Текст книги "Просто незабываемая"

Глава 15

На противоположной стороне Сидней-плейс Лусиус оплатил вход в Сидней-Гарденс, и они пошли вдоль площадки для игры в боулинг, а потом дорожка стала подниматься вверх, извиваясь и петляя между лужайками и среди деревьев, ветви которых раскачивались и дрожали на ветру. Безусловно, это был не самый подходящий день для прогулки в любом парке, и, кроме них двоих, вокруг не было видно ни души.

Фрэнсис дрожала, несмотря на то что была тепло одета, – на самом деле, неожиданно обнаружила она, в те же самые накидку, шляпу и полусапожки, которые были на ней, когда она возвращалась в школу после Рождества. Холод пробирал Фрэнсис до костей, но не столько из-за суровой погоды, сколько из-за того, что она снова шла рядом с Лусиусом всего через день после того, как, по ее мнению, он должен был отбыть в Лондон, и через два дня после того, как они распрощались навсегда – еще раз.

Она уже пережила день ужасной боли, казавшейся застывшим отчаянием, так неужели ей предстоит пройти через это еще раз?

Неужели он никогда не уедет, чтобы больше не возвращаться?

Неужели у нее никогда не хватит решимости окончательно порвать с ним?

С утренней почтой Фрэнсис получила открытку от сестры мистера Блейка. Миссис Ланд пригласила Фрэнсис на следующей неделе в театр вместе с ней и мистером Ландом и добавила, что мистер Блейк тоже должен там быть. Фрэнсис долго раздумывала, но все же написала, что принимает приглашение. «Жизнь должна продолжаться», – рассудила Фрэнсис. И возможно, теперь она наконец-то сможет оставить позади прошлое и сосредоточить все внимание на человеке, который, по-видимому, стремился стать ее женихом.

Фрэнсис поздравила себя – еще раз – с разумным решением, и вот всего несколько часов спустя она гуляет в Сидней-Гарденс с Лусиусом Маршаллом, который скоро должен жениться на Порции Хант.

– Для человека, который собирался сказать что-то важное и у которого есть только один час моего времени, вы слишком молчаливы, лорд Синклер, – сказала Фрэнсис, нарушив затянувшуюся тишину.

Они поднялись на ярко расписанный, с причудливой резьбой китайский мост и, остановившись на несколько минут, смотрели вниз на синевато-серые воды протока. При других обстоятельствах – Фрэнсис была почти уверена – она бы наслаждалась окружавшей их красотой, несмотря на отвратительную погоду.

– Фрэнсис, вы верите в судьбу? – спросил ее виконт. Верит ли? Фрэнсис задумалась над ответом.

– Я верю в стечение обстоятельств, – ответила она в конце концов. – Я верю, что порой происходят самые неожиданные вещи, чтобы привлечь наше внимание, и то, как мы поступаем в эти минуты, может повлиять на нашу жизнь и даже полностью изменить ее. Но я не верю, что мы беспомощны перед судьбой, над которой не имеем власти. Если бы это было так, то не было бы смысла в свободе выбора. Мы сами вправе решать, сказать «да» или «нет», сделать что-то или не сделать, пойти в том направлении или в другом.

– Вы верите, что все течение вашей жизни привело вас на ту засыпанную снегом дорогу и что все течение моей жизни привело меня в то же место и в то же самое время? И вы верите, что стечение обстоятельств, как вы это назвали, желало этого? Или что каким-то совершенно невероятным способом мы сделали это сами? И может, это не просто случайное совпадение, что именно вы, а не какая-то другая женщина, оказались там, и что это был я, а не какой-то другой мужчина?

От этого странного, неправдоподобного предположения у Фрэнсис перехватило дыхание. Нежели все в этой жизни может быть настолько... предрешено?

– Вас предупреждали, что пойдет снег, – ответила Фрэнсис, – и вы могли бы никуда не поехать в тот день. Я тоже замечала признаки надвигающегося снегопада, и мне, возможно, хотелось увидеть, что произойдет.

– Совершенно верно. Кто-то из нас или мы оба могли бы обратить внимание на предостережения и предупреждающие знаки, которые, очевидно, остановили всех других путешественников в этом районе. Но никто из нас этого не сделал. Вас не поразило, что мы больше никого не встретили на дороге? Что мы оказались одни в гостинице?

