Текст книги "Все о жизни"

Это относится к неудачам в любви, сексе, карьере, деньгах, да в чем угодно. В любой такой неудаче нетрудно определить «точки расхождения путей», где человек свободно и добровольно, повинуясь настроению и «бесу, толкающему под ребро» (которого можно иначе назвать истинной подсознательной потребностью) совершал свой выбор в пользу «неудачи»: хамил начальнику, отступался от борьбы с коллегой-жуликом, отпускал тормоза любви навстречу явной заурядности, или сволочи, или импотенту, – потому что на самом деле ему было потребно страдать и обрести «неудачу», чтоб подтвердить свое ожидание и успокоиться в горько-сладком сознании правоты своих представлений о себе и своей жизни.

Такую неудачливость можно считать боязнью удачливости: ибо человек ощущает трудность удержания удачи и неуверен в своих силах и возможностях удержать ее.

Подсознательное стремление к неудачливости свойственно многим – в разной степени, естественно. Это стремление к интравертному решению проблемы: «скатиться в яму», т. е. в такое положение, где уже спокойно и ниже не скатишься, и бороться постоянно не надо.

Это далеко не факт, что человек делает все лично от него зависящее, чтоб добиться желаемой цели. И не делает не просто по лени, или трусости, или недостатку энергии. Нередко у человека происходит просто не то «затмение мозгов», не то «затмение чувств», и он совершает шаги не просто неадекватные – но логически не объяснимые, противорациональные, противоречащие собственным желаниям и интересам. Это сродни искушению (см. «Искушение»).

Помпей не должен был проиграть битву при Фарсале. Войск у него было больше, и он – Гней Помпей Великий, храбрый старый солдат и опытный полководец – умел выигрывать сражения не хуже Цезаря. Но в решающий момент битвы он впал в странное оцепенение, в безвольную бездеятельность, прекратил управление войсками и стал тупо ждать конца. Чего и дождался. Цезарь был не из тех, кто упускает свой шанс.

Прошло несколько лет – и великий мудрый Цезарь буквально за шиворот приволок себя в сенат под кинжалы заговорщиков. Он был неоднократно предупрежден о заговоре и опасности, «бойся мартовских ид» – это вошло в присказку. Он знал римские нравы насквозь, у него были все средства обеспечить свою безопасность: он словно нарочно отказался от любых, элементарных мер безопасности.

Наполеон был храбр, но отнюдь не безрассуден. Начиная с 1809 года, как отмечала свита, он буквально лез под ядра, находясь под огнем безо всякой надобности. Противоречить императору было трудновато; генералы сошлись на том, что он поискивает смерти в бою. Смерть могла снять великие и неразрешимые противоречия, неодолимость которых Наполеон уже осознавал: он хотел слишком многого, и был не в силах ни исполнить все свои титанические планы, ни отказаться от них.

Любому, кто пускался в тяжелые предприятия, знакома животная тоска, в какие-то миги, предшествующие решительным шагам, охватывающая слабостью все существо: желание спрятаться, избежать ситуации, оттянуть время решительного шага. Хотя сам всего хотел и продолжает хотеть. Нет, это случается далеко не всегда, но и вовсе без этого никогда не обходится.

Это вроде тоски солдат в какой-то момент времени перед решающим боем – даже если они хотят боя и уверены в победе, и даже в том, что выживут, тоже могут быть уверены! – а все равно…

То есть. Вот у человека есть сильное желание и осознанная цель. Это требует усилий и действий. Есть и вера, и надежда, и силы. И вот подходит время конкретного серьезного действия. И человек готов действовать, он давно готовился. И вдруг в нем возникает летучая тень слабости и желания избежать ситуации; при том, что ситуация ему понятна и желанна.

Это желание избежать борьбы с жизнью, трудностей, риска.

Это сродни страху актера перед спектаклем или студента перед экзаменом. Все в порядке! – а все равно нервы взвинчены, и легкая тоска в животе. Почему? – даже в том случае, когда ничем не рискуешь, ничего не потеряешь.

