Текст книги "Все оттенки мрака"

Глава 3

1

Полковник Визгунов после утренней летучки оставил в кабинете двух ближайших помощников: подполковника Балабанова и капитана Угрюмова.

Когда все разошлись по своим рабочим местам, он плотно прикрыл дверь и начал говорить тише. Так, чтобы его слышали только присутствующие. Он даже сел рядом, а не в свое кресло за столом.

– Мне звонил полковник Верхоглазов из Туапсе. Он там полицейское управление возглавляет. Придется тебе, Угрюмов, выехать в Туапсе и разобраться на месте, что к чему. Суть вопроса в следующем. Как нам известно, бывший начальник управления Кузьма Боровой и его заместитель Егор Мерзоев нам с вами дел не сдавали. Они в спешке сели на свои яхты и вышли в море. При этом из управления исчезла часть архива. Я думаю, что с этим и связано их поспешное бегство. Хотя их никто не преследовал. К тому же они бросили свои шикарные виллы. Но видимо, архив стоил дороже. Либо за него предложили большие деньги, либо они забрали его с собой, чтобы шантажировать людей из любой точки планеты. Но перевозить документы через два моря опасно. Я придерживаюсь мнения, что архив продан за хорошие деньги. Причем их можно перечислить на определенные счета на том же Кипре, а не отстегивать наличными, с которыми проблем не оберешься. В делах управления мы разобрались без генералов. Умотали и черт с ними. Но на деле оказалось не все так просто.

Дело вот в чем. Юрий Петрович Верхоглазов делал плановую проверку судов у берегов Туапсе. Это всегда делается в содружестве с таможней и пограничниками в начале сезона. Не ради выявления нарушений, а больше для статистики. Повторную проверку делают осенью. Подобную практику и нам надо применять. Море в наших местах бесхозное… Впрочем, к делу. Яхта «Лизавета», принадлежащая Егору Мерзоеву, и яхта «Викинг» Кузьмы Борового стоят на причале частного яхт-клуба «Нептун» в Туапсе. Их обыскали. Ничего не нашли. Как нам известно, оба генерала вышли в море десятого марта. За день до нашего приезда. Эта дата указана в вахтенном журнале клуба. Погода благоприятствовала. На море стоял штиль, светило солнце, и ни одного облачка на небе. Обычный прогулочный вояж, без особых отметок. Мы не обратили внимания на небольшое количество топлива и провизии. До Кипра они не дотянули бы. К сожалению, мы еще очень плохо разбираемся в морских делах. В туапсинский клуб «Нептун» обе яхты прибыли одиннадцатого марта. Встали на прикол. Документы оформляли капитаны судов, а не их владельцы. Такой порядок. Хозяева клуба не помнят, в каком командном составе прибыли суда. Паспортный контроль и досмотр не распространяется на яхты, принадлежащие владельцам Российской Федерации. Ни Боровой, ни Мерзоев в Туапсе не регистрировались. Это им и не нужно было, если Туапсе был лишь перевалочной базой и их ждала дальняя дорога. Полагаю, оба генерала живы и здоровы и засели в норах. Страна у нас большая, места всем хватит. Особенно людям, имеющим деньги и деловые связи.

А мы остались с носом. Я не верю, что мы найдем генералов.

– Может, они все-таки в городе, – предположил Балабанов. – Так лихо дела не сворачивают.

Визгунов с хитрецой глянул на своего заместителя.

– Я хотел бы, чтобы ты разобрался в отношениях генералов и Михаила Колпакчи. И еще, Тимур. Мимо нас прошли незамеченными похороны Иннокентия Суконникова. В городе нет ни одного врача, который констатировал его смерть. Я это уже проверял. Мы не видели свидетельство о смерти. Кто его подписывал? И еще одна странная деталь. Человек умер, по слухам, от обширного инфаркта. Почему его хоронили в закрытом гробу? Так делают, если покойник под поезд попал или его машина сбила. Смерть Суконникова для нас еще одна загадка. Это все. Больше грузить я вас на сегодня не стану.