Нет, не поразило. Фрэнсис никогда раньше об этом не задумывалась. В то утро она хотела выехать пораньше, но двоюродные бабушки уговорили ее еще часок провести с ними после завтрака. Если бы она выехала, как намеревалась, то, вероятнее всего, никогда не встретилась бы с Лусиусом.

Она так сожалела, что не выехала раньше!

Правда, сожалела?

Но все-таки что он пытается сказать?

Лусиус снова пошел по дорожке, и Фрэнсис зашагала рядом с ним в ногу. Он не предложил ей руки – он вообще не делал этого с того момента, как они вышли из школы, – и Фрэнсис была благодарна ему за это. Но ей не нужно было касаться Лусиуса, чтобы всем своим существом ощущать его присутствие.

Возможно ли, подумала Фрэнсис, что она не случайно провела с ним ночь, что ее не случайно с непреодолимой силой влечет к нему, что не случайно она не может забыть его и не случайно ее жизнь в последние дни превратилась в настоящую муку? Она и прежде любила. Конечно, она любила Чарлза, но никогда не испытывала ничего подобного.

Они продолжили путь в полном молчании и до сих пор еще никого не встретили с тех пор, как вошли в Сидней-Гарденс. По-видимому, в Бате у всех, кроме них, хватало здравого смысла.

Поднявшись на вершину холма, они снова остановились, чтобы посмотреть вниз на деревья, лужайки и извилистые дорожки. Слева перед ними виднелась беседка под крышей, немного ниже – знаменитый лабиринт, начинавшийся от отеля «Сидней», расположенного рядом с входом в парк, а позади них выстроился ряд качелей, одни из которых поскрипывали на ветру.

Парк, несомненно, был великолепным, и в немалой степени благодаря тому, что располагался среди нетронутой природы, однако, глядя на него, Фрэнсис не испытывала ни радости, ни интереса. Куда этот час приведет их? Он явно вел их в никуда.

Молчание Лусиуса раздражало ее, но Фрэнсис дала себе слово больше не нарушать тишину. Искоса взглянув на него, она увидела, что Лусиус смотрит на нее бездонными глазами.

– Это качели так же сильно манят вас, как и меня? – спросил он, и его слова безгранично удивили Фрэнсис.

Что? На мгновение она мысленно снова вернулась в гостиничную кухню, где они провели первое утро и где за завтраком Лусиус неожиданно вызвал ее на соревнование по лепке снеговиков. И Фрэнсис поняла, что это – да, именно это – стало началом всего, что произошло между ними. Если бы она отказалась...

– Даже еще сильнее, – ответила Фрэнсис и, подобрав подол платья и накидки, зашагала к ближайшему сиденью.

Было просто необходимо разрядить возникшее между ними напряжение, и детские качели подходили для этого как нельзя лучше.

– Вас подтолкнуть? – спросил Лусиус, когда она уселась.

– Конечно, нет. – Фрэнсис оттолкнулась обеими ногами, а потом, вытягивая их вперед и поджимая под сиденье, привела качели в движение, заставляя их взлетать все выше и выше. – Держу пари, я первая достану до неба.

– Ах, вызов. – Лусиус сел на соседние качели. – Неужели вас никогда не учили, что леди не подобает заключать пари?

– Это правило придумали мужчины, потому что боятся проиграть женщинам.

– Ха!

Они раскачивались все выше и выше; веревки уже начали протестующе трещать, а ветер трепал Фрэнсис юбки и поля шляпы и по-настоящему не позволял ей дышать на спусках и подъемах. С каждым взлетом перед Фрэнсис все больше открывался вид на парк внизу, а при каждом стремительном падении вниз она видела ветви деревьев, мелькавшие всего в нескольких футах от нее.

– У-ух! – выкрикнула она на одном из спусков.

– Именно то слово, которое я искал, – прокричал Лусиус, пролетая мимо Фрэнсис в противоположном направлении.

Они оба раскачивались, смеялись и кричали, как пара расшалившихся детей, а потом по молчаливому согласию постепенно почти остановились и сидели рядом, лишь слегка покачиваясь.

– Одно плохо, – сказал Лусиус. – Не было неба, до которого можно достать.

– Как? – Фрэнсис повернулась к нему, широко раскрыв глаза. – Вы его не почувствовали? Это означает, что вы недостаточно раскачались, чтобы коснуться его. А я это сделала и выиграла.

– Вы, Фрэнсис Аллард, бессовестно лжете.

Он раньше уже говорил эти же самые слова, и тот случай с пугающей ясностью всплыл у нее в памяти.

