Текст книги "Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв."

Примечательно, что среди них были лица, проявившие во время мятежа 1537 г. исключительную верность Андрею Старицкому. И. Б. Хлызнев Колычев, в частности, возглавлял «сторожи», и именно его отряд вступил в схватку с великокняжескими войсками. Г. Д. Судок Сатин, в свою очередь, предупредил своего князя о подходе великокняжеских воевод к Старице. Судя по завещанию, тесные связи с удельными служилыми людьми сохранял Г. М. Мешок Валуев. В «шатости», в отличие от своих братьев, он не был замечен и вспоминал своего бывшего сюзерена с благодарностью («пожаловал князь Андрей Иванович»)[438]438
  ПСРЛ. Т. 8. С. 293; ПСРЛ. Т. 28. Прил. С. 357; АФЗХ. Ч. 2. № 176. С. 172.


[Закрыть]. Централь ному правительству, таким образом, не хватило настойчивости в реализации намеченного плана («вотчину ему отца его отдал и велел у него быти бояром иным и дворецкому и детем боярьским не отцовским») по замене личного состава двора старицких князей.

По наблюдению А. П. Павлова, значительное число старинных старицких вотчинников сумело сохранить свои земли на протяжении XVI в., несмотря на ликвидацию двух последовательно сменявших друг друга уделов и переход Старицкого уезда в опричное ведомство[439]439
  Павлов А. П. Опыт ретроспективного изучения… С. 112–118.


[Закрыть]. Очевидно, переселения в первую очередь затрагивали помещиков из пришлых фамилий. На положении вотчинников ломка удельного строя отражалась в меньшей степени.

Родство продолжало играть при новом старицком дворе важную роль. Как уже упоминалось выше, князья Ю. А. Меньшой Оболенский и Д. В. Чернятинский были родственниками князя Владимира Старицкого[440]440
  Внуки еще одного родственника Владимира Старицкого – князя Ф. Д. Пронского – служили в составе Государева двора, хотя и не добились там сколько-нибудь заметных назначений.


[Закрыть]. В родстве с ним находились также князья Б.П. и А. П. Хованские (конюший и дворецкий соответственно), а также Г.Т. и И. Т. Борисовы-Бороздины. Позднее к ним по воле Ивана IV добавился князь Петр Данилович Пронский, приходившийся ему двоюродным братом. Таким образом, был частично восстановлен пофамильный (но не персональный) состав старицкой боярской думы[441]441
  Братья Борисовы-Бороздины принадлежали к ветви, находившейся прежде на великокняжеской службе. Их отец в тверской писцовой книге начала 1540-х гг. был отмечен как «старый помещик», а двоюродные братья М., В. и А. Н. Борисовы в Дворовой тетради были записаны по Твери. Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 272.


[Закрыть].

В целом двор Владимира Старицкого напоминал двор его отца, хотя и отличался по личному составу представленных в нем лиц. Здесь также присутствовало большое число выходцев из второстепенных аристократических московских фамилий, многие из которых были известны только по сообщениям родословных книг. Разница состояла, пожалуй, только в одном. Благодаря Евфросинье Старицкой и ее родственникам Борисовым-Бороздиным, в составе этого двора находилось значительно большее число представителей тверских боярских родов. Братья Борисовы-Бороздины были известны в качестве воевод Владимира Старицкого. По родословным данным, в том же уделе служило сразу несколько Житовых и Кашинцевых, к которым можно добавить Яныша Киндырева и Елизара Ромейкова. Согласно тверской дозорной книге, в старицком уделе служили также местные мелкие вотчинники Федор Маринин и Иван Дягилев[442]442
  Род. кн. Ч. 2. С. 145, 147; АСЗ. Т. 1. № 114. С. 85–86; Маштафаров А. В. Старицкие монастыри… С. 135; ПМТУ. С. 223, 265. Ф. Н. Маринин в 1560 г. был сыном боярским в меновной князя Б. П. Хованского с К.В. и Г. В. Волкоморовыми.


[Закрыть].

