Текст книги "Звёздный свиток"

– Знаешь, слова Пандсалы – это не просто вежливость. По-моему, каждый, кто встречался с Полем, мечтал украсть его – улыбнулся Рохан.

– Этого я и ожидала. Расскажи мне про вассалов.

– Их там почти не осталось. Большинство Марки принадлежало Ролстре, а имениями управляли сенешали. Там всего четыре атри. Больше других мне пришелся по душе лорд Гарик из поместья Лосиная Ловушка. Этот старый хитрец обвел вокруг пальца самого Ролстру, припрятал большую часть своего богатства, в результате чего приданое двух его прелестных внучек не уступит приданому принцесс.

– Гм-м… Опять принцессы и их приданое… – Она пересказала ему свою беседу с Давви, не забыв упомянуть про данный брату совет.

– Мудро, любимая. Чейлу очень понадобится Гемма. Она сможет его утешить. – Рохан устало потер лоб. – Какие еще новости мне нужно знать?

Сьонед подробно изложила все, что знала, что подозревала и что слышала. Рохан терпеливо выслушал этот длинный монолог, а потом задумчиво кивнул.

– В день перед нашим отъездом произошло кое-что интересное. Пандсала еще весной велела прочесать всю Марку и собрать сведения об этом претенденте. В конце концов выяснилось, что вырос он в поместье Дасан и зовут его Масуль. Когда поступило сообщение, лорд Эмлис Дасанский уже уехал из замка Крэг вместе с остальными, и расспросить его не удалось. Осведомитель Пандсалы сказал, что в конце весны Масуль исчез, имея при себе немного денег, ту одежду, которая была на нем, меч и лучшего коня лорда Эмлиса. Конь был найден в Эйнаре. Но готов поспорить на что угодно, Масуль уже здесь, в Визе.

– И что о нем говорят? Возможно ли, чтобы он был сыном Ролстры?

Рохан устало потянулся; Сьонед подошла и стала разминать ему тугие, мускулистые плечи.

А-ах… замечательно… Говорят, что он высок ростом, что у него темные волосы и зеленые глаза. Жил со своими дедом и бабкой в Дасане. Дочери их служили в замке Крэг одна из них была нянькой у Киле и Ламии. А теперь ты говоришь, что Киле распространяет слух, будто Масуль действительно ее брат. Ты не находишь, что это интересно?

– Становится ясным приглашение, которое она послал Чиане. Знаешь, мы все лето не могли прийти в себя. Они век жизнь друг друга терпеть не могли, особенно с тех пор, как Чиана пыталась обольстить Лиелла. Киле хочет отплатить ей публичным унижением.

– Дочери Ролстры всегда были достойны восхищения, – пробормотал Рохан.

– Ну, мне нравилась Найдра, да и тебе тоже. Вчера вечером я разговаривала с ней, и она сказала очень странную вещь. Мы говорили о ее сестрах, и…

– Сьонед! Рохан! – В комнату заглянула Тобин. – Ваш сын заявляет, что умирает с голоду, и спрашивает, не пора ли поесть. Должна сказать, я с ним согласна. Уже полдень.

– Неужели мы так долго разговариваем? – удивился Рохан. – А когда это Поль успел улизнуть?

– Сейчас поедим, и ты ляжешь спать, – сказала ему Сьонед.

– Как, один? – Лицо Рохана уныло вытянулось.

– Сейчас у тебя нет сил, чтобы исполнить супружеский долг, – смеясь, сказала она. – Я приготовила тебе сюрприз. Спи пока можешь, потому что ночью тебе спать не придется.

– У тебя даже угрозы звучат приятно…

Поздно вечером они отправили обиженного, но послушного сына в кровать и ушли из шатра. Стражи, обученные Маэтой искусству охранять единственных наследников, исправно несли свою службу, так что Полю ничто не угрожало. Во время обеда Мааркен и Поль рассказали об обстоятельствах гибели Маэты, и вся семья выпила за упокой. Когда они вернутся в Пустыню, остаток ее пепла будет развеян по ветру, который вызовут принцесса-фарадим, которой она служила, и юный, необученный принц-фарадим, за которого она отдала жизнь. Следовало как можно раньше начать обучение Поля, чтобы он мог отдать последний долг своей родственнице. Сьонед обучит его: ей нет дела до того, что скажет по этому поводу Андраде…

– Куда ты ведешь меня? – спросил Рохан, когда они шли по берегу мимо моста.

