Текст книги "Просто незабываемая"

Глава 11

Для Фрэнсис поездка в экипаже была истинным мучением, потому что напоминала ей о том, как она последний раз ехала в той же самой карете с Лусиусом Маршаллом, виконтом Синклером. Тогда он держал ее за руку, а большую часть того путешествия обнимал; они целовались и дремали в объятиях друг друга.

Сегодня Фрэнсис совершенно явственно ощущала его близость и тщательно старалась не касаться Лусиуса – до тех пор, пока уже невозможно стало этого избегать, когда он предложил ей руку, чтобы помочь выйти из экипажа у дома на Брок-стрит.

Пока дворецкий, взяв у нее шляпу, перчатки и жакет, вел их вверх по лестнице, Фрэнсис чувствовала себя задетой и униженной.

«Как может быть, чтобы я чем-то обидел вас?»

Эти надменные слова до сих пор звучали у нее в ушах.

«Мужчины способны насладиться моментом и забыть о нем, а женщины более склонны считать, что отдали свое сердце».

Как это оскорбительно верно! Всей своей манерой держаться и разговором Лусиус продемонстрировал, что ни минуты не переживал из-за того, что произошло между ними. Он насладился моментом и забыл о нем, а она осталась с разбитым сердцем.

«Несмотря на то что я знал многих женщин...» Под каким номером она, ничтожная, числилась в его списке? И если бы она поехала с ним в Лондон, как он предлагал, то как скоро надоела бы ему? Фрэнсис была уверена, что еще задолго до нынешнего дня.

Но то, что сегодня днем она приехала сюда, не имеет никакого отношения к Лусиусу Маршаллу, решила Фрэнсис. Расправив плечи и вспомнив, как подобает держаться в обществе, Фрэнсис вошла в уютную гостиную в передней части дома. Граф Эджком встал из кресла у камина с радушной улыбкой на худом, довольно сером лице, а мисс Маршалл с раскрасневшимися щеками, широко улыбаясь и вытянув обе руки, торопливо направилась ей навстречу.

– Мисс Аллард, – сказала Эйми, когда Фрэнсис тоже протянула ей обе руки, – я так рада, что вы смогли приехать. Прошу вас, садитесь рядом с дедушкой. Поднос с чаем сейчас принесут.

– Благодарю вас. – Фрэнсис тепло улыбнулась девушке, которая находилась в приподнятом настроении и явно старалась проявить изысканные манеры, немного боясь совершить какую-нибудь оплошность. Она была хорошенькой, с такими же, как у брата, каштановыми волосами и светло-карими глазами, но ее лицо имело форму сердечка – щеки были круглыми, а небольшой подбородок заостренным.

– Мисс Аллард, – когда Фрэнсис подошла к графу, он доброжелательно улыбнулся ей и поднес ее руку к губам, – вы оказали нам честь. Надеюсь, я не оторвал вас от чего-нибудь очень важного в школе.

– Уверена, милорд, что хор младших девочек будет счастлив узнать, что сегодня днем репетиция отменена, – ответила Фрэнсис, занимая кресло рядом с графом.

– Значит, вы дирижируете хором и преподаете музыку, в том числе даете уроки игры на фортепьяно. А вы много поете, мисс Аллард? – Граф снова опустился в кресло, виконт Синклер тоже сел, а мисс Маршалл нервно расхаживала взад-вперед, пока служанка и дворецкий не принесли все необходимое для чая.

– Вчера вечером я впервые за несколько лет выступала вне стен школы, – ответила Фрэнсис. – И на моих нервах благотворно сказался тот факт, что слушателей было немного.

– Для музыкального мира трагедия, что слушателей было так мало, – сказал граф. – Мисс Аллард, у вас не просто хороший или, вернее, великолепный голос, у вас богатый голос, определенно один из самых прекрасных, которые мне довелось слышать за почти восемьдесят лет моей жизни. Нет, не «один из», он самый прекрасный.

– Благодарю вас, милорд. – Фрэнсис слегка смутилась от такой щедрой и, без сомнения, искренней похвалы и почувствовала, что краснеет.

– Но вам, несомненно, это уже говорили, – сказал граф. – И, думаю, много раз.

