Текст книги "Большая литература"
Автор книги: Михаил Липскеров
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Поп, кот и пустые ведра
Представьте себе такой кошмарный катастрофический случай. На улице одновременно встречаются православный священник, женщина с пустыми ведрами и черный кот. Кто виноват в неприятностях, последующих за этой встречей? Женщина с пустыми ведрами, православный священник или черный кот? На кого возложить ответственность, что женщина с пустыми ведрами поконфликтовала с мужем, черному коту отказала во взаимности белая кошка, а православный священник безбожно напился?
Конечно, можно установить такое всенародное расписание, по которому определиться, в какое время ходить за водой, в какое прогуливать православных священников, а в какое устраивать личную жизнь черным котам. Но такого расписания нет и, по имеющимся данным, в ближайший период установлено не будет. Поэтому женщины с пустыми ведрами, православные священники и черные коты выбираются на улицу безо всякого расписания. Исключительно в силу необходимости. Ибо зачем иначе выйдет на улицу черный кот, рискуя нарваться на человека или на собаку? Ясно, что он торопится на свидание. Со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что православный священник спешит на рабочее место, чтобы исполнить свой пастырский долг. Он же не хиппи какой, чтобы в рясе и с крестом на рясе идти за папиросами. И уж в высшей степени представляется невероятным встретить в наше время женщину, носящую пустые ведра в качестве украшения. Понятно, что она ввиду ремонта бойлерной идет за водой к пожарному крану.
И тут обнаруживается такая странная странность. Свидание черного кота намечено у пожарного крана. А пожарный кран расположен у входа в церковь Преподобного Рамзана, где православный священник состоял в должности православного священника. И они не могут не встретиться. А раз они не могут не встретиться, то они и встречаются.
Эта встреча больно ударяет по воображению каждого действующего лица. Если православный священник как-то и пережил бы встречу с черным котом, то наличие при этом еще и женщины с пустыми ведрами – это уже перебор. Поэтому он развернулся, чтобы подойти к церкви с противоположной стороны.
В свою очередь, женщина с пустыми ведрами в сочетании православного священника с черным котом усмотрела дурное предзнаменование, а посему повернула и направилась к пожарному крану другим путем.
И совершенно естественно, что точно так же поступил и черный кот по отношению к томящейся в ожидании белой кошке.
Через три с половиной минуты они встретились с обратной стороны церкви, пожарного крана и белой кошки. Каждый из них, не теряя ни секунды, развернулся еще раз с тем, чтобы избежать нежелательной встречи и тем не менее добраться до конечной цели своего пути.
Несколько раз они встречались и расходились, чтобы снова встретиться, пока черный кот, решив обмануть своих соперников, не отправился в путь по крышам. Каково же было его удивление, когда он, вылезая из слухового окна, наткнулся на православного священника и женщину с пустыми ведрами.
Все трое вежливо раскланялись и разошлись в разные стороны, чтобы через три часа сорок семь минут столкнуться в подземном коллекторе реки Неглинка.
Эта последняя встреча открыла им глаза на безвыходность ситуации, и они рука об руку направились к церкви Преподобного Рамазана, у входа в которую располагался пожарный кран с водой, около которого была назначена свиданка черного кота.
Женщина с пустыми ведрами набрала воды, православный священник влетел в церковь, а черный кот уселся у пожарного крана в расчете на интимку с белой кошкой.
Теперь давайте проследим за каждым героем нашей истории в отдельности.
Женщина с пустыми ведрами, наполненными водой, вернулась домой, где муж, находясь в гневе и ревности, выпил одно ведро, а второе вылил на голову женщине с обратно пустыми ведрами.
Православного священника за время его отсутствия подсидел его помощник, который чесал Евангелия, как будто он сам их и написал. Православный священник с горя напился церковным вином в районе правого притвора и заснул крепким сном напившегося православного священника.
