Текст книги "Полка. О главных книгах русской литературы"

Старая графиня действительно является Германну – или это галлюцинация?

Возможны оба варианта, и у каждого есть свои сторонники[461]461
  Гуревич А. М. Авторская позиция в «Пиковой даме» // Известия РАН. Серия литературы и языка. 2011. Т. 70. № 1. С. 37; Муравьёва О. С. Фантастика в повести Пушкина «Пиковая дама» // Пушкин: Исследования и материалы. – Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1978. С. 62–63.


[Закрыть]. На то, что явление старухи – галлюцинация Германна, может указывать несколько подробностей. В первую очередь это изначальная маниакальность его поведения (он жадно внимает анекдоту Томского, лишается сна, готов даже набиться в любовники 87-летней старухе, почти без колебаний предпочитает любви Лизы возможность выведать секрет трёх карт) и исход его судьбы – сумасшествие; Германн мог быть предрасположен к галлюцинациям. Кроме того, накануне своего видения он, расстроенный своим участием в смерти графини, пьёт вино, которое «горячит его воображение».

Однако «Пиковая дама» прочно вписана в традицию готической прозы, где подобные явления призраков – часть реальности. Неопределённость в этом вопросе – главный фокус «Пиковой дамы»: повествование Пушкина абсолютно реалистично – и в то же время повествует о вещах необычных, так что мистическая встреча не выглядит инородно; «Пушкин нигде не подтверждает тайну, но он нигде её не дезавуирует»[462]462
  Манн Ю. В. Эволюция гоголевской фантастики // К истории русского романтизма. – М.: 1973. С. 219–258.


[Закрыть]. Эту амбивалентность отмечал ещё Достоевский: «И вы верите, что Германн действительно имел видение, и именно сообразное с его мировоззрением, а между тем, в конце повести, то есть прочтя её, вы не знаете, как решить: вышло ли это видение из природы Германна, или действительно он один из тех, которые соприкоснулись с другим миром, злых и враждебных человечеству духов»[463]463
  Письмо Ю. Ф. Абаза 15 июня 1880 года // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 30. Кн. 1. Письма, 1878–1881. – М.: Наука, 1980. С. 192.


[Закрыть]. Перед нами приём «ненадёжного повествователя»; один из самых известных его примеров в мировой литературе – другая повесть о призраках, «Поворот винта» Генри Джеймса.

Стоит отметить, что фантастичность «Пиковой дамы» начисто отрицало большинство советских исследователей, в частности Г. Гуковский, Н. Степанов, М. Алексеев. Напротив, западные и постсоветские литературоведы (Н. Розен, А. Коджак, Ф. Раскольников) посвятили мистическим и фантастическим аспектам повести серьёзные работы.

Как «Пиковая дама» соотносится с готической литературой?

Вопрос о фантастичности «Пиковой дамы» с неизбежностью приводит к Гофману. 1820–30-е – время, когда русские прозаики увлекались Гофманом всерьёз. Пушкин внимательно читал Гофмана во французских переводах. Образ небогатого инженера Германна возможно соотнести со студентом Бальтазаром из «Крошки Цахеса» или монахом Медардом из «Эликсиров Сатаны» (романа, в котором по сюжету появляется игра в фараон); наконец, гибельное очарование карточной игры, способной свести с ума, – тема гофмановской новеллы «Счастье игрока». Характерно, что историю о трёх картах Германн сначала называет сказкой – даёт вполне гофмановское жанровое определение. Однако, как указывает А. Гуревич, герои, вовлекаемые потусторонними силами в макабрические перипетии, у Гофмана изначально невинны – у Пушкина же в Германне с самого начала есть некая душевная червоточина, делающая его уязвимым[464]464
  Гуревич А. М. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть]. В «Пиковой даме» Пушкин уже критически относится к романтическому устройству биографии гофмановских героев: «Пушкин не просто изображает помешательство Германна как духовную смерть, но, средствами пародии, отсекает всякую возможность оценить помешательство как путь к горнему миру или к истине»[465]465
  Rosenshield G. Choosing the Right Card: Madness, Gambling, and the Imagination in Pushkin's «The Queen of Spades» // PMLA. 1994. Vol. 109. №. 5. P. 998.


[Закрыть].

