Текст книги "Полка. О главных книгах русской литературы"

Насколько корректно Пушкин обращается с историческими фактами и датами?

Не все факты и даты в романе стыкуются между собой. Согласно одному из вариантов романа, Андрей Гринёв выходит в отставку в 1762 году, в другой рукописи дата рождения Петра (которое, несомненно, случилось уже после того, как старший Гринёв осел в деревне) – 1755 год. Учителя-французы в массовом порядке появились в России после Французской революции, в детские годы Петра мосье Бопре вряд ли добрался бы до Симбирской губернии. Маша останавливается на почтовой станции в Софии под Царским Селом, но станция на этом месте была основана лишь через несколько лет, во времена лицейской молодости Пушкина. «Капитанская дочка» – скорее фантазия о прошедшем времени, чем историческая хроника. Впрочем, приписав текст стареющему Петру Гринёву, Пушкин застраховал себя от любых обвинений в неточности.

Почему первая публикация «Капитанской дочки» вышла без указания имени автора?

Это литературная игра: подобно «Повестям Белкина», роман притворяется произведением другого автора, случайно попавшим в руки издателя-Пушкина. Пушкин как бы ставит редакционную пометку: мнение автора может не совпадать с мнением его персонажа, – что страшно осложнило жизнь следующим поколениям литературоведов, пытающихся понять, где заканчиваются взгляды вымышленного героя-мемуариста и начинается авторская позиция.

Почему отец отказывается отправлять Гринёва в Петербург?

Про Гринёва-старшего мы знаем, что он служил при графе Минихе, в одном из вариантов романа указан год его отставки – 1762-й: вероятно, Гринёв, подобно Миниху, остался верен свергнутому императору Петру III. Для Пушкина эта коллизия связана с семейным преданием: его дед Лев Александрович, «как Миних, верен оставался паденью третьего Петра». Это объясняет и отъезд Гринёва-старшего в отдалённую губернию, и смешанные чувства, с которыми он читает в «Придворном календаре», как продвигаются по службе бывшие коллеги, и нежелание отправлять сына на службу в Петербург: ему очевидно не по душе придворное общество и воцарившиеся при Екатерине нравы.

Неизвестный художник. Портрет великого князя Петра Фёдоровича. Конец 1750-х годов. Автор оригинала Фёдор Рокотов[664]664
  Неизвестный художник. Портрет великого князя Петра Фёдоровича. Конец 1750-х годов. Автор оригинала Фёдор Рокотов. Государственный Эрмитаж.


[Закрыть]

Перспектива города Оренбурга, выполненная инженером-капитаном Александром Ригельманом в 1760 году.

С 5 октября 1773 по 23 марта 1774 года город был осаждён армией Емельяна Пугачёва.

Пётр Гринёв отправляется в Оренбург, освободившись из пугачёвского плена[665]665
  Перспектива города Оренбурга, выполненная инженером-капитаном Александром Ригельманом в 1760 году. Российский государственный военно-исторический архив.


[Закрыть]

Где находится Белогорская крепость?

Крепости с таким названием в окрестностях Оренбурга нет, по расстоянию и местоположению – сорок вёрст от Оренбурга – больше всего на Белогорскую похожа Татищева крепость (ныне село Татищево). Возможно, название для крепости подсказали Пушкину меловые горы, которые он видел по дороге из Оренбурга в Уральск.

Екатерина действительно могла помиловать пособника Пугачёва?

Цензор Корсаков пытался выяснить у Пушкина, основан ли этот эпизод на реальных событиях, тот отвечал: «Роман мой основан на предании, некогда слышанном мною, будто бы один из офицеров, изменивших своему долгу и перешедших в шайки пугачёвские, был помилован императрицей по просьбе престарелого отца, кинувшегося ей в ноги». Речь об офицере Михаиле Шванвиче, который перешёл на сторону восставших и служил у Пугачёва секретарём Военной коллегии. После разгрома восстания Шванвича привезли на Болотную площадь вместе с Пугачёвым и соратниками, в отличие от остальных он подвергся лишь гражданской казни – над его головой преломили шпагу, а затем сослали в Сибирь. Случай Шванвича был единичным: остальные дворяне переходили на сторону Пугачёва лишь ради спасения жизни и при первой возможности бежали в лагерь правительственных войск. Как указывает филолог Александр Осповат, Екатерина милует Гринёва, даже не интересуясь содержанием его дела: с того момента, как Маша рассказывает императрице о судьбе Гринёва, до объявления о помиловании проходит в лучшем случае несколько часов, изучить за это время материалы следствия, идущего в Казани, физически невозможно.

