Текст книги "Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв."

В исторической литературе было высказано мнение о молодости «постельников»[138]138
  Назаров В. Д. Генеалогический состав постельников Ивана III (по списку двора 1495 г.) // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 2001. С. 145; Грязнов А. Л. Белозерские князья… С. 149.


[Закрыть]. Далеко не во всех случаях оно отражало действительное положение вещей. Ярец Зайцев в 1490 г. ездил с посольством в Казань. В том же году Хозюк Повадин встречал имперских послов в Клину. Приставом на Москве у них был печально известный впоследствии Иван Берсень Беклемишев. В 1492 г. он был послом в Литве. В дипломатической деятельности был задействован и Мануил Ангелов, отправленный в 1493–1494 гг. с посольством в Венецию и Милан[139]139
  Сб. РИО. Т. 41. С. 96; Памятники дипломатических сношений Древней Руси с державами иностранными. СПб., 1851. Т. 1. Ст. 25–26; Сб. РИО. Т. 35. С. 60, 68; Зимин А. А. Формирование… С. 275.


[Закрыть]. Вряд ли подобные ответственные поручения могли исполнять недавние юноши.

Общее же количество перечисленных здесь «постельников» кажется явно чрезмерным. В разряде новгородского похода 1495 г. было отмечено 76 человек. Еще четверо (другие лица) были обозначены в свите великой княжны Елены несколькими месяцами ранее, причем составы «постельников» в двух этих источниках не имели пересечений. Более того, Андрей Шелешпальский в первом случае представлял князей Белозерских в княжеской части разряда. По наблюдению А. Л. Грязнова, к этому времени он находился уже в довольно зрелом возрасте. Фигурировавший среди «постельников» Борис Хомяков в свите Елены числился «с истобники». Известно, что в указанное время должности явных постельничих (ведали постельничим путем) исполняли всего два человека – Иван Ерш и Василий Сатин[140]140
  Грязнов А. Л. Белозерские князья… С. 147; Сб. РИО. Т. 35. С. 164; РК 1475–1598. С. 25.


[Закрыть]. В дальнейших разрядах также всего о двух лицах, одновременно являвшихся постельничими. Очевидно, что обилие «постельников» в документах 1495 г. имело эпизодический характер. Это были, скорее всего, дети боярские Государева двора, приписанные в помощь дворцовым чинам во время поездки великого князя и его окружения. Соответственно, лица княжеского происхождения рассматривались как часть этой группы, что отражалось на их обозначении.

Пропуск княжеского титула для некоторых фамилий не был случайностью. В списке детей боярских в свите великой княжны Елены без титула были названы А. Ю. Шеле шпальский, Фуник Кемский, Христианин Андомский. Можно заметить, что все они были выходцами из князей Белозерских, как и названные в разряде 1495 г. Михаил Погожий, Иван Лыско и Ахметек (Иоаким) Согорские, Иван (Брат, в тексте разряда) Голова Шелешпанский. Стоит добавить, что еще двое представителей этого рода – Цигор и Володя Согорские были среди детей боярских в походе «на вогуличи». В разрядной записи они также не были обозначены как князья. Без титула был отмечен в писцовой книге Водской пятины Гаврила Белосельский, хотя это обстоятельство и можно было списать на его недавнюю службу в качестве холопа[141]141
  Грязнов А. Л. Белозерские князья… С. 149–151; НПК. Т. 3. Ст. 520; РИБ. Т. 22. Ст. 26.


[Закрыть].

Представители Белозерских котировались в конце XV в. в делопроизводственной среде не слишком высоко. В Шелонской пятине представители Белосельских, уже с княжеским титулом, получили незначительные по своим размерам поместья, характерные для городовых детей боярских (менее 20 обеж). Косвенно низкий статус Белозерских среди других «князей» подтверждается крайней немногочисленностью их имен в «княжеской» части разряда 1495 г. Здесь было отмечено всего два имени – князья Иван Карголомский и Андрей Шелешпальский[142]142
  ПСРЛ. Т. 23. С. 186; Бенцианов М. М. «Княжеский элемент»… С. 111–112; РК 1475–1598. С. 25. Среди «князей» (хотя и без титула) в разряде свадьбы князя В. Д. Холмского упоминался также И. С. Голенище Андомский.


[Закрыть].

Несколько раз без титула упоминались некоторые представители князей Стародубских. Примечательно, что названные в разряде 1495 г. Иван Небогатый Голицын и Иван Гагарин были двоюродными братьями. И. М. Гагарин фигурировал также в тексте писцовой книги Водской пятины, причем один раз также с усечением титула[143]143
  НПК. Т. 3. Ст. 145, 306–312. Ему принадлежало довольно крупное поместье размером в 50 обеж.


