Текст книги "Мелодия души"

Стена, которую она так упорно возводила между собой и прошлым за последние несколько недель, угрожала рухнуть. Она не могла допустить, чтобы это случилось. Ведь с тех пор как она приехала в Лондон, она создавала не просто стену: она создавала себя – свободную и счастливую, не желая снова погружаться в уныние и становиться рабой любви, которой была в течение семи лет. Любви, которая подарила ей лишь жалкие крохи счастья. Она была довольна своей новой жизнью. Более чем довольна.

Внезапно Эмили поняла, вздрогнув от неожиданности, что балет уже начался некоторое время назад. Ее взгляд был направлен на сцену, но она ничего не видела. А вдруг у нее и улыбка исчезла с лица? Но нет, улыбка была на месте. Она на мгновение повернулась к виконту, и он улыбнулся в ответ, прикоснувшись пальцами к ее руке.

Балет был великолепен. Это была музыка для глаз.

Танцоры грациозно двигались по сцене в такт неслышимой мелодии. Но ее отвлекало, что Эшли наблюдает за ней.

* * *

Эшли прибыл в Лондон поздним утром и остановился в городской резиденции Харндонов, где ожидали приезда герцога с семейством. Люк сам написал ему и пригласил остановиться там, и он, немного подумав, согласился. Не станет он трусливо прятаться от своей семьи, словно школьник, которого высекли розгами.

Час спустя он навестил лорда Куинна. Дядя хлопнул его по плечу и, судя по всему, был очень рад его видеть. Он сказал, что Эшли следовало бы немедленно засвидетельствовать свое почтение леди Стерн, но девочки (так дядюшка называл свою невесту и Эмили) сегодня приглашены во второй половине дня на прием, а вечером все отправятся в Воксхолл, куда их пригласил виконт Бердетт. Эшли должен пойти туда тоже. Дядюшка обещал заранее предупредить об этом Бердетта.

Вскоре в резиденцию Харндонов доставили записку от виконта, в которой он просил лорда Эшли Кендрика оказать ему честь присоединиться к его гостям на этот вечер.

Кто, черт возьми, этот виконт Бердетт? – подумал Эшли. И будет ли, интересно, среди гостей Эмми? Наверное, будет, поскольку туда собирается и леди Стерн, решил Эшли. Бедняжка Эмми. Ему не нравилось, что ее таскают на все эти светские увеселения. Ей это, вероятно, не по, душе. Лондон – неподходящее место для такой, как Эмми.

Он приехал в Воксхолл и отыскал ложу виконта Бердетта. Там уже были гости. Он заметил Дорис и Уэймса.

Остальных он не смог разглядеть, так как перед ложей собралась большая группа мужчин. Только подойдя ближе, он увидел, кто привлекал их внимание.

Эмили выглядела почти так же, как на балу у Люка, – модная, элегантная и потрясающе красивая. За тем лишь исключением, что тогда она не пользовалась косметикой и на лице ее не было мушки. И еще: хотя и тогда она улыбалась и сияла от удовольствия, танцуя свой первый в жизни менуэт, не было в ней этой бьющей ключом радости и не смеялась она так.., кокетливо. Она похлопывала по руке какого-то щеголя в ответ на его цветистые комплименты и любезности. А Бердетт – должно быть, он сидел рядом с ней, догадался Эшли, – смотрел на все это с довольным видом, словно кот, вылакавший блюдце сметаны. Эмми флиртовала со всей компанией. Эшли едва удержался, чтобы не наброситься на них с кулаками.

Эмми почувствовала, что он рядом. Он ожидал, что она улыбнется ему с нежностью. Она отказалась выйти за него замуж, но ведь они расстались друзьями. Он вспомнил, как они сидели на мокрой траве, почти прикасаясь друг к другу коленями, и Эмми училась произносить свое первое слово.

Сейчас ее глаза, когда она улыбнулась ему, прикрывшись веером, искрились весельем. Она выглядела поразительно счастливой. Но от этой улыбки ему стало холодно.

Она была совсем не похожа на Эмми. Эшли пожалел, что приехал.

