Текст книги "Киев – Москва. Расхождение"

Став Великим Князем Киевским, Андрей Боголюбский не почтил Киев личным местопребыванием. Он поставил наместника – младшего брата Глеба Юрьевича.

Киевская власть отделилась от места. А строго говоря – киевская власть перестала быть.

Часть шестая. Причины

Что произошло за полтора века со времен Владимира Красна Солнышка, киевского владыки единой державы?

Во-первых, стало несравненно больше князей.

Во-вторых, стало больше княжеств.

В-третьих, стала большей общая территория.

В-четвертых, стало больше людей.

В-пятых, стало больше городов, и они выросли.

В-шестых, стало больше посевных площадей.

В-седьмых, стали производить больше товаров.

В-восьмых, выросли обороты торговли.

В-девятых – итожим: держава стала гораздо богаче.

И в этой державе, ставшей богаче, мощнее и многочисленнее – стало быть, ВСЕ княжества стали многолюднее, мощнее и богаче. Больше пахарей и воинов, больше бояр и купцов, товаров и продуктов. И свои князья в городах, где сидели еще отцы и деды.

Княжества стали делаться самодостаточны. Что надо – самостоятельно закупали на стороне. Своя структура власти и производства, своя организация социума.

По мере роста, усиления и обогащения Руси – власть Киева над остальными княжествами естественно уменьшалась. Он делался не нужен. Натуральное хозяйство обеспечивало княжество всем необходимым. Предметы роскоши и редких ремесел закупались на стороне без всякого посредничества Киева. Княжеская дружина вкупе с боярскими и ополчением решала силовые вопросы.

Любое княжество предпочтет самостоятельность. Князь поступает к собственной выгоде. И человек, и социум всегда стремятся к своей максимальной значимости и свободе, это стремление имманентное.

Мощными регионами трудно управлять, особенно когда они полагают внешнее управление лишним, или уж тем более видят в нем вред.

Усиление регионов ослабляет власть центра в феодальном государстве с самодостаточными феодами.

Когда Олег убил Аскольда и Дира – он желал управлять новой страной самостоятельно и властвовать безраздельно.

Владимир Красно Солнышко полагал точно так же.

Ярослав Мудрый рассадил по всем княжествам сыновей и через то правил Русью.

Чем был Киев изначально для Руси рождающейся? Ставкой главных рэкетиров. Они снимали поборы со всех племен и народов, до кого могли дотянуться – но конкурентов к своему кормящему народу не подпускали.

А далее на деньги, вырученные от дани и проданных в рабство подданных, они закупали оружие и доспехи, наряды и дорогих коней, заводили музыкантов и шутов, украшали жилища. Появились купцы и ремесленники, священники и церкви, монастыри и летописцы.

Из Киева это все расходилось по стольным городам русских княжеств.

К функции рэкета прибавились функции центра культуры, идеологии, экономики и вооруженной силы.

То есть:

Киев был центром силы, стягивающей Русь воедино. Сопротивление – подавлять! Уход из-под киевской власти – пресекать! Непокорных – подчинять! Своим – давать в управление земли: по киевскому усмотрению и в киевском подчинении.

Железная киевская рука и оружие в ней – вот изначальная основа Руси.

Функция силового подчинения всей Руси Киеву.

Прочие аспекты единства – во вторую очередь.

В результате Первого крестового похода восточное побережье Средиземного моря было завоевано христианами. Около 1100 года на территории нынешнего Израиля, Ливана, побережья Сирии и части юга Турции были образованы государства: Иерусалимское королевство, княжества Антиохийское и Киликийское, графство Триполи, и примыкающее к ним графство Эдесское в верховьях Ефрата.

И практически вся торговля между Европой и Востоком пошла через них. Напрямую. Товарооборот увеличился в разы. Его обеспечивал итальянский торговый флот, а также мореходы Прованса и Каталонии. Европейские военные корабли получили новые базы и контролировали теперь Средиземноморье.

Константинополь, и без того ослабленный придвижением турок-сельджуков и десятилетиями войн с ними, стал отодвигаться от потока богатств; значение его падало.

Надобность в речном пути через Новгород и Киев резко сократилась.

Во-первых, из южных портов Европы были налажены разветвленные каналы сбыта по всей ее территории.

