Текст книги "Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв."

Глава 2
На удельной службе

Удельные княжества традиционно рассматривались как «рудименты», носители архаичных пережитков старого времени. Удельные князья, «крамольники по своей природе», по факту своего существования выступали в качестве противников, более или менее опасных, централизаторской политики, проводимой московскими великими князьями. В силу своего происхождения они были действующими лицами сразу нескольких династических кризисов. Их роль претендентов на престол, растянувшаяся на несколько десятилетий, обуславливала повышенное внимание к их судьбам со стороны центрального правительства в XVI в. и неоднократно становилась предметом изучения в исторической науке. Удельный вопрос – борьба с удельными пережитками («оплотами удельной раздробленности») и влиянием удельных князей (Владимира Старицкого как знамени антиправительственных сил) при царском дворе – был, в частности, поставлен во главу угла А. А. Зиминым в качестве причины опричных репрессий[270]270
  Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 82–83, 477–479.


[Закрыть].

Признавая уязвимость этой концепции, многие исследователи тем не менее некритически восприняли многие ее положения, гипертрофированно преувеличивая роль и значение удельного вопроса в политической борьбе. Соответственно, повышенное внимание приобрело выявление связей (реальных или гипотетических) лиц, вовлеченных в политические процессы с удельными дворами, получившее освещение в историографии. Серьезные наработки сделаны также в определении личного состава и тенденций развития удельных дворов[271]271
  Веселовский С. Б. Опричнина. С. 164–166; Зимин А. А. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. // История и генеалогия. М., 1977. С. 161–188; Он же. Дмитровский удел и удельный двор во второй половине XV – первой трети XVI в. // ВИД. Л., 1973. Вып. 5. С. 182–195; Он же. Формирование… С. 292–293; Грязнов А. Л. Двор верейско-белозерских князей в 1389–1486 годах // Кириллов. Краеведческий альманах. Вологда, 2001. Вып. 4. С. 24–51.


[Закрыть].

Сами удельные дворы, по меткому выражению того же А. А. Зимина, представляли собой «миниатюрные копии» Государева двора. Неоднократно отмечавшаяся деградация удельных князей первой половины XVI в. в сравнении с их предшественниками из предыдущего столетия не могла обойти стороной и их ближайшее окружение. Последнее серьезное столкновение с «братом старейшим» произошло в 1479–1480 гг., когда Андрей Углицкий и Борис Волоцкий вместе со своими дворами решились на «отъезд» от Ивана III. В последующие годы XV в. наступление на удельных князей не встречало открытого сопротивления с их стороны. В дальнейшем эта тенденция получила логическое развитие. Не вызвало возмущения служилых людей дмитровского удела «поимание» Юрия Дмитровского. Картину полного упадка продемонстрировал неудавшийся мятеж Андрея Старицкого 1537 г., когда он фактически был брошен на произвол судьбы своими «дворянами». Личный состав удельных дворов подвергался неоднократным «переборам». Так, в 1511 г. после неудачной попытки бегства в Литву Семена Калужского великий князь «вины ему отдал, а людей его и бояр всех переменил»[272]272
  ПСРЛ. Т. 8. С. 252.


[Закрыть].

Необходимо подчеркнуть, что эволюция развития удельных дворов шла в русле общегосударственных реформ своего времени, объективно способствуя ликвидации собственно «удельных» пережитков.

Удельные князья этого времени не только были ближайшими кровными родственниками, чаще всего – родными братьями, «государей всея Руси», воспитывались при московском дворе, впитывая в себя, таким образом, все существовавшие там политические традиции. Соответственно, чем большее развитие получала система государственности, включая и ее идеологические аспекты, тем больше менялся характер удельных князей. Получая уделы, они стремились воплотить в жизнь примерно те же самые политические идеи, которые в это время ставились в основу государственных реформ уже на более высоком уровне.

Судебник 1497 г., первый общерусский законодательный кодекс, был составлен Иваном III «с детми своими и с бояры». Впоследствии применявшиеся в уделах при судебных разбирательствах нормы дублировали положения Судебника. Юрий Дмитровский принимал участие в торжественном венчании на царство Дмитрия Внука. Наконец, Юрий Дмитровский и Дмитрий Углицкий входили в состав коллегии собора 1503 г., решавшего судьбу церковного землевладения.

При этом излишние амбиции удельных князей подавлялись целенаправленными действиями московского правительства. Процесс образования удельных династий вначале был ограничен, а затем и вовсе сведен на нет. Василий Темный, а затем и Иван III весьма преуспели в деле борьбы со своими ближайшими «родственниками». Как правило, удельные князья не успевали передать свои княжества наследникам, будучи изгнанными или «поиманными» своими «старейшими братьями». Показательно, что из всех потомков Василия Темного, разделившего доставшиеся ему земли между своими сыновьями, говорить о какой-то преемственности можно только применительно к волоцко-рузским князьям. Борису Волоцкому удалось сохранить свой удел за сыновьями Иваном и Федором. Впрочем, и в этом случае конечный итог был вполне закономерен: вскоре оба этих князя умерли бездетными, а их земли перешли к Василию III. В результате складывающиеся в том или ином удельном княжестве традиции не находили своего прямого продолжения, а сами удельные земли сравнительно легко входили в состав великокняжеского «домена».