Он вошел в ложу, кивнул Дорис и Уэймсу и, обменявшись с ними несколькими словами, уселся между Тео и леди Стерн. Он поздравил леди Стерн с помолвкой, поцеловал ей руку и сосредоточил на ней все внимание. Как только джентльмены, сгрудившиеся возле ложи, начали расходиться и музыканты принялись настраивать инструменты, она наклонилась к нему и спросила:

– Ты не возражаешь, если я поменяюсь с тобой местами, мой мальчик, и сяду рядом с Тео?

Эшли это позабавило. Эти двое были любовниками лет двадцать, если не больше, но никогда не афишировали своих отношений на публике. Однако теперь им было важно сидеть рядышком. Но вскоре он перестал размышлять на эту тему. С того места, на котором только что сидела леди Стерн, он не мог не смотреть на Эмми.

Она смотрела на сцену, но зрелище, видимо, ее не захватывало. И не было в ее глазах восхищения, которое он ожидал увидеть. На ее губах все еще блуждала кокетливая улыбка, столь не похожая на улыбку Эмми. И рука ее лежала на локте Бердетта, а подбородок был гордо вздернут.

Он вспомнил, как во время танца с ней на балу в Боудене спросил ее: «Неужели они тебя приручили и твое сердечко уже не рвется на свободу?»

Нет, это не они сделали с ней такое. Тогда она еще была свободна. Уже на следующее утро пришла к водопаду рисовать и выглядела как маленький эльф. Она писала красками жизненную силу, страстно вырывающуюся из земли и устремляющуюся ввысь. Нет, все это он сотворил с ней, он приручил ее душу. У него сжалось сердце и подозрительно защипало глаза.

Как только закончился балет, виконт Бердетт поднялся, поклонился Эмили и пригласил ее прогуляться по освещенным дорожкам сада. Леди Стерн взглянула на Дорис и приподняла брови. Подчиняясь сигналу, Дорис и Уэймс отправились за ними следом. Эшли остался на месте. Вскоре он заметил, как к Эмми и Бердетту присоединились другие джентльмены.

– Ей-богу, – сказала леди Стерн, – как хорошо, что мне пришло в голову привезти Эмили в Лондон, Тео. Девочка весело проводит время, а такой большой свиты поклонников нет ни у одной леди в этом сезоне. Я со дня на день жду предложения руки и сердца.

– Я бы этому не удивился, Мардж, – отозвался лорд Куинн. – Она здесь самая красивая девушка, и у нее такие удивительные, говорящие глаза. Бердетт, не скрываясь, оказывает ей особое внимание. А он все-таки виконт. Это весьма неплохая партия.

Эшли стиснул зубы, но промолчал, хотя разговор продолжался еще некоторое время, как будто эти не очень молодые жених и невеста совершенно забыли о том, что для Эмми, если она решится выйти замуж, он – единственно возможный претендент.

Глава 15

В Воксхолле Эшли лишь поздоровался с ней, а больше не разговаривал, пока не собрался уходить – первым из всех. Она только что вернулась с прогулки с виконтом Бердеттом, Дорис и Эндрю, когда Эшли поднялся и сказал что-то всем присутствующим. Она подумала, что он так и уйдет, не поговорив с ней, но ошиблась.

– Я спросил у леди Стерн, будет ли она дома завтра днем, Эмми, – сказал он. – Я собираюсь зайти и, с твоего позволения, пригласить тебя прогуляться в Сент-Джеймсском парке.

Она улыбнулась и кивнула, совершенно не задумываясь о том, разумно ли находиться так близко от Эшли. Он ушел до того, как она заметила досаду на лице виконта Бердетта. Но у того не было никаких оснований для раздражения. Она ему не принадлежала и не собиралась принадлежать.

– Лорд Эшли Кендрик вам как брат, леди Эмили? – спросил виконт. – Она улыбнулась, прикрыв лицо веером. – Я считаю, что со стороны брата очень эгоистично монополизировать все дневные часы вашего времени, мадам, – продолжал Бердетт. – Как мне это пережить?

Эмми рассмеялась и кокетливо обмахнула ему лицо веером.

Но ночью она почти не спала. Всего лишь месяц назад она думала, что никогда больше не увидит его. Когда тетя Марджори и лорд Куинн решили пожениться и оказалось, что Эшли приедет на церемонию бракосочетания, она пришла в смятение. Ей необходимо научиться жить без Эшли, и видеть его было слишком больно.