Не следует, конечно, преувеличивать значение этого обстоятельства. Даже после роспуска старицкой корпорации некоторые местные дети боярские продолжали служить Ивану IV. Известно, например, что в 1560 г. в мене со старицким конюшим князем Б. П. Хованским участвовали дети боярские царя и великого князя братья Волкоморовы[443]443
  Маштафаров А. В. Старицкие монастыри… С. 135.


[Закрыть].

В целом двор Владимира Старицкого был крупнее. В нем было представлено значительно большее число собственно старицких землевладельцев, связанных друг с другом столетними связями свойства и родства и приходившихся через Борисовых-Бороздиных родственниками самому удельному князю. Подобное соотношение закономерно вызывало недоверие у мнительного и скорого на расправу Ивана IV. Как результат, периодические вмешательства московского правительства в состав ближайшего окружения Владимира Старицкого. В конце 1550-х гг. в удел был определен князь П. Д. Пронский. Незадолго до 1562 г. на царскую службу был взят Иван Борисов Хлызнев-Колычев. Решительное «перетряхивание» старицкого двора было произведено в 1563 г., когда «у князя Володимера Ондреевича повеле государь быть своим бояром и дьяком и стольником и всяким приказным людем… Бояр же его и дьяков и детей боярских, которые при нем блиско жили, взял государь в свое имя». Впрочем, и этот последний вариант просуществовал недолго. В 1569 г. Владимир Старицкий умер (был убит?), а его двор распущен. По сообщению Г. Штадена, казнены были также служившие ему князья и бояре[444]444
  Генрих Штаден. Записки о Московии. М., 2008. Т. 1. С. 121.


[Закрыть]. Неизвестно, были ли свои бояре и дети боярские у его сына Василия, но в любом случае смерть последнего в 1573 г. навсегда перечеркнула эту страницу. Мать Владимира Старицкого Евфросиния, через родство с которой строились многие отношения в уделе, была пострижена в монахини и сослана на Белоозеро[445]445
  Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 159, 161.


[Закрыть].

Недоверие в первую очередь было направлено на фигуру Владимира Старицкого и в меньшей степени затрагивало лиц из его ближайшего окружения, которые, теряя связь с ним, переставали рассматриваться как потенциальные изменники. Многие из удельных бояр и детей боярских в ближайшие годы сделали заметную карьеру. В 1566 г. земским боярином стал князь Петр Данилович Пронский, перешедший в 1570 г. в опричное ведомство. Дворянами 1-й статьи на Земском соборе 1566 г. были Иван Борисов Хлызнев-Колычев и Федор Романов Образцов. Блестящих служебных достижений в опричнине добился князь Василий Иванович Темкин, ставший боярином и доверенным лицом самого Ивана Грозного. Опричным боярином стал также князь Андрей Петрович Хованский. В послеопричный удел были взяты и другие старицкие дворяне[446]446
  Там же. С. 228, 272, 332, 436.


[Закрыть].

Скорее всего, как сама Елена Глинская, так и определенные лица из ее окружения в свое время были негативно настроены против Юрия Дмитровского и Андрея Старицкого, что в условиях малолетства Ивана IV имело вполне веские оправдания. Подобный подход остался лишь эпизодом в политической истории, не получившим в дальнейшем своего логичного завершения. Смерть этой правительницы привела к частичной реанимации уделов. Помимо старицкого удела, формально восстановленного в 1541 г., в 1547 г. был создан углицкий удел Юрия Васильевича. Очевидно, что для этого времени преждевременно говорить о самом Иване IV как о полноценной политической фигуре. В стране продолжалось господство боярских группировок, которые в условиях отсутствия обычного центра власти опирались на сложившиеся представления о принципах государственного устройства. Существовавшие в ней традиции, в том числе и самые консервативные, были более или менее удачно вписаны в систему взаимоотношений государственная власть – боярская аристократия. Восстановление в правах старицкого удела, создание углицкого удела доказывают заинтересованность ряда боярских фамилий в продлении существования удельной системы.