[Закрыть].

В. Д. Назаров высказал предположение, что особенности записи И. М. Гагарина, а возможно, и И. В. Небогатого были вызваны спецификой их служебно-поземельного отношения, утратой «прародительских вотчин» и потерей связей с корпорацией князей Стародубских[144]144
  Назаров В. Д. Служилые князья… С. 202.


[Закрыть]. Отмеченный фактор не имел в глазах московских делопроизводителей решающего значения. Представители нескольких различных ветвей князей Белозерских в конце XV столетия были полноценно представлены в качестве вотчинников на территории Белоозера и, как показывает список погибших в казанском походе 1506 г., принимали участие в походах большими родственными группами. Позднее без княжеского титула в разрядах регулярно упоминались князья Волконские (Митя и Потул), которые также продолжали владеть своими родовыми вотчинами. О. И. Хоруженко обратил внимание на то, что даже в завещании близкого к этой фамилии Г. М. Валуева Волконские титуловались князьями непоследовательно: Нечай, Иван и Дмитрий Потуловы именовались без титула, хотя Тимофей Волконский был назван князем[145]145
  Хоруженко О. И. Родословие как конструкция родовой памяти. Текстология родословных росписей князей Волконских XVI–XVII вв. // Диалог со временем. М., 2012. Вып. 41. С. 206.


[Закрыть].

Причина заключалась, скорее всего, в не слишком высоком служебном статусе названных лиц. У И. В. Небогатого был брат Семен Голица. Его поместье в Шелонской пятине отличалось весьма скромными наделами. Всего ему досталось 15 обеж, уровень рядового сына боярского очень невысокого ранга. Несмотря на знатное происхождение, ему не было выделено дополнительных «придач». В конце 1530-х гг. он продолжал довольствоваться прежним поместьем, что, видимо, объяснялось его невысокими служебными качествами. Сам Иван Небогатый по родословной был ловчим, должность слабо совместимая с его княжеским происхождением.

А. В. Кузьмин показал различия, существовавшие в документах официального и частного происхождения применительно к князьям Порховским[146]146
  Кузьмин А. В. На пути в Москву… Т. 1. С. 162–165.


[Закрыть]. В противоположность приниженному статусу князей Белозерских в источниках центральной канцелярии в синодике 1506 г., не говоря уже о комплексе поземельных актов, все представители этого рода (11 человек) значились с княжеским титулом.

Уже говорилось о том, что усечение княжеского титула фиксируется в записи некоторых лиц в писцовой книге Водской пятины. Такие примеры были характерны для представителей захудавших фамилий, обладавших низким статусом. Помимо И. М. Гагарина и некоторых Мещерских без титула была записаны братья Путятины Елецкого. Приведенные факты «очищения» указывают на внимание, которое продолжало уделяться носителям княжеского титула. Позднее, когда княжеский титул перестал иметь то же значение, превратившись в формальность, сыновья и родственники названных лиц упоминались уже исключительно вместе с ним. С княжеским титулом в писцовой книге Водской пятины конца 1530-х гг. и в более поздних источниках назывались Путятины и Мещерские (потомки и родственники Григория и Василия Ивановых Мещерских). Титул вернулся даже к потомкам Г. Ф. Белосельского, получившего поместья вместе с другими бывшими холопами И. И. Салтыка Травина[147]147
  Бенцианов М. М. «Княжеский элемент»… С. 108, 109, 111–112.


[Закрыть].

Очевидно, что сохранение княжеского титула предполагало наличие определенного положения. На положении «князей» находились лица разного уровня. За пределами круга владетельных князей и примыкающих к ним членов родовых княжеских групп существовала большая разница между, например, могущественными князьями Патрикеевыми и куда менее примечательными князьями с московсколитовского пограничья, ищущими счастья при московском дворе. В первом случае существовали значимые предпосылки для передачи высокого положения и набора сопутствующих княжеских прав по наследству. Помимо кровного родства с правящей династией Великого княжества Литовского Патрикеевы породнились также с семьей московских князей. В своем завещании Михаил Верейский упоминал «брата» своего князя Ивана Юрьевича – И. Ю. Патрикеева. Родством с семьей великого князя могли похвастаться и другие виднейшие княжеские фамилии. В 1500 г. состоялась свадьба князя Василия Дмитриевича Холмского с дочерью Ивана III Феодосией. На дочери Романа Мезецкого Елене был женат Андрей Углицкий, что, вероятно, стало в будущем одной из причин московской ориентации его сына Михаила. В свою очередь Борис Волоцкий состоял в браке с Юлианией, дочерью князя Михаила Холмского[148]148
  ПСРЛ. Т. 24. С. 188.


