Текст книги "Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть IV: Все настоящее одинаково"

– В том-то и дело, что нет. Хотя он и не кажется мне незнакомцем.

– Ага! – торжествующе проговорила Николь. С этими словами она сунула мне в руку свой рисунок и потащила меня к зеркалу. Потом велела мне внимательно посмотреть в зеркало, а потом на рисунок.

– Нам в художественной школе объясняли, как меняется внешность человека с возрастом и заставляли рисовать молодых людей такими, какими они станут к старости, а стариков такими, какими они были в молодости, – не торопясь, рассказывала она, пока я тупо пялился то на свое отражение, то на рисунок.

– Выходит… – начал я.

– Да, именно таким я вижу вас в старости, доктор, – закончила за меня Николь.

Тут в комнату вошел Гарбхан, который, разумеется, знал, кого Николь изобразила на рисунке.

– Конечно, трудно проверить, каким будет человек через несколько десятков лет, но каким был старик в молодости легко проверить, просмотрев его семейный альбом. И рисунки Николь очень похожи на эти фото. Так что вполне вероятно, что она достоверно изображает и то, каким человек станет, когда постареет. Так что завидую я тебе, доктор. Хотел бы я в старости быть таким, каким тебя изобразила Николь.

– Для этого тебе нужно пить поменьше пива и виски, – притворяясь строгой, ответила ему Николь. – И заниматься так же, как занимается господин Минь.

– Зачем мне доживать до старости, если мне не дадут пить пиво?! Зачем мне такая старость и вообще такая жизнь?! – здоровье и веселье фонтаном исторгались из Гарбхана. И надо отметить, что он не шутил: «жизнь без радостей жизни» его не интересовала. – А виски я вообще не пью.

– Да ладно, – засмеялась Николь, – не пьет он виски. А чем от тебя пахнет, когда ты приходишь из соседнего паба?

– Во-первых, ты должна радоваться, что от меня пахнет не женскими духами, – продолжал веселиться Гарбхан. – А во-вторых, виски я бросил пить и сейчас пью только бурбон.

– А разве это не одно и то же? – удивился я.

– Э, доктор… – укоризненно покачал головой Гарбхан. – Ну, Николь женщина, ей позволительно не знать таких вещей. Но ты-то, живя в Ирландии, должен был бы в этом разбираться. Ладно, краткий курс для иностранцев. Где начали делать виски, никто не знает. Но каждый ирландец уверен, что рожден этот напиток был именно здесь, в Ирландии примерно в начале XV века. Делают его из ячменя. Когда ирландцы начали переезжать в Америку, первыми туда устремились аферисты и авантюристы, бандиты одним словом. Сам понимаешь, без выпивки этот народ никак не может. Но гнать виски из ячменя у них почему-то никак не получалось. То ли ячменя было мало, то ли он был плох, то ли дорого стоил, не знаю. Но это и не важно, важно то, что в округе Бурбон штата Кентукки они приспособились гнать виски из кукурузы. В общем, вместо ячменного самогона стали варить кукурузный. И этот самогон они назвали «бурбон».

Есть разные версии, как это произошло. Некоторые говорят, что пастор Элайджа Крейг в XVIII веке начал делать бурбон для прихожан. При этом он выдерживал перебродившую кукурузную кашу в бочках из-под рыбы, которые предварительно обжигал изнутри, чтобы избавиться от «рыбного аромата». Представляю себе, как несло от этих бочек. Впрочем, несмотря на то, что человек я не слишком верующий, к такому пастору я бы вполне ходил на проповеди. Еще говорят, что создателем бурбона мог быть ученый из Кентукки, доктор Джеймс Кроу, который первым начал использовать кукурузу в качестве основного сырья для виски и стал обжигать бочки изнутри. Я не верю ни той, ни другой версии. Пастор должен вести людей к Богу, а не гнать виски. А ученый должен заниматься наукой. Скорее всего, простые ирландские парни вроде меня, для которых виски важнее воды и почти так же важно, как пиво, не смогли наладить на чужбине производство любимого напитка. У них не было ячменя и дубовых бочек. Поэтому они взяли то, что было (кукурузу и бочки из-под рыбы) и наперекор судьбе, сварили столь важный напиток, без которого жизнь нормального ирландца не может считаться полноценной. Один умный человек сказал, что «миром движет любовь, зато виски вращает его вдвое быстрее». Судя по фамилии (звали его Комптон Макензи), он шотландец, а шотландцы разбираются в виски почти так же, как мы, ирландцы. Но я переплюнул его, я даже стих сочинил на эту тему.

