Текст книги "Друзья и звезды"

В.С. Вот уж и нет. Я могу сказать тебе честно: еще я очень люблю петь! Но у меня хватает же ума понять, что записать пару дисков для мамы и друзей – это нормально, но ни в коем случае не пытаться сделать карьеру певца! Потому что мои замечательные друзья – люди очень честные и четко дают понять: Володь, ну как ведущий ты лучше…

М.В. Ну, знаешь, «как ведущий ты лучше»… как ведущий, ты номер раз, нельзя же быть номером раз во всем, в конце концов. Даже Наполеон не умел музицировать.

В.С. В этом прелесть писательства, потому что здесь не надо ни с кем конкурировать, не надо ни с кем биться. Вот есть великий Веллер, а…

М.В. Гран-мерси. «– Не знаешь ты, брат, мадьяр! – сказал старый сапер Водичка».

В.С. …с которым чего мне конкурировать, понимаешь. А вот это же прелесть – что я не участвую ни в каких конкурсах, я не член никаких союзов, я пишу как думаю и говорю, для меня это как просто другая, еще одна форма мыслительной активности.

Я не претендую. Вообще. Ни на что. Когда мне говорят: Владимир Рудольфович, вы – писатель?! – я говорю: вы что, с ума сошли? Какой я писатель? Писатели у нас Лев Толстой и Антон Павлович Чехов! Я даже не литератор. У меня есть какие-то мысли, которые я излагаю в определенном стиле, ни на что не претендуя.

М.В. Тиражи книг, однако, примечательные и замечательные. На зависть большинству профессионалов. Написаны книги легко. В конце концов, человек, который хорошо думает и вследствие этого хорошо говорит, в состоянии без чрезмерного и каторжного труда научиться излагать собственные мысли на бумаге.

В.С. Миш, это другая проблема. У меня проблема в том, что от меня требуют публицистику, которую я с радостью пишу.

М.В. А кто, собственно, требует?

В.С. Издательства. Им интересно. А вот давай про это, а вот давай про то. И я, конечно, это пишу.

Но то, с чего я начинал – с «Хроники второго пришествия» из двух частей: «Евангелие» и «Апокалипсис», – эту тему мне развить не дают. Говорят: нет-нет, не сейчас. Вот сейчас очень интересно пишете про политику.

Поэтому когда я могу и есть время и я пишу книги типа «Мы русские, с нами Бог», которая для меня важна, – я вполне осознаю, что это не будет такой коммерческий-коммерческий успех. Для коммерческого успеха у издательства есть другое: есть востребованный Соловьев, бичующий коррупцию. Пожалуйста! – выходит книга про коррупцию: хорошая, страшная – пароли, явки, имена, проникновения.

Я хорошо понимаю, что это далеко от художественной литературы. Чуть позже будет, надеюсь, когда появится время.

М.В. Ничего. Никто никогда бичевание коррупции и не выдавал за художественную литературу.

В.С. Конечно. Для меня это способ мышления, я много писал, когда год был отставлен от телевидения – по разным причинам, которые, кстати, раз и навсегда разбивают мнение обо мне как о чьем-то проекте. Знаешь, меня всегда удивляют, когда говорят: ты – кремлевский проект! Либо: вот ты – любимый ведущий «Кого-нибудь». Но Господи, если бы эти люди хоть немного знали, что на самом деле происходит!..

Знаешь, я единственный ведущий в стране, на которого подавали в суд деятели Администрации Президента Российской Федерации.

М.В. О, какой блеск! Когда и где? Почему ты с таким счастьем и на свободе?

В.С. Это было несколько лет назад. Я рассказывал о нарушениях в судебной системе. Я тогда страшно воевал с судьей Майковой. В конце концов ту систему доказательств, которую я предлагал, признали справедливой, и ее отстранили от должности, которую она возглавляла, – Арбитражный суд Московский третьей инстанции.

И тогда я рассказывал о том, как члены Администрации Президента управляют судебной системой России. Я называл такие фамилии, как Виктор Петрович Иванов, и еще много-много: Каланда, Боев. И жестко-конкретно: как они давали указания, в чьих интересах, какие дела. То есть, как сказано в великом классическом произведении кинематографическом, «не нужно путать собственный карман с государственным». И я все это конкретно пароли-явки-имена называл.

