Текст книги "Assassin's Creed. Последние потомки: Участь богов"

– Будешь спать сегодня здесь, – сказал он. – У моего костра.

Харальд помотал головой:

– Нет, Стирбьорн. Я буду спать на своем корабле.

– Я тебе не доверяю настолько, чтобы позволить тебе спать на твоем корабле. Но я знаю, что твои люди без тебя не уйдут, значит, ты будешь рядом со мной, пока мы не двинемся дальше.

– Что я могу оставить тебе в залог, раз уж тебе недостаточно того, что я женат на твоей сестре?

– Оставь мне свой кинжал, – ответил Стирбьорн.

Стирбьорну не пришлось долго думать над ответом, и, так же, как у него, ощущение предвкушения росло у Шона.

– Ни за что, – уперся Харальд.

– Не оставишь мне кинжал, – сказал Стирбьорн, – никуда не пойдешь.

Харальд нахмурился и попытался оттолкнуть его, но Стирбьорн схватил его за плечи, поднял над землей и прижал к дереву. Не слишком сильно, чтобы не убить его, но достаточно жестко, чтобы он понял, как легко может расстаться с жизнью. Харальд дернул ногами, поморщившись, и утер кровь, потекшую из раны на голове. Стирбьорн видел ненависть, бурлившую в нем, и понимал, что однажды Харальд попытается его убить. Но не сегодня.

Вместо этого Харальд потянулся вниз и снял с пояса кинжал и с трудом вложил его Стирбьорну в руку.

– Когда твоя сестра будет оплакивать тебя, я буду рядом, чтобы утешить ее, – сказал он. – Так и знай.

С этими словами Харальд пошел прочь от костра и исчез в темноте.

Стирбьорн посмотрел на кинжал. Воистину, это было странное оружие с изогнутым зубчатым лезвием и необычной рукоятью, отделанной кожей. Не особо впечатляюще для христианской реликвии, особенно если сравнивать с молотом Тора или копьем Одина. Толк от него был лишь в том, что с его помощью можно было контролировать Синезубого. Улыбнувшись, Стирбьорн прикрепил его к поясу, Шон же в своем воспоминании рассмеялся.

– Исайя! – воскликнул он. – Кинжал у меня!

– Отличная работа, Шон. Мы почти у цели, но давай не будем забегать вперед. Нужно еще выяснить, что твой предок сделал с зубцом.

– Верно, – Шон напрягся, чтобы сдержать эмоции. – Разумеется.

– Я смотрю, Стирбьорн собрался спать. Может, немного ускорим воспоминание?

– Хорошо, – ответил Шон, и симуляция пронеслась перед ним в дымке, словно отдельные фрагменты сна. Тролли, собаки, разрубленное дерево и потоки воды, затем темнота. Все это великолепие резко оборвалось, когда Палнатоки разбудил Стирбьорна, утянув Шона обратно в глубины сознания его предка.

– Который час? – спросил Стирбьорн, усаживаясь. Он потянулся за кинжалом и осознал, что тот все еще висит на поясе.

– Несколько часов до рассвета, – сказал Палнатоки.

Стирбьорн нахмурился.

– Зачем тогда ты меня разбудил?

– Синезубый, – ответил Планатоки. – Он ушел со своими кораблями.

Глава 14

Умирающий пещерный человек взглянул на них тоскливыми водянистыми глазами. Оуэн не знал, точно ли тот был первобытным человеком, но выглядел он именно так. Человек был одет в кожу и мех, никакой ткани на нем не было. Его темно-коричневая кожа была сморщенной, и черная грязь забилась в складки и морщины, в длинных седых волосах и бороде застряла солома.

– Мы можем помочь? – спросил Оуэн. – Вы ранены или больны?

– Ты задаешь сложные вопросы, – ответил человек.

Оуэну они не казались сложными. Он посмотрел на Грейс, она лишь едва заметно пожала плечами.

– Вы не предотвратите мою смерть, если вы об этом спрашивали, – сказал человек. – Время пришло, я подошел к концу своих скитаний.

– Как вас зовут? – спросила Наталия.

– Мое имя? Я оставил его позади, на Пути, много лет назад. Мне не было от него пользы, оно только тянуло меня вниз.

