Текст книги "Найтблюм"

Комната оказалась довольно уютной и не такой уж маленькой. Единственное окно находилось напротив входной двери, высокий книжный шкаф черного цвета слева. В дальнем правом углу находилось бюро и небольшой стол. Рядом стоял темно-коричневый комод из массива сосны. Между окном и бюро находились кованая кровать и торшер. Карсвелл начал копаться в выдвижных ящичках бюро. Найдя какую-то бумажку, он просмотрел ее и, свернув, убрал в карман. После этого он повернулся к комоду и отпер один из ящиков. Немного повозившись, он достал оттуда небольшой серебряный цилиндр, по форме напоминавший миниатюрный тюбик от помады. Открыв его, тот прижал его к носу и сделал вдох сначала одной ноздрей, потом другой. Постояв так несколько секунд, дворецкий запрокинул голову и издал слабый кряхтящий звук. Он потупил голову, ссутулился и, потирая переносицу, повернулся.

Медленно приходя в себя, Карсвелл поднял свои тяжелые веки. Спустя мгновение он сделал два широких шага в направлении выхода, очутившись рядом, он схватил недоумевающего Хэмминга. Вцепившись в горло, он вдавил его в дверь. Силы в дворецком было столько, что тот держал его одной рукой, а ноги Найтблюма трепыхались в нескольких дюймах над полом. Вовремя натужив шею, он смог избежать перелома. Времени думать не было, шею зажало, словно в тисках. Хэмминг схватился обеими руками за запястье нападавшего и, упершись ботинком в подозрительное лицо дворецкого, от чего у того оттопырился нос, попытался вывернуться. Безрезультатно. Карсвелл стоял, словно башенный кран, рука его была как из чугуна. В глазах мутнело, оставались считанные мгновения до того, как тот его задушит. В последнем рывке, он протянул руку в сторону, в надежде хоть что-нибудь ухватить. Краем глаза он заметил подсвечник на полке у настенного зеркальца и потянулся к нему. Нащупав его кончиками пальцев и опрокинув, Хэмминг смог его подхватить. Сжав в руке подсвечник, он что есть мочи нанес удар в голову. К счастью Карсвелл оказался левшой и потому не смог должным образом защититься свободной рукой от удара справа. Инстинктивно вжав голову, он закрыл правой ладонью лицо. Этого оказалось мало. Подсвечник угодил ему в череп, чуть выше уха. Хэмминг уже и не надеялся, но удар подкосил соперника. Тот мгновенно ослабил хват и отпустил его.

Схватившись за голову, дворецкий скорчился от боли, жадно хватая воздух. Хэмминг пытался как можно скорее прийти в себя, ведь он осознавал, что если дворецкий сделает это раньше – ему несдобровать. Сделав глубокий вдох, Хэмминг все-таки смог подняться первым. Задумав пнуть того повыше, он быстро понял, что может порвать себе штаны, поэтому отмел эту идею. Пока он «отметал» эту идею, Карсвелл успел разогнуться и вновь бросился на него. Получив подсвечником по лицу, тот оторопел. Получив второй под дых – скрючился, задыхаясь. Не подумав, он пнул дворецкого под колено, рассчитывая его свалить. Не совсем приятное, даже совсем не, чувство растекающейся по всей голени боли, сигнализировало его владельцу о том, что то было на грани перелома. Хэмминг вскрикнул. Не совсем поняв себя, он схватил с соседней стены бубен и, ударом порвав, надел его на голову поднявшегося дворецкого, а после, еще раз съездил подсвечником. Схватив за обод бубна, что был у того на шее, он что есть мочи запустил того в стену. На этот раз он не казался недвижимой скалой. Угодив головой в стену, дворецкий, наконец, потерял сознание, приземлился на кровать и более не двигался.

Отдышавшись после нешуточной схватки, Хэмминг ощупал свою шею, жгучая боль спадала. Ноющая боль в голени пошла на убыль. Он плюхнулся на пол и прислонился к стене. Чувствовал он себя так, словно подрался с медведем.