Уже говорилось о том, что боярин князь Д. Ф. Щереда Палецкий во время династического кризиса 1553 г. соглашался перейти на сторону Владимира Старицкого в случае восстановления углицкого удела. Очевидно, удельная служба при дворе своего зятя импонировала ему в большей степени, чем статус члена Боярской думы. Данный пример при всей его относительности демонстрирует готовность некоторых лиц, в том числе и весьма высокого ранга, переходить на удельную службу.

Удельная система находила понимание и поддержку со стороны самого Ивана IV. В 1560 г. углицкий удел был вновь формально восстановлен. Двор Юрия Углицкого был укомплектован служилыми людьми «особно бояр и дворецкого и дияков и дворян и столников и стряпчих и всякых приказных людей, как довлеет быти всякому государьскому чину». Собственное княжество было создано для царя Симеона Касаевича, получившего Звенигородский уезд[447]447
  ПСРЛ. Т. 13. 2-я половина. С. 329; Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 143.


[Закрыть]. Впоследствии Иван Грозный предполагал масштабное разделение страны между своими сыновьями Иваном и Федором, не говоря уже об опричнине, вобравшей в себя большое количество черт типичного удельного княжества.

Удельно-вотчинная система, рассматриваемая А. Л. Юргановым «как система разделенной семейной собственности с правом верховной власти в распоряжении всей территории государства», отвечала интересам не только правящей династии, но и определенных кругов служилых людей. В этом отношении можно согласиться и дополнить мнение этого исследователя о бессмысленности борьбы за ликвидацию удельной системы. Другой вопрос, какая удельная система устраивала две эти заинтересованные стороны. На протяжении XV и XVI вв. постоянно осуществлялся процесс универсализации удельных княжеств под общегосударственные стандарты. Сами удельные князья постепенно теряли свои права, превращаясь со временем в номинальные (церемониальные) фигуры, реальная власть над владениями которых переходила в руки исполнителей из центрального аппарата.

Одновременно ситуация развивалась и в другом направлении: чем больше усилий предпринималось по ограничению состава удельных служилых людей, тем более тесными становились их внутренние связи. Если добавить к этому естественное сближение удельной элиты со своими князьями, проявлявшееся в брачных и, возможно, крестородственных отношениях, то вырисовывалась далеко не самая радужная для центральной власти картина, особенно при наличии тесных контактов представителей удельных дворов со своими родственниками на государевой службе. Именно подобные контакты сыграли свою роль во время династического кризиса 1553 г.

Как следствие, возникала необходимость постоянного контроля, инструментами которого были определение на удельную службу доверенных лиц и соглядатаев, переманивание на свою службу удельных бояр и детей боярских и, как исключительная мера, роспуски удельных дворов. В этом отношении можно говорить об определенной закономерности старицкого мятежа 1537 г. и последующего восстановления старицкого удела. Оба эти события были отражением существующих при московском дворе политических традиций, демонстрируя их крайние формы, в условиях продолжающейся борьбы за власть. Внимание к судьбам удельных князей и, соответственно, удельным дворам значительно повышалось во время политических и династических кризисов (1533, 1537, 1553 гг.). В более спокойной политической атмосфере уделам придавалось значительно меньшее значение, соответствующее их реальному, достаточно скромному положению в системе русской государственности.

Соответствующим образом выстраивались отношения государственной власти со служилыми людьми из ликвидируемых удельных княжеств. Лишаясь своих князей, быстро теряя черты корпоративной замкнутости, они не только не представляли угрозы, но и воспринимались на равных с другими детьми боярскими, а в некоторых случаях и с членами Боярской думы, без каких-либо ограничений, свойственных их статусу. Длительное существование подобных групп, в большинстве случаев не имевших традиций преемственности друг с другом, было обусловлено самим фактом постоянной пролонгации удельной системы, инициируемой центральной властью.

Глава 3
Служилые иностранцы

Под пером составителей дворянских родословных XVI–XVIII вв. родословные предания о «выездах» прародителей той или иной фамилии разрослись пышными генеалогическими легендами, в которых «честные мужи» приезжали на службу к первым московским князьям из всех сопредельных стран. В действительности число таких примеров было весьма ограничено. С определенной долей условности всех иностранцев можно было разделить на две группы.