И, наконец, черный кот, как вы помните, уселся у пожарного крана в ожидании интимки с белой кошкой. Пока некий хулиганствующий серый кот, из тех котов, которым до всего есть дело, которые под видом дружбы говорят товарищам гадости и которым неведомо понятие лжи во спасение и фигуры умолчания, не открыл черному коту глаза на тщету его ожиданий. Белую кошку за время его отсутствия охмурил сиамский кот, и, возможно, они находятся на пути в Таиланд.
Черный кот решил утопиться и стал ждать, когда кто-нибудь отвернет ему пожарный кран. И дождался!
Дождался того, что к крану вернулась женщина с пустыми ведрами и проснувшийся от жажды православный священник…
Ох, птыть!..
Купите фиалки
– Гражданин, купите фиалки. Всего 50 рублей.
– Зачем?
– Любимой своей подарите.
– Нет у меня любимой. Я женат.
– Ну, подарите жене.
– А что, сегодня 8 Марта?
– Нет.
– Так чего ж я ей должен дарить фиалки?
– Ну, не дарите. Просто дома поставите.
– Куда?
– В вазу.
– В вазе у меня бессмертники стоят.
– Так купите еще вазу.
– А вазу я тоже у вас куплю?
– Нет, я продаю фиалки.
– А чего же вы мне вазу предлагаете?
– Я вам предлагаю купить вазу, чтобы поставить в нее фиалки.
– Но ведь у вас же их нет.
– Чего нет?
– Ваз.
– А для чего мне вазы?
– Но вы же сами говорили, чтобы поставить в них фиалки.
– Какие фиалки?
– Которые вы продаете.
– А для чего я их продаю?
– Чтобы поставить их в вазу.
– Да нету у меня ваз!
– Ну, так купите вазу.
– Зачем мне ваза?
– Как – зачем? Фиалки у вас есть?
– Есть.
– А вазы?
– Ваз нету.
– Вот и купите себе вазу.
– А – вы?
– А зачем мне ваза?
– Поставить фиалки.
– А у меня разве есть фиалки?
– Нет.
– А – у вас?
– Есть.
– Так кому нужна ваза?
– Мне.
– Так чего вы ко мне пристаете?.
– Я к вам не пристаю.
– Это – другое дело. Сколько у вас букетов?
– 50.
– Почем?
– По 50 рублей.
– 50 на 50… С вас 2500 рублей.
– Возьмите.
– Наконец-то договорились. Сами не знают, что хотят…
………………………………………………………………….
– Гражданин, купите рубли…
СУМЕРКИ
Некогда гордые фаллосы покоятся в сморщенных пенисах…
На увядших вагинах висит вечное «Ушла на базу»…
Пылящиеся в темных глубинах домашней аптечки таблетки виагры и орального контрацептива не могут оформиться в четкие воспоминания…
Фильм «Девчонки Хастлера» просмотрен не до конца…
Харон увез в никогда критические дни…
Слово «эрекция» заставляет влезть в Гугл…
Сумерки…
Боже, как хорошо!..
Из возрастного
Вчера ввечеру, отходя к ночному покою, по обычаю, положил исподнее под подушку.
Сегодня поутру, отойдя ото сна, под подушкой его не обнаружил.
Часа полтора поискивал искомое.
Вспомнил, что в шкафу у меня имеется как минимум еще одно.
Надел.
Весь день был опечален.
Потому что первый раз в жизни утерял исподнее у себя дома.
Сегодня ввечеру, готовясь к отходу ко сну, я его нашел.
Бурно радовался.
Сейчас я опять опечален.
Потому что, пока я бурно радовался, забыл, где я его нашел.
Замудонский крысолов
Крыс у нас в городе развелось – это же боже мой. И жить в нем стало никак. Потому как от крысиного яда эта сволочь только жирела, а в крысоловки до крыс попадал мелкий собачий люд. От чего среди их владельцев было немыслимое страдание. И тогда наш Глава за бешеный бюджет выписал из датского города Гаммельна крысолова, имевшего в веках очень даже приличную репутацию.
И он ее стоил. По утрянке первого рабочего дня он сел на берегу речки Замудонки и заиграл на свирели. Короче говоря, через пять минут релакса крысы покинули город, чтобы утопнуть в мутных водах реки Замудонки.
