Текст книги "Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв."

Далеко не во всех случаях, однако, значение имело чисто генеалогическое старшинство. В случае со списком князей Суздальских В. Д. Назаров не смог, например, найти удовлетворительных объяснений высокого места князя Бориса Горбатого, выше своего старшего двоюродного брата Ивана Барбаши. В качестве предположения им было высказано мнение о роли служебных заслуг[178]178
  Назаров В. Д. О титулованной знати… С. 198.


[Закрыть].

Значение в большом количестве примеров имело не столько место в родословной росписи, сколько статус предков того или иного лица, его происхождение от великих или удельных князей своего княжеского дома. Этот принцип неоднократно отмечался в родословных книгах. Князь Данила Александрович Пенко Ярославский, например, считался старшим среди ярославских князей, поскольку являлся сыном последнего «великого князя»[179]179
  Род. кн. Ч. 1. С. 121.


[Закрыть].

Среди тех же князей Суздальских Шуйские, представитель которых Михаил Васильевич Шуйский был записан на первом месте в княжеском списке новгородского разряда 1495 г., вели происхождение от последних великих князей своего княжества. Второе место занимал Б. И. Горбатый. Договор Василия Темного с князем Иваном Васильевичем Горбатым, заключенный в 40-х гг. XV в., признавал права его отца на Городец. Значительно позднее какой-то договор был заключен с его старшим братом Александром Глазатым, который, похоже, не вернул себе по нему права на этот город[180]180
  ДДГ. № 52. С. 155–160; Назаров В. Д. Служилые князья… С. 185–188.


[Закрыть]. Это обстоятельство предопределило в будущем более низкие места потомков А. В. Глазатого – Барбашиных.

В росписи князей Стародубских на первом месте был записан Василий Мних Ряполовский, происходивший из линии последних стародубских князей. Его отец, Семен Иванович Хрипун Ряполовский, долгое время сохранял остатки суверенных прав[181]181
  Назаров В. Д. О титулованной знати… С. 200.


[Закрыть].

Список князей Ярославских возглавлялся князем Константином Сисеем. Его превосходство над остальными родственниками, в том числе и над старшим двоюродным братом Михаилом Троекуром, определялось тем, что в конце 1490-х гг. на положении служилого князя с высоким индивидуальным статусом находился его отец, князь Семен Романович Ярославский[182]182
  Зимин А. А. Формирование… С. 84; Род. кн. Ч. 1. С. 116–118.


[Закрыть]. Среди князей Моложских высокие места занимали Прозоровские. В свите Елены Федор и Михаил Лугвица Прозоровские были записаны перед Борисом Моложским. Именно Прозоровские были последними владельцами Холопьего городка (Мологи), бывшего прежде столицей этого удельного княжества[183]183
  Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. СПб., 1891. Ч. 2. С. 102.


[Закрыть].

Другое важное наблюдение – запись вне групп некоторых лиц, принадлежавших по своему происхождению к княжеским родам, которые образовывали в это время отдельные корпорации. Понятно подобное исключение для членов Боярской думы, обладавших более высоким статусом. Для них эта ситуация не означала утраты связей с родовыми корпорациями. Их сыновья продолжали нести службу вместе с князьями-родственниками. Другими причинами объяснялось отсутствие некоторых значимых персон. В новгородском разряде 1495 г. вдали от князей Ярославских был записан князь Иван Шелуха Кубенский. Этот факт был замечен В. Д. Назаровым, который отмечал некоторую неясность его служебного статуса. Для Кубенских этот пример был не единственным. В разряде свадьбы князя В. Д. Холмского 1500 г. точно так же среди детей боярских были записаны Иван Большой и Иван Меньшой (тот же И. Шелуха) Кубенские. Основные владения этой фамилии находились за пределами территории бывшего Ярославского княжества. Некоторые из них, очевидно, были получены в качестве компенсации. Можно предположить, что в результате Кубенские утратили связь с родовой служилой корпорацией[184]184
  Назаров В. Д. О включении Ярославского княжения… С. 65; СР. С. 37; Зимин А. А. Формирование… С. 84, 90; Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 67. Братьям М.И. и И. И. Кубенским позднее принадлежали вотчины в Суздальском, Дмитровском, Коломенском, Рузском, Звенигородском и Кашинском уездах.


[Закрыть].

Недостаток источников не позволяет однозначно решить вопрос о связи землевладения на родовых землях и службы в составе княжеских корпораций. Сам по себе факт их длительного существования предполагал наличие определенной функциональной составляющей. Для большинства из них была характерна «специализация» на определенных направлениях военных действий, чему способствовало «удачное», приграничное расположение их родовых вотчин. Подобно служилым князьям, родовые княжеские корпорации несли службу неподалеку от своих бывших княжеств.