– Андрей Борисыч, я закончил просмотр видеозаписей из клуба «Афродита», – доложил Балабанов. – Теперь у нас есть приметы второго коммерсанта, который исчез. Но они вряд ли нам понадобятся. К убийству Колпакчи эти люди не причастны. Речь шла о назначении следующей встречи по вопросу подписания договора о совместном строительстве стриптиз-клуба возле Новороссийска. Им не было нужды убивать Колпакчи, с которым даже договор не успели подписать. Ушли оба одновременно. Никто не возвращался. Колпакчи сел за стол и начал что-то помечать в календаре. После этого, спустя пять минут, камера погасла. Есть запись прихода сына Суконникова, Алексея. Тот действительно просил денег, получил сто долларов и ушел через балкон, как и пришел. Запись не велась полчаса. Когда камеры включились, Колпакчи лежал уже мертвым. В его кабинете никого не было.

– В течение этой мертвой зоны в кабинете побывала девушка, дочка того же Суконникова, твой приятель Григорий Казанчеев и главбух клуба. – Визгунов не спускал глаз с Балабанова. – А еще мог быть Тарас Цикуба. Телохранитель Колпакчи. Вы его допрашивали. Так вот, на следующий день главбух его уволил. А теперь мы не можем его найти. Конечно, парень мог уехать. Я думаю, нам надо заняться главбухом.

– Тем самым, кто вызвал полицию? – уточнил Балабанов.

– А что же ему еще оставалось делать? Ладно… Главбухом я займусь сам. У вас хватает дел. А теперь свободны.

Офицеры разошлись, оставив начальника управления в раздумьях.

2

У своего кабинета Балабанов увидел храпевшего на лавочке Гришу Казанчеева. Этот парень по-своему понимает отдых на море и очень нуждается в хорошем сне. Жалко будить, но пришлось, не то он проспит до вечера. Парень вздрогнул, дернулся, проснулся и вскочил на ноги.

– Тебе бы нервы подлечить надо, Гриша.

– Привет, Тимур. Я только и занимаюсь своими нервами. Все лечу и лечу.

– Чего тебя ко мне занесло? Дело есть? – спросил Балабанов.

– А нам кроме коридора негде поговорить?

Подполковник достал ключ и открыл кабинет. Музейная роскошь. Вот только на потолке херувимов не хватало. Зато мебель из карельской березы.

– Да тут в футбол играть можно, – удивился гость.

– Будет случай, поиграем. Наследство генерала Мерзоева. Ты бы видел кабинет Визгунова. Там только трона не хватает. Так ты с чем пришел, Гриша?

Казанчеев пересек огромный кабинет, вынул из кармана носовой платок и, положив на стол, развернул его.

– Вот нож, которым убили Колпакчи. Даже пятна крови не стерли. Значит, и отпечатки остались. Правда, я их заляпал своими.

Глядя на удивленное лицо Балабанова, Гриша рассказал ему о чернильном приборе с секретом.

– Ювелир, сделавший этот прибор, умер три недели назад. Заказывала прибор Елена Еланская в подарок Колпакчи на пятидесятилетие. Значит, она знала о потайных ножнах. И еще. Ее муж был дольщиком «Афродиты». Теперь клуб может перейти Еланской.

– Я думаю, ее муж где-то погиб. Хоронили пустой гроб. Свидетельство о смерти фальшивое.

– И об этом я уже слышал, – сказал Григорий. – Дети трупа отца не видели. Очевидно, на дне моря покоится.

– Ошибочное мнение, – хмыкнул Балабанов и сел на диван, чтобы не выглядеть начальником за своим огромным резным столом. – На моей памяти шесть утопленников за три месяца. Всех шестерых море выбросило на берег. Трупы всплывают. Особенно в соленой воде. Если привязывать якорь к ногам или ведро с цементом, то с трупом надо выходить в море. А это волокита. Должен быть способ проще.

Гриша не стал рассказывать приятелю о цементном заводе и о втором чернильном приборе, найденном в доме генерала Борового. С этими вопросами он сам разберется.

– Кому же, по-твоему, понадобилось убивать Суконникова и Колпакчи? Есть некий предприниматель, очень не бедный человек. Немец русского происхождения по фамилии Зельцер. Он был противником местной элиты во всем, что делалось в городе, выдвигался на пост мэра, но проиграл выборы.