Чем «Капитанская дочка» похожа на сказку?

Уже тем, как и что говорят герои. Пугачёв рассказывает сказку про орла и ворона и поёт с сообщниками народную песню; он же в начале повести разговаривает с хозяином постоялого двора пословицами – и этот разговор непонятен для дворянина Гринёва; капитан Миронов и его жена пересыпают речь присказками и присловьями – так Пушкин задаёт характеры персонажей и указывает на их социальное положение. Сам сюжет романа, если разобрать его на первичные элементы, построен почти по «Морфологии сказки» Владимира Проппа: герой уходит из дома, на грани своего и чужого миров встречает волшебного помощника (в этой роли выступает Пугачёв), оказывает ему услугу (за что помощник выручает героя из беды), проходит испытания, побеждает соперника и получает в награду невесту. Вряд ли Пушкин использовал элементы сказки сознательно – скорее всего, сработала авторская интуиция, но так или иначе, «Капитанская дочка» воспринимается нами как сказка: сюжет её так же увлекателен, а мораль добра и утешительна.

Николай Гоголь. «Ревизор»

О чём эта книга?

Уездный город в российской глуши перепуган известием о ревизоре – чиновнике, который вот-вот нагрянет с инспекцией. Местные начальники, погрязшие в воровстве и взяточничестве, случайно принимают за ревизора Хлестакова – молодого повесу без гроша за душой, остановившегося в городе проездом из Петербурга. Освоившись в новой роли, Хлестаков оставляет в дураках весь город. По позднейшему определению Гоголя, в «Ревизоре» он решил «собрать в одну кучу всё дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем». «Ревизор» – это сатира, но «всё дурное» в пьесе не просто смешит, но и создаёт потусторонний, почти инфернальный мир. Перед нами первая русская комедия, в которой антураж не менее важен, чем герои и сюжет.

Когда она написана?

Первые сведения о работе над «Ревизором» относятся к началу октября 1835 года (в это же время Гоголь приступает к «Мёртвым душам»). Уже в начале декабря Гоголь начинает договариваться о петербургской и московской премьерах – это значит, что в целом первая редакция «Ревизора» к тому времени готова. Новую редакцию комедии Гоголь обдумывал несколько лет и наконец предпринял в 1842 году – в ней «Ревизора» читают сегодня.

Как она написана?

У «Ревизора» простая кольцевая композиция, в которой легко выделить завязку, кульминацию и развязку. Работая над текстом, Гоголь постоянно отсекал всё лишнее, что способно затормозить действие. Несмотря на это, текст насыщен деталями, которые не имеют прямого отношения к действию, но рисуют атмосферу уездного города, создают абсурдистский и порой пугающий эффект. Страх – эмоция, переполняющая комедию[666]666
  Манн Ю. В. Комедия Гоголя «Ревизор». – М.: Худ. лит., 1966. C. 39–40.


[Закрыть], которая при этом всё равно остается «смешнее чорта», в первую очередь благодаря языку – красочному, избыточному и афористичному одновременно, изобилующему просторечием и грубостью, не чуждому пародии (например, в любовных объяснениях Хлестакова или в монологе Осипа). Многие современники упрекали «Ревизора» в близости к жанру фарса, который в литературной иерархии воспринимался как низкий. Гоголь действительно вводит в комедию фарсовые черты, например неловкие движения героев. Фарсовым эффектом обладают и монологи «Ревизора»: и враньё Хлестакова, и отчаяние Городничего набирают обороты, как в музыкальном крещендо. Но тот же эффект в финале превращает «Ревизор» из комедии в трагикомедию.

Николай Гоголь. Литография с рисунка Эммануила Дмитриева-Мамонова. 1852 год[667]667
  Николай Гоголь. Литография с рисунка Эммануила Дмитриева-Мамонова. 1852 год. Государственный историко-художественный и литературный музей-заповедник «Абрамцево».


[Закрыть]

Рисунок Н. Гоголя (?) к последней сцене «Ревизора». 1836 год[668]668
  Рисунок Н. Гоголя (?) к последней сцене «Ревизора». 1836 год. Из открытых источников.


[Закрыть]

Как она была опубликована?