Его Пес, похоже, осознал, что привел помощь, и расслабился. Он улегся рядом с человеком и со вздохом положил голову ему на колени, и каждые несколько мгновений он поднимал желтые глаза, чтобы заглянуть в лицо хозяина.

– У вашей собаки есть имя? – спросил Оуэн.

– О, она не моя.

Оуэн нахмурился.

– Но я думал…

– Она больше не моя. Ни больше, ни меньше, чем я – ее.

Незнакомец посмотрел вниз и улыбнулся, обнажив редкие зубы серого цвета. Он пригладил шерсть на широкой голове Собаки и почесал ее за ухом. Собака закрыла глаза.

– Думаю, вы можете назвать ее как-нибудь, как вам угодно, – сказал незнакомец. – Я зову ее просто Собака. Мы прошли вместе самые темные дороги и самые красивые дороги тоже.

– Вы путешественник? – спросила Наталия.

Незнакомец, кажется, на мгновение задумался.

– Думаю, путешественник держит в голове место назначения. Место, куда он должен прийти. У меня такого нет.

– То есть вы просто скитаетесь? – спросил Оуэн.

– Да, – кивнул незнакомец и, улыбаясь, указал пальцем на Оуэна. – Да, я Скиталец.

Он снова посмотрел на Собаку, и его улыбка пропала.

– Скоро я уйду туда, куда она не сможет пойти.

– Вы точно умираете? – спросила Грейс. – Может, вы…

– Я не чувствую ног, – ответил он.

Затем он поднял правую руку, сжал и разжал кулак.

– Мне холодно. Я чувствую, как жизнь покидает меня, уходит в землю. В этот камень за моей спиной. В этот холм.

– Сожалею, – произнесла Грейс.

– Почему? – спросил он. – Я наблюдал чудеса и ужасы, видел красоту и повседневные вещи. Я всю жизнь задавал вопросы. Я находил ответы, а иногда находил еще больше вопросов, и довольно часто. Когда мне особенно везло, я находил истину.

Он снова посмотрел на Собаку.

– Мне осталось задать только один вопрос. Но прежде – услуга.

– Услуга? От нас? Ради этого Собака привела нас сюда?

– Нет. Она просто Собака, она привела вас сюда, потому что беспокоится из-за меня. Она понимает, что что-то не так, и надеется, что вы исправите это. И теперь, раз уж вы здесь, я попрошу вас об услуге.

– Что мы можем сделать для вас? – спросила Грейс.

Скиталец прочистил горло и помедлил.

– Когда я умру, вы найдете для нее нового спутника?

Оуэн практически ожидал этого и снова посмотрел на Собаку.

Одна ее лапа дергалась, а губы подрагивали, и Оуэн понял, что она уснула, совершенно не обратив внимания на то, что Скиталец говорил о ней. В данный момент она была с ним, и только это имело значение, и ее жизнь была наполнена смыслом. Оуэн улыбнулся, но это была печальная улыбка. Когда ее хозяин умрет, она не поймет этого. Она окажется совсем одна, растерянная, ей будет больно. Это было нечестно.

– Мы хотели бы помочь, – сказала Наталия. – Но мы… эм, никого не знаем здесь.

– Понятно.

Скиталец почесал бровь большим пальцем, расслоившимся стертым ногтем.

– Я… я волнуюсь о том, что с ней будет.

К горлу Оуэна подступил комок, но он проглотил его и сказал:

– Мы возьмем ее с собой.

Наталия и Грейс уставились на него.

Оуэн знал, что это всего лишь симуляция, и Монро сказал бы, что Собака – это лишь символ, а не домашнее животное, но ему показалось, что так будет правильно. Он знал, с чем Собаке придется столкнуться, и он не мог оставить ее одну в такой момент.

– Мы возьмем ее с собой, – сказал Оуэн, – и присмотрим за ней, пока не найдем ей дом.

– Спасибо, – Скиталец снова закрыл глаза и откинул голову на камень. – Спасибо.

– Не за что, – ответил Оуэн.

– Неподалеку отсюда, – произнес Скиталец, – есть Перекресток. Думаю, там вы найдете хозяина для Собаки, если подождете.

– Мы пойдем туда, – пообещал Оуэн, – и найдем кого-нибудь.