Наиболее четко эта тенденция прослеживается на примере уделов первой трети XVI в., существовавших без откровенного еще вмешательства со стороны великокняжеской власти. Братья Василия III создавали в своих княжествах локальные варианты системы организации службы, по образцам и лекалам, которые в это же время внедрялись в рамках всего государства. Наиболее продолжительную историю среди них имели дмитровский (1504–1533) и старицкий (1519–1537) уделы[273]273
  Планы создания дмитровского удела существовали у Ивана III уже в 1499 г., хотя и не были, очевидно, реализованы в это время (Каштанов С. М. Социально-политическая история России конца XV – первой половины XVI века. М., 1967. С. 145). В начале 1504 г., при жизни своего отца, Юрий Дмитровский и Дмитрий Углицкий уже раздавали жалованные грамоты.


[Закрыть]. Существование старицкого удела было продолжено в 1541 г. передачей входивших в его состав земель Владимиру Старицкому, невольному антагонисту Ивана Грозного.

История этих удельных княжеств и их служилых людей уже обращала на себя внимание исследователей[274]274
  Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 155–169; Каштанов С. М. Из истории последних уделов // Труды МГАИ. Т. 10. М., 1957. С. 257–302; Он же. Монастырский иммунитет в Дмитровском уделе // Вопросы социально-экономической истории и источниковедения в России. М., 1961. С. 25–29; Зимин А. А. Дмитровский удел… С. 182–195; Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 120–121.


[Закрыть]. Наиболее полно эта тема была раскрыта А. А. Зиминым, хотя и на весьма ограниченном количестве примеров с рядом заведомых ошибок, которые благодаря авторитету этого исследователя перекочевали в дальнейшем в другие исторические труды. При реконструкции состава дмитровского двора им были проанализированы только биографии выходцев из фамилий московской аристократии. Сделанный в результате вывод о слабости позиций Юрия Дмитровского, обусловленный «тесной генеалогической связью представителей удельной знати с московскими княжатами и боярами», соответственно, не кажется в этом контексте столь уж убедительным[275]275
  Зимин А. А. Дмитровский удел… С. 195.


[Закрыть].

Отмечая преобладание на удельной службе представителей младших ветвей московской аристократии, А. А. Зимин в дальнейшем обратил внимание на трудности в продвижении по лестнице чинов, с которыми сталкивались потомки удельных бояр после ликвидации удельных княжеств. Эти тезисы находятся в противоречии друг с другом. Если указанные лица действительно отличались не слишком знатным происхождением, то трудно было бы предположить для них другую участь в реалиях действующей служебной иерархии. Затронув тему сложных и напряженных отношений между Василием III и Юрием Дмитровским, исследователь никак не отразил ее влияние на изменение состава самого дмитровского двора, переходов служилых людей из Москвы в Дмитров и наоборот. Без внимания остались также контакты дмитровских бояр и детей боярских со служилыми людьми из других уделов. В дальнейшем А. А. Зимин на примерах конкретных судеб прослеживал подобные факты и, по мере возможности, давал им соответствующую оценку. Однако в этом случае анализ велся уже вне контекста дмитровского двора.

Родство видных служилых людей удельных князей с московской знатью хотя и имело определенное значение, но не определяло в полной мере их позицию. Это доказали, например, бурные события Феодальной войны, когда представители одних и тех же семей (Морозовы, например) зачастую находились по разные стороны противостояния[276]276
  Бенцианов М. М. «Князья, бояре и дети боярские»… С. 22.


[Закрыть]. Мнение о «деградации» перехода на службу к удельным князьям было высказано С. Б. Веселовским, а затем поддержано А. А. Зиминым и другими историками. Для А. А. Зимина, продолжая ранее затронутую тему борьбы с удельными пережитками, связь с уделами вообще означала универсальную «черную метку» при объяснении карьерных падений того или иного персонажа или целых фамилий. К выходцам из уделов относились «подозрительно», ветви, связанные с уделами, «постепенно сходят с исторической сцены». Обратные примеры, которые этот исследователь приводил при изучении судеб московской аристократии второй половины XV–XVI в., игнорировались им или не получали должных комментариев[277]277
  Веселовский С. Б. Исследования. С. 33, 502, 513–514; Зимин А. А. Формирование… С. 30, 55, 58, 170, 182, 200, 219, 229, 254.


[Закрыть].