– Уже думали о нем. Его в городе не было. Алиби проверяли. Железное. С киллерами такой человек связываться не будет. Но тут есть другая версия. Между нами, конечно. Оба генерала не смылись на Кипр. Они где-то рядом. А их яхты стоят на приколе в Туапсе. Надо бы понять одну вещь: они были союзниками с убитыми или имели на них зуб. Ты журналист. Можешь покопать.

– Я попробую.

– Как ты нож обнаружил?

– Случайно. Ювелир любил делать вещицы с секретами. Даже кулоны имеют три дна, а о браслетах и говорить не приходится. Кстати. На правой руке Еланская носит удивительный браслет и кольцо, с которыми не расстается. Похоже на работу того самого ювелира. Думаю, эти украшения тоже имеют свои секреты.

– Что можно спрятать в браслете?

– Важный документ. Это так, к слову. Покопайся в ее прошлом. Дамочка тоже со своими секретами. Она может носить не свою фамилию, но отпечатки сменить не сможет.

– Ты думаешь, она сидела? – спросил Балабанов.

– Я ничего не думаю, но знаю, что она прекрасная художница. Эта новость меня огорошила. Почему бы ей не удивить нас еще разок.

– Вижу, ты времени не теряешь. За три дня нарыл кучу сенсаций. Мы так быстро не работаем. У нас еще нет своей команды.

– У меня тоже. Потому и сплю в твоем коридоре. Спасибо за доверие, Тимур. Обмен мнениями очень полезен. Считай меня своим человеком.

– Я так и раньше считал.

Оба встали и пожали друг другу руки.

Григорий намеревался навестить Ксюшу. Пора бы. Но сейчас у него появилась новая идея, и он пошел в другую сторону.

3

Здание было слишком высоким для этих мест. Этажей двадцать по московским меркам не много, но здесь дом казался небоскребом. Фасад портили решетки через каждые три этажа. Они делались для безопасности и шли по периметру. Обычная сетка-рабица с каркасом и подпорками, выступающими на пару метров от стены. Так что прыгать из окна бессмысленно. Упадешь на сетку. Психологический барьер. А если по делу, то сетка превратится в батут. Тело тут же спружинит, ты взлетишь вверх, и тебя снесет в сторону. А там прямая дорога на мостовую, с которой тебя долго будут отскребать.

При входе только не хватало лозунга: «Забудь надежду, всяк, сюда входящий!». Григорий вошел в здание. Люди в операционном зале мало походили на самоубийц. Может, те, кто поднимался на последние этажи, теряли последнюю надежду. Во всяком случае, надо попробовать.

Клерк в справочном окне оказался очень любезным, и улыбка не сползала с его губ.

– Как мне повидать Склярова Юрия Андреевича?

– Вас вызывали? – спросил он с той же улыбкой.

– Нет. Я корреспондент из Москвы. – Гриша показал не удостоверение своей газеты, а членский билет Союза журналистов, где его принадлежность к определенному изданию не указана. – Меня послали сюда очень серьезные люди, которых интересуют важные вопросы. Я надеюсь, вы понимаете, что такого человека, как я, зря из столицы не пошлют. Уж лучше журналист, чем следователь.

Клерк немного растерялся, а дежурная улыбка превратилась в мертвую маску. Он все еще тупо разглядывал удостоверение, ни хрена в нем не видя.

– Тринадцатый этаж, кабинет сто тридцать четыре. Вас туда поднимет шестой служебный лифт.

Главная задача была решена. Остальное мелочи.

Клерк дал ему какой-то жетон, похожий на номерок от раздевалки, однако удостоверение оставил у себя и сказал, что вернет его на выходе.

Григория ждал сюрприз. Лифт пришлось ждать, но когда он подъехал, из него вышла Елена Еланская, жена покойного Иннокентия Суконникова. И опять он заметил на ней тот самый браслет с изумрудами. Неужели у такой богатой женщины больше нечего надеть. На него она даже не взглянула. Не женщина, а неприступная скала. Так ли было лет десять назад? Одно можно сказать: на дурочку она не похожа. И вряд ли принимает наркотики. Возможно, им еще предстоит познакомиться, но Григорий не торопился. И очень хорошо, что она его не заметила. По идее, чужаку нечего делать в банке ее мужа.