Как всякое театральное произведение того времени, «Ревизор» прошёл несколько цензурных инстанций, но прохождение это совершилось удивительно быстро, и это породило слухи (как выяснилось впоследствии, обоснованные) об участии в судьбе пьесы самого императора – Николая I. Петербургская премьера состоялась в Александринском театре 19 апреля 1836 года, московская – в Малом театре 25 мая. Отдельное книжное издание вышло в день петербургской премьеры в типографии А. Плюшара.

Что на неё повлияло?

Главным русским комедиографом до Гоголя был Денис Фонвизин, и Гоголь с самого начала собирается превзойти его «Бригадира» и «Недоросля». Несомненно влияние на «Ревизора» грибоедовского «Горя от ума» и «обличительных» комедий предыдущих десятилетий: «Судейских именин» Ивана Соколова, «Ябеды» Василия Капниста, двух пьес Григория Квитки-Основьяненко («Дворянских выборов» и, возможно, известной Гоголю в рукописи и близкой по сюжету комедии «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе») и других. Очевидное новаторство «Ревизора» состояло в том, что Гоголь не только создал новый, блестящий и афористический язык, но и отказался от моралистической установки, характерной для классицизма: в «Ревизоре» добродетель не торжествует. Источник сюжета «Ревизора» – анекдот, рассказанный Гоголю Пушкиным, но похожих случаев на слуху было много. Вообще же подобный сюжет типичен для комедии ошибок, в которой одного человека принимают за другого. В этом жанре работали и Шекспир, и Мольер, а восходит он к комедиям Плавта.

Как её приняли?

В январе 1836 года Гоголь читал комедию в доме Василия Жуковского. Ответом чтению то и дело становился «шквал смеха», «все хохотали от доброй души», а Пушкин «катался от смеха». Не приглянулась пьеса в этом кругу разве что барону Егору Розену, который назвал её «оскорбительным для искусства фарсом». Пьесу не поняли и многие актёры Александринского театра: «Что же это такое? Разве это комедия?» Несмотря на это, петербургская и московская премьеры «Ревизора» прошли с огромным успехом. Известен отзыв Николая I: «Ну и пьеса! Всем досталось, а мне более всех». Гоголь, однако, счёл петербургскую постановку катастрофой: ему особенно не понравились игра Николая Дюра (Хлестакова) и смазанность финальной немой сцены.

Как многие громкие премьеры, «Ревизор» вызвал возмущение благонамеренной общественности. Несмотря на обилие восторженных отзывов, консервативные критики, в первую очередь Фаддей Булгарин, обвиняли писателя в «поклёпе на Россию»; пеняли Гоголю и на отсутствие «положительных» героев. Как бы в ответ на это недовольство драматург-дилетант князь Дмитрий Цицианов всего через три месяца после премьеры гоголевской пьесы представил её продолжение – «Настоящего ревизора». В ней подлинный ревизор отстраняет от должности городничего (и всё же женится на его дочери), отправляет на военную службу Хлестакова, наказывает вороватых чиновников. «Настоящий ревизор» не пользовался успехом и был сыгран всего шесть раз.

Дмитрий Кардовский. Гости. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год[669]669
  Дмитрий Кардовский. Гости. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год. Дом Н. В. Гоголя – мемориальный музей и научная библиотека.


[Закрыть]

О приёме, оказанном «Ревизору», Гоголь написал отдельную пьесу – «Театральный разъезд после представления новой комедии».

Что было дальше?

Позднейшая критика (Виссарион Белинский, Александр Герцен) закрепила за «Ревизором» в первую очередь сатирический, обличительный, даже революционный смысл. Эстетические достоинства пьесы снова вышли на первый план в критике XX века. «Ревизор» никогда не исчезал надолго из репертуара российских театров (причём долгое время шёл в первой редакции, несмотря на существование второй), был не раз поставлен и за рубежом, в советское время экранизирован. Положение главной пьесы Гоголя в русском литературном каноне незыблемо, текст «Ревизора» разошёлся на живущие поныне поговорки (скажем, взятки чиновников до сих пор называют «борзыми щенками»), а сатирические образы и сегодня кажутся узнаваемыми.

Правда ли, что сюжет «Ревизора» подсказал Гоголю Пушкин?

