Текст книги "Полка. О главных книгах русской литературы"

Какие постановки «Ревизора» вошли в историю театра?

Постановок «Ревизора» было так много, что их критика – едва ли не отдельный жанр, начало которому положил сам Гоголь. Спектакли при жизни Гоголя запомнились современникам главным образом из-за негласной конкуренции двух Городничих – Ивана Сосницкого и Михаила Щепкина: «Городничий Сосницкого имел более общий отпечаток; это был общерусский, в том числе и столичный, и в конце концов общечеловеческий тип… Городничий же Щепкина имел ярко выраженный русский и притом провинциальный отпечаток; общечеловеческое проступало сквозь одежды местные и национальные. Сосницкий играл сдержаннее и ровнее. Щепкин – импульсивнее и порывистее»[703]703
  Манн Ю. В. Сквозь форму к смыслу: Самоотчёт. Ч. 1. Из «Гоголевской мозаики». – М.: Явне, 2015. C. 91.


[Закрыть]. Эти два подхода к образу Городничего заложили традицию, сохранившуюся и в последующих постановках. Первым настоящим, не водевильным Хлестаковым в русском театре считается Александр Мартынов, который в 1840-х порвал с легкомысленной трактовкой Дюра. Последним Хлестаковым, которого увидел и одобрил Гоголь, был Сергей Шумский, выступавший в московском Малом театре (1851).

Вторая половина XIX века запомнилась в основном возвращением к водевильной трактовке пьесы, от которой предостерегал Гоголь. Стоит, впрочем, отметить любительскую постановку «Ревизора» (1860), роли в которой исполняли писатели, в том числе Тургенев, Достоевский, Писемский, Дружинин; роль Хлестакова взял Пётр Вейнберг, чью игру Достоевский счёл превосходной. Писательская постановка придерживалась утрированного реализма действия: например, Писемский (Городничий) произносил все реплики «с расчётом не на публику, а исключительно на других действующих лиц», мотивируя это тем, что так обычно и разговаривают люди.

В советские годы «Ревизора» ставили и экспериментаторы, и традиционалисты. Восторженные оценки давали Хлестакову в исполнении Михаила Чехова (постановка Станиславского 1921 года – первый значительный советский «Ревизор»). Самым новаторским и запоминающимся стал «Ревизор» Всеволода Мейерхольда (1926). Режиссёр отказался от сдержанности постановок XIX века, ввёл в спектакль декорации и реквизит, символизировавшие эпоху николаевской России уже в современном прочтении, усилил абсурдность действий и жестов, привлёк материал из других произведений Гоголя; поместил актёров в очень камерное пространство для нагнетания хаотичности действия; наконец, в немой сцене заменил актёров куклами (этот приём переняли другие советские «Ревизоры»). По словам Андрея Белого, Хлестаков «впервые у Мейерхольда взвил гоголевский, гиперболический морок»[704]704
  Белый А. Указ. соч. C. 315.


[Закрыть]. Прочие постановки в сравнении с мейерхольдовской Белый называл «островщиной», взболтанной в… кисло-сладком Тургеневе». Слухи о спектакле Мейерхольда дошли за границу; о нём в меру комплиментарно отзывался Набоков («Странно, что в те годы, когда словесность в России пришла в упадок… русский режиссёр Мейерхольд, несмотря на все искажения и отсебятину, создал сценический вариант «Ревизора», который в какой-то мере передавал подлинного Гоголя»[705]705
  Набоков В. В. Указ. соч. C. 57.


[Закрыть]).

Дальнейшие советские постановки были гораздо консервативнее. Заслуживают упоминания спектакли Малого театра, где сначала (1949) Хлестакова, затем (1966) Городничего играл один из известнейших советских комиков Игорь Ильинский; литературовед Наум Берковский называл его исполнение Хлестакова «светоносным»: «Теперь мы поняли, это дано и самим Гоголем: Хлестаков не написан как фигура элементарно отрицательная, в нём наблюдается, вопреки всем предвзятостям, некоторая романтическая жизнь, ему отпущена своя обольстительность»[706]706
  Берковский Н. Я. Литература и театр. – М.: Искусство, 1969. C. 517.