Гофман – один из самых заметных представителей готической литературы (хотя его творчество выходит за её пределы), но были и другие, исключительно популярные в России в начале XIX века: например, Анна Радклиф, под чьим именем даже публиковались оригинальные произведения русских подражателей, и Хорас Уолпол, чьё знаменитое имение Строберри-Хилл в Англии, построенное в манере готического замка, не знало отбоя от посетителей – там бывал и Борис Голицын, сын княгини Натальи Петровны, которую считают прототипом старой графини из «Пиковой дамы»[466]466
  Вацуро В. Э. Готический роман в России. – М.: Новое литературное обозрение, 2002. C. 26.


[Закрыть]. Есть вероятность, что претекстом «Пиковой дамы» был роман шведского романтика Класа Ливийна «Пиковая дама: роман в письмах из дома умалишённых» (1826), герой которого попадает в сумасшедший дом, десять раз поставив на пиковую даму.

1830-е – время, когда интерес к готике угасает, и Пушкин отсылает к ней не без иронии, например упоминая «готические ворота» или окружая визит Германна к графине мрачным антуражем – ночной непогодой, таинственной темнотой. Однако популярность «Пиковой дамы» отчасти связана с тем, что её воспринимали как опыт в хорошо известном жанре. Он был востребован и благодаря интересу к мистике, свойственному русскому дворянству 1830-х[467]467
  Муравьёва О. С. Указ. соч. С. 64.


[Закрыть]; так, упоминание «скрытого гальванизма», под действием которого будто бы качается в кресле старая графиня, намекает на «гальванические силы» – ещё загадочные для общества 1830-х электрические явления; с этим же пластом научно-мистических ассоциаций связано упоминание «Месмерова магнетизма»[468]468
  Месмеризм (животный магнетизм) – псевдонаучная теория немецкого врача Фридриха Месмера, оказавшая влияние на медицину в конце XVIII и начале XIX века. Согласно этой теории, тела живых существ обладают магнетизмом и благодаря этому способны устанавливать друг с другом телепатическую связь. Месмера считают отцом гипноза: чудодейственный эффект на пациентов производили вовсе не магниты, а сила внушения врача.


[Закрыть] – феномена времён триумфа графини в Париже. Другой аспект готического романа – его мрачность, драматичная мортальность. Когда старая графиня просит прислать ей каких-нибудь романов, «где бы герой не давил ни отца, ни матери и где бы не было утопленных тел», она намекает на наследующие готике французские романы «кошмарного жанра» – произведения Виктора Гюго, Эжена Сю, Жюля Жанена (перевод романа «Мёртвый осёл и гильотинированная женщина» был в 1831 году скандальной новинкой) и других «неистовых романтиков». Замечательно, что при этом графиня и слыхом не слыхивала о том, что на свете есть русские романы.

Как устроена речь героев «Пиковой дамы»?

Исследователи обращали внимание на то, что в речи героев «Пиковой дамы» – по сравнению с «реальной жизнью» – существуют несообразности. Так, Томский, рассказывая анекдот о своей бабушке, обставляет его как настоящее художественное произведение, с внутренней прямой речью и колоритными деталями: «Приехав домой, бабушка, отлепливая мушки с лица и отвязывая фижмы, объявила дедушке о своём проигрыше и приказала заплатить»[469]469
  Гершензон О. М. Мудрость Пушкина. – М.: Т-во «Книгоиздательство писателей в Москве», 1919. C. 111; Бочаров С. Г. Указ. соч. C. 192–193.


[Закрыть]; Виктор Виноградов замечает, что «формы выражения, присущие рассказу Томского, неотъемлемы от стиля самого автора»[470]470
  Виноградов В. В. Стиль Пушкина. – М.: Гослитиздат, 1941. C. 204–205.