– На двадцать лет назад, – ответила она, кладя голову ему на плечо. – Ты тогда совершил великий подвиг, вырвав меня из злобных когтей бесчестного соблазнителя…

– Подвиг, да? – засмеялся Рохан. – Это когда мы не сумели вытерпеть несколько дней, остававшихся до нашей свадьбы? – Он крепче прижал ее к себе. – Тогда я думал, что люблю тебя. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытываю сейчас.

– Да, романтичности ты не утратил, – признала она и вызвала тонкий язычок пламени, загоревшийся в раскинувшейся перед ними влажной траве. Этот неяркий огонь осветил плакучую иву. Раздвинув ветви, она показала Рохану уютное гнездышко, которое сама устроила вчера днем и которое до самого вечера стерег недремлющий страж. Рохан скользнул внутрь; Сьонед погасила огонек и забралась следом.

– Тут намного приятнее, чем было в прошлый раз, – заявил Рохан, похлопывая по расстеленным на земле одеялам. – Помню, тогда мы спали на твоей юбке. – Он протянул руку и нащупал два стакана и бутылку, стоявшие у ствола ивы. – И ты еще обвиняешь меня в романтичности! – Слабый свет лун и звезд пробивался сквозь серебристо-зеленую листву, бросая на его лицо холодный, нежный отсвет. Сьонед взяла его руки, прижала к своим щекам, повернулась и поцеловала каждую ладонь.

– Я люблю тебя, – сказал Рохан.

Не размыкая губ, они опустились на одеяло и долго целовались. Сьонед забылась в его теплых руках, ощущая только вкус пахнущих вином губ. Блаженная слабость окутала ее, знакомая сладкая боль пронзила потерявшее вес тело, в мозгу промелькнуло воспоминание о застенчивом юноше, впервые любившем ее под этой ивой, и Сьонед улыбнулась, так и не сумев оторваться от его рта.

ГЛАВА 16

Принц Волог Кирстский приходился Сьонед двоюродным братом; об этом никто бы и не вспомнил, останься она никому не известным «Гонцом Солнца» из Крепости Богини. Но она вышла замуж за Рохана, ставшего верховным принцем; дальнейший ход событий привел к тому, что ее родной брат унаследовал титул принца Сирского. После этого Волог обнаружил, что связан кровными узами с очень важными людьми.

Он был достаточно умен – и достаточно горд – чтобы не заискивать перед ними и не злоупотреблять этой связью. Да в этом и не было нужды. Общественное и имущественное положение Волога было таким, что Рохан с удовольствием прибегал к его помощи, которая была выгодна им обоим. В свою очередь, и Волог считал Рохана сердечным другом и щедрым родственником, всегда готовым помочь. Волог не завидовал дару, который достался Сьонед в наследство от их общей бабушки, поскольку относился к тем редким людям, которые довольны тем, что у них есть, ценят жизнь за то, что она им дает, и не стремятся к тому, что выходит за известные им самим пределы.

Несомненно, он радовался перспективе превращения Кирста и Изеля в одно государство. Но делал он это в частном порядке, вовсе не желая трудностей, которые вполне способен был причинить ему Саумер Изельский до тех пор, пока на престол не взойдет их общий внук. При сильной поддержке Рохана удалось женить единственного сына Саумера на старшей дочери Волога. Позднее и наследник Волога женился на любимой дочери Саумера. От этого последнего союза родился сын, который и стал наследником обоих престолов, когда единственный сын Саумера умер бездетным.

До двенадцати лет этот мальчик рос то у одного, то у другого деда, пока Волог не предложил Саумеру отправить его на воспитание в Стронгхолд. Формально для этого согласия Саумера и не требовалось, но Волог был достаточно умен, чтобы понять, что такой тонкий вопрос, как обучение их общего наследника, требует взаимного согласия. Волог тайно радовался своему триумфу, а на людях клялся Саумеру в вечной дружбе. Каждому из них было удобно забыть о том, что их предки несколько столетий только тем и занимались, что отбивали друг у друга пограничные земли и угоняли стада.