Да. Если о том, что замысел «Мёртвых душ» тоже был подарен Пушкиным, мы знаем только со слов Гоголя, то в случае «Ревизора» сохранились документальные свидетельства. Это, во-первых, письмо Гоголя к Пушкину от 7 октября 1835 года, в котором тот сообщает о начале работы над «Мёртвыми душами» и просит прислать какой-нибудь «смешной или не смешной, но русский чисто анекдот» для пятиактной комедии (обещая, что она выйдет «смешнее чорта»), а во-вторых, черновой набросок Пушкина: «Криспин приезжает в Губернию на ярмонку – его принимают за… Губерн[атор] честной дурак – Губ[ернаторша] с ним кокетничает – Криспин сватается за дочь». Криспин (правильнее – Криспен) – герой сатирической пьесы Алена-Рене Лесажа «Криспен – соперник своего господина», но Пушкин наделил этим именем своего приятеля Павла Свиньина, который выдавал себя за важного чиновника в Бессарабии. Впрочем, и самого Пушкина принимали за ревизора, когда тот путешествовал по России, собирая материалы к «Истории Пугачёва». Ещё несколько анекдотов в таком роде ходили в обществе в то время и были, несомненно, известны Гоголю. Таким образом, как указывает Юрий Манн, главная ценность пушкинского совета была в том, что он обратил внимание Гоголя «на творческую продуктивность сюжета и подсказал некоторые конкретные повороты последнего»[670]670
  Манн Ю. В. Гоголь. Книга вторая: На вершине. 1835–1845. – М.: РГГУ, 2012. C. 19.


[Закрыть]. Возможно, впрочем, что анекдот о мнимом ревизоре Гоголь слышал от Пушкина и до письма от 7 октября. Владимир Набоков вообще считал, что «Гоголь, чья голова была набита сюжетами старых пьес с тех пор, как он участвовал в школьных любительских постановках (пьес, посредственно переведённых на русский с трёх или четырёх языков), мог легко обойтись и без подсказки Пушкина»[671]671
  Набоков В. В. Лекции по русской литературе. – М.: Независимая газета, 1999. C. 57–58.


[Закрыть]. В русской истории было достаточно реальных молодых авантюристов, дурачивших даже вельмож; самый разительный пример – Роман Медокс, с которым сопоставляет Хлестакова Юрий Лотман.

Неизвестный художник. Портрет Александра Пушкина и Николая Гоголя. Первая четверть XIX века[672]672
  Неизвестный художник. Портрет Александра Пушкина и Николая Гоголя. Первая четверть XIX века. Российская государственная библиотека.


[Закрыть]

В «Ревизоре» Пушкина вскользь упоминает Хлестаков: «С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» – «Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то всё…» Большой оригинал». В черновой редакции «Ревизора» Пушкину уделено больше места – Хлестаков рассказывает дамам, «как странно сочиняет Пушкин»: «…Перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какову только для одного австрийского императора берегут, – и потом уж как начнёт писать, так перо только тр… тр… тр…»

Как «Ревизор» устроен композиционно?

Внешне «Ревизор» сохраняет классицистическую структуру триединства места, времени и действия[673]673
  Драматургические правила эпохи классицизма: события в пьесе происходят в один день, в одном месте, пьеса имеет один главный сюжет.


[Закрыть], но Гоголь подтачивает это триединство, например заставляя проснувшегося Хлестакова думать, что его знакомство с Городничим произошло вчера (странным образом это убеждение разделяет и слуга Осип)[674]674
  Захаров К. М. Загадки художественного времени «Ревизора» // Вестник КГУ им. Н. А. Некрасова. 2015. № 1. С. 72–74.


[Закрыть]. Первое и пятое действия – своего рода обрамление пьесы. В них нет заглавного героя (если мы полагаем таковым Хлестакова, а не настоящего чиновника с секретным предписанием), они разворачиваются в схожих условиях: завязка и развязка пьесы происходят дома у Городничего, а эмоциональное наполнение этих сцен тем контрастнее, что ложным по ходу пьесы оказывается и предполагаемое развитие действия (за ревизора приняли не того), и развязка (вместо счастливого сватовства и возвышения – катастрофа). Кульминация пьесы – ровно посередине, в третьем акте: это сцена вранья, в которой Хлестакову нечаянно удаётся взять такой тон, что он повергает чиновников города в ужас. Этот ужас, контрастирующий с безалаберной хлестаковской болтовнёй, – предвестие окончательного краха в немой сцене.

Кто всё-таки главный герой «Ревизора»?