На меня подали в суд. На меня возбуждали уголовные дела. Все было по полной программе.

На суд по иску, который от лица Администрации подавал господин Боев, пришла госпожа Валявина – это первый заместитель Антона Иванова, Председателя Высшего Арбитражного суда. Где и подтвердила правоту моих слов. Иск был отозван.

Но так как коллеги всегда меня, вежливо говоря, ненавидели, то об этом предпочитали ничего не писать, не обращать внимания.

М.В. По сюжету твоего рассказа вырастают целые кусты вопросов. Вопрос первый: а каким образом телевизионный ведущий Владимир Соловьев оказался так глубоко и весомо сунувшимся в большую политику?

В.С. Ой, да я к большой политике не имею никакого отношения.

М.В. М-угу, когда ты судишься с Администрацией Президента – это не большая политика, это полусредняя политика.

В.С. Это меня туда втягивают. Получилось очень просто. История завязалась, как в дурных романах.

На радио заканчиваю эфир. А я человек такой, неравнодушный. И вот заканчиваю эфир на радио, выхожу на улицу. Стоит женщина лет семидесяти пяти, в парике. Я сразу же почувствовал: что-то будет плохо. И она говорит: я юрист из Питера (тут я вообще напрягся), у меня внука похитили в Китае.

М.В. То есть это история, о которой ты рассказывал потом на концертах.

В.С. И вот я вдруг оказался вовлечен, из-за судьбы мальчика Максима Коршунова, в битву гигантов – за феноменальный по размеру и по стоимости объект собственности – за Домодедово! А я всего лишь пытался спасти мальчика, которого несколько лет реально пытали в наших тюрьмах так, что и представить страшно.

М.В. Мальчика арестовали в Китае. Кто, за что, почему, чего ради?

В.С. Китайские спецслужбы по просьбе наших товарищей ворвались ночью в дом российского переводчика, где находился он с женой и годовалым ребенком. Без всякого ордера, без всего, вытащили его за шиворот и бросили в китайскую тюрьму. Потом без всяких документов, без сопровождения выдали нашим чекистам.

Чекисты на рейсе «Аэрофлот» перевезли его нелегально в Москву и заточили в Лефортово. Там, без предъявлений обвинений, без суда он сидел некоторое время.

Потом его ввели в процесс, он должен был дать показания по делу организованной преступной группы контрабандистов. Его перевели в Нижний Новгород.

В свои тридцать с небольшим, тогда ему было меньше еще, он выглядел как глубокий старик. Потерявший зубы. Это же Россия, поэтому в день, когда его вызывали в суд, это оказывался единственный помывочный день, вот так он неделями не мылся. Голодный, некормленый, весь набор… все хорошо. Парень ощутил прелести -ГУЛАГа нескончаемого на себе самом, в современной жизни.

При этом люди, которые проходили с ним как подельники, вообще не понимали, о ком идет речь. Потому что парень не имел никакого отношения ни к Домодедово, ни к «Истлайну». Парень был переводчиком и не подписывал никаких документов физически. Он переводчик. Когда вылетал тот самолет, где подразумевали наличие контрабанды, его даже не было на оформлении документов. Вот такая случайная жертва.

М.В. То есть его элементарно подставили, чтобы был человек, на которого можно все списать?

В.С. Нет-нет-нет. Его прихватили как часть группы, чтобы сделать вид, будто это не маленькая банда, а преступный синдикат международный.

М.В. А какова связь с Домодедово?

В.С. Самолет вылетал по направлению в Домодедово. Компания «Истлайн». К слову сказать, весь этот конгломерат занимается бешеной контрабандой. Таким образом в развитии действия суды, следствия и перехват объекта собственности.

М.В. Грубо говоря, строился многоступенчатый рейдерский захват Домодедово.

В.С. В котором были замешаны очень высокопоставленные российские чиновники. До сих пор, кстати, находящиеся во власти. Кого-то отстранили, а кто-то до сих пор в тех же креслах или выше.

