Текст книги "Закон и обычай на Кавказе"

Но, как ни поверхностно было усвоение христианства народными массами, все же ему удалось повлиять существенно на юридический быт горцев, прививая им дотоле чуждую многим мысль о необходимости регулировать их брачную жизнь сообразно требованиям церковных канонов. Только влиянием христианства объясняю я переход хевсуров, тушин и пшавов – этих, как я пытался доказать выше, последователей религиозно-нравственного учения «Авесты» – от предписываемых ею браков с родственниками к экзогамическим союзам. Ни одно преступление не кажется в настоящее время хевсурам более тяжким, как брак не только на близких, но и на отдаленных родственницах.

В Сванетии кровосмешение также считается одним из самых тяжких грехов перед Богом и перед людьми, и нарушение брачных запретов некоторыми дворянскими или азнаурскими семьями селения Месты приводимо было мне как причина совершенного истребления их родов. Путь, которым канонические предписания, направленные против брака с родственницами, проникли в юридическое сознание кавказских горцев, – тот самый, какому следовали нормы римско-византийского права. В армянском судебнике Мехитара Гоша буквально значится: «Всех грехов тяжелее кровосмешение. Печальны последствия его: от него происходит недостаток на земле во всем, даже в животных, птицах и рыбах, ибо Бог посылает гнев свой в возмездие за такое преступление»[198]198
  См.: Сборник законов грузинского царя Вахтанга VI. Отдел VI. Армянские законы. С. 362.


[Закрыть]. Грузинские церковные «гуджары» (грамоты) с середины XVI века содержат в себе следующего рода постановления о кровосмесителях: за преступную связь с лицами, находящимися в естественном и духовном родстве, виновные должны быть побиты каменьями; в случае же раскаяния штрафуются четырьмя коровами[199]199
  См. там же. С. 141.


[Закрыть]. Общий источник всех этих предписаний есть, как известно, Второзаконие, книга 27, стих 22; оно произносит проклятие над всяким, кто вступает в сожитие с близкой родственницей. Византийское и каноническое право усвоили себе это разделяемое христианами древнееврейское воззрение и передали его армянскому и грузинскому юридическому сознанию, из которого, в свою очередь, оно проникло вслед за христианством и в уединенные долины Кавказа. Ислам, также проникнутый на этот счет ветхозаветной суровостью против «скверноты езидов», сошелся с христианством в преследовании кровосмесительных союзов, и на всем Кавказе установилось понятие об их греховности и необходимости применять к виновным в них ветхозаветное по источнику наказание – побиение камнями.

На приведенном примере уже можно убедиться в том влиянии, какое «Моисеево законодательство» оказало на нравы и обычаи кавказских горцев.

Некоторые исследователи Кавказа, и в числе их Пфаф и барон Услар, пораженные тем обстоятельством, что в юридических обычаях горцев немало черт, напоминающих ветхозаветные порядки, на этом основании решились утверждать: одни (Пфаф) – что по своему этнографическому составу некоторые горцы, и в частности – осетины, представляют смесь арийской и семитической (еврейской) крови, другие (барон Услар) – что еврейские порядки привиты были горцам хазарами, долгое время господствовавшими на Северном Кавказе и исповедовавшими, как известно, иудейство. Никому не приходило в голову задаться вопросом о том, в какой мере армянское и грузинское законодательства содействовали привитию горцам, и в частности – осетинам, некоторых юридических норм, источником которых является Второзаконие; а между тем на этой мысли стоит остановиться, особенно ввиду того обстоятельства, что еврейские поселения на Кавказе, насаждение которых Услар приписывал хазарам, на самом деле, ввиду сходства их языка со средневековым персидским, оказываются выходцами не с севера, а с востока и юга. Что Моисеево законодательство принято было во внимание при составлении судебника Мехитара Гоша, в этом убеждает нас даже беглое знакомство с этим памятником армянской юриспруденции. Самое введение к судебнику указывает на неоднократное обращение его компилятора к книгам Ветхого Завета. Если желательно вам знать, из каких творений или из какого рода сочинений собрано нами это уложение, то мы поясним: из Ветхого Завета, данного в начале от Бога Моисею, из Нового Завета, Святого Евангелия и из прочих священных писаний, древних к новых. Взгляд составителя судебника на еврейские законы как нельзя лучше выступает из следующего места вступления: «Все нации, пожелавшие управляться по закону, заимствовали его от Моисея… и появившиеся между ними в разное время философы соображались с израильтянами, управляемыми законом Божиим, ибо ни у кого не было письма до Моисея, который был прежде всех их и принял заповеди Божии до мудрецов и философов эллинских и афинских, римских и египетских»[200]200
  См. там же. С. 232 и 233.