Да, именно так. И иногда это говорили люди, чье мнение она уважала. Однако после смерти отца она часто слышала это от людей, которые обещали ей славу и большие деньги, нисколько не заботясь о ее душе артиста. По множеству причин, из которых не последнее место занимало ее молодое тщеславие, Фрэнсис поверила им и позволила действовать от ее имени, чуть не погубив себя этим. А потом она потеряла Чарлза из-за своего пения и после этого повела себя совсем недостойно. Многое было погублено – например, все ее девичьи мечты. Иногда, хотя прошло всего три года с тех пор, как она увидела объявление о месте учительницы в школе мисс Мартин и послала свое заявление, а мистер Хатчард отправил ее в Бат на переговоры с Клодией – иногда Фрэнсис было трудно поверить, что все это произошло с ней, а не с кем-то другим. До вчерашнего вечера она три долгих года не пела на публике.

– Люди всегда добры, – откликнулась Фрэнсис.

– Добры, – хрипло усмехнулся граф, беря с блюда маленький сандвич. – Это не доброта – быть свидетелем великого и отдавать ему дань уважения, мисс Аллард. Жаль, что мы не в Лондоне. Я бы пригласил весь высший свет провести вечер в моем доме и попросил бы вас спеть. Я не прославленный покровитель искусств, но мне и не нужно им быть. Ваш талант сказал бы сам за себя, и карьера певицы была бы вам обеспечена. Я в этом убежден. Вы могли бы путешествовать по всему миру и везде покорять слушателей.

Облизнув губы, Фрэнсис сосредоточилась на чашке чая, которую держала в руках.

– Но мы не в Лондоне, сэр, и мисс Аллард, очевидно, полностью удовлетворена своей жизнью. Разве я не прав, сударыня? – произнес виконт Синклер резким тоном и, изогнув одну бровь, пристально посмотрел на нее.

Подняв на него взгляд, Фрэнсис отметила, что он очень похож на своего дедушку. У него было такое же лицо с квадратным подбородком, только у графа оно с возрастом стало немного дряблым и приобрело мягкую доброжелательность, тогда как у виконта выражало высокомерие, упрямство и даже суровость.

– Я люблю петь для собственного удовольствия и для удовольствия других, но я не жажду славы. Тот, кто работает учителем, конечно, обязан своим местом работодателю, родителям своих учеников и самим ученикам, но тем не менее он обладает огромной профессиональной независимостью. Я не уверена, что то же самое можно сказать о певце, как и вообще о любом другом творческом человеке. Ему был бы необходим импресарио, для которого певец будет не более чем рыночным товаром. Самым важным были бы деньги, слава, умение представить его нужным людям и... В общем, я уверена, что при таких обстоятельствах было бы трудно полагаться на чью-то честность и сохранять собственное представление об искусстве. – Фрэнсис говорила, опираясь на свой горький опыт.

Оба мужчины внимательно смотрели на нее, и в каждой черточке виконта Синклера проглядывала насмешка, а его рука, как заметила Фрэнсис, играла с краем тарелки – та сильная, умелая рука, которая колола дрова, чистила картошку, лепила снеговика, лежала у нее на талии, когда они вальсировали, и ласкала ее тело...

Он назвал ее чопорной, и было глупо обижаться на такое определение – она действительно была чопорной, и здесь нечего стыдиться. Фрэнсис специально старалась стать такой.

Мисс Маршалл встала, чтобы предложить всем оладьи.

– Но разумеется, это не так, мисс Аллард, если импресарио разделяет взгляды исполнителя. А ваша семья? Неужели она никогда не советовала вам стать певицей? Кто ваши родители, если позволите мне спросить? Я никогда не слышал ни о каких Аллардах.

– Мой отец был французом. Он бежал от террора, когда я была еще младенцем, и привез меня в Англию. Моей матери уже не было в живых. Он умер пять лет назад.

– Очень грустно это слышать, – отозвался граф. – Вы, должно быть, были совсем юной, когда остались одна. У вас есть здесь, в Англии, какие-нибудь родственники?

– Только две мои двоюродные бабушки всегда поддерживали со мной отношения, – ответила Фрэнсис. – Это сестры моей бабушки, дочери покойного барона Клифтона.