«Моя голова совсем одурела.

Виски – это хорошее дело.

Пью я немного, бутылку в обед.

Выпил бы больше, но сил моих нет».

– Вот тебе и простой грубый парень Гарбхан, – подумал я. – Когда дело доходит до вещей, которые его по-настоящему интересуют, он оказывается настоящим знатоком и чуть ли не поэтом, если конечно, такое можно назвать поэзией. А почему нельзя? Написано явно от души и «с сердцем». Несомненно, что человек любит и «чувствует» предмет.

Видимо, Николь не слишком нравились разговоры Гарбхана про выпивку и она стала выпроваживать его:

– Иди, иди, не мешай работать, – шутливо подтолкнула она его к двери.

– Если вы не возражаете, доктор, – обратилась она ко мне, когда Гарбхан ушел, – мы можем попробовать воссоздать образ вашего учителя, используя в качестве основы ваш портрет в старости.

Разумеется, я не возражал. Я только никак не мог понять, почему во мне «в старости» было так много общего со старым Ваном. Впрочем, кто знает, каким я буду в старости и доживу ли я вообще до преклонных лет. Это вообще какие-то буржуйские мысли, они тут привыкли жить спокойно, размеренно и подолгу. Мне же такие размышления не свойственны: во время войны я не загадывал даже до конца дня.

Кстати, о «до конца дня». Работала Николь исключительно тщательно, но изменений потребовалось не так много, так что к концу дня Николь завершила портрет старого Вана.

Она еще смеялась:

– Из молодого мастера Миня я сделала старого мастера Миня, а из старого мастера Миня мы вместе с молодым мастером Минем сделали старого мастера Вана. Пожалуй, так еще никто не поступал.

Примерно через две недели Николь пригласила меня на «первую примерку». Она отлила голову куклы, отожгла ее и даже расписала. Теперь она хотела, чтобы я посмотрел, похожа ли она на оригинал. Не знаю, как у нее это получилось, но это было чудо: на меня действительно смотрел старый Ван, только маленький и фарфоровый.

– Считайте, доктор, работа закончена. Главное голова, все остальное для меня рутина. Но торопиться мы не будем. Ведь если я правильно понимаю, все равно вы будете ждать подходящей оказии.

Еще через месяц Николь вызвала меня смотреть готовую скульптуру. Придраться было не к чему. Кукла была даже одета в точности как старый Ван. Само собой, я достаточно долго описывал Николь, как одевался Ван, но никак не ожидал, что она так тонко прочувствует и «материализует» все вплоть до мельчайших нюансов. Гарбхан, который, разумеется, тоже присутствовал на «презентации», долго рассматривал куклу, после чего изрек.

– Ну, доктор, не знаю что и сказать. Мне нравятся все куклы Николь без исключения. Но, как по мне, эта работа из самых лучших. Николь одинаково старательно делает любую работу, но я заметил, что качество кукол, сделанных ею на заказ, сильно зависит от ее отношения к заказчику. Впрочем, ты у нас первый заказчик, до тебя были одни заказчицы. Так вот, ремесленно все куклы примерно одинаковы, но в них вложено «разное количество души».

Эти слова Гарбхана меня удивили, я никогда не ожидал от него такой тонкости, не думал, что он чувствует такие вещи, как «количество души». Может, «выпивание пива» заменяет ему Ци-Гун и способствует развитию чувствительности?