Если вдуматься, ревизор в «Ревизоре» вообще не фигурирует. Хлестакова можно считать ревизором только в ироническом смысле, хотя под конец пьесы он удивительно вживается в роль «крупного чиновника из столицы, притом ублаготворённого взятками»[675]675
  Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. – М.; Л.: ГИХЛ, 1959. C. 437.


[Закрыть]. Для зрителей, знающих о подложности Хлестакова, ревизор на протяжении всей пьесы – фигура отсутствия.

Гоголь считал Хлестакова главным героем комедии и досадовал, что из-за актёров, не вытягивающих эту роль, пьеса должна скорее называться «Городничий»[676]676
  Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. – М.: Просвещение, 1988. C. 293.


[Закрыть]. В Хлестакове для Гоголя была важна универсальность: «Всякий хоть на минуту, если не на несколько минут, делался или делается Хлестаковым, но натурально, в этом не хочет только признаться; он любит даже и посмеяться над этим фактом, но только, конечно, в коже другого, а не в собственной. И ловкий гвардейский офицер окажется иногда Хлестаковым, и государственный муж окажется иногда Хлестаковым…» С тем большей обидой он воспринимал провал этой роли: «Итак, неужели в моём Хлестакове не видно ничего этого? Неужели он просто бледное лицо, а я, в порыве минутно-горделивого расположения, думал, что когда-нибудь актёр обширного таланта возблагодарит меня за совокупление в одном лице толиких разнородных движений, дающих ему возможность вдруг показать все разнообразные стороны своего таланта. И вот Хлестаков вышел детская, ничтожная роль! Это тяжело и ядовито-досадно».

Но Городничий в самом деле как минимум столь же важен, как Хлестаков. Примечательно, что в первых постановках комедии роль Городничего была доверена ведущим, самым опытным актёрам петербургской и московской трупп: Ивану Сосницкому и Михаилу Щепкину. Существует идущая ещё от Белинского традиция считать Городничего главным действующим лицом в пьесе, и не только из-за общего времени, проведённого на сцене, и общего количества реплик. А. Н. Щуплов, вспоминая наблюдение Гёте, согласно которому театр – это модель вселенной со своими адом, раем и землёй, применяет этот принцип к «Ревизору». Городничий оказывается богом уездного городка: «он рассуждает о грехах («Нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов»); даёт оценку человеческим деяниям («Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?»); следит за соблюдением иерархии своих «ангелов» (Квартальному: «Он тебе на мундир дал два аршина сукна, а ты стянул всю штуку. Смотри! не по чину берешь!»); воспитывает своё воинство («Узлом бы вас всех завязал! В муку бы стёр вас всех, да к чёрту в подкладку! в шапку туды ему!»)». К этому можно добавить, что Городничий (которого Гоголь определяет как «очень неглупого по-своему человека»), в общем-то, прекрасно осведомлён обо всём, что происходит в городе: ему известно, что в приёмной у судьи разгуливают гуси, что один из учителей строит страшные рожи, что арестантам не выдавали провизии и что возле старого забора навалено на сорок телег всякого сору. Комизм заключается в том, что этим знанием его попечение о городе ограничивается. Если это местный бог, то бездеятельный, хотя и грозный на словах (вспомним его поведение в начале пятого действия).

Похож ли Хлестаков на героя плутовского романа?

Хотя в арсенале Хлестакова множество уловок классического литературного плута – от ухаживания за двумя женщинами одновременно до выпрашивания денег под благовидным предлогом, – его главное отличие от героя плутовского романа (пикаро[677]677
  От испанского picaro – плут, хитрец. Насмешливый бродяга-авантюрист, промышляющий мошенничеством. Главный герой пикарески – плутовского романа, жанра, сложившегося в испанской литературе XVI века (см. прим. ниже).


[Закрыть]) в том, что приключения происходят с ним не по его воле. Схему пикарески[678]678
  Литературный жанр, сложившийся в Испании в XVI веке. Повествование о приключениях и проделках героя-плута (пикаро). Пикареска выходит за рамки литературы Нового времени, ревизией жанра, например, можно назвать «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена или «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова.


