Текст книги "Шелк и тайны"

Росс с улыбкой услышал те же стихи, которые он процитировал Джулиет: «Вот в этом я с хозяином полностью согласен».

Когда Росс вернулся, отобедав с Абдул Самут Ханом, его уже поджидала Джулиет. Он закрыл дверь на доску, и она, стянув с себя покрывало, подошла и обняла его.

– Сегодня был удачный день, – прошептала женщина, прижимаясь к его широкой груди. (Ей никогда не надоедало прикасаться к нему.) – Я без всяких проблем вышла за ворота города, и теперь наши ружья и снаряжение находятся там, где мы их оставили. Все спрятано в поместье Казимов и ждет нас… Через два дня Салех с Резой отправятся в Персию, а еще через три дня поедем домой и мы.

Росс ничего не ответил, просто крепко обнял Джулиет и зарылся лицом в ее волосах. Джулиет нахмурилась:

– Что-то случилось?

– Наверное, так. – Он отпустил ее и снял сюртук. – И, честно говоря, я не знаю, хорошие это новости или плохие.

Заинтригованная, но не встревоженная, Джулиет пошла вслед за Россом в спальню. Взяв расческу, она опустилась на шелковую подушку.

– Неужели может быть еще хуже, чем сейчас? Расскажи.

Росс стянул шейный платок, потом устало потер себе шею.

– Ко мне приходили Эфраим бен Абрахам и двое его друзей. Они сказали, что в Черном колодце сидели два европейца. Одним из них был Иан, а другой – русский офицер. Кто-то из этих двоих казнен, а другого пока оставили в живых. – Он глубоко вздохнул. – Черт побери, они не знают, кто из них кто!

Джулиет перестала расчесывать волосы. От лица ее отхлынула кровь.

– Значит, Иан, возможно, жив, но мы не знаем наверняка?

Она уже несколько недель оплакивала своего брата и, услышав такую новость, была потрясена ничуть не меньше, нежели узнав о его смерти. И хуже всего то, что наверняка ничего не известно. Пытаясь убедить себя, что Иан жив, она сказала:

– Я всегда думала, что рассказ о ференги, который осенил себя крестом, вряд ли относится к Иану. Скорее всего казненный принадлежал к ортодоксальной церкви.

Росс сочувственно посмотрел на нее, но не стал вдохновляться ложной надеждой.

– Весьма вероятно, но в последнее время у эмира с Россией отношения лучше, чем с Британией. Скорее он казнил бы британца.

Джулиет поспешно спросила:

– Тогда почему эмир объявил, что казнил Иана, если на самом деле не сделал этого?

– Понятия не имею, – покачал головой Росс. – Может, политика, а может, обычное вредительство. Насрулла, наверное, решил таким образом запугать других возможных шпионов. Но для него было бы расточительно убивать британца, который когда-нибудь окажется полезным как заложник. Возможно, были и другие причины. Наверное, мы никогда о них не узнаем.

Джулиет сжала кулак и крепко укусила себя за костяшки пальцев. Потом надолго закрыла глаза, открыв же, жестко поглядела на Росса:

– А теперь, узнав, что Иан, возможно, жив, что мы будем делать?

Росс скривился и зашагал по комнате. Его золотистые волосы и мягкие шаги вызывали в памяти образ льва, мечущегося в клетке.

– Сомневаюсь, что мы можем что-либо сделать.

– Надо попытаться спасти его, – сказала Джулиет, понимая, что нельзя бросать брата, если он жив, но в то же время она не могла оставить и мужа.

Росс криво усмехнулся.

– Другими словами, сбежав из дома наиба, мы должны ворваться в надежно охраняемую тюрьму и вытащить оттуда человека, который наверняка находится в ужасном физическом состоянии. Извлечь его из дыры глубиной в двадцать футов, тайно вывезти за город, потом благополучно переправить через Каракумы в самое рискованное время года. А вдруг это не Иан?

– Мы приехали сюда для того, чтобы попытаться спасти его, – упрямо произнесла Джулиет. – И раз уж он, быть может, жив, мы не можем просто так взять и уйти.

Росс вздохнул.