Ему не следовало приглашать ее на прогулку. Он хотел восстановить между ними такие отношения, которые всегда были удобны ему, хотел быть ее братом, другом. Разве он не понимал, как всегда понимала она, что такие отношения невозможны? Интересно, будет ли он во время прогулки вести себя как друг, как брат? Или попытается снова уговорить выйти за него замуж? Нет, только не это. Ведь он наверняка видел в Воксхолле, что она счастлива, что ей весело в компании других джентльменов. Из-за всех этих мыслей ей так и не удалось заснуть.

* * *

Прежде чем отправиться к леди Стерн, Эшли предстояло нанести визит на Саут-Одли-стрит. По пути в Лондон и все сегодняшнее утро он говорил себе, что ему не нужно, не следует заходить туда. Хотя леди Верни, узнав, что он едет в Лондон, дала ему адрес сына и настоятельно просила оставить там свою визитную карточку – Генри и Барбара, мол, будут очень польщены таким знаком внимания с его стороны, – он не чувствовал себя обязанным заходить к совершенно незнакомым людям.

Однако любопытство взяло верх. Ему хотелось – более того, он испытывал потребность – увидеть мужчину, которого любила и с которым спала Элис до своего приезда в Индию. Как ни глупо, но ему подумалось, что если он поймет их отношения, то ему удастся избавиться от ужасных воспоминаний.

Он постучал в дверь дома на Саут-Одли-стрит, и слуга, открывший ему, положив на серебряный поднос его визитную карточку, отправился узнать, принимают ли сэр Генри и мисс Верни. Эшли в глубине души надеялся, что они не принимают. Возможно, Верни хотелось избежать встречи с ним. Но слуга быстро вернулся и, поклонившись, пригласил его светлость последовать за ним в малую гостиную.

Навстречу Эшли поднялись с кресел мужчина и женщина. Мужчина приблизился, протягивая руку. Это был статный, широкоплечий молодой человек примерно одного с ним возраста. Одет он был по моде, но без щегольства.

Светлые волосы аккуратно стянуты на затылке. На добродушном лице сияла улыбка.

– Лорд Эшли Кендрик, – сказал он, – вы оказали нам большую честь. Я слышал от матушки, что вы вернулись из Индии и поселились в Пенсхерсте. Сожалею, что меня не было дома и я не смог заехать к вам с визитом вежливости. А теперь вы сами навестили нас. Позвольте представить вам мою сестру Барбару.

Эшли склонился к руке присевшей перед ним леди, отличавшейся той же неброской элегантностью и добродушием, что и брат. Она не была хорошенькой, но и дурнушкой ее никто бы не назвал.

– Надеюсь, – произнес он, – вы будете рады услышать, что ваша матушка находится в добром здравии и шлет вам сердечный привет.

– Как мило, что вы нашли время передать его нам.

Присаживайтесь, милорд, – сказала Барбара Верни. – Я распорядилась, чтобы нам принесли чай.

Эшли опустился в кресло. Для него было полной неожиданностью охватившее его удушающее чувство ненависти. Он ожидал увидеть мрачного, загадочного типа, который мог совратить и бросить одержимую любовью к нему женщину, но только не улыбающегося, радушного человека, в котором женщин могла привлекать скорее не внешность, а душа. Эшли, наверное, простил бы ему настороженность или излишнюю самоуверенность, но не это теплое гостеприимство.

– Должен признаться, – заговорил Генри Верни, усевшись вслед за сестрой в кресло, – что нам было любопытно познакомиться с человеком, за которого Элис вышла замуж. Не так ли, Барбара? Мы были потрясены, узнав о трагедии, произошедшей с ней и вашим сыном. Мы сразу же написали вам, не зная, что вы уже находитесь на пути в Англию. Примите наши самые искренние соболезнования.

Если бы можно было придушить этого человека, не выходя за рамки приличий, он бы это сделал, подумал Эшли.

В лице Верни не было заметно ни стыда, ни раскаяния.

– Благодарю вас, – отозвался он. Любопытство продолжало терзать его. – Вы хорошо знали мою жену? – обратился он к сестре.

– Мы росли вместе, – ответила она. – Элис, ее брат Грегори, Генри и я.