Обыскивая комнату, он и не подозревал, что именно ищет. Хэмминг осматривал все что мог: книжный шкаф, всевозможные полки, заглянул под кровать. Вскоре он принялся за бюро: ничего особенного, никчемные бумажки, канцелярия. Совсем скоро он вспомнил про ключ, которым Карсвелл открывал комод. Опасаясь, что тот может проснуться, он вновь взял в руки подсвечник. Попытавшись перевернуть дворецкого, он опять почувствовал, что пытается ворочать глыбу. Тогда он взялся за обод бубна, так и покоившийся у того на шее. Удивительно, но только так тот поддался. Немного повозившись, он, наконец, перевернул его на спину и обыскал карманы. В первом же попавшемся, он и обнаружил тот самый ключ. Карсвелл застонал. Хэмминг рассудил, что лучше его больше не беспокоить. Это было чревато, как для него самого, так и для дворецкого. Чтобы тот не сделал, он совершенно не хотел снова использовать подсвечник не по назначению. Ведь он мог попросту убить беднягу.

Хэмминг направился к комоду и, вставив ключ в скважину второго ящика, повернул его. В ящике находилась деревянная узорчатая шкатулка, она сразу бросилась в глаза. Несколько мутных стеклянных шаров неизвестного назначения лежало на подставке с другой стороны. Также там лежал блокнот, исписанный двухзначными цифрами через запятую, подушечка с иглами, пару мотков ниток, липкая лента, ластик и набор карандашей. Он взял в руки диковинную шкатулку темного дерева и осмотрел ее. Первое что он отметил – внутри шкатулка видимо была отделана металлом, это выдавал ее вес. Второе – ошибиться ключом к ней было невозможно. Она была закрыта на диковинный замочек в виде золотой призмы, в центре которой располагалась скважина в форме пяти расходящихся от центра лучей. Судя по тому, с какой тщательностью была выполнена шкатулка, в ней находилось как минимум Наследие Уинстона. Оставив в покое шкатулку, он принялся разглядывать мутные шарики. Хэмминг насчитал десять, размером чуть больше лайма. Он взял один в руку. Тот был довольно легок. Сжав его, Хэмминг почувствовал, как тот звучно треснул в руке, но не рассыпался. Хэмминг аккуратно положил его на место, на всякий случай обмотав скотчем, который обнаружил в бюро. Дворецкий снова закряхтел. Наверное, сейчас ему снились прыгающие через забор Найтблюмы. Хэмминг понял, что пора уходить – дворецкий очнется с минуты на минуту. Мельком осмотрев остальные ящики, в которых оказалась всякая дребедень из набора юного конструктора, он запер второй на ключ и направился было к выходу, но кое-что вспомнил. Судя по всему Карсвелл его не видел до того момента пока не вдохнул какой-то, возможно, порошок из футляра. Хоть он был и не до конца уверен в этом, он все же осторожно достал серебряный футляр из нагрудного кармана приходящего в себя дворецкого. Дойдя до двери, он покинул помещение тем же причудливым способом.

Он шел по коридору, рассматривая футляр. Сдвинув ребристый ползунок вниз, он увидел содержимое. Порошок, как он и предполагал. Выраженного запаха тот не имел. Он едва попробовал его на язык. Легкое онемение охладило язык и отдало горечью. Хэмминг с отвращением сплюнул и поспешил избавиться от содержимого футляра, как и от него самого.

Хэмминг сидел в холле на одном из кресел, приводя мысли в порядок. Он все пытался расставить разлетающиеся мысли по полочкам. Голова гудела после схватки с дворецким. Но он совсем не опасался, что тот поднимет шум. Да и кто ему поверит? Даже он сам. Подумает, что в галлюцинациях собственноручно себя поколотил, напялил на шею бубен и уснул. В следующий раз будет знать, как вреден кокаин в рабочее время.

Снова подкатывает чувство отчаяния. Паника снова заполняет рассудок, опрокидывая полки, мешая рождаться мыслям. Хэмминг так и не мог понять природу этого наваждения. В байки о призраках умерших он не верил даже в детстве и мог смело назвать себя прагматиком по рождению. Всегда находить выход из, казалось бы, заведомо проигрышных ситуаций – да, это он умел. Более того, это доставляло ему огромное удовольствие. К любой ситуации он подходил как к разгадыванию паззла. Он потирал руки, его глаза радостно бегали. Но, не сейчас. Здесь он блуждал в сумраке призрачных воспоминаний, в которые он просто не мог поверить.

