Текст книги "Звёздный свиток"

Невозможно. Андраде не могла умереть. Рохан стиснул плечо Уриваля, и тот на мгновение поднял голову. В его золотисто-карих глазах не было осуждения. Только смертельная мука.

Андраде слегка пошевелилась и открыла бесцветные, мутные глаза. При виде Рохана на ее губах появилась слабая улыбка.

– Поль, – выдохнула она. – Спасен? Он безмолвно кивнул.

– Сьонед?

Он снова кивнул, и лицо Андраде стало спокойным. Очень тихо она позвала его по имени, и в голосе ее звучала такая любовь, что у Рохана чуть не разорвалось сердце.

– Не ругай меня, – пробормотала она прерывающимся голосом. – Прости…

Простить ee . Он задохнулся и прикоснулся к лицу тетки. Кожа была холодной.

– Пожалуйста… Андраде, пожалуйста…

– Прости… Я не смогла… доказать… – Ее взгляд тут же затвердел. – Убей его, – отчетливо произнесла она.

Рохан кивнул еще раз. Андраде нашла глазами Ллейна, и лицо ее приняло привычное властное выражение.

– Он умрет, – сказал ей Ллейн. – Прощай, мой друг.

Успокоившаяся Андраде опустилась в объятия Уриваля и посмотрела на него снизу вверх. Еще одна тихая, ласковая улыбка приподняла уголки ее губ. И когда свет исчез из глаз Андраде, она все еще смотрела на него.

* * *

Никому другому он не позволил бы притронуться к ней. Он сам снес ее с холма, слепой от слез, которые холодный вечерний воздух превращал в бежавшие по щекам ледяные ручьи. Они шли следом: принцы и фарадимы, враги, друзья, кровь от ее крови, люди, созданные Ролстрой и ею… Он крепко прижимал ее к себе, видя, как ветер шевелит серебристые пряди над ее лбом, видел, как свет восходящих лун заставляет мерцать ее десять колец, цепочки и браслеты. Скоро он снимет их – все, кроме десятого кольца на среднем пальце левой руки – и раздаст родственникам. И одно из них достанется на память Сьонед. Но десятое кольцо он оставит на том пальце, на который надел бы свое кольцо, если бы задолго до того ее не призвала Крепость Богини. А тонкие цепочки он оставит себе.

Он слышал, как другие исчезали, подходя к освещенному факелами лагерю. Кое-кто тихо плакал, остальные их успокаивали, что-то бормоча о скорби и политических последствиях… Он внес ее в белый шатер и осторожно положил на кровать.

Верховный принц был единственным, кто дерзнул последовать за ним. Рохан взял висевшее в изножье легкое одеяло и бережно укрыл тетку.

– Они с моей матерью были близнецами, но не слишком походили друг на друга, – тихо сказал он. – А сейчас их лица стали одинаковыми.

Уриваль понял. Милар всегда была ослепительной, яркой красавицей. Гладкое лицо мертвой Андраде тоже стало прекрасным; его спокойствие заставляло забыть о том, что в этом теле жил беспокойный, нетерпеливый дух, сегодня вечером вырвавшийся на свободу. Он сложил ее руки на одеяле и кончиком пальца по очереди притронулся к каждому кольцу.

– Прости меня, – прошептал Рохан.

Уриваль посмотрел в его глаза и покачал головой.

– Ты лучше всех знаешь, что она никогда бы не сделала того, чего не хотела сама.

– Если бы я не…

Он нетерпеливо вздохнул. Неужели Рохан не мог переживать свою вину где-нибудь в другом месте и с миром оставить его наедине с нею?

– Если бы не было Звездного Свитка, если бы сучки Янте и Пандсала не устраивали заговоры, если бы Андраде не приняла Сьонед в Крепость Богини… Я мог бы продолжать до бесконечности. Прощать тут нечего. – Он помолчал и пожал плечами. – Может быть, когда-нибудь ты поверишь этому.

– Может быть…

Они долго сидели молча. Наконец Уриваль сказал:

– Ты должен знать. Ее кольца и титул унаследует Андри.

– Андри? Голубые глаза почти того же цвета, что и у Андраде, так же оценивающе прищурились. Уриваль понял, что эхо воспоминаний о ней будет преследовать его до конца жизни. Но никогда ее черты и манеры не повторятся в ком-нибудь другом. Никогда.