– И Кэтрин Бинчли, – добавил Генри, – дочь управляющего поместьем Керси. Возможно, вы уже видели ее.

Теперь она Кэтрин Смит.

– Да, и Кэтрин тоже, – продолжала мисс Верни. – В детстве мы очень дружили. Потом выросли и отдалились друг от друга. Наверное, это неизбежно. Хотя Генри и Грегори оставались близкими друзьями. Но Грегори умер, Элис уехала в Индию, Кэтрин тоже уехала и вышла замуж за мистера Смита. За несколько месяцев все изменилось.

– Но вам, наверное, хочется услышать; какой была ваша жена до того, как вы встретились, – вмешался в разговор сэр Генри. – Она всегда была красавицей, даже в детстве, не так ли, Барбара? Миниатюрная, изящная. К шестнадцати годам она покорила всех джентльменов графства.

Но успех не вскружил ей голову. Она не выделяла никого из них. Была очень разборчива. – Он улыбнулся.

Очень разборчива? Потому что отвергала ухаживания всех молодых людей в графстве, кроме ухаживаний самого Верни?

Барбара Верни разлила чай и с улыбкой передала чашку Эшли.

– Мне кажется, тиама одно время надеялась, что Элис и Генри поженятся, – сказала она. – К счастью для вас, этого не случилось.

– Но ведь и ты не вышла замуж за Грегори, Барбара, – рассмеялся Генри. – Как вы, наверное, знаете по собственному опыту, Кендрик, матери иногда представляют себе дальнейшую жизнь детей совсем не так, как сами дети. Я был рад услышать, что Элис вышла замуж за вас, человека с внушительными связями, уважаемого коллегу ее отца. Уезжая из Пенсхерста, Элис отнюдь не выглядела счастливой девушкой.

Нет, видно, у него нет ни сожалений, ни угрызений совести, решил Эшли. Он, видите ли, был рад услышать о замужестве Элис. Интересно, почувствовал бы он сам радость, что Эмми выходит замуж за другого? Смог бы он смотреть в глаза этому мужчине и говорить, что рад услышать о ее замужестве? Не прячется ли за улыбкой Верни некоторое презрение к мужчине, подобравшему его объедки? Но ему не хотелось так думать об Элис. Да, он не любил ее, более того, даже ненавидел. Но она была глубоко несчастна.

– Это понятно, – проговорил Эшли, – ведь она только что потеряла единственного брата, с которым, насколько я понимаю, они были очень близки, хотя она редко о нем говорила. Ей было, наверное, слишком больно вспоминать о нем.

Брат и сестра переглянулись.

– Да, – кивнул сэр Генри, – они были близки. Его смерть была для нее страшным ударом, как и для каждого из нас.

Грегори Керси погиб в результате несчастного случая на охоте – так сказал Эшли сэр Александр Керси до их встречи с Элис. Сама Элис почти никогда не упоминала о брате.

– Как это случилось? – спросил Эшли.

Впервые за время беседы Верни явно стало не по себе.

Он почесал голову и взглянул на сестру.

– Это произошло ранним утром, – сказала она. – Грегори охотился вместе с несколькими другими джентльменами.

– Я тоже был с ними, – добавил сэр Генри.

– Они уже решили, – продолжала она, – что на сегодня хватит, и стали расходиться по домам, когда прозвучал выстрел.

– Никто из нас не обратил на него внимания, – вставил сэр Генри. – Все подумали, что кто-нибудь увидел птицу и, не удержавшись, сделал еще один выстрел. Обычное дело. А в полдень Бинчли обнаружил тело. Элис послала его узнать, почему Грегори не вернулся домой с охоты.

– Никто не помнил, кто сделал этот последний выстрел, – уточнила Барбара Верни.

– Или никто не признался в этом, – возразил ее брат. – Несомненно, выстрел был случайным. У Грега не было врагов. Но было бы трудно признаться в том, что ты убил своего приятеля.

– Где? – спросил Эшли. – Где его убили?

– На холмах к северу от Пенсхерста, – ответил сэр Генри. – На территории парка.

– Ему прострелили голову, – тихо добавила мисс Верни. – Это было ужасно. Под подозрением оказался каждый мужчина, в том числе и Генри. Генри был его самым близким другом.