Лифтер отобрал у него выданный жетон. На нем стояла цифра тринадцать, так что номер этажа ему и говорить не пришлось.

Коридор с ковровой дорожкой пустовал. Все двери двухстворчатые из очень красивого дерева и, вероятно, очень тяжелые. Кабинет Гриша нашел сам и очень быстро. Вероятно, Склярова уже предупредили о визите московского крючкотворца, и он его ждал. Даже встретил очень приветливо. В воздухе все еще оставался аромат духов. Похоже, Еланская посещала этот же кабинет.

– Скажите, Юрий Андреевич, кому теперь принадлежит доля Суконникова? С кого долги спрашивать? – пошел в атаку Григорий, не дав хозяину очнуться.

– Так вас прислали кредиторы? – попытался улыбнуться хозяин кабинета.

– Подход не верный. У любого человека есть друзья и враги. Речь идет о друзьях, которые находятся в некоторой растерянности от последних событий. Снежный ком слишком быстро скатывается под гору.

– Скажу вам так. Суконников продал свою долю. За неделю до смерти. Около тридцати миллионов долларов. Продешевил. Торопился и, очевидно, в спешке не учел многих деталей. Каким образом с ним расплачивались, я не знаю. Но его денег никто не видел. Впрочем, за ними никто не охотился. Сделка проходила в тайне. Даже жена ничего не знала. Купил его активы господин Зельцер. Если ему предъявят долговые расписки, то он выплатит долги. Кредиторы могут спать спокойно.

– Генрих Зельцер? Он же относился к враждующему клану. А Иннокентий Суконников был другом мэра.

Невысокий толстячок встал из-за стола, подошел к окну и заложил короткие пухлые ручки за спину.

– Вы наслушались сплетен, господин Казанчеев. Зельцер давно уже в политике не участвует.

– Тогда кто же убил Суконникова?

Узкие плечики хозяина кабинета дрогнули. Но он выдержал удар, и пауза затянулась. Гриша не торопился задавать тот же вопрос. Скляров прекрасно его слышал. Но ответ требует продуманности.

– Зельцер получил свое. Теперь он будет руководить банком. Жена Суконникова тоже не попадет под подозрение. Они развелись полгода назад. Тайно. Ее имени даже в завещании нет. Особняк он переписал на ее имя. Это было ее условием при разводе.

Гриша вынул из кармана фотографию и положил ее на стол.

– Причиной развода могла быть эта женщина?

Банкир оглянулся и подошел к столу. На фотографии красовалась его личная персона на набережной рядом с Соней. Он улыбнулся.

– Нет, не думаю. Девушка могла понравиться Кеше, но не до такой степени. Меня с ней познакомил Миша Колпакчи и предложил свести ее с Кешей. Мол, от такого подарка он не откажется. Почему я? Все очень просто. Миша мог предложить только девочек на ночь. Соня не хотела стать одноразовым вариантом. Она попросила сказать, будто работает у меня горничной. Приезжая девушка из порядочной семьи. Я подыграл. Когда Кеша приехал ко мне на обед, она подавала на стол. Девушка действительно хороша. Он тут же положил на нее глаз. Торги не длились долго. Он обещал ей зарплату в пять раз больше моей. Хотя я ей и копейки не заплатил, и она мне за сводничество тоже. Спектакль удался. Могу сказать лишь одно. Она работала у Иннокентия настоящей горничной. На его попытки сблизиться отвечала отказом. Возможно, это лишь возбуждало его.

– Она и сейчас там работает, или Еланская ее выгнала?

– Нет. Елена Макаровна никого не увольняет. Ее все устраивает. К тому же Соня умеет делать уколы и знает все таблетки, которые следует принимать и в каком порядке. Еланская не очень здоровый человек.

– Хорошо. А кому достанется доля от клуба? Теперь и Колпакчи умер.