Они лежали в постели, и она только что сказала ему, что ей не холодно, а он ответил, что очень жаль, так как мог бы предложить согреть ее. Тогда она сказала: «Я замерзла».

«Вы бессовестно лжете, сударыня, – заметил он ей, – но мне это нравится. Итак, мне нужно придумать какой-то способ согреть вас...»

«Что я здесь делаю? – внезапно поразилась Фрэнсис. – Почему я снова это делаю – шалю с ним, спорю с ним, смеюсь с ним?»

Казалось, всего несколько минут назад она старалась, чтобы Райнон Джонс почувствовала мелодию, выводимую правой рукой, и позволила ей подняться выше аккомпанемента левой руки.

– Фрэнсис... – начал Лусиус.

Но как раз в этот момент огромная капля воды упала ей на щеку, и Фрэнсис увидела еще несколько темных следов на своей накидке. Виконт вытянул руку ладонью вверх, и они оба посмотрели на небо.

– Проклятие! – выругался он. – Похоже, пойдет дождь, а вы не взяли зонтик, хотя я советовал вам это сделать. Нужно добежать до беседки.

Не спрашивая у Фрэнсис разрешения, Лусиус взял ее за руку, и через секунду они уже бежали кратчайшей дорогой вниз с холма к беседке, пока небеса красноречиво сообщали, что в любую минуту могут по-настоящему разверзнуться. К тому времени, когда Фрэнсис и Лусиус добрались до укрытия, они оба едва дышали и опять смеялись.

Беседка была построена скорее для защиты от солнца, чем как убежище на случай дождя. Она имела стены с трех сторон и крышу, которая выступала на пару футов за боковые стены. К счастью для молодых людей, ветер дул сзади и беседка внутри оставалась сухой. Они сели на широкую скамью у задней стены и смотрели, как, по-видимому, начинается потоп. Дождь лил как из ведра, он барабанил по тонкой крыше и с открытой стороны образовал завесу, которая почти скрыла из вида лужайки и деревья. У Фрэнсис создалось впечатление, что они сидят позади мощного водопада.

– Можно только надеяться, что это не на весь день, – сказала она.

Их смех затих, и они вдруг особенно остро ощутили, что остались одни в пустынном парке.

Лусиус сжал ее руку в своей, а Фрэнсис смотрела в сторону, стараясь не реагировать на тепло его прикосновения.

– Фрэнсис, я думаю, вам лучше поехать со мной в Лондон.

При этих словах она попыталась высвободить руку, но Лусиус крепко держал ее.

– Это судьба, – продолжал он. – И она говорит громко и отчетливо. Судьба столь настойчива, что на этой неделе снова свела нас вместе, когда мы упустили свой шанс после Рождества. Простите мне мои слова, Фрэнсис, но я знал многих женщин и не горевал, когда кто-то из них уходил из моей жизни. Пока не появились вы. Прежде никогда не бывало такого, чтобы я был знаком с женщиной всего два дня, а потом не мог избавиться от мыслей о ней еще три месяца.

– Полагаю, это потому, что я сказала вам «нет», – с горечью отозвалась Фрэнсис, – а вы не привыкли иметь дело с женщинами, которые отказывают в том, чего вам хочется.

– Я думал над этим как над одной из причин, – признался Лусиус. – Но если дело было бы только в раненом самолюбии, я просто нашел бы другую женщину, чтобы поддержать пошатнувшуюся уверенность в собственном обаянии. Я никогда не стал бы унижаться перед женщиной просто из-за того, что она не согласна с моими желаниями. Вместо этого я бросился бы в погоню за более легкой добычей.

– А таких, несомненно, множество, – язвительно заметила Фрэнсис.

– Совершенно верно. Как вы могли заметить, Фрэнсис, я молод, у меня на месте все волосы и мои зубы достаточно белые. К тому же я богат и обладаю титулом, а в будущем приобрету еще больше. Против такого сочетания устоят немногие. Но при нынешних обстоятельствах все это не имеет смысла. Вы видите, я унижаюсь перед вами.

– Что за вздор! – Сердце Фрэнсис так громко стучало, что ей казалось, она могла бы его слышать, если бы не оглушающий стук дождя по крыше. – Вы хотите уложить меня к себе в постель, вот и все. – У нее покраснели щеки от откровенной вульгарности ее собственных слов.