М.В. Наша главная ценность – люди! Кадры решают все! Главное – стабильность!

В.С. Тогда я, кстати, узнал, что мне заплатили 5 миллионов долларов, как докладывал господин Патрушев в то время господину Путину. Меня в той истории спасло, что Путин не поверил во фразу Патрушева, потому что я ему доложил ситуацию…

М.В. Тебе заплатили 5 миллионов долларов за что? И кто?

В.С. Бабушка. За то, что я защищал ее внука. Причем там бабушка рыдала, что больше 200 долларов она в жизни своей не видела.

М.В. Это умно. Класс следствия. Профессионалы.

В.С. Ну а как же иначе? Почему Соловьев бьется за никому не нужного неизвестного человека?

И я никак не мог понять, что происходит. Почему суды дают сбой за сбоем? Вот пришлось всю эту систему раскапывать и раскапывать. И накопал. И, как дурачок же, сразу рассказываю.

Я тогда входил в Общественный совет по правам человека, который Элла Памфилова возглавляла. И я прямо на совете Путину все бумаги и передал. Встал и доложил: так как вам и так уже доложили, что мне заплатила питерский юрист семидесятипятилетняя 5 миллионов долларов за судьбу ее внука, – то, отрабатывая ее деньги, я докладываю вам об этом деле.

Путин повеселился, взял бумаги, и что-то после этого сдвинулось с места. Но парня удалось спасти.

М.В. Он вышел на свободу, и он продолжает все-таки жить нормальной жизнью.

В.С. Да, вышел на свободу, не был осужден. Все нормально.

М.В. У нас это не всем удается, как мы знаем.

В.С. Да таких историй сколько было, это одна из многих.

М.В. Вот так из маленьких частных историй и складывается одна большая и общая История. В России то, что называется точкой бифуркации, уже много лет продолжается как линия бифуркации. Настроения у населения, я бы сказал, смутные. Все это начинает мне напоминать тот общий отзвук отношения народа к власти, что у нас был уже в 70-е годы, в начале 80-х. Мы отдельно, власть отдельно. Ужиться как-то можно, но совершенно понятно, что мы ей не верим, она нам не верит, но мы как-то сосуществуем, потому что что же делать.

В.С. Есть в эпохах некоторые отличия. Тогда были выработаны правила игры. Была такая коллективная фальшь, коллективная ложь и коллективный театр. А сейчас этих правил игры нет. Поэтому я считаю, в том, что сейчас происходит в стране, виновна власть.

В каком плане. Давай посмотрим, с чего начал президент Медведев? Он создал две комиссии: первая по борьбе с коррупцией, вторая по реформе судебной системы. Он ввел в понимание, в общественное сознание, в сознание СМИ, что суды все коррумпированы, все ужасно и нужно это все менять. Коррупция на государственном уровне – это стало модной темой, заданной в том числе самим государством.

После этого Медведев говорит: необходима реформа политической системы. Говорит: ужасно работает милиция, необходимо ее реформировать. И ясно уже, к чему это все приведет.

Он пишет статью «Россия, вперед!». Модернизация. Идут фразы о кадровом резерве, о необходимости обновления, о смене губернаторов. О том, что партии устарели. Идет рост ожиданий!

И вдруг! А время идет, проходит четыре года!.. Реформа милиции оказывается абсолютной профанацией. Никто не вспоминает о судебной системе. Никто уже не говорит о борьбе с коррупцией. Просто вообще наверху таких разговоров нет. Власть как-то кого-то сажает, но это же не тот уровень, чтоб что-то решало…

И вдруг тут в сентябре Медведев заявляет, что он плоть от плоти «Единой России», и на самом деле «мы четыре года назад обо всем договорились», и новые люди никуда не идут. А ожидания-то, которые сам Медведев, как Президент, разогревал в обществе, справедливые ожидания на изменения, на реформы, – ведь они никуда не деваются! Народ, он же не может как поезд – стой, раз-два!

Поэтому, когда люди стали говорить, что выборы нечестные, – это напоминает, как мудро сказал, заметил один психолог, беседу с женой, когда ты говоришь жене: что-то котлеты подгорели! – хотя, по сути дела, говоришь, что я уже давно люблю другую и у меня появилась любовница. То есть проблема не в котлетах.