Во-вторых, с севера Европы морской путь через Гибралтар и Средиземное море обезопасился.

В-третьих, полностью морской путь избавлял от волоков и мелей, позволяя использовать гораздо более грузоподъемные суда.

В-четвертых, это избавляло торговцев от пошлин за речной проход через те же Новгород и Киев.

В-пятых, с понижением себестоимости товаров и повышением предложения цены снижались, что опять же стимулировало развитие именно морского пути.

(При этом – продолжал существовать Восточный речной путь: из Ладоги в Онегу – и через Белоозеро, по Волге через Булгар и в Каспий – шел товар напрямик в Хорезм, Хорасан, Мазандаран. А контролировало тот путь – княжество Ростово-Суздальское, позже оно Владимирское. Где Юрий Долгорукий сидел и после сын его Андрей Боголюбский.)

…Этот источник богатства Киева, важнейшего торгового центра, изначальный и один из главных, иссяк. Что имело неизбежное значение.

Евреи на Руси появились в X–XI веках, расселяясь в западном направлении за пределы Хазарии, а затем – после ее падения. Такова точка зрения большинства историков. О проживании евреев в Киеве уже в Х веке свидетельствует письменный источник.

В XI веке еврейские общины существовали в Чернигове, Смоленске, на Волыни.

В Киеве были Жидовские Ворота, Жидовский квартал. А из главного – занимались евреи торговлей и ростовщичеством. Еврейские купцы уже веками путешествовали с товарами из Европы на Восток и обратно: Киев был важным торговым пунктом и транспортным узлом, и с тех путей заморской торговли немало наживался. Что же касается ростовщичества, то христианством оно запрещено (насмешите этим современного банкира). Но евреям священное Пятикнижие указывает так: «…иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай рост…» (Второзаконие, 23:20.)

Характер ростовщичества в Киеве можно себе представить уже по факту обращения Митрополита Никифора с осуждением ростовщиков – за год до знаменитых беспорядков 1113 года.

И вот когда в том году умер Киевский Князь Святополк Изяславич, жестокий и бессовестно корыстолюбивый – в Киеве произошел бунт: страх схлынул, страсти вырвались. Разгромили двор княжеского тысяцкого – и бросились на дома богачей, купцов и жидовский квартал, обитель ростовщиков. «Многих жидов побили». Евреи заперлись в большой Киевской синагоге, выдерживая осаду. Тогда и взмолила верхушка Киева к Владимиру Мономаху: приди на княжение, не остановить иначе, горе городу, и бояр разграбят, и церкви.

Непосредственно перед въездом в Киев Мономах с приближенными совещался в местечке Берестово, княжеской резиденции под Киевом. Результатом совещания явился «Устав о резах» (ссудных процентах), который позднее включили в «Устав Владимира Мономаха», т. е. II часть Пространной редакции «Русской правды». Устав ограничивал ссудный процент примерно 40 % в треть года, и по взимании его трех раз взаимодавец лишался права требовать назад основную сумму (так как уже получил 120 %). (Цифры примерные, потому что гривна содержала от 10 до 25 кун в зависимости от времени и места, а ссудный процент ограничивался суммой в 10 кун с гривны.) (Не удержаться: процент чудовищный! Это каковы должны быть торговые прибыли, чтобы отдавать его?!)

Это ограничение ростовщичества явилось одним из средств прекращения бунта.

Но дальше следует вещь еще более интересная.

Через несколько месяцев после Киевского вокняжения Мономах собрал князей (всех, не всех, история умалчивает) в Выдобыче, также местечке под Киевом. Где по итогам совещаний и размышлений порешили:

«Ныне из всей Русской земли всех жидов со всем их имением выслать и впредь не впускать; а если тайно войдут, вольно их грабить и убивать». О чем все города были извещены. Но многих уезжавших по своеволию грабили и убивали.

Сведения эти из «Истории» Василия Татищева, ссылок он как правило не давал. Одни полагают, что так все и было. Другие предъявляют письма и мемуары, свидетельствующие, что и после 1113 года конкретные евреи на Руси жили. И даже раввины, а уж это означает, что не одиночки, а были общины.

Вероятно, следует учесть, что «суровость русских законов возмещается необязательностью их исполнения». Кого-то подкупили. Кому-то из сильных мира сего понадобились деньги. Кому-то дали отсрочку. Кто-то сумел стать нужным.