Эпизодически детьми боярскими становились выходцы из дальнего зарубежья. Одна из первых жалованных грамот на кормление была выдана при Дмитрии Донском на Печору Андрею Фрязину «как было за его дядею за Матфеем за Фрязиным». Позднее, уже в 1460-х гг., Влас Фрязинов был одним из двинских волостелей и вкладчиком в Кирилло-Белозерском монастыре. Фамилия этих вологодских землевладельцев может свидетельствовать об их происхождении из Италии. На службе у московских князей подвизался Иван Фрязин (Джан Батиста делла Вольпе). Еще один итальянец, Марк (Россо), был послом к Узун Хасану. В православие перешел в 1492 г. Иван Сальватор, «каплан белых чернцов Августинова закона», пожалованный за это селом и ставший основателем фамилии Спасителевых. Уже в 1495 г., несмотря на прежнюю специализацию, он был отмечен среди дворовых детей боярских в разряде новгородского похода «миром»[448]448
  АСЭИ. Т. 3. № 4. С. 16; № 15. С. 31; № 16. С. 33; АСЭИ. Т. 2. № 232. М., 1958. С. 153–154; ПСРЛ. Т. 18. С. 220, 235, 237, 241, 244, 245, 276; Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. Л., 1971. С. 14, 16, 18 и далее; РК 1475–1598. С. 25.


[Закрыть]. К слову сказать, этот пример был весьма примечательным. Остальные итальянские мастера, как и выходцы из германских земель, порой довольно высокого ранга, могли владеть поместьями[449]449
  В житии Даниила Переславского сохранился эпизод о нападках на него одного из соседей – некоего Иоанна Немчина, обвинявшего его вместе с другими окрестными землевладельцами в намерении завладеть их поместьями.


[Закрыть]. Уже в правление Василия III, по данным Сигизмунда Герберштейна, на службе у великого князя находилось 1500 пехотинцев из разных стран, которые были поселены в отдельной слободе. Был представлен также отряд конных аркебузьеров[450]450
  Черникова Т. В. Иноземцы в русской жизни XV–XVI в. // Вестник МГИМО. 2011. № 6. С. 147.


[Закрыть]. Тем не менее сохранившиеся источники показывают отсутствие представителей этой категории в разряд детей боярских, что, видимо, было обусловлено существовавшими особенностями организации военной службы, основной сферы деятельности этой категории служилых людей.

Количество итальянцев заметно возросло после брака Ивана III с Софьей Палеолог[451]451
  Матасова Т. А. Русско-итальянские отношения в политике и культуре Московской Руси середины XV – первой трети XVI в. Дис. … канд. ист. наук. М., 2012.


[Закрыть]. Это событие заметно увеличило и роль греков при дворе великого князя, которые быстро сформировали здесь достаточно влиятельную диаспору. Вслед за ранее упомянутыми Ховриными, породнившимися через князей Патрикеевых с великокняжеской семьей и в течение нескольких поколений исполнявшими обязанности казначеев, высокого положения удалось добиться Траханиотовым, Ласкаревым, Ларевым и Мануилу Ангелову. Многие греки становились печатниками, а также активно были задействованы в дипломатической деятельности[452]452
  Зимин А. А. Формирование… С. 270–276.


[Закрыть]. Не преуменьшая степень влияния членов этого землячества (а в некоторых вопросах оно было весьма значительно), необходимо отметить как немногочисленность, так и исключительно придворный характер их деятельности. В XVI в. с прекращением притока новых соотечественников потомки выезжих греков быстро ассимилировались, потеряв свою идентичность.