Грейс и Наталия не возражали против его плана, но Оуэн видел, что они не уверены в нем. Никто не улыбнулся и не кивнул. Сказать по правде, Оуэн и сам не был уверен. Если они заберут Собаку и станут ждать на Перекрестке, где бы это ни было, у них останется меньше времени на поиски Вершины и ключевого момента этой симуляции. Меньше времени на то, чтобы выяснить, как она может помочь им остановить Исайю.

Скиталец склонился и прижался грудью к Собаке, лежавшей на его коленях, и обнял ее большую голову. Собака мгновенно проснулась и уселась. Затем она потянулась носом к его лицу, обнюхивая, и лизнула его подбородок. Она скулила.

– Ты знаешь, – сказал он, выдыхая. – Ты чуешь.

Она поднялась на ноги, пододвинулась ближе и снова принялась лизать его лицо, быстро и упорно – его щеки, лоб, нос и губы. Он закрыл глаза и не стал ей мешать. Затем он погрузил пальцы обеих рук в шерсть вокруг ее шеи и подтянул ее ближе, прижавшись лбом к ее лбу.

– Я знаю, – прошептал он. Затем он прислонился к камню и взглянул в небо. – Снег идет. Теперь я задам вопрос.

Но снега не было. Было совсем не холодно.

Оуэн взглянул вверх – и тут пошел снег.

Нежные белые хлопья легко спускались с неба, некоторые из них касались лица Оуэна своими ледяными краями. Собака снова заскулила. Оуэн опустил взгляд и понял, что Скиталец умер. Его тело было пустым. Собака лизала его безжизненное лицо, ждала и скулила, снова ждала и скулила. Затем она взглянула на Оуэна так, будто отчаянно просила его что-то сделать, и снова обернулась на покинувшего ее Скитальца. Ее шкуру засыпало снегом, белым на ее черной шерсти, и она неистово залаяла, но не на что-то и не на кого-то. Она лаяла от растерянности и страха.

Грейс взглянула на тело Скитальца.

– Я понимаю, что он ненастоящий и умер не по-настоящему. Но все равно тяжело.

– Я уже не понимаю, что значит «настоящий», – сказала Наталия. – Когда…

Собака издала звук, похожий на стон, и улеглась рядом с мертвым хозяином, опустив голову на его колени, как несколько минут назад.

– Бедняга, – сказала Грейс.

– Теперь видите, почему я не смог бы оставить ее, – сказал Оуэн. – Хотите поговорить о том, что настоящее, а что нет? По мне, если что-то ощущается как настоящее, значит, оно настоящее. Это я чувствую по поводу Собаки.

– Мы тоже, – сказала Грейс.

Пошел сильный снег, и за несколько мгновений вокруг тела Странника намело сугробы, медленно похоронив его и скорбящую по нему Собаку. Оуэн выглянул за пределы снежного круга и понял, что больше снега нигде нет. Только на вершине холма, где в мгновение ока опустилась температура.

– Думаю, надо возвращаться на Тропу, – сказала Наталия. Оуэн согласился и позвал Собаку:

– Пойдем, девочка.

Она не двинулась с места, даже не посмотрела в его сторону. Оуэн подошел ближе и дотронулся до ее лапы.

– Девочка, пойдем.

Он заметил, как шевелятся ее уши, поворачиваясь в его сторону, и понял, что она слышит его, просто игнорирует. Глядя на ее размеры, он боялся приближаться к ней, но понял, что это необходимо, если он хочет заставить ее идти с ним. Он подошел еще ближе, наблюдая, как она отреагирует на его присутствие.

– Осторожнее, – сказала Грейс. – Я читала про северного бога, которому волк руку откусил.

– Спасибо, Грейс, отличная история, – сказал Оуэн и сделал еще шаг.

– Я просто говорю…

Собака зарычала, и если бы Оуэн услышал такой рык, гуляя на природе, он бы решил, что это волк или медведь. Он бы бросился бежать, не раздумывая. От этого рыка его пробрало до костей. Но вместо того, чтобы пуститься бегом с вершины холма, он остановился и замер на месте. Собака слегка повернула голову в его сторону, глядя на него одним глазом. Она не обнажила зубы и перестала рычать, когда он остановился. Он медленно опустился и уселся на снег.

– Что ты делаешь? – шепотом прокричала Наталия. – Оуэн, отойди.

– Вы, ребята, идите, – сказал Оуэн, не спуская глаз с Собаки. – Мы догоним.