[Закрыть]. Мечтательная Лизавета пишет Германну письма и даёт указания о том, как выбраться из дома, совершенно чётким, даже суховатым слогом. Рассудительный Германн сначала пишет Лизавете любовные письма, скопированные из немецких романов, затем заражается страстью по-настоящему; появившись у графини, он покорно просит её, возвышенно умоляет, рационально увещевает, наконец, грубо запугивает – эти переходы из одного эмоционального состояния в другое свидетельствуют не о его переменчивости, но о том, что он намерен добыть тайну любыми средствами. Сама графиня прибегает к «простонародно-барской» речи («Что с тобою, мать моя? с голосу спала, что ли?»), но в роковую минуту «её единственная фраза… свободна от «жанра», который так густо окрашивает весь её образ в другое время: «Это была шутка, – сказала она наконец, – клянусь вам! это была шутка!» Также и белая женщина, что приходит к Германну ночью, чтобы открыть ему тайну, тоже не говорит колоритным языком прежней барыни»[471]471
  Бочаров С. Г. Указ. соч. C. 203.


[Закрыть]. Таким образом, здесь можно говорить о двух речевых характеристиках – «масочной» и подлинной. Двойственность речевых характеристик героев усиливает мотив двойственности, первостепенный вообще во всей повести.

Какова роль эпиграфов в «Пиковой даме»?

Эпиграфы не только предвосхищают содержание глав, но и указывают на авторскую позицию, которая не проявляется в повести напрямую. Их явная ироничность делает эту позицию двусмысленной – и, таким образом, предлагает читателю самому судить о содержании и смысле «Пиковой дамы».

Эпиграф ко всей повести – «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность» – отсылает к некоей «новейшей гадательной книге». Это бытовое предсказание ни к чему не обязывает, но идея тайны в нём сразу сопоставлена с идеей беды. Пушкин не называет конкретную книгу, тем самым будто указывая, что точные данные здесь и не важны: перед нами отсылка к гаданиям как таковым.

Первая глава предваряется стихотворением:

 
А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули – бог их прости! –
От пятидесяти
На сто,
И выигрывали,
И отписывали
Мелом.
Так, в ненастные дни,
Занимались они Делом.
 

Это стихотворение Пушкин сочинил в 1828 году и отправил в письме Петру Вяземскому. Его редкая метрика отсылает к двум песням декабристов и компаньонов по альманаху «Полярная звезда» – Кондратия Рылеева и Александра Бестужева: «Ах, где те острова» и «Ты скажи, говори». В первом варианте вместо «бог их прости» стояло «мать их ети», разумеется невозможное в печати. Это стихотворение, так сказать, вводит в курс: в нём присутствуют карточные термины и реалии («гнуть от пятидесяти на сто», то есть вдвое повышать ставки), оно задаёт несколько ироническое отношение к игорному миру.

Второй главе предшествует «светский разговор», основанный на шутке Дениса Давыдова: «II paraît que monsieur est décidément pour les suivantes. – Que voulez-vous, madame? Elles sont plus fraîches» («Вы, кажется, решительно предпочитаете камеристок. – Что делать? Они свежее»). Как замечает О. Муравьёва, с повествованием этот эпиграф соотносится «лишь условно. Германн действительно «предпочёл» разыграть роман с Лизой, нежели с самой старухой»[472]472
  Муравьёва О. С. Указ. соч. С. 67.


[Закрыть]; пренебрежительный и в то же время игровой тон, тон флирта этого эпиграфа намекает на несерьёзность предполагаемого романа.

Эпиграф к третьей главе – из «переписки»: «Vous m'écrivez, mon ange, des lettres de quatre pages plus vite que je ne puis les lire» («Вы пишете мне, мой ангел, письма по четыре страницы, быстрее, чем я успеваю их прочитать»): повесть близится к кульминации, которую задерживает описание оживлённой любовной переписки Лизы с Германном (начатой, как мы помним, клише из немецкого романа). «Ангелом», очевидно, называет Германна Лиза[473]473
  Кощиенко И. В. Указ. соч. С. 90.


[Закрыть]; в четвёртой главе ей предстоит жестокое разочарование, на что намекает очередной эпиграф – вновь из «переписки»: «Homme sans mœurs et sans religion!» («Человек, у которого нет никаких нравственных правил и ничего святого!») Для убедительной имитации переписки проставлена даже дата, хотя на самом деле фраза происходит из стихотворения Вольтера «Диалог между парижским жителем и русским». Отметим, что после декабристов это вторая отсылка к вольнодумным, неподцензурным источникам.