У Волога была еще одна дочь, младшая и любимая. Аласен была обворожительной девушкой двадцати двух зим с отсвечивавшими золотом каштановыми волосами и глазами цвета морской волны у кирстского побережья. Тонкие приподнятые брови и нежный, серьезный ротик дополняли ее красоту; речи ее были такими же умными, как и ее лицо. Она была гордостью и радостью Волога.

Но когда Волог с ворчливой нежностью представлял дочь Сьонед в первое утро Риаллы, на Аласен не было лица. Щеки ее были мертвенно-бледными, глаза обведены темными кругами, а губы искажены страдальческой гримасой. Сьонед понимала, что все это вызвано отнюдь не трепетом перед верховной принцессой. Невозможно было не узнать признаки продолжительной морской болезни.

– Похоже, путешествие из Кирста не доставило тебе особой радости, – лукаво заметила она. – Волог, кажется, кровь нашей бабушки в твоем роду еще не перевелась!

– У меня нет дара фарадима, ваше высочество, – быстро сказала Аласен, и от этой прямоты у Сьонед взлетели вверх брови. – От морской болезни страдают не только «Гонцы Солнца».

Волог пожал плечами.

– Разберемся позже, Сьонед. Думаю, тебе в любом случае будет приятно с ней познакомиться.

Сьонед правильно поняла намек: она должна разобраться, в самом ли деле у Аласен есть дар. На губах у нее вертелся вопрос, почему в таком случае Волог давно не отправил девочку к Андраде, но полный любви взгляд, которым он смотрел на дочь, объяснил все без слов. Аласен не нуждалась в этом, а отец не мог заставить себя отправить девушку на испытание против ее воли. Следовательно, оставалось обратиться только к Сьонед.

– Конечно, я рада с ней познакомиться, – улыбаясь, сказала она. – Если ты уже сносно себя чувствуешь и у тебя нет никаких других дел, не составишь ли мне компанию? Сегодня я собиралась на ярмарку. Муж запрещает мне покупать подарки сыну, чтобы не разбаловать его, но я и не собираюсь его слушаться.

Волог гулко расхохотался.

– Права матери важнее приказаний мужа, и это правильно! Богине ведомо, что мы с женой бессовестно баловали Аласен!

– Отец Рохана однажды сказал ему, что отцы должны позволять дочерям все; приучать женщин к дисциплине – это долг мужей. – Сьонед тихонько рассмеялась, но от ее внимания не ускользнуло, что при упоминании о мужьях губы Аласен сжались. – Не могу сказать, что принц Зехава сам следовал своему совету, потому что он баловал и дочь, и жену до самой своей смерти. Может быть, поэтому Рохан и не поверил ему! – Она обернулась к девушке. – Ну как, Аласен, пойдешь со мной на ярмарку?

Поняв, что над ней подшучивают, девушка успокоилась и подарила Сьонед прелестную улыбку.

– Я с радостью присоединюсь к вам, ваше высочество. Сьонед взяла Аласен за руку.

– Если тебе еще трудно называть меня по имени, то говори просто «кузина». Слава Богине, в данном случае это святая правда, не в пример большинству других, к которым я вынуждена так обращаться по этикету. – Она сморщила нос, и Аласен снова улыбнулась.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Каждый раз, когда мне приходится называть так принца Кабара, я напоминаю себе: какое счастье, что это неправда. – Наш дорогой гиладский кузен чересчур высокого о себе мнения, да?

– Он напыщен, нагл и совершенно невыносим, – сердито выпалила Аласен и вдруг вспыхнула. – Отец прав: меня так разбаловали, что я забываю говорить о других принцах с должным уважением.

– Говорить можно одно, а чувствовать совсем другое. Мы родня, Аласен, так что при мне можешь говорить все, что захочешь. – Сьонед подмигнула ей. – Богиня свидетельница, я всю жизнь так и поступаю!