– Ты серьезно? – спросила Грейс. – Хочешь, чтобы мы тебя оставили? Одного в этой симуляции? Вот с этим вот?

– Она просто напугана, – сказал Оуэн.

Собака тяжело дышала и пыхтела, хотя и лежала в снегу.

– Я посижу здесь и посмотрю, успокоится ли она.

– У нас нет на это времени, – сказала Наталия, слегка стуча зубами от холода. – Думаю, Собака сама может о себе позаботиться.

– Дело не в этом, – ответил Оуэн. – Говорю вам, идите без меня.

– Думаю, хорошо, что я пришла к вам, – сказала Грейс. – Наталии нужен кто-то с остатками здравого смысла.

– Оуэн, – позвала Наталия, – прекрати об этом думать. Подумай о том, где ты. Подумай о риске.

Оуэн понимал, что это рискованно, и понимал, что выглядит глупо, но чувствовал нечто иное. То, что он делал, казалось ему важным, реальным, и он не готов был сдаваться. Ноги Скитальца уже почти скрылись под снегом, местами только проглядывали его кожаные штаны. Снег на собачьей шкуре по краям превратился в прозрачный лед.

– Ребят, я серьезно, – сказал Оуэн. – Просто идите. Со мной все будет в порядке.

– Здесь мороз, – отозвалась Грейс.

– Со мной будет все нормально. Я ее не оставлю.

Наталия помотала головой и пожала плечами.

– Как скажешь. Хорошо, – она повернулась к Грейс. – Пойдем, наверно.

– Пожалуй, – сказала Грейс.

Они развернулись, чтобы уходить, Оуэн же продолжал смотреть на Собаку и ждать. Он не знал, чего он ждет, но ждал. Снег под ним начал таять, его одежда промокла, и холод, наконец, добрался и до него. Он прижал руки к туловищу и поджал ноги, приняв позу эмбриона. Спустя какое-то время снег налип на его ресницы, и Оуэн почувствовал его вес на голове и на плечах. Когда он сбросил его, отряхнувшись, словно собака, сама Собака подняла голову и уставилась на него. Он подумал, что она осуждает его технику отряхивания.

– Я не особо хорош в этом, да? – спросил он.

Собака снова опустила голову и заныла.

– Мне жаль, – сказал Оуэн и оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что Грейс и Наталия ушли.

– Я тоже кое-кого потерял. Я не понимал почему, и до сих пор не понимаю. Мне даже не удалось попрощаться. Тебе повезло хотя бы в этом.

Он пошевелился, чтобы согреться.

– Но нельзя просто лежать вот так. Ты должна продолжать идти. Этого он хотел бы от тебя.

Собака смотрела на него, пока он говорил, потом зевнула, заскулив и продемонстрировав множество острых зубов.

– Пойдем, девочка, – он похлопал по засыпанной снегом земле рядом с собой.

Собака смотрела на него, но не двигалась.

– Пойдешь? – он снова похлопал по земле. – Давай.

Собака смотрела на место, которое указал Оуэн, и он был совершенно уверен, что она поняла, чего от нее хотят. Тем не менее, она оставалась на месте. Он начал сомневаться, что она отойдет от Скитальца по своей воле. Он совершенно точно не смог бы увести ее силой, даже если бы она решила его не трогать и не причинила бы ему вреда. Она была слишком большой.

Оуэн уже не мог контролировать дрожь. Сильные конвульсии заставляли его мышцы сокращаться и не отпускали. Однако он все еще мог без особого труда выйти или хотя бы выползти из каменного круга, чтобы выбраться из снега в солнечное тепло. Но он отказывался это делать. Даже если это означало замерзнуть на месте и рассинхронизироваться, он не оставил бы Собаку. Она должна была знать это. Она должна была понять, что можно потерять кого-то, кто был для тебя всем, и продолжать идти.

К тому же, если она была настолько предана хозяину, что решила остаться возле него, Оуэн мог так же остаться возле нее. И он оставался, надеясь лишь, что, если он замерзнет насмерть в симуляции, это не нанесет непоправимого вреда его рассудку.