Вот сидит бригада работяг – приехали на заработки, хотят работы и денег. Ждут, когда первый плот на реке покажется. Почему это невинное рабочее ожидание томительно людям, и когда таки показывается первый плот – деньги же плывут! – тоска толкается в желудке, и вместо радости – не то робость, не то желание, чтоб подольше не было этого плота: короче, стремление потянуть ситуацию, в которой пока можно ничего не предпринимать.

Это относится к первому приходу на новую работу, к переезду в новый город. Оттенок страха, робости, неуверенности, тоски, желания отодвинуть новую ситуацию.

Вот эта новизна многих ситуаций воспринимается человеком двояко. С одной стороны, он сознательно хочет. С другой стороны, он подсознательно побаивается, даже если ему видится и понимается, что бояться ну решительно же нечего. Чего он боится? Или спросим иначе: что вызывает у него отрицательные эмоции, нежелание?

Первое. Новизна грядущей ситуации означает неопределенность. Никогда нельзя знать заранее всех подробностей, неизвестно какие вылезут неожиданности и случайности, надо быть готовым к чему угодно. Раз толком не знаешь еще, к чему, – ну так к чему угодно. Напряжение неопределенности велико потому, что неопределенность может потребовать всех твоих сил без остатка, и еще мало будет.

Неопределенность подступившего, но еще не наступившего – это вроде наступления привидения: не знаешь, чего от него ждать и как в случае опасности бороться и спасаться. Поэтому привидение страшнее любого реального врага.

Перед неопределенностью человек беспомощен и беззащитен: есть возможность нежелательных и неопределимых событий, но защититься от них невозможно: не знаешь миг, когда потребуются от тебя действия, не знаешь конкретных размеров и направлений опасности. А быть защищенным от всего на свете в любой миг – никак не возможно.

Поэтому состояние неопределенности человек переносит до крайности плохо. Его нервная система пытается полностью мобилизоваться, чтоб быть в любой момент готовой ко всему – и очень быстро измучивается, устает. И вот человек уже готов даже к самому плохому исходу – потому что лучше один самый плохой, чем в каждый миг возможность любого из плохих. Как удачно выразился Мольтке-старший, «лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас конца».

Разрушительную силу неопределенности во все времена хорошо знали следователи, «разминая» подследственных до полной утери воли и инстинкта самосохранения. Размолотый неопределенностью человек сплошь и рядом кончал с собой, не в силах выдержать этой пытки – пытки ожиданием чего угодно в любой миг.

Таким образом. Стремясь к какой-то цели. Человек втягивает себя. В цепь ситуаций. Неопределенность которых ему тяжела и нежелательна. И он хотел бы ее избежать. Как сейчас, так и в будущем.

Начинающему лыжнику при спуске с горы трудно держать равновесие при каждый миг чуть меняющемся положении тела. И он сваливается раньше, чем мог бы. Он мог бы еще ехать, но эта постоянная неопределенность положения равновесия в каждый последующий миг достает его, и вестибуляр приказывает: к черту, мне очень трудно, хватит, падаем. Воля давит бессознательный голос вестибуляра, а привычка сильно уменьшает неопределенность, и через энное время лыжник будет в порядке.

Сходно и в жизни. Чтобы ехать, надо уметь заставить себя преодолеть трепет неопределенности – и тогда она перестанет быть неопределенностью, и даже наступит кайф езды: ты ведь сам хотел кататься. А можно безопасно свалиться на бок – и тем самым сразу разрешить ситуацию.

Консервативный инстинкт самосохранения велит избегать ситуаций, чреватых неопределенностью: живи тем, что уже есть сейчас, чтоб было спокойно и надежно. А стремление к максимальным ощущениям и максимальным действиям – велит действовать. И в результате человек, совершающий черт-те что в жизни, знаком и со страхом, и с тоской, – а все равно прет вперед и действует.