И все было бы полный окей, если бы мы не решили, что эта датская немчура играла – кот наплакал. И чтобы продолжал лабать дальше до полного освоения бюджета. И он круто по этому поводу озлился и затаил. В смысле, сначала в воды ушло все животное. Ни лая тебе в Замудонске, ни мяукания. И даже пожарная канарейка с размаха влетела в Замудонку.
Мы сразу заподозрили не совсем ладное. Ну, не сразу, а когда не обнаружили в городе детишек. Тут Глава попросил прекратить музыкальный гвалт, но датчанин показал на пальцах, что бюджет еще не освоен до конца. И весь наш женский пол жахнул в воду во все одетое.
А потом и все мужики. Не в смысле – рабочий люд, а типа – джентльмены мужского рода.
И на этом бюджет, выделенный гаммельнскому крысолову, иссяк.
В Замудонске. И мне стало как-то скучно. И я дал гаммельнскому крысолову свой личный бюджет, чтобы возвернуть из Замудонки хоть кого. Все отдал.
И этот дойче хунд заиграл на своей свирели на весь бюджет.
А когда бюджет аля-улю, в город вернулись крысы.
Радоница
Сопливый, как нос дворницкого внука, второй послепасхальный вторник. Радоница. Тяжкое, как мельничные жернова (подобрал первую попавшуюся метафору), похмелье. А чего гулял?.. Да кто ж его знает… Случилось… Как и каждый день… Что-то да случается… И каждое утро мельничные жернова, как вериги на замозоленной шее юродивого. Очень не хочется ничего. А надо. В девятнадцатый колумбарий. А кому надо? Им, в третьем ряду сверху, устроившимся вместе, по-семейному. Как и в этой жизни, так и в той… В шестой нише слева… Впятером. Как когда-то и там… В шестой квартире… Да и дом – девятнадцатый… Совпадение. Если б в литературе, то некое дурное вкусие. А в жизни – вроде как символ. Некий второй, чего-то несущий план. И его не исправишь. Ну, да ладно. Мой поводырь по последней сорокалетней части жизни по имени Оля осторожно ввела в меня стограммовый лафитник (память, что когда-то в стране бытовала Российская империя) водки, а для закрепления ея в теле – чашку грибного бульона. Горячего. Захорошело. В душ. Сначала – холодный, потом – горячий, потом – опять холодный… Захорошело… Еще стограммовый лафитник (память, что когда-то в стране бытовала Российская империя) водки. И грибной суп целиком. Потому как после второго стограммового лафитника (…) водки воскресла способность жевать. Грибы и картошку, пронизанную грибным вкусом.
И вышел в люд. Иду красивый, двухметроворостый. ПРО-СВЕ-ЖЕН-НЫЙ. И думаю. Всякий сведущий в православии человек поймет, о чем думает другой, сведущий в православии человек, держащий путь в место «последнего упокоения» своих близких в сопливый, как нос плачущего большевика, праздник Радоницы. Он думает, что как-то неловко ехать в «место последнего упокоения» своих близких родственников без ничего. Мама, бабушка, может быть, это как-то и пережили (где «пережили»?), но вот Дед и Дед (так в моем семействе звали и зовут моего отца) к «без ничего» отнеслись бы без одобрения. Нет, как интеллигентные люди, они бы этого не показали, но в их интеллигентных керамических лицах я бы это прочитал. Мягкий интеллигентный упрек.
Вот я и зашел в супермаркет, купил литровый флакон «Нашей водки» и нехитрую банку соленых огурцов на закуску. И полбуханки ржаного на занюхать. Младший Дед уважал водку занюхивать ржаным хлебцем. Это у него с войны осталось. Даже в воскресные семейные обеды, где всего было всего, он все равно занюхивал водку ржаным хлебцем.
Я иду по центральной алее, спускаюсь к девятнадцатому колумбарию. К третьему ряду сверху, к шестой нише слева.
