруг?
– В его словах есть смысл.
– Так что мне нужно, чтобы ты с ним увиделась. Чтобы доказать, что ты существуешь.
– Что, и анализы крови с собой взять?
– Нет, Дженнифер. Не глупи. Почему ты все усложняешь?
Я качаю головой в ответ на ее близорукое упрямство.
– Нет. Я, наоборот, пытаюсь облегчить тебе задачу, Изабель. Неужели не ясно?
Сестра смотрит на меня, оценивая, серьезна ли я.
– Нет? Ты имеешь в виду… ты это не сделаешь?
– Вот именно. Не сделаю.
Она поражена, что я так разговариваю – с ней. С той, кому я никогда в жизни не отказывала. Это критический момент. Не из тех, что заставляют меня чувствовать себя хорошо, потому что это означало бы, что я не сочувствую ситуации Изабель, а я сочувствую.
Но я больше не хочу быть пешкой в ее игре, и в этот раз не позволю собой манипулировать. При всей ее беззащитной мольбе.
– Послушай, – говорю я, – либо он верит тебе во всем и верит, что у тебя есть умирающая сестра, либо не верит тебе в принципе, и в этом случае ваши отношения обречены. Но ты сама вляпалась в эту историю, Изабель, и тебе придется самой из нее выбираться.
– Дженнифер! – Ее красные воспаленные глаза буравят меня. – Но я тебя поддержала! Неужели теперь ты не можешь найти в своем сердце хотя бы небольшого желания поддержать меня?
Я недоверчиво гляжу на нее, осознавая, что она искренне верит в то, что говорит.
– Я очень поддерживаю тебя, Изабель. Так было всегда, и ты это знаешь. Но у тебя прекрасная семья, и я не собираюсь помогать тебе ее разрушать. И не потому, что его зовут Барри. И не потому, что я осуждаю. Я думаю, что каждый имеет право искать счастье в любой форме, пока принимает на себя ответственность за последствия. Я хочу сказать, ты не можешь втягивать в это дело мою смерть. Это абсурд.
Мы смотрим друг на друга. Так далеко мы еще не заходили. Лицо Изабель принимает выражение человека, которого совершенно неправильно поняли.
– Хорошо, – произносит она. – Прекрасно! Если это то, что ты действительно думаешь. – Она отбрасывает грелку, встает и встряхивает волосами, упрямо вздергивая подбородок. – В таком случае, Дженнифер, думаю, нам лучше вернуться к тому, что было. Мы должны признать, что мы разные люди с разными судьбами. Я надеялась, что получу от тебя больше сочувствия, но я ошиблась. Я думала, ты поймешь мои чувства, но ты все та же паинька в сандаликах, какой всегда и была.
– О, я слишком хорошо понимаю твои чувства, Изабель. Жаль, что ты не можешь понять и мои. – У меня пересыхает во рту. – Я же сказала, что не осуждаю тебя. И это правда. Но я не собираюсь вступать с тобой в сговор и поддерживать обман. Может, найдется кто-то, кто будет счастлив сделать эту работу за тебя, но в мои планы это не входит. Все равно спасибо.
Изабель хватает свою сумочку, подбегает к двери, распахивает ее, колеблется, а затем снова захлопывает, поворачивается на каблуках и оседает на пол. Пальто окутывает ее, как защитный кокон.
Я замираю.
– Ты в порядке?
Она глядит на меня исподлобья:
– Да какое тебе дело?
– О, прекрати! Конечно, мне есть дело.
Изабель обхватывает голову руками.
– Черт тебя подери, Дженнифер! Ты так раздражаешь, что мне хочется тебя ударить. Почему ты все время такая, блин, правильная? Ты хоть представляешь, как это тяжко?
И я больше ничего не могу с собой поделать; это как торнадо, которое годами набирало во мне силу.
– А ты хоть представляешь, как меня раздражают твои слова? – рявкаю я. Изабель таращится на меня, разинув рот. – Я сыта по горло таким отношением. Мне надоело, что меня называют паинькой! Мне надоело быть милой и разумной. Какая мне от этого польза?!
– Боже мой! Ты такая злая!
– Верно, я очень зла. А ты бы не разозлилась? Вот ты сидишь тут, и впереди у тебя распрекрасная жизнь, которую ты с удовольствием портишь, и Бог знает, может, в итоге все обернется для тебя к лучшему. И посмотри на меня! Я всегда стремилась быть порядочной, доброй и справедливой, и вот что со мной произошло! КОНЕЧНО, Я ЗЛЮСЬ!
Изабель бледнеет.
– Тише, сестренка, – негромко произносит она. – Все в порядке. Все будет в порядке.
– НЕТ, НЕ В ПОРЯДКЕ!
– Ты права. – Изабель не без труда поднимается на ноги. – Не в порядке. Но я все равно обниму тебя, нравится тебе это или нет. Даже если ты будешь брыкаться, кричать и пытаться свалить на хрен!
Она приближается ко мне, широко раскинув руки, а затем окутывает своим пальто.
– Ты сказала неприличное слово, – бормочу я. – Мама с папой намылили бы тебе рот и за меньшее.
– Неприятно тебе напоминать, но их здесь нет. Ты можешь сказать это сейчас. Можешь говорить это так громко и так часто, как хочешь.
Я отодвигаюсь от нее и кричу во всю силу легких:
– На хрен! На хрен, на хрен, на хрен, НА ХРЕН!
Мы визжим от смеха, держась друг за друга и подпрыгивая, как пара сумасшедших детей.
Я прислоняюсь к стене, держась за ноющие бока.
– Боже, как хорошо!
– Охренительно хорошо! – кричит Изабель, переведя дыхание, и улыбается. Ее лицо неуловимо меняется. – О, почему нам понадобилось столько времени, чтобы стать сестрами? Ведь это так весело.
– Мне нужно было написать это письмо много лет назад, – говорю я.
– А теперь у тебя эта проклятая болезнь. Вали прочь, паразит! Оставь мою сестру в покое!
– Спасибо, Изабель! Надеюсь, это сработает.
– Отлично. Тогда, возможно, ты у меня в долгу. – Она напускает на себя жеманный вид и тянет девичьим жалобным голоском: – Может, все же повидаешься с Барри?
Я таращусь на нее:
– Ты шутишь, да?
– Типа того… Да не волнуйся! Конечно, шучу. И да, я вляпалась в эту историю, бла-бла-бла. Замечание принято.
Я с облегчением улыбаюсь:
– Но я здесь, на случай если тебе понадобится с кем-то поговорить. По крайней мере, пока.
– Я знаю. – Изабель целует меня в щеку. – Оставайся здесь, малышка! А теперь я должна идти и быть взрослой, и забрать детей, которые называют меня мамочкой. Расскажи потом о своих выходных. Надеюсь, все пройдет сказочно.
Я смотрю, как она уходит. Мне никогда еще не было так грустно видеть, как она уходит.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.