Текст книги "Возвращение «Летучего голландца»"

– Если бы я был писателем, – сказал Быков, – я бы сравнил их с гигантскими черными ножами, вспарывающими водную гладь.

– Они лавируют между льдинами с легкостью маленьких рыбешек, но на самом деле длина их часто доходит до тридцати футов, – сообщила Модести.

– Это примерно в два раза меньше, чем размер взрослого самца кашалота, – дал справку Алекс. – Но волки и лоси тоже находятся в разных весовых категориях, что не мешает первым задирать последних. Не зря ведь касатки известны как «киты-убийцы».

– А их здесь полтора десятка, – сказала Модести в микрофон.

Кашалоты сбились в стаю, заняв круговую оборону. Их было семь, но в данном случае это вряд ли можно было рассматривать как счастливое число. Оценив угрозу, исполины развернулись головами к центру, выставив наружу хвосты, угрожающе шлепая ими по поверхности.

Касатки сделали вид, что готовы прорвать цепь, но в последний момент одновременно накренили плавники и круто поменяли курс, обогнув стадо по касательной.

– Они стремительны и ловки, как дельфины, – оценила Модести.

– Но далеко не так безобидны и миролюбивы, – сказал Алекс.

– Детеныши! – воскликнул Быков, увеличивая изображение. – Видите двоих малышей в середине стада? Теперь понятно, почему кашалоты не ушли на глубину, где касатки бы их не достали. Молодежь еще пока не освоила дайвинг, поэтому старшие остались наверху, рискуя своими жизнями.

Следующие двадцать минут касатки непрерывно атаковали, а кашалоты, яростно орудуя хвостовыми плавниками, сдерживали их натиск. Правда, наскоки были ложными. Всякий раз хищники отворачивали, чтобы создать угрозу на новом направлении. Но вот с симуляцией было покончено, и одна из касаток пошла в атаку всерьез. Это была самка, не слишком высокий плавник которой плашмя лег на воду. Плывя на боку, она уменьшала сопротивление воды и тем самым наращивала скорость, чтобы бросок получился мощнее.

Живая черно-белая торпеда врезалась в ряды кашалотов с такой силой, что прорвалась почти до самой середины, но тут опытный самец перехватил ее и подбросил в воздух ударом огромной головы. Сверкая перламутровым брюхом, туша упала в кипящую воду, вспененную исполинскими хвостами. Там она еще несколько раз мелькнула и исчезла из виду, то ли нырнув, то ли утонув после полученных увечий.

Остальные касатки возобновили тактику изматывания противника непрерывными атаками с разных сторон. Было ясно, что они стремятся отбить от стада какого-нибудь кашалота, чтобы покончить с ним разом. Один строй за другим врезался в барьер обороны. Хвосты кашалотов, израненные хищными челюстями, теряли силу и гибкость. Видя это, касатки удвоили напор. Рассекая волны острыми спинными плавниками, касатки, чуть отступив, вновь шли на приступ, не давая гигантам ни минуты передышки.

С жалостью и ужасом люди стали свидетелями того, как два кашалота, поддавшись панике, покинули кольцо и были растерзаны касатками, набросившимися на них со всех сторон.

Чтобы как-то смягчить впечатление от кровавого зрелища, Алекс рассказал потенциальным телезрителям о признании наукой наличия у касаток чисто человеческих черт характера, таких как хитрость и коварство или, наоборот, простодушие и отвага. Иными словами, не существует некой абстрактной касатки. Все они очень разные по натуре. Зоопсихологи составили список из нескольких десятков присущих касаткам личностных черт, включая игривость, независимость, упрямство, нежность и заботливость.

– Получается, что по сложности психологического портрета они не уступают шимпанзе, – заключил Алекс.

– И могут быть такими же жестокими, как люди, – сказала Модести, глядя в камеру, после чего разрыдалась.

Просмотрев отснятый материал, друзья решили не обрезать последние кадры. Получилось трогательно и искренне, как и задумывалось изначально.

– Хорошая была идея начать снимать репортажи, – сказал Быков. – Сюжеты о выживании в Антарктике у нас любая телекомпания с руками оторвет.