[Закрыть].

При таком заявлении со стороны самого составителя сборника неудивительно встретить в ряду его постановлений и следующую статью, целиком заимствованную из закона Моисея: если рогатая скотина забодает до смерти мужчину или женщину, то надо побить таковую скотину камнями, не употребляя мяса ее в пишу. По закону Моисееву, объясняет Гош в другой статье своего судебника, если от скотины приключится кому вред или смерть, то ее следует почитать нечистой и не употреблять в пищу даже молока от нее, но надлежит побить ее каменьями и отдать на съедение псам. Дерево же, от которого причинится человеку смерть, срубить с корнем и плода его не употреблять в пищу.

Только что приведенные постановления должны быть отнесены в одну категорию с теми нормами древнегреческого и древнеримского права, которыми устанавливается совершенно противный нашему юридическому сознанию суд над животными и растениями, причинившими человеку какой-либо материальный вред. Существование такого суда, как я старался установить в моем «Современном обычае и древнем законе», есть явление, весьма распространенное в среде народов, стоящих на родовой стадии общежития, так как у них злая воля преступника не принимается в расчет и преследованию подлежит один лишь материальный вред, причиненный членом одного рода члену другого. Неудивительно поэтому, если и у кавказских горцев помимо всякого заимствования могло возникнуть представление о необходимости кровного или имущественного возмездия и в тех случаях, когда источником причиненного вреда является неодушевленный предмет. Но что заставляет меня сомневаться в том, что обычай, регулирующий у осетин порядок ответственности в случаях подобного рода, сложился независимо от норм древнееврейского права и того толкования, какое дано было им армянской юриспруденцией, это то, что между постановлениями Гошевского судебника и нормами осетинского адата существует в данном вопросе полное совпадение. Кладя в основание своих постановлений Моисеев закон, Гош существенно изменяет вытекающие из него последствия, когда говорит: если человек, упавший с дерева, умрет или удавится на оном, то дерево, яко бездушное и бессловесное, и тот, кому оно принадлежит, невинны. Но если хозяин скотины, будучи предостережен, что скотина его бодлива, не позаботится сбыть ее с рук, то и он вместе с ней заслуживает смерти (статьи 215, 359 и 361 армянских законов). Той же смертью грозит хозяину бодливой скотины и осетинский адат, так как допускает в этом случае осуществление кровомщения родом убитого. Хозяин скотины только тогда может избавиться от угрожающей его жизни опасности, когда согласится заплатить полную плату за кровь убитого[201]201
  См.: Пфаф В. Б. Народное право осетин // Сборник сведений о кавказских горцах. Т. II. С. 271.


[Закрыть].

Еще нагляднее выступает влияние еврейского законодательства на адатное право некоторых горцев Кавказа в общем обоим требовании с вора шести стоимостей незаконно присвоенной им вещи. Источником этого предписания является Моисеев закон, определения которого на этот счет Гош передает в следующем виде: «Бог, беседуя с Моисеем, сказал ему: если кто преступит заповедь мою и обманет другого, как, например, утаит порученную ему или найденную им вещь и поклянется в неимении оной, а впоследствии откроется, что он ложно поклялся, тот повинен заплатить за ту вещь вшестеро» (статья 236). Из армянского законодательства постановление о платеже вором шестерной стоимости похищенного перешло в грузинские законы Вахтанга, который даже увеличил размер взыскания, имея в виду существующий в Грузии обычай разыскивать краденое через частных сыщиков и доносчиков, к которым и поступает в седьмой раз взысканная стоимость украденного. Сто пятьдесят четвертая статья законов Вахтанга, гласящая, что воры должны вернуть хозяину ценность украденного в семь раз, является прямой отменой древнейшего закона Агбуги, по которому с воров требовался только предписываемый римско-византийским правом duplum (статьи 63 и 89). Законы Вахтанга приказывают брать с вора семь раз стоимость украденного лишь в том случае, если вором является лицо низшего общественного состояния, а обворованным – высшего. Но народное право некоторых горцев не знает этих различий и облагает платежом всемеро всякого, кто похитит что-либо у единоплеменника. Так поступает, в частности, обычное право тушин, хевсуров и осетин Тагаурского и Куртатинского обществ. Прочие горцы ограничивают свое требование с вора установленным еще римским правом duplum; есть и такие, которые не идут далее требования вернуть украденное или его стоимость. К числу положений, заимствованных большинством культурных народов из законодательства Моисея, принадлежит, как известно, и правило о необходимости по меньшей мере двух свидетелей для установления судебной достоверности. Небезынтересно поэтому то обстоятельство, что правило это пользуется всеобщим признанием и между горцами Кавказа. Адаты черноморских черкес заодно с кабардинскими требуют присутствия по меньшей мере двух свидетелей при составлении завещаний и обвинении одинаково мужчин и женщин в незаконном сожитии. То же требование выставляют и осетинские адаты при удостоверении факта подчинения сторон имеющему состояться третейскому приговору, а также данного доказчику обещания вознаградить его услугу по розысканию вора.