Эпиграф к пятой главе – вымышленная цитата из шведского философа и мистика Эммануила Сведенборга: «В эту ночь явилась ко мне покойница баронесса фон В***. Она была вся в белом и сказала мне: «Здравствуйте, господин советник!» Исследователи отмечают особую ироничность этого эпиграфа: «комическое несоответствие таинственного явления покойницы и незначительности её слов»[474]474
  Слонимский А. Л. Указ. соч. С. 175.


[Закрыть] контрастирует с важным сообщением призрака графини. «Получается не переосмысление, а двусмысленность: ироничность эпиграфа и серьёзность повествования не отменяют друг друга»[475]475
  Муравьёва О. С. Указ. соч. С. 67.


[Закрыть].

Наконец, эпиграф к шестой главе – анекдотический диалог двух игроков, различных по общественному положению: «– Атанде! – Как вы смели мне сказать атанде? – Ваше превосходительство, я сказал атанде-с!» «Атанде» (с ударением на второй слог) – это предложение не делать больше ставок; «ваше превосходительство» не может выдержать, что нижестоящий обращается к нему с приказанием – хоть бы и в игре. Этот эпиграф можно трактовать как предвестие поражения Германна перед властью случая[476]476
  Виноградов В. В. Указ. соч. C. 203.


[Закрыть].

Эпиграфы в «Пиковой даме» имеют, таким образом, амбивалентную природу: указательную и остраняющую одновременно. Их можно считать теми «фрагментами кода», которыми, по мнению американской пушкинистки Кэрил Эмерсон[477]477
  Emerson C. «The Queen of Spades» and the Open End // Puškin Today / ed. By David Bethea. Bloomington: Indiana UP, 1992. Pp. 35–36.


[Закрыть], полна «Пиковая дама».

Как «Пиковая дама» повлияла на другие русские произведения о карточной игре?

В русскую бытовую прозу карточные мотивы попадают в конце XVIII века[478]478
  Виноградов В. В. Указ. соч. C. 179.


[Закрыть], в комедии они присутствуют ещё раньше (например, в «Бригадире» Фонвизина). Нравоучительные и юмористические тенденции в изображении карточной игры сохраняются в русской литературе и после «Пиковой дамы» (достаточно вспомнить «Игроков» Гоголя, написанных в 1842-м, и картёжные реминисценции в «Ревизоре») – но повесть Пушкина навсегда сместила фокус, связав в русской литературной традиции карточную игру с темами рока и предзнаменований. Для романтического сознания эта связь была характерна, и «Пиковая дама» дала ей выражение. За Пушкиным последовали как малоизвестные авторы (например, барон Фёдор Корф, в 1838-м выпустивший повесть «Отрывок из жизнеописания Хомкина», главный герой которой «испытывая помрачение сознания, всюду видит карты вместо предметов и людей»[479]479
  Там же. С. 192.


[Закрыть]), так и первостепенные. Игра с судьбой и азартная игра параллельны в «Маскараде» Лермонтова, где Арбенин на вопрос: «Вы человек иль демон?» – отвечает: «Я? – Игрок!» (то есть ни то ни другое, а нечто пограничное). Неоконченная повесть Лермонтова «Штосс» повествует о той же игре, в которую играют в «Пиковой даме»: с её главным героем, художником Лугиным, играет таинственный старик, призрак, заманивающий в ловушку.

Связь фараона с судьбой вновь появляется в «Войне и мире» Льва Толстого: в роли рокового героя выступает Долохов, обыгрывающий Николая Ростова на сорок семь тысяч; динамика игры, целиком захватывающая воображение, была знакома Толстому так же, как Пушкину. И, разумеется, «Пиковая дама» оказала важнейшее влияние на главный русский роман об азартной игре – «Игрока» Достоевского.

Как «Пиковая дама» повлияла на Достоевского?

«Пиковая дама» была одним из любимых пушкинских произведений у Достоевского. Он называл её «верхом искусства фантастического», и в его текстах много перекличек с ней. В первую очередь, конечно, нужно сказать об «Игроке» (1866) – это роман, который Достоевский написал спешно, проиграв в рулетку все свои деньги. Мотив страсти к игре здесь – ведущий; «рулетка характеризуется как средство спасения, с её помощью совершается чудо»[480]480
  Лотман Ю. М. Указ. соч. С. 813.