– Он же совсем ребенок, – сказал Рохан.

– В его возрасте ты стал правящим принцем. Это ее выбор. Единственный выбор, который она могла сделать. Не ради будущего Поля, но ради всех фарадимов. Ты не знаешь его силы… впрочем, он и сам ее не знает. – А когда узнает, помоги нам Богиня , мысленно добавил он.

– Ну, если этого хотела Андраде… – Рохан прочистил горло. – Мне жаль его, Уриваль.

Вновь последовало молчание, грозное и напряженное, словно тучи, не пролившиеся дождем.

– Я не слышал драконов, – внезапно сказал Уриваль.

– Драконы перед рассветом – смерть перед рассветом, – вполголоса вспомнил Рохан. – Да… Я бы тоже ждал этого.

Раздался тихий шаркающий звук, оба обернулись и увидели медленно входящего в шатер принца Ллейна.

– Тебя зовет жена, – сказал он Рохану, и тот сразу встал. – Не бойся, малыш, все в порядке. Чадрик и Аудрите позаботились о ней и о Поле. – Он сел в кресло, которое освободил Рохан, и сложил руки на трости с головой дракона. – Но ты все равно иди. Мы посидим с ней.

Когда Рохан ушел, Ллейн вздохнул и покачал головой.

– Я всегда думал, что ветер понесет мой пепел к ней, в Крепость Богини… а теперь буду следить за тем, как ее «Гонцы Солнца» вызывают для нее Огонь.

Уриваль кивнул.

– Ты любил ее, как и я.

– Нет, не как ты. Я истратил всю свою любовь на жену, сорок шесть лет прошло с тех пор, как она умерла. Я вижу ее в сыне и внуках, но это не то же самое.

– Нет, совсем не то же.

– Конечно, Масуль умрет за это, – продолжил Ллейн. – Если бы я был моложе, сделал бы это собственными руками. Но послушай меня, «Гонец Солнца». Ты тоже не сделаешь этого.

Уриваль никогда никого и пальцем не тронул, тем более с помощью своего дара; он подивился, как Ллейн мог догадаться о том, что у него на уме.

– Если я позволю, она будет дышать мне в затылок весь остаток моих дней. Она упрямая женщина, твоя Андраде.

Да, подумал Уриваль, она все-таки умерла первой и оставила его одного.

– Ничего, если я посижу с тобой? Похоже, ночь будет долгой.

– Нет, ничего. Думаю, она бы хотела, чтобы ты побыл здесь.

– Спасибо, милорд. – Ллейн склонил перед Уривалем голову, как будто тот был по меньшей мере верховным принцем. – Тогда я останусь. Посидим вместе.

ГЛАВА 25

В эту тревожную ночь на долю стражей выпала нелегкая служба. Сейчас, когда умерла сама леди Крепости Богини, лагерь казался окруженным ужасами. Они вздрагивали от каждого шепота, шарахались от теней, отбрасываемых на тонкие стены палаток горевшей в них одинокой свечой. Они пытались не обращать внимания на порывистые жесты нетерпения, боли или смертельного страха, на бессильно разведенные, сжатые или искавшие друг друга руки. Давно опустились в уютные объятия гор Вереш луны; давно улеглись спать те, кого сморили бурные события минувшего дня и вечера; давно погасли сигнальные костры, и только звезды озаряли лагерь бледным серебристым светом, а в разноцветных шатрах все не смолкал и не смолкал шепот.

Рохан поблагодарил Чадрика и Аудрите за заботу о его жене и сыне, посмотрел им вслед и налил себе большой кубок крепкого вина. В кресле рядом с матерью сидел напряженный Поль с расширившимися от волнения глазами; Сьонед безуспешно пыталась скрыть бившую ее дрожь. Он налил вина и им и начал мерить шагами треугольник ковра: от стола к окну, от окна к креслам, от кресел к столу.

– Она спрашивала о вас, – внезапно сказал он. – О вас обоих. Хотела знать, спаслись ли вы. Помоги нам Богиня. Мы были ей дороже собственной жизни.

Сьонед не притронулась к своему кубку. Рохан тихонько окликнул ее, испытывая боль при виде застывшего в ее глазах чувства вины, так похожего на его собственное.