Отпущение на волю рабов, согласно чеченскому адату, может состояться только под условием скрепления отпускной подписью двух свидетелей. Для обвинения, читаем мы в описании гражданского быта чеченцев, составленном в 1843 году, необходимо, чтобы истец представил со своей стороны двух свидетелей. Существование долга также доказывается у чеченцев письменным документом за подписью двух свидетелей. Действительность завещания зависит от выполнения этого условия.

Можно почти с уверенностью сказать, что к мусульманским народностям горного Кавказа положение о минимальном числе свидетелей перешло из писаного закона Магомета, или шариата, который в этом отношении, как и во многих других, следует правилам Моисеева закона.

Но как объяснить существование однохарактерных норм в народном праве осетин-христиан и картвельских горцев, также являющихся последователями христианского учения? Я полагаю, что они проникли к ним через посредство армянских и грузинских сводов. В судебнике Мехитара Гоша стоит, между прочим, следующая статья: «Свидетельства одного человека недостаточно для удостоверения в истине; но для сего потребны два или три верных свидетеля» (статья 253 армянских законов). «Свидетелям, которые бы боялись Бога и имели попечение о душах своих, были бы умны, известны справедливостью и достойны веры, судья может поверить двум и без присяги», – постановляют, в свою очередь, законы Вахтанга (статья 13).

Не вдаваясь в дальнейшие подробности и не утомляя более внимания читателя выписками и цитатами, я считаю себя вправе сделать тот вывод, что армянские законы были тем источником, из которого горцы почерпнули свои сведения о Моисеевом законодательстве.

Близкое соседство и нередкое подчинение горцев западного и восточного Кавказа армянским и грузинским правителям невольно вызывают в уме вопрос о том, не оказало ли некоторого влияния на горский адат и народное право упомянутых горцев право их южных соседей. Трудность, какую представляет решение этого вопроса в применении к Армении, лежит в том, что народные элементы армянского права доселе никем не выяснены и что главным источником для суждения о том, каковы были обычаи армян в Средние века, является частная компиляция, большая половина которой целиком заимствована, как мы видели, из римско-византийского права, Моисеева закона и постановлений церковных соборов[202]202
  Губе следующим образом определяет состав Судебника Гоша: 125 статей его заимствованы из церковного права, 67 из Моисеева закона, 152 – из римско-византийского права (см.: Zeitschrift der Savignystiftung, Rom. Abth. III. S. 18).


[Закрыть]. Это не мешает, однако, тому, что некоторые статьи Судебника Гоша являются ничем иным, как записью народного права армян. Между этими статьями попадаются и такие, которые содержат в себе нормы, общие как грузинскому праву, так и обычаям кавказских горцев. Укажу для примера на следующие.

В статье 251 армянских законов упоминается о случае, когда по смерти кого-либо не останется других родственников, кроме брата и дочери, имеющей мужа и детей, и дочь переселится с мужем и детьми в отцовское имение. Относительно такой дочери приводимая статья постановляет: отцовское имение принадлежит ей, и дядя по отцу не вправе ей в том препятствовать.

Совершенно в том же смысле высказываются и грузинские законы Вахтанга: «Если единственная дочь выйдет по смерти отца своего замуж, то дом и все движимое и недвижимое его имение принадлежат ей» (статья 145).