– Деньги на клуб давала Елена Макаровна, а не Иннокентий. Это она брала кредит, а гасил его Колпакчи. Клуб по закону принадлежит ей. Она долевой участник. Тридцать один процент. На этих условиях муж и выдал ей кредит, в то время как Михаилу Колпакчи отказал. На тот момент он ее безумно любил. Она хотела иметь свой бизнес. Он пошел ей навстречу. Не уверен, что она была увлечена работой. Настоящим менеджером всегда оставался Миша. Но доходы он отчислял без проволочек. Сейчас Елена Макаровна самая богатая женщина на побережье. Развод ее не напугал. За деньгами мужа она не гонялась, и они ее не интересовали.

– А что вы думаете об убийстве сначала Суконникова, следом Колпакчи?

– Ничего не думаю. Это не вмещается в рамки моего сознания. Я могу понять, если Суконникова убили из-за денег. Если он получил наличные. Но Зельцер никогда не скажет правды. А потом, банкир не станет брать такую сумму наличными. Это глупо. Мишу убили вдогонку. Он что-то знал. Возможно, имя убийцы. Смерть Суконникова тайна.

– Конечно, если он умер. Гроб хоронили пустым. Я знаю больше, чем вы думаете, господин Скляров. Покойника не видели даже его дети. Свидетельство о смерти выписано непонятно кем. Я понимаю, что Зельцер может расплатиться по долгам, лишь бы не поднимать шума. Это мелочи, если говорить о банковской доле. А если выплаченная доля фикция? Обещал, но не заплатил.

– Суконников банкир. Без гарантийных обязательств он вам рубля не даст. Его невозможно обмануть. Это он может оставить вас в дураках. На этом Суконников сделал свой капитал. Но в минус он работать не умеет. Продажа своей доли по номинальной цене меня шокировала. Он мог на этой операции хорошо заработать. Непонятная торопливость. Он будто ждал своего конца.

– Спасибо, Юрий Андреевич. Вы были очень откровенны со мной.

– Мне нечего скрывать. Я понимаю, кто вас прислал. С такими людьми не шутят. Уверяю, через пару дней все вернется в привычное русло.

– Хватит ли времени у Еланской на клуб? Я говорю о ее увлечении живописью. Оно отнимает у нее много времени. А клуб требует от хозяина всего себя, чтобы дело шло как надо.

Скляров лишь насторожился, но ничего не ответил. Гриша открыл дверь на балкон и вышел на свежий воздух.

– Кажется, я достаточно уделил вам времени. У меня скопилось много работы, – сказал он Грише вслед.

– Меня раздражают ваши сетки. Человека они все равно не спасут.

– Идея мэра. Тут двое сумасшедших бросились с крыши. У нас там смотровая площадка. Очевидно, проигрались в казино. Когда-то их здесь хватало. На каждом углу работали игорные точки. Но их очень быстро ликвидировали.

Гриша не стал докучать банкиру и, не попрощавшись, ушел. Он понял главное. Этот человек лишь играл в откровенного парня. Он знал куда больше, чем говорил. С банкирами очень непросто разговаривать. У Григория была интуиция, но не имелось опыта. Он шел на разговор, имея пару тузов в рукаве. Частично это сработало, но не на такие ответы он рассчитывал. Врасплох старого лиса он не застал. Одно утешало: теперь он знал, где может найти Соню. Вот только сейчас она его мало интересовала.

4

Любого человека можно понять. Но Гриша до сих пор не понимал одного человека. Себя лично. Полный раздумий, он вышел из банка и куда-то пошел, пытаясь связать все ниточки воедино. Ни черта у него не получалось. Очнулся он от мыслей, стоя перед забором дома Ксюши. Какого черта ему здесь надо? Ноги сами привели его сюда. Может быть, ему захотелось взглянуть на Соню? Девушка с двойным дном. Год назад он смотрел на нее другими глазами. Влюбленными. Видел в ней только то, что хотел видеть.