[Закрыть]. Постановка 1972 года в БДТ им. Горького (режиссёр Георгий Товстоногов) интересна прежде всего игрой Кирилла Лаврова (Городничий), которую критика упрекала в излишней интеллигентности. Десять лет спустя, в 1982-м, «Ревизора» поставил в московском Театре сатиры Валентин Плучек. В ролях Хлестакова и Городничего он задействовал давно сыгранный и знаменитый комедийный дуэт: Андрея Миронова и Алексея Папанова. Их манера игры, интонация отходит от реалистической трактовки «Ревизора» в советском театре, её можно назвать более лирической.

Среди постсоветских постановок стоит отметить «Хлестакова» Владимира Мирзоева (1996), где действие перенесено из уездного города в тюрьму, и вызвавший много споров спектакль Римаса Туминаса (2002): литовский режиссёр вольно обошёлся с гоголевским текстом, растянул действие до трёх с половиной часов и, явно помня о Мейерхольде, заполнил сцену гротескными декорациями.

Михаил Лермонтов. «Демон»

О чём эта книга?

Отверженный дух веками блуждает «в пустыне мира без приюта»: он ненавидит и презирает мир («творенье Бога своего»), ему наскучило даже зло, его не привлекает экзотически прекрасная природа Кавказа и его бурлящая жизнь. Но однажды с Демоном происходит преображение: он видит юную княжну Тамару, которая дожидается своего жениха, и влюбляется в неё – ей на погибель. «Демон» – главный замысел Лермонтова, итог его многолетних размышлений и всей русской романтической традиции. Впрочем, оценить это смогли немногие современники: поэма трагически разошлась со своими читателями.

Когда она написана?

Лермонтов часто возвращался к уже освоенным сюжетам и перерабатывал их. Начав писать «Демона» в 15-летнем возрасте, во время учёбы в Благородном пансионе при Московском университете, он раз за разом возвращался к этому замыслу на протяжении десяти лет – с 1829 по 1839 год. Всего существует восемь редакций разной степени завершённости, причём в ранних сюжет выстроен не полностью, а действие происходит в неопределённой экзотической местности; по таким деталям, как «тёплый южный день», «лимонная роща» или «испанская лютня», в ней угадывается, собственно, Испания. Некоторые строки, например формула «Печальный демон, дух изгнанья» и начало диалога Демона с его возлюбленной, есть уже в первом варианте текста. В 1831 году замысел претерпевает кризис: Лермонтов пробует заменить четырёхстопный ямб пятистопным, не доканчивает попытку и в сердцах приписывает: «Я хотел писать эту поэму в стихах: но нет. – В прозе лучше».

Впрочем, два года спустя Лермонтов возвращается к брошенной работе. В 1838-м он завершает шестую редакцию поэмы и дарит её Варваре Лопухиной, в которую был безответно влюблён (отсюда название – «лопухинский список»). Эта редакция имеет важное значение в истории поэмы, которая теперь превращается в «восточную повесть»: именно здесь появляются кавказские природа и быт, мотивы грузинской мифологии. Этот текст уже близок к окончательному, который появляется в 1839 году. Дата окончания работы больше ста лет заставляла филологов спорить: долгое время считалось, что последнюю редакцию поэт завершил в год своей смерти, в 1841-м. Впрочем, по мнению литературоведов, Лермонтов, если бы остался жив, вполне мог бы вновь вернуться к «Демону»: «Последняя редакция… именно оказалась последней, а не была подлинным завершением работы над поэмой»[707]707
  Журавлёва А. И. Лермонтов в русской литературе. Проблемы поэтики. – М.: Прогресс-Традиция. 2002. C. 159.


[Закрыть].

Пётр Заболотский. Портрет Михаила Лермонтова. 1837 год[708]708
  Пётр Заболотский. Портрет Михаила Лермонтова. 1837 год. Государственная Третьяковская галерея.


[Закрыть]

Как она написана?