– Если мы вернемся, – тихо произнесла Модести.

И не стала менять «если» на «когда», как у них было заведено.

Назад дороги нет

Ночью Алекс проснулся от ощущения близкой опасности. Несколько минут он лежал на своем матрасе, прислушиваясь к размеренному дыханию друзей. С печкой было все в порядке, обломки дубового стола еще горели, отбрасывая блики на стены и потолок камбуза. Несмотря на огонь, было прохладно, но Алекс заставил себя выбраться из-под одеял, набросил аляску и поднялся на палубу.

Прямо по курсу тянулась гряда белых гор, над зубцами которых полоскались бледно-зеленые знамена. «Вот и Антарктида, – понял Брин. – И полярное сияние тут как тут».

Всполохи зелени становились все ярче и выше, распускаясь лентами до самого зенита. Там, где холодное пламя светилось особенно ярко, звезды исчезали совсем, пока треть небосклона не была охвачена этим зеленым сиянием, вспыхивающим местами то белым, то желтоватым, то лиловым.

Эти разноцветные полосы одновременно пошли волнами, мерцая, переплетаясь, сливаясь друг с другом и испуская лучи до заснеженной земли. В какой-то момент Алекс ощутил себя находящимся в самом центре мироздания, единственным зрителем, ради которого было устроено это величественное зрелище, от которого захватывало дух, а душу наполняло первобытным восторгом. Сияние разлилось прямо над головой Алекса и перед его глазами, игриво протягивая к нему все свои цветные щупальца.

На глазах выступили слезы – от холода или от счастья? Алекс не замечал их. Все его существо замерло в этом космическом безмолвии, пока зеленые радуги плясали над оцепеневшим во сне миром. Полная луна, висящая в кристально чистом воздухе, выглядела такой маленькой в сравнении с небесным экраном, что хотелось протянуть руку и потрогать ее пальцем. Алекс был готов сделать это, когда зеленое полотно стало блестеть, съеживаться и вдруг потемнело, превратившись в привычное и такое скучное теперь ночное небо.

Переведя дух, Алекс понял, что простоял на палубе довольно долго, потому что успел продрогнуть. Тогда он вспомнил, что разбудило его тревожное чувство. Не полярное же сияние его породило? Может быть, близость Антарктиды? Алекс повел взглядом вдоль зубчатой береговой линии, представляющей собой сплошной крутой обрыв с единственным пологим подъемом, вклинившимся между отвесных ледяных стен.

Совершенно бесшумно, внезапно и стремительно от обрывистой линии откололся огромный пласт, шириной в километр или два. В лунном свете было видно, как он почти весь ушел под воду. На месте падения ледника поднялся чудовищный всплеск, окруженный ореолом брызг. Не успел этот белый плюмаж осесть, как до слуха Алекса донесся грозный грохот.

Он уставился на море, ожидая прихода волны. Она предупредила о своем появлении ритмичным раскачиванием льдин на черной воде. Потом они начали хрустеть и налезать друг на друга. Вспучившаяся поверхность гнала их все дальше, пока они не врезались в борт катера. Льдины со скрежетом полезли вверх и, почти достигнув уровня палубы, стали обминать корпус с обеих сторон. Катер беспорядочно вздрагивал и трясся, с трудом выдерживая нагрузку.

На заснеженную палубу выскочили заспанные Быков и Модести и принялись тревожно расспрашивать, что происходит.

– Ледник обрушился, – пояснил Алекс. – Наш кораблик чудом не раздавило льдами. И это только начало.

– Не сгущай краски, – произнес Быков и многозначительно показал глазами на Модести, мол, с нами женщина, которую вовсе не обязательно пугать заранее.

– Я все вижу, – произнесла она, хотя совсем не смотрела на мужчин, вглядываясь вдаль. – Не надо делать от меня секретов. Я не истеричная дурочка. И я заслуживаю того, чтобы мне говорили правду.

– Я только хотел сказать, что здесь случаются сходы льда, – заговорил Алекс каким-то приторным фальшивым голосом. – Совсем не обязательно, что это может затронуть нас, но нужно быть готовым.