– Нет, – сказала она голосом, полным тоски. – Рохан, я не могу этого вынести. Она сделала меня тем, что я есть, а когда я говорила с ней в последний раз… О Богиня! – Ее оцепенение бесследно исчезло. – Она умерла, думая, что я ненавижу ее!

– Сьонед, перестань мучить себя… Она подняла на него мрачный взгляд.

– А если я перестану, ты тоже перестанешь? Поль слегка пошевелился и встретил взгляд Рохана взглядом человека, который стал намного старше своих лет.

– Отец… Ллейн передал мне ее слова о Масуле.

– Какие?

– Он не получит Марку. И не только потому, что она моя по праву. Меня приняли эта земля и эти люди. Я не отдам их ему.

– Они твои, а ты их, – пробормотала Сьонед. Она посмотрела на Рохана, и ее провидческие зеленые глаза без слов сказали: «Он внук Ролстры и имеет на Марку больше прав, чем представляет себе ».

– Если придется, я буду драться за них, – закончил Поль.

– Войны не будет. – Рохан знал, что теперь его клятва превратилась в дым. Он устало и цинично улыбнулся жене. – Разве что маленькая…

* * *

О войне побольше шла речь в оранжевом шатре Мийона. Он развалился на пухлой тахте, слушая, как Киле и Масуль обсуждают военные дела с таким видом, словно что-то в этом понимают. В глазах его стоял смех, губы иронически кривились. Кто бы ни сражался на этой войне, его собственные солдаты участвовать в ней не будут. Он заставит воевать других. А когда все выдохнутся – и побежденные, и победители – его свежая армия оторвет куски от Марки, Фирона и самой Пустыни.

Лиелл тревожно мялся у кресла, в котором сидела жена. Никто не обращал на него внимания, пока он не сказал Масулю:

– Прошу прощения, милорд, но это приведет к таким разрушениям, которые обернутся для всех нас большой бедой.

– Купец! – насмешливо бросил самозванец. – Мы говорим о тронах, а вы мямлите о торговле.

Мийон скрыл улыбку. Масуль считал, что быть принцем – это значит скакать на прекрасных лошадях, носить красивую одежду и наслаждаться тем, что другие кланяются ему и преклоняют колени. Его никогда не окружали и не морили голодом армии Пустыни, он никогда не видел, как гниют и ржавеют товары, которые невозможно вывезти на рынок. Никогда он не имел дела с жадными, угрюмыми меридами, шумно требующими войны с Пустыней и настолько надоевшими Мийону, что он наконец придумал способ с ними покончить. Пожалуй, он пошлет меридов драться с остатками армий Рохана, когда последние окончательно измотаются в Марке. Да, это была хорошая мысль: может, они действительно уничтожат друг друга или, по крайней мере, уменьшатся в десять раз, так что пройдет не одно поколение, прежде чем они накопят силы для новой войны…

– Государства стоят на торговле, – мягко сказал Мийон. – Но сейчас мы и в самом деле говорим о тронах, и не только о троне Марки.

– Как это, ваше высочество? – спросила Киле.

– Подумайте, дорогая леди. – Он снова откинулся на вышитые подушки. – В союзе с нами выступят Гилад, Криб, Фессенден – и, конечно, Изель. – Он хмыкнул. – Веселая жизнь начнется на этом острове, когда после ста лет худого мира начнется добрая война! По обе стороны от Оссетии лежат Криб и Гилад, которые только и ждут случая, чтобы перекусить ее пополам как челюсти дракона. Фессенден отрежет от Марки север и будет править им из наших рук. Как вы думаете, на скольких фронтах придется воевать Рохану? Какую помощь сможет оказать ему Дорваль? Сир – союзник сильный, но стоит Клуте понять, что его любимая Луговина вот-вот вновь станет ареной битвы, он будет беречь солдат для защиты собственной территории и не станет посылать их на войну, которая его никак не касается. – Мийон счастливо вздохнул. – Рохан ошибается, если рассчитывает, что союзники окажут ему существенную помощь.

– Не вижу, каким образом это позволит мне скорее очутиться в замке Крэг, – сердито посмотрел на него Масуль.

– Терпение, – улыбнулся Мийон. – Пусть за весну и лето они как следует поколотят друг друга. А к тому времени не только вы войдете в замок Крэг без всякого сопротивления, но и все другие настолько вымотаются в этих войнах, что не смогут сопротивляться вашим предложениям, которые вы выдвинете на совете принцев, призвав их закончить войну.

