Текст книги "Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть IV: Все настоящее одинаково"

У формы есть еще одно полезнейшее свойство: она бесформенна не только внешне, но и внутренне. Можно сказать и так: форма на то и форма, что ее можно наполнить любым содержанием. Иначе говоря, один и тот же набор внешних движений тела может наполняться любой работой ума. Например, медитацией, ведением Ци, представлением взаимодействия с воображаемым противником. Это главное, что нужно иметь в виду. Понимая этот принцип, ты сможешь «налить в пустой горшок формы мед своей мудрости». Или не мед, а молоко, воду, томатный сок… В общем, на что хватит ума, понимания, знания и изобретательности.

Например, традиционно форма делится на три части: Земля, Человек, Небо. В первой части отсутствует техника ног (за исключением, разумеется, техники шагов). В ней тренируют только технику рук, можно сказать, что эта часть представляет собой раскрытие четырех алхимических усилий, или формы «Схватить воробья за хвост». Связано это с тем, что первая часть считается соответствующей запуску Малого небесного круга, в котором Ци движется только по двум срединным меридианам. Во второй части появляется техника ног. Причина тому – запуск Большого небесного круга, в котором энергия движется не только по телу, но и по конечностям. На этом этапе Ци пронизывает и ноги, что позволяет полноценно использовать их для ударов. В третьей части начинает ярко выражаться воинская составляющая, когда не вращают полный круг «защита – контратака», а происходит так называемое «срезание», позволяющее мгновенно переходить от атаки к защите.

Есть и другой способ наполнения частей формы. В нем часть «Земли» считается предназначенной для запуска Ци. Часть «Человека» служит для практики воинского применения, а часть «Небо» – для поддержания здоровья.

Оба этих подхода совершенно традиционны, оба я получил от весьма продвинутых мастеров Тай-Цзи-Цюань. И какой из них, скажи на милость, будет правильным? Это вопрос риторический, и потому я сам спрошу и сам отвечу: оба! Дело лишь в намерении твоего ума. Каким внутренним смыслом ты наполнишь форму, такой она и предстанет для тебя. И каждый раз это наполнение будет другим, в зависимости от твоих целей, самочувствия, настроения, погоды, наконец.

На занятиях мы с тобой будем рассматривать выполнение формы как исследовательский процесс. Кстати, это одна из многих причин, по которой форма делается так медленно. Это сделано для того, чтобы твой ум успокоился и мог, не торопясь, выполнять это исследование.

Тебе наверняка известно выражение, приписываемое Сунь Цзы: «Если знаешь противника и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, будешь постоянно терпеть поражение». Это выражение несомненно верно, но оно требует некоторого уточнения. Иначе человек не будет знать откуда начинать, потратит кучу времени и придет в никуда. Дело в том, что знание противника необходимо, но оно второстепенно. На самом деле разница между людьми больше внешняя и люди не столько разные, сколько кажутся таковыми. Основа, если можно так это назвать, у всех одна. Поэтому стоит тебе понять одного человека, и ты поймешь других людей. Если перефразировать старую «ушуйскую» пословицу «понял один прием – понял все стили У-Шу», то получится «понял одного человека – понял всех людей». Поэтому мы можем себе позволить несколько уточнить, точнее, истолковать выражение Сунь Цзы: первое и главное, что нужно сделать, – это узнать себя. Узнал себя – узнал противника. Знаешь себя и знаешь противника – не проиграешь никогда».

Я терпеть не могу пустой треп. Но Мо я слушал очень внимательно. Часто он говорил много, казалось, намного больше чем требуется. Но в конце оказывалось, что каждое сказанное им слово имело значение. Хотя, конечно, на этот раз он переплюнул сам себя: «уточнять» слова такого человека, как Сунь Цзы! Для этого надо иметь или огромную наглость, или быть уверенным в своем понимании и точно знать, что говоришь.

Но причем тут форма?! Когда я спросил об этом Мо, он покачал головой.