Учитывая расположение удельных княжеств в центральных, наиболее густонаселенных и экономически развитых, районах страны у значительной части служилых людей конца XV в. можно было найти предков или близких родственников, отметившихся в свое время на службе у удельных князей. Некоторые из них не отличались лояльностью или даже были заклятыми врагами правящей династии.

Этот тезис наглядно иллюстрируется на примере боярских (нетитулованных) фамилий. Из разветвленного рода потомков Андрея Кобылы только несколько фамилий сохранили к концу века места в Боярской думе. Среди них – Колычевы и Кошкины (Захарьины). Из них Александр Колычев был боярином у Михаила Верейского, а Константин Беззубцев, двоюродный племянник бояр Ивана III Якова и Юрия Захарьиных Кошкиных, – у Андрея Углицкого[278]278
  Зимин А. А. Формирование… С. 176, 188–189.


[Закрыть]. Больше боярских фамилий было у Ратшичей: Товарковы, Давыдовы, Остеевы и Жулебины, Бутурлины, Челяднины. В целом здесь было меньше удельных прецедентов, хотя отдельные представители этого рода и отметились на удельной службе. Борис Шушлеба Товарков подвизался на службе в уделе у Юрия Васильевича Дмитровского. Роман Безногий Остеев «держал» у Дмитрия Шемяки Углич. Его брат Тимофей служил вначале Василию Боровскому, а затем тому же Дмитрию Шемяке. Ранее, судя по перечню боярских мест, оба брата находились на великокняжеской службе. Примечательно, но сыновья обоих из них, несмотря на нахождение в «стане врага», впоследствии были членами Боярской думы «государя всея Руси»[279]279
  Там же. С. 162, 169; Лихачев Н. П. Разрядные дьяки… С. 436; АСЭИ. Т. 1. № 52. С. 54; № 115. С. 92; Веселовский С. Б. Исследования. С. 24. По С. Н. Кистереву, Т. А. Остеев первоначально служил Дмитрию Шемяке, а потом уже перешел к Василию Ярославичу (Кистерев С. Н. Полная грамота Ивана Михайловича Дубенского // РД. М., 1997. Вып. 1. С. 23). В 1460—1470-х гг. А. Р. Хруль Остеев упоминается в качестве великокняжеского боярина в разъезжей грамоте. В. Т. Чулок был новгородским наместником. Его сын Иван в конце XV в. дослужился до звания окольничего.


[Закрыть].

Из Морозовых и их ближайших родственников Филимоновых удельным князьям служила целая плеяда выдающихся деятелей. Среди них – Семен Федорович, боярин и «любовник» Юрия Звенигородского. Дворецким у этого князя был также Яков Жест Филимонов. Его сын Михаил Русалка впоследствии стал великокняжеским дворецким. Василий Слепой, отец боярина Ивана III Григория Поплевы, и его брат Игнатий Михайлович служили в бежецком уделе Дмитрию Красному. И. М. Морозов затем был наместником удельного Галича у Дмитрия Шемяки. В следующем поколении Дмитрий Давыдович Морозов служил в качестве боярина у Андрея Углицкого. В углицком уделе находился, видимо, и Дмитрий Шея[280]280
  Веселовский С. Б. Исследования. С. 24, 196–198, 209; АСЭИ. Т. 1. № 163. С. 119; Лихачев Н. П. Разрядные дьяки… С. 436; Зимин А. А. Формирование… С. 239; АСЗ. Т. 1. № 69. С. 57.


[Закрыть].

«Шатость» в событиях Феодальной войны проявил Михаил Сабуров, получивший прощение великого князя (значительная часть его вотчин отошла при этом к великой княгине Марии Ярославовне). Его родственники Василий и Семен Пешек Федоровы служили Юрию Васильевичу Дмитровскому и Андрею Вологодскому соответственно. Дядья Василия Образца Симского, печально известные братья Петр Хромой и Никита Константиновичи Добрынские, сыграли заметную роль в эпизоде с ослеплением Василия Темного. Оба они перешли с великокняжеской службы к Ивану Можайскому, причем, по крайней мере, Петр совершил «отъезд» еще в начале 1440-х гг., за несколько лет до этого события. Этому князю служил также Елизар Гусь Добрынский, который позднее был воеводой у Андрея Вологодского[281]281
  Зимин А. А. Формирование… С. 191, 220. С. Ф. Пешек служил также великой княгине Марии Ярославовне. АСЭИ. № 171. С. 125, 603–604; ПСРЛ. Т. 8. С. 189.


[Закрыть].