Снег уже полностью укрыл ноги Скитальца и подобрался к его поясу. Что до Собаки, Оуэн еще видел ее хребет, шею и голову, все остальное было скрыто под снегом. Он перестал понимать, как долго он сидит здесь. Он пытался понять, глядя на уровень снега, но не мог, потому что мысли смешивались в кучу, и он терял нить размышления. Ему захотелось спать. Он достаточно читал и видел по телевизору, чтобы понять, что сонливость была признаком переохлаждения. Но ему было уже все равно. Он принял решение держаться до конца. Возможно, сон облегчит рассинхронизацию. Эта мысль казалась ему привлекательной. Просто. Спать.

– Я… восхищаюсь твоей… преданностью, – сказал он Собаке. Затем он упал на спину в снег, глядя в кружащееся небо. – Преданностью.

Он повторил это слово – оно казалось ему важным, но он не мог вспомнить почему. Он закрыл глаза и почувствовал, как плывет по небу, подобно снежинке, над которой была не властна гравитация. Он поднимался все выше и дальше. Он мог затеряться в этом ничто. Лишь маленькая частица, плывущая прочь…

Что-то горячее обожгло его щеку. Что-то растаяло в ледяном холоде и вернуло его обратно в тело. Он почувствовал, как что-то осторожно толкает его голову, потом колени. Что-то тянуло его, и он услышал звук рвущейся ткани. Затем что-то рвануло его, взяв под мышки, и потащило из снега. Он чувствовал скольжение, чувствовал под собой землю и кочки, слышал громкое дыхание над ухом.

Это была Собака.

По мере того, как его разум возвращался с неба в тело, он ощутил, как свет пробивается сквозь веки и теплый ветер касается его кожи, услышал шелест травы под собой. Когда его тело оставили в покое, он открыл глаза и увидел прямо над собой голову Собаки. Она смотрела на него, тяжело дыша, а затем нагнулась и облизала его лицо.

– Хорошо, хорошо, – сказал он, поднимая руки, чтобы удержать ее. – Хорошая девочка.

Она отстранилась и встала поодаль, махая хвостом, затем залаяла.

– Встаю, – сказал Оуэн, хотя каждый участок его тела болел, отогреваясь, и ему потребовалось некоторое время, чтобы усесться. И еще больше времени ему понадобилось, чтобы встать. Его волосы и одежда были насквозь мокрые, его любимая футболка порвалась на плече, в месте, за которое Собака тащила его зубами. Она увидела, как он потерял сознание, и спасла его.

Теперь он стоял на склоне холма, несколько неуверенно, и смотрел вниз, на Путь, а над каменным кругом, прямо над ним, поднималась плотная пелена тумана. Собака сидела рядом с ним, и Оуэн потянулся, чтобы потрепать ее за ухом, как это делал Скиталец. Ее шерсть была мокрой и холодной от тающего снега и пахла так, как пахла бы шерсть любой другой собаки, разве что, может быть, сильнее.

– Спасибо, – сказал он. – Имей в виду, что я такого не планировал. Но если кто-то спросит, скажу, что это был мой план.

Со своего места он видел направление Пути, уходящего прочь через белые каменные обрывы и зеленые холмы. Он смотрел вдаль, но не видел Грейс и Наталии. Впереди – Оуэн не мог понять, как далеко – Путь, кажется, пересекала другая дорога, образовывая перекресток.

– Должно быть, это там, – сказал он, глядя на Собаку. – Там мы найдем тебе нового компаньона. Пойдем, девочка.

Он сделал несколько тяжелых медленных шагов вниз по склону. Но Собака не пошла за ним.

Он оглянулся, оглянулась и она, уставившись на стену тумана. Она спасла Оуэна, но это не значило, что она оставит Скитальца. Она скулила и переминалась с лапы на лапу, сделав несколько шагов на месте.

Оуэн вздохнул. Он почти насмерть замерз ради нее. Если этого было недостаточно, чтобы Собака пошла за ним, он не знал, что еще можно сделать. Наталия и Грейс были где-то впереди, и еще было можно догнать их. Ему все еще не хотелось покидать Собаку, и сейчас, когда она, кажется, справилась со своим горем хотя бы настолько, чтобы отойти от Скитальца, он чувствовал себя лучше, чем до того.