– Кажется, мы уже в сотый раз возвращаемся к вопросу о том, какова ценность человека, который совершает самоубийство, пусть даже ради благого дела? Ты же знаешь, что я думаю по этому поводу.

Джулиет овладела ярость.

– Другими словами, ты слишком трус для того, чтобы спасти его!

– Конечно, я трус, – быстро ответил Росс. – Я был в настоящей панике с того самого момента, как оставил Константинополь, и последние несколько недель трясся от страха, как заливное в блюде. Но здесь дело отнюдь не в трусости, а в том, возможно ли вообще предпринять что-нибудь.

Слова Росса обезоружили Джулиет. Она улыбнулась бы, если б не была так расстроена. Она уже достаточно насмотрелась на деяния своего мужа, чтобы обвинение в трусости звучало по меньшей мере абсурдно.

– Прости меня, – покаянно произнесла она. – Я погорячилась, но это ужасно, если Иан страдает в какой-нибудь миле от нас! Надо, надо что-то предпринять! – Она рассеянно пригладила волосы. – Как ты думаешь, Абдул Самут Хан знает, кто сидит в Черном колодце? Наверное, ты можешь подкупить его, чтобы вызнать правду?

– Даже если он знает, не думаю, что скажет нам. В противном случае он бы уже намекнул, что обладает ценными сведениями, – нахмурился Росс. – В каком-то смысле не столь важно знать, кто сидит в тюрьме – Иан или русский. Наверное, в любом случае это невозможно выяснить, но оставить европейца на «нежное» попечение эмира… – Он остановился и заглянул в глаза Джулиет. – Я хочу предложить тебе сделку.

– Какую? – насторожилась она.

– Надо определиться, есть ли у нас шанс спасти узника. Если это возможно – не гарантированно, но возможно, – то я обещаю, что приму участие в спасении. – Тут в голосе его зазвучала сталь, и он посмотрел ей прямо в глаза. – В ответ ты должна согласиться, что если нет реальной надежды на спасение узника из-за усиленной охраны его, то мы не станем даже делать попытку, граничащую с самоубийством. Мы просто уедем из Бухары, как и планировали раньше. Когда, или если, мы доберемся до Тегерана, то обратимся к британским и русским властям. Дипломатическое воздействие может оказаться более эффективным, чем наш героизм.

«Если к тому времени человек в Черном колодце не умрет, – подумала Джулиет. – Однако Росс прав: надо довериться ему, он в состоянии разрубить эмоциональный узел, чтобы добиться истины. Существует разница между риском ради дела, когда есть хоть какая-то надежда, и тем, чтобы идти на верную смерть. Надо решить, какого рода рискованную попытку нам лучше предпринять. И все же…»

– А кто решит, что возможно, а что нет?

– Я так и знал, что ты спросишь об этом, – печально ответил Росс. – Поскольку до нас дойдут лишь обрывочные сведения, мы все обговорим. Надеюсь, ты будешь благоразумна. В противном случае положение безвыходное. Сомневаюсь, что ты успешно проберешься в тюрьму без моей помощи, а я не уеду из Бухары без тебя.

Джулиет выгнула брови.

– Тебе лучше знать, ожидать ли от меня благоразумия.

– Я сказал «надеюсь», а не «ожидаю». – Он мимолетно улыбнулся. – Ты только подумай: чем дольше мы здесь торчим, тем сильнее возрастает опасность какой-нибудь беды. Сегодня Абдул Самут Хан довольно прозрачно намекнул мне, что Шахид Махмуд может сам принять решение, как с нами поступить, если армия будет долго отсутствовать, а этот человек с радостью уничтожит и тебя, и меня.

Джулиет вздрогнула. Она попыталась бы поквитаться с Шахидом, если бы у нее было оружие, но ей вовсе не улыбалось снова быть припертой к стене в каком-нибудь темном углу.

– Нельзя терять ни одной минуты. Надо найти человека, который хорошо знает тюрьму. Может быть, брат Салеха или Хуссейн Казим помогут? И может, стоит подробнее поговорить на эту тему с Эфраимом бен Абрахамом?

– Если ты пойдешь к нему, возьми с собой Салеха, – предложил Росс. – У него честные глаза, и Эфраим, возможно, поговорит с ним.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что у меня глаза нечестные?