Но вот этот инстинкт самосохранения велит кратчайшим и прямейшим путем избегать неопределенных ситуаций: валиться на бок. Этот голос может быть неслышим – но он никуда не девается, знай себе зудит свое. Это вроде ультразвукового свистка для собаки: людям не слышно, а собака команды выполняет. Вот так и сознание всегда прислушивается к голосу «трусливого» инстинкта, велящего сидеть тихо в своей норе и не высовываться.

И человек вдруг начинает устраивать сам себе обломы – которых потом сам же себе не может объяснить. Он неожиданно хамит начальству, или под моральным предлогом отказывается от выгодного предложения, – и ломает себе карьеру. Он ищет поводов к ссоре с любимой девушкой. Или – вообще труднообъяснимо! – впадает в странную прострацию и с какой-то отчужденной горечью следит, как течение времени без всяких действий с его стороны складывает ситуацию так, что он уже избавлен от необходимости принимать ответственные решения и совершать решительные шаги: все рушится само собой.

Стремление к поражению как стремление к такой ситуации, в которой можно «отдохнуть», не напрягаться, продолжать жить на невысоком, но спокойном, известном, лишенном неопределенности и тем самым гарантированном от неожиданных опасностей и трудностей уровне. Стремление к покою кратчайшим и легчайшим путем. Стремление к предельному равновесию с окружающим миром.

Стремление к поражению как консерватизм инстинкта самосохранения: ничего не менять! пусть все будет как есть!

При этом крайнее выражение стремления к поражению – это стремление к самоубийству (см. «Самоубийство»): устроить ситуацию так, чтоб уже вовсе ничего не нужно было опасаться, вовсе ни для чего напрягаться не надо, равновесие с окружающей средой предельное. Снимаем энергетический излишек живого существа, и продолжаем без малейшего напряга продолжать существование в форме простого круговорота веществ в природе. Наконец-то полный покой и полная безопасность.

То есть. Любому человеку свойствен здоровый и охранительный консерватизм, который предостерегает его от всевозможных авантюр с сомнительным исходом, от опасных и трудных ситуаций, который велит сидеть тихо, не высовываться, не рисковать и беречь все силы. Предохранительная система.

И вот эта предохранительная система вмешивается во все наши действия – с разной степенью успеха и эффективности. Вмешивается «снизу», с уровня инстинкта, через подсознание. Она командует: «Сократись! Делай меньше! Осади назад! Не нужно тебе этого!»

И человек начинает конструировать себе поражение, не осознавая что это его собственные, добровольные и самостоятельные, шаги – рушат цель, которую он сам себе поставил.

Таков основной аспект. Избежать огромности неопределенной возможности грядущего поражения тем, что сразу, быстро и самому устроить себе конкретное поражение – и тем покончить с мучительной ситуацией ожидания и готовности черт-те к чему.

Есть еще аспекты. Вот человек вдевается в какое-то большое предприятие. И все поначалу идет хорошо, даже – отлично! Пахнет верхом успеха, о котором он только мечтал! И тут интуиция говорит ему: «Не верю. Это слишком. Вряд ли. Да нет, не будет этого». Интуиция говорит ему: «Ты не потянешь. Это не твой уровень успеха. Сам чувствуешь, верно?»

Слушайте – все есть, все слагаемые успеха: и личные данные, и стечение обстоятельств, и качество делаемого им дела. Но. Пройдет время, и человек убедится: да, в том же месте успеха достигли люди менее способные и подходящие, и не в лучших условиях. Что было? Это можно назвать заниженной самооценкой, можно – неадекватной оценкой ситуации, можно – неуверенностью в себе и своих силах. Единственное, чего бедолаге не хватало – умения дожимать ситуацию, верить в себя, переть вперед безрассудно, тем более что все складывалось в его пользу.

Но. Он вдруг начинает совершать неадекватные, необъяснимые поступки. Он начинает выдвигать какие-то странные, глупые, неожиданные условия. Он вдруг по «необъяснимому внутреннему импульсу» нарушает сроки. Медлит, когда надо срочно действовать. По странной робости перепускает кого-то вперед себя, объясняя себе это своей моральностью. А фактически – он ищет поводов к поражению.

