Текст книги "Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв."

Среди других местных землевладельцев, пополнивших собой старицкий двор, отметились князья Чернятинские и Волконские. Чернятинские представляли собой младшую ветвь тверских князей. Вотчинами в Тверском уезде эта фамилия продолжала владеть еще в середине XVI в. Между тем в служебном отношении Чернятинские далеко не преуспели. Единственный раз в разрядах в 1489 г. встречался Андрей Семенович Чернятинский. Его сын Василий в 1521 г. возглавлял войска Андрея Старицкого на Серпухове. По сообщением родословцев, он был боярином. Выбор В. А. Чернятинского в качестве старицкого воеводы свидетельствовал о наличии в первые годы существования удела определенного кадрового дефицита. Прежде к воеводским должностям по разрядным книгам, несмотря на свой довольно солидный возраст, он не привлекался[354]354
  Зимин А. А. Формирование… С. 111; РК 1475–1598. С. 21; Попов С. Н. Указ. соч. Л. 50–52.


[Закрыть].

Князья Волконские имели опыт командования полками, хотя и не слишком высокого уровня. В 1519 г. на Туле с отрядами служилых людей стояли Митя и Потул (Ипатий) Волконские. Еще в 1517 г. князья Волконские выступали отдельным отрядом во время набега татар. С благословения Андрея Старицкого получил приданные вотчины в Волконской волости Григорий Мешок Валуев, женившийся на дочери Нечая Волконского. Сама по себе выдача подобных «благословений» напоминает известные по позднейшим упоминаниям указы Ивана III и Василия III о консервации родового княжеского землевладения. Известно, что на территории Волконы за ними сохранялась часть суверенных прав. Очевидно, в качестве служилых князей Волконские были переданы Андрею Старицкому вместе с Алексинским уездом, где располагались их родовые земли[355]355
  РК 1475–1598. С. 62; АФЗХ. Ч. 2. № 176. С. 172; Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 68–89. По наблюдениям О. И. Хоруженко, предъявленные позднее в Палату родословных дел грамоты Волконских, содержали значительные интерполяции и искажения (Хоруженко О. И. Родословие как конструкция родовой памяти… С. 218–222).


[Закрыть].

В целом же со служебной точки зрения на старицкой службе кроме князя Ф. Д. Пронского, были представлены второстепенные лица, не имевшие значительного опыта разрядных назначений. Скорее всего, это обстоятельство должно было стать дополнительной гарантией «пассивности» старицкого двора.

Существовало несколько объективных причин выбора удельной службы для служилых людей разного ранга. Как уже говорилось, статус удельных князей защищал их от принудительных и полупринудительных переселений на окраины страны, где в конце XV – первой трети XVI в. активно создавались новые поместные корпорации. Переход под юрисдикцию удельных князей давал возможность удержаться на родовых землях.

Удельная служба была не так обременительна. Еще А. А. Зимин заметил, что, несмотря на перманентное военное положение страны в первой трети XVI в., полки Андрея Старицкого были упомянуты в разрядах всего только один раз. В целом ряде походов, в том числе и отдаленных, войска этого князя, скорее всего, вообще могли не принимать участия под теми или иными предлогами. Не менее сложно было центральному правительству контролировать численность и состав удельных полков и добиваться наказаний служилых людей за неявку на службу.

«Повесть о поимании Андрея Старицкого» прямо приводит эпизод, связанный с отправкой старицких отрядов на службу в Коломну. Специально присланный в Старицу уполномоченный московского правительства (что само по себе уже было примечательно) князь Борис Щепин Оболенский должен был смотреть, «чтобы пред ним князь Ондрей Иванович послал на Коломну воеводу своего и колько с ним пошлет детей боярских». Из позднейшего описания событий выясняется, что в составе этих отрядов не было лиц из ближайшего окружения старицкого князя, число которых составляло, по крайней мере, несколько десятков человек. Избежал отправки в Коломну Яков Веригин, позднее прискакавший в Старицу с вестью о приближении московских полков[356]356
  ПСРЛ. М.; Л., 1963. Т. 28. Прил. С. 356.


[Закрыть].

Трудно сказать, сыграли ли перечисленные аргументы свою роль в поведении новгородских помещиков во время похода князя Андрея к Новгороду в 1537 г. Его призыв «А вы поидите ко мне служити» нашел среди них отклик. В отличие от собственно старицких бояр и дворян, отделавшихся по итогам «мятежа» торговой казнью, судьба этих помещиков сложилась куда более трагично. Тридцать человек были повешены вдоль дороги в назидание другим служилым людям[357]357
  Среди них было несколько представителей Колычевых, имевших родственников при старицком дворе, князь И. С. Львов Ярославский, а также братья Полуехтовы Титовы.


[Закрыть].

Интересно отметить, что, перейдя на удельную службу, значительно сбавили свою служебную активность представители тверского боярского рода Борисовых-Бороздиных. В дмитровском уделе определенно служили сыновья выдающегося воеводы и боярина конца XV в. Ивана Борисовича Михаил Машутка, Василий и Никита. Их служба здесь, однако, не оставила никаких следов. Сохранив за собой внушительные вотчины, а также получив дополнительные поместья[358]358
  Поместье принадлежало, в частности, В. Машуткину (Акты Троицкого Калязина монастыря XVI в. (далее – АТКМ). М.; СПб., 2007. № 63. С. 65).