Обращаясь к адатам кавказских горцев, нам нетрудно будет отметить существование у них обычая селить зятя в доме невестки и при отсутствии других наследников переносить все имущество в его руки. О предложении зятю жить в доме свекра и заменить ему сына и наследника не раз упоминается, между прочим, в народных сказаниях кабардинцев и осетин. Обычай этот еще более распространен между горцами Грузии.

Во всех деревнях Тионетского уезда, населенных картвельской народностью, говорит Мачабели, доселе встречается усыновление зятя. Когда крестьянин не имеет наследника мужского пола, он при жизни старается выдать дочь замуж с условием, чтобы зять поступил в его дом и заменил ему сына-наследника. Такой принятый в семью зять называется «зедеидзе». Он и его дети носят фамилию того дома, к которому принадлежит вышедшая замуж девушка. Не меньшее совпадение представляют армянские, грузинские и горские (в частности, осетинские) постановления о молочном родстве и о связанных с ним брачных запретах. В старые годы осетины и по их примеру татары-горцы соблюдали эти запреты даже в отдаленных степенях – обстоятельство, наглядно выступающее в их поговорке: «Молоко идет так же далеко, как и кровь». В настоящее время брак не дозволяется только между молочными братьями и сестрами. О таком же родстве, как о препятствии вступать в брак, говорит и статья 343 армянских законов: «Буде жених и невеста, – гласит эта статья, – воспитаны будут одной кормилицей, то, хотя бы между ними и не было родства, они не могут сочетаться браком, ибо кормилица то же для них значит, что мать».

В сфере вещного права поразительную аналогию представляют собой горский обычай приобретать собственность на землю путем заимки или первоначального обращения ее под обработку и следующая статья армянского судебника: «Буде крестьянин построит дом в горах и удобрит там землю, то все, что будет им присвоено, поступает в его собственность потомственно» (статья 98 судебника Гоша). На протяжении всей Грузии земля, приобретенная путем обработки, известна под наименованием «ахо». В Хевсуретии, Пшавии, Тушетии одинаково указывают на труд, как на один из титулов приобретения собственности, по крайней мере, в применении к никем еще не присвоенной земельной площади. Но всего этого недостаточно для утверждения, что источником горского обычая в данном случае является постановление армянского законодателя. Под именем bifang, assartum, purprestura, purprise, assart lands и т. п. заимка равно известна средневековому немецкому, французскому и английскому праву. Старозаимочное владение в Украине иллюстрирует нам факт существования ее в славянской среде; о распространении ее на мусульманском востоке можно составить себе представление по тем нормам, какие насчет приобретения собственности трудом рук содержит законодательство одинаково сунитов и шиитов. Ввиду повсеместности отмеченного нами явления невозможно говорить о заимствовании его из той или иной среды, и приходится допустить факт самопроизвольного его развития одинаково в Армении и на Кавказе. В приведенных доселе аналогиях нельзя, таким образом, видеть еще доказательств заимствования тех или других норм горского обычая из армянского законодательства, так как ничто не мешает предположить, что общность бытовых условий вызвала наступление одинаковых юридических порядков и в Армении, и в Грузии, и в Осетии. Еще менее оснований говорить о заимствовании дает факт существования некогда у армян обычая кровной мести, от которой в эпоху редактирования Гошевского судебника сохранилось одно право уголовных выкупов, или композиций[203]203
  Хотя прежде, постановляет статья 213 законов армянских, и полагалось око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу, рана за рану, удар за удар, – но сей закон по милосердию Божию отменен евангельским учением, и за кровь человека принимается денежное удовлетворение, смотря по важности дела и по различению членов тела.


[Закрыть]. Кровная месть, как не раз уже было сказано, составляет общую характеристику тех обществ, основа которых – родовое устройство. Недопущение на первых порах армянских женщин к наследованию, о котором идет речь в отменяющем такой порядок законе Юстиниана[204]204
  Edictum III, 535, и novella XXI, 536. Оба приведены Дарестом в Etudes d’histoire du droit, глава о грузинском праве.


[Закрыть], также свидетельствует только об общности бытовых условий древних армян с теми, которыми доселе живут горцы Кавказа. Упоминаемая же 107 статьей судебника[205]205
  Статья 367 Судебника Гоша.


[Закрыть] семейная община, при которой продажи и покупки «могут происходить не иначе, как с ведома и согласия всех сыновей и дочерей», вполне подтверждает эту догадку и дает ключ к пониманию причин, по которым имущественное и договорное право армян во многом приближается к типу того, какое представляют нам горцы Кавказа.