– Я тебе практически уже все сказал. Если ты обратил внимание на то, что выполнение формы может использоваться как исследовательский процесс, то дальше все становится просто. Делаешь форму, наблюдаешь себя, свое тело, свои мысли, движение своей Ци. Не вмешиваешься в этот процесс, позволяешь самой форме делать себя, приводить в движение твое тело и успокаивать твой ум. Это и есть процесс исследования. От того, насколько хорошо ты сможешь понять себя, кто ты или что ты, зависит, насколько понятны станут тебе окружающие, насколько успешен ты будешь как боец. И главное: насколько легко тебе станет жить.

– Отчего это мне вдруг станет легче жить? – заинтересовался я.

– Тут можно привести множество примеров. Например, любому человеку кажется, будто он в чем-то разбирается. На самом же деле никто ни в чем ничего не понимает. И вот когда все оказывается не так, как он предполагал (что-то не так работает, как-то не так складываются отношения, не так разворачивается ситуация), человек огорчается. Если же ты, исследуя себя, свой ум, понимаешь, что ничего не понимаешь, ты успокаиваешься. Ты просто делаешь все по своему разумению (разумеется, делаешь максимально старательно и качественно) и никогда не огорчаешься если что-то идет не так: что с тебя взять, если ты ни в чем ничего не понимаешь.

– Какой-то странный пример использования формы Тай-Цзи-Цюань, – пробормотал я.

– Еще бы не странный! – засмеялся Мо. – Но есть еще более странные. А самое странное то, что это работает! Но хватит с тебя странностей. Пока просто запомни: один из самых важных аспектов использования одиночной формы – это исследование себя, своего тела, своей силы, своей динамики, своей Ци, своих эмоций и чувств и, главное, ума.

– Раньше, помнится, вы говорили, что главное назначение формы – это усвоение принципов. А еще говорили, что после того, как принципы усвоены, форму можно не делать. Сами же вы исправно делаете форму каждый день. Или вы еще не усвоили принципы? – не удержался я от подначки.

– Молодец, все помнишь, – улыбнулся Мо. – Тай-Цзи-Цюань бесформен и на определенном этапе форма для него становится не нужна. Но эта бесформенность отнюдь не является хаосом. Она основана на строжайших правилах, которые должны впечататься в ум, энергию и тело именно в процессе выполнения формы. Когда эти принципы пронизали человека настолько, что он сам стал системой, он может и не делать форму. Это становится возможным, потому что понимание принципов дает возможность самому построить любую форму, даже ту, которую никогда не видел. И она будет безупречно правильной. И обрати внимание, я сказал: «может не делать», а «не должен бросить». Форма на этом этапе приобретает совершенно другое значение – она из «учебного пособия» превращается в средство развлечения и поддержание здоровья. В общем, становится просто гимнастикой, можно сказать, игрой ума.

Если тебя смущает, что и усвоение принципов, и исследования себя – это главные функции формы, то это вполне нормально: у всякой важной вещи много разных функций. И если вещь действительно важная, то у нее каждая функция главная. Просто каждая выходит на первое место в свое время и в подходящей ситуации. Мир многомерен, мой юный друг.

– А что для исследования противника нет других средств, кроме исследования себя? Как-то уж очень опосредованно получается: исследовать себя, чтобы понять других, – не отставал я от Мо.

– Конечно, – снова засмеялся Мо, – есть и непосредственные способы исследования противника и своих способностей взаимодействия с ним.

– Толкающие руки? – с недоверием спросил я.

– Они самые. С одной стороны, они кажутся игрушкой, не имеющей почти ничего общего с рукопашным боем. Какой тут рукопашный бой, если все делается так медленно? С другой – это основа, которую «конем не объедешь». Они потому так медленно и делаются, что ты должен понять и прочувствовать множество вещей: противника (его намерение, его технику, его силу, его энергию), себя и свое взаимодействие с ним.

Но об этом мы еще будет говорить. И, если все сложится хорошо, не один раз.