Язык «Демона» отличается особой патетичностью. Лидия Гинзбург[709]709
  Лидия Яковлевна Гинзбург (1902–1990) – литературовед, писательница, мемуаристка. В 1920-е была близка к ОПОЯЗу. Пережила блокаду Ленинграда, о которой написала книгу «Записки блокадного человека». Специалист по Герцену, автор литературоведческих книг «О лирике», «О психологической прозе». Оставила воспоминания об Ахматовой, Шкловском, Мандельштаме и др.


[Закрыть] писала о целой «системе интонационного нагнетания, цепи гипербол[710]710
  Преувеличение свойств предмета или явления для художественной выразительности текста.


[Закрыть], лихорадочных поисках максимальной словесной высоты»[711]711
  Гинзбург Л. Я. Творческий путь Лермонтова. – Л.: Худ. лит., 1940. С. 144.


[Закрыть]. Грандиозно и пространство поэмы. Драма двух персонажей – Тамары и Демона – разворачивается в мире людей, но на самом деле отражает конфликт вселенского уровня. В художественное пространство «Демона» входят «Кавказ, Земля, «кочующие караваны» звёзд, беспредельная ширь эфира, где-то в вышине рай, словом, весь Космос»[712]712
  Манн Ю. В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма. – М.: Аспект Пресс, 2001. C. 219.


[Закрыть] – масштаб, соразмерный вопросу о противостоянии Добра и Зла, который ставит поэт. Как пишет лермонтовед Анна Журавлёва, изгнание Демона – «это с самого начала некое абсолютное изгнание: из рая, но и не в ад, а вообще из организованного, божественного миропорядка в «эфир», в пустоту, в бесконечные просторы Вселенной»[713]713
  Журавлёва А. И. Указ. соч. C. 162.


[Закрыть].

В поэме находят отголосок разные литературные роды и жанры. В истории о гибели Тамариного жениха и Демоне-соблазнителе просматривается балладный сюжет. Характерная его особенность – пересечение границы между миром живых и миром мёртвых: взаимодействие потусторонней силы с миром живых оборачивается для последнего катастрофой. Именно это происходит во второй части поэмы в форме диалога между Тамарой и Демоном: Тамара теряет душевное равновесие и, позволив Демону поцеловать себя, гибнет в стенах монастыря. Баллада считается лиро-эпическим жанром; взаимодействие эпоса и лирики для «Демона» вообще сверхважно. Если в первой части преобладает эпическое начало, представленное в развёрнутых описаниях (замок царя Гудала, горные пейзажи), то во второй главенствуют лирические монологи Демона, почти сплошь состоящие из гипербол, которые, впрочем, уместны, когда речь идёт о падшем ангеле:

 
Я тот, чей взор надежду губит,
Я тот, кого никто не любит,
Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы,
И, видишь, я у ног твоих.
 

В поэме Лермонтов сочетает разную просодию, мелодику стиха. Если гневные и страстные речи Демона написаны «железным» ямбом (тем самым, который поэт в стихотворении «Как часто, пёстрою толпою окружён…» хочет дерзко бросить в лицо света), то песня о звёздах и облаках – стихом, по выражению филолога Льва Пумпянского, «эфирным»[714]714
  Пумпянский Л. В. Стиховая речь Лермонтова // Литературное наследство. М. Ю. Лермонтов. Кн. I. – М.: Изд-во АН СССР, 1948. С. 403.


[Закрыть], убаюкивающе сладкозвучным – здесь Лермонтов переходит на хорей:

 
На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил;
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
Облаков неуловимых
Волокнистые стада.
Час разлуки, час свиданья –
Им ни радость, ни печаль;
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль.
В день томительный несчастья
Ты об них лишь вспомяни;
Будь к земному без участья
И беспечна, как они!
 

Чувство воздушности, эфирности – ключевое для поэмы. Райнер Мария Рильке, прочитав «Демона», говорил о «чувстве крыльев, возникающем от близости облаков и ветра». Действительно, крылья – неизменная деталь облика Демона; по словам Журавлёвой, «создаётся впечатление, что Лермонтову надо прежде всего оживить в сознании читателя сам мотив полёта, воздуха и движения»[715]715
  Журавлёва А. И. Указ. соч. C. 164.