Обе женщины были одеты по-будничному, и когда они присоединились к толпе, спешившей через мост, никто не отличил их от горожанок, торопившихся на ярмарку. О чинах и привилегиях в этот день никто не вспоминал; слава Богине, хоть раз в году можно было отдохнуть от соблюдения строгого этикета. Продавцы не жалели титулов, обращаясь ко всем одинаково – от служанок до блистательных принцесс, причем титул был тем громче, чем красивее была женщина. Однако все мужчины – что лорд, что конюх – на ярмарке именовались одинаково: «ваше превосходительство». Неписаный обычай диктовал всем приходить в простой одежде и не козырять чинами.

Однако рыже-золотистые волосы Сьонед были слишком хорошо известны, хотя огромный изумруд, с которым она не расставалась, был скрыт тонкой кожаной перчаткой. На почтительные поклоны она отвечала улыбками и кивками, что приводило только к новым почестям. Она вежливо отказалась пройти в голову толпы, ожидавшей, когда ее пустят на мост; тем не менее ей тут же освободили проход. Когда принцессы оказались на другом берегу реки, купцы бросали ради них других покупателей. Если этого не делали, она безропотно отходила в сторону, однако вскоре всю ярмарку облетела весть, что здесь сама верховная принцесса, которая не желает, чтобы ее узнали. Мало-помалу шумиха улеглась, и Сьонед смогла всерьез приступить к покупкам.

– Вас всегда так встречают?

– Да, на первых порах. Давно прошли те времена, когда мне удавалось оставаться неузнанной. Ты ведь впервые на Риалле, верно?

– Да, и мне здесь очень нравится! Конечно, я ездила в Порт Адни на тамошний рынок, но он не идет с этим ни в какое сравнение! – Она обвела рукой веселую суматоху вокруг палаток купцов, толпы покупателей, оруженосцев и пажей, бегущих с поручениями, подмастерьев, подтаскивающих новые товары взамен раскупленных… Ярмарка пестрела цветными навесами, всюду стоял шум и царило праздничное настроение, а в дальнем конце огромного поля находились загоны, благоухавшие крепким запахом овец, коз, коров и лосят. Их блеяние и мычание было почти таким же громким, как многоголосый говор заключавших сделки. Обе принцессы отправились посмотреть на животных.

– Посмотри-ка на этого теленка с белой звездочкой, – сказала Сьонед. – Когда он вырастет, то превратится в чудовищного быка и станет отцом многочисленного потомства, похожего на него как две капли воды.

– Откуда вы знаете такие вещи?

– Я выросла в поместье, а не во дворце, – улыбнулась Сьонед. – Этот малыш – потомок той породы, за которой я ухаживала, когда была девочкой. Эта кровь так же узнаваема, как кровь знаменитых жеребцов лорда Чейналя. – Словно поняв, что речь идет о нем, теленок шустро подбежал к ограде и понюхал протянутую руку Сьонед. – Ты принесешь Давви хороший барыш, маленький.

– С какой стати принцу интересоваться скотом? – удивилась Аласен.

– Принцу должно быть дело до всего происходящего, что бы это ни было. Разведение породистого скота – конек принцессы Пандсалы. Ей пришло в голову, что скрещивание лучших пород, имеющихся в каждой стране, может сильно улучшить стадо. А заодно и поднять цены на скот, – хихикнув, добавила она. – Может быть, разведение породистых коров не такое благородное дело, как разведение лошадей, но куда более практичное.

– Отец сказал, что в этом году здесь торгуют и ястребами. Это тоже идея принцессы-регента? Можно на них посмотреть?

– Именно туда мы и идем. А идея принадлежит мне, – сказала Сьонед, и они стали взбираться на поросший деревьями холм. – Когда я была девочкой, мы не могли позволить себе иметь ловчих птиц. Лучших из них разводили в Марке, и предназначались они только для очень богатых людей. Ястребы и сейчас дороги, но большинство уже может позволить себе такие траты.