[Закрыть], они, похоже, не слишком стремились к карьерному росту. При этом позднее, в середине XVI в., Борисовы и Машуткины продолжали занимать очень высокое положение в иерархии Государева двора. «Затерялся» на удельной службе и Я. Г. Поплевин Морозов, сын видного боярина Ивана III. Его брат Иван был окольничим, а позднее и боярином. Заметным лицом в великокняжеском окружении был и другой его брат, Василий. Сам он известен только по упоминанию в духовной грамоте Дмитрия Углицкого, хотя позднее по проторенной тропе повторил путь своих братьев, достигнув в конце жизни (уже на службе у Василия III) звания окольничего[359]359
  Зимин А. А. Формирование… С. 234–238; ДДГ. № 99. С. 410.


[Закрыть].

Несмотря на позднейшие местнические предубеждения, удельная служба до определенного времени давала возможность некоторым фамилиям московской аристократии «удерживаться на плаву», сохраняя свои «честь» и положение в бурных перипетиях придворной и политической борьбы. Удельные князья конца XV – первой трети XVI в. за редкими исключениями были родными братьями «государя всея Руси». Переход на удельную службу происходил в границах одной и той же правящей семьи и не мог рассматриваться как измена. Статус же удельного боярина стоял всего лишь на одну ступень ниже, чем звание собственно великокняжеского боярина, что способствовало в дальнейшем обратным переходам. Уже говорилось о том, что некоторые из князей Оболенских служили в конце XV в. в уделах. Андрею Углицкому служил, в частности, князь В. Н. Оболенский, который стал родоначальником известных впоследствии боярских фамилий Курлятевых и Хромых. Скорее всего, правы были Г. Алеф и А. А. Зимин, считавшие, что причиной подобного перехода братьев была складывающаяся родовая система наследования чинов (квоты). В углицком дворе В. Н. Оболенский стал одним из виднейших бояр, что впоследствии позволило его потомкам добиться высокого положения при Государевом дворе. Князья Курлятевы, отметившись на службе у Дмитрия Углицкого, затем беспрепятственно получили доступ в Боярскую думу и рассматривались в качестве лидеров для других представителей князей Оболенских[360]360
  Зимин А. А. Формирование… С. 55; Alef G. Reflections… P. 101.


[Закрыть]. Удельные дворы, таким образом, выступали в качестве своеобразных «запасных аэродромов» для представителей боярской аристократии. Успешную карь еру при удельных дворах могли сделать и рядовые дети боярские. «Ближним» дворянином Андрея Старицкого был Григорий Каша Огарков. Он, по-видимому, принадлежал к числу старицких вотчинников. Ни один из представителей этой фамилии не фигурировал в Дворовой тетради или в разрядных книгах, что говорит в пользу их не слишком высокого статуса. В этой связи можно вспомнить категоричное высказывание И. Яганова: «А не хотел бы яз тобе, государю, служити, и яз бы, государь, и у князя у Юрья выслужил». Находящийся в московской тюрьме этот бывший вассал Юрия Дмитровского считал тем не менее возможным таким образом напомнить о своих заслугах, показывая реальную возможность «выслуги» при его дворе[361]361
  ПСРЛ. Т. 28. Прил. С. 356. Г.В. Каша Огарков упоминался в духовной старичанина А. А. Карачева, а ранее в докладе по его купчей (Смирнов И. Жалованная грамота князя Владимира Андреевича Старицкого // ИА. М.; Л., 1939. Т. 2. С. 56, 58). М. Т. Огарков позднее фигурировал в писцовой книге среди старицких вотчинников. Кром М. М. Челобитная и «запись» Ивана Яганова. С. 23.


[Закрыть].

Дальнейший рост удельных дворов за счет великокняжеских бояр и детей боярских сдерживался с помощью запретов, подкреплявшихся как крестным целованием, так и применением репрессивных санкций. Несмотря на сохранение старого положения удельного времени: «А бояром и детем боярским межи нас волным воля», имелось немало способов сделать это правило простой формальностью. Достаточно вспомнить пример князей И.М. и А. М. Шуйских, которые после попытки отъезда в Дмитров, предпринятой ими незадолго до смерти Василия III, были схвачены и закованы в кандалы. В официальном московском летописании действия дмитровского князя во время этого отъезда выглядят совершенно неестественными: «Князь же Юрьи нимало не пререкова о них, но вскоре их отда великого князя посланником»[362]362
  ПСРЛ. Т. 13. 1-я половина. С. 77–78. После смерти Василия III Юрий Дмитровский вновь отправил к князю А. М. Шуйскому своего дьяка И.К. (Третьяка) Тишкова, перезывая его на свою службу.


[Закрыть].

В 1522 г. князь Василий Васильевич Шуйский клялся «от своего государя великого князя Василья Ивановича всеа Руси и от его детей из их земли в Литву, также ми и к его братье ни инуды никуды не отъехати и до своего живота». Подобное обязательство было повторено несколько лет спустя князьями Дмитрием и Иваном Федоровичами Бельскими, а также Иваном Михайловичем Воротынским. Прямые запреты переходить на службу в дмитровский и старицкий уделы содержались в крестоцеловальной грамоте 1532 г. Михаила Андреевича Плещеева. В этой же связи можно вспомнить эпизод присяги Юрия Дмитровского и Андрея Старицкого малолетнему великому князю Ивану после смерти Василия III. Эти удельные князья обещали, что государьства им под великим князем Иваном не хотети, ни людей им от великого князя Ивана к собе не отзывати»[363]363
  Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной коллегии иностранных дел. М., 1813. Ч. 1. № 149. С. 414; № 152–154. С. 421, 423, 425; № 162. С. 448–450. В «Повести о поимании Андрея Старицкого» был описан эпизод, когда стольники удельного князя (князь И. Шах Чернятинский) пытались сложить с себя крестное целование. Очевидно, подобные ограничения существовали и при удельных дворах (ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 24).