– А вы, ваше высочество? – невинно спросил Масуль. – Я так понимаю, что вы к тому моменту не вымотаетесь.

– Ни в малейшей степени. Я захвачу Пустыню от Тиглата до Феруче. Вы можете забрать остальное. Я не жадный – Еще бы… – пробормотала Киле.

– Завтрашний день положит хорошее начало нашим войнам, – закончил Мийон. – Помните это и не теряйте из виду целый мир, мечтая о своем замке Крэг!

* * *

Пандсала спала, и снился ей именно замок Крэг. Она снова была молоденькой девушкой, гуляла по разбитым среди скал садам, и солнце славно пригревало ее лицо и волосы. Сестра Янте протягивала ей слабо извивающийся фиолетовый сверток. У ребенка были золотые волосы и зелено-голубые глаза.

– Конечно, ты не тот телохранитель, которого выбрала бы для него я, но тоже ничего, – поддразнила Янте. – Ты даже любишь его! Мой сын, а ты любишь его! Это лучшая шутка, которую мне удалось с кем-нибудь сыграть, самый удачный заговор в моей жизни!

Пандсала в ужасе уставилась на ребенка Янте. Внутренний голос подсказывал ей вырвать дитя из рук сестры и перебросить его через стену в глубокое ущелье, по дну которого тек Фаолейн.

Янте смеялась.

– А теперь давай его обратно. Он мой. Но еще важнее, что он принадлежит к племени моей матери. Я всегда думала, как несправедливо, что она передала свой дар тебе, а не мне. Что бы я могла сделать с этим даром! – Она протянула руки. – Отдай его мне, Пандсала. Твое дело сделано.

На лужайку упала чья-то тень, и Пандсала увидела отца – высокого, зеленоглазого и непреклонного. Он сказал:

– Отдай его нам. Пора.

Она прижала дитя к груди, призвала на помощь всю свою силу и метнула в Ролстру и Янте копье Огня «Гонца Солнца». На ее глазах их плоть почернела и съежилась, но они и мертвые продолжали смеяться.

Она бросилась бежать, споткнулась о ступеньку, упала, выпустила из рук свою драгоценную ношу и в ужасе вскрикнула. Но в одеяле никого не было.

На верхней лестничной площадке появилась Сьонед; изумруд в ее перстне пылал так же ярко, как ее изумрудные глаза. Она встала на колени и подобрала фиолетовое одеяло, не отводя взгляда от Пандсалы.

– Что ты сделала? – требовательно спросила она. – Посмотри на кровь!

Пандсала отпрянула от бархата, с которого стекали крупные капли густой красной жидкости. Они падали на согретые солнцем камни и превращались в черные круги. Принцесса потрогала один из них, обожгла кончик пальца, но не почувствовала боли.

Вдруг она подняла глаза и зарыдала от облегчения, когда из замка вышел Поль и встал рядом со Сьонед. Но это был не тот мальчик, которого знала Пандсала, а взрослый мужчина, высокий и гордый. На его пальце красовался перстень с огромным топазом, окруженным аметистами. Он с любопытством посмотрел на нее сверху вниз, но не узнал. Сьонед взяла его за руку и назвала своим сыном.

Пандсала открыла рот, чтобы сообщить правду. Она могла разрушить планы Сьонед, сказав, что Поль сын Янте.

Но не могла. Если уж она убила Янте и Ролстру, чтобы освободить от них Поля, не имело смысла говорить, кто был его настоящей матерью. Она не могла причинить ему такую боль.

Приблизилась другая тень, и она в ужасе подумала, что Ролстра восстал из пепла. Но это был Масуль. Он шагнул вперед, и в глазах самозванца вспыхнуло злобное веселье, когда он занес над головой Поля свой новый кунакский меч.

– Нет! – снова вскрикнула она. Позади выросли три новые тени, темные, угрожающие и еще более роковые, чем Масуль. Рохан должен изменить свое решение, должен позволить ей остаться регентом Марки, иначе она не сможет продолжать спасать Поля от опасностей, которые угрожают ему снова, и снова, и снова…

Масуль смеялся над ней, а сверкающий меч продолжал медленно и неуклонно опускаться на шею Поля.