– Если бы все дело было в этом, то я давно был бы удовлетворен. Я уже уложил вас в свою постель. Одного раза часто достаточно, чтобы удовлетворить простую похоть. Я не удовлетворен.

Фрэнсис еще сильнее покраснела, но вряд ли она могла винить его за такие прямые слова, ведь она первая подала пример.

– Вы должны поехать в Лондон. Через пару недель в Бате будет нечем дышать.

– Вы так считаете только потому, что вам здесь нечем заняться. А у меня есть дела.

– Даже независимо от того, что в Лондоне вы могли бы быть со мной, вы должны быть там ради вашего голоса, Фрэнсис. Вы растрачиваете свой талант, преподавая музыку, когда вы должны ее исполнять. Если бы вы были в Лондоне, я мог бы представить вас нужным людям, и вы получили бы известность, в которой нуждаетесь, и слушателей, которых заслуживаете.

Внезапно охваченная паникой, Фрэнсис выдернула у него свою руку и резко встала. Значит, он хочет насиловать ее талант точно так же, как это делал Джордж Ролстон? И без сомнения, сделать ее своей любовницей? При том, что он собирается жениться на другой? Фрэнсис почувствовала возмущение. А чего она ожидала?

Она шагнула к открытой стороне беседки и остановилась – в ливне по-прежнему не было просвета.

– Я ненавидела Лондон, когда жила там, и поклялась никогда туда не возвращаться. Я не хочу, чтобы меня представляли нужным людям. Я счастлива тем, что имею. Неужели вы не можете этого понять?

– Удовлетворены, Фрэнсис, – поправил ее Лусиус. – Вы раньше признались, что удовлетворены. А я снова повторяю, что вы не та женщина, которая создана для удовлетворенности. Вы созданы для блистательного, всепоглощающего счастья. О, конечно, и для такого же несчастья тоже. Жизнь предоставляет человеку возможность к чему-то стремиться и учиться у других, если только на это есть силы. Поедемте со мной.

– Не поеду. О, ни за что не поеду. Вы думаете, что счастье и страсть – это одно и то же, лорд Синклер, и что последнее должно быть удовлетворено любой ценой. В жизни есть много чего и помимо физического наслаждения.

– Хоть один раз мы полностью согласны друг с другом. Фрэнсис, вы все еще полагаете, что я хочу сделать вас своей любовницей, не так ли?

– Да. – Повернувшись, она посмотрела вниз, на Лусиуса. – И если вы скажете, что это не так, то вы лжете или обманываете самого себя. Здесь я независимая женщина. Я не богата, но я никому не принадлежу. У меня есть свобода, о которой многие женщины могут только мечтать. Я не собираюсь отказываться от этого, чтобы быть вашей игрушкой, пока не надоем вам.

– Моей игрушкой? Вы не слушали меня? Я хочу помочь вам донести ваш талант до всего мира и в итоге стать счастливой и иметь успех. Избавьтесь от мысли, что я грубый, беспринципный распутник. Да, я хочу уложить вас в свою постель – это несомненно, и более того, я хочу вас.

Фрэнсис медленно покачала головой, ей хотелось оставаться честной. В его словах не было ничего, что могло бы соблазнить ее, как соблазнило на несколько мгновений тогда, в декабре; в его словах не было ничего, что поколебало бы ее решение быть благоразумной.

– Вы даже сейчас не понимаете меня? – спросил Лусиус. – Фрэнсис, я прошу вас стать моей женой.

Еще не дав ему договорить до конца, Фрэнсис уже собралась было возразить, но, с изумлением взглянув на него, закрыла рот, лязгнув зубами.

– Что? – переспросила она.

– Я понял, что не хочу жить без вас. К счастью, в настоящее время мне нужна жена. Мой дедушка умирает, я его наследник, и я пообещал исполнить свой долг и найти невесту, пока он еще жив. Только сегодня до меня дошло, что вы, Фрэнсис, исключительно достойная невеста. Ваш отец, по-видимому, имел какое-то отношение к французскому двору, и у вас родственные связи с бароном Клифтоном. Разумеется, найдутся некоторые, кто считает, что я обязан связать себя с женщиной, равной мне по положению и состоянию, но я никогда не обращал особого внимания на то, что думают другие, особенно если это касается моего счастья и благополучия. И моему дедушке, чье мнение, наоборот, чрезвычайно важно для меня, вы очень понравились – он ценит и уважает ваш талант. Он даст свое согласие, как только ему станет ясно, что мне не нужен никто, кроме вас. И мои мать и сестры тоже согласятся – они меня любят и в конечном счете желают мне счастья. Фрэнсис, выходите за меня замуж. Мне не слишком нравится этот каменный пол, но, если хотите, я стану перед вами на колени. И вы сможете потом хвастаться этим перед нашими внуками. – Лусиус коротко улыбнулся ей.