Может быть, Грегори Керси узнал об отношениях своего близкого друга и своей сестры? – по думал Эшли, но постарался прогнать эту мысль, не собираясь погружаться так глубоко в прошлое.

– А потом пришло это кошмарное известие о гибели Элис и вашего сына, – сказал сэр Генри. – Над этой семьей словно тяготело проклятие. Мы были в ужасе. Вы, наверное, хлебнули столько горя за последний год, что хватило бы на целую жизнь. Вы приехали в Лондон, чтобы развеяться? – с улыбкой спросил он, – Да, – кивнул Эшли. – А также для того, чтобы присутствовать на бракосочетании моего дядюшки.

Разговор переключился на более безопасные темы. Они , поговорили о браках, о моде, о развлечениях и даже о погоде.

Покидая полчаса спустя дом на Саут-Одли-стрит, Эшли решил, что сэр Генри Верни принадлежит к типу мужчин, которые получают удовольствие, не испытывая угрызений совести. Пустой, легкомысленный человек. Трудно понять, почему Элис была столь фанатично привязана к нему. Но любовь не всегда поддается разумному объяснению.

«Над этой семьей словно тяготело проклятие», – вспомнились Эшли слова сэра Генри, от которых становилось не по себе. Но ведь не может быть никакой связи, подумал он, между трагическим случаем на охоте, в результате которого погиб Грегори Керси, и трагическим случаем, который унес жизнь Элис четыре года спустя. Это всего лишь совпадение. Однако слова сэра Генри засели в памяти: «Над этой семьей словно тяготело проклятие».

* * *

На Эмили было новое шелковое открытое платье в синюю и белую полоску. Волосы были завиты в локоны и уложены на затылке. На голове была новая соломенная шляпка, слегка надвинутая на лоб, чтобы притенить глаза, Шляпка держалась на голове с помощью лент, завязанных бантом на шее.

Интересно, понравится ли ему, как она выглядит? Это не имело особого значения, просто ей хотелось, чтобы он заметил, как она изменилась и как счастлива. И если у него все еще остались угрызения совести и он все еще чувствовал себя обязанным жениться на ней, то ей хотелось разубедить его в этом. Он оказал ей великую услугу. Если бы он не вернулся домой, то она вышла бы замуж за лорда Пауэлла и провела бы всю жизнь в деревне, в попытках – вероятнее всего, бесплодных – утвердиться в его доме в роли хозяйки. Она никогда не узнала бы, как много увлекательных вещей может предложить жизнь даже глухой женщине.

Эмили наклонилась к зеркалу, чтобы как следует разглядеть себя. Она будет улыбаться ему, чтобы он понял, что совсем ей не нужен. Однако, поймав в зеркале свой взгляд, она быстро отвела глаза.

Когда она спустилась вниз, Эшли ждал в холле вместе с тетей Марджори. Он пришел раньше назначенного времени.

На нем был темно-зеленый камзол с модными складками на спине, жилет того же оттенка и желтовато-коричневые бриджи. Одной рукой он прижимал к себе треуголку. Голубые глаза улыбались ей. К его похудевшему лицу она успела привыкнуть. Оно от этого стало еще красивее.

– Эмми, – произнес он, поклонившись, – ты выглядишь превосходно.

– Будет вам, лорд Эшли, – сказала тетя Марджори. – Вы совсем вскружите ей голову. С тех пор как я привезла ее в Лондон, все только и делают, что осыпают ее комплиментами. Вам повезет, если в парке удастся побеседовать с ней наедине.

Пока тетя Марджори говорила, он улыбался Эмми. Она покраснела. Все эти глупые комплименты вовсе не вскружили ей голову. Они ничего не значили для нее, просто забавляли и помогали не забывать о том, что она научилась снова радоваться жизни.

Проезжая в открытой коляске по парку, она оглядывалась вокруг, наблюдая за элегантными прогуливающимися пешеходами, уличными торговцами, бегающими детьми, собаками. Она вдруг подумала, что, должно быть, страшно оказаться одной в таком окружении – в отличие от деревни, где бояться было нечего. Но здесь она никогда не бывала одна. И сейчас была не одна. Она улыбнулась и почувствовала на себе взгляд Эшли. Она решила не встречаться с ним глазами, чтобы не знать, что он хочет сказать. У нее замерло сердце, но она взяла себя в руки.