Быть убитым, судя по всему выстрелом. Провалы в памяти блуждали по его мозгу черными пятнами. Он то вспоминал, то забывал момент своего «умерщвления». «Умерщвление – какое мерзкое выражение. Отдает чем-то являющимся обыденным процессом, как на скотобойне», – думал про себя Найтблюм, все больше зацикливая внимание, превращая его в тревогу. Он успешно погружался в апатию. В один прекрасный момент и довольно скоро, он понял, что если не возьмет себя в руки, не сожмет в железный кулак, он никогда не сможет выбраться из этого наваждения.

Он попытался вспомнить что-нибудь хорошее из своей прошедшей жизни. Это оказалось довольно сложно. Но вот что-то пришло в голову. Хэмминг скривился в улыбке. Вот он вспоминает, как выбрасывает зазнавшегося репортеришку из своего офиса. «Вы только посмотрите на его лицо, такое потерянное». Да, к сожалению, в основном такие ситуации доставляли ему удовольствие. Не то чтобы он был садистом или злым человеком. Нет, он попросту очень любил, если быть совсем уж точным, «возвращать людей с неба на землю». В данной ситуации такое выражение звучало достаточно иронично. А вот и уважаемый Лоренс Шнауцер щедро поливает кетчупом свой договор купли-продажи. Еще бы, двенадцать листов целлюлозы. Рассказывает присутствующим джентльменам что-то про полезные очищающие свойства древесных волокон. Хэмминг снова неумело улыбнулся – вышло довольно паршиво. К сожалению, только так он и умел улыбаться. Но надо отдать тому должное, он сдержал свое слово, практически не упав в глазах присутствующих. Найтблюм уважал таких людей.

Собравшись, он решил немного развеяться, если можно так выразиться, и решил обойти особняк. В голове по-прежнему был туман. А теперь и вовсе казалось, что он покинул ее и проник в помещение. Он поднял себе настроение той мыслью, что, скорее всего, он и не мертв вовсе. Может быть, он находится под действием наркотика. Да, очень верятно. Но когда он предположил, что, возможно, пока он бегает в своей голове, его сейчас готовятся расчленить на мелкие кусочки, его настроение упало ниже, чем столбик термометра зимой в Сибири.

Он попытался вспомнить, что пил накануне тех зловещих событий. Сильнодействующий наркотик вполне мог вызвать подобные галлюцинации о кровоточащем дворецком и кривоногих фигурках. Перебрав еще несколько вариантов, он побрел на второй этаж.

Пересчитав ногами лесенки, ведущие сначала на ярус, а потом ко второму этажу, он вскоре миновал зловещий коридор и дойдя до того места где в последний раз почувствовал как исчезают чувства, остановился. Он обернулся, всего на мгновение ему показалось, что в дальнем темном углу рядом с лестницей кто-то находится. Машинально он потянулся за карманным фонариком, но ощупав карманы, не обнаружил его. Тогда, недолго думая, он подошел к темному углу. Перед ним вскоре вырисовалась металлическая вешалка. Он помотал головой.

Пройдя в свою комнату, он осмотрел ее. Все в ней лежало на своем месте. Еще раз убедившись, что в нее никто так и не заходил, он вышел. Выйдя в коридор, он также осмотрел ванную комнату, в которой не так давно стоял Карсвелл из сомнительного воспоминания. Ничего необычного, прекрасно выложенная ванная. Блестящий бежевый кафель со стилизованным греческим орнаментом. Он постучал по настенной плитке, толстый керамо-гранит. Хэмминг подсознательно пытался чем-нибудь отвлечь свое внимание. Он бросил взгляд на кран умывальника – «водопад» – ему такие нравились.

Одернув себя, он подумал: а что если у него не так много времени? Может ему надо сделать что-то важное, но что же? Может нужно найти его убийц и наказать их? Тогда его дух, как в кино, полетит не в ад. С неба ударит сноп света, он войдет в него, под руки его подхватят ангелочки и унесут на небеса. Его миссия будет выполнена и… «Черта с два!» – выпалил Хэмминг. – «Чувствую, эти ангелочки получат моим лакированным ботинком по своим пухлым розовым задницам!»

Мысли прочь. Он вышел из ванной. Пробежав взглядом по коридору, Хэмминг снова вспомнил карликов – его передернуло. Он знал, что им больше негде прятаться – с такими физиономиями трудно затеряться в толпе. Принимая же во внимание размеры подвала, даже если он и попадет туда, то искать их будет неделю… Главная задача состояла в том, чтобы отпереть эту дверь. Но как это сделать, если не можешь даже прикоснуться к ней?