[Закрыть].

Известно всего несколько случаев перехода великокняжеских служилых людей от Василия III на службу в уже существующие уделы. Василий Иванов Шадрин перешел к Юрию Дмитровскому после продолжительного плена в Крыму. Сам по себе факт пребывания в плену, видимо, освобождал его от прежних служебных обязательств, по аналогии с положением Судебника 1497 г.: «А холопа полонит рать татарская, а выбежит ис полону, и он слободен, а старому государю не холоп». При дмитровском дворе видные позиции занимали его ближайшие родственники В. К. и Д. Ф. Вельяминовы. Боярином Юрия Дмитровского стал и сам В. И. Шадрин[364]364
  Зимин А. А. Дмитровский двор… С. 192.


[Закрыть]. Уже говорилось о князе И. А. Хованском, который, видимо, был отпущен в удел по случаю свадьбы его дочери с Андреем Старицким.

При консервации состава удельных дворов, отсутствии притока в них новых лиц основными источниками их пополнения становились сыновья служивших здесь бояр и детей боярских, что способствовало созданию собственно удельных династий среди служилых людей. Следы подобных династий на примере князей Лыковых, Мешковых Валуевых, Хлызневых-Колычевых, Сатиных прослеживаются в дворах Андрея и Владимира Старицкого.

Более серьезный масштаб носили обратные переходы, с удельной – на великокняжескую службу. К Василию III перешел Иван Семенов Рудной Сурмин, в свое время бывший одним из волостелей Юрия Дмитровского. В 1522 году он выполнял обязанности пристава до Смоленска. Близок к дмитровскому двору был также дьяк Василия III Болобан Кувшинов. В начале XVI в. он был одним из послухов в данной грамоте князя А. А. Голенина в Иосифо-Волоколамский монастырь. Его родственники в середине XVI в. продолжали служить по Кашину. На великокняжеской службе ему удалось сделать карьеру, войдя в состав московского дьячества[365]365
  Архив П. М. Строева. Т. 1 // РИБ. Пг., 1915. Т. 32. № 80. Ст. 131; Сб. РИО. Т. 35. С. 664; ТКДТ. С. 129; АФЗХ. Ч. 2. № 41. С. 42; Зимин А. А. Дьяческий аппарат… С. 243–244.


[Закрыть].

Иван Лунин Мечнянинов в 1503–1504 гг. вместе со своим отцом и братьями получил от Юрия Дмитровского жалованную грамоту на вотчину в Кашинском уезде. Уже в 1514 г. он владел землями (от Василия III) в Рязанском уезде. Стоит предположить, что еще при жизни Юрия Дмитровского можайское поместье получил Ширяй Нестеров. Его сыновья в Дворовой тетради уже были записаны по Можайску[366]366
  Антонов А. В. Частные архивы… С. 213; АСЗ. Т. 1. № 170. С. 141; АРГ. № 161. С. 156; ТКДТ. С. 186.


[Закрыть].

Принадлежащие Юрию Дмитровскому уезды на рубеже веков поставляли людей для поместной колонизации новоприобретенных Вяземского, Дорогобужского и Бельского уездов. Этот процесс не остановился и после создания дмитровского удела. В 1530 г. жалованная грамота на поместье в Вяземском уезде была выдана Ф. и И. Савлуковым Болотниковым. В. Б. Кобрин справедливо отмечал удельные связи представителей этой фамилии[367]367
  Кобрин В. Б.Власть и собственность… С. 241. В Звенигородском уезде в середине XVI в. вотчинами владел сам Лобан Болотников, а также его родственники, А. Коуров и Бурец Болотниковы (ПКМГ. Ч. 1. Отд. 1. С. 705–708).


[Закрыть].

Показательна широкая социальная среда подобных переходов. На службу к Василию III переходили, как виднейшие представители дмитровского двора, подобные И. В. Облязу Вельяминову, так и скромные дети боярские, подобные М. и В. Ельчаниновым или И. Лунину Мечнянинову. Очевидно, что в распоряжении у великокняжеской власти имелись более мощные ресурсы, позволявшие переманивать к себе удельных служилых людей.

Видно, что состав служилых людей удельных князей не дает оснований для утверждения о том, что они были центрами притяжения для бояр и детей боярских из других (существующих или уже исчезнувших) удельных княжеств. Сразу после создания этих уделов был сформирован круг служивших в них бояр и детей боярских, который в дальнейшем не претерпевал сколько-нибудь значительных изменений. Новые переходы были строго ограничены и находились под контролем московского правительства. Более того, сами служилые люди из удельных княжеств становились объектами повышенного внимания великокняжеской власти, которая периодически переманивала их на свою службу.