Сыном боярина из удела Юрия Васильевича Дмитровского был окольничий Иван Шадра Вельяминов. Так же сложилась судьба его сослуживца по дмитровскому уделу Ивана Ощеры. Из Заболоцких Дмитрию Красному служил Василий Иванович, основатель самой преуспевшей линии своей фамилии. Его сын был новгородским наместником, а внуки дослужились до звания окольничих. Иван Новосильцев, отец великокняжеского боярина Василия Китая, был когда-то боярином Ивана Можайского. В можайском уделе служил также Андрей Дмитриевич (род Нетши), хотя и пострадал здесь от гнева своего князя. Он был «поиман», а его жена сожжена за колдовство. Его сын Григорий Мамон какое-то время был одним из близких советников Ивана III. Из других Нетшичей Данила Иванов служил Борису Волоцкому, а затем неожиданно стал великокняжеским окольничим[282]282
  Зимин А. А. Формирование… С. 160, 215, 227–228, 255, 257. При дворе князя Ю. В. Дмитровского отметился также И. Н. Воронцов. Веселовский С. Б. Исследования. С. 349; РФА. Ч. 1. С. 160.


[Закрыть].

Достаточно высокое положение в конце века занимал Иван Михайлович Волынский. Волынские были тесно связаны с Углицким уездом. Акинф Волынский, дядя будущего новгородского дворецкого, в 1436 г. руководил двором Дмитрия Шемяки и проявил завидную верность своему господину, продолжив борьбу с вероломным великим князем[283]283
  Кузьмин А. В. На пути в Москву… Т. 1. С. 135.


[Закрыть].

Из других приближенных к персоне великого князя лиц служили в уделах прежде Зиновьевы-Станищевы. Их отец в свое время был боярином Василия Боровского. Иван Старков в 1446 г. переметнулся на сторону Дмитрия Шемяки, но затем был прощен и во второй половине 1460-х гг. упоминался среди бояр на докладе поземельных дел. Его сыновья находились в это время в дмитровском уделе. После его исчезновения Алексей Иванов Старков ездил с посольством в Крым. Боярином Юрия Васильевича Дмитровского был также Иван Воронцов, сын которого Семен дослужился при Василии III до боярского звания. В качестве воеводы великого князя отметился Игнатий Образец, ранее один из слуг Андрея Углицкого. «Паробком» Ивана Можайского был Степан Еропкин. Его сыновья Федор и Михаил Кляпик – сокольничий великого князя, неоднократно были задействованы в дипломатической деятельности. Ф. С. Еропкин служил также в воеводах. На хорошем счету были в конце века Нащокины. Алферий Филиппов Нащокин был наместником трети московской, несколько раз встречался в списках Государева двора, а позднее был и в «стратилатских чинах». При этом его отец Филипп в свое время был дворецким Михаила Верейского[284]284
  Кузьмин А. В. Станищевы, Лазаревы, Кучецкие и Великий Новгород в XIV – середине XVI в. Ч. 1 // ВИД. СПб., 2019. Вып. 38. С. 307–332; Зимин А. А. Формирование… С. 157–158, 175, 233–234, 243; Бенцианов М. М. Выходцы из родов московского боярства на новгородских поместьях в конце XV – середине XVI века // Новгородский исторический сборник. Великий Новгород, 2016. Вып. 16 (26). С. 198–199.


[Закрыть].

В углицком уделе служили предок Грязных боярин Илья Борисович и дьяк Александр Карамышев. И. Борисов позднее ездил с посланием к удельным князьям во время их мятежа 1480 г., а А. В. Карамышев приходился братом известным деятелям конца XV в. Василию и Андрею Карамышевым. Еще один член этой семьи – Михаил Васильев Карамышев – был связан с Борисом Волоцким[285]285
  АСЗ. Т. 1. № 69–72. С. 57–59; Савосичев А. Ю. Дьяки и подьячие XIV – первой трети XVI в.: происхождение и социальные связи. Опыт просопографического исследования. Орел, 2013. С. 230–234.


[Закрыть].

Без особых проблем переходили из одного двора в другой виднейшие дьяки. Известным «переметом» был, например, Федор Дубенский. В начале 1440-х гг. он был дьяком Дмитрия Красного, после смерти которого перешел на службу к его брату Дмитрию Шемяке. В 1445 г. Ф. Дубенский был послан к Улуг-Мухаммеду «со всем лихом на великого князя… чтобы великому князю не выити на великое княжение». Впрочем, на службе у Дмитрия Шемяки он также надолго не задержался. Уже в 1446 г. он подписывал жалованные грамоты Ивана Можайского. Исчезновение Можайского княжества заставило его перейти на службу к самому великому князю. Вплоть до 1470-х гг. он продолжал выполнять обязанности дьяка при великокняжеском дворе. Дьяк Андрей Майко отметился на службе у Василия Темного, великой княгини Марии Ярославовны, Андрея Вологодского и самого Ивана III[286]286
  Алексеев Ю. Г. У кормила Российского государства. СПб., 1998. С. 168–170; Пономарева И. Г. Великокняжеская канцелярия при Василии Темном (поименный список) // АЕ за 2006 г. М., 2011. С. 121, 131–133; ПСРЛ. Т. 25. С. 263, 264; Савосичев А. Ю. Указ. соч. С. 228.