Тут, как назло, от береговой линии откололся целый остров и, вызвав новое волнение медленно двинулся в открытое море.

Уже образовавшиеся ледяные заторы помешали океану накрыть катер обломками льда, но невозможно было предугадать, что произойдет дальше.

– Смотрите, – показал Алекс. – Мы стали свидетелями образования айсберга. Инерция у него такова, что он будет продолжать отходить от берега еще очень долго. Если эта громадина…

Он не договорил. В этом не было необходимости. Друзья и так поняли, что он собирался сказать. Стометровая верхушка айсберга, возвышающаяся над океаном, означала, что общая его высота около километра. Двигаясь со скоростью четыре километра в сутки, ледяная гора никогда бы не догнала катер, плыви он в чистой воде. Однако судно сковало льдом, а траектория айсберга, увлекаемого силой инерции и течениями, совершенно непредсказуема.

– Он еще очень далеко, – произнес Быков не слишком уверенно.

– Далеко, – согласился Алекс. – Часа три можно преспокойно умываться, завтракать и заниматься своими делами. Потом поглядим, куда эта штуковина направляется, и определимся.

Модести не отрывала глаз от далекого айсберга. Это не помешало ей услышать иронию в голосе Алекса.

– Издеваешься? – спросила она.

– Немного, – признался.

– Ты предлагаешь покинуть корабль? – спросил Быков.

– Да, – лаконично ответил Алекс. – А сейчас неси камеру. Давно нужно было восход заснять.

Когда Быков вернулся на палубу, край солнца уже высунулся из-за горизонта. Красный диск очень скоро поднялся над белой равниной и повис в небе. Вокруг искрились разноцветные сполохи, словно природа праздновала наступление утра фейерверками и салютами. Солнечные лучи протянулись ввысь и расцветили облака. Каскад красок был феерическим. Запечатлев его, Быков направил камеру в противоположную сторону, где играли и вспыхивали, прежде чем погаснуть, далекие звезды. Небо быстро светлело, приобретая сиреневый, голубой и молочно-зеленый цвет, а над горизонтом пролегла широкая темно-синяя полоса.

– Красотища! – выдохнул Быков. – Камерой не передать такое. И почему я фотоаппарат не взял?

– Странно, – сказала Модести. – Мы приблизились к полюсу, а полярная ночь все не настает. Или должен быть полярный день?

– До полюса от побережья далековато, – пояснил Алекс. – Но дни у нас длятся долго, а ночи совсем короткие, разве ты не заметила?

– Заметила. А еще заметила, что в солнечный день здесь без темных очков не обойтись. И без губной помады тоже. Сильно губы потрескались?

Она поочередно повернулась к мужчинам, изображая нечто вроде заготовленного поцелуя. Быков подавил желание чмокнуть ее и сказал:

– Ничего не потрескалось.

– Нормальные губы, – добавил от себя Алекс.

Удовлетворенная их реакцией, Модести пробормотала:

– Одного не понимаю, почему, если солнце такое яркое, здесь холодно и льды совсем не тают?

– Во-первых, солнце не поднимается высоко, – стал объяснять Быков. – Во-вторых, почти девяносто процентов его энергии отражается от ледяного и снежного покрова.

– Сейчас еще тепло, – сказал Алекс. – Зима тут с марта по октябрь. Авиасообщение прекращается, полярники оказываются отрезанными от мира. В это время столбик термометра опускается до минус семидесяти пяти.

– По Фаренгейту? – спросила Модести.

– По Цельсию. По Фаренгейту будет около ста семидесяти.

– Ужас!

– В восемьдесят третьем в районе станции «Восток» была зафиксирована рекордная температура, – вмешался в разговор Быков, которому тоже хотелось блеснуть эрудицией. – Нескольких десятых до девяноста градусов не хватило.

– Сколько это по Фаренгейту? – поинтересовалась Модести, а когда ей ответили, укоризненно посмотрела на Алекса: – И ты предлагаешь нам высадиться в этом ледяном аду?