Однако, суммируя все источники, можно сделать вывод, что процветать киевские евреи перестали, и значительно сократились как их деятельность, так и численность.

А вот это дурной симптом. Евреи – это лакмусова бумажка благополучия государства, старое наблюдение. С одной стороны, их исход обозначает ухудшение ситуации. С другой стороны, их изгнание неизменно ухудшает ситуацию. С ними уходит часть социальной энергии, свойственной евреям в максимальной степени среди всех народов. Часть экономической активности и предприимчивости. Понижается градус общей деятельности. Естественно и неизбежно это сказывается на успешности и благополучии города/страны.

Ростовщики отвратительны, но деньги необходимы. Торговля и интеллектуальный потенциал – это капитал державы.

Евреи изымались из Киева, где они уже ассимилировали, впитываясь в «большой народ»: кому позволяли средства – предпочитали селиться в престижных кварталах среди христиан; их соблюдение религиозных предписаний не мешало тому, что они говорили и на языке большого народа, и в обиходе следовали его обычаям.

…Вся эта еврейская история, случилась она в большей или меньшей степени, на пользу Киеву не пошла, но начертился еще один минус.

К 1169 году собственно Киевское княжество, владения Киевского престола, постоянно сокращалось, съеживаясь, как шагреневая кожа.

В 1154 году обособилась Волынь. В 1157 – Переяславль. В 1162 – Туров.

Затем один за другим стали отваливаться Вышгород, Белгород, Овруч, Канев, Торческ, Треполь.

От Киевского княжества в узком смысле слова осталась сравнительно небольшая территория – правда, густо населенная, со многими малыми городами и земельными угодьями на богатых черноземах.

И еще – Олешье: небольшой эксклав у Черного моря, охватывающий устье Днепра и Бугский лиман, центром которого и сутью был порт на Днепре, важный торговый и транспортный узел. Через него держалось сообщение с Византией, Крымом, и через Азов-Дон-Волгу – с Каспием, воротами Востока.

Когда в 1147 году Изяслав Мстиславич без ведома и согласия Вселенской Патриархии в Константинополе самочинно учредил Митрополита Киевского и Всея Руси Климента Смолятича, он плохо понимал, что делает, и неверно оценивал свои силы. То есть понимал он хорошо, но очень коротко, если понятен такой оборот. Еще понятнее: он мыслил тактически, на перспективу от минимум завтрашнего дня до максимум своей смерти. А было ему тогда около пятидесяти, что считалось почтенным. И жизни было ему отмерено семь лет, но из Киева его турнули через год. Хотя он вернется. И опять турнут. И опять вернется.

Это называется «короткий горизонт планирования». Изяслав продвигал мысль о самостоятельности Киевской Метрополии и независимости от Византии. Однако фактически это означало подчинение Митрополита Киевскому Князю. Что отлично понимали епископы. И отнюдь не приходили в восторг. И князья, и все русское боярство также не могло не понимать истинных мотивов Изяслава. Что отнюдь не способствовало духовному единению народа.

А Климента признают не все епископы, и начнется церковный раскол и религиозный кризис. И Господин Великий Новгород не признает Климента, и Суздальская земля, и дух народа будет в смущении. Что не есть хорошо для Киева как духовного центра Руси.

Климент в своих богослужениях не поминал Константинопольского Патриарха – а это, согласно традициям православной церковной практики, означало отказ от признания духовного авторитета и административного верховенства Вселенской Патриархии. С одной стороны – церковная самостоятельность. С другой стороны – плевок в руку вскормившую и поставившую.

Так что пребывал Климент под рукой Киевского Князя, сопровождая его повсюду ради собственной безопасности, а также главенствуя в богослужениях повсюду, где приходилось бывать. Приучая народ к своему митрополитству. В чем мало преуспел.

После смерти своего покровителя, Князя Киевского Изяслава Мстиславича в 1154 году, Климент оставил митрополичью кафедру и съехал из Киева во Владимир-Волынский к князю Мстиславу Изяславичу, его сыну. Юрий Долгорукий просил и получил из Константинополя Константина митрополита (простите невольную тавтологию), который его пережил (на пару лет).