[Закрыть]. В составе канцелярии Ивана III в разное время трудились также Никита Иванов, Василий Долматов и Василий Башенин (Башина), подвизавшиеся прежде при удельных дворах[287]287
  Зимин А. А. Дьяческий аппарат в России второй половины XV – первой трети XVI в. // ИЗ. 1981. Т. 87. С. 225, 233, 237–238; Савосичев А. Ю. Указ. соч. С. 227–229.


[Закрыть].

Меньше связей с уделами было у представителей княжеских фамилий, вошедших в Боярскую думу, что было обусловлено поздним характером их появления на московской службе. Однако и их поведение вписывалось в общую тенденцию. В волоцком уделе служили князья Хованские, близкие родственники влиятельных Патрикеевых. Воеводой Андрея Углицкого был князь С. И. Ряполовский. Его дальний родственник Василий Ромодановский был боярином Михаила Верейского. Уже говорилось о сыновьях князя В. Н. Оболенского, выбравших для себя удельную службу. Василий Никитич служил Андрею Углицкому, его брат Иван Смола – Юрию Дмитровскому, а Петр – Борису Волоцкому[288]288
  Зимин А. А. Формирование… С. 29, 36, 41, 44.


[Закрыть].

Приведенный обзор показывает существовавшие связи по мужским (родословным) линиям. Если же принимать во внимание родство по женским линиям, которые, безусловно, были хорошо известны современникам и их ближайшим потомкам, то общая картина окажется еще более впечатляющей.

Ущербность поиска удельных связей была отчетливо продемонстрирована на примере так называемого «заговора Владимира Гусева» 1497 г. После исследования С. Б. Веселовского, показавшего наличие удельных следов у родственников задействованных в нем лиц, некоторыми историками были сделаны далекоидущие выводы. Я. С. Лурье писал о существовании целого феодального блока. По мнению К. В. Базилевича, участники заговора имели «старые связи с удельными дворами, с их феодально-сепаратистскими устремлениями». Л. В. Черепнин считал дело Владимира Гусева продолжением удара, нанесенного ранее по углицкому удельному двору. Поддержали указанную точку зрения Н. А. Казакова и С. М. Каштанов. Последний нарисовал впечатляющую картину территориальных претензий княжича Василия – будущего Василия III: Углич, Ростов, Белоозеро, Тверь[289]289
  Веселовский С. Б. Владимир Гусев – составитель Судебника 1497 г. // ИЗ. М., 1939. Т. 5. С. 31–47; Лурье Я. С. Из истории политической борьбы при Иване III // Учен. зап. ЛГУ. 1941. Т. 80. Вып. 10. С. 90–92; Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952. С. 361; Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. М.; Л., 1951. Ч. 2. С. 289–303; Казакова Н. А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960. С. 42; Каштанов С. М. Социально-политическая история России… С. 79–88.


[Закрыть]. Проблема в том, что связи с уделами при желании можно было обнаружить у значительного числа членов Государева двора, в том числе у представителей партии Патрикеевых. То есть этот критерий является не слишком состоятельным для дальнейших построений, а малозначительность участников «заговора Владимира Гусева» не позволила бы им на практике реализовать приписываемые им планы. К слову сказать, сам С. Б. Веселовский, невольно инициировавший подобные высказывания, считал, что этот процесс был раздут, и его печальный конец был вызван вмешательством в «семейное дело великого князя»[290]290
  Веселовский С. Б. Владимир Гусев… С. 47.


[Закрыть]. Взаимоотношения великокняжеской семьи с приближенным к ней кругом лиц часто находились за рамками декларируемого противостояния центрального правительства с удельными князьями. Тот же И. В. Ощера в 1446 г. был одним из участников заговора с целью освобождения Василия Темного. Затем он стал боярином его сына Юрия Васильевича, после смерти которого вновь продолжил свою карьеру при великокняжеском дворе, войдя в число ближайших советников «государя всея Руси». Подобный политический кульбит проделал и В. Ф. Сабуров, который с великокняжеской службы перешел в состав дмитровского двора, а затем вновь оказался на службе у Ивана III. К. А. Беззубцев в 1469 г. возглавлял поход на Казань. В 1470-х гг. он, однако, уже находился на службе у Андрея Углицкого. Здесь же служил и его сын Михаил. В 1498–1499 гг. он был одним из воевод в казанском походе, а затем неожиданно, учитывая его удельную службу, в 1509 г. стал окольничим у Василия III. Некоторые бояре удельных князей, в том числе откровенно враждебных Василию Темному, впоследствии перешли на службу к нему самому и его сыну: Иван Старков, Андрей Хруль и Василий Чулок Остеевы, Зиновий Станище. Таким же образом развивалась ситуация с боярами братьев Ивана III по мере ликвидации их удельных княжеств[291]291
  Зимин А. А. Формирование… С. 188–190, 191, 215; Корзинин А. Л. Состав думных и дворцовых чинов в правление великого князя Ивана III. Ч. 1. Думные чины // Древняя Русь: во времени, в личностях, идеях. СПб., 2017. Вып. 8. С. 328–329; Бенцианов М. М. «Князья, бояре и дети боярские»… С. 54–55.