Ну раз уж пришел, надо идти до конца. Гриша очень долго искал лазейку в заборе. Он состоял из стальных трехметровых копий с острыми наконечниками на верхотуре. Такой же забор разделял дачу адвоката и генерала. Тогда он нашел распил. Одно копье было выпилено и держалось на пластилине. Ксения говорила ему что-то о лазейке, которой пользовались ее подруги. Вдоль забора с внешней стороны рос колючий кустарник, похожий на шиповник. К забору близко не подойдешь, исцарапаешься. Как это ни странно, но кустарник помог найти ему лазейку. На рыхлой земле у корней кустарника остался отпечаток от женской туфельки. Гриша пролез через шиповник и увидел выпиленный прут. Его даже ничем не прикрыли. Дыра и есть дыра, от земли сантиметров на пятьдесят, но за кустами лазейка не видна. И расположение удобное. Участок с лазом находился за гаражами и далеко от дома. Лазейка предназначалась для миниатюрных девушек. Гриша с его ростом и комплекцией с трудом протиснулся в дыру и очутился на территории усадьбы. Тут росли высокие кипарисы, и весь участок был изрезан аллеями, где стояли чугунные фонари под старину и множество уютных скамеечек и беседок.

В гараже он уже бывал и знал, что там можно найти. С его намерениями инструмент не помешает. До гаража он добрался без проблем и легко проник внутрь. Под крышей стояла лишь одна машина. «Майбаха» Еланской на месте не оказалось. Хозяйка еще не вернулась домой. Кто есть в доме, Гриша не знал. Прислуги он не боялся. Все, что он хотел, – увидеть Соню раньше, чем она увидит его. Общение с девушкой не предполагалось. Он лишь хотел убедиться, что с ней все в порядке. Фонарь военного образца, удобная фомка с резиновой ручкой, пассатижи, нож и еще пару хороших инструментов Григорий распихал по карманам, а на руки надел ремонтные автомобильные перчатки. Теперь он выглядел настоящим взломщиком, и никакие оправдания ему не помогут.

До дома он тоже добрался без приключений. Такую территорию вполне можно принять за парк, вот только ни одной живой души он так и не встретил, а в тенистых аллеях нуждались сейчас многие. Жара стояла невыносимая. Задняя тыловая дверь дома оказалась не запертой. Тут никто никого не боялся. И это после смерти хозяина и его друга. В сына тоже стреляли, а Ксюша отправила на смерть свою подругу вместо себя. Убийственное спокойствие. Он вошел в дом и попал на кухню. Запахи напомнили о пустом желудке. Кругом столы и бесчисленное количество посуды. Ближе всего стояли пирожные. Парочку он впихнул себе в рот. Слева находилась еще одна дверь, а справа проход, из которого слышался звон тарелок.

Он выбрал дверь, вошел, но ему сразу же пришлось прыгнуть в сторону и затихнуть за спинкой дивана. Это был холл. В трех метрах от него чернокожая девушка со стройными ножками пылесосила лохматый ковер. К счастью, она стояла к нему спиной, а шум пылесоса заглушил его падение и звон железок, доносившийся из карманов. Разлеживаться нет времени. Гриша выглянул из-за укрытия. Длинноногая негритянка удалялась. Значит, в этом месте она уже пропылесосила. Он проследил путь шнура и содрогнулся. Электророзетка находилась рядом с ним на стене. Пришлось перебираться за кресло. Гарнитур мягкой мебели стоял в центре холла, не прижатый к стенам. Мебель и ковры ослепительной белизны, а стены из темного дерева увешаны картинами. Дом жил своей отдельной жизнью. Тут очень трудно почувствовать себя своим. Как в городском музее. Никакого домашнего тепла и уюта.

Сбоку проходила узкая деревянная лестница. Выходить в центр и подниматься вверх по парадной мраморной лестнице не имело смысла. Обязательно на кого-нибудь наткнешься. Григорий выбрал подходящий момент и перебежал к лестнице. Шум пылесоса заглушал все его движения. На четвереньках он поднялся на второй этаж. Тут стояла гробовая тишина. Ни одного окна. На стенах висели канделябры с лампочками под свечи. Комнаты располагались по обе стороны коридора и выглядели слишком шикарно, чтобы в них жила прислуга. И все тот же белый ковер с ворсом по щиколоткуу. Он решил начать осмотр музея с верхнего этажа и постепенно спускаться вниз.