Зачем ему поражение? Для спокойствия. Какого спокойствия, он же потом всю жизнь будет страдать? Будет. Что с того. Он полагал, что все равно «не потянет уровень победы» – не выдержит, сверзится с вершины, слишком трудно это для него.

Он боялся своей победы. Хотел, мечтал, стремился – но это пахло таким количеством постоянных трудностей и беспокойств, что он предпочел свалиться на бок и прекратить головокружительную езду. Его нервная система потребовала равновесия с окружающей средой на более низком уровне.

И еще один аспект. Стремление к страданию. Многие люди стремятся к поражению – вроде как чем-то на всю жизнь огорченный человек (а кто ж ничем не огорчен?..) в воображении присутствует на собственных похоронах: он уже умер, теперь все хорошо и спокойно, процессия, венки, его все любят, ну – сожалеют хотя бы, понимают ценность его достоинств: такой отрадный и в горечи сладкий трагизм. С высот жизни и здоровья приятно щекочет нервы и бередит чувства такая картина.

Вот так и с высот еще возможной и даже наклевывающейся удачи отрадно – горько! сладко! остро! отрадно! – вообразить себе всю глубину своего поражения: зато все в жизни познал, много перестрадал и перечувствовал, что-то в этом очень значительное и манкое ощущается. В мыслях и чувствах уже всего достиг и все потерял, всем насладился и от всего перестрадал: огромную и богатую жизнь прожил… хорошо.

И бес толкает под ребро: давай! давай! сделай, чтоб так оно и было! И делает. Оно и спокойно, и надежно, и отрадно, и богато для мыслей и чувств.

Если мы посмотрим на тех, кто долез в жизни до самых вершин, то без труда убедимся, что за редчайшими исключениями не отличаются сверхудачники и сверхпобедители ничем незаурядным, кроме огромного самомнения, нерассуждающей уверенности в своих возможностях, неотклонимой последовательности в спокойных шагах к цели. Да, неглупы, работоспособны, упорны, но таких немало. Победителей же отличает то, что они абсолютно не хотят поражений. Они делают для победы все, для поражения – ничего.

Пока не дойдут до вершины – они раздражают людей своей наглостью, безапелляционностью, самоуверенностью, отсутствием сомнений в правильности своих суждений и действий. Ясное дело, таких людей меньшинство. Это та цельность, которая граничит с тупостью чувств.

И – и – вспомните теперь о Цезаре и Наполеоне. Добравшись до самого верха и полностью реализовав свои притязания, они впадают (синдром достигнутой цели) в некоторую растерянность: а что теперь? Где великая цель, к чему прилагать все силы? Это не машины для жизни на вершине – это машины для достижения вершины. А поскольку с вершины все тропы ведут вниз – они начинают стремиться к поражению: ибо только в поражении могут обрести то максимальное действие, которое требуется их мощным натурам. В победе они уже обрели все возможное и мыслимое.

Избранники богов умирают рано – да, но по своей собственной воле, даже если не сознают ее.

Резюме хочется вынести, хотя уже и так все понятно. Стремление к поражению – это стремление свалиться набок, чтоб не тяпнуться со всей скорости и избавить себя от мучительного и рискованного труда лететь по круче; а лететь все-таки хочется, натура требует самореализации и самоутверждения.

Дело ведь не в самих наркотиках. Дело в том, что определяет пристрастие людей к наркотикам.

С одной стороны, наркотики понимаются как безусловное зло. И все государства стараются как-то бороться с этим злом, на уровнях законодательном и исполнительном. Разброс в принимаемых мерах громадный. В Таиланде даже за небольшое количество наркотика предают смертной казни, а в гуманных Нидерландах хранение одной-нескольких доз прощается по статье «для личного употребления», и наркоманы могут получить в аптеках бесплатно одноразовые шприцы – во избежание распространения СПИДа.