– О, Уинфорд-Грейндж? – Граф поднял брови. – И одна из этих леди миссис Мелфорд, не так ли? Когда-то она была ближайшей подругой моей покойной жены. Они вместе впервые выехали в свет. Уинфорд-Грейндж не дальше двадцати миль от моего дома в Барклай-Корте. Оба имения в Сомерсете.

Это, конечно, объясняет, почему Фрэнсис и Лусиус Маршалл после Рождества ехали по одной и той же дороге. Фрэнсис не взглянула на виконта, и он ничего не сказал.

– Я уже несколько лет не виделся с миссис Мелфорд, – продолжал говорить граф, – но я удивлен, что нынешний Клифтон не помог вам сделать карьеру певицы.

– На самом деле, милорд, он доводится мне очень дальним родственником, – объяснила Фрэнсис. Она даже не виделась с ним на прошлое Рождество.

– Понимаю, – согласился граф. – Но я, наверное, смущаю вас всеми этими разговорами о вашей семье и о вашем таланте. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Идея школы для девочек очень интересна, хотя большинство людей постарались бы убедить нас, что женщинам образование ни к чему или что требования к образованию маленьких девочек лучше всего могут удовлетворить частные гувернантки. Полагаю, вы не согласитесь ни с одним из мнений? – Его глаза блеснули из-под белых бровей.

Он сменил тему и удачно выбрал ту, которая, несомненно, могла найти у Фрэнсис отклик. Так и случилось, и они живо перешли к обсуждению достоинств того, чтобы девочки получали образование вне дома и чтобы они изучали такие предметы, как математика и история. Мисс Маршалл с удовольствием приняла участие в разговоре и сказала Фрэнсис, что всегда мечтала посещать школу, однако вместо этого осталась дома, так как ей досталась в наследство от сестер их гувернантка.

– Я не хочу сказать, что получила плохое образование, мисс Аллард, но я думаю, что было бы просто замечательно брать у вас уроки игры на фортепьяно и петь в одном из ваших хоров. Девочкам в вашей школе очень повезло.

Фрэнсис явственно ощутила, как усмехнулся сидевший в кресле виконт Синклер, хотя не смотрела в его сторону, а он почти не участвовал в разговоре.

– О, спасибо вам, – улыбнулась Фрэнсис девушке, – но им повезло и с другими учителями тоже. У мисс Мартин правило выбирать только лучших. Хотя я, говоря так, наверное, нахваливаю саму себя.

– Мне бы хотелось там учиться и иметь подруг среди девочек своего возраста, – сказала мисс Маршалл.

Постепенно разговор снова вернулся к музыке, но больше не касался персонально Фрэнсис. Они обсуждали любимых композиторов, любимые музыкальные отрывки и любимые сольные инструменты. Граф рассказал им о выступлениях знаменитых музыкантов, которых он слушал много лет назад в Вене, Париже и Риме.

– В мои дни континент был еще открыт для молодых денди, получавших образование в Италии, Франции и Швейцарии, – сказал граф. – Ах, мисс Аллард, тогда мы хорошо проводили время. Лусиус лишен такой возможности, как до него был лишен ее и его отец. Франция и особенно Наполеон Бонапарт за многое должны ответить.

– Мисс Аллард, вам следует завести разговор на эту тему с моим дедушкой, когда у вас в запасе будет часа два-три, – сказал виконт Синклер.

Хотя в этих слова звучала насмешка, Фрэнсис показалось, что они были произнесены с нежностью. Возможно, виконт все же был способен на какие-то чувства.

Похоже, прошлым вечером Энн была права. Сегодня Фрэнсис отправила на покой несколько призраков. Сегодня она познакомилась с другой стороной характера виконта Синклера – надменной, насмешливой, еще менее приятной, чем та, с которой она столкнулась, когда в первый раз встретилась с ним, и о которой совершенно забыла в следующие два дня. И очень хорошо, что ей напомнили, от чего именно она избавилась.

С ним она не смогла бы быть счастлива, хотя он все же был человеком, который приехал в Бат, чтобы ухаживать за дедушкой, и привез с собой младшую сестру.

Однако время пролетело незаметно, и настала пора возвращаться в школу.