А пока отдам тебе важный секрет. Но для начала скажи, как складываются отношения у двух учеников, которых мастер постоянно ставит в пару и они все время отрабатывают друг на друге технику и работают в жестком спарринге?

– Ну, – задумался я, – врагами они, может, и не станут, но отношения между ними будут, мягко говоря, настороженными. Если не сказать напряженными. Ведь рост мастерства одного будет означать, что второму будет доставаться все больше и больше побоев. Кроме того, ему будет казаться, что в глазах мастера и других учеников он выглядит слабаком, тупицей и неудачником. В общем, тело будет страдать от полученных ударов, а эго – от унижения.

– Вот, вот, – утвердительно кивнул Мо. – А теперь запоминай: в Туй-Шоу все наоборот. И один из главных критериев правильности занятий Туй-Шоу заключается в том, что люди начинают относиться друг к другу все лучше и лучше.

Так что, если (несмотря на твою природную свирепость и привычку к работе в полный контакт), твое отношение к партнерам постоянно улучшается, это означает, что процесс построен правильно и ты прогрессируешь.

– Почему это? – заинтересовался я.

– Это очень просто, и ты знаешь эту «великую тайну», – махнул рукой Мо. – поэтому сегодня объяснять не буду. Через какое-то время, может, даже к завтрашнему дню, сам додумаешься. Тогда мне расскажешь. А нет, может, я сам тебе попозже расскажу.

А пока добавлю только, что есть еще один критерий. Он состоит в том, что во время занятий Туй-Шоу оба участника должны пребывать в прекрасном настроении. Если же кто-то из них недоволен, гневается, обижается, расстраивается и нервничает, то это не Туй-Шоу.

Кстати, по поводу прекрасного настроения. Запомни важную штуку. Ты сам говорил, что в большинстве случаев самый сильный мотиватор – это страх. Как бы мне ни хотелось сказать, что это не так, я, увы, вынужден с тобой согласиться. В нашем случае это работает следующим образом: страх ученика перед учителем заметно повышает качество и скорость обучения. Именно это на самом деле подразумевает старинная китайская пословица «У сурового учителя хорошие ученики». Но эта пословица работает только в тех случаях, когда ученик живет «при учителе» и тот имеет возможность постоянно контролировать его.

В случае же западного семинарского обучения все наоборот: если учитель будет слишком строг, его ученики попросту не придут на следующий семинар. И тут будет работать другой принцип: «Основное стремление любого человека – это получение наслаждения. И человек будет заниматься только тем, от чего получает удовольствие». Так что запомни: никому твое бесценное боевое искусство не нужно, и человек будет заниматься Тай-Цзи-Цюань только в том случае, если будет получать от этих занятий радость. Само собой, это касается не только Тай-Цзи-Цюань, а вообще всего.

Так что если ты хочешь успешно учить на западе, тебе придется научиться строить процесс непривычным для тебя образом: не так, чтобы ученики научились как можно быстрее и качественнее, а так, чтобы они получали от занятий удовольствие. Тогда, может, чему-нибудь научатся.

Мастер Минь

– Иногда ты напоминаешь мне не тигра, а быка, – сказал Мо, в очередной раз провалив мою атаку «в пустоту».

Он был прав, иногда мне и самому так казалось. Только не быка, а буйвола. Впрочем, какая разница. Такая же огромная, могучая тварь. И, кстати, быстрая. Но, увы, столь же тупая. Разумеется, она сильная, она очень сильная, но сила ее годна только для того, чтобы идти за плугом. А этим плугом управляет человек. Примерно такая же картина наблюдалась у меня с Мо, когда мы с ним делали толкающие руки. Да, у меня есть изумительное «чувство» противника и происходящего, да, я быстрый, я очень быстрый, у меня страшной силы удар, которым я еще в детстве валил с ног небольшого буйвола. Правда, ударив его в загривок впервые, я поломал запястье, но дед быстро вылечил меня. А ко второму разу я уже готовился совершенно иначе, ибо понял, что происходит с теми, кто занимается без должного усердия. Честно говоря, я уже и не помню, чтобы после отъезда из Вьетнама мне встречался человек, способный хоть как-то противостоять мне. Кроме, разумеется, Мо. До сих пор с ним все мое мастерство оказывалось бесполезным. Встречаясь с ним поединке, я переставал контролировать процесс, я чувствовал себя практически беспомощным и становился игрушкой в его руках. Когда я сообщил ему о своих ощущениях, Мо понимающе кивнул:

– Понятное дело, никому не нравится то, что он не может контролировать. Но пусть это тебя не волнует, ты стараешься, и я вижу несомненный прогресс. Так что спокойно занимайся: «в положенный срок зерна, брошенные в землю, дадут всходы».

Преподавая мне, Мо много говорил об основных усилиях Тай-Цзи-Цюань. Их восемь: четыре «гражданских» (сам Мо считал более правильным назвать их «алхимическими», или «способствующими выплавке пилюли киноварного поля»); и четыре «военных».

Основными он считал пару «гражданских» усилий Пэн и Люй. Вот о них он и говорил больше всего: Пэн он трактовал как расширение, а Люй как пропускание или протаскивание. Больше всего ему нравилось название «проваливание или вовлечение в пустоту». Впрочем, он не только говорил о них, он и показывал их. Причем делал это весьма эффективно, не причиняя мне при этом ни боли, ни даже неудобства. Поначалу меня это удивляло: что это за воинское искусство, изучая которое, человек не получает побоев. Потом привык, мне это даже стало нравиться. Вроде как так и надо. При этом все зависело от меня, чем с большей силой и скоростью я атаковал, тем дальше отлетал, когда Мо делал Пэн и тем сильнее проваливался, когда он делал Люй.

– Но почему именно быка? – спросил я. – Он большой, я маленький, он сильный, а я слабый, он тупой, а я очень умный.

– Ну, насчет ума… – Мо сделал паузу. – Ты ведь специально сказал так, чтобы я зацепил тебя. Так вот, тебе это удалось, только наоборот. Я не скажу, что в твоей «умности» я сомневаюсь, я скажу, что ты несомненно умен. Даже слишком.

– Это как? Мне же сам мастер Мо говорил, что в Тай-Цзи-Цюань главное – это ум. Как же тут можно быть слишком умным?

– Да, мастер Мо говорил, – легко согласился Мо. – Мастер Мо умный и его наставления нужно слушать очень внимательно. И ты умный, у тебя хватает ума запоминать, что тебе говорят умные люди вроде умного мастера Мо. Кстати, ты успел посчитать, сколько раз я сказал слова вроде «ум», «умный»? – сменил тон с дурацкого на серьезный Мо.

– Как по мне, так слишком много.

– Именно! Слишком много умничанья. Все это только к тому, чтобы ты запомнил важнейшую вещь. Ум прекрасный прислужник, без него в этом мире не выжить. Но ум – отвратительный хозяин. Поэтому если ты контролируешь ум, то это хорошо, это правильно, если же ум контролирует тебя, то это очень плохо. По этому поводу есть очень древнее объяснение. Его используют все, скорее всего, ты его слышал в той или иной форме.

Есть телега, запряженная пятеркой лошадей. Телегой управляет кучер, за спиной которого сидит хозяин. Так вот, телега – это тело; пять лошадей – это пять чувств (зрение, слух, осязание, обоняние, вкус); кучер – это ум; хозяин же – это ты сам.

Сейчас в твоей практике наступил сложный этап. В Тай-Цзи-Цюань для тебя слишком много непривычного и ты слишком много думаешь. Это нормально, ибо нормальному человеку Тай-Цзи-Цюань кажется чрезвычайно сложной и утонченной системой, которую невозможно освоить, не обдумывая тщательно каждую деталь. Когда ты пройдешь этот этап и система станет для тебя простой (я каждый день говорю, что Тай-Цзи-Цюань – это не просто, это – очень просто), ты сможешь ею пользоваться так же безусильно, как своим семейным стилем тигра и стилем «Счастливого пути». Тогда ум во время поединка будет выключаться сам собой. Нормальному человеку это сделать тяжело, а для тебя это дело привычное.