Он предложил ей руку, помог спуститься с коляски, и они медленно двинулись по дорожке. Время от времени она с удовольствием смотрела вверх на ветви деревьев. Больше всего ей нравилось наблюдать за людьми и чувствовать себя одной из них. Но сегодня она, кажется, чувствовала только тепло, исходящее от тела Эшли. Наконец она взглянула на него из-под полей шляпки. Он смотрел на нее, и глаза его улыбались – только глаза, а не губы.

– Ты счастлива, Эмми? – спросил он.

Она ответила ему сияющим взглядом. Жестом указала на все, что их окружает. Разве можно не быть счастливой?

– Пенсхерст – довольно милое место, – продолжал он. – Он расположен в долине, перед домом есть большой парк. Между домом и деревней протекает широкая река.

Там необыкновенно красиво и уединенно. А за домом начинаются холмы, покрытые лесом. В некоторых местах среди деревьев неожиданно открывается вид на многие мили мирной сельской Англии. На холме есть летний домик. Он даже меблирован, хотя, мне кажется, там многие годы никто не бывал.

Пенсхерст. Место, где он живет. Теперь там его дом.

Там жила Элис. Там он жил бы с ней и со своим сыном, если бы они не погибли.

– Тебе бы там понравилось, Эмми. – Он наклонил к ней голову и прикоснулся к ее руке. – Мне очень хотелось бы, чтобы ты там побывала.

На мгновение у нее даже закружилась голова от желания побывать там. Но всего лишь на мгновение.

– Нет, – покачала она головой. И, рассмеявшись, указала рукой на изящную прямую дорожку, по которой они шли, на нарядных прогуливающихся людей. Вот где она хочет быть. Здесь ее место.

Он снова заставил ее взглянуть ему в лицо.

– Ты говоришь правду? – спросил он. Она заметила, что оба они разговаривают жестами. – Мне грустно видеть...

Но она не уловила окончания фразы. И не узнала, что именно наводит на него грусть. Два джентльмена из ее обычной свиты остановились перед ними и с улыбками раскланялись с ней. Они осыпали ее комплиментами, поинтересовались, увидят ли ее сегодня на балу, раскланялись с не проронившим ни слова Эшли и отправились своей дорогой. Она весело улыбнулась Эшли.

– Меня не удивляет твой успех, – заметил он. – Но неужели это то, чего ты хочешь, Эмми?

Конечно. Разве он не видит? Она объяснила это с помощью свободной руки и улыбки. Потом вдруг вспомнила что-то.

– Д-а-а, – произнесла она, сияя улыбкой. Одно-единственное слово. Весь ее словарный запас.

– Я мог бы научить тебя всем словам в словаре, – сказал он. – И сейчас еще могу. А ты могла бы научить меня...

Но его прервал еще один джентльмен, гулявший под руку с молодой леди, который раскланялся с Эмми и спросил, понравился ли ей вчерашний балет.

Когда они пошли дальше, она избегала смотреть на Эшли. Не могла. Она чувствовала, что линия ее обороны готова рухнуть словно карточный домик. До сих пор она не признавалась себе, что это всего лишь линия обороны, а на самом деле ей вовсе не доставляет удовольствия все, что с ней происходит. Сердце ее разбито вдребезги. И она знала также, что Эшли тоже не нашел покоя с тех пор, как они виделись в последний раз, и, наверное, никогда его не найдет. Ему не нужно было прибегать к помощи слов или жестов, чтобы сказать ей это.

Он снова прикоснулся к ее руке и осторожно пожал ее, так что она не могла не взглянуть на него.

– Мне было жаль Пауэлла в то утро у водопада, когда ты отказалась смотреть на него, – сказал он. – Теперь ты то же самое проделываешь со мной, Эмми.

Она с удивлением отметила, что маска по-прежнему держится на ее лице, и улыбнулась.

– Эмми! – Он наклонил голову совсем близко и произнес беззвучно, только двигая губами:

– Еще не исключена возможность твоей беременности? Ты беременна?