Представляется, что искоренение наркомании должно носить беспощадные, хирургические меры. Хорошо бы применять тут те меры, которые некогда в СССР носили благородное название «высшая мера социальной защиты»; а в явных и злостных случаях даже без суда и следствия. Нет? Торговец «тяжелыми» наркотиками – это убийца. Профессиональный киллер. Он несет смерть многим людям, действует сознательно и с заранее обдуманным намерением, по предварительному сговору с другими лицами, из корыстных побуждений с целью получения материальной выгоды. Умершие от наркотиков люди, как правило молодые – это его работа. А также мафии в целом – тех, кто наркотик выращивает, собирает, перерабатывает, охраняет, производит. Бизнес на смерти. Профессия: групповое убийство.

Если убрать из уголовных кодексов разных стран специально выделенные статьи за наркотики, и пускать виновных по общим статьям за участие в умышленном убийстве – это ведь будет вполне правильно по смыслу и корректно юридически. Нет?

Увы: гуманный современный «белый мир» ужасно заботится о человеке отдельно взятом – сплошь и рядом во вред людям вообще. Как можно объявить наркобизнес вообще вне закона!! Какое варварство!! Чтоб каждый мог пристрелить наркодельца как бешеную собаку – и еще быть довольным, что выполнил свой гражданский долг!.. Мракобесие. А произвол, ошибки, невинные жертвы, ожесточение нравов, беззаконие – ужас, какой регресс! Черт с вами, жертвуйте своему «гуманизьму» миллионы юных жертв, миллионы несостоявшихся жизней, родительское горе и астрономические суммы из карманов честных граждан, которые идут на «цивилизованную» борьбу с наркотиками и лечение наркоманов.

Сегодня мы имеем практическое бессилие государства перед наркобизнесом. Тем хуже для честных людей.

Кому это выгодно – кроме нарколобби? Юристам, наркологам и распорядителям разнообразных фондов, которые на этом кормятся, получают зарплаты, гонорары и разные субсидии, чувствуют себя людьми. И идиотам-«гуманисьтам», которые задвигают в жизнь свои прекраснодушные идеи, не желая понимать, что тем самым губят свой мир – они этого в принципе не могут понять, потому что по устройству своему они оппозиционеры: они реализуются через действия по изменению мира, как и все люди, – ну, вот среди прочих обязательно найдутся и те, кто хочет изменять его в сторону такого «сверхгуманизма».

Короче, я проповедую поголовный и безоговорочный отстрел всех причастных к наркобизнесу. Руки у меня, конечно, коротковаты, но простите, ребята, думаю что вы сами понимаете человеческую справедливость моих взглядов, которые я сейчас открыто излагаю, пользуясь той самой свободой, которую вы используете с гораздо большей выгодой для себя – хотя и с большим риском.

Да. Но это только одна сторона вопроса. В самом крайнем случае отстрелять ребят недолго. Главное горе в том, что спрос рождает предложение. А спрос растет (не считая даже тот спрос, который формирует наркомафия, втягивая новые жертвы). Можно перекрыть героин, кокаин, морфин, опиум и ЛСД. Перешлепать подпольных химиков, синтезирующих новые наркотики. Запретить кодеин вообще. Уничтожить коноплю как вид и вычеркнуть несчастное растение, столь полезное многие века в канатно-веревочной промышленности, из Красной книги. Вместе с маком. Кондитеры перебьются. Но как быть с эфиром, ацетоном, бензином, быстросохнущими клеями, дихлофосом и массой прочих, неожиданных до дикости, веществ, которые новоявленные эдисоны от наркомании приспосабливают колоть, глотать и нюхать с целью ловли вожделенного кайфа?..

Люди хотят ощущений. Сильных и приятных. Которых не получают иными образами в своей повседневной жизни. Каковая жизнь им недостаточно интересна, недостаточно удовлетворяет. В ней мало труда, мало напряжений, мало смысла. Молодежь томится скукой. Молодежи нечего делать. Молодежь бесится с жиру.

Так что ж ее, всю отправить в казармы и заставить маршировать строем, что ли?!