Третий этаж выглядел значительно скромнее второго. И те же комнаты по обеим сторонам коридора. Гриша пошел еще выше и уперся в дверь чердака. Она легко открылась. Дальше по прямой находилась вторая дверь. Вот она была заперта. Замочек простой, символический. Григорий достал фомку и попросту поддел дверь. Она открылась, не повредив замка. Переступив порог, он едва не ослеп от яркого света. Крыша была стеклянной, а помещение просторным, и лишь деревянные балки подпирали потолок, но никаких стен и перегородок. Тут стояли мольберты, этюдники, подрамники, холсты и множество картин. Гриша подошел к одному из мольбертов и приподнял покрывало с незаконченной картины. На подставке стояла оригинальная иллюстрация, выдранная из книжного альбома и разлинованная обычным карандашом в мелкую клеточку. Рядом лежала лупа, множество пахучих красок и скорлупа от яиц. Очевидно, смеси имели особое значение. Работа над шедевром подходила к концу. Под иллюстрацией он прочитал надпись: «“Девушка с жемчужной сережкой”. Нидерланды. Ян Вермеер. Музей Маурицкёс, около 1665 г.».

Ниже была более любопытная информация: «Картина найдена в 1902 году в плачевном состоянии. Потом появились копии. Одна из них висит в Ватикане. Реставрация в Голландии производилась в 1994 году. Вызвала много споров. Картину заслуженно называют голландской “Моной Лизой”. Заказчик неизвестен. Есть мнение, будто на картине изображена дочь Вермеера Мария».

Даже Гриша знал, кто такой Вермеер. Если Еланская хорошо справится с работой, а это уже видно, то она сможет получить за холст сумасшедшие деньги. Особенно когда речь идет о спорных работах. На кой черт этой дамочке стриптиз-клуб?

Версия Мариши полностью подтвердилась, и на чердаке Грише больше делать было нечего. Он поправил замок, как смог, отжал дверь и закрыл ее. Никаких проблем не возникло. Теперь он спустился на третий этаж. Здесь по-прежнему стояла тишина. Комнат много. И неизвестно, открыты они или нет. Можно сдуру к кому-то в гости напроситься. Он уже придумал для себя версию водопроводчика, тем более что изо всех карманов у него торчали инструменты. Григорий тихо пошел в глубь коридора. На полпути он услышал шаги по центральной лестнице. Она находилась за его спиной, а деревянная еще дальше. Обратно возвращаться рискованно. Он попытался войти в ближайшую комнату, но та оказалась запертой. Пробежал к следующей, и та открылась. Он вошел и тут же прикрыл за собой дверь. Прислушался. Тихо. Слишком толстые двери, сделаны на совесть, и не в этом веке, а в девятнадцатом. Усадьба не подвергалась современным евроремонтам. Строилась раз и навсегда.

Гриша осмотрелся. Небольшая чистая белая комната. Тут даже стены были белыми. Он не сразу заметил спящую на кровати, так как все белье и покрывало тоже были белыми, а человек укрылся чуть ли не с головой. Он на цыпочках подошел к кровати. У него екнуло сердце. Перед ним спала Соня. Рядом на тумбочке стояло множество пузырьков с лекарствами. Четыре месяца, проведенные в военном госпитале, научили его разбираться в лекарствах. Среди пилюль Гриша заметил «имован». Очень мощное снотворное. Им лошадь с ног свалишь. В обычной аптеке не купить. Этим средством психов успокаивали и его тоже, так как он кричал по ночам и все еще рвался в атаку. Отходил долго. Не день и не месяц. А потом к мирной жизни привыкнуть не мог. Даже в собственный подъезд никогда один не входил, а лифтом вовсе не пользовался. Но о таких мелочах знал только он. А когда близкие друзья иногда замечали, что у него дергалось левое веко, отшучивался.

Она была по-прежнему очень красивой. Правда, перекрасившись в блондинку, стала еще больше похожа на Ксюшу. Точнее, наоборот.