Перебирая ногами ступеньки, ведущие в холл, он не сразу заметил находящуюся в нем женщину. Кэтрин! Он вспомнил то отвратительное явление, произошедшее с ней во время ужина, и поспешил спрятаться между крупными перилами лестницы. Она стояла спиной к нему футах в шестнадцати. Спустя мгновение она повернулась в его сторону. Она его видела, но как? Хэмминг смотрел в узкую щель. Ее фигура быстро зашагала в его направлении, лицо скрывали перила. Он был готов сорваться с места в любую секунду. Шаги стихли. С минуту он сидел, затаив дыхание. Спустя вторую, он вновь заглянул в щель, пытаясь разглядеть лицо Кэтрин. Она стояла, закатив глаза, о чем то воображая. К счастью теперь в ее взгляде не было ничего необычного. Судя по выражению лица можно было предположить, что она что-то считает. «Наверное, прыгающих через забор испуганных Найтблюмов», – заключил он и вскоре с облегчением выдохнул.

В холл из залы, из которой доносились оживленные разговоры и смех, вышла Виктория. Она была мрачна. «Видимо из-за этого павиана Лейна», – отметил Хэмминг. Она направилась к лестнице в противоположное крыло.

– Дорогая сестра, – окликнула ее Кэтрин, да так звонко, что у него зазвенело в ушах, – не могла бы ты подойти? У меня к тебе важное дело.

Окинув Кэтрин безразличным взглядом, Виктория сделала шаг в ее сторону, заставив ту подойти самой.

– Я тебя внимательно слушаю, – произнесла она прохладным тоном.

– Я польщена, – съязвила Кэтрин.

Воцарилась тишина. Виктория вопросительно посмотрела на нее.

– Думаешь, я не видела? – произнесла Кэтрин, одарив сестру острым взглядом.

– Будь добра, не заставляй меня угадывать или заканчивать за тобой предложения. Что именно?

– Не смей врать, лгунья, – топая ногами и сжимая кулаки зазвенела Кэтрин, – я видела, как ты на него смотрела вчера. Прямо глаз не сводила.

– Никак не пойму тебя сестрица. Кого ты имеешь ввиду?

– Мистера Хэмминга!

– Ты снова шутишь?

– Разве похоже, что я шучу?

– Тебе показалось, сестрица, – выдержанно ответила Виктория. – Тебе много чего кажется.

По всей видимости, ей было не впервой отвечать на такие глупые нападки сестры. Она к ним привыкла. Хэмминг понимал ее. Иногда в жизни попадаются личности, просто ошарашивающие тебя своей глупостью. Таких людей, как и упрямо злых, которые сродни им, обычно игнорируешь. Потому как ответ такому человеку подразумевает диалог, а диалог – это в любом случае совместное движение к взаимопониманию. А взаимопонимание с людьми, не умеющими себя вести, никому не нужно. Совсем другое дело, когда этот человек твой родственник. Сквозь ненависть, временами сменяющуюся жалостью, в итоге к такому человеку начинаешь относиться снисходительно.

– Не смей меня так называть, – неумело играя надменность, сказала Кэтрин.

Заметив язвительный взгляд, исполненный глупой ненависти, Виктория все же попыталась успокоить сестру:

– Можешь не беспокоиться. Уважаемый мистер Найтблюм меня ни сколько не интересует. Такие личности меня совершенно не прельщают.

Кэтрин все еще молча смотрела на нее презрительным взглядом. Виктории это надоело.

– Раз уж ты завела этот престранный разговор, то надо отметить, что кто-кто и смотрел весь вечер на него, так это ты, Кэт.

Кэтрин едва успела открыть рот, чтобы вновь сказать что-нибудь по громче, но сестра ее оборвала:

– Да что уж там. Бедняге даже стало не по себе. Быть может, поэтому он и поспешил умчаться, не выдержав твоего «обворожительного» взгляда.

– Чтобы ты знала, – начала скрепя зубами Кэтрин, – папа пригласил его по моей просьбе.

– Неужели? – с наигранной заинтересованностью ответила Виктория.