Слушайте. Молодежь была всегда (оцените оригинальность наблюдения). Энергия из нее перла всегда. Всегда она озорничала, хулиганила, норовила отрицать ценности старшего поколения и явить собственную «инакость», – и искала, чем бы заняться. А также пила, дралась и прелюбодействовала. Бесилась в свой срок. Но ведь никогда же не было такой массовой и губительной наркомании!

Опий-сырец, сок и масло эфедры, настой беладонны и прочие природные наркотики известны с глубокой древности. А наркоманов практически не было. (Не средневековые же ведьмовские процессы к наркомании приписывать в связи с беладонной.)

Взглянем на объективный процесс на уровне социальном. Нет необходимости тяжело трудиться, чтобы жить. Можно ни хрена не делать и все равно быть сытым, одетым и иметь какую-никакую крышу над головой. Для подавляющего большинства людей это большое зло. Человек интеллектуальный, духовно развитой, мыслящий – досугу только радуется. У него много интересов, он всегда найдет себе занятия, ему всегда есть что делать – он личность, «индивидуальность». Он только и мечтает иметь постоянный доход – тогда можно всецело предаться тому, чем хочется заниматься. Но человека не шибко развитого излишек досуга (сверх того, который восстанавливает силы для труда и дает наслаждение самим отдыхом) приводит в растерянность и скуку. Что делать?..

Можно удариться в потребительство. Дом, мебель, машины, всякие вещи. И на фига ради этого ломать горб, справедливо полагает молодой? Смысла не видно.

Можно «убить время» (класс! уничтожить часть своей жизни, потому что не знаешь, что с ней делать) в играх. Карты, биллиард, теннис, гольф. Но как необязательно это все – и тоже бессмысленно.

Можно завести себе хобби. Коллекционировать марки или пуговицы от кальсон. Кайф.

Можно «сотворить себе кумира» и стать фанатом – хоть футбольной команды, хоть рок-певца. Тоже от не хрен делать.

А можно нажираться с приятелями. Классический и самый простой русский вариант. Хряпнул – вот ты и при деле, проблема снята.

Когда белый человек не «добывает хлеб свой в поте лица своего» – это нарушение Божьего указа выходит ему боком. Лежать на боку вредно для его психического здоровья. Ему пахать надобно, тогда он в порядке. Но на хрена ж пахать, если и без этого можно неплохо обойтись?!

А ощущения, напряжения чувств – потребны, особенно в молодости. Сытость, безделье, свобода – вкупе с отсутствием большой общей цели, с деидеологизацией общества – толкают подростков к наркомании.

Воспитатели и родители пытаются как-то исправлять положение: всякие скаутские отряды, кружки натуралистов, умелые руки и быстрые спортсменские ноги и т. п. Это, конечно, хорошо и полезно. Но – искусственно, не обязательно, обходимо. И на массовом уровне результата давать не может. И не дает. Педагоги из сил выбиваются, жизни отдают – а наркомания растет.

Раньше чего было? Сызмальства помогали по дому и в работе. В школе раздавал затрещины учитель, сек розгами сторож или швейцар, дома что не так – брался за воспитующий ремень родитель. И вообще жить было трудно. Фиг тебе пенсия, социальное пособие и бесплатная медицина. Выживали труженики. Бездельники сливались в тюрьмы, леса, подвалы – вымирали. А сейчас бездельник издевается над тружеником, за счет которого живет на свои пособия и бесплатные раздачи чего ни попадя. Так чего бы не ширнуться, колесико не накатить?

Короче, смысл «Домостроя» был не так плох. Заставлять работать, пороть и держать в строгости. Но – если это не является социальной необходимостью, ничего из такой реанимации «строгого воспитания» не выйдет. Искусственность не проходит. В коробке передач Истории, по милости Конструктора, заднего хода нет.

Однако. Если не закрутить молодежи гайки, если не вынудить ее работать – не для воспитания, а из жестокой необходимости – добра не будет. Слишком хорошо – это плохо.

Да ничего не выйдет. Производительность труда растет. Трудиться молодежи в общем незачем. Клинический прогноз – неблагоприятный.