– НЕТ!

– Миледи!

Она села на кровати, вздрогнула и бессмысленно посмотрела на стоявшего рядом мальчика. Он держал свечу. Отсвет пламени плясал на его черных волосах, отражался в глазах – зеленых, как у Ролстры, как у самозванца… как у Сьонед. Их лица наложились друг на друга, сверху возникло лицо Янте, и Пандсала в страхе отшатнулась от него.

– К-кто ты? – выдохнула она.

– Меня зовут Сеяст, миледи, – сказал он, и другие лица исчезли при звуке его голоса. Значит, это только сон… Всего лишь мальчик с одним кольцом фарадима на правой руке.

– Простите меня за вторжение, но… меня послали узнать, как вы себя чувствуете после вечернего несчастья.

– Неплохо, – ответила она. Собственный тонкий и слабый голос казался ей омерзительным.

– Рад слышать, миледи, – застенчиво улыбнулся он. – Другим куда хуже. Но я думаю, вы намного сильнее, чем они.

– Кажется, тебе тоже не слишком досталось. – Она спустила ноги на пол и пригладила волосы. – Ты так силен? Он вспыхнул.

– Я вовсе не так уж одарен, миледи. Если с вами все в порядке, то мне лучше уйти и дать вам отдохнуть.

– Подожди, – Она схватила мальчика за руку; Сеяст уважительно и заботливо помог ей подняться. – Дай мне что-нибудь выпить.

Он послушался. Пока Пандсала добиралась до ближайшего кресла, Сеяст налил ей вина, и она жадно выпила, стремясь смыть с себя остатки страшного сна.

– Хотите, чтобы я позвал врача, миледи?

– Нет. – Почувствовав себя лучше, Пандсала расправила плечи и внимательно всмотрелась в юношу. Принцесса была уверена, что видела его раньше. Наконец она вспомнила. – Ты тот мальчик, который ухаживает за леди Холлис?

– Имею такую честь, миледи.

– Понимаю. – Узнав его, она успокоилась. Это не тень. Всего лишь красивый и услужливый мальчик, добрый и понятливый. Он никому не расскажет то, что мог нечаянно подслушать. – Я видела сон, – сказала она, – когда ты вошел и разбудил меня. Должно быть, ты испугался.

– Не настолько, насколько испугал вас, миледи. – Он снова улыбнулся. – Я слышал крик и решил, что нужно разбудить вас.

– Благодарю. Сон был плохой, – принужденно сказала она, довольная, что ничем не выдала себя. – Спасибо тебе за внимание, Сеяст. Теперь можешь идти. Я пришла в себя.

– Очень хорошо, миледи. Но все же постарайтесь отдохнуть. Вы выглядите очень усталой.

– Постараюсь. Спокойной ночи.

Выйдя из палатки, Сегев тихонько усмехнулся. Какой там голос крови? Пандсала не узнала в нем сына Янте. Выходка была дерзкой, но ночь, поддержка Миревы и особенно смерть Андраде перевозбудили его. Он ощущал силу как порыв метели, заряд колючего, холодного снега, прикосновение которого обжигало тело и пронизывало его яростной энергией. Ум Сегева жаждал Звездного Свитка, жаждал узнать новые чары, которые сделали бы его еще более могучим. Но надо было подождать.

Недолго.

Он продолжил путь к палаткам верховного принца. Показав стражам свое кольцо, юноша остановился у палатки Мааркена, прислушался к доносившимся оттуда голосам и стал следить за падавшими на стенку тенями.

– Холлис… Останься здесь на ночь, ты не так хорошо себя чувствуешь, чтобы…

– Я хочу уйти и уснуть в собственной постели!

– Здесь твоя постель! Ты скоро будешь моей женой, а это значит, что моя постель и твоя тоже!

– Мааркен, оставь меня… Я не могу…

Сегев снова усмехнулся, едва удерживаясь от смешка при виде тени Холлис, отпрянувшей от тени повыше. Возбуждение заставило его обхватить себя обеими руками.

– Прекрати вести себя так, будто я твоя собственность! – выпалила Холлис.

Она вылетела из палатки и едва не споткнулась о Сегева. Казалось, ей нет дела ни до резкого выкрика Мааркена, ни до самого Мааркена.