[Закрыть]. Как и в «Пиковой даме», сюжет здесь скреплён с анекдотом и скандалом (в гипертрофированной манере Достоевского). Более того, здесь есть своя «старуха ex machina» – Антонида Васильевна, внезапно возвращающаяся с порога смерти, меняющая расклад в семействе Загорянских и заражающая главного героя – учителя Алексея – игорной страстью. Сам Алексей, подобно Германну, делает роковой – но, по Достоевскому, обратимый – выбор в пользу наживы, а не любви. (Разумеется, образ Полины из «Игрока» гораздо сложнее образа Лизы из «Пиковой дамы»; вспомним, однако, что в «Пиковой даме» тоже есть Полина – капризная невеста Томского.) Для Достоевского рулетка – «игра по преимуществу русская»: русскому характеру свойственно желание внезапного, незаслуженного счастья, противопоставленная «немецкому способу накопления честным трудом». В этом отношении можно ретроспективно трактовать историю Германна и как борьбу «национальных идей».

Василий Шухаев. Иллюстрация к «Пиковой даме». 1922 год[481]481
  Василий Шухаев. Иллюстрация к «Пиковой даме». 1922 год. Российская государственная библиотека.


[Закрыть]

О влиянии «Пиковой дамы» на «Преступление и наказание» писал в «Проблемах поэтики Достоевского» Михаил Бахтин: он видит претекст сна Раскольникова (где тот снова убивает старуху-процентщицу) в пушкинском описании встреч Германна с мёртвой графиней – зловещего подмигивания на похоронах и узнавания старухи в пиковой даме. Повесть Пушкина Бахтин рассматривал в контексте своей теории карнавала[482]482
  Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М. М. Собр. соч.: В 7 т. Т. 6. – М.: Языки славянской культуры, 2002. С. 189–190.


[Закрыть]. Несколько работ посвящено связи «Пиковой дамы» и «Бесов», например сходству образов Германна и Ставрогина[483]483
  Николаева Е. Г. Указ. соч. С. 75.


[Закрыть]. Как и в «Пиковой даме», в «Бесах» действует девушка по имени Лиза, с которой скверно обходится главный герой; стоит заметить, что после «Бедной Лизы» Карамзина персонажей с таким именем в русской литературе окружает «семантический ореол» несчастья[484]484
  Головченко Г. А. Образ девушки Лизы как один из сквозных образов классической русской литературы // Язык. Словесность. Культура. 2013. № 6. C. 89–104.


[Закрыть]. Исследователи полагают, что триада героев «Лиза – Германн – старая графиня» повлияла на возникновение триад у Достоевского: «Соня – Раскольников – старуха-процентщица» в «Преступлении и наказании»[485]485
  Лотман Ю. М. Указ. соч. С. 803.


[Закрыть], «Ставрогина – Степан Верховенский – Даша» в «Бесах»[486]486
  Николаева Е. Г. «Бесы» Ф. М. Достоевского: несколько заметок о связи романа с «Пиковой дамой» А. С. Пушкина.


[Закрыть]; по мнению Екатерины Николаевой, Достоевский воспринял у Пушкина общую модель триады «тиран – сиротка – освободитель» (притом что освободителем может быть и такое «чудовище», как Германн[487]487
  Николаева Е. Г. Элементы кода повести Пушкина «Пиковая дама» в творчестве Достоевского. Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Томск, 2007. C. 12.


[Закрыть]).

Отличается ли по сюжету «Пиковая дама» Чайковского от повести Пушкина?

Да, и значительно. Директор Императорских театров Иван Всеволожский, заказавший «Пиковую даму» Чайковскому, предложил перенести действие в XVIII век – это сразу снимает поколенческую проблематику, важную для повести. Обращение к культуре XVIII века, впрочем, оказалось очень продуктивным для Чайковского, который первоначально отказывался от «Пиковой дамы», считая её несценичной; благодаря идее Всеволожского автор либретто к опере – брат Чайковского Модест – включил в неё стихотворения Державина, ранние тексты Жуковского и Батюшкова, отвечающие сценической эпохе.