Под кустом неведомого растения я нащупал стакан, оставшийся с прошлой Радоницы, протер рукавом и плесканул…
– За тебя, Дед,
– За тебя, Дед.
– Мам, баб, – за Вас…
Все кивнули головой. И просветлело небо. И куда-то уползли тучи, и выглянуло Солнце. И засверкал мутный с прошлой Радоницы стакан. И так захотелось душевного разговора.
Чтобы не одни овальные портреты…
И виньетки всякие…
И цифры, цифры, цифры…
Мелькающие цифры…
И десятки, сотни, тысячи «тире» между ними…
Это – невозможно!!!
И тишина…
– Эй, есть кто живой?!
– Налей…
Никого! Кроме меня. Потому что сильно глухой. То есть совсем.
Трижды девять
Вскорости после войны в моем первом классе «Д» был один малый по фамилии Гайдук, который множил 3 на 9 и всегда получал 26. С другими цифрами у него вроде проблем не было. 3 на 6 равнялось 18, 5 на 7 всенепременно оказывалось 35 и так далее, но вот из 3 на 9 неизменно образовывалось 26. Пытались убедить его, что это не так, что 3 на 9 это всегда 27. Но ни в коем разе не 26. Наш классный руководитель Татьяна Михайловна, 19 лет от роду, всяко пыталась исторгнуть из него это заблуждение, но ничего не получалось. Он как стоял на своих 26, так на том и стоял. И приводил доказательство: бакинских комиссаров было 26, значит, и 3 на 9 будет 26.
– Ну при чем здесь 26 бакинских комиссаров?! – билась в падучей Татьяна Михайловна, – а не, скажем, 28 героев-панфиловцев?!
Гайдук тяжко вздыхал, удивляясь столь явной, с его точки зрения, непонятливости.
– Потому, Татьяна Михайловна, что 28 героев-панфиловцев – это не 3 на 9, а 4 на 8, – сказал он, – это ясно даже ежу.
И в доказательство вынул из портфеля ежа. Весь класс слегка остолбенел. Нам не приходило в голову, что еж, обозначающий в букваре букву «Ё», может служить доказательством в математической дискуссии.
Еж, свернувшись в клубок¸ лежал на парте, пытаясь скатиться вниз, но Гайдук удерживал его рядом с чернильницей-непроливайкой.
Татьяна Михайловна при виде ежа выбралась из падучей, чтобы впасть в кататоническое состояние и уже из его глубин задать вопрос:
– При чем здесь еж?
На что Гайдук ответил искренним удивлением:
– Как так «при чем»? Если вам это не ясно, то мне трудно с вами разговаривать… Впрочем… Еж, 3 умножить на 9 будет 26?
Еж молчал.
– Вот видите, Татьяна Михайловна, он молчит. А молчание – знак согласия.
Татьяна Михайловна из кататонии опять ахнула в падучую. Класс в это время катал ежа по полу в надежде выбить из него какое-нибудь вербальное подтверждение идеи, что 3 на 7 будет 26. Но еж молчал.
Был вызван родитель Гайдука, служивший в школе завхозом. На предмет переориентации Гайдука с «3 на 9 будет 26» на «3 на 9 будет 27». Случился конфуз, Гайдук старший долго думал, что-то делал с пальцами, нудно потел и бросал вопрошающие взгляды на сына, на Татьяну Михайловну и на класс. Ну, и на ежа, конечно.
– Молчит? – спросил Гайдук-старший Гайдука-младшего.
Тот утвердительно кивнул. Гайдук-старший замолчал, очевидно, заразившись от ежа. А потом пронзительно вздохнул, погладил сына по голове, посмотрел Татьяне Михайловне в глаза, пронзительно показал ей пальцем на сына, затем на свернувшегося ежа и пронзительно развел руками. Мол, против очевидности не попрешь. 3 на 9 – 26 и никаких гвоздей.
Некоторое время в классе царило (княжило, господствовало) молчание. Молчали все. Татьяна Михайловна, класс, оба два Гайдука, чернильница-непроливайка, ну и еж, разумеется. Звонок на перемену остался неуслышанным.