Граф и мисс Маршалл поднялись вслед за Фрэнсис.

– Вы оказали нам честь и доставили удовольствие, мисс Аллард, – сказал граф и снова поднес к губам ее руку. – Очень надеюсь, что до смерти у меня еще будет возможность послушать, как вы поете. На самом деле это мое самое большое желание.

– Благодарю вас. Вы очень добры. – Фрэнсис благодарно улыбнулась графу.

– Это было истинное удовольствие. – Мисс Маршалл на прощание обняла ее, по молодости не в силах скрыть переполнявших ее чувств.

– И для меня тоже. – Фрэнсис тепло улыбнулась девушке. – Хозяйка принимала меня по-королевски. Спасибо вам за такое отношение.

Девушка порывисто обернулась к брату в тот самый момент, когда Фрэнсис собралась выйти из комнаты впереди него.

– Лус, – сказала она, – ты говорил, что для того, чтобы мне разрешили через три дня пойти с тобой и дедушкой на вечер в Зал торжеств, нужно пригласить леди постарше, которая сопровождала бы меня. Мы можем пригласить мисс Аллард. О, прошу тебя, можно?

Фрэнсис в замешательстве взглянула на девушку, которая, прижав руки к груди, полными мольбы глазами смотрела на брата.

– Постарше? – Виконт Синклер поднял одну бровь. Какая чудовищная бестактность со стороны сестры сказать так в присутствии Фрэнсис!

– Ну да, – ответила Эйми. – Лус, я же сказала не «старую», а «постарше». И она учительница.

– Замечательное предложение, Эйми, – поддержал ее граф. – Жаль, что я сам не додумался. Мисс Аллард, вы окажете нам честь? Хотя вы живете в Бате и посещение одного из вечеров, возможно, не доставит вам такого уж большого удовольствия.

– О, я не была еще ни на одном, – призналась Фрэнсис.

– Как? Никогда? Тогда прошу вас согласиться посетить этот и быть нашим почетным гостем, – сказал граф.

Фрэнсис в ужасе почувствовала рядом с собой безмолвную фигуру виконта Синклера и, впившись зубами в нижнюю губу, повернулась и взглянула на Лусиуса. Как она могла отказаться без того, чтобы обидеть мисс Маршалл, которая, очевидно, отчаянно желала получить разрешение посетить вечер еще до своего официального выезда?

– Надеюсь, вы согласитесь, – сухо сказал он. – Мы все были бы вам признательны.

Хуже всего было то, что Фрэнсис всегда думала, как замечательно было бы танцевать в Зале торжеств, который она видела, когда однажды водила группу девочек осматривать достопримечательности. Когда-то она посещала балы в Лондоне и всегда получала от них огромное удовольствие.

Но разве она могла пойти на этот вечер?

И разве она могла не пойти? Теперь она получила приглашение от всех троих.

– Благодарю вас, – ответила Фрэнсис. – Это было бы чудесно.

Мисс Маршалл захлопала в ладоши, граф поклонился, а виконт Синклер, не произнеся больше ни слова, проводил Фрэнсис из комнаты, так крепко прижав руку сзади к ее талии, что, казалось, она прожжет там дыру.

Обратную дорогу до школы они ехали в экипаже, сидя рядом, но не обменялись ни словом. Один раз Фрэнсис чуть было не спросила его, действительно ли он хочет, чтобы она посетила вечер, но он, безусловно, не хотел, как и она сама. Она даже подумала спросить, хочет ли он, чтобы она отправила с ним свой отказ. Но почему она должна это делать? Ее должным образом пригласили, даже если мисс Маршалл сделала приглашение импульсивно, предварительно не посоветовавшись с братом.

А кроме того, если Лусиус был против или если хотел, чтобы Фрэнсис изменила свое намерение, у него был язык, как и у нее самой, так что пусть он заговорит первый.

Но все же Фрэнсис чувствовала, что ее сердце очень хрупкое и ему не пойдет на пользу, если она еще раз встретится с Лусиусом Маршаллом. Кроме того, она не сомневалась, что даже после сегодняшнего вечера предстоящей ночью несколько часов будет мучиться без сна. Святые небеса, и с этим замкнутым человеком она когда-то предавалась страсти! С поразительной ясностью Фрэнсис могла вспомнить все мельчайшие подробности той ночи и их мучительного расставания на следующий день.