Но Гарбхан (грубиян он грубиян и есть) тут же поставил все на свои места.

– Скажи, док, твой учитель, он что нищий? Или это Николь с одежонкой перестаралась?

От такой прямоты я просто «офонарел» и одновременно (по старой привычке) рассвирепел. Кто-то, какой-то тупой ирландский выпивоха называет моего учителя нищим! Видимо, что-то во мне изменилось, потому что Николь посмотрела на меня встревоженным взглядом. Впрочем, через мгновение мне самому стало смешно. Чем здоровенный ирландский выпивоха Гарбхан хуже, чем маленький вьетнамский шпион и диверсант Минь? Тем более, что в этой одежде (а Николь точно следовала моим указаниям и одежда точно соответствовала «стилю» Вана, если таковой у него вообще имелся) Ван действительно никак не выглядел состоятельным человеком.

– Где ты видел нищих с такой посадкой головы и с таким взглядом? – ответил я вопросом ни вопрос.

– Ну, не знаю, как насчет взгляда, это все-таки кукла и по ней не много разберешь, но я никогда не видел, чтобы хоть сколько-то состоятельные люди носили такое барахло, – незамедлительно ответил Гарбхан.

– Ладно, можешь считать его нищим, но только про себя. И не называй его так при мне. Для меня он исключительно уважаемый человек.

– Прекрасно, – обрадовался Гарбхан, – при тебе я буду называть его исключительно уважаемым нищим.

– Вот же наглая скотина, – уже совершенно беззлобно подумал я, – если бы мне во Вьетнаме сказали такое про моего учителя… Здоровья у такого человека точно не прибавилось бы. А здесь… Интересно, это обстоятельства поменялись или я сам?

Дав мне налюбоваться ее работой, Николь приступила к упаковке. Делала она это очень старательно и аккуратно. Куча слоев упаковочной бумаги, материи, поролона и, наконец, прочный фанерный ящик, который Николь для чего-то обтянула прочной тканью, напоминающей брезент.

– В таком виде ваша вещь доедет в целости и сохранности куда угодно, доктор, – сказала Николь, протягивая мне большую и весьма увесистую упаковку.

– Да, – подумал я, – еще бы найти, кто перевезет такой ящик из Европы в Азию. Впрочем, босс Кань наверняка и не такие мелочи доставляет. Скажу ему, что шлю своему учителю ящик денег, пусть отнесется с почтением. Хотя он наверняка не поверит. Но посмеется точно. И наверняка велит доставить и передать лично Вану в руки.

Николь я запомнил по трем причинам: она мне понравилась, она обладала несомненным Гун-Фу и благодаря ей я впервые сумел сформулировать рецепт лечения всего в два слова – «научиться останавливаться». Хотя сам я, честно говоря, считал это одним из важнейших рецептов правильной жизни, можно сказать, одним из частных определений срединного пути. Таких определений может быть куча (смешно, срединный путь один, а описать его можно тысячей разных способов), каждое из которых будет одновременно и правильным, и неправильным. Но для себя полное определение я бы сформулировал примерно так: вовремя начинать и вовремя останавливаться. Делать не слишком много и не слишком мало. Не перетруждаться и не бездельничать. В общем, все в подходящее время и подходящей мерой.

К сожалению, остальные «подружки» Дамочки были совсем не похожи на Мастерицу-кукольницу. Все они были такими же избалованными, как сама Дамочка, и всех их интересовало одно и то же: как правильно питаться, как похудеть, как хорошо себя чувствовать и как подольше сохранить здоровье и молодость. И говорили они все примерно об одном и том же: мол, они объехали весь мир, лечились у самых лучших врачей, но те твердили только о болезнях и об их лечении, а не о здоровье и не о том, как его уберечь.