Прежде чем ответить, он показал на груду льдин, навалившихся на борт, потом на палубу:

– Смотрите, нас уже накренило. Нет никакой гарантии, что в какой-то момент катер не ляжет на воду, не наберет воды и не затонет. Тогда придется бежать, сломя голову, не подготовившись к походу.

– Но куда мы пойдем? – нервно спросила Модести.

– Искать людей, – ответил Алекс. – Сейчас на материке примерно пять тысяч полярников. Есть действующие станции, а есть заброшенные. Можно натолкнуться даже на хижину. Пойдем вдоль побережья, чтобы быть на виду у кораблей и самолетов. Рано или поздно на кого-нибудь наткнемся.

– Поздно – это как? – осведомился Быков. – В облике голодных духов?

– Можем остаться здесь, – пожал плечами Алекс. – Все в том же облике. Продукты на исходе. Продержимся впроголодь два, максимум три дня. И все равно придется идти. На материке хоть какая-то живность есть. А здесь – мертвая зона. И льда стало больше.

– Попробуйте порыбачить, мальчики, – предложила Модести.

– А что, идея! – оживился Быков. – Саша, ты что-нибудь смыслишь в подледном лове?

– Примерно столько же, сколько ты – в самолетостроении.

– Значит, какие-то познания имеются. Ну что? За дело?

Однако рыбалка не задалась. Льдины, напирающие на катер, затрещали, заскрипели и опять полезли наверх. Катер накренился сильнее. Путешественники посмотрели в сторону айсберга, пытаясь определить, насколько он успел приблизиться.

– Если мы не подготовимся сейчас, то потом будет поздно, – сказал Алекс. – Вот мой план, друзья. Собираем и складываем в одном месте все, что нам понадобится в пути.

– Нужно сначала список составить, – предложила Модести. – А потом разойдемся по каютам и еще раз все хорошенько обыщем. Что-то мне становится здесь неуютно.

Быков, оценивший мощь двигающихся льдов, не стал возражать. По замыслу Алекса, пожитки предстояло тащить волоком в круглых гладких емкостях, где некогда помещались спасательные плоты. Баки оказались довольно вместительными, но, прежде чем сунуть в них тот или иной предмет, путешественники держали совет.

Они забрали все теплые вещи и всю обувь, годную для предстоящего хода. Перебрали аптечки, отсеивая нужное. Сложили вместе все съестное. Разобрали койки, обзаведясь стальными перекладинами, годными в качестве дубин. Наносили к бакам прочной посуды, ножей и разделочных топориков. Обзавелись разумным количеством инструментов. Съемочную аппаратуру, посовещавшись, тоже решили взять. Быков присоединил к камерам два фотоаппарата. Были захвачены мотки проволоки, прочные веревки, рыболовные снасти, рулон брезента, солнцезащитные очки, случайно завалявшаяся ракетница, еще одна зажигалка, гигиенические принадлежности и кремы – очень много кремов на случай обморожения. Под конец Алекс и Быков напилили и нарубили две увесистые вязанки дров, а также накололи щепок, чтобы можно было развести костер прямо на снегу. Для этой же цели служил тюк промасленной и смоченной в солярке ветоши. Кроме того, набрав легких дюралевых пластин, мужчины смастерили из них снегоступы с ремешками для ног.

Сборы продолжались до темноты. Ночью путешественники почти не спали, прислушиваясь к тому, как скрипят и стонут переборки и балки катера. Утром он оказался накрененным до такой степени, что передвигаться приходилось, держась за что-нибудь. Позавтракали чаем из пакетиков и пригоршней кукурузных хлопьев. Ужинать предстояло половиной упаковки спагетти. Ничего более сытного не осталось.

– Далеко не уйдем, если не подкрепимся, – вздохнул Быков, впрягаясь в шлею.

– Относись к этому как к лечебной диете, – посоветовал Алекс.

– В таком случае предлагаю относиться к походу, как к приятной зимней прогулке, – сказала Модести.

Они уже спустились с катера и стояли на непривычно статичной, прочной и непоколебимой тверди. Ледяное поле, усеянное курганами торосов, простиралось до самого берега, но на нем могло крыться множество смертельных ловушек в виде промоин и трещин.