Вообще во время поединка ты умеешь выключать свой ум. Причем делаешь это безупречно, иначе ты не был бы мастером. Но сейчас я легко одолеваю тебя, несмотря на то, что ты моложе меня, быстрее и физически сильнее. Почему же ты проигрываешь мне?

– Я и сам об этом думаю, – пожал плечами я. – Техника у вас очень скупая, вы используете всего несколько приемов. Скорость у меня точно больше, не скажу, что намного, но заметно. Сила в данном случае особого значения не имеет, но если и имеет, то я точно не слабее вас.

– Почему ты всегда проигрываешь мне, ты должен понять сам. А техника… – задумчиво произнес Мо – Ты помнишь, как я с помощью простого лобзика в очередной раз демонстрировал тебе, как работают Инь и Ян.

– Еще бы! – засмеялся я. – Прекрасно помню, как мне было скучно в начале этой демонстрации и какой замечательный дракон получился в результате.

– Так вот, много ли было у меня инструментов для того, чтобы изготовить такого красивого зверя?

– Да, вроде, совсем немного, – задумался я. – Лобзик, пара ножичков (один побольше, другой поменьше), пара напильников (оба немаленькие, но один круглый, другой плоский). Пара кистей для раскраски. Может, я чего и забыл, но даже если посчитать карандаш и резинку, то получается совсем немного.

– Примерно так и есть. Выходит, что даже для изготовления такой сложной формы, как дракон (когтистые лапы, усатая морда с выпученными глазами, извивающийся шипастый хвост, крылья и прочая «снасть»), мне было достаточно очень скромного инструментария. Почему же ты думаешь, что для того, чтобы одолеть тебя, мне нужна куча разных движений?

– А и правда, – подумал я, – в этом драконе столько жизни и динамики, а чтобы сделать его, Мо потребовалось всего пара железок и пара кисточек. Интересно, никогда не задумывался…

– И еще, ты не заметил, что, работая со всеми этими инструментами, я использовал один и тот же принцип? – прервал мои размышления Мо.

– А разве там был какой-то общий принцип? Не заметил, все выглядело совсем по-разному.

– Еще как был, – улыбнулся Мо. – Что бы я ни делал (выпиливал ли лобзиком, резал ли ножом, опиливал ли почти готового дракона напильником), я строжайшим образом соблюдал один и тот же принцип. Я никогда не старался повернуть инструмент, а всегда поворачивал обрабатываемую вещь так, чтобы ее было удобно обрабатывать, прости за «масляное масло».

Тут я задумался. Именно так и было. Например, когда Мо выпиливал дракона, его рука с лобзиком оставалась на одном месте. Он всегда держал правую руку в самом удобном положении, она никогда не поворачивалась и не изгибалась неестественным образом, она только равномерно и спокойно двигалась вверх-вниз. Приятно иметь в голове «видеомагнитофон»: всегда можно «повторить просмотр».

– Вижу, ты вспомнил. А дальше все понятно. Мой набор техник не велик, но любую из них я делаю в удобном для себя положении…

– А применение ее приводит противника в положение, тоже удобное вам, – продолжил я.

– Именно, – согласился Мо. В поединке все должно быть приведено в состояние, выгодное для меня: и мое собственное положение, и положение противника. И тогда я могу управиться с любым «драконом», хоть живым, хоть с деревянным. Только с живым проще. Знаешь, почему?

– Понятия не имею, – честно ответил я.

– Лобзик не нужен, – засмеялся Мо.

– Ладно, мы отвлеклись, и я все никак не могу ответить на твой предыдущий вопрос «Почему именно быка?» Ты корриду когда-нибудь видел, ну, хотя бы по телевизору?