– Ты ведь Джелал, и у тебя вовсе нет лица. – Он принялся расстегивать рубашку. – Ты понимаешь, что наши шансы добраться целыми и невредимыми до Персии сократились? До сегодняшнего дня я думал, что самой главной опасностью станет переход через Каракумы. Но занявшись освобождением узника-ференги, нам еще очень повезет, если мы вообще выберемся из этого города.

Джулиет пожала плечами с видом человека, покорного судьбе.

– Возможно, наши мусульманские друзья правы, когда говорят, что все, что случится, уже предначертано свыше. А может, они и ошибаются. В таком случае нам не стоит особенно беспокоиться. – Она встала с дивана и подошла к нему. Ей захотелось самой расстегнуть ему рубашку. – Твой верный слуга сам снимет с тебя одежду, о мой господин, – пробормотала она, просовывая пальцы под рубашку, к теплой груди Росса.

Он радостно улыбнулся и, поймав ее руку, на миг задержал у сердца.

– Ты, конечно, редко бываешь покорным слугой, но мне нравится, когда ты так притворяешься.

Джулиет почувствовала такой глубокий прилив нежности, что у нее пропал дар речи. Она прижалась к Россу и поцеловала его в шею, чувствуя, как под губами бьется нежная жилка. «Нет на свете человека, который понимал бы меня и принимал так, как это делает Росс. Скоро я его потеряю – либо он умрет, либо уедет в Англию, – но прежде чем это случится, я найду в себе мужество и скажу ему, как сильно я его люблю».

Сведения об узнике они раздобыли с неожиданной легкостью. На следующий день рано утром Джулиет навестила Салеха и Мурада. Мальчик Реза играл на дворе с племянниками Салеха, поэтому она разговаривала свободно. Не упоминая источник, она описала все, о чем ей рассказал Росс, и высказала надежду, что им удастся вызволить пленника из Черного колодца.

Салех помрачнел:

– Конечно, будет трудно, но положение облегчается тем, что армия собирается покинуть город. Если так много солдат уйдет, и во дворце, и в тюрьме начнется неразбериха, возможно, не будет хватать охранников. Вам, вполне вероятно, удастся то, что было бы невыполнимо в другое время. Однако очень важно как можно больше выведать про тюрьму.

– Я надеялась, что ваш брат знает кого-нибудь, кто работает там, или знаком с человеком, который, в свою очередь, знает еще кого-то…

Не дав Салеху ответить, вмешался Мурад:

– Вам не надо больше искать, ибо я точно знаю, кто вам нужен.

Джулиет с Салехом уставились на него, и Мурад усмехнулся.

– Парня зовут Хафиз. Его отец держит шелковую лавку на соседней улице. Мы познакомились в чайхане и подружились. Днем Хафиз работает в лавке своего отца, а по ночам – в тюрьме, хотя там ему не особенно нравится. Он хочет заработать побольше денег, чтобы открыть в городе свою чайхану.

Салех погладил бороду.

– Воистину это милость Божья, что она соединила вас обоих.

Джулиет возбужденно подалась вперед:

– Если Хафиз поможет нам, он получит свою чайхану гораздо раньше. А где гарантии, что он не выдаст нас эмиру?

Мурад надолго задумался. За несколько последних недель он заметно повзрослел. И несмотря на то что лицо его по-прежнему освещала мальчишеская улыбка, он теперь чаще думал, прежде чем дать ответ. Видимо, он пытался походить на Росса.

Наконец Мурад сказал:

– Я верю, что он честный человек. И знаю, что хочет заработать.

Салех одобрительно кивнул:

– Это благоприятное сочетание.

– Могу ли я сейчас же встретиться с Хафизом? – спросила Джулиет.

– Он, должно быть, в лавке отца. – Мурад поглядел на Джулиет. – А не хотели бы вы купить немного шелка у отца Хафиза, леди Кхилбурн? Думаю, это вполне подходящее место.

И они вместе отправились покупать шелк.

В тот вечер Джулиет вернулась домой незадолго до комендантского часа. Росс уже обеспокоился ее затянувшимся отсутствием, но когда наконец она влетела в комнату и, сняв покрывало, засияла от радости, он успокоился.