Развитие системы служебной организации в уделах шло в тех же направлениях, что и на основной территории страны. Одним из ключевых факторов в этом отношении являлось распространение поместной системы. Писцовое размежевание удела Юрия Дмитровского с территорией собственно великого княжества 1504 г. называет имена нескольких десятков помещиков и показывает достаточно высокую степень развитости поместной системы в Подмосковье. В конце XV в. на землях, составивших впоследствии дмитровский удел, поместные раздачи вели как Иван III, так и удельные Борис Волоцкий и его сын Иван Рузский. Многие названные здесь помещики сохранили за собой свои поместья, перейдя в разряд служилых людей Юрия Дмитровского. Среди них был Василий Жолоб Пушечников, владевший поместьем в Рузском уезде. Еще в 60-х гг. XVI в. это поместье находилось в руках у его внука, Михаила Жолобова (поместье отца). За время службы Юрию Дмитровскому Жолобовы Пушечниковы приобрели также земли в Кашинском и Звенигородском уездах[368]368
  ДДГ. № 96. С. 398; РПК. С. 46. В Кашинском уезде вотчиной владел М. В. Жолобов, звенигородским поместьем – Н. В. Жолобов (Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 241; Павлов-Сильванский В. Б. Писцовые книги России XVI в. М., 1991. С. 205). Их брат Григорий, вероятно, служил Дмитрию Углицкому, поскольку в Дворовой тетради был записан по Ржеве между потомками детей боярских этого князя.


[Закрыть].

В этом же уделе оказался дмитровский помещик, дьяк Ивана III Артемий Синец. В 1514 г. он от имени князя Юрия производил земельный обмен с Макарьевым-Колязиным монастырем. «Старыми» звенигородскими помещиками были братья Рожновы. Позднее принадлежавшие им поместья перешли к их сыновьям. Потомками воиславского посельского Ярца были, вероятно, звенигородские помещики Федор Ярцев и его братья. В. Б. Павлов-Сильванский обратил внимание на преемственность землевладения звенигородских помещиков начала XVI в. Василия Козлова Таболова, «звенигородца». Григория Мишенина, а также не названных в разъезде 1504 г. Сытиных[369]369
  ДДГ. № 95. С. 382, 387, 388, 390; АКТМ. № 12. С. 16–18; АРГ. № 59. С. 64, № 273. С. 275–276. И. С. Рожнов известен как звенигородский помещик также и в 1537 г. (АФЗХ. Ч. 1. № 19. С. 48, № 102. С. 96). В 1529 г. поместье жены В. Козлова Таболова было передано в Саввин-Сторожевский монастырь. В 1559 г. звенигородские поместья принадлежали И. В. Козлову Таболову, В.Г. и А. Г. Мишениным, Т. П. Сытину (Павлов-Сильванский В. Б. Указ. соч. С. 206, 225, 226).


[Закрыть].

В «наследство» Юрию Дмитровскому на основных землях его удела досталась, таким образом, достаточно большая группа служилых людей-помещиков, владевших своими землями на праве обязательной службы.

В дальнейшем процесс поместных раздач в дмитровском уделе был продолжен. По обрывочным данным актовых источников можно назвать целый ряд имен помещиков на удельной службе. В Рузском уезде поместьями владели князь Василий Нечика Звенигородский и Григорий Багмерев, в Дмитровском – Митя Быков, Федор Курицын, Степан Топорков, Иван Угородский, Макаровы Клочковы, в Звенигородском – вдова Василия Таболова с детьми, наконец, в Кашинском – Василий Машуткин и Осман (Александр) Ковригин. Поместье «государя» называет в своей духовной грамоте Захар Катунин[370]370
  АФЗХ. Ч. 2. № 47. С. 48; Баранов К. В. Новые акты Иосифо-Волоколамского монастыря // РД. Вып. 4. С. 29; АРГ. № 177. С. 173, 179. С. 174; АФЗХ. Ч. 1. № 84. С. 85; АСЗ. Т. 1. № 106. С. 80–81; АКТМ. № 39–40. С. 40–42. Н. Катунин в 1504 г. владел поместьем в Московском уезде.


[Закрыть].

Этот список можно несколько расширить за счет сравнительного анализа актовых источников 1530—1540-х гг. Известно, например, что в 1537 г. поместье в Звенигородском уезде принадлежало жене дмитровского боярина М. Е. Гусева Домне и его сыну Семену. Не вызывает сомнения то, что это поместье досталось им от самого М. Е. Гусева. Можно предположить, что еще при жизни Юрия Дмитровского звенигородскими поместьями владели Казарин Петелин Губцов и Василий Ватолин[371]371
  АФЗХ. Ч. 1. № 18. С. 87, № 14. С. 45. Отец Казарина – Петеля-Трубник был приставом князя Юрия по митрополичьим владениям в Звенигородском уезде. Василий Ватолин в одном из поземельных споров начала 1550-х гг. называл себя «старым» помещиком. Другая сторона утверждала, что спорные земли он «отнял силно после князя Юрья» (Павлов-Сильванский В. Б. Указ. соч. С. 205).


[Закрыть].

Значительные результаты дает ретроспективный анализ писцовых книг. Как показал С. Н. Кистерев, писцовая книга Рузского уезда 1567–1569 гг. опиралась на материалы предшествующего писцового описания 1536–1537 гг. Помещики 1530-х гг. фигурируют в ней в категории «порозжие земли», а также в качестве предыдущих владельцев. Всего удается, таким образом, насчитать порядка 60 имен, которые, с большей или меньшей степенью вероятности, относились к 1530-м гг. Большинство из них владели поместьями до времени «поимания» Юрия Дмитровского. На службе у князя Юрия определенно состояли конюшенный дьяк Иван Поповка, князь Федор Петров Звенигородский, Константин Бекетов и Михаил Курчев. Вероятна связь с дмитровским двором для князя Андрея Ростовского (Приимкова), Якова Иванова Пересветова и Якова (Васильева) Унковского[372]372
  РПК. С. 83, 112, 209, 216; АРГ. № 231. С. 235; ТКДТ. С. 60; Род. кн. Ч. 2. С. 412; ТКДТ. С. 134; АИ. Т. 1. № 129. С. 191. Я. В. Унковский был послухом в духовной дмитровского боярина князя А. А. Голенина и в меновной грамоте сокольничего Г. Минчака Давыдова (АФЗХ. Ч. 2. № 41. С. 42, № 77. С. 74).