Честно говоря, я и сам задумывался о том же самом. На шестом курсе советского мединститута, буквально перед выпуском, мне в голову пришел странный вопрос: «А учили ли нас, как быть здоровыми?» Но как я ни старался, я не смог припомнить ни одной лекции, на которой нам бы говорили о том, как сохранить или восстановить здоровье. А надо сказать, что я за все годы не пропустил ни одного занятия и все тщательнейшим образом записывал. Кстати, ни одного занятия я не пропустил именно потому, что был отменно здоров и за все эти годы ни разу не заболел. Ну, может, пару раз подхватил насморк в сырую погоду. Все-таки климат непривычный. А через пару лет я привык и даже про насморк забыл. Так что получалось, что нам говорили лишь про болезни.

Несколько лет спустя, уже здесь в Ирландии, я снова задумался над тем, «как быть здоровым». Разумеется, имея дело с пациентами, я никогда не забывал затасканную врачебную шутку (хотя она такая мрачная, что ее и шуткой едва ли можно назвать): «Здоровых людей нет, есть только недообследованные». Так что я прекрасно понимал, что совершенно здоровым нормальный человек быть в принципе не может. Ну, разве что такие персонажи, как мой дед и учитель Ван. Но их-то я никак не мог назвать «нормальными» людьми. Может, конечно, они и болели, но за годы общения я лично ни разу не видел ни того, ни другого «хоть сколько-то больным». Правда, старели даже они. Кстати, а старость – это болезнь? Как мне объясняли в студенческие годы, старость – это естественное состояние организма. С этим трудно спорить. Но с тем, что в старости количество, частота и тяжесть заболеваний у среднего человека заметно возрастает, тоже не поспоришь.

Очень неожиданную вещь про естественность старости и связанных с ней болезней как-то рассказал мне Ван.

– Когда ты станешь врачом, тебе придется лечить очень разных людей. Конечно, все врачи любят молодых и здоровых пациентов. Ну, то есть не совсем здоровых (такие к врачам не попадают), а «чуть-чуть» больных. Лечить таких больных – сплошное удовольствие: поставил ему один раз одну иглу – и он уже здоров. Однако такие экземпляры достаточно редки. Чаще всего приходится иметь дело с людьми в возрасте, каждый из которых обычно наделен целым набором болячек, вносящих в жизнь серьезные неудобства, а подчас и страдания.

Леча таких людей, ты должен понимать, что старость и связанные с ней заболевания – это еще один вариант нормы. Большинство стариков не согласится, что их болезнь – это норма. Ну, старость – это еще куда ни шло. А вот болезнь и связанная с ней неспособность обслужить себя… Почему нельзя быть здоровым до самой смерти и не становиться обузой для своих близких и самого себя?

– А действительно, почему? – подхватил я. – Почему человек не умирает, как электрическая лампочка: вот она «здорова, весела» и светит вовсю, а вот она, «ничем не болея и не страдая», потухла. Почему он умирает, как ботинок, который сначала истирается, потом начинает пропускать воду, затем у него рвутся шнурки и начинает отрываться подошва и в завершение он разваливается на части?

– Дело в том, что старость и связанная с ней беспомощность необходимы: они помогают человеку подготовиться к тому, чтобы спокойно и без сожалений покинуть этот мир. Представь себе, что ты великий воин или великий врачеватель, как тебе больше нравится. Если ты воин, то тебя боятся; если врач, то уважают и мечтают попасть к тебе на прием. И до самой старости ты здоров, силен, горд и наверняка не беден. Поэтому умирать тебе никак не с руки: у тебя все есть и тебе бы жить да жить. Если же твое тело постепенно увядает, у тебя появляется время приспособиться, привыкнуть к тому, что оно скоро совсем «развалится» и ты уйдешь из этого мира. И если ты не дурак, то сможешь использовать это время для духовной работы. Я понимаю, что сейчас ты молод и крепок, поэтому то, что я сейчас говорю, тебе не слишком понятно. Но пусть тебя это не волнует. Подавляющее большинство людей не понимает этих вещей до самых что ни на есть преклонных лет. Они волнуются по поводу своей старости, по поводу своих болезней, и лечить их становится очень трудно. Но бывают и мудрые старики, которые смиряются со всем этим, принимая это как неизбежную часть жизни, как часть пребывания человеком. Такие люди уже не беспокоятся по этому поводу, они благодарны окружающим за заботу и любую помощь. Они любят других людей и позволяют им любить себя. Лечить таких людей, помогать им легко и радостно.