– Ох! – испуганно пробормотала она. – Сеяст! Я тебя не ушибла?

Он поймал ее за локоть; затем его рука скользнула в ладонь Холлис. Тонкие, холодные пальцы сжали его кисть.

– А вы сами не ушиблись, миледи?

– Нет, все в порядке. Но я рада, что ты здесь. Ты отведешь меня к нашим палаткам?

Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Мааркен стоял у полога своей палатки, в его руке мерцала свеча. При ее свете Сегев увидел, что в бледных глазах молодого лорда стоит нескрываемая ревнивая ненависть. И улыбнулся.

* * *

Еще на холме Оствель, смущенный отчаянными всхлипываниями дочери Волога и тем, как она цеплялась за него попытался сдать девушку на руки отцу. Но Аласен не отпускала его. Волог после мягкой попытки обнять ее покачал головой и пробормотал:

– Пойдемте со мной. Кажется, она плохо соображает, что происходит.

Это было похоже на правду. Счастье, что он с самого начала оказался рядом с ней, когда колдовство Андраде пошло вкривь и вкось и видение в Огне превратилось в ночной кошмар. Мучительный стон Аласен, ставший слабым эхом крика Андраде, заставил Оствеля обнять девушку; в следующее мгновение она спрятала лицо у него на груди, вцепилась в рубашку и задрожала так, что ее хрупкое тело готово было разлететься на куски. Беспокоясь за судьбу сына, Оствель пытался отстраниться, но Аласен все теснее прижималась к нему.

Рияну помогали Давви и Чейл; вскоре к ним присоединились Гемма и Тилаль. Риян выглядел обескураженным, но быстро приходил в себя. Оствель принес хвалу Богине и нежному заступничеству Камигвен, несомненно, следившей за сыном, и переключился на девушку, безутешно плакавшую в его объятиях.

Казалось, Волог был доволен помощью Оствеля. Он на время оставил их, потом вернулся и вполголоса произнес:

– С Рияном все в порядке. За ним присматривает Давви,

– Спасибо вам за заботу о моем сыне, ваше высочество, – сказал Оствель.

– А вам спасибо за заботу о моей дочери. – Волог погладил Аласен по голове. – Бедное дитя… Конечно, она фарадим.

Оствель уговаривал ее сделать несколько шагов.

– Пойдемте, Аласен. Все кончилось. Вы в безопасности. – Он снова встретился глазами с Вологом. – Что с Андраде?

Принц покачал головой.

Оствель с трудом проглотил комок в горле. В мозгу вспыхивали воспоминания о юности, проведенной в Крепости Богини, о том, как он воспитывался вместе с Камигвен, Сьонед, Меатом и многими другими «Гонцами Солнца». Он никогда не завидовал их дару и надеялся, что в один прекрасный день получит пост главного сенешаля. Вместо этого проводив Сьонед в Стронгхолд, он стал вассалом Рохана его близким другом, а потом и атри, владельцем собственной крепости. Приказав Сьонед отправиться в Пустыню, леди Крепости Богини одним махом изменила их судьбы. С незапамятных времен Андраде управляла его жизнью. Невозможно было представить ее мертвой.

Походка Аласен стала более уверенной, но когда Оствель попробовал разжать ее пальцы и передать девушку отцу, принцесса отчаянно вскрикнула и вновь прижалась к нему.

– Все в порядке, любовь моя, – пробормотал Волог, одной рукой обнимая ее за талию. – Осталось совсем чуть-чуть. Милорд, вы знаете о фарадимах больше, чем я. Что случилось сегодня вечером?

– Я не уверен, ваше высочество… – Да, он ни в чем не был уверен, но питал сильные подозрения… – Есть… некоторые вещи, в которых все присутствующие «Гонцы Солнца» участвуют сообща, а сегодня вечером… сегодня вечером было опасно. – Даже более опасно, чем в ту ночь, когда Сьонед соткала звездный свет, и не только находившиеся поблизости Тобин и Поль, но и бывшие за тридевять земель отсюда фарадимы были захвачены этой магией. Тогда перепутавшиеся цвета разбирала Андраде; Оствель догадался, что сегодня этот труд взяла на себя Сьонед. Другие «Гонцы Солнца» разной степени обученности оправились, хотя их должна была мучить жестокая головная боль, но у Аласен не было никакой подготовки.