[Закрыть].

Писцовая книга Звенигородского уезда 1558–1559 гг. также опиралась на перепись 1537 г. В этом случае писцы конца 1550-х гг. сохранили меньше имен прежних владельцев. Еще до письма И. Д. Боброва (1537 г.) «запустело» поместье Степана Смердюгина Кучецкого. Поместьем мужа владела Соломонида Козловская. Очевидно, во время службы в уделе получили свои поместья братья Голенищевы. С дмитровским двором был связан Василий Рычко Ворыпаев Плещеев, поместье которого в 1549 г. было передано по духовной грамоте Юрия Дмитровского в Саввин-Сторожевский монастырь[373]373
  ЗПК. С. 91; АФЗХ Ч. 2. № 37. С. 39; Павлов-Сильванский В. Б. Указ. соч. С. 222–223. Скорее всего, поместье Б. и С. И. Голенищевых принадлежало еще их отцу. Род. кн. Ч. 2. С. 288; Кобрин В. Б. Материалы… С. 157. Старым звенигородским поместьем владел князь Д. И. Засекин, однако невозможно точно установить время его приобретения.


[Закрыть].

Всего, таким образом, устанавливаются имена нескольких десятков лиц, получивших поместья из рук Юрия Дмитровского. По своему положению выявленные помещики принадлежали к различным слоям служилых людей. Подавляющее большинство из них принадлежало к числу рядовых детей боярских. Впрочем, достаточно часто поместьями владели также представители дмитровской знати, подобные боярину М. Е. Гусеву, князьям В. В. Нечике Звенигородскому и А. Д. Приимкову Ростовскому.

Некоторые имена помещиков упоминаются в завещании Дмитрия Углицкого: Александр Упин, Яков Поплевин Морозов, Василий Волынский, Федор Большой Кокошкин, Иван Полев. Некоторые из них сохранили поместья за собой и после исчезновения углицкого удела[374]374
  ДДГ. № 99. С. 410; Ивина Л. И. Эволюция состава… С. 65–66. Поместья В. И. Волынского, Ф.В. Большого Кокошкина.


[Закрыть].

Ограниченные возможности для поместных раздач существовали на территории старицкого удела. За исключением, может быть, Алексинского уезда в удел Андрею Старицкому попали земли с высокой степенью концентрации вотчинного землевладения. Поместья могли появиться здесь либо в результате конфискаций, либо в случае раздачи дворцовых земель. Первый путь был заранее обречен на неудачу, хотя удельная администрация и прибегала к нему иногда, как это было, например, после побега А. А. Карачева. Большее значение имела раздача дворцовых земель.

Позднее, в 1563 г., при проведении принудительного обмена владениями между Иваном IV и Владимиром Старицким были тщательно зафиксированы все изменения, коснувшиеся дворцовых земель удела. В том числе были отмечены и села, пошедшие в поместные раздачи. Определенная часть названных здесь сел могла пойти в раздачу уже при Андрее Старицком. В любом случае их число кажется недостаточным для придания процессу поместных раздач масштабного характера. Наличие в распоряжении у того же Владимира Старицкого значительных массивов земель дворцового фонда свидетельствует о том, что старицкие князья не форсировали этот процесс, что в целом подтверждает вывод об их не слишком активной позиции. Тем не менее в Старицком уезде Г. М. Валуев упоминал «государево жалование» село Мишутино. В писцовой книге Верейского уезда Н. Неплюева 1629 г. в категории «старой пустоты поместья» назывались земли Григория Судока Сатина. Известны были некоторые земельные пожалования на территории Алексинского уезда. Вотчина здесь была пожалована Г. В. Грязному-Ильину, а поместье – новокрещену В. Баранчееву[375]375
  ДДГ. № 102. С. 421, № 103. С. 424; АФЗХ. Ч. 2. № 176. С. 170; АСЗ. Т. 1. № 75. С. 60–61; РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Кн. 604. Л. 169 об., 363; АСЗ. Т. 4. № 16. С. 14–15.


[Закрыть].

Не меньшее значение имело создание однородной структуры служилых людей, постепенная инкорпорация выходцев из Тверской земли и их адаптация к «московским» порядкам. Небольшие территории уделов способствовали более интенсивному проникновению служилых людей из одного уезда в другой. В отличие от «двора тверского», просуществовавшего в структуре Государева двора вплоть до 40-х гг. XVI в., тождество, например, кашинских детей боярских с другими служилыми людьми из бывшего Дмитровского княжества было практически полным[376]376
  Флоря Б. Н. Несколько замечаний… С. 44–57.


[Закрыть].

Чаще всего разрушение единства кашинской корпорации шло за счет пожалования земель в Кашинском уезде выходцам из других частей дмитровского удела, происходивших из старинных «московских» фамилий.