[Закрыть]. В родстве с великокняжеской семьей находились также князья Бабичевы. Аграфена, дочь Василия Бабича, в 1485 г. вышла замуж за Ивана Рязанского, племянника «государя всея Руси»[149]149
  Зимин А. А. Формирование… С. 31–32; Kollmann N. Kinship and Politics in medieval Russia: The making of the Muscovite Political System. 1345–1547. Stanford, 1987. P. 133–140; ПСРЛ. СПб., 1863. Т. 6. С. 237.


[Закрыть]. Ее дочь позднее стала женой Ф. И. Бельского.

Ряд княжеских фамилий получил представителей в Боярской думе. Со временем они обросли брачными связями со старомосковскими боярскими семьями, что также обеспечивало им необходимые предпосылки высокого статуса в ближайшем будущем.

Абстрагируясь от вопроса о суверенных правах на территории прежде независимых княжеств, для владетельных князей невысокого ранга гарантией сохранения их статуса было сохранение родовых земель, кровная связь и поддержка со стороны родственников. М. И. Давыдов отмечал у князей Стародубских развитую систему семейно-клановых и правовых отношений, проявлявшуюся в том числе в наследовании выморочных «отчин»[150]150
  Давыдов М. И. Стародуб Ряполовский в XIII – 70-х гг. XVI в.: политическое развитие, административно-территориальное устройство, эволюция структур землевладения. АКД. Владимир, 2004. С. 15.


[Закрыть]. Не меньшее значение имели их военный потенциал, а также наличие вотчин на стратегически важных направлениях военных действий.

Представители родов владетельных князей, со временем объединенные в особые княжеские корпорации, «локальные корпорации служебных князей», по определению В. Д. Назарова, или «территориально-генеалогические корпорации» у В. Б. Кобрина, заняли свое место в составе великокняжеского двора, а также в составе дворов удельных князей московского дома. Сохранение поземельных связей способствовало поддержанию внутреннего единства. Членство в составе таких корпораций сохранялось за счет этого и при выполнении ими «боярских» обязанностей, а также при последующем проникновении некоторых их представителей в Боярскую думу[151]151
  Назаров В. Д. Служилые князья… С. 195; Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 79.


[Закрыть].

Для массы потомков княжеских фамилий, оторванных от родовых земель, решающее значение для сохранения статуса имело создание новых поместных корпораций на окраинах страны. В этих корпорациях воссоздавалась привычная для Государева двора тройственная структура, в которой князьям отводилась роль военачальников, лидеров по своему происхождению, для местных служилых людей. «Князьями» в составе поместных корпораций на равных становились представители старых владельческих родов Северо-Восточной Руси и пришлые литовские и татарские (в меньшей степени) выходцы. Переселяясь из родовых центров землевладения (зачастую принудительно), они тем не менее сохраняли свой прежний статус на новых местах службы. Вопрос о наличии или отсутствии у них родовых вотчин не имел в этом случае принципиального значения.

К сожалению, судить о масштабах и значении этого процесса можно только на основании ретроспективного изучения более поздних источников. В Дворовой тетради в нескольких территориальных рубриках фиксируется последовательная запись носителей княжеского титула. Они, как правило, занимали место на ступень ниже «бояр», то есть представителей фамилий, претендовавших в силу своего происхождения (прецедентов получения аналогичных должностей их предками) и служебных назначений их близких родственников на членство в Боярской думе. Среди подобных рубрик «Тула» (Волконские), «Боровск» (Мещерские и Елецкие), «Можайск» (Мещерские и Кропоткины), «Вязьма» (братья Гундоровы, В. И. Тулупов, С. Ю. Деев и Гагарины), «Дорогобуж» (Звенигородские и Н. И. Мезецкий), «Белая» (Хворостинины и Елецкие), возможно, также «Тверь» (Елецкие) и «помещики тверские» (Гагарины). За исключением Волконских все они представляли пришлые фамилии. Среди вяземских помещиков, учитывая расхождение родственных линий, Гагарины должны были обосноваться на новом месте службы не позднее первого-второго десятилетия XVI в. Примерно в это же время здесь мог получить поместье князь Василий Гундоров[152]152
  ТКДТ. С. 165, 173, 184, 188, 192, 193, 195, 197. Ранее В. И. Гундоров, как и его отец, был новгородским помещиком.


[Закрыть].