[Закрыть].

На примере удельных бояр XV в. видно, что далеко не всегда переходы на службу к «молодшей братье» великого князя были вызваны неспособностью тех или иных фамилий выдержать конкуренцию при московском дворе. Приведенный далеко не полный перечень лиц из виднейших старомосковских боярских родов показывает, что некоторые из них без труда выдержали бы конкуренцию и заняли подобающие им места в окружении великого князя. Многие представители боярства оказывались невольными заложниками своего землевладения и вынуждены были соотносить свою службу с расположением своих вотчин. Традиционное требование «блюсти бояр как своих» в условиях Феодальной войны переставало иметь силу. В 1433 г., например, передавая великое княжество Василию Темному, Юрий Звенигородский добился в качестве компенсации передачи Бежецкого Верха своему младшему сыну Дмитрию Красному. Заключенное соглашение определяло судьбу бежецких бояр: «А у кого будут в Бежыцьском Версе грамоты жалованные отца твоего, великого князя, или твои у бояр… и в тех грамотах волен яз, князь Юрий Дмитриевич кого как хочу жаловати». Бежецкие землевладельцы должны были доказать лояльность новому князю или потерять привилегированное положение своих земель. Некоторые из московских бояр, владевших вотчинами в Бежецком Верхе, после заключения этого договора решили не искушать свою судьбу, перейдя на новую службу[292]292
  ДДГ. № 30. С. 76. Кроме В.М. Слепого Морозова и В. И. Заболоцкого, на службе у Дмитрия Красного известен был бежецкий вотчинник Дмитрий Кайса, внук великокняжеского боярина Юрия Щеки.


[Закрыть].

Связь землевладения и службы тем не менее не имела абсолютного характера. Значение, безусловно, имели также личные связи и привязанности, особенно в случаях с деятельными и популярными князьями. Не случайно некоторые «вассалы» удельных князей готовы были последовать за ними в изгнание. В 1479 г. мятежных братьев Ивана III во время их демарша к литовскому рубежу сопровождали «бояре их и дети боярские лутчшие, и з женами и з детми и с людми». Михаил Шарап Дмитриев (род Нетши) позднее бежал в Литву вместе с Василием Верейским. В 1462 г. бывшие дети боярские Василия Боровского устроили заговор с целью освобождения своего господина (в ссылке с 1456 г.)[293]293
  ПСРЛ. Т. 8. С. 150, 204; Род. кн. Ч. 2. С. 241.


[Закрыть].

Число бояр (и не только) удельных князей пополнялось за счет лиц, поссорившихся по тем или иным причинам с великим князей и его окружением. Среди них были прежде влиятельные Иван Дмитриевич Всеволож, братья П.К. и Н. К. Добрынские, не говоря уже о менее значительных персонах[294]294
  Бунко, предупредивший Василия Темного в 1446 г. о подходе отрядов удельных князей к Троице-Сергиеву монастырю, ранее отъезжал к Дмитрию Шемяке.


[Закрыть]. Позднее к Борису Волоцкому отъехал бывший великолуцкий наместник князь И. В. Лыко Оболенский, недовольный принятым не в его пользу судебным решением.

Наоборот, некоторые великокняжеские бояре второй половины XV в. представляли старинные удельные фамилии. Среди них – Василий Новосильцев, потомок окольничего Владимира Храброго Якова Новосильца, и сын боярина Ивана Можайского, а также Григорий Мамон и его родственник Данила Иванов. Таким образом, существовали вполне очевидные прецеденты повышения своего статуса для некоторых наиболее значительных лиц с удельным происхождением.

Еще одним общим местом в историографии при определении гипотетического круга лиц, связанных с удельными князьями, выступает фактор землевладения. Этот фактор, безусловно, имел место и часто оказывался решающим. На местном уровне удельный князь мог стать серьезной проблемой для неуживчивых вотчинников, которые находились на службе у «государя всея Руси» или других «господ». Примеры подобных эксцессов хорошо известны в первой половине XV в. Особенно ярко они проявлялись во время конфликтов центрального правительства с удельными князьями. В послании епископов к Дмитрию Шемяке 1448 г. красочно описываются действия этого князя: «Которые бояре и дети боярьские от тобе били челом брату твоему старейшему великому князю служити, а села их, домы их в твоей отчине, и ты через то докончанье и через крестное целованье тех еси бояр и детей боярских пограбил, села их и домы их еси у них поотъимал»[295]295
  РФА. Ч. 1. С. 112.


[Закрыть].