Внимание – сейчас будет интересно.

После недолго продержавшегося Великим князем Изяслава Давыдовича в Киев вселился с Волыни молодой и нахрапистый Мстислав Изяславич – а для прочности положения взял в «старшие соправители» дядю – Ростислава Мстиславича (сын Мстислава Владимировича и внук Владимира Мономаха – в этих бесконечных Мстиславах-Изяславах-Святославах сам черт ногу сломит, уточнения категорически необходимы). Образовался «дуумвират». И запел дуэт. Церковное песнопение.

Ростислав-дядя говорит, что митрополитом мы оставляем, естественно, Константина. Он поставлен Патриархом, его фигура не вызывает сомнений, о чем речь.

Мстислав-племянник говорит: этого поганца? который проклял моего покойного батюшку? никогда! Митрополита мы вернем, что отец поставил: зовем назад Климента Смолятича, нашего, русского, тем более он нам обязан, а это полезно.

От греха подальше Константин сбегает в Чернигов и сидит там очень тихо. От буйного сына проклятого князя-еретика всего ожидать можно, тут и подальше Чернигова сбежишь.

Дядя говорит племяннику: тебе мало приключений на свою голову? Опять раскол хочешь? Еще огрести решил?

Племянник говорит: да ведь проклятие накладывается – оно до какого колена действует? И ты хочешь – мне это? Ты вспомни: тебя кто сюда звал и на престол сажал? Или с Константином жить будешь?

Пока они препирались, Константин помог им решить эту дилемму: умер.

И тогда они чин чином обратились в Константинополь. Там, как вы понимаете, это известие вызвало радость: освободилась вакансия митрополита, а такое повышение в должности одного – влечет за собой целую цепочку повышений служителей нижестоящих.

В Киев приехал митрополит Феодор и через два года умер.

Тогда Мстислав убедил Ростислава: отношения с Константинополем восстановлены, пишем с почтением Вселенскому Патриарху – просим нашего митрополита Климента утвердить. И кругом все довольны.

На это приходит им ответ возмущенный и категорический.

Но в Константинополе готовых рвануть в митрополиты на старте – неисчерпаемо. И в Киев приезжает митрополит Иоанн. Заметьте: уже Иоанн IV. Но хоть он был и четвертый, а через два года тоже умер.

Ростислав известил Патриарха, что терпел такое его небрежение к мнению Великого Князя в последний раз, и только благодаря личному ходатайству Императора; но уж больше не потерпит!

И оказался потерпевшим – потерпел: а куда денешься. В 1167 году в Киев явился митрополит Константин. Это уже Константин II. Первый, как вы помните, умер.

…Нетрудно понять, что все эти скачки митрополитов, дубль-митрополиты, мелькание лиц и имен, препирательства Киевских князей с Константинополем и друг с другом по кандидатурам, конкурс лояльности и репутаций – несколько порочили реноме Киева как духовного и идеологического центра. Неоспоримая святость Митрополита Киевского приобрела оттенок пародии. Какая-то административная чехарда, мешающая внимать благодати.

К 1169 году авторитет и значение Киева как духовного центра Руси сильно снизился. Митрополит как навершие и неотменимая главная фигура всего церковного института – сутью и содержанием уже не являлся критерием истинной духовности и веры, носителем Горнего Света. Уже и без него Киевские князья годами сидели, и один митрополит другого проклинал, и одни строго на Константинополь ориентировались, а другие без него хотели молиться и служить.

Христианский, православный стержень и опора Святой Веры – в Киеве как символе и местоположении его перестал быть таковым.

К этому необходимо добавить:

– По преданию, Владимирскую икону Божьей Матери, старейшую из сохранившихся русских икон, написал Евангелист Лука. Из Иерусалима она попала в Константинополь, и около 1130 года была привезена митрополитом Михаилом князю Мстиславу Великому в Киев.

Икона находилась в монастыре Вышгорода, близ Киева. Юрий Долгорукий, утвердившись как Киевский Князь, посадил княжить Вышгородом сына Андрея. В 1155 году Андрей, будущий Боголюбский, самовольно покинул Вышгород, похитив при этом икону. Вначале он держал ее в своей резиденции, селе Боголюбово под Владимиром. А после окончания строительства Успенского храма в столице княжества, Владимире, икона разместилась там – и стала главной святыней Владимирского княжества.