Скорее всего, уже в первое десятилетие XVI в. «князья» заняли свое место в структуре некоторых служилых корпораций, с которыми была связана их дальнейшая судьба. Характер службы представителей этой категории виден на примере Несвицких. Эти литовские выходцы несколько раз появлялись на московской службе. В конечном итоге здесь утвердилась линия князя Данилы Несвицкого. Согласно Дворовой тетради, ее представители служили по Костроме. С Костромой, а в более общем смысле с восточной границей, была связана служба нескольких поколений этой фамилии. В 1484–1485 гг. Василий и Иван Несвицкие были волостелями в Шухомаше Костромского уезда. Позднее, в 1508 г., В. Д. Несвицкий возглавлял отряд костромичей, галичан и городецких татар, выдвинутых в поддержку мятежного князя М. Л. Глинского. Его сын Данила регулярно встречался в разрядах, будучи воеводой в Унже (с В. Ляпуном Несвицким), Чухломе, Галиче, Плесе, Костроме и Васильгороде. Землевладение и княжеское происхождение Несвицких в этом случае обеспечили выполнение ими регулярных «стратилатских» назначений[153]153
  ТКДТ. С. 148; Голубцов И. А., Назаров В. Д. Акты XV – начала XVI века // СА. № 5. 1970. С. 85; РК 1475–1605. Т. 1. Ч. 1. С. 103, 207, 212, 213, 217, 221, 229, 230, 232, 246, 270, 283, 292, 305, 314, 356.


[Закрыть].

Постепенно потомки княжеских фамилий по своему положению сближались с местными дворовыми детьми боярскими. Показателями подобного сближения были в том числе их брачные связи. В качестве примера можно привести справку о родстве несостоявшейся невесты Ивана Грозного княжны Овдотьи Гундоровой, сделанную в 1547 г. Ее отец князь Василий Гундоров, один из потомков князей Стародубских, получивший поместье в Вяземском уезде, был женат на Фетинье Бутурлиной. Сестры Овдотьи были выданы замуж за Горяина Дементьева и А. Годунова[154]154
  Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. // Вопросы истории. 1976. № 10. С. 119.


[Закрыть]. Все это – представители нетитулованных фамилий. Многие из них были связаны с Вяземским уездом. Наличие княжеского титула в этом случае переставало иметь какое-либо принципиальное значение. Дальнейшая история «князей» как обособленной группы (нескольких групп) с особым статусом в составе Государева двора была связана с узкой прослойкой служилых князей, а также с несколькими родовыми княжескими корпорациями.

Княжеские корпорации

Служилые князья XVI в. получили достаточно подробное освещение в современной историографии[155]155
  Веселовский С. Б. Последние уделы в Северо-Восточной Руси // Исторические записки. 1947. Т. 22. С. 101–131; Зимин А. А. Формирование… С. 122–153; Бычкова М. Е. Состав класса феодалов в России XVI в. М., 1982. С. 29–73; Беликов В. Ю., Колычева Е. И. Документы о землевладении князей Воротынских во второй половине XVI – начале XVII в. // АРИ. Вып. 2. С. 93—129; Антонов А. В. К истории удела князей Одоевских // РД. М., 2001. Вып. 7. С. 258–285.


[Закрыть]. В целом стоит подытожить некоторые выводы об особенностях их положения. В начале века к числу служилых князей принадлежало всего несколько лиц: Василий Шемячич, Семен Стародубский[156]156
  В. И. Шемячич и С. И. Стародубский обладали также некоторыми признаками удельных князей.


[Закрыть], Федор и Семен Бельские, князья Трубецкие, Белевские, Воротынские, Одоевские и, вероятно, также В. Д. Пенков и некоторые князья тверского дома (Микулинские и Дорогобужские). Всего не более 25 человек, отличавшихся друг от друга по размерам владений, военному потенциалу и положению на предыдущем месте службы при литовском дворе (за исключением В. Д. Пенкова и тверских княжат).

В 1508 г. выехал на службу князь Михаил Глинский. Позднее, в 1526 г., к числу служилых князей присоединился также князь Федор Мстиславский. Из всего этого не слишком многочисленного круга владения Ф. И. Бельского, М. Л. Глинского и Ф. М. Мстиславского были великокняжескими пожалованиями. Их получение во многом было связано с происхождением (менее применимо к М. Л. Глинскому) и высоким статусом этих персон. Важное значение имело родство Гедиминовичей с правящей династией Великого княжества Литовского. Сам факт длительного существования служилых князей юго-западного пограничья во многом был связан с особенностями московско-литовских отношений, где эффективно использовался их полунезависимый статус.

В добавление к своим «отчинам» служилые князья получали кормления и поместья в центральных уездах страны. Помещиком Можайского уезда уже на рубеже XV–XVI веков был Василий Швых Одоевский. В 1533 г. поместья «княж Ивановских людей Воротынского» располагались в «Мещоску и Козельску», которые не принадлежали к числу наследственных владений этой фамилии. В можайской писцовой книге среди имен помещиков 1540-х гг. упоминается Богдан (Семен) Трубецкой. В Малоярославецком уезде поместье принадлежало Владимиру Воротынскому. Как показывает пример М. Л. Глинского, представители этой категории могли приобретать вотчины[157]157
  ДДГ. № 96. С. 396, 397; АСЗ. Т. 4. № 427. С. 317; РГАДА. Ф. 1209. Кн. 10815. Л. 1198 об.; РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Кн. 539. Л. 413; АРГ. № 286. С. 286–287.