По наблюдению В. Д. Назарова, служба княжеских корпораций на казанской границе началась уже в первой половине XV в. В 1445 г., например, в злосчастной Суздальской битве погибло сразу несколько лиц, носивших княжеские титулы. Пять из них принадлежало к роду князей Ярославских. Список погибших в 1506 г. в походе на Казань показывает, что в этом походе активное участие принимали князья Суздальские, Ярославские и Белозерские. В самом походе на Казань воеводами были князь Михаил Карамыш Курбский и Федор Сицкий (Ярославские). На Каме, «на перевозе» были отмечены также князья Семен Курбский, Александр Аленка Ярославский и Иван Голенище Андомский (Белозерский). Кроме того, члены этих фамилий выступали в составе княжеских отрядов. Среди убитых «князей» поминался 21 представитель отмеченных родов[185]185
  Назаров В. Д. Служилые князья… С. 190; Гневашев Д. Е. Указ. соч. С. 135–136; РК 1475–1598. С. 36.


[Закрыть].

Разрядные книги дают возможность показать примеры «родовых» разрядов. В 1520 г. в походе на Казань принимали участие практически одни только князья Ярославские: Константин Сисей, Семен Алабышев, Андрей Великого Шестунов, Иван Большой и Василий Чулок Ушатые, Александр Сицкий. В 1528 г. такая же ситуация сложилась и в Нижнем Новгороде. Нижегородскими воеводами были князья Ярославские: Семен Курбский и его братанич Федор, Иван Лугвица Прозоровский, Юрий и Василий Чулок Ушатые, Семен Сицкий. Даже наместником в тот год в Нижнем Новгороде был один из князей Ярославских – Семен Алабышев[186]186
  РК 1475–1598. С. 65, 71–72; РК 1475–1605. Т. 1. Ч. 2. С. 206–207. Возможно, корпоративная принадлежность была отмечена в поминовении в московском Успенском соборе погибших в 1540 г. на Солдоге: «князю Борису Петровичу Сисееву, князю Никите Ивановичю Засекину Ярославльскым» (ПИРСС. С. 178).


[Закрыть].

В свою очередь князья Оболенские, чьи «отчины» располагались рядом с приокскими рубежами, назначались воеводами в близкую Каширу и северские города. Интересная ситуация сложилась в 1493 г. Из 8 воевод, шедших «доставати литовские земли», к роду князей Оболенских принадлежало 7 человек: Александр Васильевич, Андрей Ноготь и Иван Смола, Иван Лыко, Василий Телепень, Василий Каша, Борис Туреня. Так же расписывался разряд 1528 г. на Кашире, где постоянно находился кто-нибудь из князей Оболенских. Воеводами здесь были сразу 5 представителей этого рода: Петр и Василий Репнины, Федор Овчина Телепнев, Василий Ноготок, Андрей Лапа Нагово[187]187
  РК 1475–1598. С. 22, 73. Вместе с Оболенскими в походе 1492 г. участвовали служилые князья Воротынские, Одоевские, Белевские и Мезецкие.


[Закрыть]. Роспись похода на Новгород 1477 г. зафиксировала участие в нем отдельного отряда князей Оболенских: «Велел ити князю Ивану Васильевичю Оболенскому, а с ним братия его все Оболенские князи». Этот факт, по всей видимости, был отражением хорошо известной современникам практики и позволяет рассматривать представителей родовых княжеских объединений в качестве полноценных служилых корпораций со своей внутренней организацией[188]188
  ПСРЛ. Т. 25. С. 412.


[Закрыть].

Со временем значение подобных княжеских отрядов должно было закономерно уменьшаться, приобретая скорее церемониальный характер, в то время как их роль предводителей местных служилых людей (на государевой службе) оставалась неизменной на протяжении всей первой половины XVI столетия.

Разросшееся число членов названных княжеских родов позволяло оперативно подбирать необходимое количество военачальников и администраторов (которые также могли при случае стать воеводами) на местах. В отличие от служилых князей, которые также несли пограничную службу со своих владений, назначения их членов воеводами разного уровня должно было происходить по более простой схеме. К началу XVI в. они уже были полностью интегрированы в систему служебно-местнических назначений. В этом отношении новые служилые князья отставали от них на несколько десятилетий. Разрядные записи первых лет после перехода верховских князей на московскую службу показывают трудно регулируемый характер их службы. В 1492 г. многие из них были приписаны к полкам «где похотят». Позднее князья Воротынские шли в поход «своим полком». Десятилетия спустя в 1544 г. в Одоеве находились князья Владимир и Александр Воротынские «с своими людьми». Очевидно, что военный потенциал служилых князей имел вполне реальное значение, а сами они обладали правом распоряжаться им при организации службы[189]189
  РК 1475–1598. С. 23–24, 27; РК 1475–1605. Кн. 1. Ч. 2. С. 316.


[Закрыть].