– Пойдем! – позвал он еще раз, заставляя голос звучать командным тоном, и пошел прочь. Он решил не оглядываться. Он просто спустится с холма. Она или пойдет следом, или нет. Он был на полпути вниз, когда Собака залаяла. Он продолжал идти, медленно и спокойно, не глядя назад. Еще несколько шагов, и Собака снова залаяла, но он продолжал идти. В следующий раз лай раздался ближе. Несколько мгновений спустя она залаяла уже прямо у него за спиной, и вскоре оказалась рядом, тяжело дыша. Он посмотрел на нее.

– Хорошая собака.

Кажется, ей все еще трудно было идти, она шла, опустив голову, время от времени поглядывая назад, на холм, но она была рядом с ним, пока они не вернулись в безопасное место, на Тропу, и не пошли в направлении, в котором двигались ранее. К счастью, Грейс и Наталия ушли не очень далеко.

Глава 15

В темноте трудно было сказать наверняка, но, похоже, все датские корабли покинули флот Стирбьорна и теперь уходили тем же путем, что и пришли. Дэвид и Эстен поражались тому, до чего хорошо сработала стратегия Торвальда. Все их труды, связанные с рубкой деревьев и размещением их в реке, были вознаграждены – армия Стирбьорна заметно уменьшилась в числе еще до начала битвы.

– Теперь начинается самая серьезная работа, – сказал Торвальд своему отряду. – И с этой ночи это будет работа для клинков.

Тридцать человек собрались вокруг скальда, это были люди, которых он выбрал из пришедших под знамя ледунга. Эстен был первым, за ним последовали Альферт и Олоф, а затем они двинулись в лагерь на другом берегу Фюрис, уводя с собой только самых сильных и неистовых бойцов, каких только могли найти. Торвальду было важно, чтобы они были свеями и людьми, работавшими на земле.

– В предстоящие дни и недели, – продолжил Торвальд, – вы, вероятно, столкнетесь с вызовом, брошенным вашему чувству собственного достоинства, потому что вы не схлестнетесь в открытом бою со Стирбьорном. По крайней мере, пока. Мы ударим, затем исчезнем, затем ударим снова. Я набрал не так много людей, потому что мы – не топор и щит. Мы будем ножом, который ударит Стирбьорна в спину, и очень вероятно, что многие из нас не вернутся домой. Если не хотите участвовать в этом, можете вернуться обратно в Уппсалу. Я не буду удерживать никого из вас против воли.

Никто не двинулся с места, и это не удивило Эстена. Торвальд показал себя сильным человеком, к тому же способным. Он был невелик, но невероятно силен, и хотя он был скальдом, в нем был дух воина. К тому же, у него был хитрый ум, какого Эстен никогда раньше не встречал.

– Час вам на отдых, – сказал Торвальд. – Стирбьорн выходит завтра, и мы должны опередить его.

– Что, если он прикажет йомсвикингам очистить реку? – спросил Альферт.

– Не прикажет, – ответил Торвальд. – Особенно теперь, когда Синезубый бросил его. Его ярость не позволит ему сидеть на месте, пока будут расчищать реку.

До сих пор скальд был прав насчет Стирбьорна. Эстен доверял ему в этом. Он отправился поискать место для сна и поспать, сколько удастся. Они не разводили костров и не оставят за собой следов, ничего, что могло бы сообщить йомсвикингам об их присутствии. Олоф и Альферт пошли за ним, отделившись маленькой группой из трех человек, и когда они устроились, накрывшись плащами, Альферт заговорил так тихо, как тень ползет по земле.

– Не нравится мне это.

– Я бы тоже предпочел спать у костра, – отозвался Олоф.

– Нет, – сказал Альферт, – мне не нравится вся эта скрытность. Я не вор и не убийца. Когда я убиваю, я делаю это на виду у богов.

– Ты мог уйти только что, – произнес Олоф. – Почему не ушел?

– Потому что тогда я бы выглядел как трус.

– Значит, ты свой выбор сделал, – сказал Эстен. – Величайшим бесчестьем будет провал нашего дела.

– А почему ты здесь? – спросил его Альферт. – Мы все тебя знаем. Эта работенка никак не подходит к твоей репутации.

Нить, повязанная у Эстена на запястье, каким-то образом пережила вчерашние работы в воде и грязи, и хотя теперь она была грязной и твердой, держалась она крепко.

– А какая у меня репутация? – спросил Эстен.

Альферт ничего не сказал. Он, похоже, попал в ловушку, которую Эстен и не думал ставить. Просто не решился дать ответ, который мог бы оскорбить собеседника. Тогда Эстен решил помочь другу выкрутиться.