На уровне же более общем, историческом, энергетическом, мы имеем вот что. Наркомания, СПИД и снижение рождаемости – это явления одного порядка. Объективные явления. Человечество посредством своего разума слишком активно переделывает и преобразует мир. Слишком – в том смысле, что естественная реакция Природы делается явной: растет сопротивление окружающей среды. Это нормально. Та же макрофизика. Действие рождает противодействие. Человечество, которое со все возрастающей скоростью энергопреобразует мир, испытывает противодавление со стороны мира – мир «пригашает», «размазывает» таран человечества, и это прежде всего сказывается на уменьшении миром прямой, биологической энергии человечества. Ты продолжаешь размножаться, переть, давить? Я буду выключать из действия твоих детей, буду тебя биологически, численно, уменьшать; ты будешь расходоваться на их лечение и содержание, они не подхватят в таком количестве твою эстафету. Ты взял слишком круто к ветру – я буду тормозить тебя биологическим регрессом. Ах, ты умный, машин понастроил, в одиночку горы сворачиваешь? Так я сделаю, что и одиночек меньше будет.

Примерно в таком духе. Предохранительный клапан. Сброс части энергии вхолостую.

Понятно ли?

По мере наращивания массы предмета и увеличения его скорости – каждое дальнейшее увеличение массы и скорости требует все большего увеличения энергии, все больших ее затрат. Ажурное насекомое и массивный слон. Прогрессирующий расход бензина на больших скоростях. Кубическая прогрессия утяжеления конструкций с ростом линейных размеров. Вот приблизительные аналогии.

Со все меньшими индивидуальными энергетическими затратами человечество преобразует все больше энергии вещества Земли. Но платит за это – неявно!! – все большим расходом своей биологической энергии. Этот расход сказывается не в том, что человек потеет и выбивается из сил, или теряет детородную функцию вследствие физического переутомления, истощения организма. Этот расход сказывается в том, что уменьшается (как бы ни с чего) половая сила и энергия мужчин (уменьшение половых членов, уменьшение объема выбрасываемой спермы и количества сперматозоидов в ней. Уже не только шведские и немецкие, но и японские и южнокорейские сексологи прогнали такую массовую статистику). Уменьшается плодовитость женщин. Уменьшается рождаемость (см. «Цивилизация и рождаемость»). Все меньший процент детей рождается здоровыми. И все больше детей, входя в возраст созревания, вышибаются из нормальной деятельности человечества, вышибаются из жизни посредством неостановимого роста наркомании.

А наркомания – объективно глядя – есть форма самоубийства, самодеградации, если можно так выразиться, самодегенерации, самокалечения.

(Невозможно удержаться: вспомните, еще не раз вспомните гениальных Стругацких с их «Хищными вещами века» и «Жуком в муравейнике» – где цивилизация уперлась в стремительное ускорение и сокращение жизни повзрослевших детей: несколько лет – и юноша становится старцем, прерывается связь поколений, сокращается и гибнет человечество.)

Словно включается некий механизм, встроенный Природой в зарвавшееся человечество – все б здорово, но если нет здоровья и счастья детей, которых и так все меньше, то на кой черт мы все это делаем?.. Замедление, замедление развития. И все больше свершений – через разум, через голову; и все меньше – через свою биологическую природу, через чресла и руки с ногами.

Это подобно тормозному парашюту – чтоб суперскоростной автомобиль не слетел с дороги.

Вот в чем – на самом общем уровне – суть и смысл наркомании в конце XX века.

…Очевидно, по собственному разумению и желанию этот процесс переломить мы в принципе не можем. Наркомания исчезнет сама, когда человечество насколько-то уменьшится. Отчасти это произойдет через изменение социальных институтов и социальных отношений, отчасти это будет казаться необъяснимым на уровне частных причин.

Тупик в развитии человечества мне представляется невозможным, принципиально не существующим, по причинам, изложенным в I части.

Независимо от этого, вполне вероятным следует ожидать в XXI веке реакцию на сегодняшнюю «вседозволенность» вообще, и борьбу с наркоманией самыми жестокими мерами в частности.