– Ты знаешь арабское слово «барака»? Оно означает милость или силу Господа!

– Знаю, знаю. – Росс улыбнулся. Он крепко обнял и поцеловал ее от всей души. – Именно это я чувствовал в конце матча бозкаши. Меня словно переполняла трансцендентная сила, и я не смог бы проиграть.

Джулиет уронила на диван подвешенный к талии сверток, обернутый в дешевую хлопковую ткань.

– Что ж, барака с нами.

– Значит, ты обнаружила что-то полезное? – Он посмотрел на пакет, который она принесла. – Или просто тебе удалось сделать удачные покупки на базаре?

Она усмехнулась. Его поддразнивание не сбило ее с толку.

– Я купила довольно много очень дорогого шелка. Не местного, а привезенного из Китая. Исключительно легкий, почти прозрачный. Я потратила уйму денег, но эта покупка явилась жизненно важным шагом. Оказалось, что друг Мурада работает в тюрьме, и из того, что он мне рассказал, процедуры там на удивление заурядны. Я думаю, мы сможем договориться и дерзнем проникнуть туда. А еще я заходила к Казимам и Эфраиму бен Абрахаму.

Росс усадил Джулиет на диван, стянул с нее башмаки и принялся растирать ей ноги. Длинные, стройные, изящные, как и она сама.

– У тебя сегодня был трудный день.

– Но это же чудесно! – Пока Росс массировал ей ноги, Джулиет экстатически вздохнула и принялась играть кончиками пальцев от удовольствия. – Ну вот теперь, надеюсь, даже ты сможешь признать, что у нас появился приличный шанс вызволить Иана из тюрьмы.

– Но ведь там может быть не Иан, – тихо возразил он.

Лицо Джулиет на миг затуманилось. Потом она покачала головой, отказываясь даже думать об этом.

– В каждом браке должен быть один человек, который несет на себе все бремя ответственности. В нашем браке это ты.

Немного отстранившись, Росс прервал свое занятие.

– Я всегда считал это здравым смыслом.

Джулиет наклонилась и одарила его жарким, сладостным поцелуем.

– Ты и за это отвечаешь. – Потом она снова устроилась на диване и принялась пересказывать все, что разузнала.

Когда она закончила, Росс уже готов был признать, что у них появилась возможность пробраться в тюрьму и – что не менее важно – выбраться оттуда. Если, конечно, ни одна из тысячи мелочей их не подведет. Можно будет щедро подкупить охранников, вопрос не в этом. Опасность заключалась в том, что в это дело вовлекалось много людей, а с каждым новым человеком возрастала опасность ошибки или предательства.

«И все же у нас появился шанс, а я заключил сделку. Мы не покинем Бухару, не попытавшись освободить таинственного узника, который мучается в Черном колодце. Наверное, барака и в самом деле с нами».

И едва его послание распространилось от изящной ноги Джулиет выше, к более интимным местам, Россу в голову пришло не арабское словечко, а более ироничное выражение римских гладиаторов: morituri te salutant.

Идущие на смерть приветствуют тебя.

Глава 22

Едва сноп серебристо-янтарного огня озарил небосклон, Абдул Самут Хан радостно хлопнул по плечу своего гостя.

– Великолепные фейерверки, не правда ли? Китайский инженер, что устраивает их для меня, мастер своего дела.

– В самом деле, – согласился Росс. – Ваш праздник надолго запомнится.

Когда последняя ракета побледнела и исчезла, рабы вновь зажгли факелы и лампы. То, что наиб описывал как небольшой праздник для малочисленных друзей, вылилось в невероятное ликование, ибо гостей было несколько сотен, среди них офицеры, которые наслаждались гостеприимством наиба. Завтра армия выступит в Коканд под звуки барабана и грохот пушек, а пока в саду и в воздухе витал дух отчаянного стремления развлечься и получить удовольствие.

Слуги подали горы еды, Росс даже пару раз затянулся гашишем. Если бы не отсутствие алкоголя, толпу вполне можно было бы сравнить с европейской. Кто-то уже рассказывал восхищенным слушателям захватывающие истории о небезызвестном Ходже Насреддине, а тем временем в дальнем конце двора мимы на импровизированной сцене представляли живые картины.