Отдельные эмигранты могли попадать и из других стран. В Новгородской земле на рубеже XV–XVI вв. известен был помещик Иван Михайлов Турчин (в другом месте Турченин). В более поздних писцовых описаниях конца 1530-х гг. на той же территории фигурировали уже пушкари Иван и Федка Турчаниновы. Характерное фамильное прозвище может указывать на выезд И. М. Турчина из Турции. В дальнейшем Турчаниновы также были представлены в составе новгородской корпорации. Более определенно можно говорить об иностранном происхождении семьи переславских помещиков начала – середины XVI столетия Исупа и его сына Урака Турчаниновых[453]453
  НПК. Т. 3. Ст. 131–134; РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 17145. Л. 167; Алексеев Ю. Г. Аграрная и социальная история… С. 156–157.


[Закрыть]. Известны были также среди детей боярских Волошениновы.

Более многочисленными были представители соседних государственных образований. Сразу необходимо оговориться, что чужеродными элементами, безусловно, не были представители различных княжеств и земель Северо-Восточной и Северо-Западной Руси, «инокняжцы», находившиеся, несмотря на имеющиеся между ними различия, в одной системе координат. С определенными оговорками это наблюдение распространяется и на выходцев из западнорусских земель, особенно на начальных этапах возникновения Великого княжества Литовского.

Уже в начале XIV в. (конце XIII в., если брать пример царевича Петра) на службе у князей Северо-Восточной Руси известны были татары. Их число заметно увеличилось в результате конфликтов внутри Джучиева улуса. Вне зависимости от достоверности родословных легенд, некоторые видные московские служилые фамилии определенно имели татарское происхождение: Старковы-Серкизовы, Мячковы, возможно, также Телебугины. В 1392 г. крещение приняли «двора царева постелныки» Бахты-хозя, Кидырь-хозя и Мамат-хозя. Вероятный ордынец Турабей был владельцем двора в Москве и земель под Суздалем[454]454
  Кузьмин А. В. На пути в Москву… М., 2015. Т. 2. С. 195–286; Гиппиус А. А., Зализняк А. А., Коваль В. Ю. Берестяная грамота из раскопок в Московском Кремле // Московский Кремль XV столетия. М., 2011. Т. 1: Древние святыни и исторические памятники. С. 452–455.


[Закрыть]. Из семьи бывшего татарского баскака происходил Пафнутий Боровский. Новокрещен татарин Ермолай служил также Василию Боровскому. Подобные примеры были известны и в других княжествах, прежде всего в Рязанском (Селивановы и Коробьины, вероятно, Вердеревские и Измайловы и др.), ростовский род царевича Петра. Очевидно, что на ранних этапах формирования служилой системы татарские выходцы знатного происхождения имели все шансы войти в боярскую среду.

Стоит отметить, однако, одно важное обстоятельство. Привлечение массовых источников рубежа XV–XVI столетий: новгородские писцовые книги, разъезд владений сыновей Ивана III с великокняжескими владениями, показывают крайне незначительное число помещиков, недавнее татарское происхождение которых можно достоверно подтвердить (первое и второе поколение). В Новгородской земле среди них были коломенцы Новокрещеновы, князь Борис Тебет Уланович и вероятные холопы князей Патрикеевых Телехтемировы (один из них носил характерное имя Измаил). Несколько позднее к ним добавились братья Новокщеновы (Татариновы). Всего же в Новгородской земле получили поместья более 1500 человек, представлявших практически все уезды Московского государства, где существовало служилое землевладение. Налицо явная единичность испомещения «новокрещенов», притом что для Телехтемировых этот процесс имел уже вторичный характер.

Подобным образом обстояло дело и в подмосковных уездах. В разъезде (серии разъездов) уделов с великокняжеским «доменом» начала XVI в. татары упоминаются лишь однажды. В Звенигородском уезде им принадлежала Дмитриевская слободка. Обращает внимание коллективный характер их землевладения, характерный для кормлений. Употребление словосочетания «за татары» показывает, что, в отличие от Новгородской земли, речь в данном случае не шла о новокрещенах, то есть упомянутые «татары» сохранили свою конфессиональную принадлежность. В дальнейшем в уделе Юрия Дмитровского этот татарский анклав был быстро расформирован. В 1529 г. Саввину Сторожевскому монастырю были пожалованы две деревни Татарской (Дмитриевской слободки). В этой жалованной грамоте перечисляются их прежние владельцы – помещики Василиса Васильевская Таболова, Иван Ртищев и братья Микитины Тишковы[455]455
  ДДГ. № 95. С. 379–380; Саввин Сторожевский монастырь в документах XVI века (из собраний РГАДА). М., 1992. № 7. С. 13.