Из сказанного не следует, однако, чтобы совпадение горских и армянских порядков никогда не могло служить указателем того влияния, какое более развитой быт Армении оказал на соседние с ним народности. Раннее и широкое распространение в Армении торгового оборота необходимо должно было содействовать выработке таких сторон ее права, которые одновременно не могли развиться в среде живущих вдали от торговых путей горцев Кавказа.

Договорное право, в частности, получило в Армении такую разработку, что прочим народностям Кавказа осталось только заимствовать ее нормы, с тем чтобы применить их к собственному быту с теми изменениями, конечно, какие потребовали несходные бытовые условия. К числу таких заимствованных норм надо отнести те, какие регулируют собой порядок установления залога и права кредитора на данное ему в обеспечение имущество.

В ряду других норм залогового права армянскому судебнику известно и то, при котором кредитор взамен следуемых ему процентов приобретает право пользоваться заложенным ему должником имуществом. К этому виду залогов относятся следующие постановления 233 и 133 статьи армянских законов: «Если кто возьмет в залог дом или землю с водой или что другое и залог останется у него на долгое время, так что он воспользуется доходами с залога свыше следуемых процентов, то излишек зачесть в плату капитала»; «Кто, заняв деньги, отдаст заимодавцу в залог землю под условием пахать оную и пользоваться взамен процентов, тот после имеет заплатить один только капитал; если же заложит лошадь, осла, корову или овец с условием употреблять из них рабочих в работу, а от дойных получать молоко, то сим и пользоваться ему взамен процентов; приплод же от скота принадлежит первому, если оный также не предоставлен заимодавцу с обязанностью удовлетворить пастуха за пастьбу, буде же дана в залог служанка, то службу ее считать за проценты, а если в залог отдан сын, то по уплате капитала с процентами возвратить его отцу». В древнейших законах Грузии Георгия V ни словом не упоминается о залоге с передачей права пользования им кредитору. Речь о нем заходит впервые в законах Агбуги в середине XV столетия. Не устанавливая прямо армянской формы залога, законодатель в то же время отдает ей решительное предпочтение. Гораздо лучше, говорит он, чтобы в облегчение должника кредитор довольствовался одними доходами заложенного ему имения (статья 84). Это факультативное предписание, по-видимому, вошло в нравы. В сборнике обычаев, введенных в Грузию законом, мы читаем: «Когда кто какое-либо недвижимое свое имение отдавал за некоторую сумму под заклад с тем, чтобы вместо процентов пользоваться доходами закладного имения, и прописываемо было в бумаге так: «На сколько времени деньги твои останутся у меня, ты не будешь требовать процентов, равно и я доходов заложенного мною имения», – в таком случае, пока заимодавец не получал сполна капитала, до тех пор не отбирали у него закладного имения, как бы долго ни владел он им и хотя бы более получал доходов, нежели сколько следовало бы ему процентов». «Статья 233 армянских законов по сему обычаю применялась», – читаем мы в заключение приведенной статьи, и это утверждение может быть признано верным с той оговоркой, что грузинский обычай в своем восприятии норм армянского права по вопросу о залоге отнесся к ним довольно самостоятельно и отвергнул, между прочим, те меры, какие судебник Мехитара Гоша принимает на случай превышения доходом от залога размера следуемых кредитору процентов. Эта подробность интересна для нас потому, что дает право утверждать, что в обычаи горцев нормы армянского закладного права проникли не в их первоначальной форме, а с тем характером, какой придан был им законами грузинских царей.

В Осетии обеспечение долга залогом недвижимости или движимости под условием перехода права пользования на кредитора известно под наименованием «бавстау». Пользование кредитором залогами исключает всякое право его на получение процентов. Оно продолжается до момента окончательной расплаты и не допускает возможности каких-либо вычетов в случае превышения доходом от залога размера положенных по обычаю процентов[206]206
  См.: Ковалевский М. М. Современный обычай и древний закон. Т. I. С. 214 и 215.


[Закрыть].

Тот же вид залога встречается в среде балкарцев под наименованием «бегенды». Наконец, в Хевсуретии, Пшавии и Тушетии залог также предполагает за кредитором право взамен процентов извлекать доход из заложенного ему имущества[207]207
  Сведения, собранные на местах.