Фрэнсис почувствовала, что ее легким не хватает воздуха, и не потому, что его недоставало в беседке, – на самом деле его было предостаточно. Ее ноги дрожали, но она продолжала стоять неподвижно, потому что если бы она попыталась вернуться на свое место на скамье, то пошатнулась бы и упала – она не сомневалась в этом.

– Вы должны жениться на мисс Хант, – сказала Фрэнсис.

– Этого все ожидают, – признался он, с досадой махнув рукой. – Мы довольно много времени проводили вместе, пока росли. Ее семья часто навещала моих родных, а мы часто ездили к ним. И конечно, наши семьи ужасно смущали нас – во всяком случае, меня, – открыто говоря о своих надеждах на то, что в один прекрасный день мы поженимся, и добродушно подшучивая над нами, если мы просто обменивались взглядом. И моя мама твердо придерживается убеждения, что Порция ждет меня, отказывая остальным женихам. Но я никогда не говорил ей ни единого слова о своем намерении жениться на ней, как и она мне. Я ничего ей не обещал, и у меня нет перед ней никаких обязательств.

– Возможно, она с вами не согласится.

– У нее нет для этого никаких оснований. Я сделал свой выбор – это вы. Выходите за меня замуж, Фрэнсис.

Фрэнсис закрыла глаза. Это были слова, о которых она мечтала три долгих месяца. В своем воображении Фрэнсис даже разыгрывала сцены, подобные этой. Но она знала, что если бы когда-нибудь услышала такие слова на самом деле, она испугалась бы до смерти и ее сердце оказалось бы окончательно разбито.

Открыв глаза, она почувствовала, что у нее кружится голова, и кое-как добралась до своего места. Лусиус взял сначала одну, а потом и другую ее руку в свои – теплые и достаточно большие, чтобы накрыть обе ее ладони, а потом наклонил голову и поднес ее пальцы к губам.

– Я не могу вернуться в Лондон.

– Тогда мы будем жить в Клив-Эбби. Мы создадим там большую дружную семью и будем жить счастливо. Фрэнсис, вы сможете петь для всех наших соседей.

– Вы же понимаете, что не сможете постоянно жить в провинции. Вам придется принимать участие в заседаниях палаты лордов, ведь место в ней перейдет к вам по наследству от графа. Я не могу вернуться в Лондон и в высшее общество.

– Не можете? Или не хотите?

– И то и другое. Ничто в той жизни, которую вы мне предлагаете, не привлекает меня.

– Даже моя персона? – спросил Лусиус, опуская ее руки. Фрэнсис покачала головой.

– Я вам не верю, – сказал Лусиус.

– Это ваше дело. – Вспыхнув от гнева, она взглянула вверх, на него: – Вы ведь не можете принять «нет» в качестве ответа, правильно, лорд Синклер? Вы не в состоянии поверить, что какая-то женщина может предпочесть одиночество здесь жизни в высшем свете с вами.

Его брови поднялись вверх, но вид у виконта был такой, словно Фрэнсис дала ему пощечину.

– Нет! – Он помрачнел. – Это весьма скверно, Фрэнсис. Неужели так отвратительно жить в Лондоне или быть виконтессой Синклер, что вы отказываете мне, стараясь избежать того и другого? Не могу поверить, что вы питаете отвращение ко мне лично. Я вижу, чувствую и знаю вас. Та женщина, которой вы становитесь, когда теряете бдительность, относится ко мне с теплотой и страстью, равными моим собственным. В чем же дело?

– Я недостойна того, чтобы стать виконтессой Синклер и быть принятой вашим дедушкой, вашей мамой и светским обществом. И я больше не хочу это обсуждать. – Не имело смысла вести дальше этот разговор и посвящать его в грустную историю своей жизни.

Фрэнсис знала, что Лусиус Маршалл – импульсивный человек, и не была уверена, что он серьезно обдумал все последствия своего предложения. Он привык получать то, что ему хотелось, и неизвестно, по какой причине ему захотелось получить ее. Он бы не стал слушать ее, даже если бы она во всем ему призналась, а отмахнулся бы от ее слов и постарался бы любым способом убедить ее выйти за него замуж.