Сложившаяся организация, коллективная ответственность за выполнение службы, высокий авторитет и устоявшиеся связи с провинциальными служилыми людьми позволяли успешно использовать княжеские корпорации на окраинах страны. Наличие родовых вотчин в этом случае создавало основу для их службы без дополнительного участия великокняжеской власти. Именно в этой связи, видимо, и создавались ранее упомянутые указы о консервации их землевладения в пределах прежних «отчин», которые призваны были защищать княжеские корпорации от размывания[190]190
  Рождественский С. В. Служилое землевладение в Московском государстве XVI в. СПб., 1887. С. 120–136; Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 77–79.


[Закрыть].

Эта служебная специализация, в конце концов, могла привести к исчезновению особой корпорации князей Белозерских. Белозерье было слишком удалено от основных театров военных действий. Сами Белозерские, как уже было сказано, утратили свое положение, хотя некоторые из них и продолжали владеть крупными вотчинами. В значительной степени их падению по служебной лестнице способствовала их длительная служба во второстепенных уделах – верейско-белозерском и вологодском, где им трудно было проявить себя. Примером обнищания некоторых членов этого рода служит помета «в холопех» возле имени князя Ивана Шелешпальского в Дворовой тетради[191]191
  ТКДТ. С. 147.


[Закрыть]. Сочетание этих обстоятельств со временем предопределило их участь. Казанский поход 1506 г. стал одним из немногих примеров выполнения представителями этого рода «стратилатских» поручений. Вплоть до 1550-х гг. они «выпали» из разрядов, что являлось прямым свидетельством потери ими своего статуса. В середине XVI в. Белозерские, сохранив за собой княжеские титулы, ничем не выделялись из общей массы дворовых детей боярских.

К слову сказать, та же участь постигла князей Львовых-Зубатых, одну из ветвей князей Ярославских, отмеченных среди них в списке погибших в казанском походе 1506 г. Их родовые вотчины были сконцентрированы в Романовском уезде. В Дворовой тетради они в большинстве своем (кроме Михаила Андреева Львова) не были включены в состав родовой корпорации[192]192
  ТКДТ. С. 145. Служили по Романову.


[Закрыть].

Отсутствие княжеских списков не позволяет проследить изменения внутри княжеских корпораций в первые четыре десятилетия XVI в. Более поздние источники демонстрируют новые тенденции в принципах их построения в соответствии с чиновно-иерархической моделью организации Государева двора.

Первое наблюдение, которое можно сделать на основании сопоставления комплекса княжеских списков 1540– 1550-х гг., показывает, что связь между землевладением и службой в составе родовых корпораций перестала иметь абсолютное значение. Многие представители княжеских фамилий, которые определенно сохраняли за собой родовые вотчины, служили в составе других территориальных групп. С другой стороны, в рядах княжеских корпораций были представлены лица, у которых отсутствовали или были ничтожно малы наделы на землях их бывших княжеств.

Дискуссия о значении родового землевладения при формировании княжеских списков этого времени насчитывает уже несколько десятилетий. Применительно к князьям Ростовским еще В. Б. Кобрин высказал мнение о том, что к середине XVI в. их корпорация носила не территориальный, а генеалогический характер. Это утверждение было оспорено Р. Г. Скрынниковым, указавшим на лапидарность сохранившихся актовых источников по Ростовскому уезду. С. В. Стрельников, в свою очередь отметив постепенное «вымывание» ростовских князей с территории уезда в конце XV в., пришел тем не менее к выводу о сохранении территориального и землевладельческого характера рубрики «князья Ростовские» в Дворовой тетради. В дополнение к начатому спору важные свидетельства сохранения потомками князей Ростовских родовых вотчин на территории Ростовского уезда были сделаны С. В. Городилиным и А. В. Сергеевым. И если первый из них не придавал этому обстоятельству исключительного значения, то А. В. Сергеев в своих работах последовательно, с допущением «незначительных исключений», отстаивает тезис о связи внесения тех или иных лиц в список членов ростовской княжеской корпорации с наличием у них вотчин на территории их прежней «отчины»[193]193
  Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 64, 79–80; Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 255; Стрельников С. В. Землевладение в Ростовском крае… С. 118; Городилин С. В. Указ. соч. С. 55–65; Сергеев А. В. Княжеское землевладение в Ростовском уезде в XVI – начале XVII вв. // История и культура Ростовской земли. Ростов, 2015. С. 66–67.


[Закрыть].

Безусловно, затронутая тема нуждается в комплексном рассмотрении всех сохранившихся княжеских списков с привлечением данных по разным родам и фамилиям, чтобы воссоздать общую картину и понять логику делопроизводителей, отвечающих за ведение списков членов Государева двора.

В списке князей и детей боярских, которые «в думе не живут», 1542 г. представители родов, составлявшие отдельные корпорации, помимо общего княжеского списка были зафиксированы также в других рубриках. К числу потомков князей Ярославских принадлежал Василий Федоров Охлябинин, записанный по Дмитрову. Из князей Суздальских происходил Иван Семенов Ногтев, который служил по Можайску. Отсутствие первого из них в составе родовой корпорации может объясняться тем, что князья Ухорские, предки Охлябининых и Хворостининых, потеряли свои ярославские вотчины еще во второй половине XV в. и утратили связи со своими родственниками[194]194
  Сб. РИО. Т. 59. С. 148; Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 67; Назаров В. Д. О включении Ярославского княжения… С. 76.