Еще в мединституте я «подружился» с профессором психиатрии. Хотя какая может быть дружба у профессора медицины с нищим студентом-вьетнамцем? Так, легкий интерес: он интересовался традиционной азиатской медициной и даже взял у меня пару уроков точечного массажа. А взамен он (цитирую дословно): «Говорил со мной, как со взрослым».

И вот, памятуя слова Вана по поводу естественности болезни, однажды я решил спросить его, что является естественным состоянием организма – здоровье или болезнь?

И у нас с ним состоялся следующий диалог.

– Ну, разумеется, здоровье, – уверенно сказал профессор. – А болезни возникают из-за нашего неестественного образа жизни. Некачественные продукты и еда. Загрязнение воды и воздуха. Физические, умственные перегрузки, волнения, стресс…

– Простите, профессор, но принцип Инь-Ян, на котором основана вся восточная медицина и о котором мы с вами столько говорили, никто не отменял. И если есть здоровье, то должны быть и болезни. Так что пара «болезнь – здоровье» должна быть обязательно. А одно без другого бессмысленно. Так что если здоровье – это естественное состояние организма, то это же должно касаться и болезни. И получается у нас, что болезнь столь же естественна, как и здоровье.

– Ладно, не уговаривай меня, я и без того знаю, что ты умный. Пятерку на экзамене я тебе поставлю без всяких разговоров. Об этом мы с тобой давно договорились, еще когда ты мне начал показывать ваш массаж. Кстати, работает, я пробовал. Я жене мигрень за один сеанс снял.

– Еще бы он не работал, – подумал я, – его до тебя тысячелетиями «тестировали». А с твоей женой все совсем просто. Я однажды ее видел и тут же поставил ей диагноз. Я азиатский врач и мастер Ци-Гун, мне анализы не нужны, я человека и так «вижу». Как нам говорили на лекциях, «ставить диагноз по габитусу». До этого я и не знал, что умею делать такие мудреные штуки, как «ставить диагноз по габитусу». Но когда нам объяснили, что по латыни «habi» означает «на», а «tus» – «внешность», «наружность», то я понял, что прекрасно умею это, причем, намного лучше, чем тот доцент, который читал нам эту лекцию. А если мне еще дать подержать человека за руку, почувствовать его пульс, то… Моей заслуги тут нет, просто меня этому учили, очень хорошо учили. Сначала дед, потом учитель Ван. А у этого доцента не было ни такого деда, ни такого Вана.

И благодаря такой школе мне с профессорской женой было сразу все понятно, тем более, что она, знакомясь, соизволила подать мне ручку. Тетка она была совсем не старая и практически здоровая. Просто она не работала (зачем это профессорской жене), ей было скучно, вот она и придумала себе эту «мигрень». А что, прекрасный выбор. Наиболее распространенное неврологическое заболевание в мире. Значит, все болеют, а чем она хуже других? У женщин мигрень бывает в 2–3 раза чаще, чем у мужчин. Так что очень «женственная», можно сказать, дамская болезнь. «Migraine» – слово французское, а изначально Гиппократ называл эту болезнь «hemikrania», или «половина черепа». Связано это было с тем, что при наиболее характерном приступе мигрени боль охватывает только половину головы. Значит, половина головы не болит, так что это, в общем, «болезнь наполовину». Как в старом анекдоте: Пессимист говорит, что стакан наполовину пуст, а оптимист, что стакан наполовину полон. Так же можно трактовать и мигрень: огорчаться, что болит половина головы или радоваться, что половина головы не болит.