И когда народ говорит: а слушайте, выборы нечестные! – он другое говорит: я хочу изменений, не знаю точно каких, но вы же мне обещали, что они будут! Дайте! А выясняется, что власть говорит: щас-щас, подождите, вы неправильно поняли.

При этом лидеры оппозиции тоже оказываются в странном положении. Они говорят: щас, погоди-погоди, клёво, народ пошел, правда, он нас презирает, так же как и других, но ничего, сейчас мы его возглавим. Народ смотрит на то, кто его возглавил, и говорит: а вы, прыщи, кто? Вы откуда вылупились? Мы вас помним уже кучу лет, вы чё решили, что вы нами командуете? И возникает такое брожение ожиданий, при полном отсутствии лидеров.

Поэтому сейчас мы находимся в тяжелейшей ситуации, когда, кто бы ни стал Президентом, какая бы ни была Дума, все равно есть колоссальное ожидание изменений, при котором нельзя законсервировать систему, иначе она взорвется изнутри. При этом власть наивно думает, что она будет по кусочку отрезать хвост. Не получится.

Либо пытаются задействовать какие-то глупейшие комбинации под названием «Общественный договор». Не понимают, что «Общественный договор» – это, по своей сущности, Конституция. Вот она – это реально Общественный договор, все остальное – филькина грамота, которые подписывают вдруг решившие, что они и есть общество.

Но ожидания народа продолжают разогреваться, и если власть сможет реально возглавить политический процесс, она должна действовать с опережением событий, идти впереди. Должна не по чуть-чуть продвигать границы можного и нужного, принимая законы, которые сама до конца не понимает, – а резко, принципиально, широким мазком переходить на новый этап.

Вот это единственная возможность у власти выжить, возглавить процесс, направить его.

М.В. Чем ты объяснишь (я прошу прощения у всех, кого могу нечаянно обидеть!) безмозглость оппозиции? Когда люди выходят на митинги протеста – я с ними солидарен абсолютно. Когда они там говорят, что нужны изменения, нужно, чтобы было честно, – вот все нормальные люди так думают, и я в том числе. Но необходим же конкретный позитив: как именно надо переорганизовать страну, какой она должна стать, каким образом. Это же азы!..

Когда я пытаюсь что-то конкретное в этом направлении сказать, написать, сформулировать, публикую – на это не обращает внимания никто, кроме, по-моему, референтуры Медведева…

Какая нужна программа стране? Что нужно сделать: первое, второе, третье, четвертое! Потому что, если вы не предлагаете никакой программы, вы чё пришли? Плюнуть кому-то в рожу и этим ограничиться? В чем дело с оппозицией?!

В.С. Ну, во-первых, это не оппозиция. Давайте разделим людей, которые пришли выразить свое несогласие, негодование, неудовольствие, – и тех, для которых это просто туса и прикольно. И тех, которые пытаются это возглавить.

Те, которые пытаются сейчас протесты возглавить, ведь большей частью – это не оппозиция. Это фронда. Это люди, реально близкие к олигархам. Политики, сбитые такими же соперниками. Люди, чувствующие, как уходит их время, как они отодвинуты от кормушки коррупционной питерской группировкой. И они понимают, что каким-то образом надо туда возвращаться.

И здесь очень много разных интересов задействовано. Часть людей – искренне ненавидящие любую систему и с ней посильно борющиеся. Часть – националисты, часть – фашисты. Часть – олигархические проекты…

Это стал такой, знаешь, не Ноев ковчег, а мусорный бак, в котором, к сожалению, рядом с достойными людьми, как Явлинский, оказываются просто нерукоподатные подонки. Но нельзя было представить в страшном сне на одной сцене демократов и фашистов. Ты знаешь, здесь мои симпатии на стороне Валерии Ильиничны Новодворской. Все-таки в политике, она говорит, надо быть чистоплюем.

М.В. А кто там был фашистами на митинге?

В.С. Тор, выступавший. Белов-Поткин.