[Закрыть].

Что на неё повлияло?

Гордый ангел, низвергнутый Богом с небес, – сюжет ещё библейский, а запретная любовь райского изгнанника к земным девам – нередкий мотив в европейской литературе. Темы, затронутые в «Демоне», легко найти в предшествующих романтических текстах: «Фаусте» Гёте, «Любви ангелов» Томаса Мура[716]716
  Томас Мур (1779–1852) – ирландский поэт-романтик. Автор поэм, баллад, сборников стихотворений. Близкий друг и один из первых биографов Байрона. В 1818 году написал стихотворение «Вечерний звон» («Those evening Bells»). Переведённое поэтом Иваном Козловым и положенное на музыку Александра Алябьева, оно стало одним из наиболее известных русских романсов.


[Закрыть], «Мессиаде» Клопштока[717]717
  Фридрих Готлиб Клопшток (1724–1803) – немецкий поэт. Автор од, исторических драм, публицистических сочинений. На протяжении 30 лет сочинял эпопею «Мессиада», в основу которой были положены легенды о жизни Христа. Основоположник гражданской поэзии в Германии.


[Закрыть], «Элоа, или Сестре ангелов» Альфреда де Виньи[718]718
  Альфред Виктор де Виньи (1797–1863) – французский писатель. Один из главных представителей французского романтизма. Прославился благодаря историческому роману о заговоре против кардинала Ришелье «Сен-Мар» (1826). Переводил на французский драмы Шекспира. Был автором романтических драм «Жена маршала д'Анкра» (1831), «Чаттертон» (1835). Выпустил сборник военных повестей «Неволя и величие солдата» (1835).


[Закрыть], «Каине» Байрона – эпиграф из этой драмы предваряет третью редакцию «Демона». «Байронические» поэмы – едва ли не основная часть литературного воспитания Лермонтова в юные годы. Многочисленные демонические злодеи – герои несколько более ранней готической литературы, например «Замка Отранто» Хораса Уолпола[719]719
  Хорас Уолпол (1717–1797) – английский писатель. Автор первого готического романа «Замок Отранто» – мистической истории о том, как владелец итальянского замка находит своего сына раздавленным гигантским рыцарским шлемом. Уолпол вдохновлялся фантастическими сюжетами средневекового рыцарского романа и создал литературу, вызывающую у читателей ощущение тревоги и ужаса.


[Закрыть] и «Ватека» Уильяма Бекфорда (эта повесть – один из первых примеров романтического ориентализма в европейской литературе).

Важнейшее влияние на Лермонтова оказал «Потерянный рай» Джона Мильтона – мильтоновский Сатана вообще стал прародителем многих романтических героев. Как и Сатана у Мильтона, Демон у Лермонтова – сложный, неодномерный персонаж, его могуществу соответствует его тайная тоска и зависть к земному миру:

 
О! если б ты могла понять,
Какое горькое томленье
Всю жизнь, века без разделенья
И наслаждаться и страдать,
За зло похвал не ожидать
Ни за добро вознагражденья;
Жить для себя, скучать собой,
И этой вечною борьбой
Без торжества, без примиренья!
 

Всё это в целом соответствует программе отверженного романтического героя, который презирает мир и в то же время находится от него в зависимости. Это «демоническое» чувство повлияет не только на «Демона», но и на «Героя нашего времени». Носители такого сознания действуют и в ранних поэмах Лермонтова, например в «Преступнике» и «Ауле Бастунджи».

Гюстав Доре. Иллюстрации к поэме Джона Мильтона «Потерянный рай». 1866 год[720]720
  Гюстав Доре. Иллюстрации к поэме Джона Мильтона «Потерянный рай». 1866 год. The University of Adelaide Library.