[Закрыть]. В посольских книгах встречаются упоминания об еще нескольких татарских анклавах, расположенных в Коломенском уезде, подмосковных станах и волостях Ростуново, Щитово, Левичин, Сурожик, Берендеево, Ижва, Перемышль. Они служили непосредственно «государю всея Руси». Некоторые татары находились также на службе у Михаила Верейского. Их имена встречаются в посольских книгах в качестве гонцов и лиц, сопровождающих различные посольства. Численность этих татар была весьма внушительна, достигая нескольких сотен, хотя их статус, видимо, оставался сравнительно невысоким[456]456
  Зайцев И. В. Великокняжеские служилые татары в XV – первой половине XVI в. и их землевладение в Московском крае.
  [Электронный ресурс] Адрес доступа: http://srch.slav.hokudai.ac.jp/ jcrees/2013Osaka/14Zaytsevs.pdf (дата обращения: 03.10.2020); Моисеев М. В. Тенешевы-Бакшеевы: семья переводчиков и толмачей второй половины XVI в. // Переводчики и переводы в России конца XVI – начала XVIII столетий. Материалы межд. науч. конф. Москва, 12–13 сентября 2019 г. М., 2019. С. 83–87; Он же. Землевладение служилых татар в Коломенском уезде в конце XVI в. (предварительные замечания) // Вестник Ун-та Дмитрия Пожарского. 2017. № 2 (6). С. 236–247.


[Закрыть].

На службе у Ивана III находились татарские царевичи (Касим и его сын Данияр, Нур-Давлет, его сыновья Сатылган и Джанай и брат Айдар, Джанибек, уже упомянутый Абдул-Латиф). Все они были окружены «князьями и казаками». Знатное происхождение имели Бахтияр улан и Курчбулат улан, а также мирза Канбар. Большинство из них не меняло свое вероисповедание, что делало невозможным получение ими статуса детей боярских, хотя некоторые из них были весьма близки к ним по своему положению. При крещении наиболее знатные из татар, пользующихся индивидуальным статусом, в источниках начинают фигурировать с княжеским титулом[457]457
  Беляков А. В. Канбаровы (Камбаровы) в Московском государстве XVI–XVII вв. // Средневековые тюрко-татарские государства. 2017. № 9. С. 15–20; Он же. Землевладение ногайских мирз и князей в России второй половины XVI–XVII вв. // Сб. статей по русской истории в честь А. И. Гамаюнова к его 60-летию от друзей и коллег. М. 2019. С. 85—106. Он же. Землевладение ногайских мирз в Романовском уезде второй половины XVI – первой половине XVII в. // ДРВМ. 2017. № 3 (69). С. 15–16.


[Закрыть].

Длительную историю имел статус правителей так называемого Темниковского княжества в Мещере, на протяжении столетий сохранявших приверженность исламу. После завоевания Вятки были признаны владельческие права арских князей, выступавших в качестве вассалов московских великих князей. Особенность их положения подчеркивалась употреблением в жалованных грамотах полного титула[458]458
  Беляков А. В. Темников XV–XVII вв. – город с особым статусом // Вызов времени: становление централизованных государств на Востоке и Западе Европы в конце XV–XVII в. Калуга, 2019. С. 423–430; Тришкина М. В. Новые грамоты арским князьям на Вятке // СА. № 4. 1989. С. 67–71; Исхаков Д. М. Арские князья и нукратские татары (Историко-этнографические сведения, генеалогия, клановая принадлежность, место в социально-политическоой структуре Казанского ханства и Русского государства). Казань, 2010.