В тени деревьев стояли клетки с птицами. Несмотря на удаленность от шума и сутолоки ярмарки, на головах некоторых были колпачки. Сьонед с удовлетворением смотрела на дело своих рук. Торговля шла бойко, о чем свидетельствовали прикрепленные ко многим клеткам таблички, свидетельствовавшие, что птица уже продана. На табличках были проставлены цвета принцев и атри. Ей было приятно видеть, что люди приходили сюда с самого утра.

Аласен как завороженная смотрела на прихорашивавшуюся самку ястреба с янтарной головкой. Длинное крыло было вытянуто на всю клетку, приглашая всех полюбоваться бронзовыми, зелеными и золотыми перьями.

– Ну разве она не прекрасна? – прошептала девушка.

– Мне всегда хотелось летать, – вполголоса откликнулась Сьонед. – А особенно в детстве, когда над Речным Потоком пролетали драконы.

– Наверно, полет дает поразительное чувство свободы, – мечтательно промолвила Аласен. – Все, что тебе нужно, это небо и солнце…

– Примерно то же испытывают фарадимы, – заметила Сьонед и увидела то, что ожидала. У Аласен моментально напряглись плечи, и она отвернулась от клетки. Старшая из принцесс предпочла сделать вид, будто ничего не заметила. – Я хочу побаловать сына и купить ему одну из этих птиц. Помоги мне выбрать лучшую.

– Но разве не все они принадлежат ему?

– Ему принадлежит право разводить их, которое мы за приличную сумму уступаем этим славным сокольникам, а они затем пожинают плоды своего труда.

К ним подошел бородатый молодой человек, низко поклонился, протянул руку, чтобы показать свой товар, и взмахнул широкими рукавами, как крыльями; это впечатление усиливалось острым, крючковатым носом и парой маленьких блестящих глаз.

– Ястреба для ваших величеств? Нигде не найдете лучше моих! Право получено лично от высокого и могучего принца Поля, из его собственных властительных рук. Скажу не хвалясь, мои ястребы рождены от предков, не уступающих родословной той паре, от которой родился сам юный принц – легендарной леди матери и могущественному владетельному отцу. Позвольте показать вам птиц, которых не далее как сегодня утром хвалила сама верховная принцесса, выдающийся знаток всего на свете, в том числе и ястребов, и говорила, что за любую из этих птиц не жаль отдать знаменитый изумруд с ее руки…

Сьонед тут же спрятала в карман руку в перчатке, скрывавшей «знаменитый изумруд».

– Может быть, может быть… Так сколько же ты хочешь за свою птицу?

Он назвал сумму, от которой Сьонед растерянно заморгала. Пандсала установила жесткую верхнюю границу отпускной цены. При покупке оптом эта цена значительно снижалась, и все же розничная цена значительно превышала эту границу. Идея заключалась в том, чтобы сделать птиц доступными, а не получать на них сверхприбыль.

К удивлению Сьонед, Аласен начала торговаться. Ее опыт оказался очень полезным для верховной принцессы, которая на это была совершенно не способна. Если ей что-нибудь нравилось, она не могла заставить себя начать сбивать цену, а гордость не позволяла ей повернуться спиной и уйти. Большинство купцов замечало это с первого взгляда. Но Аласен была прирожденной артисткой, обожавшей игру, и вскоре заставила сокольника рвать на себе волосы и выщипывать бороду в попытке изобразить нечеловеческие мучения. Сьонед хранила безмолвие и наслаждалась этим зрелищем.

Наконец Аласен повернулась к Сьонед.

– Вам лучше посмотреть на других птиц. Думаю, я вскоре присоединюсь к вам: шкура у этого человека такая же толстая и непробиваемая, как скорлупа яйца, из которого не смог вылупиться дракон!

Стремясь внести свой вклад в это развлечение, Сьонед отправилась осматривать другие клетки. Она приценилась и нашла названные суммы столь же чудовищными. Принцесса пересчитала цветные таблички, прикинула в уме итог и возвратилась к Аласен, которая тем временем сбила цену до того уровня, с которого должен был начинаться настоящий торг.