[Закрыть]

Среди русских литературных источников «Демона» – произведения Василия Жуковского «Пери и ангел» (перевод вышеупомянутой поэмы Томаса Мура) и Андрея Подолинского[721]721
  Андрей Иванович Подолинский (1806–1886) – поэт. Служил в почтовом департаменте. Получил известность благодаря поэмам «Див и Пери» и «Смерть Пери». Стал посещать литературные вечера у Дельвига, печатался в «Литературной газете», познакомился с Пушкиным. Впрочем, следующие тексты Подолинского надежд Дельвига и Пушкина не оправдали. Впоследствии Подолинский писал мало и в основном занимался службой, вышел в отставку в чине статского советника.


[Закрыть] «Див и Пери». Как поясняет Жуковский, «пери – это воображаемые существа, ниже ангелов, но превосходнее людей…». Кстати, слово «пери» Лермонтов использует не только в «Демоне» («Как пери спящая мила, / Она в гробу его лежала…»), но и в «Герое нашего времени» (так Печорин обращается к Бэле), и в стихах.

Ещё одно несомненное влияние – поэзия Пушкина. Это в первую очередь «Кавказский пленник» – вплоть до текстуальных совпадений: сравним пушкинское «Я вяну жертвою страстей» с лермонтовским «Я вяну, жертва злой отравы!» или пушкинское «И на челе его высоком / Не изменялось ничего» с лермонтовским «И на челе его высоком / Не отразилось ничего». Но повлияли на «Демона» и другие тексты Пушкина: в поэме можно услышать аллюзии на «Полтаву», отзвуки стихотворений «Ангел» (1827) и «Демон» (1823). Именно из пушкинского «Ангела» Лермонтов заимствует формулу «дух отрицанья, дух сомненья», превращая её в итоге в «дух изгнанья». У пушкинского Демона лермонтовский перенимает ключевые черты:

 
На жизнь насмешливо глядел –
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
 

Наконец, перерабатывая поэму в конце 1830-х, Лермонтов наполнил её мотивами кавказского фольклора. Вероятнее всего, Лермонтов воспользовался легендой о любви горного духа Гуды к молодой девушке. Вообще же «Демон» – своего рода палимпсест влияний: кроме всего прочего, грузинские предания сочетаются здесь со средневековыми мистериями – аллегорическими пьесами, рассказывающими о борьбе ангелов и демонов за человеческую душу[722]722
  Манн Ю. В. Указ. соч. C. 233.


[Закрыть].

Как она была опубликована?

Текст поэмы стал известен публике задолго до публикации. Она распространялась в рукописном виде, как некогда «Горе от ума» Грибоедова (параллель, замеченная ещё Белинским). Попытки Лермонтова опубликовать «Демона» не увенчались успехом из-за вмешательства в целом доброжелательного, но осторожного цензора Александра Никитенко. Сразу после окончания поэмы помощь Лермонтову предложил глава «Отечественных записок» Андрей Краевский. Он многое делал для популяризации лермонтовских произведений, но на сей раз эта помощь не пригодилась, так как у поэта не оказалось рукописи. Как писал Краевский Ивану Панаеву, «Лермонтов отдал бабам читать своего «Демона», из которого хотел напечатать отрывки, и бабы чорт знает куда дели его; а у него, уж разумеется, нет чернового, таков мальчик уродился!»[723]723
  Мануйлов В. Лермонтов и Краевский // Литературное наследство. М. Ю. Лермонтов: Т. 45/46. Кн. II. – М.: Изд-во АН СССР, 1948. С. 369.


[Закрыть]

Фрагменты поэмы были опубликованы уже после смерти Лермонтова, в 1842 году, в «Отечественных записках». Эта публикация, пускай и неполноценная, состоялась благодаря упорству Краевского: ведь сначала цензура наложила полный запрет, и редактор тогда был вынужден объявить, что анонсированная уже поэма «не напечатана по причинам, не зависящим от редакции». Полностью текст был опубликован в 1856 году в Германии в городе Карлсруэ стараниями родственника Лермонтова генерала Алексея Философова. В России полная публикация состоялась только в 1860 году – в собрании сочинений Лермонтова под редакцией критика Степана Дудышкина. Современные научные издания печатают «Демона» по «придворному» списку (который Лермонтов в 1841 году представил для чтения при дворе наследника престола – будущего Александра II) с дополнениями из других списков.