– Давайте прогуляемся, – сказал Алекс и, подавая пример сдвинулся с места первым.

Белый бак легко заскользил за ним, прыгая на мерзлых кочках. Модести пошла следом, стараясь не сутулиться под весом рюкзака. Шествие замыкал Быков со своей ношей.

Чем дальше они отходили от корабля, тем меньше и неприметнее тот становился. Примерно через километр пути Быков оглянулся и не увидел серого корпуса. Катер словно поглотила эта бескрайняя арктическая пустыня. Быков поспешно отвернулся. Глаза у него слезились, хотя погода стояла абсолютно безветренная.

Кровь на снегу

На третий день пути, выбираясь из спального мешка, Быков почувствовал такое сильное головокружение, что был вынужден постоять на четвереньках, пока приступ слабости пройдет. Каждый километр давался с трудом и требовал все новых и новых сил, а поддерживать их было нечем. Продукты закончились. Призрак голодной смерти витал над тремя путешественниками.

Прошлым вечером им повезло: они наткнулись на вросший в лед ящик и, подогрев мерзлые доски на костерке, сумели развести достаточно большой огонь, у которого впервые согрелись по-настоящему. Морозы стояли умеренные, но по утрам и ближе к ночи приходилось растирать рукавицами лица.

Мужчины успели отрастить усы и бороды, прикрывавшие щеки, губы и подбородки, так что наиболее уязвимыми у них оставались носы. Что касается Модести, то она обматывалась до глаз шарфом, проделав в нем небольшие дырочки для дыхания. Она постоянно боялась, что отморозит нос или щеки, поэтому наносила на кожу густой слой крема.

– Сегодня холоднее, чем вчера, – озабоченно сказала она, когда они собирались в путь.

– До настоящих морозов еще далеко, – успокоил ее Алекс.

– Снимаю, – предупредил Быков, направляя на них камеру.

– Все будут надо мной смеяться, когда увидят в таком виде, – сказала Модести. – Настоящее чучело, правда? Но я бы посмотрела на вас, дорогие зрители, если бы нас поменяли местами. Никогда не думала, что мы, люди, так уязвимы.

– У нас очень узкая температурная граница, – согласился с ней Алекс. – Что было бы с человеком, если бы на планете было жарче и холоднее градусов на десять в ту и другую сторону?

– Люди, красные от стужи, обнимают фонари, – продекламировал Быков. – Сорок градусов снаружи, сорок градусов внутри.

Он знал, что американская аудитория не поймет шутку, но ничего умнее в голову не пришло, а поучаствовать в сюжете хотелось. Тайком от всех он представлял, как через некоторое время их замерзшие тела будут обнаружены, и тогда отснятые видео станут сенсацией. И узнают тогда люди, что жил такой Дмитрий Быков, сражался с природой, шутил и шел вперед, сколько хватало сил.

Не верилось, что их путешествие закончится успешно. Люди нарушали покой этого холодного и безмолвного континента, и он терпел их только до тех пор, пока пребывал в оцепенении и не замечал их присутствия.

Три крошечные букашки медленно ползли вдоль берега. Горб океана, скованного метровым ледяным панцирем, был неподвижен. Справа, такие же неподвижные и мертвые, высились ледяные утесы. В этой торжественной тишине каждое поскрипывание снега под ногами идущих звучало как вызов. Это был безмолвный мир, безмолвный и безжизненный.

Солнце плыло где-то за облачной пеленой, небо бесцветным пологом простиралось над головами. В этой серой мгле холод ощущался острее, чем солнечным днем. За ночь покров снега сделался толще, и его уже приходилось не просто приминать, а раздвигать ногами при ходьбе. Океан тоже был покрыт снежным покрывалом, расстилающимся волнистыми складками поверх нагромождений торосов.

Ближе к вечеру Быков вышел из транса, в котором пребывал во время монотонной ходьбы, и обнаружил, что не чувствует ног. Он хотел сообщить об этом спутникам, но не смог разлепить смерзшихся губ, а когда это получилось, раздался торжествующий голос Алекса:

– Привал! Сегодня нас ждет отличный ночлег!