[Закрыть].

Сложнее объяснить случай И. С. Ногтева. Его родной дядя, Иван Васильевич Ногтев, в 1495 г. находился в общей группе князей Суздальских. Сохранилось завещание Андрея Васильевича Ногтева, еще одного его дяди, которое было составлено в 1533–1534 гг. По этому завещанию за его племянниками устанавливалось право выкупа родового села Воскресенского. Рядом с этим селом лежали земли, принадлежавшие его брату Семену, отцу И. С. Ногтева[195]195
  Акты Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря 1506–1608 гг. (далее – АССЕМ). № 33–34. С. 86–90.


[Закрыть].

В Дворовой тетради князья Суздальские присутствовали в двух рубриках: собственно «Суздальские князи» и «Суздаль». Удивления заслуживает отсутствие в рубрике князей Суздальских имен Ивана Петрова Шуйского, Петра Александрова Горбатого и Василия Федорова Скопина-Шуйского. Все эти видные представители своего рода, сыновья бояр, в руках которых были сконцентрированы значительные массивы родовых вотчин, были записаны по Суздалю, и при этом не входили в состав родовой корпорации[196]196
  ТКДТ. С. 120, 153; Павлов А. П. Государев двор… С. 163.


[Закрыть].

В свадебном разряде 1547 г., в Тысячной книге и в Дворовой тетради по Москве были отмечены князья Льяловские и Козлоковы-Ромодановские, выходцы из князей Стародубских. И те и другие сохраняли за собой достаточно крупные наследственные вотчины в Стародубе-Ряполовском. Князь Антон Ромодановский владел родовым селом Ромодановым. В этом же уезде князьям Льяловском принадлежало несколько сел[197]197
  БС 1546–1547. С. 54; ТКДТ. С. 58, 65, 125; Юрганов А. Л. О стародубском «уделе» М. И. Воротынского и стародубских вотчинах в завещании Ивана Грозного // АРИ. Вып. 2. С. 45. Под Москвой Льяловским принадлежало село Льялово.


[Закрыть].

Остатки прежних стародубских вотчин сохранили за собой также вяземские помещики князья Иван и Давыд Васильевы Гундоровы. Впоследствии они значительно расширили эти вотчины, унаследовав земли своих бездетных родственников[198]198
  ТКДТ. С. 188; Юрганов А. Л. Указ. соч. С. 45


[Закрыть].

Из князей Ярославских, наоборот, определенно не владели родовыми вотчинами также князья Григорий Кожан и Степан Ерш Щетинины. В «боярской книге» 1556/57 г. за этими братьями значилась только поместная земля: «Поместья сказали за собою по 300 чети, вотчины не сказали». А. В. Сергеев, специально изучавший землевладение князей Ярославских, также не смог найти упоминания об их вотчинах и высказал предположение, что они попали в княжеский список как «близкая родня Засекиных»[199]199
  Антонов А. В. «Боярская книга» 1556/57 года (далее – БК) // РД. М., 2004. Вып. 10. С. 52; ТКДТ. С. 123. Г. И. Кожан Щетинин в 1546 г. был стряпчим (БС 1546–1547. С. 52). Сергеев А. В. Князья Ярославские во второй трети XVI в.: Историко-генеалогическое исследование // ВИД. СПб., 2014. Вып. 34. С. 27–28.


[Закрыть].

Некоторые отдельные лица и целые фамилии в течение одного десятилетия легко меняли место своей службы. Князья Юрий Иванов и Иван Александров Кашины в свадебном разряде 1547 г. фигурировали среди Оболенских. В Тысячной книге и в Дворовой тетради они оба встречаются уже в калужской рубрике. Подобным образом князь О. Т. Тростенский упоминался в списке Оболенских еще в 1542 г. В Дворовой тетради, однако, он был отмечен по Дорогобужу[200]200
  Cб. РИО. Т. 59. С. 147; ТКДТ. С. 191; РК 1475–1598. С. 152.


[Закрыть].

Одновременно имел место и обратный процесс. В Тысячной книге по Калуге были записаны князья Иван Горенский и Василий Меньшого Кашин, по Дмитрову – Василий Тюфяка Константинов, по Старице – Федор Пенинский, а по Деревской пятине – Федор Глазатый[201]201
  ТКДТ. С. 56, 66, 73, 81, 82.


[Закрыть]. Все эти лица в Дворовой тетради были тем не менее включены в список Оболенских. В. И. Меньшого Кашин встречается также в калужской рубрике Дворовой тетради. Музейский список этого документа сохранил помету, стоявшую возле его имени: «В Оболенском, в подлинной почернен». Не вызывает сомнений вторичный характер его службы в составе родовой корпорации[202]202
  ТКДТ. С. 168; ОР ГИМ. Музейское собрание. № 3417. Л. 70 об.