– Ты же знаешь, он терпеть не может торговцев недвижимостью.

– Избавь меня от своих рассказов, Кэт.

– Не смей даже смотреть на него. Он для меня. Ты поняла?

– Так взяла бы велосипед и укатила за ним, – устало съязвила Виктория.

– Я с ним еще встречусь. Папа все устроит.

«Не дай бог!» – подумал Хэмминг и почувствовал легкую слабость.

– Приличные женщины, не говоря уже о женщинах наших кругов, так себя не ведут.

– Приличные женщины себя так не ведут, – инфантильно передразнила Кэтрин.

– Спокойной ночи, – ответила Виктория и удалилась.

Кэтрин недовольно посмотрела вслед удаляющейся сестре и, презрительно фыркнув, ушла.

Практически внезапно на Хэмминга накатила усталость. Он доплелся до ближайшего стула и, развалившись в нем, быстро погружался в сон. Последнее что он видел: темная широкоплечая фигура вышла из тени под лестницей.

Глава 5

Вырвавшись из объятий сна, Хэмминг моментально открыл глаза. Казалось, он проспал от силы пять минут, но стрелки дедушкиных часов свидетельствовали о другом. Холл освещал слабый оранжевый свет. Судя по всему, он проспал не менее шести часов. Ему не верилось. Сон в несколько мгновений. К несчастью он совсем не чувствовал бодрости, опять как в тумане. Лишь на пару мгновений сон вернул ему сил. Вскоре воспоминания вновь захватили его мысли. Раз за разом, снова и снова, одно беспокойство сменялось другим. По спине раскатилась боль, позвоночник ломило. Шесть часов на жестком стуле давали о себе знать. Хэмминг с хрустом потянулся. Боль перенеслась в голову. Вскоре и она исчезла, оставляя отголоски ветра в ушах. Чтобы вновь не утопнуть в беспокойных мыслях, он продолжил осматривать дом. Хэмминг поднялся по лестнице в оставшееся крыло.

Пройдя в коридор второго этажа, он сощурился – дрожащее оранжевое солнце в окне щипало глаза. Вскоре свет приглушила накинувшаяся на то пузатая туча. Этот коридор был точным отражением коридора противоположного крыла. И, по-видимому, комнаты здесь были устроены также. Хэмминг заприметил забавный бюст рыцарского доспеха. Он находился между двумя высокими греческими вазами черного цвета. А сам покоился на серой дорической колонне. У самого доспеха был приятный темный металлический цвет. Т-образная прорезь угловатого полного шлема имела золотую окантовку в виде сложного витиеватого узора. На макушке его возвышалась блестящая пика. Нельзя было не отметить блестящую работу мастера, ведь детали были столь точны, а пропорции столь выверены. Взяв шлем в руки, он попытался приподнять рукой забрало, это потребовало времени и второй руки. Наконец оно поддалось и обнажило внутренность шлема. Он замер. В комнате стало мрачно, как на похоронах. Из черноты шлема на него смотрело два неистовых бельма. Поначалу он принял их за отблеск, но когда понял что это не так, его пронизал страх осознания. Руки обожгло раскаленным железом, он со сдавленным криком бросил шлем. Хэмминг вжался в стену, а шлем грохнулся на пол со звуком тяжелого ведра и подкатился к ногам.

Он быстро пришел в себя и вскоре подобрал шлем. Уже изрядно подустав от всякого рода потрясений, он убедил себя в том, что ему померещилось. Нервы стали ни к черту от постоянного внутреннего напряжения.

Возвратив шлем на положенное тому место, он осмотрел ванную комнату и проследовал дальше по коридору в следующую. Там он застал себя врасплох, увидев спящую Викторию. На мгновение он почувствовал себя провинившимся мальчишкой. Но только на мгновение. Окинув взглядом, залитую нежным светом комнату, он вновь перевел взор на Викторию. Даже во сне она выглядела великолепно. Мягкие лучи солнца пробивались сквозь белоснежные занавески, превращая их в золото. Свет со всей нежностью освещал ее лицо, от чего оно сияло словно белый шелк. Она сонно приоткрыла глаза и, потянувшись, улыбнулась. Поднявшись с кровати, Виктория, не вставая села на боковину и прищурившись, посмотрела в яркое окно. Ее малость всклокоченные волосы и вправду были будто нарисованы золотым карандашом. Вдруг она посмотрела на Найтблюма, от чего тот оторопел. Он обернулся и увидел за собой настенные часы, на которые и смотрела Виктория.