– Сообща… нравится им это или нет, – вставил Волог, указывая глазами на опущенную голову дочери. Оствель кивнул.

– Уриваль… или это была Сьонед?.. очень искусен. Он сразу понял, что означает эта реплика.

– Не думаю, ваше высочество, что те, у кого нет дара, могут понять, что с ними случилось.

– Но если мне не изменяет память, вы прожили среди них всю свою юность…

– Я имел эту честь. Однако когда они начинали говорить о соприкосновении цветов и различении спектров друг друга в солнечном и лунном свете… – Аласен споткнулась и он придержал ее. – Их дар для меня тайна, ваше высочество. Но в конце концов они всего лишь люди, такие же, как и все мы.

Они добрались до алых палаток Волога. Оствель уже начал подумывать о том, что ему придется принести свою рубашку в жертву цепким пальцам девушки, но в конце концов ему с Вологом удалось уговорить ее разжать хватку. Принц уложил дочь на низкую тахту и укрыл легким одеялом. Ее зеленые глаза были широко открыты, но не замечали никого вокруг. Так, во всяком случае, думал Оствель, пока не собрался уходить. Тут она протянула к нему руки и жалобно попросила не бросать ее.

Он опустился на колени и взял в ладони ее кисти.

– Помолчите немного. Все хорошо, Аласен. Вы в безопасности. Я клянусь вам, миледи. Вы спасены.

Аласен заглянула ему в лицо, и выражение ее глаз изменилось. Она была готова улыбнуться ему. О Богиня, как прекрасна эта девушка, подумал Оствель и пришел в замешательство, когда у него сжалось сердце. Длинные ресницы опустились, и Оствель обрадовался, что ее глаза больше не смотрят на него с такой благодарностью и таким доверием.

Вдруг Аласен прошептала:

– Но она мертва. Все цвета умерли… и леди Андраде вместе с ними.

– Тс-с… – ответил он, чувствуя, что Волог с тревогой следит за ними. – А теперь спать, моя дорогая.

Пальцы Аласен дрогнули, расслабились и мягко выскользнули из его ладоней. Удостоверившись, что она уснула, Оствель устало поднялся. У него болели колени и плечи. Влажный климат Виза слишком сильно отличался от жаркого, сухого климата Пустыни в районе Скайбоула. Ноющие суставы напомнили Оствелю о возрасте. Он был вдвое старше лежавшей на тахте девочки, забывшейся, но не нашедшей покоя. Стоило Оствелю посмотреть сверху вниз на юное, бледное, напряженное лицо, как к этой боли добавилась боль в груди.

Он обернулся к Вологу.

– Ваше высочество, ей надо как следует выспаться, и все будет в порядке.

– Должно быть, я надоел вам со своей благодарностью? – смущенно спросил Волог. – Милорд, можно угостить вас вином? Я и сам бы выпил с вами.

– В другое время я бы с радостью принял ваше предложение. Но мне действительно нужно идти. Хочу взглянуть на сына.

– Конечно, конечно. Что ж, тогда в другой раз. – Он проводил Оствеля до полога. – Мне очень неприятно спрашивать, но… Как вы думаете, что будет завтра? Андраде мертва, вопрос с Масулем не решен, и я не вижу никакого выхода из создавшегося положения.

– Верховный принц что-нибудь придумает. Он всегда находит выход. – Оствель подумал об убитом «Гонце Солнца» и понял, что сомневаться не приходится – это дело рук Масуля. Если бы против него нашлись неопровержимые улики, он был бы казнен независимо от своих претензий на Марку.

– Спокойной ночи, ваше высочество.

На подходе к палаткам Пустыни он встретил Чейна.

– Я возился с нашими сыновьями, – сказал старший из мужчин. – Сейчас все спокойно, но, насколько я знаю фарадимов, завтра им жизнь медом не покажется.

– Ты повторил мои слова. Я только что от Волога. Аласен досталось больше, чем остальным. Она не прошла обучения.

Чейн нахмурился.

– Кто-то должен был знать ее цвета. Иначе Сьонед никогда не смогла бы найти и отделить ее спектр от спектров Других «Гонцов Солнца». Тогда она потерялась бы в тени.

Оствель задумался над тем, кто мог притронуться к цветам Аласен и запомнить их спектр, но потом пожал плечами. Какая разница? Главное то, что она жива…

– Как Тобин?