Такие действия удельных князей, безусловно, случались и позднее, но после победы в Феодальной войне служилые люди великого князя, земли которых располагались на территории удельных княжеств, могли рассчитывать на его деятельную поддержку. При этом сами удельные «вассалы» оказывались беззащитны перед их возможными посягательствами. В завещании Бориса Волоцкого упоминаются села, которые он «поотоимал в своей вине» у Федора Полева, Андрея Еропкина и у троих Бибиковых. Еще более преуспел в этом его сын Федор. По свидетельству Иосифа Волоцкого (явно преувеличенному), этот волоцкий князь беззастенчиво грабил своих подданных. После смерти его отца «ему не захотел служити ни один боярин, ни дьяк, опроче Коура да Ртища»[296]296
  ДДГ. № 71. С. 251; Послания Иосифа Волоцкого. С. 215.


[Закрыть].

При такой постановке вопроса связь землевладения и службы приобретала достаточно условный характер. Вотчинники из уездов, переданных в княжества сыновей Ивана III, имели возможность беспрепятственно остаться на великокняжеской службе. При выборе своего «государя» в большом количестве примеров речь шла об индивидуальных решениях служилых людей. Переходы к удельным князьям носили личный характер, так что близкие родственники могли служить по разным спискам.

Это обстоятельство не было учтено в свое время В. Б. Кобриным. При определении служебной принадлежности тверских помещиков 40-х гг. XVI в. им, в частности, была отмечена связь с Дмитровским княжеством для Андрея Семенова Повадина и братьев Ступишиных, а также, вероятно, для Ивана Болобанова Кувшинова. Среди названных помещиков Петр и Василий Ступишины в 1522 г. участвовали в качестве поддатней в поездке великого князя в Коломну, в то время как А. С. Повадин в 1533 г. был приставом у царевича Окдевлета (Ак-Даулета) в походе на Северу. Все они находились на великокняжеской службе. И. Болобанов Кувшинов был сыном известного дьяка Василия III Болобана Кувшинова[297]297
  Кобрин В. Б. Становление поместной системы // ИЗ. 1980. Т. 105. С. 170–171; РК 1475–1598. С. 68, 83; Зимин А. А. Дьяческий аппарат… С. 243–244.


[Закрыть]. Более вероятной кажется, соответственно, связь указанных лиц с великокняжеской службой, несмотря на их поземельные связи с уездами, входившими в состав территории дмитровского удела.

Грань иногда проходила внутри одной семьи. Это наблюдение справедливо не только для представителей аристократических фамилий (среди князей Оболенских И. В. Курля служил Дмитрию Углицкому, а его брат Никита Хромой – великому князю), но и для некоторых рядовых служилых людей. Так, например, Василий и Федор Васильевы Ртищевы, несомненно, были связаны с дмитровским двором и получали кормления от князя Юрия. Их брат Петр известен как тверской помещик, причем при проверке владельческих прав он ссылался на поместную грамоту, выданную ему великим князем Василием Ивановичем (Василием III), то есть еще до 1533 г.[298]298
  АСЭИ. Т. 3. № 185. С. 199; Зимин А. А. Из истории центрального и местного управления в XVI в. // ИА. 1960. Вып. 3. № 1. С. 144; ПМТУ. С. 274.


[Закрыть]

Очевидно, что изучение особенностей удельной службы в первой трети XVI в. необходимо проводить на основании взвешенных подходов, не ограничиваясь общими шаблонами. Большое значение при этом имеет привлечение комплекса биографических данных о лицах, отметившихся на удельной службе, и их ближайших родственниках.

Существенным подспорьем для определения служебной принадлежности тех или иных персонажей в этом случае выступают данные Тысячной книги 1550 г. и Дворовой тетради. В Тысячной книге сохранились пометы «князь Юрьевские Ивановича» и «княж Андреевские», свидетельствующие о ведении особых списков бывших вассалов удельных князей. В разряде казанского похода 1549 г. различались кашинцы «княж Юрьевские» и кашинцы «старые послужильцы» (очевидно, находящиеся на великокняжеской службе во время существования дмитровского удела). Возможно, к «старым послужильцам» причислялись здесь также некоторые ружане и старичане[299]299
  ТКДТ. С. 60, 66, 68; Роспись. С. 226–227. Характерно, что в этом разряде не было разделения среди звенигородцев.


[Закрыть].

Служилые люди «князь Юрьевские Ивановича» упоминаются также в разряде похода на Владимир 1550 г., где дважды была отмечена рубрика «Руза». В первый раз, в начале списка, под этой рубрикой был записан Рахманин Борисов Голохвастов, во втором случае, уже в самом конце, – Василий и Петр Александровы Белого («князь Юрия Ивановича»)[300]300
  РК 1475–1605. Т. 1. Ч. 2. С. 480.


[Закрыть].

Кроме указанных источников дворовые дети боярские, служившие, вероятно, прежде в уделах, упоминались на последних местах в списке детей боярских 1542 г. «которые в думе не живут» (рубрики «Колуга», «Дмитров», «Старица»)[301]301
  Сб. РИО. Т. 59. С. 148.