[Закрыть]. А. В. Азовцев обратил также внимание на жалованную грамоту 1524 г. Кулчуку Каракучукову на поместье в Гусской волости Владимирского уезда. В этом документе адресат грамоты рассматривался как один из великокняжеских служилых людей, преемник предыдущего помещика Михаля Курбатова. В 1549 г. упоминаются татары поместные Девлечар Баймаков «с товарыщи». Уже в первой половине XVI в. поместья в Мещере принадлежали Кугушевым[459]459
  Азовцев А. В. Новые источники по истории землевладения касимовских татар // РД. Вып. 5. С. 68–70; АСЗ. Т. 1. № 59. С. 51; АСЗ. Т. 3. № 185. С. 155–156.


[Закрыть].

Очевидно, такая постановка вопроса устраивала центральное правительство. Незначительное количество новокрещенов при общей недостаточности числа служилых людей этого времени объяснялось, видимо, очевидными проблемами их организации и последующего управления в условиях обязательной службы. Значительно проще было оставить их в ведении их собственных лидеров из числа царевичей, уланов и мирз, тем более что существование вассальных татарских «царств» (прежде всего Касимовского) на территории страны имело большое внешнеполитическое значение.

Эта тенденция сохранила свое значение вплоть до середины XVI в. Общее число новокрещенов из числа татар оставалось сравнительно небольшим. Не считая царевича Петра Ибрагимовича (Худай-Кула) и нескольких других новокрещеных «царевичей», известно всего несколько примеров татар-новокрещенов более низкого ранга. В разрядах 1530—1540-х гг. неоднократно фигурировал князь Михаил Умар Мавкин. На службе у Андрея Старицкого находился Василий Баранчеев. Не позднее 1540-х гг. на московской службе оказались тысячники новокрещеные князья Иван Мавкошев Теукечеев и Семен Владимиров Бибеев. Последний был записан по Ржеве, где в реликтовом слое писцовой книги 1588–1589 гг. (относится к 1550-м гг.) фигурировало еще несколько имен татарских выходцев – князья Иван Ихметев и Иван Фаруков, которые вполне могли обосноваться здесь одновременно с ним[460]460
  РК 1475–1598. С. 91, 97, 98, 102, 105, 115, 116; АСЗ. М., 2008. Т. 4. № 16. С. 14–15; ТКДТ. С. 61, 198; Писцовая приправочная книга 1588–1589 годов уезда Ржевы Володимеровой («половина князя Дмитрия Ивановича»). М.; СПб., 2014. С. 130, 179, 316, 346. Возможно, уже в 1540-х гг. поместья в Можайском уезде принадлежали нескольким служилым татарам.


[Закрыть].

Анализ Дворовой тетради 1550-х гг. показывает, что из более чем 4100 записанных здесь лиц, несмотря на обилие фамилий восточного происхождения (Мансуровы, Гиреевы, Муратовы, Шерефединовы, Урусовы), татарское происхождение, кроме уже названных князей Умаровых и Теукечеева, можно подтвердить лишь для нескольких лиц: князь Петр Шайсупов (из казанских татар), Андрей Исупов Новокрещенов, двое литовских татар князья Иван Казак и Азбедреев (имя явно искажено) Исупов и Яков Семенов Услюмов Новокрещеного[461]461
  ТКДТ. С. 155, 158, 171, 175.


[Закрыть]. Остальные служилые татары либо не находились среди дворовых, находясь на более низкой ступеньке городовых детей боярских, либо сохраняли верность исламу и в этом случае на протяжении поколений сохраняли свою чужеродность в служилой среде. Проблема адаптации большого массива татар в служилую среду приобрела актуальность лишь после завоевания Казанского ханства и решалась с переменным успехом в последующие десятилетия.

Более сложным является вопрос о «литвинах» – выходцах из Великого княжества Литовского, а позднее и Речи Посполитой. Их проникновение в служилую среду происходило на протяжении всего существования Московского государства, значительно усилившись с расширением его границ. Этот растянутый во времени процесс на разных этапах проходил под влиянием различных факторов, которые определяли его интенсивность и оказывали влияние на статус «литвинов» на государевой службе.