Пристально глядя в глаза сокольнику, Сьонед нарочито медленно стянула с себя перчатки. Увидев изумруд, человек захлопал глазами. Он посмотрел на ее лицо, волосы, снова на изумруд, чтобы удостовериться, что не ошибся, а затем испустил отчаянный вопль, который заставил сбежаться всех остальных продавцов. На мгновение Сьонед подумала, что сейчас он рухнет наземь и начнет кататься в пыли в знак раскаяния. Но он ограничился тем, что крикнул другим сокольникам:

– Ее высокороднейшее, несравненное и всемилостивое королевское высочество верховная принцесса! Сьонед смерила их взглядом и подбоченилась.

– Благослови вас Богиня, – сладким голосом сказала она. – Я рада видеть, что торговля идет хорошо и приносит вам прекрасную прибыль. – Принцесса улыбнулась, и сокольники виновато потупились. Аласен поднесла руку к губам, чтобы скрыть улыбку.

– Если память мне не изменяет, – продолжила Сьонед таким тоном, который указывал, что с ее памятью все в порядке, – на этих ястребов была установлена твердая цена. Я не считаю, что следует торговать без разумной прибыли: рынок есть рынок. Но мой сын будет огорчен, что его щедрость по отношению к вам не сопровождалась вашей щедростью по отношению к покупателям. Простой подсчет показал мне, что за каждую птицу вам переплатили по меньшей мере вдвое. Продали вы пятерых. Таким образом, – заключила она, по-прежнему улыбаясь, – вы должны моему сыну пять ястребов. – За этим последовала многозначительная пауза. – Я жду.

– Но… в-ваше королевское высочество… Сьонед не обратила на него внимания.

– Моей кузине понравилась вот эта – с янтарной головкой. Для себя я выбираю того, что с зеленым колпачком. Это два. Доверяю вам самим отобрать лучших из остальных и прикрепить к их клеткам таблички с именем моего сына. Мы поняли друг друга? Чудесно! Думаю, не стоит добавлять, что я пересчитала непроданных птиц, и в случае продажи их по цене выше разрешенной вы будете должны моему сыну еще восьмерых. Так и случится, если вы не прекратите нарушать правила торговли.

– Но ведь если цены внезапно резко упадут, это вызовет скандал! – попытался протестовать один из сокольников.

– Наши первые покупатели придут в бешенство! Я умоляю вашу высочайшую милость пересмотреть… Тут подала голос Аласен.

– Они правы, кузина. Насколько я понимаю, тут есть два выхода. Либо наши добрые друзья возместят разницу, когда покупатели придут забирать птиц… – Услышав дружный стон, юная принцесса сделала паузу, а потом продолжила: – …либо они будут называть ту же начальную цену, но спускать ее так быстро, чтобы каждый покупатель решил, будто он великолепно торговался.

– Похоже, ты совершенно права, – задумчиво сказала Сьонед, строго-настрого запретив себе улыбаться. До чего же хитра эта девчонка! – Действительно, этим честнейшим купцам было бы трудно признаться в том, что они обсчитали своих первых покупателей. Что вы на это скажете, друзья мои?

Бородатый сокольник перевел дух.

– Ваша всемилостивейшая милость гениальна, как всегда. Мы позволим будущим покупателям… позволим им… – Он запнулся, и один из коллег ткнул его локтем. – Торговля будет продолжаться до тех пор, пока цены не достигнут уровня, установленного регентом, – закончил он с таким видом, словно наглотался уксуса.

– Замечательно! – просияла Сьонед. – Итак, за вами пять ястребов – те два, о которых я говорила, и три по вашему выбору. На клетках прикрепите следующие таблички: мою, верховного принца, моего сына, принцессы Тобин и принцессы Аласен Кирстской, с которой вы имеете честь разговаривать.

Этот подарок заставил Аласен округлить глаза. Сьонед взяла ее за руку, обвела сокольников еще одним насмешливым взглядом и быстро повела девушку вниз. Не успели они отойти на почтительное расстояние, как Сьонед безудержно расхохоталась.

– О Богиня, я целый год не слышала ничего смешнее! Но ты представляешь себе, какую бешеную цену они заламывали? Пандсала придет в ярость!