[Закрыть].

Общее количество служилых князей постоянно сокращалось, как по причине бездетных смертей, так и в результате периодически инициируемых центральным правительством конфликтов, приводивших к опалам и конфискациям их земель. К середине XVI в. в Дворовой тетради без учета недавно добавившихся князей Черкасских и Мутьянских насчитывалось всего несколько фамилий служилых князей: Бельские, Трубецкие, Александр и Михаил Воротынские, Одоевские, Василий Михайлович Глинский. Постепенно уменьшался и объем их суверенных прав, так что для некоторых из них принадлежность к этой категории становилась простой данью традиции[158]158
  Ф. М. Мстиславский в 1533 г. был лишен права сбора дани со своих земель.


[Закрыть].

Ахиллесовой пятой служилых князей был личный характер их взаимоотношений с московскими великими князьями, который обуславливал их взлеты и падения (последние происходили намного чаще). Даже обещания безопасности, данные В. И. Шемячичу и подкрепленные крестным целованием со стороны Василия III, на практике не обеспечивали каких-то гарантий на будущее. Их земли могли быть конфискованы в опале, как это было в случае с князем И. М. Воротынским, или отписаны на великого князя (без передачи близким родственникам) в случае бездетной смерти. Именно так в ведение московского правительства перешли княжества Семена Стародубского, Семена Бельского, а также «дольница» князя П. С. Одоевского.

В отличие от предыдущих десятилетий не вмешивались в их судьбу и правители Великого княжества Литовского. Не менее важно то, что, сохраняя в неприкосновенности большую часть своих княжеских прав и формально возвышаясь над другими представителями московской аристократии, они, в отличие от членов родовых княжеских корпораций, долгое время были исключены из выстроенной чиновно-иерархической вертикали, вершиной которой была Боярская дума. Это обстоятельство в определенной степени тормозило их карьерный рост, хотя и не становилось непреодолимой преградой для последующей службы. Поздно заявили о себе Трубецкие. Не слишком заметными в служебном отношении были и Белевские. Возвышение выходцев из служилых князей, как и в других случаях, было напрямую связано с их проникновением в состав Боярской думы, брачными союзами с великокняжеской (царской) семьей и приближенными к трону фамилиями.

Уже в 1542 г. в записи о приеме литовских послов несколько служилых князей: Роман Одоевский, Семен Трубецкой, братья Воротынские – находились в группе князей и детей боярских, которые «в думе не живут». Очевидно, пребывание в Москве имело для них уже постоянный характер[159]159
  Сб. РИО. СПб., 1889. Т. 59. С. 147.


[Закрыть]. К середине XVI в. служилые князья, окончательно утратив свой прежний характер, постепенно растворились в массе боярских фамилий, хотя их окончательное исчезновение растянулось еще на несколько десятков лет.

К князьям с индивидуальным статусом следует, вероятно, отнести и крещеных ногайских выходцев (Камбаровы, Теукечеевы и др.), которые, однако, занимали не слишком высокое положение в служебной иерархии и в рассматриваемый период находились в стороне от процессов, происходивших внутри Государева двора.

По-другому сложилась судьба родовых княжеских корпораций, которые нашли свою нишу в сформированной системе организации службы, а в силу многочисленности своих членов и прочных связей с московской аристократией на протяжении нескольких десятилетий были важным элементом структуры Государева двора. Уже во второй половине XV в. в Боярскую думу попали некоторые из князей Оболенских и Стародубских, к которым позднее присоединились также князья Суздальские, Ростовские и Ярославские.

Центральное правительство неоднократно демонстрировало заинтересованность в сохранении княжеских корпораций. В 1551, 1562 и в 1572 гг. были изданы специальные указы, консервирующие их родовое землевладение. В. Б. Кобрин справедливо полагал, что указ 1551 г. восходил еще к правовым нормам XV или даже XIV в., когда заключались соответствующие докончания с этими князьями[160]160
  Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 71–73.


[Закрыть]. Очевидно, что длительность сохранения в силе этих соглашений, даже в урезанном виде, имела под собой веские основания. В долговременной перспективе соблюдались только те договоры, которые реально отвечали интересам великокняжеской (царской) власти. Княжеские вотчины могли быть легко конфискованы Иваном III или его сыном Василием III под тем или иным предлогом, что неоднократно происходило на протяжении рассматриваемого периода.