– Только слышал. Это такое развлечение, когда один сумасшедший за деньги убивает быка. А другие сумасшедшие смотрят на это зрелище. Хотя я не совсем это понимаю. Убивать быков – это общепринятое дело. Большинство людей любит мясо. Но если человек извращенец и ему нравится смотреть, как убивают быков, то он может просто сходить на бойню, дешевле обойдется. Если ему интересно их убивать самому, то пусть тоже идет на бойню, только мясником, или забойщиком, как они там называются.

Вот, например, мастер Ван. Он охотится на тигров. Но убивает их сам, а не пялится на то, как это делают другие. При этом если вблизи какой-то деревни заводится тигр-людоед, то зовут мастера Вана и он избавляет жителей от этой опасности и постоянного страха.

– Ну, мастер Ван – это совершенно особый человек и он никак не может быть примером поведения для нормальных людей. А вот если бы ты в Испании сказал про корриду то, что сказал сейчас, я даже не представляю, что с тобой бы сделали местные жители.

Что же касается корриды… Я однажды был на корриде в Испании. Хотел поехать еще в Мексику, там тоже любят это дело, но пока не добрался.

Коррида – это огромная иллюзия, тоже из серии «ничто не таково, каким оно кажется». Тебе это кажется тупым убийством. Испанцы же считают это своим национальным достоянием, своей традицией, позволявшей нации веками воспитывать настоящих воинов.

А каким красивым они сумели сделать это зрелище! Вначале происходит парад: матадоры в ярчайших, шитых золотом средневековых костюмах, их свита, лошади в каких-то доспехах, непробиваемых для бычьих рогов. Куча оружия: копья, дротики, шпаги, которыми тычут в быка все, кому только не лень.

Но самое интересное начинается, когда свита уходит с арены и матадор с быком остаются одни. Вот тут-то и можно увидеть настоящий Люй. Бык огромен, и матадор не может силой привести его в движение. Поэтому он делает так, что бык приходит в движение сам. Я очень внимательно следил за этим процессом. Это типичный Тай-Цзи-Цюань, действующий по принципу: привлечь чужую силу, «приклеиться» к ней, проследовать за ней, а потом выгодным для себя образом изменить ее направление. Чтобы сделать это, матадор тычет в морду быку огромную тряпку, похожую на веер – с одной стороны розовый (или даже красный), с другой – желтый. И когда бык бросается на эту тряпку (это и есть момент привлечения силы противника), матадор проводит этой тряпкой вокруг себя, а бык следует за ней, «проваливаясь в пустоту». Происходит это все так плотно, что хороший матадор успевает хлопнуть быка по заду, когда тот кружит вокруг него. В Тай-Цзи-Цюань этот хлопок мог бы быть выпуском силы.

И еще одна важнейшая вещь, которая тебе будет очень знакома. Матадор ни на секунду не выпускает из виду глаза быка. От «теряет» бычий взгляд только один раз: когда заставляет быка опустить голову перед тем, как убить его ударом шпаги (кажется, она у них называется как-то иначе) в загривок.

Вот на этого быка ты и похож. Резюме такое: если ты перестанешь вовлекаться в атаку, то мне станет намного сложнее вовлекать тебя в пустоту. Иначе говоря, это не я тебя вовлекаю, я для этого недостаточно силен, это ты сам вовлекаешься, а я тебе в этом помогаю.

Поэтому если не хочешь уподобляться быку, которого можно увлечь яркой тряпкой, не хочешь, чтобы тебя вели на убой, как ведут его, не вовлекайся. Разумеется, это касается не только Тай-Цзи-Цюань, о котором у нас шла речь. Туй-Шоу, Люй, бык – это лишь наглядный пример. А лежащий за этим примером принцип таков: не вовлекайся ни во что!