– Миледи… я не могу принять такой подарок…

– Как так? Ты вполне заслужила его. Если бы птица не досталась мне даром, я все равно купила бы ее для тебя. Аласен, ты сказала, что любишь следить за летящими птицами, и я сразу представила себе эту золотоголовую красавицу, расправившую крылья и устремившуюся к солнцу… Все, об этом больше ни слова!

Аласен помедлила, а потом улыбнулась.

– Кроме спасибо, вы от меня ничего не услышите! Но зато вам придется много услышать от людей, которые отныне сочтут себя мастерами сбивать цену!

Они вернулись на ярмарку и подошли к рядам, где торговали съестным. Над ними стояла такая мешанина искусительных запахов, что Сьонед с наслаждением втянула в себя воздух. Бродя между прилавками с мясом, сыром, печеньем, овощами, пирогами, фруктами – свежими и консервированными – и сотнями бутылок вина, она выбрала все, что было нужно для сытного и вкусного завтрака.

– А теперь спустимся к реке, выберем тихое место и как следует закусим, – сказала она, протягивая Аласен глиняный кувшинчик со свежими ягодами, вымоченными в меду с травами. Все остальное Сьонед умудрилась взять в руки и при этом успела увернуться от целой оравы хохочущих юных пажей. – А потом мне придется вернуться, поискать что-нибудь для Поля и… Ах! – Принцесса сохранила равновесие и обернулась к толкнувшей ее красивой женщине средних лет со странно настойчивым взглядом.

– Прошу прощения, благородная леди, – пробормотала женщина.

– Ничего страшного, – жизнерадостно откликнулась Сьонед. – Ужасная толчея, не правда ли?

– Да. Но я вижу, что вы не взяли хлеба для вашей трапезы. Могу рекомендовать лучшего пекаря Виза. Он торгует чуть дальше, в этом же ряду.

– Спасибо за предложение, но…

– От такого товара не отказываются, – прервала ее женщина.

Сьонед готова была улыбнуться и ответить еще одним вежливым отказом. Но взгляд женщины был таким настойчивым, таким отчаянным, что она невольно остановилась.

– В самом деле? – небрежно спросила Сьонед, гадая про себя, как далеко может зайти назойливость этой женщины.

Она зашла достаточно далеко, чтобы вызвать у Сьонед острое любопытство. Женщина дернула верховную принцессу за рукав и прошептала:

– Пожалуйста, ваше высочество…

– Ну что ж, показывайте.

Идя вслед за женщиной, Сьонед и Аласен подошли к киоску с ярким навесом, выкрашенным в желто-красные цвета Виза. Местные купцы вовсю пользовались законным поводом для прославления цветов своего лорда, который предоставляла им ярмарка в честь Риаллы. В корзинах громоздились груды свежеиспеченного хлеба, рассортированного по вкусу и размеру. Киоск венчала вывеска пекаря, похожая на огромную восковую печать. На ней была изображена стилизованная океанская волна; тот же символ украшал стенки киоска, выкрашенные белой краской.

Стоявший за прилавком худой старик поднял глаза и прищурился, увидев провожатую Сьонед.

А, Ульрикка… Нашла мне еще одного покупателя, да?

– Для этой леди только самое лучшее, – сказала Ульрикка.

– У меня есть глаза, – проворчал старик и отдернул желтую занавеску за спиной. – Последи, чтобы никто ничего не стянул, пока я не вернусь, – велел он и исчез.

– Лучшее? – пробормотала Сьонед, обращаясь к Ульрикке, которая сделала вид, что не слышит. Аласен вопросительно посмотрела на принцессу, и та слегка пожала плечами.

Через мгновение старик вернулся, неся в руках большой каравай, завернутый в чистый, но слегка испачканный мукой кусок полотна. Сьонед достала заранее приготовленные монеты, но старик покачал головой.

– Не нужно денег. Я знаю, кому служу.

– Но даже высокородные платят за еду. Я уверена, что по достоинству оценю ваш лучший товар. – Она насильно вложила в его ладонь две золотые монеты, на которые можно было купить сотню таких караваев.

– Я тоже так думаю, благородная леди, – поклонился он и повернулся к следующему покупателю.

– Сьонед… Куда девалась эта женщина? – Аласен озабоченно оглядывалась по сторонам. – Я не видела, как она ушла. Кто это был?