Но в ее и в его интересах – и в интересах его дедушки, который нравился Фрэнсис и которого она уважала, – ни в коем случае не допустить, чтобы это произошло.

В этот день Фрэнсис должен руководить здравый смысл, как он руководил ею последние три года ее жизни – с незначительными исключениями.

Итак, она упустила свой шанс на счастье. Судьба выбрала ее и после Рождества, и на этой неделе – в этом Лусиус был совершенно прав, – а Фрэнсис отказалась от своей судьбы, противопоставив ей собственную свободу выбора. А для чего же еще тогда нужна свобода выбора?

Она не станет разрушать свою с трудом завоеванную новую жизнь – и жизнь Лусиуса в придачу.

– Я не люблю общество, – объявила Фрэнсис, как будто такого объяснения было достаточно, чтобы отказаться от предложения, которое давало ей огромные преимущества и – Лусиус понимал – привлекало ее как певицу. – Оно искусственно и порочно, это совсем не та среда, в которой мне хотелось бы прожить оставшуюся жизнь. Я сознательно оставила его три года назад, чтобы уехать сюда.

– Если бы я был там в то время, – возбужденно заговорил Лусиус, впившись в нее взглядом, – если бы вы знали меня тогда и если бы я тогда попросил вас о том, о чем прошу сейчас, вы сделали бы тот же самый выбор, Фрэнсис?

– Гипотетические вопросы похожи на будущее, о котором вы говорили раньше. Они плод воображения и далеки от реальности. Я не встретила вас тогда.

– Значит, ваш окончательный ответ – «нет». – И это не было вопросом.

– Да, он такой же.

– Боже правый, Фрэнсис! – Лусиус отпустил ее руки. – Один из нас, должно быть, сошел с ума, и, боюсь, это я. Можете вы, глядя мне в глаза, поклясться, что не питаете ко мне никаких чувств?

– Нет ничего проще этого. Но я не стану клясться на каждом шагу, это ни к чему. Я сказала «нет», и это все, что требуется сказать.

– Что ж, вы абсолютно правы. – На этот раз встал он. – Прошу прощения, сударыня, что расстроил вас. – Его голос был напряженным и полным неприязни.

Внезапно Фрэнсис осознала, что их снова окружает тишина, если не считать звуков воды, капающей с крыши на промокшую землю; дождь прекратился так же неожиданно, как и начался.

– Но, Фрэнсис, – добавил он, – во мне еще существует часть, которая могла бы с удовольствием задушить вас.

Зажмурившись, Фрэнсис прижала руку к губам, словно старалась не дать вырваться словам, о которых потом пожалеет. Ее охватило почти непреодолимое желание кинуться к нему в объятия, послав к черту весь здравый смысл.

Мысли вихрем проносились у нее в голове.

Быть может, следует уподобиться Лусиусу и просто действовать, не задумываясь о последствиях?

Но она этого не сделает. Ей нельзя этого делать.

Встав на ноги, Фрэнсис прошла мимо Лусиуса и взглянула вверх. Небо по-прежнему затягивали тучи, и еще моросил мелкий дождь.

– Час подходит к концу, лорд Синклер. Мне пора возвращаться в школу. Вам незачем меня провожать.

– Будьте вы прокляты, Фрэнсис, – тихо выругался он. Это были последние слова, которые Лусиус сказал ей, – последние слова, которые она от него слышала. Так думала Фрэнсис, торопливо спускаясь по дорожке с холма и не обращая внимания на то, что было мокро, грязно и местами даже скользко.

Лусиус хотел, чтобы она вышла за него замуж.

А она сказала «нет», потому что существовала масса причин, из-за которых брак между ними был просто невозможен, и потому что одной страсти совсем недостаточно.

«Я сошла с ума, – решила Фрэнсис. – Я просто сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая».

Он просил ее выйти за него замуж.

Нет, это не сумасшествие, это здравый смысл – холодный, жестокий, беспощадный здравый смысл.

К тому времени, когда она оказалась у ворот парка, выходивших на Сидней-плейс, Фрэнсис почти бежала и чуть ли не рыдала, хотя старалась убедить себя, что это просто из-за того, что она задыхается, спеша поскорее вернуться в школу, пока снова не начался сильный дождь.

Лусиус хотел жениться на ней, а она была вынуждена сказать «нет».