– Когда-то я сражался ради славы и чести, – сказал он. – Теперь я сражаюсь за свою семью и хозяйство. Я буду защищать их любым способом, который приведет к победе Эрика.

– Я уважаю тебя за это, – признался Альферт. – Но Один призывает лишь тех, кто был убит на поле боя, а не в темноте и под защитой кустов.

– Хозяйство у меня небольшое, – сказал Эстен, – но оно мое, и Эрик никогда на него не посягал. Он был справедлив во всех делах с землевладельцами. Земля Олофа граничит с моей, и он тоже знает, что это правда.

Олоф кивнул, и Эстен продолжил:

– Брат Эрика не был таким же порядочным. Убийца, отравивший его, оказал услугу всем свеям. Если Стирбьорн вернется, боюсь, он пойдет по стопам отца, и мы вернемся к старым порядкам, – он прервался. – Если работа с Торвальдом будет означать, что мне придется отказаться от места в Вальгалле, моя семья хотя бы сохранит нашу землю, когда меня не станет.

Альферт ничего не ответил, но кивнул с пониманием.

В воцарившейся тишине Дэвид почувствовал гордость за своего предка, но в то же время – смущение. Как мог Эстен так уверенно выступать за свободу и в то же время иметь трэлла, который работал у него все на той же ферме, за которую он сражался? Такого рода смущение могло привести к рассинхронизации, потому Дэвид вернулся к тому, что решил раньше. Ему не следовало оправдывать Эстена или соглашаться с ним, чтобы понять его.

– Что это? – спросил Олоф, и красноватое сияние озарило его лицо.

Эстен взглянул на юг, туда, где был источник этого сияния. Там на берегу Меларена полыхал огромный пожар. С их позиции и с большого расстояния было трудно разглядеть, что именно горело. Но близость к воде говорила только об одном.

– Клянусь бородой Одина, – проговорил Альферт.

– Он сжег свои корабли, – сказал Олоф.

Голос Альферта звучал так, будто он готов был рассмеяться.

– Да он безумец!

– Нет, – сказал Эстен. – В уставе йомсвикингов сказано никогда не покидать поле боя. Этим действием Стирбьорн подтвердил, что они сдержат свое слово тверже, чем Харальд Синезубый.

Олоф кивнул и согласился.

– Теперь они будут более устремленными.

– А я теперь не усну, – прорычал Альферт.

Но Эстен улегся и закрыл глаза. Для отряда Торвальда ничего не менялось. Йомсвикинги будут ужасающими врагами независимо от того, сжег Стирбьорн их корабли или нет. Лучше отдохнуть, пока можно. Вскоре после того, как он закрыл глаза, Дэвид увидел фрагменты сна в симуляции.

– Ты хорошо справляешься, – сказала Виктория.

– Спасибо, – ответил он. – Как дела у Грейс?

– Нормально. Монро только что сообщил, что она в одной симуляции с Наталией и Оуэном.

– О, – Дэвид представлял, как Грейс ждет его возле «Анимуса» и наблюдает, чтобы в случае неудачи отправиться в симуляцию вместо него. И он не понимал, лучше ему или хуже оттого, что Грейс не было рядом. Может, и то, и другое.

– Еще есть новости от Гриффина и Хавьера. Тебе, должно быть, интересно будет узнать, что Торвальд – предок Хавьера.

– Так это Хавьер?

– Нет, вспомни о чем мы говорили раньше. Хавьер находится в отдельной симуляции. Но некоторые события, которые он проживает, проживаешь и ты, просто с другой точки зрения.

– Нужно будет потом сравнить впечатления.

– Да. А сейчас, по-моему, твой предок просыпается.

Дэвид вернулся в сознание Эстена, когда Торвальд разбудил его, и хотя теперь Дэвид воспринимал скальда несколько иначе, действовал он как всегда. Эстен сел, думая, что неплохо было бы поспать еще часок перед выходом, но тут же понял, что время двигаться в путь еще не пришло и все остальные еще спали.

– Что случилось? – спросил он у Торвальда.

– Я должен выполнить одно дело, – ответил тот. – Я могу оставить тебя за главного?

– Твое дело – для одиночки?

– Да.

– Уходишь сейчас?

– Да.