Кроме того, мигрень никогда не приводит к смерти и годам к 40–60 полностью исчезает. И наконец, мигрень – это болезнь великих людей. Ею страдали Юлий Цезарь, Бетховен, Паскаль, Маркс, Гейне, Нобель, По, Мопассан, Дарвин, Вагнер, Шопен, Чайковский, Ницше, Фрейд. В общем, не болезнь, а конфета.

И самое главное (точно не знаю, но почти наверняка), сам же профессор все это своей молодой жене и рассказал. Помог ей, так сказать, сделать правильный выбор. А теперь она искренне верит, что действительно больна. Лечить таких больных – весьма благодарное занятие. Оказал внимание, чем-то занял, и вот человек уже здоров и счастлив. Кстати, тот метод массажа, который я показывал профессору, настоящую мигрень бы не снял. Но тут и надобности не было. Даме было просто скучно, ее погладили по головке, сказали, что сделали массаж, вот мигрень и прошла. Тем более, что ее никогда и не было. Если бы профессор просто переспал с ней, результат был бы тем же самым.

Отвечать одно и то же на одни и те же вопросы Дамочкиных подружек мне надоело и я, глядя на то, как интеллигентно кот Миша вкушает пищу, подумал, что хорошо было бы подготовить инструкцию на тему «что и как надо есть». Тут же я понял, что трактат «О вкусной и здоровой пище» (видел я такую толстенную книгу с картинками у Володиной бабушки) я точно не потяну и решил написать что-то вроде азиатских рецептов вкусной, долгой и здоровой жизни. О книге речь ни в коем случае не шла, так, конспектик на одну-две страницы, который я мог бы размножить и при необходимости выдавать пациентам. Про себя я называл этот конспектик «ни здоровый, ни больной», потому что нормальный человек не может быть ни по-настоящему здоровым, ни по-настоящему больным. Инь и Ян: в здоровье кроется болезнь, а в болезни – возможность выздоровления. Но для пациентов я дал ему другое, так сказать «правильное», название – «Основные правила поддержания здоровья, принятые в китайской медицине». Зачем пугать людей, они же хотят быть просто здоровыми, а не «ни здоровыми, ни больными». Предназначался этот «труд» для людей постарше, тем, к кому относится старинное китайское правило: «После пятидесяти лет силы убывают с каждым годом; после шестидесяти – с каждым месяцем, после семидесяти – с каждым днем, после восьмидесяти с каждым часом». Также я рассчитывал на умных людей («никакое лекарство не вылечит дурака и невежду»), ведь лечение должно обязательно происходить под управлением ума, а если у человека такового нет, то ему нужно сразу же идти к врачу и «сдаваться ему на милость».

Ничего нового я не придумал. Я просто вспомнил старинные правила здоровой жизни, о которых мне часто рассказывали дед и учитель Ван. Впрочем, они не только рассказывали, они сами им следовали, и состояние их здоровья в весьма преклонном возрасте свидетельствовало, что это «правильные правила». Честно говоря, когда они говорили мне об этом, я их не слышал, не до того было. Кроме правил воинского искусства меня никакие правила не интересовали. Но дед с Ваном были мудрее меня, они ухитрились сделать так, что я запомнил все, что они мне говорили. Пришло время и оказалось, что я ничего не забыл.

Впрочем, они делали все для того, чтобы забыть их наставления было непросто. Например, Ван рассказал мне смешную историю про трех стариков, которые даже после ста лет сумели сохранить такую трудоспособность, что каждый день выходили работать в поле наравне с молодыми. На вопрос, как им это удалось, первый старец ответил, что у него была очень уродливая жена. Второй сказал, что он всегда был беден и у него всю жизнь было мало еды, а третий сказал, что у него такое короткое одеяло, что во сне ему никогда не удавалось укрыться с головой.

Когда Ван спросил, как я понял эту историю, я только пожал плечами. Что хорошего может быть в уродливой жене, в скудной пище и в том, что у человека всю жизнь было всего одно одеяло, да и то какое-то «подстреленное»? А насчет «не удавалось укрыться с головой» я вообще ничего не понял. Кто как хочет, тот так и укрывается. А у кого нет одеяла, так тот вообще никак не укрывается.