[Закрыть]. Стоит предположить, что рубрики, включавшие бывших удельных «вассалов», приписывались к основному тексту дворовых книг. Среди подобных дворовых книг известна была, в частности, дворовая книга 1536/37 г., которая, в свою очередь, использовала данные второго десятилетия XVI в.[302]302
  Бенцианов М. М. «Князья, бояре и дети боярские»… С. 44–45.


[Закрыть]

В Дворовой тетради отсутствуют прямые указания на прежнюю службу удельным князьям. Перед списком углицких детей боярских сохранилось название рубрики: «княж Дмитреевские Ивановича», которая свидетельствует о возможном наличии аналогичных рудиментов и в других частях этого документа. Анализ расположенных имен в дмитровской рубрике показывает существование здесь компактных групп как потомков удельных «дворян», так и потомков великокняжеских дворовых детей боярских. В нарушение сложившейся структуры текста близкие родственники, служившие в свое время разным сюзеренам (Юрию Дмитровскому и Василию III соответственно), записывались на значительном расстоянии друг от друга.

Так, например, обстояло дело с Курчевыми, которые были разбиты на две группы. Согласно Тысячной книге, Семен и Афанасий Ивановы Курчевы находились в числе детей боярских великого князя, служивших по Дмитрову. Их имена фигурируют среди «старых» тверских помещиков, владевших своими землями задолго до описания конца 1530-х гг. Очевидно, подобным образом обстояло дело и с другими представителями этой фамилии, чьи имена фигурировали рядом с названными братьями. С другой стороны, есть четкие доказательства службы Юрию Дмитровскому братьев Григория Щура, Михаила и Афанасия Курчевых. Г. В. Щур Курчев упоминался в Тысячной книге среди детей боярских «князь Юрьевских Ивановича». Возле имен этих братьев в Государевом родословце сделана помета: «служили князю Юрью Ивановичу»[303]303
  ТКДТ. С. 66, 67, 128, 130; ПМТУ. С. 83; Род. кн. Ч. 1. С. 312.


[Закрыть].

Если попытаться сравнить между собою две эти части – детей боярских, служивших прежде Юрию Дмитровскому, и «старых послужильцев», по терминологии казанского разряда 1549 г., на великокняжеской службе, то выявляется интересная особенность: каждая из них заканчивается именами новиков, причем эти имена расписываются по определенному принципу. Так, например, в конце общей дмитровской рубрики, которая одновременно заканчивает и список детей боярских Юрия Дмитровского, не встречается близких родственников лиц, упомянутых в предыдущей части. То же самое относится и к новикам, замыкающим список детей боярских, служивших в свое время московскому правительству. Вероятно, отмеченная закономерность свидетельствует о параллельном ведении двух разных росписей дмитровских детей боярских вплоть до начала 1550-х гг.

Ко времени создания Тысячной книги и Дворовой тетради отцовские земли уже были возвращены Владимиру Старицкому. Многие старицкие землевладельцы вернулись на удельную службу, что, к сожалению, не позволяет в полной мере использовать фигурирующую в них рубрику «Старица» для реконструкции состава двора Андрея Старицкого.

Хронологическая удаленность Тысячной книги и Дворовой тетради от времени исчезновения калужско-бежецкого (1518 г., а реально, видимо, 1511 г.) и углицкого (1521 г.) уделов не дает возможность провести подобный ретроспективный анализ для определения служилых людей из этих княжеств, хотя следы их прежней службы и обнаруживаются в соответствующих рубриках этих источников.

При определении степени преемственности новообразованных по завещанию Ивана III уделов, соотнесении их с удельными княжествами более раннего времени необходимо понимать, что основные переданные братьям великого князя территории уже несколько десятилетий находились в прямом подчинении великокняжеской власти. Дмитров, например, был центром удельного княжества Юрия Васильевича, сына Василия Темного[304]304
  Ранее Петра Дмитриевича, сына Дмитрия Донского. О нем см.: Назаров В. Д. Дмитровский удел в конце XIV – середине XV в. // Историческая география России XII – начала XX в. М., 1975. С. 46–61.


[Закрыть]. Этот удел просуществовал чуть больше десяти лет. Со времени его исчезновения (1472 г.) и передачи Дмитрова новому правителю – князю Юрию Ивановичу прошло уже более 30 лет, так что должно было полностью смениться поколение служилых людей, когда-то находившихся на службе у этого князя. В сравнении с 60-ми гг. XV в. подверглись достаточно серьезному изменению и сами границы Дмитровского уезда. Часть прежних дмитровских волостей («Рогож, Воря, Корзенево, Шерна городок, Сулишин и с Новым селом») отошла к Московскому уезду. Иван III передал своему сыну Юрию взамен великокняжескую переславскую волость Юлка[305]305
  ДДГ. № 89. С. 359.


[Закрыть].