[Закрыть].

Если мы перейдем в настоящее время к Грузии и спросим себя, в какой мере ее старинное законодательство находит отражение себе в действующем обычае горцев, то нам придется остановиться не на таких общераспространенных явлениях, как семейная община, кровная месть, система уголовных выкупов, или композиций, родовая презумпция и родовой выкуп, исключение женщин от наследования в родовом имуществе, решение судебных споров на основании присяги ответчика и присяги его родственников и односельчан, – а на таких более конкретных явлениях, как определение пропорции, какой платеж за отдельные виды увечья стоит к выкупу за убийство.

В законах Георгия V (1318–1346 годы), древнейших из тех, которые известны в Грузии, значится, что убийца обязан немедленно покинуть свое жилище и оставаться в изгнании сроком от двух до трех лет[208]208
  См.: Законы Вахтанга, отдел «Законы Георгия».


[Закрыть]. Это правило принадлежит к числу тех, которые равно применяются доселе как на западном, так и на восточном Кавказе. Мы находим его не только в среде картвельских народностей – у хевсуров, пшавов и тушин, но и на протяжении почти всего Дагестана. Заметим при этом, что шариат ни словом не упоминает о нем и что присутствие его в дагестанском адате отнюдь не может быть отнесено поэтому к влиянию писаного права магометан.

Законы Георгия, предназначенные, как сказано в их тексте, для горских народностей Кавказа, наложили также свою печать и на действующую доселе в их среде систему выкупов. Размер взыскания, полагаемого обычаем за отдельные виды увечий и ран – приблизительно тот самый, какой установлен был Георгием в середине XIV века. В законах этого царя мы читаем: «За отсечение или за совершенное повреждение правой руки следует третья часть удовлетворения за кровь (статья 33); левша получает удовлетворение за отсечение левой руки как за правую (статья 34); за вышиб глаза, за совершенное повреждение или отсечение ноги следует четвертая часть удовлетворения за кровь (статья 35); за совершенное повреждение в драке обеих рук, или обеих ног, или же обоих глаз, то есть из сих 6-ти членов двух вместе, следует половинное удовлетворение за кровь по достоинству рода и вознаграждение за издержки на лечение; за повреждение же одного из тех членов в каждой драке, а не двух вместе, поступить по вышеписанному (статья 36); за отсечение или совершенное повреждение большого пальца взыскать половину удовлетворения, следующего за руку, смотря по тому, правой ли или левой руки палец; в случае же отсечения или совершенного повреждения какого-нибудь другого пальца, лишившемуся оного следует третья часть полного удовлетворения за руку (статья 37); за каждую рану на покрываемом одеждой месте, не изувечивающую раненого, сделать ему удовлетворение, следующее за одну обиду по достоинству рода, и вознаградить его за издержки на лечение (статья 38); за вышиб каждого из передних четырех верхних и четырех нижних зубов взыскать с виновного следующее за две обиды удовлетворение по состоянию его и достоинству рода (статья 39); за вышиб же каждого из прочих зубов сделать взыскание, следующее за одну обиду (статья 40)».

Позднейшие по времени законы Бека, известные под именем законов внука его – Агбуги, а также законы царя Вахтанга VI внесли лишь немногие перемены в только что приведенную шкалу выкупов, или композиций.

За вышиб переднего или заднего зуба Бек определил то же взыскание, что и за отсечение пальца (статья 9 законов Агбуги). Повреждение глаза, руки, ноги, вышиб переднего зуба и нанесение лицевой раны поставлены им на одну доску и обложены половинным удовлетворением за кровь; за вышиб же заднего зуба определено взыскивать лишь пятую часть того же платежа (статьи 125, 143 и 444 законов Агбуги). Восстанавливая тот же размер выкупа за отсечение руки, ноги и выкол глаза, который определен законами Георгия, Вахтанг одновременно уравнял по уголовным последствиям вышиб переднего и заднего зубов, мотивируя эту меру следующим соображением: лишение передних зубов безобразит человека, задние же нужны ему для пищи; будучи одинаково необходимы человеку, передние и задние зубы одинаково охраняются законом.