Ровно в половине шестого экипаж остановился у школы. Питере открыл дверцу и опустил ступеньки, а виконт Синклер вышел, помог Фрэнсис спуститься на тротуар и проводил ее до дверей школы, которые Кибл уже держал открытыми.

– Вечером через три дня я приеду, чтобы проводить вас в Зал торжеств, – сказал виконт Синклер.

– Да, благодарю вас, – ответила Фрэнсис.

– Возможно, мы снова будем танцевать вместе, мисс Аллард.

– Да. – Фрэнсис показалось, что он заглянул ей в глаза, и она, повернувшись, быстро вошла в дом и поднялась к себе в комнату, надеясь, что будет в состоянии настолько собрать разбежавшиеся мысли, чтобы до обеда проверить несколько сочинений.

«Я приеду, чтобы проводить вас...» «Возможно, мы снова будем танцевать вместе...»

Глава 12

Отпустив своего камердинера, Лусиус еще несколько минут хмуро смотрел на свое отражение в зеркале. Он всегда старался выглядеть как можно лучше, ведь, помимо всего прочего, звание джентльмена обязывало быть модно и безупречно одетым. И все же почему он заставил беднягу Джеффриса сменить три модно завязанных шейных платка, прежде чем удовлетвориться четвертым?

Неужели он превращается в какого-то франта?

Господи, он же собирался на вечер в Бате, а не на бал в Карлтон-Хаусе! Ему повезет, если там окажется дюжина людей моложе сорока лет, и весьма вероятно, что весь вечер в зале будет стоять храп. Но как бы то ни было, Лусиус больше обычного занимался своей внешностью.

Ему с трудом верилось, что он, Лусиус Маршалл, виконт Синклер, на самом деле собирается посетить такое скучное мероприятие. Даже в Лондоне он редко посещал балы или рауты, хотя нынешней весной ему, безусловно, это предстоит, так что этот вечер он мог считать своеобразной подготовкой к тому, что его ожидало впереди.

Недовольно скривившись, Лусиус отвернулся от зеркала.

Спустившись по лестнице, он увидел, что Эйми, уже одетая, расхаживает взад-вперед по гостиной, хотя до того, как ей и дедушке предстояло перейти через улицу к Залу торжеств, оставалось еще полчаса, но она весь день пребывала в лихорадочном возбуждении и не могла ничем заняться.

– Что ж, сегодня вечером ты выглядишь великолепно, – сказал Лусиус, критически оглядев ее с головы до ног. Лусиус похвалил ее бледно-голубое муслиновое платье – которое сам же помог ей выбрать два дня назад – и прическу с искусно завитыми и аккуратно уложенными волосами. У ее горничной хватило разума не стараться сделать ее на вид старше, чем она есть. Эйми хотя и не обладала ростом и изяществом Кэролайн или ямочками на щеках и натуральными кудрями Эмили, но, по мнению Лусиуса, могла стать самой хорошенькой из всех сестер. Маргарет, конечно, в свое время была красавицей и даже сейчас, когда ей было уже за тридцать и она была матерью троих детей, все еще оставалась красивой.

– Правда? – С блеском в глазах Эйми, покраснев, взглянула на брата.

– Правда, великолепно. Если сегодня вечером на тебя набросятся все джентльмены, мне придется разгонять их своим моноклем.

– О, Лус! – явно довольная, рассмеялась Эйми. – Надеюсь, ты не будешь с таким суровым видом стоять рядом со мной, иначе ни у кого не хватит мужества пригласить меня на танец. Но ты тоже выглядишь изумительно.

– Благодарю вас, сударыня. – Лусиус шутливо поклонился сестре. – Эйми, ты сможешь идти медленно, когда выйдешь из дома с дедушкой? Ты сможешь не нестись галопом от возбуждения, чтобы ему не пришлось бежать за тобой?

– Конечно, смогу. – Она мгновенно взяла себя в руки. – Мне кажется, воды действительно пошли ему на пользу. А как по-твоему, Лус? Последнее время он выглядит гораздо лучше.