Мастер Минь

Утром мы отправились в парк, делать, как сообщил мне Мо, Тай-Цзи-Цюань для здоровья. Мо начал тренировку молча, что ему было совершенно несвойственно. Сказал только, что сегодня мы будем изучать Тай-Цзи-Цюань для здоровья и, не торопясь, начал делать большой формальный комплекс. Молчун нашелся. Прямо тебе мастер Ван. Ну, ничего, долго он не продержится.

Но слова были не очень важны. Последнее время мне все больше нравился это медленный «танец», который очень успокаивал мой ум. Поэтому так же молча я немедленно присоединился к Мо.

Все было не так, как обычно. Мо молчал, не шутил, не поправлял меня и делал форму значительно медленнее, чем обычно. Вместо «положенных» двадцати минут он выполнил комплекс минут за сорок. Потом еще раз, уже за час, потом еще и еще раз. В общем, мы делали форму полный рабочий день восемь часов, не произнеся при этом ни слова. Таким образом я еще ни разу не тренировался. Нельзя сказать, что я так уж устал, во Вьетнаме я стоял по два часа в очень низком столбе, да и здесь не забросил этой практики, разве что стоял не два часа, а час. Ноги, конечно гудели, но так, ничего особенного, когда я жил при Ване, мне доставалось похуже, и намного. А вот голова, как бы это точнее сказать, совсем обалдела. Меня удивило другое, что Мо (это при возрасте и упитанности) абсолютно не выглядел уставшим. Казалось, что он только слегка разогрелся. Щеки разрумянились, глаза горят. В общем, «пожилой юноша». И непонятно, какое тут главное слово: «пожилой» или «юноша».

Потом мы спокойно постояли минут пять (Мо называл это время «временем для перехода в обыденное состояние ума») и он вопросительно посмотрел на меня, сопровождая взгляд выразительным: «Ну?»

– Если это Тай-Цзи-Цюань для здоровья, то ни один нормальный человек не станет его делать. У него просто не хватит на это здоровья. Да и времени тоже не хватит, – тут же прицепился я к Мо.

– Конечно, – охотно согласился он.

– Тогда зачем мы потратили столько времени? На то, чтобы выяснить, что это никому не нужно?!

– Говоря тебе о Тай-Цзи-Цюань для здоровья, я не договорил одно слово. А ты сам не догадался. Сейчас попробуем вместе. Какие у тебя ощущения в теле?

– Да ничего особенного. Устал, конечно, но бывало и потяжелее. И намного. Однажды эти суки пустили за мной собак, и я шел в джунглях двое суток без остановок. А ходьба в джунглях – это не занятия в этом парке. Если попадется хорошая тропа, то по ней можно идти достаточно легко, днем можно даже иногда бежать. Но хорошая тропа – редкость, большинство троп в джунглях прокладывают звери, да мне и нельзя было по тропе.

– Понял, для того, чтобы устало твое тело, ты должен делать комплекс тоже не менее двух суток. А как с умом?

Тут я призадумался, я не знал как это сформулировать: обалдел, одурел. Или наоборот, успокоился до одурения.

Я пожал плечами. – Не знаю, вроде спать не хочется, но мозги выключаются. Так какое же слово вы не договорили, учитель?

– Да его я говорю тебе каждое занятие. В данном случае это будет звучать так: «Тай-Цзи-Цюань для здоровья ума». Знаю, знаю, про важность ума в Тай-Цзи-Цюань ты слышал от меня тысячу раз. Но здесь контекст совершенно другой.

«Ум – хозяин, тело – слуга» – это древнейший и «базовейший» принцип Тай-Цзи-Цюань. У мастера Тай-Цзи-Цюань ум в схватке работает безупречно, ты сам это почувствовал. Но тот же мастер может болеть из-за того, что «ум – хозяин, тело – слуга». Так говорил мне мой учитель. Ему сейчас под сто, и он абсолютно здоров, так что его словам можно верить.