Он спустился с обрыва и принялся рубить остов лодки, неизвестно сколько лет или столетий пролежавшей на берегу. Быков прихватил топор, веревку и поспешил на помощь другу. Модести, вяло прислушиваясь к мужским голосам и дробным ударам по дереву, села на свой рюкзак и стала ждать. Стоило ей прекратить движение, как кровь побежала по жилам медленнее, отхлынула от конечностей и собралась ближе к сердцу, сохраняя свое тепло. Пальцы рук и ног тотчас окоченели, кожа, лишившись притока крови, быстро замерзала.

Модести стало клонить в сон. Слабо двигая заиндевевшими ресницами, она наблюдала, как мужчины наносили дров, сделали шалашик из щепок и готовятся поджечь тряпицы и бумажные клочья внутри. Как Алекс ни силился, его заледеневшие пальцы не справились с колесиком зажигалки.

– Дай мне, – безжизненно произнес Быков, весь белый, словно обсыпанный мукой.

Прежде чем щелкнуть зажигалкой, он подержал ее под мышкой, потом, замотав в прозрачный пакет, сунул в рот и нагрел там.

– Учись, специалист по выживанию, – пробормотал он, когда в шалашике заплясал язычок пламени.

– Я и сам мог, – сказал Алекс, явно смущенный тем, что не справился с задачей.

– Если мог, то почему не сделал?

Быков осторожно подложил в огонь несколько щепок покрупнее.

– Хотел посмотреть, как у тебя получится, – нашелся Алекс.

Модести поняла, что даже в этих нечеловеческих условиях они продолжают красоваться перед ней и бороться за ее симпатии. Это было глупо. Ее не интересовало сейчас ничего, кроме костра, который шипел и потрескивал перед ее расставленными ладонями, делаясь все больше, ярче и горячее. Каждый пляшущий язычок пламени дарил Модести тепло и жизнь. Трепотня мужских языков ничего ей не давала и потому пропускалась мимо ушей.

Но она услышала и отреагировала, когда Алекс воскликнул:

– Кажется, завтра мы ляжем спать с набитыми животами!

– Ты что-то увидел? – быстро спросил Быков, стреляя глазами по сторонам. – Что? Где?

– Не увидел, а услышал. Давайте все помолчим. А теперь слушайте…

Алекс указал направление, откуда доносился гул, какой можно услышать в нескольких километрах от большого стадиона, где проходит футбольный матч, собравший несколько десятков тысяч зрителей.

– Что это? – насторожилась Модести.

– Лежбище, – пояснил Алекс. – Сивучи, моржи, морские котики… Кто бы это ни был, мы без добычи не останемся.

– Ты видел когда-нибудь моржа вблизи? – спросил Быков.

– Хочешь сказать, его клыки пугают тебя сильнее голодной смерти?

– Я готова сама убить любого зверя, – заявила Модести. – Даже голыми руками.

При наличии двух рыцарей ей это делать не пришлось. На следующее утро, поднявшись пораньше, путники быстро пошли вперед и через два часа остановились на обрыве, под которым ревело, мычало и лаяло превеликое множество животных с гладкими шкурами, ластами и обтекаемыми, круглыми головами заправских пловцов. Это были те самые морские котики, ради которых к берегам Антарктиды плавали в старину целые охотничьи экспедиции.

Они издавали такой ужасающий шум, что нашим героям пришлось кричать, чтобы расслышать друг друга.

– Давай! – скомандовал Быков, упирая видеокамеру в плечо.

– Крупные, почти черные фигуры принадлежат самцам, – заговорил Алекс, – или, как говорят у нас, секачам. У каждого из них свой гарем из сорока-пятидесяти большеглазых красоток.

– Они охраняют их и свою территорию от вторжения чужаков, – подхватила Модести. – Видите, как тот усатый здоровяк набросился на сородича, вторгшегося в его владения? Бедняге едва удалось спастись бегством.

– Верхняя часть туловища секачей такая массивная из-за жировой прослойки, – сообщил Быков. – Она защищает их от боевых ран во время брачных турниров. Зубы у котиков большие и острые.