Видимо, мудрый Ван и не ожидал, что я пойму эту историю. Поэтому он даже не стал говорить, чтобы я подумал еще, а сразу рассказал, в чем дело:

«Это три правила поддержания здоровья и обретения долголетия. Если у человека уродливая жена, то она его не возбуждает и в его половой жизни никогда не будет излишеств. Если у человека мало еды, то он умерен в питании. А то, что человек во сне не укрывается с головой, означает, что он дышит свежим воздухом и потому у него хороший сон».

Таких поучительных историй и дед, и Ван знали множество. Если же я слушал невнимательно и что-то забывал, то знания в меня вколачивали еще более доходчиво: кулаком. В общем, старались на совесть, воплощая в жизнь старый учительский принцип: «уча, учи». Кстати, у этого принципа есть и вторая часть: «уча, учись». Мне до сих пор интересно, чему они могли научиться у меня?

Еще одну забавную притчу я узнал уже здесь, в Ирландии. Рассказал мне ее Мо, когда давал мне первый урок по иглоукалыванию.

«В одной деревне жил лекарь. Дело свое он знал и потому пользовался большим уважением во всей округе. К нему шли жители всех ближайших селений, так что жил он припеваючи.

Но однажды в этой же деревне поселился старик. Был он весьма скромен и жил очень тихо. Однако вскоре выяснилось, что он мудрец, умеющий очень многие вещи. В том числе он исключительно успешно лечил людей и про него прошла слава, что он может мгновенно поставить точный диагноз, даже не обследуя пациента.

Деревенский лекарь решил опозорить „конкурента“. Он рассказал всем, что старик всего лишь искусный шарлатан, который не только не может точно определить болезнь, он даже не способен отличить живого от мертвого.

Потом лекарь поймал бабочку, посадил ее между сомкнутых ладоней и пошел к старику. При этом он думал так: „Я спрошу у этого лекаришки: какая бабочка у меня в руках – живая или мертвая? Если этот дурачок скажет, что она мертвая, тогда я раскрою ладони, и бабочка улетит живая-живехонькая. Если же он скажет, что она живая, я сожму ладони, и бабочка умрет. Вот тогда все поймут, кто из нас мудрец и настоящий лекарь“.

Придя к старику, лекарь сказал: „В своих ладонях я держу бабочку. Ответь мне, о почтеннейший, жива она или мертва?“.

Старик внимательно посмотрел ему в глаза, улыбнулся и сказал: „Все в твоих руках, мой друг“».

Притча была неплохая. Но самое интересное было не в ней, а в комментариях Мо:

«У этой притчи есть несколько толкований, каждое из которых используется в зависимости от того, кто слушает эту притчу.

Первое. Ладони принадлежат лекарю и здоровье пациента в его руках.

Второе. Ладони принадлежат пациенту и здоровье пациента в руках самого пациента.

Третье. Одна ладонь принадлежит лекарю, а вторая – пациенту. Так что здоровье пациента зависит как от него самого, так и от лекаря.

Четвертое, самое неочевидное. Здоровье человека находится лишь в руках судьбы».

– А при чем тут судьба? – удивился я. – И где тут вообще судьба?

– Пациент и лекарь – это Инь и Ян. А то, как сложится их взаимодействие и каков будет его результат, определяется судьбой, которая представлена S-образной линией, разделяющей символ Инь-Ян. Разумеется, это весьма нестандартное толкование, я бы даже сказал, что это моя собственная версия. Но оно совершенно очевидно, ибо результат взаимодействия иньской и янской половин символа зависит от того, как они между собой состыкуются. А этот «стык» представляется именно S-образной разделительной линией.

Эту история с моралью «здоровье пациента в руках самого пациента» я собирался даже пристроить в начало текста, но потом передумал. В конце концов, если нужно будет, я потом смогу рассказать отдельно. Разумеется, если будет охота.