– Вполне прилично. Она с самого начала знала, что происходит. Она сильнее, чем думает… и даже сильнее, чем пытается казаться, – добавил он, уныло пожав плечами, и вдруг помрачнел. – Не могу поверить, что Андраде ушла от нас.

– Я тоже, – пробормотал Оствель.

– Обычно я догадываюсь о том, как работают мозги Рохана, хотя чаще всего отстаю от него на полшага. Но будь я проклят, если знаю, что он будет делать сейчас. – Чейн покачал головой. – Не могу поверить, что она ушла, – повторил он.

Оствель счел за лучшее сменить тему.

– Риян сейчас с Давви?

– Что? Нет, они с Андри в палатках «Гонцов Солнца» На ночь с ними останется Сорин. Мааркен забился в свою палатку и пытается уснуть. – Чейн скорчил гримасу. – Хотел бы я знать, чем закончится эта его история. Конечно девушка красивая, и Андри говорит, что она очень ему подходит. Может быть, она и любит его, но я лично ничего такого не заметил… Ладно. Будем надеяться, что они сами разберутся. – Он искоса глянул на восток. – Скоро утро.

– Лучше бы оно не наступало. Я не жду от завтрашнего дня ничего хорошего.

– Как ты думаешь, где будут похороны?

– Не знаю. Решать придется Уривалю, но не думаю, что в таком состоянии он способен строить какие-нибудь планы. – Он крепко сжал руку Чейна. – И мы тоже ничего не выстроим, если не вздремнем хоть немного.

– Оствель, я не могу думать ни о каких планах… кроме военных.

* * *

Испуганный Андри без сна лежал в маленькой белой палатке, и его не могло успокоить даже присутствие брата-близнеца. Он один мог описать цвета Аласен; Сьонед не смогла бы отделить ее спектр от остальных. Андри сделал это сам. Хотя потрясение и мучительная боль угрожали разорвать его мозг, он заставил себя восстановить светящийся узор и увидел, что ее спектр начинает трескаться. Ужас заставил его забыть про все остальное. Он ощутил, каким образом Сьонед выпутывала из хаоса цвета Поля; остальное довершил инстинкт. Попытка успокоить ужас Аласен и заново собрать ее спектр отняла у него последние силы. Дальше Андри помнил только то, как ему помогали спускаться с холма, да еще встревоженный голос Сорина.

Он слышал рядом тихое дыхание брата, ничуть не похожее на сонное дыхание Рияна, который лежал на соседней кровати. Андри медленно сел и обхватил руками раскалывающуюся от боли голову.

– Ложись обратно, идиот, – немедленно прошептал Сорин. Андри схватил его теплую руку. – Что, Андри? Что с тобой?

Андри не мог побороть пронизавшую его дрожь.

– Я… н-не могу согреться… – пробормотал он.

Сорин снял со спинки кровати еще одно одеяло.

– Вот, укройся. Так лучше?

– Да, – солгал Андри.

Когда он лег снова, Сорин калачиком свернулся рядом.

– Я посылал оруженосца справиться о здоровье остальных. Все более-менее нормально. Но общее мнение гласит, что завтра вы, «Гонцы Солнца», будете чувствовать себя так, словно четыре дня провели в открытом море. – Он стиснул пальцы Андри. – О Богиня, как ты меня напугал!

Присутствие трезвого, здравомыслящего брата благотворно действовало на Андри; видения слабели и уходили из его сознания в то надежно защищенное место, куда имели доступ только ночные кошмары.

– Ты останешься здесь? – спросил он, стыдясь своего умоляющего тона.

– Конечно. По двум причинам. Во-первых, так приказал отец. А во-вторых, ты серьезно думаешь, что я могу бросить брата в беде?

Андри вспомнил то, что было много лет назад, когда они были совсем маленькими: однажды у него случился солнечный удар, и испуганный Сорин несколько дней пролежал рядом с братом. А в другой раз у Сорина был страшный жар, и Андри, несмотря на запрет матери, пробрался к брату и ухаживал за ним, пока Сорин не поправился. Так было всю их жизнь. Он жалел тех, у кого не было близнеца, его второго я; но еще больше он жалел Мааркена, представляя себе, что тот должен был перенести, когда во время Мора умер его близнец Яни.