Разумеется, женщин здесь не было, правда, если не считать Джулиет, которая, исподтишка наблюдая за празднеством, тайно слонялась в сумерках. Наложницы в гареме наиба с тоской наблюдали за праздником из-за своих зашторенных окон.

– А теперь наступило время танцев! – радостно произнес Абдул Самут Хан. – Вы сядете со мной, спереди. – Весь вечер он держался поближе к Россу. Конечно, этим он оказывал гостю честь, но в то же время это был действенный способ удостовериться, что ференги не воспользуется всеобщей суматохой и не попытается удрать. В довершение всего явир Шахид Махмуд тоже все время был рядом.

Двигаясь с Россом сквозь толпу, наиб заметил:

– Несмотря на то что утром я уезжаю, вам пока еще не поздно передумать насчет побега. Умоляю вас, лорд Кхилбурн, последуйте моему совету, ибо я не могу вам гарантировать безопасность за время моего отсутствия. Сегодня, когда здесь такая суматоха, самое подходящее время ускользнуть.

«Однако мой хозяин настойчив». Росс нежно улыбнулся:

– Вы так добры ко мне, но ведь вы отправляетесь на войну! И конечно, я буду куда меньше рисковать, чем вы.

Абдул Самут Хан хмуро поглядел на него.

– Сегодня эмир сказал мне, что вам будет запрещено принимать гостей. Нельзя, чтобы вы оказались вовлечены в измену в его отсутствие.

– Ясно. – Росс едва не наступил на черепаху, к панцирю которой была прикреплена небольшая масляная лампа. Несколько таких черепах ползали по саду, освещая клумбы. Он наклонился и осторожно перенес чудо природы в более безопасное место. – Меня будут держать взаперти в моих комнатах?

Наступила недолгая пауза: наиб вычислял, выгодно ли ему приблизить пленника к себе.

– Эмир упомянул об этом, но я поговорил с ним и убедил его позволить вам свободно перемещаться по всему моему жилищу. Но вас, разумеется, все время будут охранять.

– Само собой.

Они дошли до огороженной веревками танцевальной площадки. Под навесом уже собрались танцовщицы, и оттуда доносились хор тонких голосов и хохот. Заиграли музыканты, и ночной воздух содрогнулся от звуков флейт, барабанов и струнных инструментов. Заунывные минорные мелодии переходили в сочные, чувственные тона.

Абдул Самут Хан проводил своего гостя к танцевальной площадке, возле которой для наиболее почетных гостей заранее положили ковры и подушки. Вокруг площадки уже собирались зрители. Росс увидел, что Джулиет выбрала место прямо напротив него. Молчаливая, в темном покрывале, она казалась призраком, случайно попавшим на праздник, который словно напоминал, что этому веселью скоро придет конец.

Казалось, под надежным прикрытием накидки ей ничего не грозит. «Не считая того, что сегодняшний вечер может быть нашим с ней последним вечером. Всего через двадцать четыре часа с этого момента мы предпримем рискованную попытку бегства. И если что-то пойдет не так, то мы, возможно, не доживем до рассвета, – подумал Росс и отвел взгляд от Джулиет. Ему вдруг нестерпимо захотелось побыть с ней наедине. – Побуду здесь столько, чтобы удовлетворить хозяина, а потом извинюсь и уйду».

Зрители восторженно закричали: с полдюжины танцовщиц неожиданно вихрем взлетели на площадку. Они хлопали в ладоши, позвякивая колокольчиками на пальцах. Обычно танцевали мальчики, но на сей раз это были женщины – гибкие, пышные женщины, и двигались они так, что любой нормальный мужчина не мог не обратить на них внимания. Полуобнаженные, они привлекали своей золотистой кожей, однако лица танцовщиц были скрыты под прозрачными вуалями, сквозь которые смутно просматривались их нежные черты. Для восточной аудитории такой костюм был настолько же соблазнителен, как прикрытая тонкой тканью женская грудь для европейцев.

Первый танец разгорался медленно, но каждый последующий становился чуть занимательнее. Взметавшиеся юбки и вращающиеся бедра танцовщиц распаляли толпу все сильнее. И вскоре толпа уже хлопала в такт, и этот шум придавал ночи оттенок еще более грубой чувственности. На четвертом танце музыка поменялась, и солистка упала на колени. Вызывающе вращая тазом, она отклонялась назад до тех пор, пока не коснулась головой пола.