Перечисление членов княжеских корпораций фиксируется в нескольких делопроизводственных документах. Для раннего времени вычленение в общих списках лиц – участников того или иного знаменательного события «княжеских» частей имеет несколько условный характер. В посольской записи 1495 г. о поездке в Литву Елены, дочери Ивана III, названо 7 человек, носивших княжеский титул и компактно помещенных впереди остальных детей боярских. Разряд новгородского похода «миром» 1495 г. содержит уже значительно большее количество имен под рубрикой «князи и дети боярские». Княжеская часть разрядной записи была записана впереди общего списка и содержит в себе 47 имен. Отдельными группами в ней были перечислены представители различных фамилий князей Оболенских, Суздальских, Стародубских, Ростовских, Ярославских и Белозерских. Список новгородского похода 1495 г. дополняется, хотя и не слишком отчетливо, разрядом свадьбы князя В. Д. Холмского и великой княжны Феодосии 1500 г.

В последнем документе список детей боярских «в поезде», скорее всего, представлял собой механическое объединение присутствовавших здесь, выполнявших различные церемониальные поручения. Определенная близость с разрядом 1495 г. обнаруживается в последовательном перечислении группы князей, начиная от Булгаковых-Патрикеевых и заканчивая И. С. Голенищем Андомским[161]161
  Сб. РИО. Т. 35. С. 164; РК 1475–1598. С. 25; СР. С. 47.


[Закрыть].

Возможно, отрывок одного из княжеских списков сохранился в свадебном разряде 1526 г. Среди детей боярских у постели разрядные книги называют исключительно князей Оболенских: Бориса Щепина, Петра Репнина, Осипа Тростенского, Ивана Овчину Телепнева, Константина и Дмитрия Курлятевых[162]162
  РК 1475–1605. М., 1977. Т. 1. Ч. 2. С. 193.


[Закрыть].

После этого княжеские списки неизвестны вплоть до 1542 г., когда на торжественном приеме литовских послов среди князей и детей боярских, которые «в думе не живут», упоминались под специальными рубриками князья Оболенские, Ростовские, Ярославские, Суздальские, Стародубские. Скорее всего, эти же рубрики присутствовали и в «дворовой книге» 1536/37 г. Княжеские списки сохранились также в свадебном разряде 1547 г. Здесь перечисляются князья Суздальские, Оболенские, Ярославские, назначенные в поезд на свадьбе Юрия Углицкого[163]163
  Сб. РИО. Т. 59. С. 147; Боярские списки 1546–1547 гг. (далее – БС 1546–1547) // Назаров В. Д. О структуре «государева двора» в середине XVI в. Приложения // Общество и государство феодальной России. М., 1975. С. 53.


[Закрыть].

В Тысячной книге 1550 г. были представлены все существовавшие в середине XVI в. княжеские корпорации: князья Оболенские, Ярославские, Стародубские, Ростовские, Суздальские, Мосальские. Своеобразным дополнением к ней является разрядная запись о поездке во Владимир Ивана IV 1550 г.[164]164
  РК 1475–1605. Т. 1. Ч. 2. С. 480.


[Закрыть] Наибольшей полнотой отличаются княжеские рубрики Дворовой тетради. В отличие от всех перечисленных княжеских списков в этом источнике были представлены практически все лица, входившие в 50-х гг. XVI в. в состав родовых княжеских корпораций, что позволяет детально проанализировать их внутреннюю структуру и особенности их положения внутри Государева двора. Впрочем, не следует преувеличивать возможности Дворовой тетради. В некоторых случаях ее текст является испорченным или дефектным. Как заметил еще Р. Г. Скрынников, от списка князей Стародубских сохранилась только нижняя часть. В этой рубрике отсутствуют лица, известные Тысячной книге и продолжавшие свою службу во время составления Дворовой тетради. Неполна также рубрика князей Ростовских, в которой отсутствуют имена Ивана и Никиты Борисовых Лобановых. Вероятно, это было следствием опалы на боярина Семена Васильевича Звягу Ростовского, пострадавшего в 1553 г. после неудачной попытки бегства в Великое княжество Литовское. В ряде случаев невозможно точно определить соотнесение сделанных в этом источнике помет с перечисленными здесь лицами[165]165
  ТКДТ. С. 118–124; Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 78; Сергеев А. В. Опыт изучения текста Дворовой тетради на примере списка князей Ярославских // Архивы и история Российской государственности. СПб., 2013. Вып. 4. С. 36–40.


[Закрыть].