На тишину пришел директор Сергей Владимирович. Последовала известная уже вам процедура допроса Гайдука-старшего, Гайдука-младшего, ежа с известными вам результатами. 3 на 9 стойко держалось на числе 26.
И тогда Сергей Владимирович обвел глазами класс и ткнул пальцем в Клима Билькиса, посещавшего первый класс третий год.
– А вот ты, Билькис, скажи нам, сколько, по-твоему, будет 3 на 9?
– Конечно, 27, Сергей Владимирович.
– Вот, Гайдук! – возрадовался Сергей Владимирович. – Даже Билькис знает, что 3 на 9 будет 27! А сколько, Климка, будет 6 на 8?
– 44, – ответил этот переросток и посмотрел на ежа.
Еж молчал.
P.S. Прошло несметное количество лет. Мы все чрезмерно выросли. Гайдук признал, что трижды девять будет двадцать семь и бакинские комиссары здесь не при делах. А Климка Билькис согласился с версией, что шесть на восемь будет не сорок четыре, а сорок восемь. Оба, как ни странно, пошли по инженерной части.
Их уже нет здесь. Как нет учительницы Татьяны Михайловны, завхоза Гайдука-старшего, директора Сергея Владимировича и большей части моего класса. Они ушли, так и не узнав, что 7 на 8 будет 51. Правда, Ёжинька?
Милая Одесса
В тумане скрылась милая Одесса.
Скрылся буйный аэропорт.
Скрылась вспыльчивая дорога к городу.
Скрылась Биржа (Филармония), в которой я не раз давал концерты.
Скрылся Главный администратор Филармонии (Биржи) Дмитрий Михайлович Козак со своим неизменным: «К нам приехал Великий Артист Эстрады Михаил Липскеров!»
Скрылись чувишка из Дома моделей и чувишки из других одесских домов, заполнявшие паузы между окончанием концерта и отходом ко сну в Нотеле «Красная».
Скрылись и самые концерты, в которых я со страшной силой призывал бороться с войной и недостатком колбасы в магазинах.
Скрылись зрители, которые почему-то отзывались бешеными аплодисментами на отсутствие колбасы.
Скрылся мой институтский приятель предельно лысый Юра Прус, с которым я имел две ежегодные встречи: на его даче, что на 6-й станции Большого Фонтана, что в Одессе, и на Ленина, что в городе Магадане. Где он имел постоянное место жительства и постоянную же работу.
Скрылся Ланжерон, где блудливый девятый вал чуть не эмигрировал меня в Турцию. Где я вряд ли пригодился бы со своими призывами к борьбе за мир и филиппиками в адрес отсутствующей колбасы.
Скрылся запах жареной ставридки, которую так изумительно готовили в забегаловке одесную Нотеля «Спартак». И скрылся стекающий по пальцам жир, так напоминавший одесских дам.
Скрылся сквер на углу Дерибасовской и Советской Армии, где одесские (одесские!) болельщики сравнивали составы одесского «Черноморца» и сборной Бразилии и кто кого переборет: слон или кит.
Скрылся взъерошенный еврей у памятника Дюку, просивший материально способствовать ремонту коляски, в которой он скатывался в фильме Сережи Эйзенштейна «Броненосец Потемкин». Попутно он продавал двухтомник Плутарха.
Скрылся капельдинер Филармонии Лев (Лейба) Маркович Зингерталь, звезда эстрады нулевых – тридцатых годов. Артисты эстрады, дающие гастроль в Одессе, давали ему денежку, его супруга (скрылось из памяти ее имя) готовила гефилте фиш, а он брал пожилую скрипку («Зингерталь, мой цыпочка, сыграй ты мне на скрипочка») и пел скабрезные каплеточки на тему дня. «Жан на вдове женился, терпеть было невмочь, но казус приключился с ним в первую же ночь» и так далее.