Эстен кивнул. Он не хотел спрашивать, что это было за дело, предпочитая не вдаваться в такие подробности насчет Торвальда. Но были другие важные вопросы.

– Что нам делать в твое отсутствие?

– Веди отряд на север, – сказал Торвальд. – Когда дойдете до Мирквуда, разместите ловушки.

– Мы же не можем поймать в ловушку целую армию, – возразил Эстен.

– Конечно, нет. Просто разместите достаточно ловушек в разных местах, чтобы замедлить продвижение армии. Пока люди Стирбьорна будут осматривать деревья на предмет опасности, они отвлекутся от своего похода.

– Понял, – Эстен припомнил свой боевой опыт. – Если мы раним одного человека из двух десятков, это будет…

– Убьем, – сказал Торвальд, – а не раним. Вы должны убить каждого двадцатого.

– Это будет сложно.

– С этим – нет, – Торвальд достал из сумки небольшой узелок из вощеной кожи, осторожно развернул его и вытащил стеклянную бутылку, наполненную вязкой белой жидкостью.

– Это чрезвычайно мощный яд. Несколько капель убивают человека, – Торвальд взглянул на Эстена. – Хотя, наверное, не твоих размеров человека.

– Как пользоваться этим ядом?

– Он убивает быстро, если употребляется внутрь или попадает в рану. Так что установите ловушки, способные ранить, а яд сделает все остальное. Он может быть смертельным, если попадет на кожу, но потребуется больше времени. К тому же, водой его не смоешь, но на что бы ты его ни нанес, это должно быть сухим.

Он завернул бутылку и выдал Эстену.

– Полагаю, тебе лучше надеть перчатки, прежде чем использовать его, а затем будь осторожнее с этими перчатками.

– Понял, – сказал Эстен, пряча узелок с ядом.

– Если хорошо справишься с заданием, йомсвикинги встанут лагерем на ночь, чтобы позаботиться о своих отравленных собратьях. Твой отряд должен воспользоваться моментом, чтобы под покровом тьмы напасть на них, пока они спят. Ударьте с деревьев. Нанесите удар – смертельный, если сможете, – и скрывайтесь. Не давайте им передышки.

Этот план был не только хитроумным, но беспощадным.

– Я найду вас, когда закончу свое дело, – сказал Торвальд. – Но если я не справлюсь, идите дальше на север, к Полям Фюри, с теми, кто останется в живых.

Эстен кивнул.

– Прощай, – Торвальд накинул на голову капюшон, скрывающий большую часть его лица, и развернулся, чтобы уйти.

– Где твое оружие и щит? – спросил Эстен.

– Все, что нужно, у меня с собой, – сказал Торвальд и скрылся.

Эстен разбудил Олофа и Альферта, и втроем они повели отряд на север, двигаясь гораздо быстрее, чем шла армия Стирбьорна. Вскоре после рассвета они добрались до южной оконечности Мирквуда, лежавшего между ними и Полями Фюри. Заросли высоких елей и сосен простирались достаточно далеко на восток и запад, так что у Стирбьорна не было выбора, кроме как идти сквозь лес.

Олоф разбил отряд на более мелкие группы и отправил их во всех направлениях, чтобы те расставили западни среди папоротников, кустов и поросших мхом камней. Они снабдили ловушки деревянными кольями и шипами. Эстен обошел их все и нанес по несколько капель яда на острые части, а когда закончил, отряд отошел на приличное расстояние и повторил все те же действия. Таким образом они продвигались на север, превращая ту часть леса, через которую пролегал их путь, в место, где смерть могла ждать на каждом шагу, за каждым деревом.

Эстен волновался о поселениях и отдельных хозяйствах, прилегающих к Мирквуду. Помимо йомсвикингов яд может убить и свеев, пришедших за деревом или ягодами. Впрочем, местные жители знали, что Стирбьорн уже близко, и Эстен мог только надеяться на то, что они уже ушли куда-то из своих селений. К полудню отряд остановился, чтобы перекусить и отдохнуть возле болотистого луга вблизи Фюрис. Цветы, которыми был покрыт луг, напомнили Эстену о дочерях, которые вплетали их друг другу в волосы.

– Стирбьорн, должно быть, уже вошел в Мирквуд, – сказал Олоф. – Значит, самые невезучие из его людей уже умирают.