На тумбочке лежала Библия. О религии они никогда не разговаривали, и Гриша не считал Соню набожной барышней. Он взял книгу и пролистал ее. Из книги выпал листок. Он развернул его. Рисунок походил на какую-то схему. Он вспомнил, как Елена говорила адвокату о каких-то схемах. Красной ручкой были указаны стрелки и кресты. Обычно так зачеркивают проверенные места. Синими чернилами обозначался чертеж какого-то этажа дома. Вот только стены казались очень толстыми. Где-то они были заретушованы, а где-то расчерчены полосами. Так обозначают лестницы. Красные стрелки указывали на вход в потайное помещение. Старые особняки очень часто имеют свои секреты. Тут ничего удивительного нет. Соня что-то ищет. Вопрос – что? И, возможно, ищет очень давно. Грише пришла шальная мысль. Год назад она работала горничной в паршивом отеле. А если подумать, то «Источник» когда-то тоже принадлежал князьям Салтыковым. Так называемая «малая усадьба». Теперь она перебралась в главную. Здесь шансов больше. При этом ей пришлось выйти на Колпакчи, через него на Склярова, а Скляров свел ее с хозяином усадьбы, и она тут же устроилась к нему на работу. На копеечную должность с ее-то данными.

На схеме стояло восемь квадратов в один ряд. Пять из них имели имена: Елизар, Владислав, Семион, Анна, Борис. Три квадрата без имен. Зачеркнутыми были три безымянных и с именем Борис. Над другими стоял красный знак вопроса. Все квадраты находились в одном помещении под буквой «С».

Гриша свернул листок, вложил его в Библию, а саму книгу вернул на место. Ему очень хотелось разбудить Соню и поговорить с ней. Но вряд ли она его вспомнит, он лишь напугает ее. Девушка занята своим делом, и, как он понял из слов Еланской, ей ничто не угрожает.

Он подошел к двери и приоткрыл ее. Тихо. Гриша выглянул. Никого. Стараясь не шуметь, он вернулся к деревянной лестнице. Спустившись на пролет ниже, он остановился. Между этажами была еще одна незаметная дверь. Невооруженным взглядом ее не заметишь. Она сливалась с деревянными панелями на стенах. Дверь вела, очевидно, в другое крыло здания, так как здесь правая его часть заканчивалась. А Гриша, войдя в дом, и не подумал, что попал в самую его середину и что где-то должен иметься проход в другую часть особняка. Гриша присмотрелся к двери и заметил поперечные распилы на высоте двух метров. Он вообще замечал многое, чего не видели другие, но не всегда придавал этому значение, если речь не касалась женщин. Вот на женском теле он запоминал каждую родинку. Смешно говорить, но даже у немолодой Лизы он заметил надетые наизнанку чулки. Может быть, потому, что в такую жару только стриптизерши носят черные чулки.

Дверь открылась обычным толчком. Он все же попал в другую половину здания, и она его разочаровала. По углам висела паутина, ковер покрыт пылью, и на нем оставались следы. Здесь явно никто не жил. Одной половины хватало с избытком. На простенках между окон висели помутневшие зеркала. Коридор длинный и мрачный. Вероятно оттого, что все занавески на окнах были задвинуты. Вообще-то парчовое полотно трудно назвать занавесками. Тяжелые портьеры больше подходили к их определению. Гриша стоял на пороге и долго осматривался, будто он здесь уже бывал. Нет, невозможно. Он вспомнил схему Сони. Одна из красных стрелок вела к третьему зеркалу справа напротив окна. Тут тоже находились двери, но только по правой стороне. В главном коридоре окон вообще не было. Рачительный хозяин мог сделать косметический ремонт и сдать помещение богатому человеку. Один потолок с уцелевшей мозаикой чего стоил.

Он подошел к нужному зеркалу и долго его изучал. Пыль с правой плашки у подрамника была стертой. Он ощупал вензель и на что-то нажал. Зеркало развернулось на девяносто градусов, и образовался проход. За зеркалом находилась узкая деревянная лестница. Гриша зажег фонарь и переступил порог. Слева стена. Ступени шли вниз. Выбирать не приходилось. По сути, Гриша даже не имел представления об общем виде здания и мог заблудиться, не зная всех хитроумных ответвлений. Но проклятое любопытство не давало ему покоя. Как так, чтобы он чего-то не знал? Вот и на войну попал и едва башки не лишился. Вечно его заносит, куда не надо.