– А самки, как и положено матерям, стерегут детенышей и оберегают их от папаш, которые давят малышей при любом удобном случае, – сердито сказала Модести. – Направь объектив на те темные тушки, Дима… Перед вами детеныши, ставшие жертвами своих отцов, которые непременно должны демонстрировать свою силу окружающим. Совсем как некоторые мужчины в человеческом обществе. А там, господи… Я не верю своим глазам!

Модести нервно рассмеялась. Быков тоже не удержался от смеха, когда навел камеру на молодого холостяка, преследующего хромого, ощипанного пингвина на краю лежбища. Всякий раз, догоняя жертву, котик валил ее и пытался с ней совокупляться. Выглядело это довольно комично. До тех пор, пока раздосадованный неудачами зверь не загрыз птицу, бросив ее на растерзание чайкам, обсевшим все окрестные утесы.

– Выключай, Дима, – сказал Алекс. – Пора за дело.

– Ты про охоту? – спросил Быков. – Но это же самое интересное! Мод, поснимаешь, пока мы с Сашей будем охотиться?

– Ты хочешь, чтобы меня разорили судебными исками и посадили в тюрьму? – спросила Модести. – Если защитники живой природы увидят что-нибудь подобное, они набросятся на нас как на живодеров и потребуют привлечь к ответу за жестокое обращение с животными.

– Интересно получается. По-твоему, мы должны умереть от голода из-за каких-то ненормальных?

– Они нормальны, Дима, – мягко возразил Алекс. – В убийстве животных нет ничего хорошего. Мы живем во времена, когда без этого можно легко обойтись. Другое дело, что фанатики повсюду одинаковы. Они отстаивают догмы, невзирая на обстоятельства.

– Поэтому давать им оружие против себя мы не будем, – сказала Модести. – Никаких съемок со сценами насилия.

– Тогда просто смотри, – сказал Быков. – А лучше не надо.

– Я и не собираюсь.

С этими словами американка перенесла рюкзак на самую удобную смотровую площадку и уселась там, лицом к лежбищу.

Спуск туда удалось найти не сразу. Перепробовав несколько небезопасных вариантов, охотники решили не рисковать, вернулись на пологий участок суши и пошли к котикам вдоль берега, обходя ледяные глыбы то по замерзшему океану, то по снежной целине.

Подступы к пляжу, облюбованному стаей, защищали молодые самцы, еще не обзаведшиеся собственными гаремами. Бухта, как видно, «отапливалась» теплыми подводными источниками, и морской лед здесь был испещрен полыньями и трещинами, что и привлекло сюда скопище котиков. Самки ныряли в воде, занимаясь ловлей рыбы для своих детенышей, оставленных без присмотра. Иногда они набрасывались друг на друга, пуская в ход оскаленные зубы. Холостяки, пользуясь безнаказанностью, использовали передышки самок для того, чтобы потереться рядом, удовлетворяя свои низменные, как сказали бы феминистки, инстинкты.

Выныривая из дымящейся воды, морские «кошечки» с любопытством поглядывали на приближающихся людей круглыми блестящими глазами, но никак не проявляли беспокойства.

– Они нас совсем не боятся, – сказал Быков, перекрикивая неумолчный гвалт лежбища.

– Мы их тоже не боимся, – заявил Алекс.

Они были вооружены длинными кухонными ножами, заткнутыми за пояса, затянутые поверх курток. В руках каждый держал по увесистой палице, обмотанной тканью, чтобы не так мерзли руки. Прикосновение к голому железу было ощутимым даже сквозь рукавицы.

Как бы желая проверить утверждение Алекса, двухметровый самец соскользнул с обледенелого постамента и поспешил им навстречу. Его разинутая пасть была алой, как орденская лента, усы задиристо топорщились, глаза смотрели грозно и бесстрашно. Но стоило Быкову сделать несколько шагов вперед, как котик пустился наутек, ловко подтягивая десятипудовую тушу длинными ластами.

– Трусоват оказался, – решил Быков.

– Молодой еще, – сказал Алекс. – Видишь, окраска светлая. Секача просто так не отпугнешь.