– Какой однако Мо забавный болтун, – подумал я. – Эту его черту я заметил уже давно: он мог с удовольствием и с толком говорить часами, но при мне ни разу не сказал лишнего. Мы говорили много о чем, про Тай-Цзи-Цюань он вообще мне рассказывал при всяком подходящем случае (а подходили ему для этого практически любые обстоятельства), но про своего учителя он не сказал ни слова. Интересно было бы посмотреть на человека, про которого Мо говорил с таким явным уважением; если бы он не говорил, а писал, слово «Учитель» он точно бы написал с большой буквы. Это было интересно: Мо «читал» людей: однажды он сказал мне, что может «открыть человека, как консервную банку». И как я понял, это умение не прибавило ему уважения к людям. Он любил жизнь, любил окружающих его людей, но никакого пиетета по отношению к ним, к их возрасту, богатству, чинам, должностям и званиям не испытывал. В отличие от меня он любил посмотреть телевизор, особенно новости, говорил, что ему интересно видеть, как развиваются события, что говорят и как ведут себя люди. И однажды, слушая речь какого-то очень важного и столь же серьезного человека, он со смехом сказал мне: «Смотри, какой он сытый, холеный и важный, как он надувается и как строго смотрит на окружающих. За километр же видно, как из него выглядывает запуганный одноклассниками прыщавый юнец».

– Почему именно одноклассниками? – поинтересовался я.

– Не цепляйся к словам, – отмахнулся Мо. – Может, это были не одноклассники, а уличные хулиганы. Но то, что он так окончательно и не повзрослел, а остался запуганным юнцом – это совершенно точно.

Видя, что я задумался, Мо сделал паузу, а потом продолжил.

– Так вот, мой учитель говорил, что раз тело слуга, то оно во всем подчиняется хозяину. Мало того, оно стремится сделать, как бы это сказать, «проявить, реализовать, вывести наружу» все, чего хочет ум, во что он верит. И самое главное, что слуга этот находится при хозяине всю свою жизнь и за это время научился чувствовать все хозяйские желания, стремления и верования: как сознательные, так и подсознательные, как высказанные, так и сокрытые. Он знает даже все его воспоминания.

И стоит уму поверить в какую-то дрянь, тело изо всех сил будет стараться сделать так, чтобы эта дрянь реализовалась. Так что чем больше дряни в уме, тем хуже приходится подчиненному ему телу. Ты, как врач, должен это прекрасно знать. Стоит уму поверить в подсунутое ему плацебо, тело тут же откликнется на это. Например, дай человеку кусок сахара и скажи, что это слабительное. Чтобы наверняка, чтобы ум точно поверил, сначала загипнотизируй его, а уж потом скажи про слабительное… Сам понимаешь, что будет.

Конечно, я понимал. Еще в советском мединституте нам говорили примерно тоже самое. И ссылались на Александра Лурия, который довольно красочно это описывал: «Плачет мозг, а слезы – в сердце, печень, желудок…». Еще нам рассказывали про связь пищеварительных расстройств с нервно-психической сферой (могли бы сказать и проще: «с умом»). Еще говорили, что желудочно-кишечный тракт – это «звучащий орган эмоций». Тогда мне это казалось смешным: кому нужны такие цветистые метафоры на сухих медицинских лекциях? Оказалось, все было правильно, именно из-за этой цветистости я и запомнил ту лекцию. Еще запомнил, что у неуравновешенных детей от волнения, гнева, боли и страха возникают тошнота и рвота, а со спокойными детьми ничего подобного не происходит. Несомненно, то же самое касается и взрослых, только у них проявляется не так явно и не так ярко. В общем, то, что в уме является мыслью, в теле проявляется как болезнь. Психосоматика, однако.

– Вот смотри, – продолжал тем временем Мо, – простая штука. Когда начинается эпидемия гриппа?

– Ну, не знаю, – пожал я плечами, – зимой, осенью.

– А если летом все газеты напишут, что началась эпидемия гриппа?

– Откуда ему взяться летом-то? – удивился я.