Как её приняли?

Поэму читали в списках, отрывки из неё декламировал в салонах сам поэт – с неизменным успехом: «М. П. Соломирская, известная петербургская красавица, признавалась Лермонтову, что клятвы Демона производят на неё неотразимое впечатление и что она «могла бы полюбить такое могучее, властное и гордое существо»[724]724
  Вацуро В. Э. Поэмы М. Ю. Лермонтова // Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2: Поэмы. – Л.: Наука, 1980. С. 530.


[Закрыть].

Одним из самых восторженных читателей оказался Виссарион Белинский, писавший в письме к Боткину: «Демон» сделался фактом моей жизни, я твержу его другим, твержу себе, в нём для меня – миры истин, чувств, красот. Я его столько раз читал – и слушатели были так довольны…»[725]725
  В. Г. Белинский – В. П. Боткину, 17 марта 1842 года.


[Закрыть]. До этого в статье «Стихотворения М. Лермонтова» Белинский сравнивал «Демона» с поэмой «Мцыри» – не в пользу последней: «Как жаль, что не напечатана другая поэма Лермонтова, действие которой совершается тоже на Кавказе и которая в рукописи ходит в публике, как некогда ходило «Горе от ума»: мы говорим о «Демоне». Мысль этой поэмы глубже и несравненно зрелее, чем мысль «Мцыри», и хотя исполнение её отзывается некоторою незрелостию, но роскошь картин, богатство поэтического одушевления, превосходные стихи, высокость мыслей, обаятельная прелесть образов ставят её несравненно выше «Мцыри» и превосходят всё, что можно сказать в её похвалу». Цитаты из «Демона» часто встречаются в письмах Белинского этого времени[726]726
  Журавлёва А. И. Указ. соч. C. 160.


[Закрыть].

Высоко оценил поэму близкий к «Отечественным запискам» критик Алексей Галахов, которому Демон напомнил других лермонтовских героев: Арбенина, Измаила, Печорина. Все они, по словам Галахова, «страдают сомнением, горький плод которого – бессмертная мысль, неизбежная дума»; все они так же несут гибель женщинам, с которыми сближаются. Кроме того, в этих личностях отразились «болезни века» – страсть к анализу и скептицизм.

К моменту полной публикации текста в России в 1860 году романтический демонизм уже вышел из моды, и поэму встретили прохладно. Несмотря на то что «дух отрицанья, дух сомненья» Демона импонировал поколению «новых людей», которых публицисты относили к «отрицательному направлению» и «нигилистам», самые радикальные критики эпохи списывали поэму в архив. Например, критик Варфоломей Зайцев – последователь эстетических взглядов Писарева (согласно которым искусство объявлялось бесполезным и отвлекающим от спасительного естествознания) – называл Лермонтова поэтом «провинциальных барышень» и «мечтательных служителей Марса» и доказывал в своей статье «нелепость поступков героев и абсурдность поэмы в целом»[727]727
  Там же. С. 161.


[Закрыть]. В 1860-е в русской литературе уже нет места романтизму, а главные позиции занимает проза – вот почему поэма Лермонтова не воспринимается как актуальная вещь.

Что было дальше?

Разворот происходит в конце XIX – начале XX века: новый расцвет поэзии возродил интерес к «Демону». Если в поэзии середины XIX века слово «Демон» – либо эхо лермонтовского романтизма (например, у Аполлона Майкова[728]728
  Аполлон Николаевич Майков (1821–1897) – поэт. В 1842 году вышел его первый стихотворный сборник, за который он получил пособие от императора Николая I. В середине 1840-х годов Майков сотрудничал с «Современником» и «Отечественными записками», посещал кружок Петрашевского, где познакомился с Достоевским. После разгрома кружка взгляды Майкова стали консервативнее – он сблизился с журналом «Москвитянин», увлёкся древнерусской историей, перевёл «Слово о полку Игореве». С 1852 года служил цензором, позднее стал председателем Комитета по иностранной цензуре.