Они проводили взглядом величественного самца с черной гривой, тронутой сединой. Сам он был не совсем черный, а шоколадный, как Сони, которого одновременно вспомнили Быков и Алекс. Гонясь за отбившейся самкой, котик-лев сделал небольшой крюк, чтобы обрушиться всем весом на выводок зазевавшихся малышей. Когда он устремился дальше, кусая беглянку за задние ласты, на заснеженных камнях остались пятна крови.

– Я бы его убил, – честно признался Быков. – Скотина жирная!

– В нем центнера три будет, – прикинул Алекс. – Он и от человека мокрое место оставит, если что.

Пока они разговаривали, другой секач счел свои интересы задетыми и бросился на нарушителя границы. Два черных зверя столкнулись грудью и принялись остервенело драть друг-друга клыками, издавая рев, от которого кровь стыла в жилах.

– Пойдем, пока они заняты разборкой, – позвал Алекс. – Будем бить дубинками всех, кто попадется на пути.

– Детенышей не трогаем! – предупредил Быков. – Или сам тогда иди.

– Детенышей в обиду никто не даст. Гляди, как их оттирают на задний план.

Охотники углубились на пляж. Пространство перед ними пустело с каждым шагом. Только дерущиеся звери остались на месте, не замечая вторжения. Кровь и клочья шерсти летели от них во все стороны. Подскочив к ним, Быков изо всех сил огрел самца по загривку. Тот обернулся и издав яростный рев, бросился на обидчика.

Как выяснилось, ласты и десятки килограммов жира не мешали котикам развивать приличную скорость. Позабыв о стычке, оба самца преследовали охотников, пока не отогнали их метров на пятьдесят и еще долго вытягивали шеи и угрожающе вопили.

– Насколько я понимаю, мы собираемся глушить их ударами по голове, – сказал Быков. – Отличный план. За исключением той мелочи, что звери не подпустят нас вплотную… Да и не хотел бы я очутиться нос к носу с одним из котиков.

– Но раньше их только так и били. Матросы ходили по пляжу с дубинками и уничтожали их сотнями, тысячами.

– Я читал у Джека Лондона. Но матросов было много…

– Котиков тоже было куда больше.

– Значит, они были очень маленькие, – решил Быков.

Алекс не стал спорить.

– Возможно, – сказал он. – Но взгляни наверх. Там сидит и смотрит на нас Мод. Она надеется, что мы сегодня принесем ей еду. И ей сейчас очень холодно. Будем и дальше тут стоять?

– Пойдем, – решительно произнес Быков и двинулся прямо на одного из тех самцов, которые их преследовали.

Палица в его руке казалась слишком легкой и короткой, чтобы нанести смертельный удар, но взять другую было неоткуда.

Алекс шел в нескольких шагах рядом. Замысел состоял в том, чтобы приблизиться к котику с двух сторон, приведя его в замешательство.

– Подходим и лупим одновременно, – пробормотал Алекс. – Не дрейфь, Дима.

– Сам не дрейфь, Саша, – процедил Быков, каждое мгновение ощущая на себе взгляд Модести, наблюдающей за ними с обрыва.

Молодняк и самки разбегались, как только между ними и людьми оставалось метров пять. Но драчливый секач не только остался на месте, но и приподнялся на передних ластах, сделавшись еще грознее и крупнее. «Нужно его напугать, – подумал Быков, совсем позабывший о том, что явился сюда не для того, чтобы пугать котиков, а убивать их. – Нас двое, а он один. Должен же он испугаться».

В четырех или пяти шагах от котика Быков издал устрашающий клич и врезал железом по наледи. Вместо того, чтобы обратиться в бегство, самец кинулся на него, фырча и скаля острые белые зубы. Алекс нанес удар первым, и это был столь сильный удар, что зверь остановился, забыв о своем намерении атаковать. Быков тоже взмахнул железякой. Котик перехватил ее пастью и попытался вырвать из рук. На помощь пришел Алекс, орудуя палкой как боевой палицей. Не выдержав такого напора, зверь завизжал и неуклюже побежал прочь.