[Закрыть] замещает схема комедии ошибок с её принципом qui pro quo (то есть «кто вместо кого» – так называют в театре ситуацию, когда одного героя принимают за другого). Интересно, что приёмы Хлестакова ещё послужат литературным плутам следующих поколений: эпизод с «Союзом меча и орала» в «Двенадцати стульях» точно следует сцене приёма визитов в четвёртом действии гоголевской пьесы; Никеша и Владя в этом эпизоде списаны с Добчинского и Бобчинского. Однако, в отличие от Остапа Бендера, Хлестаков не способен к тщательно продуманной лжи и психологическим наблюдениям, его ложь, как подчёркивал Гоголь в пояснениях к пьесе, – внезапная и безудержная импровизация, которая не сошла бы ему с рук, будь его собеседники чуть поумнее: «Он развернулся, он в духе, видит, что всё идёт хорошо, его слушают – и по тому одному он говорит плавнее, развязнее, говорит от души, говорит совершенно откровенно и, говоря ложь, выказывает именно в ней себя таким, как есть. ‹…› Это вообще лучшая и самая поэтическая минута в его жизни – почти род вдохновения». Именно превращение Хлестакова в «обыкновенного враля», «лгуна по ремеслу» возмутило Гоголя в первой постановке «Ревизора».

Чем замечательно враньё Хлестакова?

Начав со вполне будничного хвастовства – «Вы, может быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной на дружеской ноге», – Хлестаков, почувствовавший опьянение и вдохновение, взмывает к вершинам выдумки, которые хорошо отражают его представления о великолепной жизни. «Не имея никакого желанья надувать, он позабывает сам, что лжёт. Ему уже кажется, что он действительно всё это производил», – поясняет Гоголь в предуведомлении для актёров. Вскоре он уже отказывается от мелкого чина коллежского асессора (запросто перемахнув через шесть классов Табели о рангах), оказывается другом Пушкина и автором «Юрия Милославского», заставляет министров толпиться у себя в передней и готовится к производству в фельдмаршалы. На этом враньё обрывается, потому что Хлестаков поскальзывается, а Городничий, не в силах вымолвить ни слова, лопочет только: «А ва-ва-ва…»

Есть два критических подхода к вранью Хлестакова: оба не отрицают, что сцена вранья – кульминация пьесы, но различаются в оценках, скажем так, качества монолога. Владимир Набоков пишет о соответствии монолога «радужной натуре самого Хлестакова»: «Пока Хлестаков несётся дальше в экстазе вымысла, на сцену, гудя, толпясь и расталкивая друг друга, вылетает целый рой важных персон: министры, графы, князья, генералы, тайные советники, даже тень самого царя»; он отмечает, что Хлестаков может запросто вставить в свой вымысел недавние неприглядные реалии: «водянистый суп, где «какие-то перья плавают вместо масла», которым Хлестакову пришлось довольствоваться в трактире, преображается в его рассказе о столичной жизни в суп, привезённый на пароходе прямо из Парижа; дым воображаемого парохода – это небесный запах воображаемого супа»[679]679
  Набоков В. В. Указ. соч. C. 67.


[Закрыть]. Напротив, Юрий Лотман считает это скорее признаком недостатка фантазии: «…Гоголь демонстративно сталкивает бедность воображения Хлестакова во всех случаях, когда он пытается измыслить фантастическую перемену внешних условий жизни (всё тот же суп, хотя и «на пароходе приехал из Парижа», но подают его на стол в кастрюльке; всё тот же арбуз, хотя и «в семьсот рублей»), с разнообразием обликов, в которые он желал бы перевоплотиться»[680]680
  Лотман Ю. М. Указ. соч. C. 305.


[Закрыть]. Однако, даже если эта фантазия убога, она способна изумить и ввести в трепет чиновников уездного города – и (сошлёмся опять же на Лотмана) во многом отвечает чиновным представлениям XIX века об удаче и успехе. Более того, она заражает подобными же мечтаниями рационального Городничего и его семейство – они тоже начинают грезить о генеральском титуле и роскошной жизни[681]681
  Терц А. В тени Гоголя. – Париж: Синтаксис, 1981. C. 170–174.


[Закрыть].

По мнению Лотмана, враньё Хлестакова происходит от «бесконечного презрения к самому себе»: он фантазирует скорее не для Городничего, а для себя, чтобы хоть в мечтах быть не «канцелярской крысой». Возможно, такая трактовка в глазах Лотмана связана с не слишком удачной чиновной карьерой самого Гоголя, который был весьма честолюбив и, в отличие от Хлестакова, имел все основания думать о своём подлинном величии.