В опере Герман (у Чайковского с одной Н) действительно влюблён в Лизу – уже не бедную воспитанницу графини, а её богатую наследницу – и играет, чтобы быть ей ровней. Лизе братья Чайковские уделяют гораздо больше внимания, чем Пушкин: у неё есть жених князь Елецкий, но ради любви к Герману она готова отказаться от всего. Безумие Германа, который бредит игрой, доводит её до самоубийства: она бросается в Зимнюю канавку – этот сюжетный ход отсылает к «Бедной Лизе» Карамзина и, следовательно, к эпохе сентиментализма, к рубежу XVIII и XIX веков. Герман, ставя на тройку, семёрку и туза, понтирует против князя Елецкого и проигрывает – после чего кончает с собой; «в последнюю минуту в его сознании возникает светлый образ Лизы. Хор присутствующих поёт: «Господь! Прости ему! И упокой его мятежную и измученную душу».

Николай Гоголь. «Портрет»

О чём эта книга?

О продаже души дьяволу: добровольной в случае художника Чарткова из первой части, невольной – в случае безымянного коломенского иконописца во второй. Шире – о том, почему жизнь оказывается сильнее искусства: хотя искусство хочет преобразить жизнь, художники из поколения в поколение терпят неудачу. Наконец, совсем широко – о соотношении условностей в искусстве и катастрофичности жизни. Катарсис – далеко не безобидная вещь, и Гоголь сопоставляет его в повести с ожиданием апокалипсиса. Идеал искусства осуществим только в неопределённой вечности или после длительного покаяния, а художественная форма беззащитна перед силами зла.

Когда она написана?

Первые наброски повести относятся к 1833 году, таким образом, работа над ней заняла не менее года-полутора – это обычно для Гоголя, который надолго забрасывал свои черновики и потом неожиданно к ним возвращался. Сборник Гоголя «Арабески» с первоначальной редакцией повести вышел в январе 1835 года. В конце 1841-го и начале 1842 года Гоголь существенно перерабатывает повесть: на смену романтическому саспенсу приходит живой разговор, на смену заворожённости – ирония, хотя общие черты остаются такими же. Литературовед и публицист Павел Анненков, помогавший Гоголю в Риме[488]488
  Гоголь подолгу жил в Риме в период с 1837 по 1846 год. Здесь он почти полностью написал первый том «Мёртвых душ». Из письма Гоголя Петру Плетнёву: «Уже в самой природе моей заключена способность только тогда представлять себе живо мир, когда я удалился от него. Вот почему о России я могу писать только в Риме. Только там она предстоит мне вся, во всей своей громаде».


[Закрыть] готовить чистовой текст «Мёртвых душ», вспоминал об обстоятельствах создания второй редакции: она писалась в перерывах между работой над поэмой, одновременно с пьесой из жизни запорожских казаков. По свидетельству Анненкова, прежняя весёлость «Вечеров» и «Тараса Бульбы» сменилась в набросках пьесы злым и почти чёрным юмором.

Фёдор Моллер. Портрет Николая Гоголя. Начало 1840-х годов[489]489
  Фёдор Моллер. Портрет Николая Гоголя. Начало 1840-х годов. Ивановский областной художественный музей.


[Закрыть]

Как она написана?

Повесть состоит из двух частей, вторая – приквел первой.

Подобно многим романтическим повестям, «Портрет» соединяет фантастику, исповедальность и бытовую иронию. Внутренний диалог героя, исповедь другого героя, краткие экскурсы в историю искусства – всё это также принадлежит романтической традиции. Отсюда же – сновидение как кульминация действия, «психический автоматизм» (неспособность героя понять, сознательно или неосознанно он совершает какие-то действия: скажем, Чартков вспоминает, закрывал ли он портрет простынёй), пародирование старых риторических жанров вроде жанра похвальной речи, энкомия (самореклама Чарткова). Всё это не было совсем в новинку читателям модных повестей, даже если они ещё не вполне привыкли к романтической эстетике.

Некоторые мотивы повести были знакомы публике ещё по ранней прозе Гоголя: дьявольское золото («Вечер накануне Ивана Купала»), неосторожное любопытство как корень всего последующего зла (Ганна, Панночка и другие женские образы – этот мотив восходит, вероятно, к знакомым Гоголю с детства толкованиям любопытства Евы как главной причины грехопадения), вера в действительные отношения с нечистой силой и возможность портретирования нечистой силы (финал «Ночи перед Рождеством» – и вторая часть «Портрета»). Поэтому интерес читателя подогревался знанием прежних повестей Гоголя.