За каждый вышибленный зуб Вахтанг, придерживаясь законов Георгия, определил то же взыскание, что и за отсечение пальцев руки. Применяя то же начало соразмерности взыскания с размером причиненного кому-либо материального вреда, Вахтанг за отсечение уха и носа установил тот же выкуп, что и за отсечение руки. За отнятие пальца от ноги взыскивается вполовину меньше того, что определено за отсечение пальца от руки. Палец от ноги, замечает Вахтанг, не может равняться с пальцем от руки: отсутствие его не столь заметно и не является в такой мере препятствием для действия, в какой отсутствие одного из пальцев руки. За всякую лицевую рану, безобразящую человека и не настолько значительную, чтобы в нее можно было вложить мизинец, предписано то же вознаграждение, что и за отсечение руки. По отношению же к прочим ранам приняты следующие меры: раны предписано измерять ячменными зернами и за каждое зерно, вошедшее в рану, взыскивать по одной корове. Такой размер определяется, впрочем, лишь тогда, когда рана нанесена холодным оружием. Наоборот, в том случае, когда она причинена выстрелом из ружья, пистолета или лука, ударом копья или дротика, размер вознаграждения увеличивается вдвое (статьи 44 и 49 законов Вахтанга). Лечение и содержание раненого, как общее правило, падают на поранителя.

Сопоставим теперь с этими предписаниями грузинских законодателей тот размер вознаграждения, какой обычное право горцев определяет в случаях отдельных видов увечий и ранений. В Пшавии, Хевсуретии и Тушетии за убийство – 60 коров, за увечье руки и ноги установлен выкуп в 30 коров, и то же число коров предписано взимать при отрезании носа и выколе глаза. Что касается до пальцев рук, то картвельские горцы устанавливают следующие различия: цену большого пальца они определяют в пять коров, указательного – в четыре, среднего – в три, четвертого – в две и мизинца – в одну корову. Относительно ран мы встречаем у них то же правило об измерении их хлебными зернами, что и в законах Вахтанга, со следующими только различиями: рана измеряется вперемешку ячменными и пшеничными зернами; одно кладется вдоль, другое поперек; за каждое зерно взыскивают одну корову. Треть всего взыскания скидывается хевсурами, согласно и на этот раз с предписаниями Вахтангова сборника, постановляющего, что третью часть следуемого обиженному удовлетворения царь и католикос должны простить (статья 24 законов Вахтанга). Если ранению подвергнется часть тела, покрытая волосами, то размер вознаграждения уменьшается наполовину. Когда же рана нанесена была в череп, так что обнаружится мозг, ранение приравнивается к увечью и облагается половинным платежом за кровь. Плата лекарю и издержки по содержанию больного всецело падают на лицо, причинившее раны.

У сванетов увечье, к числу которых одинаково относятся: отсечение руки и ноги, выкол глаза и отрезание уха и носа, как общее правило, ведет к платежу, равному половине того, который взыскивается в случаях убийств. Что касается ранений, то сванеты различают те, которые сделаны ружьем и пистолетом, от тех, которые причинены кинжалом или шашкой; первые считаются более тяжкими, нежели вторые. Лицевые раны, сделанные огнестрельным оружием, подобно увечьям, ведут к платежу половинной платы за кровь. Издержки по лечению и содержанию раненого несет поранитель.

Платежом вполовину меньше того, какой полагается за убийство, карают также осетины следующие виды увечий: отсечение руки, ноги, носа, уха и выкол глаза. За отсечение отдельных пальцев руки полагается тот же размер взыскания, что и у хевсур. Барон Гакстгаузен имел случай убедиться, что осетины прибегают к тому же способу определения важности ран, какой доселе удержался в среде пшавов и хевсур. О ране говорят у них: она имеет в длину 10, 12 и т. д. зерен ячменя. За каждое зерно обидчик обязан отдать корову, но далее 12 коров взыскание не идет[209]209
  См.: Закавказский край. С. 108.


[Закрыть]. Лекаря нанимает поранитель; на него же падает и содержание раненого до исцеления.

Тот же размер выкупов за отдельные виды увечий известен был до последнего времени и балкарцам.

В Хуламе и Чегеме, в Балкарах и в Урузбиевском ауле отсечение ноги, руки или выкол глаза оплачивались вполовину меньше против убийства – точь-в-точь как в любом осетинском ауле.

У чеченцев и ингушей размер удовлетворения, требуемого за отсечение руки и ноги, выкол глаза и отрезание носа или уха, приблизительно тот же, что и в Осетии: он равняется в каждом отдельном случае половине платежа, требуемого за убийство.