Хэмминг вновь обратил свой взгляд на нее. Она уже стояла перед окном, снова лениво потягиваясь. В лучах света, ее ночнушка казалась совсем прозрачной, выдавая изящные формы. Она скинула ее, и Хэмминг увидел намного больше дозволенного. «Один раз живем», – подумал он.

Хэммингу не терпелось проверить еще одну теорию. Он быстрым шагом прошел по коридору и проследовал к спуску, как, словно взрывом, был отброшен в сторону Лейном, так неожиданно появившимся на лестнице. Он отлетел к стене. Удар пришелся в грудь, отчего ее сдавило, перехватив дыхание. Отчаянно пытаясь набрать воздуха в сжавшуюся грудь, Хэмминг старался превозмочь боль. Растекшаяся по всем ребрам, она буквально сдавила легкие железной хваткой. Он хватал скудные порции воздуха. Тем временем Хью Лейн, что-то бубня себе под нос, шел, шатаясь по коридору. В руке он держал практически опустошенную бутылку Джека Дениелса. Старина Джек в таких количествах еще никого до добра не доводил. Дошагав до комнаты Виктории, из которой совсем недавно вышел Хэмминг, он грузно постучал в дверь мясистым кулаком и, не дожидаясь ответа, прошел.

Захлопнув за собой дверь, он уставился стеклянными глазами на оторопевшую Викторию. Он поставил бутылку и, не произнеся ни слова, приблизился к ней и окинул взглядом с ног до головы, как какую-то вещь. Лейн вновь посмотрел в ее глаза, будто что-то пытался в них рассмотреть, но видел лишь знакомый холод. Надо отдать ей должное – она так и не отводила взгляда в сторону при виде темных синих глаз. Тяжелый, полный необъяснимой ненависти взгляд мог выдержать далеко не каждый, не говоря уже о хрупкой женщине. Но Виктория видела в нем лишь глупое примитивное существо. Ее даже забавляла ненависть в его взгляде. Ей казалось, что даже сам Лейн не понимает природы своей злости. В ее глазах он был всего лишь неандертальцем, пытающимся силой взять то, что силой взять нельзя. Не отрывая взгляда от Виктории, Хью посмотрел на ее губы и провел по ее щеке обратной стороной своей грубой ладони. Он ухмыльнулся после того как увидел скривившиеся от отвращения губы. Не успев открыть рот, чтобы сказать ей то, что собирался, как получил хлесткую оплеуху. На его лице проступил жгучий румянец, но подействовало это слабо. По всей видимости, ему было не привыкать.

Схватив Викторию за шею, Лейн прижал ее к шкафу. Он наблюдал за тем, как ее лицо багровеет. Разгоряченная спиртным, его высвободившаяся садистская натура дала о себе знать. Бедная девушка пыталась держаться безразличной, сколько могла, но вскоре ее обуяла паника и она стала сопротивляться. Тщетно. Ее утонченные ручки мало что могли противопоставить пьяному здоровяку Лейну, если вовсе ничего. Хью ослабил хват и приблизился, чтобы поцеловать ее, но тут же получил удар наотмашь. Острые ноготки прошли по его лицу, еда не задев глаз, и оставили три приличные царапины, вскоре заполнившиеся кровью. Это не могло на него не подействовать. Схватившись за лицо, он, наконец, выпустил почти потерявшую сознание Викторию из своих медвежьих лап. Она едва успела прийти в себя, как со всего размаха ударил ее по лицу. От сильнейшего удара девушка, разбив головой стекло во фрамуге окна, упала без чувств.

Диковинной работы шлем черного металла не украшал боле стального бюста в коридоре. Теперь его сжимали руки Найтблюма. Ненависть заполонила комнату. Хью это почувствовал. Почувствовал что рядом есть кто-то еще. Мгновенно развернувшись, он нанес сильнейший «боковой» и разворотил свой кулак об угол стального шлема, уже двигавшегося на свидание с ним. Кулак превратился в кровавую мочалку из переломанных костей и плоти. Своим воем Лейн разбудил бы и карликов в подвале. Такой боли он еще никогда не испытывал. Схватившись за руку, Хью согнулся, упав на колено. Ухватив шлем за пику на макушке, Хэмминг замахнулся:

– Нарекаю тебя… – злобно выговорил он и ударил по левому плечу, – лордом… – ударив по правому, – Беззубым, – довершив «шлемным» апперкотом в челюсть и не промазал.