– Понятия не имею. – Сьонед тоже обернулась, но не обнаружила и следа Ульрикки. Пожав плечами, она повела Аласен на берег реки и выбрала место под шпалерой, увитой цветущим виноградом. Принцесса умышленно разбросала еду как попало и поверх всего положила неразвернутый каравай. Он был черствым и, судя по всему, давно вышел из печи; холст не столько защищал руки Сьонед, сколько скрывал подозрительный каравай от посторонних глаз. Именно Аласен первой заметила отметку на нижней корке, и была это не пекарская океанская волна, а грубый контур вырезанного ножом летящего дракона.

– Это послание? – широко открыв глаза, спросила Аласен.

Сьонед покачала головой.

– Всего лишь адрес. – Она надрезала каравай ногтем большого пальца. – Я разломлю хлеб, как будто мы собираемся положить в него сыр. А если ты сдвинешься чуть вправо, люди, которые расположились над нами, ничего не увидят. Спасибо. Ага! – Она вытащила из каравая вымазанный маслом сложенный кусок пергамента размером с ладонь и развернула его. Когда оттуда выпал золотой кружок, у нее захватило дух.

– Кольцо? – выдохнула Аласен и тут же ответила на свой вопрос. – Кольцо фарадима!

Сьонед положила записку и кольцо в карман.

– Да, – ответила она. – Давай поедим. Открывай вино.

Закончив трапезу, они собрали остатки, спустились к реке и начали бросать птицам крошки. Только тогда Сьонед вынула записку.

– Это дороже золота, – пробормотала она. Аласен дрожала от нетерпения, пока Сьонед не пробежала глазами краткое послание и не сунула его на прежнее место. – Есть только один способ отделить «Гонца Солнца» от его колец. Записка лишний раз подтверждает это.

– Что в ней говорится?

– Прости, Аласен, я не могу сказать этого. Могу лишь подтвердить твою правоту. Это действительно кольцо фарадима. Они делаются из особого золота – сама видишь, кольцо с красноватым отливом.

– И этот «Гонец Солнца» мертв.

– Да. Иначе оно бы находилось на его пальце. – Она посмотрела на свои руки. – Я единственная, кто позволил украсть у себя кольца и при этом остался в живых… чтобы никогда не надеть их снова.

– Но записка…

– Я не могу сказать этого, Аласен.

– Вы думаете, что я слишком молода и легкомысленна, да?

– Я была моложе тебя, когда вышла замуж за Рохана и стала принцессой, так что с моей стороны было бы нечестно попрекать тебя возрастом. Но есть вещи, о которых тебе лучше ничего не знать, потому что честное неведение – лучшая защита от опасных вопросов. Достаточно и того, что ты уже узнала: «Гонец Солнца» мертв, а я получила послание. Чем меньше будешь знать, тем лучше для тебя. Даже принцессам с даром фарадима не положено знать все.

– Но вы же знаете все, – пробормотала Аласен.

– Ох, моя милая, если бы! – Она ненадолго умолкла. – На сей раз ты не подпрыгнула, когда я назвала тебя фарадимом…

Аласен разломила сыр на кусочки и бросила их рыбам.

– Ты когда-нибудь слышала про Сьону, нашу с твоим отцом общую бабушку? Она была фарадимом в Крепости Богини и на Риалле встретила принца Синара. Они полюбили друг друга. Поднялся ужасный шум, потому что в те времена принцы и лорды не женились на фарадимах – во всяком случае, не на прошедших обучение. Боялись, что у таких пар талант будет передаваться потомству, а родители смогут обучать их без присмотра Крепости Богини.

– Времена изменились, – сказала Аласен, украдкой посмотрев на Сьонед.

– Это Андраде изменила их в угоду себе. До меня в роду принцев Кирста не было ни одного фарадима. Ты вторая. Знаешь, быть принцессой и фарадимом одновременно совсем не так страшно.

– Но ведь это добавляет мне ценности, правда? – выпалила Аласен. Она бросила в воду остатки сыра. На них тут же набросились две серебристо-зеленых рыбы, закипела вода и началась драка.