– В погроме и разграблении после штурма 1169 года были вывезены иконы и книги из храмов и монастырей, не пощадили Святую Софию и Десятинную церковь. Забирали драгоценные церковные облачения, увозили даже колокола, многие церкви сожгли. Уходя, зажгли и деревянные стены Киева – что имело скорее символическое значение: предание града огню…

Киев потерял множество знаков и символов веры, каковое значение и имеет вся церковная утварь.

– Погром и разграбление 1203 года повторили события 1169 в сильно увеличенном масштабе.

Киев как столица лишался предметного, вещественного наполнения своей святости, своего духовного значения. Лишался материальных знаков своего над-материального смысла. Разрушение ритуальных символов делает невозможным ритуал – и место бывшего вмещения этих символов исчезает как символ святости в целом.

Вот как следует понимать уничтожение святынь. Без былых святынь – быть месту пусту.

Не может быть ничего более обычного и понятного, чем борьба окрепших феодалов против сюзерена. За свои права, значимость, свободу и могущество.

Короля можно свергнуть, поставить другого и установить новый порядок, ограничивающий его власть и увеличивающий власть феодалов.

Можно силой навязать королю новый порядок, ограничивающий его права и защищающий права феодалов, не изменяя государственную структуру. Так появляется «Великая Хартия Вольностей».

Можно казнить короля, отменить монархию и установить феодальную или парламентскую республику. То есть сменить государственное устройство.

Может быть схватка феодалов за то, кто будет королем.

Но с местом Великого Князя Киевского дело обстояло сложнее; и интереснее.

Сначала в борьбе братьев за Киев все решала сила.

Затем ввели лествичное право: лучшие места, начиная с Киева, занимаются рюриковичами в порядке старшинства.

И нарушили его: изгнали Изяслава Ярославича, призвали Всеслава Чародея, потом пришли братья Изяслава… и так далее вам уже известное.

Потом приняли отчинное право: каждый князь занимает стол своего отца – княжество закрепляется за потомками одного предка.

И уже после этого – нарушили оба закона, создав опаснейший прецедент, в конце концов ввергший Русь в кровавые междоусобицы и разрушивший ее как державу: Киев призвал Владимира Мономаха. Всерьез и надолго. И не по старшинству, и не по отчине. А потому что захотели и порешили так: Мономах был лучшим. Сильным, умным, решительным и умелым.

Лучший умер, а прецедент остался. Обычное дело.

И осмелевший Киев, уверовав в свою силу и значимость, влияние и важность – продолжил понравившуюся практику. Князя могли принять – а могли изгнать и звать другого.

Киевское боярство и верхушка администрации фактически стали сами решать: кого звать в князья в зависимости от своего мнения, кто им полезнее и больше подходит.

Но. Поскольку «старый порядок» главенства Киева продолжал жить в умах Руси как архетип государственного устройства. Поскольку влияние Киева на прочие княжества все еще сохранялось – как сохраняется вековое влияние поста, должности, начальственного места. Поскольку в Киеве держал кафедру Митрополит и рукополагал епископов, возглавляя церковь на Руси. Поскольку Киев продолжал контролировать выход в Черное море, Крым и Константинополь. И многолюдное княжество обогащало князя выше прочих. То:

Киевское боярство и начальные люди фактически обладали огромной властью на Руси. Суть:

Они ставили Великих Киевских Князей. И эти князья получали большие возможности: богатые прибыли, власть над рядом княжеств, титул как символ высшей власти над прочими князьями, возможности сажать своих сыновей на выгодные столы.

Естественно, они наживали врагов. Князь, полагавший себя более достойным Киевского стола, чем призванный Киевом, – ненавидел их за узурпацию своего права. Но и прочие князья – должны были ненавидеть киевское боярство как людей сословия ниже княжеского, которое присвоило себе право выше княжеских законов: кому сидеть в Киеве.

Эта боярская олигархическая республика Киева, ставящая князей по своему усмотрению, не могла существовать бесконечно и безнаказанно.

Рано или поздно терпение князей должно было лопнуть. Обнаглевшим вконец киевским боярам следовало показать, кто здесь главный. И примерно наказать – чтоб в веках неповадно было.