[Закрыть].

Можно предположить, что к середине XVI в. почти все названные лица лишились родовых вотчин в пределах Оболенского уезда. Князья Горенские утратили родовое село Горенское еще в первой трети XVI в. В завещании князя Юрия Пенинского, старицкого боярина и родного дяди Ф. И. Пенинского, нет упоминаний о его оболенских владениях[203]203
  Зимин А. А. Формирование… С. 46–47. В 1527 г. село Горенское в Оболенском уезде принадлежало князю Д. И. Курлятеву; АФЗХ. Ч. 2. № 207. С. 207–210.


[Закрыть]. Весьма вероятно, что так же обстояло дело у В. Б. Тюфяки Константинова и его двоюродных братьев Федора Глазатого и Михаила Кривоноса.

Василий Волк Приимков упоминается в Дворовой тетради дважды: среди князей Ростовских и среди дворовых детей боярских, служивших по Торжку. Учитывая стоявшую в рубрике князей Ростовских возле его имени помету «помечен в Торжек», следует признать, что его перевод в Торжок состоялся в более позднее время. Известно, что вплоть до начала 1550-х гг. он владел новгородским поместьем и служил вместе с остальными новгородскими помещиками. Таким образом, В. В. Волк Приимков трижды менял свою корпоративную принадлежность. А. В. Сергеев сделал предположение о том, что его включение в ростовский княжеский список объяснялось «наличием мелких земельных владений в „родовом гнезде“, о которых не сохранилось сведений». Трудно предположить, что с подобных незначительных участков (если они были в действительности) он мог нести полноценную службу[204]204
  ТКДТ. С. 120, 198; Победимова Г. А. Указ. соч. С. 64; Сергеев А. В. Княжеское землевладение в Ростовском уезде… С. 67.


[Закрыть].

В разрядной записи 1550 г. о поездке во Владимир Ивана IV Дмитрий Семенович Шестунов был записан в рубрике «князья Ерославские». Его имя отсутствует в аналогичных рубриках Тысячной книги и Дворовой тетради. Здесь Д. С. Шестунов числился по Ростову. Позднее в боярском списке 1588/89 г. среди князей Ярославских упоминался его сын Иван[205]205
  РК 1475–1605. Т. 1. Ч. 2. С. 480; ТКДТ. С. 57, 121; БС. С. 215.


[Закрыть].

Многие современные Тысячной книги и Дворовой тетради источники при упоминании представителей рассматриваемых княжеских родов ограничивались чисто генеалогическими характеристиками. А. М. Курбский, сам служивший в свое время в составе родовой корпорации, специально подчеркивал происхождение многочисленных жертв Ивана Грозного. При этом он не делал разницы между различными представителями рода князей Ярославских. К княжатам Смоленским и Ярославским он причислял как Аленкиных, Прозоровских, Ушатых, Шаховских, так и Львовых и Кубенских[206]206
  Андрей Курбский. История о делах великого князя московского. М., 2015. С. 20, 144, 168.


[Закрыть].

То же правило наблюдается в практике использования родовых приставок. Почти все князья Оболенские, Ростовские, Суздальские, Мосальские, многие из князей Ярославских и Стародубских добавляли к своим фамилиям названия их бывших княжеств. Часто эти пышные родовые приставки не совпадали с реальным землевладением их носителей. Князьями Ярославскими называли себя, в частности, князья Охлябинины и Шестуновы[207]207
  Сб. РИО. СПб., 1910. Т. 129. С. 395, 396.


[Закрыть].

Серьезные изменения произошли и в определении принципов родового старшинства. Вполне вероятно, что сам порядок имен в княжеских списках был не случаен. Уже говорилось о наличии «княжеских» частей в составе отдельных рубрик Дворовой тетради. С еще большей очевидностью прослеживается в них наличие подобных «боярских» частей. Как правило, в начале каждой отдельной территориальной рубрики записывались лица, имевшие в силу своего происхождения и имевшихся прецедентов службы основания для попадания в Боярскую думу, что соответствовало чиновно-иерархической структуре этого документа. Стоит предположить, что аналогичным образом дело обстояло и в случае с княжескими списками.

Применительно к источникам середины XVI в., в отличие от более поздних десятилетий[208]208
  Пример подробного разбора приведен, например, в монографии А. П. Павлова: Павлов А. П. Думные и комнатные люди царя Михаила Романова: просопографическое исследование. СПб., 2018. Т. 1.


[Закрыть], вопрос о закономерностях расположения имен рассматривался в исторической литературе в целом достаточно поверхностно. Более или менее подробно останавливалась на нем, пожалуй, только М. Е. Бычкова, сопоставившая Тысячную книгу и Дворовую тетрадь с различными редакциями родословных книг. Эта исследовательница в итоге пришла к выводу об общей хаотичности расположения имен в Дворовой тетради. По ее мнению, система родового старшинства в середине XVI в. еще не сложилась окончательно и не играла серьезной роли в вопросе службы[209]209
  Бычкова М. Е. Родословные книги XVI–XVII вв. как исторический источник. М., 1975. С. 58.