– Да, так и есть, – согласился с ней Лусиус, хотя они оба понимали, что дедушка уже никогда не будет чувствовать себя по-настоящему хорошо.

– Просто не могу дождаться, когда настанет время идти, – сказала Эйми, прижав руки к груди, – и когда снова увижу мисс Аллард. Она такая милая и обращается со мной как со взрослой. И она симпатичная, хотя и одевается не по последней моде. Меня просто восхищают ее темные волосы и темные глаза. Ох, ну когда же дедушка будет готов?

– Он будет готов точно к тому времени, как сказал, – ответил ей Лусиус и подошел к окну. – Ты же знаешь, что он всегда пунктуален. И если я должен быть пунктуальным, то мне пора отправляться. Я вижу, Питере уже подал экипаж.

Через пару минут Лусиус уже снова был на пути в школу мисс Мартин.

В это утро пришли письма от его матери и Кэролайн. Самой важной новостью, которую они обе жаждали сообщить, было то, что к открытию сезона в город прибыл маркиз Годсуорти с лордом и леди Балдерстон – и, разумеется, с Порцией. Мать Лусиуса вместе с Кэролайн и Эмили нанесла визит обеим дамам и теперь сообщала Лусиусу, что мисс Хант выглядит замечательно и что леди Балдерстон спрашивала о нем и выразила надежду увидеть его в ближайшее время.

Порция Хант всегда выглядела замечательно, так что это не было новостью. Лусиус не помнил, чтобы хоть раз видел ее с растрепанными волосами – даже когда она была ребенком.

Экипаж остановился у дверей школы, и Лусиус спрыгнул на тротуар, чувствуя себя так, словно собирается совершить что-то запретное – он собирался сопровождать на бал другую женщину.

Когда в ответ на его стук портье открыл дверь, глазам Лусиуса предстала странная картина. Фрэнсис Аллард стояла посреди холла в муслиновом платье серо-стального цвета с серебристой шелковой лентой под грудью и двумя рядами таких же шелковых лент по подолу. Возле нее на коленях стояла другая леди с иголкой и ниткой в руке и пришивала часть ленты, которая, очевидно, оторвалась от платья. Третья леди наклонилась ко второй, держа на открытой ладони несколько булавок, а мисс Мартин расправляла серебристую шаль, накинутую на плечи Фрэнсис.

Когда Лусиус вошел, обе портнихи повернули одинаково раскрасневшиеся и смеющиеся лица в его сторону.

– О Господи! – сказала Фрэнсис, немного смутившись, и прикусила нижнюю губу, но потом тоже рассмеялась.

Ее живая непосредственность настолько поразила Лусиуса, что на минуту практически лишила возможности дышать.

– Еще один джентльмен, который решил явиться на пять минут раньше назначенного времени, – строго сказала мисс Мартин.

– Прошу прощения? – Лусиус поднял бровь. – Быть может, мне следует выйти и подождать снаружи на тротуаре, пока не истекут пять минут?

Они все снова залились смехом – и даже мисс Мартин улыбнулась.

– Нет, нет, я готова, – сказала Фрэнсис, когда лента на подоле была пришита на место и нитка оборвана. – Лорд Синклер, с мисс Мартин вы уже знакомы. Могу я представить вам своих подруг-учительниц, мисс Джуэлл и мисс Осборн? – Она указала на двух портних, молоденьких и хорошеньких, которые с откровенным интересом смотрели на Лусиуса.

– Мисс Джуэлл? – Он поклонился голубоглазой блондинке. – Мисс Осборн? – Лусиус отвесил поклон маленькой красавице с темно-рыжими волосами, а обе учительницы в ответ сделали реверанс.

Внезапно Лусиус понял: то, что одна из них проведет вечер вне школы, должно быть, важное событие для всех них. Он почувствовал, что невольно на миг заглянул в иной, чуждый ему мир, в котором жизнь женщин не была постоянным праздным кругом приемов, балов и раутов. Однако эти учительницы были молодыми и привлекательными, и даже сдержанная и строгая мисс Мартин не выглядела их противоположностью.

Но почему все-таки Фрэнсис решила стать одной из них? Ей это совершенно ни к чему.