[Закрыть]), либо полуиронический штамп (у Некрасова, Николая Щербины[729]729
  Николай Фёдорович Щербина (1821–1869) – поэт. Был наполовину греком, изучал греческий язык. В 1850 году издал в Одессе «Греческие стихотворения». После этого переселился в Москву, где был помощником редактора «Московских губернских ведомостей», а затем в Санкт-Петербург, где устроился на службу в Министерство народного просвещения. По мотивам стихотворения Щербины «Поле битвы» была написана песня «Раскинулось море широко».


[Закрыть], Василия Курочкина[730]730
  Василий Степанович Курочкин (1831–1875) – поэт, журналист, переводчик. Служил в ведомстве путей сообщения. Получил известность благодаря переводам произведений Беранже. Основал сатирический журнал «Искра». В начале 1860-х годов вступил в революционное общество «Земля и воля». После покушения Каракозова на императора был арестован и несколько месяцев просидел в тюрьме. Писал критические статьи о литературе для «Сына отечества» и «Петербургских ведомостей».


[Закрыть]), то с 1880-х, с приходом декадентства, количество демонов в поэзии, напрямую отсылающих к Лермонтову и развивающих его мотивы, резко увеличивается. «Демон тоски и сомненья» и «демон неверья» появляются у Надсона, демонами пестрит поэзия символистов – Мережковского, Минского, Бальмонта и особенно Брюсова, который сам в своём жизнетворчестве исповедовал несколько карикатурный демонизм. Важное место образ Демона занимает в поэзии Блока: можно вспомнить два его стихотворения с названием «Демон». Стихотворение 1910 года – прямой лирический пересказ мотивов лермонтовской поэмы или, вернее, впечатления от неё; стихотворение 1916 года написано как монолог Демона, который упивается страданиями Тамары и губит её сознательно (собственно, таким – злобным духом, полным «смертельным ядом / Вражды, не знающей конца» – Демон предстаёт перед спасённой душой Тамары у Лермонтова):

 
Я пронесу тебя над бездной,
Её бездонностью дразня.
Твой будет ужас бесполезный –
Лишь вдохновеньем для меня.
‹…›
Дрожа от страха и бессилья,
Тогда шепнёшь ты: отпусти…
И, распустив тихонько крылья,
Я улыбнусь тебе: лети.
И под божественной улыбкой
Уничтожаясь на лету,
Ты полетишь, как камень зыбкий,
В сияющую пустоту…
 

В советское время Демон трактовался как носитель порочного индивидуалистического сознания, которое заставляет его страдать и приводит к краху. Формулировки советских критиков были примерно одинаковыми: Софья Леушева писала, что в поэме показана «ограниченность, бесперспективность одинокого бунта души, замкнувшейся в себе, несостоятельность индивидуализма, пренебрегающего человеческим миром…», Валентин Коровин отмечал, что «проблематика «Демона» связана с апологией и гибелью индивидуалистического сознания», Александр Гуревич – что в поэме «раскрывается трагедия индивидуалистического сознания – духовная ущербность и духовное величие демонического бунта» и так далее.

Реминисценции из «Демона», по большей части иронические, часто встречаются в советской и постсоветской литературе. Но лермонтовской поэме была суждена долгая жизнь и в других видах искусства. В 1875 году в Мариинском театре состоялась премьера оперы Антона Рубинштейна на либретто будущего биографа Лермонтова Павла Висковатова (в основу лёг, разумеется, лермонтовский текст). Несмотря на то что коллеги-композиторы, такие как Николай Римский-Корсаков и Модест Мусоргский, отнеслись к опере холодно, она приобрела большую популярность и до сих пор ставится в театрах. Модернистским прочтением поэмы Лермонтова стали три картины Михаила Врубеля – «Демон сидящий» (1890), «Демон летящий» (1899) и «Демон поверженный» (1901–1902) – и его же графические иллюстрации к «Демону».