Это зрелище и звуки музыки взывали отнюдь не к разуму, проникали прямо в кровь. У Росса неожиданно участилось дыхание. Он опустил глаза и заметил обращенный к нему взгляд Джулиет как раз в тот момент, когда между ними оказались две танцовщицы. Одна лишь Джулиет могла охладить этот безумный языческий огонь, разгоравшийся в его жилах от ни с чем не сравнимого танца.

Когда солистка снова вскочила на ноги, Абдул Хан подозвал ее к себе. Она пробралась сквозь труппу, потом упала перед наибом, выражая высшую степень покорности. Она находилась так близко от Росса, что он мог бы дотронуться до ее блестевшего от пота роскошного тела.

– Да, господин? – хриплым голосом произнесла она.

Наиб показал рукой на Росса.

– Вот этот человек, о котором я с тобой говорил.

Танцовщица ловко переместилась и свернулась калачиком прямо у ног Росса. Она по-прежнему тяжело дышала, и ее сочные груди, казалось, вот-вот вырвутся тесного, узкого лифа. Позвякивая золотыми браслетами, она промурлыкала:

– Скажите мне, чего вы желаете, о лорд из всех ференги?

Росса окатило жаркой волной, ибо танцовщица была воплощением чувственности, о таком можно было лишь грезить в самых сокровенных мужских фантазиях. Невозможно было не поддаться ее чарам, и Росс, с трудом проглотив комок, выговорил:

– Вы прекрасно танцуете.

– На сегодняшнюю ночь я дарю вам Захру, лорд Кхилбурн, – произнес Абдул Самут Хан и решительно подтолкнул Росса локтем. – Я понимаю, что вы были лишены любви – того, в чем нуждается мужчина для здоровья и счастья, поэтому забирайте ее к себе в комнаты и танцуйте с ней, пока сердце ваше не насытится.

Захра скользнула вперед и приподняла покрывало, открывая лицо. Она проделала это весьма застенчиво, но приглашение в ее взгляде читалось столь откровенно, будто восточная женщина распахнула свой лиф. Бархатистые черные ресницы ее затрепетали, и, томно подняв руку, она провела ею по волосам Росса.

– Прямо как золото, – прошептала она.

От такой женщины, как Захра, способны были отказаться очень немногие. Будь Росс именно таким человеком, которым он себя считал, то есть имеющим в Англии благоразумную жену, устоять перед искушением было бы невозможно. Тем более что полуобнаженная чаровница склонилась у его колен. Но он не был таким мужчиной, к тому же поблизости находилась его жена.

Подняв глаза, он уловил взгляд Джулиет. Ярость ее была почти осязаемой. Росс едва не расхохотался во весь голос. Решив, что пора переходить к настоящим ночным развлечениям, он убрал ласковую женскую руку, которая потихоньку пробиралась по его ноге.

– Тысячу благодарностей за вашу заботу, Абдул Самут Хан. Захра просто великолепна, это дар, достойный императора! Но поскольку я человек женатый, то вынужден уклониться от ваших щедрот.

Наиб изумленно поглядел на него:

– Ваша жена на другом конце света, а Захра здесь, рядом!

– Истинная правда, но моя религия запрещает супружеские измены, и нет никакой разницы в том, где я нахожусь.

Хозяин дома насупил тяжелые брови.

– Следующими будут танцевать мальчики. Может, вы предпочтете одного из них? Тогда это не будет считаться изменой.

Сбросив с колена пухлые пальцы Захры, Росс поднялся. Он увидел, что место по ту сторону танцевальной площадки, где стояла Джулиет, уже опустело, и дай Бог, чтобы она не расхаживала где-нибудь кругами, вынашивая кровавую месть.

– Но у моего народа это считается таким же грехом.

Наиб недоверчиво и с некоторым уважением посмотрел на него:

– Воистину вы набожный человек.

– Возможно, но все же я мужчина и тоже поддаюсь искушению, поэтому, думаю, мне лучше уйти к себе, прежде чем я сдамся. – Росс погладил Захру по голове. – Никогда еще грех не был таким сладостным.