Нет. У нее были подозрения, но потом, когда обнаружилось, что все в порядке, она вздохнула с облегчением.

Она перестала улыбаться. Нет, ребенка не будет. И у него больше нет никаких обязательств перед ней. Он может, если пожелает, снова считать ее своей сестрой. Но она не могла понять, почувствовал ли он облегчение. Он просто смотрел ей в глаза, и она опустила их. Да, возможность такого исхода существовала. Целых два дня она думала...

Но потом оказалось, что это не так.

И она очень жалела, что этого не произошло. Какие глупости иногда приходят в голову. Если бы она забеременела, то ей пришлось бы выйти за него замуж. За человека, которого она любила всем сердцем, но который считал ее всего лишь милой сестренкой. Это было бы невыносимо.

Она снова взглянула ему в глаза и улыбнулась.

И тут ее внимание отвлекла остановившаяся перед ними пара. Она их не знала. Оба улыбались Эшли.

– Вот мы и снова встретились, – произнес мужчина, а женщина рассмеялась.

Эмили взглянула на Эшли. Он кивнул им. Она заметила, что он помедлил в нерешительности, но потом взглянул на нее.

– Эмми, – сказал он, – позволь представить тебе моих соседей по Пенсхерсту: сэра Генри Верни и мисс Барбару Верни. – Он взглянул на них. – Это леди Эмили Марлоу, сестра графа Ройса и герцогини Харндон.

Она весело улыбнулась им. Его новые друзья, часть его новой жизни. Они ей понравились. Глупо, наверное, делать столь скоропалительные выводы, но они показались ей очень симпатичными. Мисс Верни ответила ей улыбкой. Сэр Генри низко поклонился.

– Вы из Боуден-Эбби? Однажды я проезжал мимо этого поместья. Великолепное место.

– Да, – кивнула она. Это ее дом.

– Я правильно понял? – спросил сэр Генри, оборачиваясь к Эшли. – Мне кажется, вы умеете читать по губам, леди Эмили. Я заметил, что вы поняли то, что я сказал о Боуден-Эбби, и согласились со мной.

, – Должно быть, требуется большое напряжение, чтобы следить за губами, – вставила мисс Верни. – Я слышала, что любой недуг способствует укреплению характера, если воспринимать его как вызов. Вы с этим согласны, леди Эмили?

Она не была уверена, будто глухота укрепила ее характер и будто она отвечает на вызов судьбы. Ее безмолвный мир был таким же естественным для нее, как для них – мир шумный. А как насчет вызова, который бросает безмолвный мир? Но она не могла объяснить все это. Мисс Верни была такая милая, такая дружелюбная. Эмили улыбнулась ей и успела вовремя оглянуться, чтобы увидеть, что сказал Эшли:

– Эмми очень скромна, чтобы говорить о своих достижениях. Сегодня, например, она будет танцевать со мной на балу.

Эмили рассмеялась.

– Ты так думаешь? – Она удивленно подняла брови, когда они минуту спустя двинулись дальше.

– С чем ты не согласна? – спросил Эшли. – С тем, что я самонадеянно представил тебя незнакомым людям?

Или с тем, что я самонадеянно заявил, не спросив предварительно тебя, что ты будешь танцевать со мной?

– Да, это, – жестом показала она. – Ты думаешь, что я буду танцевать?

– Конечно, будешь, Эмми, – рассмеялся он. Когда он смеялся, вся его суровость исчезала. Не стоило бы ей видеть его смеющимся слишком часто, предупредила она себя. – Потому что ты любишь танцевать, помнишь? Тебе всегда хотелось танцевать. И один я настолько безрассуден, что принимаю брошенный вызов.

Она снова рассмеялась.

– Так ты будешь? – спросил он ее жестами, глазами и губами. – Танцевать со мной? Будешь, Эмми?

Да, будет. Пусть даже на глазах у всего великосветского общества. Конечно, будет.

И только когда он подсадил ее в коляску, она расправила юбки, а он, обогнув коляску, сел рядом, она поняла: что-то изменилось. Она все так же улыбалась, смеялась, искрилась счастьем, как весь последний месяц. Но что-то изменилось. Маска, которую она носила, соскользнула, уступив место, пусть ненадолго, тому, что она тщательно скрывала. Ей стало страшно.