М.В. Белова я знаю, ну какой же он фашист.

В.С. Точнее, национал-социалисты, потому что фашисты все-таки – они более разумные ребята итальянские, в чистом виде, а не те, которые пошли за Гитлером, если брать политологически. То, что кричал Белов-Поткин, было ужасающее выступление.

А затем господин Навальный, который никогда не скрывал своих ультранационалистических взглядов. Все эти его ролики, где Навальный показывает, как из пистолета надо стрелять в голову террористам. А под видом террористов там такой кавказец.

М.В. Я не видел этих роликов. То, что я от Навального слышал, лично у меня, кроме согласия, ничего не вызвало.

В.С. У меня же услышанное вызывает много несогласия, потому что дело всегда в нюансах. Плюс я же смотрю не только что он говорит и пишет, но и что он снимает. И дальше отслеживаю логику его развития. Просто вижу. Знаешь, очень эффективно боролся и Гитлер с коррупцией.

М.В. Да, это правда.

В.С. Что не мешало ему оставаться Гитлером. Поэтому, когда Навальный какие-то вещи попытался сказать Акунину, в частности, что вы нас не трогайте четыре-пять лет, и мы, десять – двадцать человек, сможем изменить всю страну не на базе законов, а на базе «общего морального чувства» – ну-ну, есть над чем задуматься.

М.В. Я читал эту переписку и сознаюсь – лично я не сумел вычитать ничего. Значит, ты вычитал больше.

В.С. А это ведь фраза страшная – когда мы отменяем закон и действуем «на основании общего морального чувства». Я не хотел бы оказаться в поле морального чувства Навального. Совсем. У меня к нему еще по его деятельности в Кирове очень много вопросов. Вообще к нему много вопросов: по уходу его из «Яблока» хотя бы. У парня есть немало скелетов в шкафу.

М.В. Факт в том, что – как только появляется фигура, которая может составлять кому-то, где-то, как-то, какую-то конкуренцию, – эту фигуру первым делом начинают затаптывать коллеги. Те, кто только что считались коллегами. А потом набегают с сапогами и все остальные.

В.С. Не соглашусь. Леша как раз проект, который активно раскручивают.

М.В. Кто?

В.С. Ну, мы же с тобой видели все эти гламурные журналы. Никто не знал, кто такой Навальный. А в это время гламурные журналы выходят с его изображением на обложке. В магазинах появляются книги «Кто такой Алексей Навальный». Между тем до сих пор никто толком не знает, так кто же такой Алексей Навальный.

М.В. А зачем это гламурным журналам? Кому выгодна эта раскрутка? Кто, такой богатый и влиятельный, хочет свергнуть нынешний порядок?

В.С. Леша же начал с очень интересной темы. Леша начал на «сливах». Но ведь очевидно, что по «Транснефти», по всем прочим темам никаких расследований не было. То есть это был слив информации, после чего на площадке ЖЖ накручивается или как угодно набирается дикое количество посещений, тема подхватывается. А там вполне конкретно идет борьба старого и нового менеджмента. О чем свидетельствует его переписка со Стасом Белковским, который выполняет вполне конкретные коммерческие заказы. Навальный сам не проводит никаких расследований.

М.В. Строго говоря, это опять же конфликт крупных хозяйствующих субъектов?

В.С. Конечно.

М.В. Совершенно ужасно! О, можно ли верить в чьи-то честные, благородные и бескорыстные начинания?

В.С. Бесспорно. Есть много людей. Вот, как ни странно, при всем моем сложном к нему отношении, я считаю, что у Володи Рыжкова очень много здравых идей. И он гораздо более чист, чем многие из тех, с которыми он стоял рядом на трибуне.

М.В. Совершенно готов согласиться. И тем более не понимаю: почему он не выдвигает внятную программу – что делать?

В.С. Он пытается… При этом он настолько давно тусуется с маргиналами, что невольно маргинализируется. Согласись, смешно, когда журналисты начинают себя считать политическими деятелями, и вдруг возникает лига избирателей, где Парфенов, вдруг Быков, не пойму, зачем-то вылезает на сцену, Альбац. Когда журналисты превращаются в агитаторов худших, чем в советское время.