Она обиженно закрыла лицо и резко встала, а затем, гневно сверкнув глазами, примкнула к другим танцовщицам. Абдул Самут Хан проводил ее весьма откровенным взглядом, и стало ясно, где Захра проведет сегодняшнюю ночь.

Росс наконец выбрался из разгоряченной толпы. За ним следом шествовал явир Шахид Махмуд и еще какой-то солдат. В доме воздух оказался свежее, но там было не намного тише, ибо зажигательный ритм танцевальной музыки проникал и через глинобитные стены. У дверей Росс повернулся к провожатым, дабы пожелать им спокойной ночи.

Молодой солдат приветливо кивнул, а Шахид мрачно поглядел на Росса:

– Из-за тебя, ференги, я лишен удовольствия пойти на войну!

– Весьма сожалею, – ответил Росс, не покривив душой ни на йоту. – Преступление – не использовать мастерство воина, но отнюдь не я принимал решение держать вас в Бухаре.

Явир кивнул охраннику, и тот послушно удалился на надлежащее расстояние. Шахид же, прищурившись, заметил:

– И тем не менее ты виноват и заплатишь мне за это!

Росс подавил вздох.

– Я уверен, вы знаете способ, как это сделать.

– Золотом или кровью! Выбирай сам. – Лицо Шахида угрожающе перекосилось. – Дай мне две тысячи золотых дукатов, и я буду обращаться с тобой так же нежно, как мать со своим первенцем. А если откажешься… – Он красноречиво пожал плечами.

– Похоже, в Бухаре все считают, что англичане сделаны из золота, – мягко произнес Росс. – Спокойной ночи, явир Махмуд.

Он уже приоткрыл было дверь, как вдруг Шахид резко бросил:

– Значит, набожный неверный жаждет вскарабкаться на этого мальчишку-туарега?!

Росс изо всех сил вцепился в круглую ручку двери. Полуобернувшись, он посмотрел на узбека:

– Я не карабкаюсь на мальчишек, туарегов или каких-либо других. – Глаза его чуть сузились. – По-моему, такие обычаи больше распространены среди военных.

– Ты лжешь, свинья! – Шахид плюнул на пол. – Ничего, вот уедет Абдул Самут Хан, и ты станешь моей жертвой! – Он подозвал своего напарника. – И не надейся сбежать сегодня ночью: комнату будут охранять.

Росс бесстрастно двинулся в комнату, закрыл дверь и запер ее доской. «Как же я устал от вымогательств и мелодраматических угроз!» – подумал он.

В приемной горела единственная лампа, дверь на балкон была открыта. Оттуда можно было прекрасно наблюдать за разгульным празднеством. Росс огляделся по сторонам и удивленно обнаружил, что Джулиет нет. Странно, а он-то думал!.. И тут его осенило: она, наверное, вернулась, просто не захотела зажигать свет. Ему страстно захотелось обнять ее, и он поспешил в спальню.

В тусклом свете мерцавшей лампы едва можно было различить Джулиет. Она съежилась темным комочком на диване, но, едва Росс вошел, язвительно воскликнула:

– Как, а где же твоя круглоликая чаровница?

Росс усмехнулся и принялся снимать с себя сюртук и башмаки.

– Естественно, она произвела на меня впечатление, но я понял, что ты готова вырезать мне печень, и потому сразу же протрезвел.

– Как это мудро! – Джулиет проследила за ним взглядом, но и не подумала вставать с места.

Казалось, нарочитая ревность была лишь частью их любовной игры. Впрочем, отчужденность Джулиет насторожила Росса. Неужели она в самом деле расстроена? Лицо ее было закрыто, и потому мужу трудно было судить о ее настроении.

– Но ты, конечно, не поверила, что я заинтересовался этой танцовщицей, – ласково произнес он.

Джулиет недоверчиво фыркнула:

– Разумеется, заинтересовался. А какой мужчина не заинтересовался бы?

– Может, и заинтересовался, но не всерьез, – откликнулся он. – Даже одетая в черное и такая вот хмурая, ты притягиваешь меня куда больше, чем она.