Продвижение в Кашинский уезд началось еще при Иване III. Уже в начале XVI в. на кашинском рубеже упоминались земли князей Василия и Петра Охлябининых. Очевидно, еще в конце XV в. вотчины здесь были приобретены (пожалованы) сподвижниками великого князя Яковом Захарьичем Кошкиным и Михаилом Беззубцевым[377]377
  ДДГ. № 94. С. 377; АРГ. № 60. С. 65, № 186. С. 184. Я. З. Кошкин известен как судья в Кашинском уезде.


[Закрыть]. Этот вектор развития был продолжен во время существования дмитровского удела.

Вероятно, в первые годы правления Юрия Дмитровского на территории Кашинского уезда, как части Тверской земли, действовали определенные запреты на покупку вотчин представителями других уездов. В 1518 г. потребовалось специальное разрешение этого князя на приобретение вотчин в Кашинском уезде дмитровскиму дворецкому Василию Константиновичу Немому Вельяминову. В дальнейшем подобное ограничение было снято. Тот же В. К. Вельяминов в 1526–1527 гг. приобрел вотчину у Т. И. Мижуева без каких-либо дополнительных формальностей[378]378
  Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 68–89; АКТМ. № 24. С. 26–27, № 27. С. 29–30; № 44. С. 45–46.


[Закрыть].

Обилие «москвичей», владевших вотчинами на территории Кашинского уезда, подтверждает это предположение. Кроме уже названного В. К. Вельяминова, среди них были лица разного социального статуса – князь Давыд Данилович Хромой Ярославский, Семен Данилов Вельяминов, дьяк Афанасий Яковль, подьячий Василий Леонтьев Палицын, а также сын боярский Афанасий Шишка Москотиньев. Согласно припискам к дмитровской рубрике Дворовой тетради, по Кашину служил Василий Петров Брехов. В боярских списках 1547 г. по Кашину был записан Иван Петрович Заболоцкий, прежде один из наиболее видных вассалов Юрия Дмитровского. Согласно Сказанию о чудесах от мощей Макария Калязинского, связь с Кашином имел Захар Обобуров, землевладелец Рузского уезда[379]379
  АСЗ. Т. 4. № 224. С. 221; АКТМ.; Акты Российского государства. Архивы московских монастырей и соборов XV – начала XVII вв. М., 1998. № 50. С. 138–139; АРГ. № 4. С. 10; Антонов А. В. Частные архивы… С. 338; ТКДТ. С. 132; БС 1546–1547. С. 53; Гадалова Г. С. Сказание о чудесах от мощей преподобного Макария Калязинского как исторический источник // Тверской край в науке и культуре: Сб. статей. СПб., 2008. С. 290–291.


[Закрыть].

Характерно, что землями в Кашинском уезде владели выходцы из Бежецкого уезда: Никита Тимофеев Пыхичев (Быхачев, в опубликованном варианте Дворовой тетради), Бешенцевы и Никита Алексеев Синего-Горбатого. Очевидно, Кашинский уезд был зоной активных поместных раздач для правительства Юрия Дмитровского.

Представители тверских боярских фамилий не были отмечены в родословных росписях в качестве членов Дмитровской боярской думы. В целом они, видимо, заняли второстепенное положение. Выходцы из пришлых «московских» фамилий существенно разбавили их ряды в структуре самой кашинской корпорации. Анализ кашинской рубрики Дворовой тетради показывает, что из 50 присутствующих здесь фамилий по крайней мере 24 (48 %) были связаны с другими территориями[380]380
  При данном подсчете в качестве одной фамилии рассматриваются Машуткины и Борисовы, а также князья Рюмины и Звенигородские. Написание некоторых фамилий исправлено по Музейскому списку Дворовой тетради (Сила И. Морин, А. и С.Г. Медведевы-Ярославовы).


[Закрыть]. Тверское (кашинское) происхождение можно с большей или меньшей степенью убедительности доказать для 15 фамилий (30 %), из которых в состав боярства Тверского княжества входили Борисовы-Бороздины и их ветвь Машуткины, Карповы, Шетневы и Левашовы[381]381
  Зимин А. А. Формирование… С. 261–266.


[Закрыть].

К числу старинных местных землевладельцев предположительно можно отнести представителей еще нескольких фамилий. Поземельные связи остальных 11 фамилий (22 %) неизвестны, хотя в ряде случаев стоит говорить об их «московском» происхождении[382]382
  Например, вероятный родственник И. и М. И. Дурасовых Русин С. Дурасов в середине XVI в. был помещиком Бежецкой пятины. По Дмитрову служили однофамильцы И. и Вериги М. Грибцовых, однако в этом случае мог иметь место и обратный процесс – приобретение дмитровских земель кашинскими вотчинниками. То же самое можно заметить относительно Ковригиных и Облязовых, представители которых в Дворовой тетради были записаны по Кашину и Рузе.


[Закрыть]. Налицо явное численное превосходство пришлых фамилий среди кашинских дворовых детей боярских.

Одновременно шел и обратный процесс – кашинцы приобретали земли на территории соседних уездов (Никита Иванов Борисов, Дмитрий Иванов Спешнев). В 1530 г. жалованная грамота на владения в Дмитровском уезде была выдана Назару Винкову Клабурникову. В реликтовом слое рузской писцовой книги 1567–1569 гг. среди помещиков упоминался Константин Бекетов, потомки которого прочно закрепились в Рузском уезде. Здесь же вотчина принадлежала И. М. Машуткину. По Дмитрову в Дворовой тетради были записаны Иван и Петр Ивановы Селеховские, потомки служилых князей на тверской службе[383]383
  АФЗХ. Ч. 1. № 83. С. 84; Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987. С. 84; АСЗ. Т. 1. № 106. С. 80–81; РПК. С. 79, 131. К. В. Бекетов в 1510 г. был послухом в меновной Юрия Дмитровского. ТКДТ. С. 130.