Швейцар, молчаливый и сердитый, как будто его возмущало появление любого мужчины, кроме него самого, в этих священных женских владениях, держал дверь открытой, пока Лусиус Маршалл спускался вслед за Фрэнсис на тротуар и помогал ей занять место в экипаже.

– Ради такого случая погода оказалась хорошей, – весело сказала Фрэнсис, когда экипаж тронулся с места.

– Значит, если бы пошел дождь, вы бы отказались? – спросил Лусиус.

– Нет, конечно, нет. – Она обеими руками ухватилась за концы шали.

– Значит, вы просто заводите вежливый разговор?

– Простите, если докучаю вам, – на грани раздражения ответила Фрэнсис. – Вероятно, мне следовало молчать. Я так и буду делать до конца поездки.

– Как вы обычно развлекаетесь? – спросил Лусиус, после того как минута или две прошли в напряженной тишине. – Вы и те другие учительницы? Вы живете в Бате, но никогда не были ни на одном вечере. Вы укладываете девочек спать, а потом сидите вместе и беседуете, позвякивая вязальными спицами?

– Если мы так и поступаем, лорд Синклер, то пусть вас это не беспокоит. Мы вполне счастливы.

– Как-то раньше вы уже сказали так, но потом изменили слово «счастье» на слово «удовлетворенность». Значит, достаточно удовлетворенности, Фрэнсис? – Подумав, что она не станет отвечать, Лусиус в слабом сумеречном свете посмотрел на нее.

В этот вечер Фрэнсис не надела шляпу, ее темные, приглаженные спереди волосы сзади были завиты в локоны, не слишком пышные, но, несомненно, более уместные, чем ее обычный пучок. Она была элегантной и привлекательной, и по сравнению с ней все остальные женщины в Зале торжеств будут выглядеть слишком разукрашенными.

– Да, вы правы, – все же отозвалась Фрэнсис. – Счастье всегда должно уравновешиваться несчастьем, а возбуждение печалью. Удовлетворенность гораздо легче сохранить, и она приносит покой разуму и душе.

– Боже правый! – воскликнул Лусиус. – Может ли что-нибудь быть более скучным? Думаю, вы трусиха, Фрэнсис.

– Трусиха? – Широко открыв глаза, она в негодовании посмотрела на виконта. – Полагаю, я поступила трусливо, не пожелав бросать свою работу, привычную жизнь и своих друзей ради того, чтобы поехать с вами в Лондон.

– Очень трусливо.

– Если трусость означает отказ от сумасшествия, тогда да, по вашему определению, я трусиха, лорд Синклер, и не собираюсь за это извиняться.

– Вы могли бы быть счастливы. Вы могли бы получить свой шанс в жизни. И вы понимаете, что я достаточно скоро открыл бы ваш талант. Вы могли бы петь для огромной аудитории, не то что здесь, в Бате. И не говорите мне, что с вашим голосом вы никогда не мечтали о славе.

– И о богатстве, – резко добавила Фрэнсис. – Я не сомневаюсь, лорд Синклер, что они непременно сопутствуют друг другу. Полагаю, вы сделали бы меня счастливой. Наверное, вы бы спонсировали мою певческую карьеру и следили бы за тем, чтобы я встречалась с нужными людьми.

– Почему нет? Я бы не стал держать ваш талант только для самого себя.

– Итак, – ее голос дрожал, как подумал Лусиус, от гнева, – женщина совершенно не способна разобраться в собственных мыслях и найти удовлетворенность, даже счастье, без помощи и вмешательства какого-нибудь мужчины. Вы это хотите сказать, лорд Синклер?

– Не уверен, что мы говорим о мужчинах и женщинах вообще. Я говорил о вас. И я достаточно хорошо вас знаю, чтобы понимать, что вы не созданы для спокойной жизни. С вашей стороны глупо даже говорить об этом. Вы обладаете редким темпераментом – и не только сексуальным, могу добавить.

– Как вы смеете?! – возмутилась Фрэнсис. – Вы совершенно не знаете меня.