[Закрыть].

В действительности это мнение было основано на недостаточно глубоком изучении внутренней структуры этого источника, который имел широкое делопроизводственное хождение на протяжении 1550-х гг. Во многих случаях записи в нем определяли последующие кадровые назначения.

Сложность работы с Дворовой тетрадью заключается в значительном числе приписок. Далеко не всегда удается отделить их от первоначального ядра. Достаточно легко определить дополнения в нижних частях каждой рубрики, где помещались недавние новики и выходцы из других корпораций. Они записывались в хронологическом порядке в зависимости от времени их появления здесь. В этом ряду находились, например, недавние новгородские выходцы князья Ф. Ю. Глазатый и М. Ю. Кривонос Оболенские[210]210
  ТКДТ. С. 82, 119. В Музейском списке возле имени М. Ю. Оболенского стоит помета: «63 мая», свидетельствующая о времени начала его службы (ОР ГИМ. Музейское собрание. № 3417. Л. 47).


[Закрыть], В. В. Волк Приимков, а также упомянутые князья Г. Кожан, А. и С. Ерш Щетинины. Сложнее обстоит дело с приписками в основном тексте. Выявлять их приходится исходя из пофамильной логики построения Дворовой тетради, с привлечением известных биографических данных.

В списке князей Оболенских между именами представителей фамилии Тростенских были вписаны Василий Меньшого Кашин, Роман Лыков, Федор Пенинский и Василий Борисов Константинов. Целая группа новиков из знатных фамилий присутствовала в верхней части рубрики. Среди них были Александр Ярославов, Иван Хорхора Золотого, Владимир и Юрий Курлятевы, а также Андрей Репнин. Никто из них не был известен Тысячной книге, не говоря уже о более ранних источниках. Все они служили уже в последующие десятилетия[211]211
  ТКДТ. С. 118; РК 1475–1598. С. 171, 189, 284, 296, 303. И.Д. и Р. Д. Курлятевы неизвестны по другим источникам. В начале опричнины их отец «вместе с малыми детками» был пострижен в монахи (Андрей Курбский. История… С. 140).


[Закрыть].

У князей Ярославских среди имен Засекиных был вписан князь Михаил Львов Зубатого, а между Сицкими – Петр Деев. Оба они были единственными представителями своих фамилий среди остальных членов этого рода.

Рубрика князей Оболенских в Дворовой тетради, в ее реконструируемом виде, распадается на две основные части. В первой части, заканчивающейся после имени князя А. В. Репнина, имена располагались без учета пофамильного родства. Все упомянутые здесь лица составляли «цвет» корпорации, были известны разрядным книгам и нередко назначались воеводами и наместниками[212]212
  ТКДТ. С. 118.


[Закрыть]. Во второй части друг за другом были перечислены князья Долгоруковы, Тростенские и Щербатовы, которые принадлежали к младшей ветви Оболенских и невысоко котировались в служебном отношении. Их положение внутри родовой корпорации было сопоставимо с положением рядовых дворовых детей в других рубриках Дворовой тетради. Следует отметить, что в этой группе отсутствовал О. Т. Тростенский, пожалуй, наиболее заслуженный представитель своей фамилии. Он был записан в первой части рубрики князей Оболенских. Вероятно, при этом были приняты во внимание именно его выдающиеся служебные заслуги[213]213
  Там же. С. 57, 61; РК 1475–1598. С. 100, 172, 203.


[Закрыть].

Наибольший интерес вызывает первая часть рубрики. Расположенные в ней имена также подразделяются на две группы. В первую входили князья Андрей Ногтев, Петр Данилов и Дмитрий Шевырев Щепины, Иван Стригин, Михаил и Юрий Репнины, Дмитрий Овчинин и Самсон Туренин. Во вторую – Иван Горенский, Иван и Федор Кашины, а также уже названный О. Т. Тростенский.

Для понимания общих принципов построения текста удобнее всего начать анализ расположения имен со второй группы. Князья И. В. Горенский, Кашины и О. Т. Тростенский были одними из самых заметных представителей своего рода. Все они были заслуженными воеводами. Служба И. В. Горенского началась еще в 1526 г. К началу 1550-х гг. он успел несколько раз отличиться на военном поприще. Известны разрядным книгам были братья Кашины, а также О. Т. Тростенский. В Тысячной книге все они были записаны по высоким 1-й и 2-й статьям[214]214
  Кобрин В. Б. Материалы генеалогии княжеско-боярской аристократии XV–XVI вв. М., 1995. С. 106, 111, 114; ТКДТ. С. 55, 57.


[Закрыть].

Несмотря на свои заслуги, они не имели реальных шансов на попадание в Боярскую думу. Среди их предков и ближайших родственников не было бояр и окольничих, так что по своему положению среди князей Оболенских они занимали переходное место между рядовыми и собственно «боярскими» фамилиями.