Тот упал навзничь. Но непривыкший проигрывать Лейн быстро поднялся и, с трудом разжав челюсть, выплюнул сломанные зубы на ковер. Словно дикий бык он помчался на невидимого противника, наугад, пытаясь сгрести как можно больше пространства. Чуть было не задев увернувшегося Хэмминга, Лейн споткнулся и ударившись животом в столешницу, угодил головой в большое настольное зеркало. Осколки звонко рассыпались по сторонам. Мотнув замазанной кровью головой здоровяк наконец «поплыл». Он вновь упал только на одно колено. С размаху напялив ему шлем на голову, который сел как влитой, Найтблюм, во второй раз рискуя своими штанами, пинком в лицо послал Лейна в окно.

Снаружи поместье выглядело безмятежным и спокойным, почти не ощутимый ветерок и щебет далеких птиц – вот и все, что мог уловить блаженный слух. Звук разбивающегося стекла нарушил идиллию. Летящий из окна Хью Лейн кричал в шлем как бык в жестяное ведро – гулко и громко. Как, кстати, и его древний обладатель, перед тем, как сигануть в пропасть на своем зазевавшемся скакуне. Через пару мгновений его нынешний обладатель на землю. Что-то неприятно хрустнуло и, снова замычав, Лейн схватился за поясницу.

Хэмминг подбежал к лежащей на полу Виктории. Он попробовал нащупать пульс, но не почувствовал его. Ощущение теплого камня, вот и все. Он наклонился и прислушался – она дышала. Это не могло не радовать. Не разожми Лейн в последний момент кулак в открытую ладонь, то убил бы бедную женщину на месте. Хэмминг жалел, что не мог оказать ей хоть какую-то помощь. Спустя несколько мгновений, Виктория сделала глубокий вдох и открыла глаза. Хэмминг со спокойным сердцем удалился.

Продолжая осматривать помещение, он думал о том, не перегнул ли он малость палку, обойдясь так с Хью Лейном. Так, как он поступил по отношению, пускай даже, к собственной жене – непростительно, но он не заслуживал смерти или инвалидной коляски, в которую Хэмминг мог его запросто отправить.

Он пытался понять причину столь резко нахлынувшего на него гнева, отвратительной ненависти – такого он себе никогда не позволял. Довольно быстро он пришел к пониманию данной причины, запрятавшейся где-то в отдаленном уголке его сердца за стальной дверью с дюжиной замков. Он знал название этого чувства, которое испытывал по-настоящему всего лишь раз. Больше оно его, как он считал – к счастью, никогда не беспокоило. Он попросту не давал никому и шанса. Как только прекрасная особа начинала лезть к нему в душу, она натыкалась на необъятное поле острого кустарника. Хэмминг беспощадно гнал оттуда любого.

Он совершенно не любил людей. Не любил, прежде всего, за их слабость и глупость. Из которых вытекало огромное количество последствий, которые, несомненно, ухудшали жизнь окружающих. «Уроборос» – змея, кусающая себя за хвост. Он увидел этот символ еще во времена своей учебы, на одной из исторических выставок. Еще тогда он понял, как содержателен и одновременно прост этот символ. Преподаватель истории описывал змею как символ круговорота жизни, смерть-рождение. Он присутствовал во множестве древних культур: Майя, Ацтеки, был даже в Индии. Первое его появление отмечено в древнем Египте более полутора тысяч лет до нашей эры. Но у Хэмминга было свое особое мнение на этот счет. Он был уверен, что значение символа было более прозаично. По его мнению, он явно показывал непревзойденное умение людей кусать себя за зад. Стремление создавать что-то новое, по пути разрушая все остальное. «Что же, по видимости такова природа человека – вечно кусать себя за зад», – рассуждал тогда молодой Найтблюм.

Покончив с философскими бдениями, он обнаружил, что стоит в еще одном коридоре и созерцает тот же пейзаж через высокое окно. Все то же блеклое поле, все те же темные деревья, серые облака. Будто день и вовсе не начинался.