Скрылся цирковой пансионат в Аркадии, где мы с моей первой юной женой гуляли наш запоздавший на два года медовый месяц… Ах, мы умели «делать с ней любофф»… Скрылись винные погребки на Пушкина…
Скрылись белой акации (там же) цветы эмиграции…
Скрылись нежные девы, любившие меня темной ночью… Пришедшей на море сонное… Звезд огоньки…
Скрылся Привоз с его неповторимым… чем?.. Да всем. И не говорите мне за Марсель!
Скрылось, скрылось, скрылось все в Одессе…
Как, впрочем, постепенно скрываются во вчера десятки и сотни городов, которые я посещал…
И вот уже остается лишь сморщенное пространство вокруг меня…
А когда-то в недалекой близи опустеет и оно. И не заметит моего исчезновения… Как не заметила Одесса…
Скрывшаяся в тумане.
Или…
Филармония привольно раскинулась в здании бывшей Биржи нашего Города. Построенной с таким расчетом, чтобы третий человек не мог слышать разговор двух других человеков с их таинственной коммерческой тайной. То есть акустика в зале была типа ее не было. А что вы хочете от биржи? Но! Раз филармония была, то в ней были и филармонические концерты. А что вы хочете от филармонии? И местная аристократия, а другого населения в Городе не было, и не могло быть, валом валила на. А что вы хочете от аристократии?
И вот в Город приехал на гастроль наш бывший парень Беня Швейц… Прошу прощения, «бывших наших парней», как и чекистов, не бывает. Он таки очень, как говорили, играл на скрипке. Он учился этому делу в нашей школе Шидловского. А школа Шидловского – это, я вам скажу, школа Шидловского. И имел себе бешеный успех в Париже, Праге, Москве и даже в Житомире. Но, я вам скажу, вы можете иметь себе успех в Париже, Праге, Москве и даже в Житомире, но у нас в Городе – вы еле-еле поц.
И вот, чтобы проверить, является ли Беня Швейц еле-еле поцем или Может!.. в Биржу (так в Городе продолжали называть Филармонию – трудно выговорить) собралась вся городская аристократия. То есть весь Город. Другого населения у нас не было.
Беня вышел на сцену весь во фраке от Мони Будрайтиса, лакированных башмаках от Изи Фраермана и прическе от – ее не было. В общем – Выглядел!
И начал себе играть на скрипочке Страдивари. Так сказал Шломо Скрипач, который специально сходил на сцену проверить насчет Страдивари во время аплодисментов между одним номером и другим. Почему я назвал Шлому Скрипача – Скрипачом?.. Потому что он и был скрипачом в кинотеатре «Родина», а учился на скрипке в школе Шидловского аккурат вместе с Беней Швейцем! А?!
И Шломо Скрипач, проверив скрипку на Страдивари, в зал не сошел, а остался на сцене, потому что из зала скрипки было не слышно. Кроме того, когда Беня делал нам пиццикато. Бдип, бдип, бдип… И весь зритель делал Бене скандеж, а потом продолжал выпивать и закусывать. А что еще делать, если, кроме бдип, бдип, бдип, ничего слышно нет. А что вы хочете от филармонии, которая биржа?
А когда Беня закончил, то с приветственным словом высказался Шломо Скрипач, который, кроме бдип, бдип, бдип, слышал еще кое-что.
– Беня, – высказался Шломо, утирая слезы фуляровым платком. – Беня, ты меня сошел с ума. Когда ты делаешь смычком туда, поднимаешься к вершинам неба. И это прекрасно! Когда ты делаешь смычком сюда, то опускаешься в глубины моря. И это прекрасно! Но когда ты делаешь пальчиком «бдип, бдип, бдип», по-моему, ты выебываешься… Или?
И Шломо высморкался в фуляровый платок.
И Беня рассмеялся смехом и сказал «Или».
И весь зритель рассмеялся смехом и сказал «Или».
И весь Город рассмеялся смехом и сказал «Или».
И море рассмеялось смехом и сказало «Или».
И небо…
Или…
Так когда-то было в нашем Городе… Ох!..
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.