Большая часть лиц из первой части рубрики князей Оболенских по своим служебным достижениям значительно уступала перечисленным ранее лицам. На первом месте в ней был записан князь А. В. Ногтев, редко встречающийся в разрядах. Почти ничего не известно и о службе князя Д. Ф. Шевырева, чье имя стояло на почетном третьем месте. По сообщению князя А. М. Курбского, к моменту казни (1563–1564 гг.) Д. Ф. Овчинину, еще одному представителю этой группы, исполнилось только «лет 20 или мало боле». Скорее всего, его молодость была все-таки несколько преувеличена. В 1555 г. он уже был воеводой в Мценске[215]215
  РК 1475–1598. С. 157, 199, 203, 205, 246; Сб. РИО. 1892. Т. 71. С. 94; Андрей Курбский. История… С. 138; ТКДТ. С. 57, 61.


[Закрыть].

Решающую роль в определении родового старшинства среди князей Оболенских в середине XVI в. стали, по всей видимости, играть шансы той или иной фамилии на попадание в Боярскую думу. Именно это обстоятельство предопределяло более высокие позиции князей Репниных в сравнении с их более старшими родственниками Турениными. Туренины происходили от Бориса Турени, старшего брата Ивана Репни, предка Репниных, и не уступали им по числу колен. В свою очередь по генеалогическому старшинству князья П. Д. Щепин и Д. Ф. Шевырев должны были уступать и Турениным и Репниным[216]216
  Кобрин В. Б. Материалы… С. 97, 110, 112, 113.


[Закрыть].

Среди князей Оболенских отмечался высокий уровень сохранения родственных связей. В этой связи интерес вызывает духовная грамота князя Ю. А. Пенинского. Несмотря на отсутствие родовых вотчин и службу в старицком уделе, он продолжал поддерживать тесные контакты со своими родственниками на великокняжеской службе. В его завещании упоминаются сразу несколько человек из других ветвей рода князей Оболенских: Самсон Туренин, Федор Черный Константинов, Михаил и Юрий Репнины, Петр Серебряный, Андрей Ногтев, братья Федор и Иван Ивановы Лыковы, а также Юрий Васильев Лыков[217]217
  АФЗХ. Ч. 2. № 207. С. 207–208.


[Закрыть].

Вероятнее всего, именно такие контакты и привели к включению его племянника Федора в состав родовой корпорации. Помощь князю Федору Овчине, попавшему в литовский плен в 1535 г., оказывал его «брат» (двоюродный брат) Иван Овчина, взявший под опеку его семью. Письма из литовского плена были адресованы также другим представителям клана князей Оболенских. Сын Ф. В. Овчины Дмитрий поддерживал отношения со своим старшим двоюродным братом боярином Дмитрием Ивановичем Немым.

Трогательной заботой о дочерях погибшего под Казанью князя Ивана Красина Оболенского отметился их «дед» – Петр Иванов Горенский, находившийся с ними в весьма отдаленной степени родства[218]218
  Сб. РИО. Т. 59. С. 27; Кром М. М. Стародубская война (1534–1537). Из истории русско-литовских отношений. М., 2008. С. 131; АФЗХ. Ч. 2. № 297. С. 407; Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археографическою комиссиею (далее – ДАИ). СПб., 1846. Т. 1. № 52. С. 115–116.


[Закрыть]. Эти связи проявлялись в том числе при продвижении близких родственников в число бояр – «синклитов».

Князья Оболенские лучше других родов были представлены в Боярской думе. Не случайно представители именно этого рода неизменно перечислялись первыми во всех княжеских списках середины века. К началу 1550-х гг., времени составления Дворовой тетради, среди них выделился круг фамилий, которые благодаря успешной службе их предков могли реально претендовать на получение думных чинов. Непосредственное влияние на выдвижение имела также современная времени составления этого источника политическая ситуация. В это время боярами были Дмитрий и Константин Ивановичи Курлятевы, а также Василий Семенович Серебряный. В 1551–1552 гг. боярство получили также Петр Семенович Серебряный и Дмитрий Иванович Немой. Именно эти лица могли с наибольшим успехом продвигать в Боярскую думу своих ближайших родственников[219]219
  Зимин А. А. Состав Боярской Думы в XV–XVI вв. // АЕ за 1957 г. М., 1964. С. 61, 64; Богатырев С. Н. Ближняя дума в третьей четверти XVI в. Часть первая (1550-е гг.) // АЕ за 1992 г. М., 1994. С. 126–133.


[Закрыть].

В рубрике князей Оболенских в Дворовой тетради первое место занимал А. В. Ногтев. Его высокое положение было достигнуто не только за счет родовитости. Большее значение имело его близкое родство с могущественным князем Д. И. Курлятевым. Впоследствии Ноготковы, потомки А. В. Ногтева, не имея особых служебных заслуг, беспрепятственно попадали в Боярскую думу. В боярском списке 1588/89 г. список князей Оболенских также возглавлял представитель этой фамилии – Ф. А. Ноготков, который вскоре оформил свои претензии на высокое положение, получив боярское звание[220]220
  БС. С. 121; Павлов А. П. Государев двор… С. 64.