– Прошу прощения, но я определенно знаю вас в библейском смысле – и одной ночи для меня вполне достаточно, чтобы сделать определенное заключение о вашей страстности. Я не раз разговаривал с вами и ссорился с вами, включая сегодняшний вечер. Я веселился и играл с вами. И возможно, самое важное, я слышал, как вы поете. Я очень хорошо знаю вас.

– Пение не имеет никакого отношения...

– О нет, имеет. Когда вы пели на званом вечере у Рейнолдсов, вы продемонстрировали гораздо больше, чем просто изумительный голос, Фрэнсис. Вы показали саму себя, и только дурак мог не разглядеть в вас ту страстную женщину, которой вы и являетесь.

Странно, но до этого момента у Лусиуса не возникало таких определенных мыслей, и тем не менее он знал, что говорит правду.

– Меня полностью удовлетворяет моя жизнь, – упрямо сказала Фрэнсис, положив руки ладонями на колени и глядя вниз на растопыренные пальцы.

– О да, Фрэнсис, это очень трусливо. Вы отказываетесь спорить, впадаете в банальность и беззастенчиво лжете.

– Вы переходите к оскорблениям. Я не давала вам разрешения так вольно разговаривать со мной.

– Возможно, так и есть. Вы отдали мне только свое тело. Фрэнсис резко вдохнула, потом медленно выдохнула, но не стала ничего отвечать.

Лусиус не обращал внимания на то, где они ехали, но внезапно – и очень кстати – заметил, что они подъезжают к Залу торжеств. Господи, он совсем не собирался ссориться с Фрэнсис и, вероятно, не стал бы этого делать, если бы она не вывела его из себя, начав разговор веселым, бессмысленным замечанием о погоде – как будто они были не более чем вежливыми незнакомцами.

Чем скорее он уедет из Бата и серьезно займется своей женитьбой, тем лучше для всех. А в Лондоне его ждет Порция Хант, его и ее матери и все члены обеих семей.

Бат, Лондон. Лондон, Бат... Проклятие, это похоже на необходимость выбора между Сциллой и Харибдой!

Куда подевалась привычная жизнь, которая приносила ему удовлетворенность последние лет десять?

Но, выйдя из экипажа и повернувшись, чтобы подать руку Фрэнсис, он поймал себя на этом слове.

Удовлетворенность?

Он был удовлетворен последние десять лет?

Удовлетворен?

За последние три дня Фрэнсис дюжину раз была готова написать Эйми Маршалл и извиниться за то, что не сможет присутствовать на вечере. В школе требовалось сделать множество дел: подготовить задания и проверить работы, а еще нужно было найти время на дополнительные музыкальные занятия с отдельными ученицами, на репетиции младшего и старшего хоров и группы, исполнявшей мадригал.

Обязанности учительницы отнимали у нее почти все время, за исключением сна.

Но подруги, которым следовало бы приветствовать такое рвение, не поддержали ее.

– Ты должна пойти и повеселиться ради мисс Маршалл, – заявила Клодия. – Ты сказала, ей необходимо, чтобы ее сопровождала леди, а теперь уже слишком поздно искать кого-нибудь другого. И ты должна пойти еще и ради графа Эджкома. Он производит впечатление вежливого джентльмена, несмотря на то что аристократ.

– И ты должна пойти и веселиться ради нас, – со вздохом сказала Энн. – Ты же посетишь один из вечеров в Зале торжеств как почетный гость графа и виконта. Благодаря тебе мы тоже сможем получить удовольствие от этого вечера, ведь завтра утром мы узнаем от тебя все до мельчайших подробностей.

– И быть может, – добавила Сюзанна, как всегда озорно подмигнув, – виконт Синклер поймет, что ему не следовало отпускать тебя после Рождества, и начнет настойчиво ухаживать за тобой, Фрэнсис. Быть может, он покорит тебя и одержит полную победу над бедным мистером Блейком. – И, перестав поддразнивать Фрэнсис, она тоже порывисто обняла подругу. – Веселись, просто доставь себе удовольствие.

Когда Фрэнсис одевалась к вечеру, Энн поднялась к ней в комнату и спросила у нее, действительно ли ей будет так мучительно провести целый вечер в обществе виконта Синклера.

– Возможно, – сказала Энн, – мне не следовало говорить о том, чтобы ты веселилась ради нас. Это эгоистично с моей стороны.