Заканчивая перечисление сохранившихся княжеских списков, следует выделить боярский список 1588/89 г. В опричные годы княжеские корпорации были распущены и вновь восстановлены только в правление Федора Ивановича, что и нашло свое отражение в этом документе, который во многих отношениях имел вторичный характер и копировал Дворовую тетрадь[166]166
  Боярские списки 1577–1607 гг. (далее – БС) // Станиславский А. Л. Труды по истории Государева двора в России XVI–XVII веков. М., 2004. С. 212–216; Павлов А. П. Государев двор. С. 102, 107–108. В дальнейшем показано отсутствие родовых вотчин у Охлябининых, Шестуновых, Бахтеяровых, Буйносовых, Катыревых, Лобановых и Приимковых.


[Закрыть].

Общие наблюдения над комплексом перечисленных источников показывают высокую стабильность состава княжеских корпораций. На протяжении полувека их костяк составляли примерно одни и те же рода и фамилии. Исключение составляли князья Белозерские, фигурировавшие в качестве отдельной группы лишь в конце XV – начале XVI в., и Мосальские, которые образовали отдельную корпорацию после перехода под власть Москвы в начале XVI в. Наконец, как отдельная корпорация в боярском списке 1588/89 г. были записаны князья Черкасские (ранее служилые князья).

Стоит предположить, что при организации этих корпораций в расчет принимался комплекс определенных критериев: сохранение родового землевладения на стратегически важных направлениях военных действий, многочисленность их членов, наличие связей с великокняжеским окружением и авторитет в местных сообществах[167]167
  А. А. Зимин, анализируя причины отсутствия собственной корпорации у князей Патрикеевых, справедливо отмечал их генеалогические связи с правящим домом Великого княжества Литовского, малочисленность и отсутствие «компактной территории, с которой они были бы связаны крепкими узами» (Зимин А. А. Формирование… С. 35).


[Закрыть]. Каждый из этих критериев не являлся, однако, решающим. Большое значение имели, видимо, и конкретные обстоятельства, способствующие или препятствующие объединению той или иной совокупности родственных фамилий в одну служилую группу. Не были выделены в отдельные корпорации в XVI в., например, князья Белозерские и Волконские, владевшие старинными родовыми вотчинами[168]168
  ТКДТ. С. 146–148, 164–166. С. Б. Веселовский писал, что Волконские сохранили свои родовые земли «из милости», хотя подобные сентиментальные настроения вряд ли имели место в великокняжеском окружении (Веселовский С. Б. Феодальное землевладение… Т. 1. С. 425).


[Закрыть]. В начале XVI в. и те и другие выступали в поход отдельными большими родственными группами. В 1506 г. Белозерские участвовали в походе на Казань. В списке погибших во время этого похода упоминалось сразу 11 представителей этого рода. Волконские в 1517 г. были отправлены против крымских татар вместе с воеводой И. Тутыхиным: «Ивашку Тутыхина да Волконских князей»[169]169
  ПСРЛ. СПб., 1901. Т. 13. 1-я половина. С. 26. Подобные службы Волконских, безусловно, способствовали сохранению за ними родовых тульских вотчин.


[Закрыть]. Помимо не слишком высокого статуса обоих этих княжеских родов причиной этого «невнимания» применительно к Волконским могло стать разделение принадлежавших им «отчин» по завещанию Ивана III между его сыновьями. Тульский уезд достался непосредственно Василию III, в то время как Алексин должен был быть в будущем передан Андрею Старицкому.

Среди княжеских корпораций не были представлены потомки князей тверского дома (Микулинские, Телятевские, Дорогобужские, Холмские, Чернятинские). Вероятно, это обстоятельство обуславливалось существованием в конце XV – первом десятилетии XVI в. особого «двора тверского», в составе которого они несли свою службу. В неоднократно упоминаемом новгородском разряде 1495 г. были отмечены «из тверские земли с великим князем бояре»: Осип Дорогобужский, Михаил Телятевский с сыном Иваном и Владимир Микулинский[170]170
  РК 1475–1598. С. 26.


[Закрыть]. Исчезновение «двора тверского» произошло уже после 1513 г., хотя соответствующая рубрика присутствовала в списках Государева двора еще в 1542 г.

Есть основания предполагать, что некоторые из родовых групп были объединены искусственно, под организационным началом великокняжеской власти. Вряд ли горячие родственные чувства друг к другу испытывали потомки суздальских князей, находившиеся на противоположных сторонах во время Феодальной войны: Василий и Федор Юрьевичи Шуйские заключали договор с Дмитрием Шемякой, в то время как Иван Васильевич Горбатый признал Василия Темного своим «господарем». Позднее, правда, князь Ф. Ю. Шуйский также перешел на сторону ослепленного великого князя[171]171
  Его младший брат Борис погиб в 1445 г. в Суздальской битве. Назаров В. Д. Докончание князей Шуйских с князем Дмитрием Шемякой и судьбы Нижегородско-Суздальского княжества в середине XV века // АРИ. М., 2002. Вып. 7. С. 34–82.