[Закрыть]. Не менее прочным было положение В.С. и П. С. Серебряных, которые также входили в состав ближней думы Ивана IV. Соответственно, в рубрике князей Оболенских вслед за А. В. Ногтевым были помещены их двоюродные братья, П. Д. Щепин и Д. Ф. Шевырев Щепин[221]221
  ТКДТ. С. 118; Род. кн. Ч. 1. С. 224–225; Кобрин В. Б. Материалы… С. 112–113.


[Закрыть].

Из «боярской» фамилии происходил и Иван Стригин, который имел большое число предков в Боярской думе. Его интересы в 1550-х гг. «защищал» боярин Д. И. Немой, приходившийся ему троюродным братом. Двоюродным братом этого боярина был Д. Ф. Овчинин[222]222
  Кобрин В. Б. Материалы… С. 108, 109.


[Закрыть]. Молодость последнего предопределила его более низкое место. Наконец, М.П. и Ю. П. Репнины, хотя и не имели к моменту составления Дворовой тетради своего представителя в Боярской думе, вполне могли рассчитывать на получение боярского звания. В середине 1540-х гг. боярином был их отец – Петр Иванович Репнин, а ранее и дед Иван Репня[223]223
  Зимин А. А. Формирование… С. 58, 70.


[Закрыть].

С. И. Туренин, в свою очередь, мог претендовать только на получение более низкого звания окольничего. Именно в этом качестве выступал когда-то его предок Борис Михайлович Туреня. Он был записан на последнем месте первой части рубрики Оболенских и завершал собой список претендентов на места в Боярской думе. Впоследствии Туренины прогнозируемо служили в окольничих[224]224
  ТКДТ. С. 118.; Павлов А. П. Государев двор… С. 52, 66.


[Закрыть].

Выявленная последовательность не была особенностью одной только Дворовой тетради. Расположение имен князей Оболенских в списке князей и детей боярских, «которые в думе не живут», 1542 г. показывает, что отмеченные тенденции проявлялись уже в предшествующее десятилетие. В этом списке «дядья» Иван Большой и Иван Меньшой Лыковы были записаны ниже «племянников», Дмитрия Курлятева и Василия Лопатина. Соответственно, дядя Д. И. Курлятева Никита Хромой в начале 1540-х гг. был боярином, а В. Ф. Лопатин приходился двоюродным племянником Ивану Овчине Телепневу, известному фавориту Елены Глинской[225]225
  Род. кн. Ч. 1. С. 213, 216, 217, 225; Кобрин В. Б. Материалы… С. 104, 107, 109; Зимин А. А. Формирование… С. 48, 51, 52.


[Закрыть].

Можно предположить, что служебный принцип старшинства, связанный с представительством в Боярской думе, оформился у Оболенских еще ранее. В уже отмеченной записи свадебного разряда 1526 г. первые места среди них занимали князья Борис Щепин и Петр Репнин. Оба они занимали высокие места благодаря своему близкому родству с членами Боярской думы. В том же 1526 г. боярином был Семен Серебряный Щепин, брат упомянутого Бориса Щепина. Уже говорилось, что боярином был и Иван Репня, отец П. И. Репнина. Куда более родовитые И. Ф. Овчина Телепнев и тем более К.И. и Д. И. Курлятевы к тому времени не имели подобных прецедентов. Курлятевы к тому же долгое время служили в углицком уделе, выпав, таким образом, из придворной лестницы чинов[226]226
  РК 1475–1605. М., 1977. Т. 1. Ч. 2. С. 193; Зимин А. А. Формирование… С. 54.


[Закрыть].

Подобные закономерности выявляются при анализе других княжеских рубрик Дворовой тетради.

Порядок расположения имен в списке князей Ростовских строился на тех же принципах, что и в разряде новгородского похода 1495 г. И в том и в другом случаях представители этого рода были расписаны в прямой зависимости от их происхождения. Младшая ветвь, породнившаяся в свое время с московской правящей династией, заметно превосходила старшую по своему положению[227]227
  Экземплярский А. В. Великие и удельные князья… Ч. 2. С. 47–38.


[Закрыть]. В некоторых случаях установившееся правило вступало в противоречие с реальными служебными заслугами. В служебном отношении Бахтеяровы и Гвоздевы-Приимковы, из старшей ветви князей Ростовских, преуспели гораздо больше Яновых, выходцев из младшей ветви. Тем не менее все они уступали им в тексте Дворовой тетради. Следует заметить, что в Боярскую думу Ростовские также в основном продвигались по родословному принципу[228]228
  По уверению Ивана Грозного, боярство С. В. Звяге Ростовскому было пожаловано «по нашей милости, а не по своему достоинству» (Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 32).


[Закрыть].