– Я рада, что ты такой рассудительный. – Джулиет театрально поднялась с дивана и, сбросив накидку и вуаль, предстала перед ним в танцевальном костюме из черного шелка – настолько прозрачного, что виден был каждый изгиб ее фигуры! Подведенные черной сурьмой глаза ее сверкали, как серебро. Губы медленно расплылись в вызывающей улыбке.

– Я сотворила это из шелка, который купила у отца Хафиза. А теперь собираюсь доказать, что эта пухлая шлюха и в подметки мне не годится.

У Росса ком застрял в горле, он на миг остолбенел. На поясе у бедер Джулиет колыхались легкие покрывала, еще сколько-то спадали с плеч, соблазнительно обнажая талию. Несмотря на то что она полностью завернулась в шелка и даже падающие каскадом волосы затемняла вуаль, прозрачная ткань создавала эффект полной, влекущей обнаженности.

Джулиет грациозно повернулась; покрывала взвихрились, как дым. Неотразимая, как Далила, она спросила хрипловатым голосом:

– Станцевать для тебя?

– О да… – прошептал Росс, опускаясь на диван. Он не мог отвести от нее глаз. – Станцуй, пожалуйста.

Джулиет на миг закрыла глаза, вслушиваясь в чарующие звуки музыки, клубившиеся в ночи, потом начала греховно раскачиваться. Сначала просто сомкнула руки, затем изогнула гибкий торс, качнула бедрами, пока все тело ее не превратилось в физическое воплощение музыки.

Джулиет была прирожденной танцовщицей. Росс знал, что ребенком, живя в Шотландии, она обучилась народным танцам (рилам), а позже без особого труда овладела церемонными бальными фигурами европейских бальных танцев. «Одному Богу известно, какие экзотические представления она видела или в каких сама принимала участие за эти несколько лет», – подумал Росс. И вот теперь она извлекла на свет все свое умение и создала свой собственный чувственный танец.

Росс как завороженный молча наблюдал за Джулиет. Да, она действительно поднялась от простого умения до искусства, в котором дух, движение и музыка сочетались так гармонично, что невозможно было отделить танцовщицу от самого танца. Джулиет была самой свободой, огнем, грацией – всем, что Росс отчаянно любил в своей жене.

Но более всего она была воплощением страсти, и даже ни разу не коснувшись Росса, она довела его до возбуждения. Разлетающиеся складки шелка то обнажали, то скрывали ее грациозное тело. За быстрым промельком длинных стройных ног следовал дразнящий намек на сокрытые в тени шелковых накидок соски, на темный треугольник внизу живота… Рыжие волосы, белые руки и ноги, шелк, подобный дыму, – для того, чтобы разжечь огонь, большего и не требовалось.

Но Россу мало было лишь созерцать: когда она в очередной раз закружилась поблизости, увлеченная страстным ритмом танца, он поймал ее за край накидки и, потянув, чуть не ослеп от пламени ее волос.

Джулиет засмеялась и схватилась за другой конец покрывала.

– Потанцуй со мной, о мой господин!

Росс правильно понял ее приглашение. На Среднем Востоке мужчинам и женщинам запрещается касаться друг друга прилюдно, и даже если им позволено танцевать вместе, они пользуются шарфом, призванным предохранять их от физического контакта. Поднявшись на ноги, Росс начал двигаться в такт музыке. Одна лишь шелковая вуаль, натянувшись, связывала их с Джулиет правые руки.

Не сводя друг с друга глаз, они медленно кружили по комнате. Оба были настолько возбуждены, что буквально застыли на месте, а весь мир в это время вращался вокруг них. Росс познакомился с Джулиет во время вальса, официального танца. За тем незначащим разговором во время тура их уже подстерегала страсть. Вот и теперь они инстинктивно улавливали ритм и движения друг друга. Они прошли полный круг, в этой азиатской темной ночи сдерживая друг друга в страстном па-де-де.

Следуя музыке, Росс понял, что выделывает ногами такое, чему никогда специально не учился. Они все время импровизировали, постоянно усложняя рисунок танца. По мере того как они расходились на всю длину шелкового покрывала, шаги их убыстрялись, жесты становились театральнее, затем они снова настолько приблизились друг к другу, что ощутили испепелявший обоих жар.