Вообще-то, у меня в голове давно был уже готовый конспект, который оставалось только записать. Писать его мне было скучно, все-таки я уже не студент и отвык писать помногу, поэтому для украшения (а честно говоря, исключительно для собственного удовольствия) я решил вставить туда цитаты из моего любимого Лао Цзы. Дело в том, что я люблю когда красиво, а как по мне, так со времен Лао Цзы никто красивее его не писал. Правда, и более непонятно мало кто писал. А как мне его понять, если он мудрец, а я нет? Цитаты эти я пометил буквами «ЛЦ».

Впрочем, у меня вначале была одна забавная мыслишка. Я подумывал о том, что можно было бы говорить больным, которым я буду давать этот конспект, что это наша семейная реликвия, текст, который написал мой далекий предок две с половиной тысячи лет тому назад. А я просто перевел все это с китайского на английский. Все равно Лао Цзы тут никто не читает, так что все бы просто восторгались, какой у меня был талантливый предок. Кстати, может, это не было бы таким уж наглым враньем. Я на четверть китаец, дед мой из очень знатного рода, так что чем черт не шутит: может, Лао Цзы мой какой-то очень дальний родственник. Как-никак, за две с половиной тысячи лет все со всеми успели породниться. В одном здешнем баре я слышал, как местный шутник говорил, что «все мы кузины и кузены по Адаму и Еве». Никто на эту шутку не отреагировал, видимо, все слышали ее далеко не в первый раз. А мне понравилось и я запомнил.

Но, подумав, я с сожалением отказался от мысли выдать этот текст за фамильное сокровище. Врать я, конечно, умею, причем совершенно профессионально, я же «шпион» и вранье было частью моей работы. Но, как это ни странно, я честный человек, врать очень не люблю и без необходимости этого никогда не делаю. А какая тут необходимость, так, развлечение. Поэтому я честно пометил стихи Лао Цзы буквами «ЛЦ». В конце концов, мой конспект, как хочу, так и пишу…

Еще я поделил текст на две части: правила для ума и правила для тела. Это вполне понятно, ибо тело бесчувственно и им управляет ум. И чем сильнее ум, тем больше он способен влиять на тело, на его здоровье и болезни. Точно разделить текст мне не удалось, ибо одно и то же правило могло относиться как к уму, так и к телу. Поэтому названия этим частям я дал несколько неопределенные: «Правила, больше относящиеся к уму» и «Правила, больше относящиеся к телу». Впрочем, это деление более чем условно, ибо в этом мире нет ничего, к чему ум бы не имел отношения и о чем бы не имел собственных суждений.

«Свамиджи: Не обескураживайтесь проблемами. Следует встречать и решать их. Утрата сосредоточенности и блуждание ума – это общая проблема. Даже те, кто проводит великие религиозные и духовные обсуждения, встречаются с проблемами. На самом деле такие люди встречаются даже с еще большими проблемами, когда сидят в молчании. Их умы обдумывают примеры, аргументы, идеи, которые они могут довести до сознания тех, кто ищет их руководства.

Если и когда ваш ум блуждает во время медитации, не отождествляйте себя с этим блужданием. Просто оставайтесь бдительным и наблюдайте движения ума – и они прекратятся. Не пытайтесь бороться с ними в своем уме. Просто наблюдайте свой ум, и он постепенно прекратит мыслительный процесс. Просто видьте. Видение трудно?

Что вы должны делать для видения? Ничего. Просто наблюдайте. Просто наблюдайте процесс мышления – и он прекратится. Легче быть президентом вашей страны, чем иметь полный контроль над вашими мыслями. Вы со мной согласны? Великие люди, такие как Будда, Иисус, Рамакришна Парамахамса, Рамана Махарши, были полностью свободны от подчинения своему уму и чувствам. Они были Царями всех царей».

Чандра Свами Удасин, «Песнь безмолвия. Книга 2» [13]