М.В. Ну, товарищ Сталин тоже себя в 1917-м году называл журналистом.

В.С. Бенито Муссолини был гениальным журналистом.

М.В. Главный редактор «Аванти»!

В.С. Просто с какого-то момента ты должен сказать – стоп! Кто я есть? Но, когда ты начинаешь использовать редакционную площадку не для честного и объективного освещения, а просто как пропагандистскую машину, то лично у меня это вызывает такое же омерзение, как передовицы «Правды» советского времени.

М.В. Люди пытаются излагать свои взгляды как могут.

В.С. Взгляды-то убогие. О чем мы с тобой и говорили. Нет глубины. Есть фарс, и истерика, и вечная проблема России: считать, что чужая кровь как вода, и главное – революция, а там разберемся.

М.В. Да какая сейчас возможна революция?.. Когда нам говорят об угрозе гражданской войны, мне представляется это как чисто салонная спекуляция – потому что кто ж пойдет воевать за олигархов?! Какая еще гражданская война?..

В.С. Да война-то не между олигархами. Это как раз вопрос сотый. Я тебе расскажу: вот, например, предположим крайнюю ситуацию. Кто-нибудь из националистов, кричащих «хватит кормить Кавказ!», становится правителем России. У тебя тут же отделяется Кавказ, у тебя тут же отделяется Татарстан, Башкортостан. Сибирь у тебя тут же начинает говорить…

М.В. Одна секундочка! Я прошу прощения за некорректное сравнение – но если отрезать палец, в котором гангрена, – это не значит, что у тебя тут же отвалятся ноги. Логика обратная.

В.С. Я сейчас не об этом. Просто Татарстан самодостаточен и ему невыгодно кормить Москву. Видя такие тенденции, те регионы, что богаче, говорят: а зачем мы в центр будем отдавать налоги? А зачем мы вам вообще нужны? Вы – националисты, вы нас не любите, не уважаете. Я сейчас не говорю: здоровый регион – не здоровый регион. Я просто беру развитие событий. Дальний Восток тут же скажет: слушайте, ребята, вы от нас далеко…

М.В. Я полностью согласен с логикой последних слов, но по этой логике при нынешней системе хозяйствования и управления – страна идет к развалу неизбежно. Потому что рано или поздно регион нефтеносно-газоносный скажет: в гробу мы видали треть населения, неконкурентоспособных иждивенцев на нашей упитанной трудовой шее, не хотим кормить всех.

В.С. Мы с тобой давно говорим об этой опасности. Поэтому необходимо иное бюджетное регулирование и развитие регионов. Я сейчас ищу другую логику. Как только возникает такое отношение, кто кому должен, – начинаются распри вплоть до вооруженных конфликтов между губерниями. Отделяется Калининград, который говорит: вы вообще идите в задницу, нам Европа ближе.

М.В. Я их понимаю. Это предрешено. Нечего было глотать Восточную Пруссию в далекой Западной -Европе.

В.С. Смотрим дальше. Может ли позволить себе мир наличие на территории воюющих княжеств существование ядерных установок? Поэтому наступает распад по югославскому сценарию – в худшем из возможных вариантов, с учетом ядерного оружия. Вот это – реальная опасность.

А когда агитаторы говорят, чтобы люди на Болотную шли… Я работаю в эфире на «Вестях», и народ присылает сообщения из разных далей: да вы все не понимаете, вот когда мы – народ – поднимемся, на вилах окажетесь вы все: и Собчак, и Навальный. И сейчас вышла такая тусующаяся публика, ну, интеллигентная. Рабочие-то еще не пошли.

М.В. Ну, имели место демонстрации характеров из Нижнего Тагила. Но я сейчас имею в виду другое.

Когда мы говорим о стабилизации, то отмечаем, что существуют конкретно дестабилизирующие моменты. Существуют дестабилизирующие процессы, дестабилизирующие регионы. Все происходящее на Северном Кавказе с самого начала эпохи Дудаева – это дестабилизирующий процесс, дестабилизирующий регион. Если бы он занимался собою сам – то стабильность в остальной части России была бы устойчивее.