[Закрыть].

В. Д. Назаров обратил внимание на более раннюю фиксацию группы князей Моложских, которые лишь в конце века вошли в состав корпорации князей Ярославских. В 1495 г. в свите великой княжны Елены были названы представители лишь моложской ветви: Иван Большой и Иван Бородатый Ушатые, Федор Прозоровский, Михаил Лугвица Прозоровский, Борис Моложский[172]172
  Назаров В. Д. Служилые князья… С. 190; Он же. О титулованной знати… С. 202–203; Сб. РИО. Т. 35. С. 164.


[Закрыть]. Позднее в княжеских списках перемежались имена представителей двух различных ветвей этого рода – старшей ветви и ветви князей Моложских. Эта особенность записи их имен, видимо, была следствием отмеченного объединения двух этих групп.

В составе Великого княжества Литовского Мосальские не пользовались привилегиями служилых князей[173]173
  Кром М. М. Меж Русью и Литвой. С. 51–53.


[Закрыть]. Представители этой фамилии переходили на московскую службу в разное время на протяжении первых десятилетий XVI в. Тем не менее, как это видно из материалов Тысячной книги и Дворовой тетради, из них была сформирована особая корпорация[174]174
  Не имея особых служебных заслуг, Мосальские делегировали непропорционально большое количество своих представителей в число тысячников.


[Закрыть].

Сами княжеские корпорации проделали значительную эволюцию в своем развитии. Особенностью княжеских списков конца XV в. является определенная неразвитость их внутренней структуры, что, очевидно, соответствовало общей неопределенности статуса княжеских корпораций в это время. Во всех этих документах отсутствовали рубрики для обозначения каждого отдельного рода. «Князья» представляли единую категорию, за рамками которой осталось большое число младших родственников, отмеченных вместе с нетитулованными детьми боярскими. Позднее, видимо, состав признанных членов родовых объединений существенно расширился. В 1495 г. вне группы князей Стародубских был помещен Иван Слепой Осиповский (записан без титула). Пять лет спустя он был отмечен вместе со своими родственниками на свадьбе князя В. Д. Холмского. В 1507 г. И. П. Осиповский с князем Андреем Меньшим Гундоровым (также из Стародубских) был направлен на Плес «с кормлений» в помощь к князю М. И. Булгакову. В этом разрядном сообщении он был записан уже с княжеским титулом, повысив, таким образом, свой статус[175]175
  По мнению В. Д. Назарова, его имя было приписано к основному тексту (Назаров В. Д. О титулованной знати… С. 201); СР. С. 37; РК 1475–1598. С. 37.


[Закрыть].

Расположение имен в этих списках строилось на принципах родового старшинства. Первоначальный вариант родового счета делил всех представителей княжеских родов на поколения, в зависимости от удаленности от общего предка. Те, у кого количество колен совпадало, считались братьями или «в версту» и в отношении к другим родам рассматривались как равные. Именно такую аргументацию использовал князь Григорий Засекин в 1589 г. в местническом деле с Романом Олферьевым-Нащокиным, утягивая своего противника службой своих «братьев» бояр И. П. Охлябинина и Ф. Д. Шестунова, хотя в конце XVI в. такой способ ведения местнического дела уже считался устаревшим и вызывал серьезные нарекания. Поколение отцов было старше поколения детей, дядья были выше племянников[176]176
  Лихачев Н. П. Местнические дела 1563–1605 гг. СПб., 1894. С. 45, 51.


[Закрыть].

По наблюдениям А. А. Зимина и Г. Алефа, подобным образом внутри княжеских фамилий в конце XV в. передавалось боярское звание. Боярство переходило от брата к брату, в то время как племянники были вынуждены искать счастье на стороне, переходя на удельную службу[177]177
  Зимин А. А. Формирование… С. 44; Alef G. Reflections in the Boyar Duma in the reign of Ivan III // Slavonic and East European review. 1967. Vol. 45. P. 101–102.


[Закрыть].

В рамках отмеченных групп, судя по княжеским спискам конца века, выработалась достаточно четкая система родового старшинства. В свите великой княжны Елены первые места среди князей Моложских занимали братья Иван Большой и Иван Бородатый Ушатые, превосходство которых над остальными родственниками заключалось в наименьшем количестве колен, разделявшем их от общих предков. Оба они были «дядьями» для всех остальных упомянутых здесь представителей своей ветви. Точно так же в разряде 1495 г. братья князья Александр, Федор Лайко и Семен Приимыш Кривоборские уступали в местах предыдущим представителям Стародубских, так как имели на одно поколение больше их и находились на положении «племянников».