Громыхая подошвами по каменному полу, мимо пронеслись дети. Они весело хохотали и дурачились, на бегу бросая друг другу черный комочек. Маленький мальчик и две девочки чуть постарше. На вид лет восемь – десять. За ними спешил рассерженный повар. Вскоре озорная кампания скрылась за углом.

Настала полная тишина, Найтблюм снова погрузился в размышления. Вскоре его настигло ощущение того, что он снова что-то упустил, какую-то очень важную деталь. Эта важная деталь как-то связана с дворецким. «Но какая? Что же это может быть?» – допытывал он себя. Наконец его осенило – шкатулка. Тот диковинный замок в форме расходящихся лучей. Точно такое же изображение он видел совсем недавно. «Нагрудник», – вспомнил он. Именно тот знак был выдавлен у него прямо по центру. Он понял, что это не может быть совпадением. Почти бегом он ринулся туда.

Добежав до лестницы, он услышал едва уловимый лязг. Взбежав по ступеням, Хэмминг второй раз наступил на те же грабли. Он налетел на, взявшуюся невесть откуда, Маршу. Последствия не заставили себя долго ждать. С огромной силой его отшвырнуло прочь. Он проелозил по массивным перилам лестницы. Падая, он с силой сжал перила, в надежде хоть как-то смягчить падение. Тщетно. Достигнув последних ступеней, он со всего размаху ударился о каменную балюстраду яруса. Громом и молнией боль прокатилась по голове. Пробив током от подбородка в зубы, она пронеслась по переносице и, вонзившись в глазницы, раскатилась по всему лбу. Хруст кости, звон в ушах и боль пламенной струей залила половину лица. Схватившись за искаженное гримасой боли лицо, Хэмминг умудрился отпрянуть от быстро надвигающейся Марши. Избежав участи быть затоптанным под ногами старой карги, он вскоре дал боли полностью объять себя.

Боль казалась нестерпимой. Он отнял руку от сломанных зубов и с трудом выпрямившись, закрыл глаза. Боль разошлась по всей голове. Через минуту она начала отступать, струясь от неприятно тукающей челюсти, растворяясь в висках. Но тут что-то неладное нахлынуло на него. Ноги начали дрожать, переставая слушаться. Колени подогнулись. Схватившись за перила лестницы он, еле перебирая ногами, поднялся и забился в угол возле нее. Опершись о стену, он медленно сполз. Голову наполнила свинцовая тяжесть, глаза – тьма. Все заволокло чернотой.

«Из земли знакомого поля вздымается круча. Поле поникло, трава суха. Одно касание и та превращается в пыль. Запах сырости земли, очень странен. В нем есть что-то еще. Что-то, что вызывает боль. Дождь был совсем недавно. Но как же высохло дотла все поле – почва жирна, как чернозем. Пепельные облака застлали небо. Темнеет лес, обрызганный чернилами. Деревья изогнулись, пятясь в ужасе, словно намеревались убежать. Но не могли. Круча рвется из земли, обнажая кости. Что же такое. Разгибаясь как исполинская змея, она осаживается, увлекая ком наверх. Тонны желтеющих костей, разверзшись, превращаются в подобие цветка. В нем сотня багровых лепестков, зубчатая кость по краю. Как корень, ствол растет из-под земли. Усеян он как стебель роз – шипами, – паучьими ногами. Содрогаясь, те рождают звук воющий, ужасный, словно голос умирающий кита. Небо розовеет. С туч сходит дождь кровавый. Смрад ржавчины металла, резкий запах серы заполоняет душный воздух. Стою я, обагренный кровью с ног до головы. Улыбаюсь, плачу, в ужасе кричу или быть может в ярости? Я сам не понимаю. Застывшее лицо. Трава вокруг начинает оживать, но не зеленеет. Впитавши дождь как губка, воспрянув острыми клинками, как бритва режет пальцы. Стою я в поле том, близ адского цветка, кровавый. Обступившая трава, изрезав плащ, растет все выше, колыхаясь от дуновенья ветерка. Она окутала меня. Она растет до самого лица, тянется к глазам. Горы воют, знаменуя приближенье бури. А вот и ветер, проминая заросшую траву, словно невидимый гигант, он настигает поля. И меня. Клинки прорежут все и плоть и кость. Кроваво-красное – они в голове. И я кричу. Кричу…»