[Закрыть].

Общим итогом стало исчезновение каких-либо следов обособленности кашинских детей боярских. Исчезновение дмитровского удела и участие кашинцев в массовых испомещениях 1550-х гг. еще более укрепили эту тенденцию.

Те же процессы проходили на территории Старицкого уезда, хотя и менее интенсивно. Куплями и поместьем здесь владел Г. М. Валуев. По Старице в Дворовой тетради были записаны и его братья Василий и Андрей. Старицкими вотчинниками были также И. И. Умной Колычев, Новосильцевы и князья Пронские. В 50-х гг. XVI в. вотчины в Старицком уезде приобрел Федор Маринин, служивший Владимиру Старицкому. И наоборот, помещиком Алексинского уезда числился в 1550-х гг. Ратай Федоров Ростопчин, выходец из тверских землевладельцев[384]384
  АФЗХ. Ч. 2. № 176. С. 172; № 375. С. 419; Павлов А. П. Опыт ретроспективного изучения писцовых книг (на примере писцовых книг Старицкого уезда 1624–1626 гг.) // ВИД. Л., 1985. Вып. 18. С. 87; ТКДТ. С. 184; Маштафаров А. В. Старицкие монастыри в документах XVI в. // РД. Вып. 4. С. 148; АФЗХ. Ч. 2. № 281. С. 290; АСЗ. М., 2002. Т. 3. № 369. С. 300.


[Закрыть].

Вообще же стоит отметить исключительную немногочисленность упоминаний о службе Андрею Старицкому представителей тверского боярства. Наиболее видные фамилии Тверского княжества, имевшие вотчины на территории Старицкого и Холмского уездов, только эпизодически соотносились с этим князем. В 1530-х гг. жалованная грамота была выдана Федору Борисовичу Захарьину Бороздину. Выдача этой грамоты в тревожное для удельного княжества время, возможно, была вызвана стремлением заручиться поддержкой влиятельных среди местных землевладельцев Борисовых-Бороздиных в намечающемся противостоянии с центральным правительством, тем более что в результате брака на княжне Ефросинии Хованской сам Андрей Старицкий породнился с представителями этой фамилии[385]385
  АФЗХ. Ч. 2. № 115. С. 108–109. В 20-х гг. XVI в. Ф. Б. Бороздин был душеприказчиком В. Ю. Поджогина.


[Закрыть].

Позднее, в начале 1550-х гг., несмотря на подтверждение упомянутой жалованной грамоты Владимиром Старицким, он владел поместьем в волости Суземье Тверского уезда на службе у «царя и великого князя»[386]386
  АФЗХ. Ч. 2. № 92. С. 88; № 208. С. 214; ПМТУ. С. 166. В подтверждение своих прав на поместье он предъявил писцам грамоту великого князя Ивана Васильевича 7028 г. Если в данном случае речь шла о подтверждении предыдущей жалованной грамоты, то указанная дата прямо свидетельствует о его службе Василию III. Стоит отметить, что после Андрея Старицкого и до выдачи новой грамоты князем Владимиром Старицким грамота на село Кузьмодемьянское получила подтверждение со стороны московского правительства.


[Закрыть]. Возможно, он и прежде служил Василию III.

Достаточно крупным землевладельцем Старицкого уезда был Афанасий Александров Карачев. Его купчая 1524/25 г. докладывалась князю Ф. Д. Пронскому. Несмотря на многочисленные вотчины, А. А. Карачев не очень-то ценил свое положение. Текст жалованной грамоты 1544 г. говорит о том, что он «отъезжал в Литовскую землю», за что его земли были конфискованы Андреем Старицким и возвращены ему только «по великого князя жалованию». Из других заметных тверских родов встречались на старицкой службе также два представителя многочисленной фамилии Ромейковых. По родословным преданиям, Андрею Старицкому служили некоторые Свиязевы и их дядя Поликарп[387]387
  АРГ. № 240. С. 241; Смирнов И. И. Жалованная грамота князя Владимира Андреевича Старицкого // ИА. М.; Л., 1939. Т. 2. С. 57; ДДГ. № 102. С. 421; Родословные росписи тверской аристократии конца XVII века / Публ. Л. Е. Шабаев // Российская генеалогия. Исторический альманах. Вып. 2. М., 2017. С. 241.


[Закрыть].

Мелким тверским землевладельцем был шут Андрея Старицкого Гаврила Воеводич, предавший своего господина в 1537 г. Наверняка на старицкой службе нашли место Кознаковы. В 1530 г. производился разбор спорного дела о займе с участием нескольких представителей этой фамилии. В старицкой рубрике Дворовой тетради Кознаковы фигурировали среди дворовых детей боярских[388]388
  ПМТУ. С. 263; ТКДТ. С. 183, 194; АСЗ. Т. 4. № 219–220. С. 162–166.


[Закрыть].

Определенная часть старицких вотчинников не перешла на службу к Андрею Старицкому. Среди них были братья Иван Шигона и Василий Юрьевы Поджогины. На великокняжеской службе состоял Иван Кушник Затыкин. Близок Поджогиным был Григорий Никитин Бесстужев, племянник которого Федько встречался сразу в двух рубриках Дворовой тетради: старицкой и тверской («помещики тверские»).