Так кажется мне, и я могу ошибаться.

В.С. Есть несколько вариантов. Есть вариант Паскевича – покорение Кавказа.

М.В. Но сегодня это невозможно.

В.С. Конечно. Есть варианты четкого понимания, как построить социально-экономическую политику, при которой Дагестан, Ингушетия и Осетия начнут жить по-человечески. Освободятся от совершенно фантастического уровня коррупции: нищеты одних и бюджетного богатства других.

Есть трагедия народа Чечни. Реально трагедия. Потому что мы забываем, кто больше всех погиб от рук террористов. Это прежде всего чеченцы. Ведь там война реально была войной гражданской. У меня близкие друзья – это батальон «Запад», которые с первого дня воевали на стороне Федеральных войск. (И до сих пор очень сложные отношения с кадыровцами.) Эти ребята преданы России, многие из них – это остатки той бригады спецназа ГРУ, который возглавлял когда-то Саид-Магомед Тагиев, получивший звание Героя за Грозный. Он всегда воевал за Россию.

Мы можем забыть и сказать, что нам это все не надо. Мы можем забыть, как преступник по фамилии Борис Николаевич Ельцин развязал гражданскую войну на территории Российской Федерации, когда наши танки и самолеты бомбили русский город Грозный, когда мы предали наших граждан разной национальности, ввергнув их в ужасы войны. Мы можем забыть, как мы восемь лет предавали собственную армию, собственный народ, не давая победить террористов и унижая весь народ, закончив это подписанием подлого Хасавюртовского договора.

А можем посмотреть в будущее… Да, мы можем сказать: построим гигантскую стену и забудем об этом регионе! Конечно, это признак слабости России и начала распада. Гораздо тяжелее постараться выработать систему отношений, при которых Россия не платит дань, везде развивается бизнес, реально существует единое правовое поле, исчезают независимые вооруженные формирования, по факту собственные армии. На это должна быть государственная воля.

М.В. Нужно писать другие законы, и исполнять их должна другая власть.

В.С. О чем я и говорил: если не будет опережающих изменений модернизации, все это взорвется изнутри.

М.В. И уже много лет обо всех этих вещах ты и говоришь на своих концертах-моноспектаклях… Так же как и по радио, и телевидению тоже… Первый твой концерт был, помнится, году в 2006-м на Цветном бульваре А с тех пор ты дважды в год выступаешь в новом МХАТе.

В.С. Просто там зал больше, на 1350 мест.

М.В. Да? Я слышал, полторы, тебе виднее. И билетики стреляют на крыльце, при том, что они не являются самыми дешевыми.

В те времена, когда ты был еще в своей тяжелой форме, в супертяжах, на каком-то телевизионном празднике, шар в сером пуссере, в каких-то брючках, ты начал танцевать – и я вылупил глаза! Человек такой комплекции танцевать не может! Но у тебя с ногами внизу туловища это отлично получалось. У тебя все в порядке с пластикой и с координацией. Вопрос простой: я не понимал, отчего пьют музыканты, пока впервые в жизни не провел вечер на площадке сам. После этого мой организм категорически требовал 150 коньяку выцедить залпом, чтобы немного расслабиться. Сильно устаешь за концерт?

В.С. Нет, я испытываю какое-то другое чувство. Во-первых, очень приятно, что приходят мои друзья, что ты приходишь, потому что я чувствую вибрацию друзей. Для меня эти 1350 человек, плюс я впускаю тех людей, которые не могут позволить себе заплатить и на лестницах стоят, – они, эти люди, зрители, становятся частью меня. Поэтому я долго выступаю, часа четыре все происходит. Два часа я работаю, потом отвечаю на вопросы. Я пропитываюсь энергией зала. Катарсис переживаешь, с одной стороны, а с другой стороны, я набираю новую энергию. Я не расходуюсь с людьми, наверное, а, наоборот, перезаряжаю батарею. Есть физическая усталость, что четыре часа стоишь, но есть и обновление.

М.В. Ну, вдобавок ко всем личностным качествам это значит – счастливая натура, чего позвольте вам и пожелать до 120 лет!..