Его брат Василий в 1541–1542 гг. владел тверским поместьем. Скорее всего, Бесстужевы также служили непосредственно Василию III. Для них служба центральному правительству, где тот же Шигона Поджогин находился на положении доверенного лица великого князя, имело большее значение[389]389
  Маштафаров А. В. Духовная Ивана Юрьевича Поджогина 1541 г. // РД. Вып. 1. С. 25–37; ПМТУ. С. 232–233. Кроме упоминания в духовной И. Ю. Поджогина Г. Н. Бесстужев был послухом в купчей грамоте его брата Василия в Старицком уезде. ТКДТ. С. 183, 198.


[Закрыть].

За исключением князей Чернятинских, которые не принадлежали к числу фамилий собственно тверского боярства, все остальные «тверичи» заняли в структуре старицкого двора весьма скромное положение. Несмотря на присутствие на территории Старицкого уезда значительного числа знатнейших тверских боярских родов (Борисовых-Бороздиных, Житовых, Киндыревых, Измайловых), никто из них не вошел в состав удельной думы. Примечательно, что, кроме шута Г. Воеводича и, возможно, Г. Каши Огаркова, ни один представитель коренных старицких землевладельцев не был упомянут в окружении князя Андрея во время его «новгородского похода».

Неизвестны были бывшие тверичи (зубцовцы) при дворе Дмитрия Углицкого. Очевидно, не слишком высокий статус потомков тверских бояр был особенностью всех уделов сыновей Ивана III.

Из-за недостатка источников трудно оценить итоги пребывания в составе Дмитровского удельного княжества для землевладельцев недавно присоединенного к Московскому государству Брянского уезда. В пограничных конфликтах в 1550 г. упоминались брянские помещики Семичевы. Эта фамилия была широко представлена среди землевладельцев Дмитровского уезда. Позднее в десятне 1584 г. среди брянчан наряду с Семичевыми встречались также Тютчевы. Вклад в брянский Свенский монастырь в 1569–1570 гг. сделал Андрей Дмитриев Тютчев. Здесь же вкладчиком в 1559–1560 гг. стал Вассиан Хметевский. Хметевские определенно находились на службе у Юрия Дмитровского[390]390
  Cб. РИО. Т. 59. С. 347; Станиславский А. Л. Роспись детей боярских Мещовска, Опакова и Брянска 1584 г. С. 300–301. Ранее упоминался брянчанин И. А. Тютчев (Акты Московского государства. СПб., 1890. Т. 1. № 27. С. 47); Вкладная книга брянского Свенского монастыря. Тула, 1911. С. 28, 34.


[Закрыть].

Согласно родословным данным, князю Юрию служил князь Иван Львов Борятинский, брат которого бежал в Литву в первые годы XVI в. Скорее всего, это обстоятельство было обусловлено передачей в дмитровский удел Серпейска, неподалеку от которого располагались владения Борятинских[391]391
  Хоруженко О. И. Вопросы текстологии Румянцевской редакции родословных книг // ДРВМ. 2020. Вып. 3 (81). С. 197. В другой версии родословной «на службе у князя Юрья» фигурировал И. Д. Борятинский (Редкие источники по истории России (далее – РИИР). М., 1977. Вып. 2. С. 114).


[Закрыть].

По Серпейску и по Брянску при Иване Грозном служили дмитровцы Тургеневы, которые также могли оказаться здесь в первой трети XVI в.[392]392
  РГАДА. Ф. 286. Оп. 2. Кн. 35. Л. 264.


[Закрыть]

В целом можно отметить, что удельные князья этого времени ориентировались на выходцев из привычного для них круга лиц московской аристократии и обращали не слишком большое внимание на представителей местной (тверской прежде всего) знати.

Сходство между удельными дворами и центральным аппаратом власти проявлялось в возникновении там аналогичных принципов управления. В старицком уделе были зафиксированы некоторые типичные для Государева двора должности, получившие чиновный характер уже в первой половине XVI в. В свадебном разряде 1533 г. упоминался князь Б. И. Палецкий, «у коня». В качестве боярина и конюшего (главы Боярской думы) он известен в 1537 г.[393]393
  ПСРЛ. Т. 8. С. 294; РК 1475–1605. Т. 1. Ч. 2. С. 237.


[Закрыть] Высокое положение занимали дворецкие. Эту функцию выполнял здесь И. И. Умной Колычев (1525/26 и 1530). В 1537 г. дворецким был уже боярин князь Ю. А. Меньшой Пенинский.

В составе старицкого двора присутствовали стольники. Эту должность занимал в 1537 г. князь Иван Шах Чернятинский. Стольниками при московском дворе становились, как правило, новики из знатных аристократических фамилий, сравнительно недавно поступающие на службу. Со временем все они имели неплохие шансы на попадание в Боярскую думу. Иван Шах был сыном боярина В. А. Чернятинского. По своим родственным связям он принадлежал к верхушке старицкого двора[394]394
  Зимин А. А. О составе… С. 189.


[Закрыть].

Получила распространение в уделах и должность городовых приказчиков. В дмитровском уделе кашинским «вое водой городовым» был Павел Никитин Носов, один из местных вотчинников[395]395
  Тихомиров М. Н. Указ. соч. С. 41. Об употреблении термина «городовые воеводы» см.: Носов Н. Е. Очерки по истории местного управления Русского государства первой половины XVI века. М.; Л., 1957. С. 89–92.


[Закрыть].