Текст книги "По вине Аполлона"

Глава 7

Отбуксировав аэроплан на середину поля, Натаниэль махнул мне рукой, приглашая присоединиться к нему. Впереди тянулся длинный узкий участок голой земли, образуя самодельную взлетно-посадочную полосу. Ветер усилился. Я затянула шарф потуже и, следуя совету Натаниэля, сунула концы за ворот блузки, чтобы он за что-нибудь не зацепился и не задушил меня. Натаниэль расправил рукава рубашки, надел защитные очки и, взяв меня на руки, поднял и перенес через борт. Мне показалось, что, опуская меня на сиденье за креслом пилота, он на мгновение задержал свои ладони на моей талии. Заняв свое место, он послюнявил палец и поднял его над головой, определяя направление ветра, после чего, для верности, бросил еще взгляд на красный лоскут ткани, прикрепленный к рулю высоты. Наконец он запустил мотор и спрыгнул на землю.

Я почувствовала, как меня охватывает радостное возбуждение, когда он шагнул к пропеллеру и с силой крутанул. С восхищением смотрела я, как перекатываются под тонкой тканью рубашки его могучие мышцы.

Внезапно меня охватила паника. Что если биплан взлетит, прежде чем Натаниэль успеет запрыгнуть? Я не смогла бы им управлять, даже если бы от этого зависела моя жизнь…

Пропеллер начал набирать обороты. Натаниэль быстро пробежал вдоль борта, подпрыгнул и, ухватившись за тросы и подтянувшись, забрался внутрь.

Подпрыгивая на ухабах, аэроплан покатил вперед. Все быстрее и быстрее; волосы у меня развевались, мешая видеть, хотя глаза и были защищены очками. Я с такой силой стиснула в руках металлический поручень, что у меня побелели костяшки пальцев. В следующее мгновение я почувствовала, что колеса оторвались от земли.

– Мы в воздухе! – воскликнул, обернувшись ко мне, Натаниэль.

Я подняла два пальца, изобразив букву «V», в полной уверенности, что он поймет меня, независимо от того, был или нет уже в ходу этот общепринятый в мое время жест, означающий знак победы.

Ветер свистел в ушах и обдавал холодом… Я была в эйфории от переполнявшего меня чувства абсолютной безграничной свободы. Бросив взгляд вниз, я увидела золотистые волны колыхавшейся под ударами ветра травы. Вверху, по синему безбрежному океану плыли белые облака, сквозь которые пробивались время от времени лучи послеполуденного солнца.

Мы поднялись выше. Аэроплан вибрировал, как язычки в духовых инструментах оркестра. Нас окружала какофония звуков, от поскрипывания деревянного остова до хлопанья гигантских брезентовых крыльев. Энтузиазм Натаниэля был заразителен; мне хотелось петь и кричать от счастья. Я чувствовала себя в эту минуту, как легендарный Икар, которого настолько захватил полет, что он, забывшись, поднялся слишком близко к солнцу и его крылья из воска растаяли…

Слишком близко… Я слишком близко подошла к Натаниэлю. Через несколько дней мне предстояло возвратиться в свое время и, однако, мысль эта с каждой проходящей минутой все более и более расстраивала меня. Не грозит ли и мне, как Икару, сгореть в пламени?..

Сквозь шум ветра до меня донесся голос Натаниэля:

– Как вы там?

– Прекрасно! – крикнула я в ответ. – Великолепно!

Натаниэль направил нос машины вниз, потом выровнял ее, и мы устремились навстречу солнцу. Я закрыла глаза, наслаждаясь ощущением полета. Как, наверное, чудесно было бы вот так лететь и лететь вперед, подобно птице, забыв обо всех земных заботах…

– Держитесь! – крикнул вдруг Натаниэль, прервав мои мечтания.

Аэроплан накренился. Я открыла глаза и тут же ухватилась за поручень, почувствовав, что скатываюсь к борту. В аэроплане не было ремней безопасности; что если он перевернется? Мы непременно вывалимся, подумала я, мгновенно запаниковав. Мне не следовало лететь… Я не должна была вмешиваться в ход событий…

Натаниэль наклонился вбок, выправляя элероны, чтобы уничтожить крен. Аэроплан тряхнуло, и он начал заваливаться на другой бок. Явно боясь потерять управление, Натаниэль с силой нажал на штурвал.

Наконец ему удалось выровнять биплан, и мое сердце, колотившееся в груди как пойманная птица, забилось более ровно. Постепенно, хотя и не плавно, мы начали снижаться, и через несколько мгновений колеса биплана коснулись земли. Нас сильно тряхнуло и продолжало трясти, пока Натаниэль не остановил машину в дальнем конце поля.

Достав из кармана часы, он бросил взгляд на циферблат и спрыгнул на землю. После чего снял защитные очки и замахал часами над головой.

– Две минуты пятьдесят семь секунд!

– Ты все-таки это сделал! – Я тоже сняла очки и тряхнула головой, освобождая волосы. Все во мне пело от счастья. – Ты побил рекорд братьев Райт! – И изменил историю – благодаря мне, вздрогнув, осознала я внезапно.

Натаниэль вытащил меня из аэроплана и закружил, держа за талию, после чего привлек к себе и стиснул в объятиях. Я обхватила руками его за шею и прижалась щекой к мускулистой груди, задыхаясь от переполнявших меня чувств.

Он приподнял кончиками пальцев мой подбородок и заглянул мне в глаза. Неожиданно смех застыл у него на губах и черты лица заострились, выражая лишь одно чувство – желание.

– Нет, – сказал он внезапно охрипшим голосом. – Мы это сделали вместе. Без твоей помощи мне никогда бы не удалось совершить этого.

– Я… я не сделала ничего особенного. Так… ерунда…

– Ты ошибаешься, – Он убрал упавшую мне на щеку прядь волос и наклонился, почти коснувшись губами моего рта. – Это совсем не ерунда.

И с этими словами он поцеловал меня. Ощущения, испытанные мной во время полета, не шли ни в какое сравнение со старым, как мир, чувством, мгновенно охватившим меня, едва его губы коснулись моих. Он прижался ко мне всем телом, и я запустила пальцы ему в волосы на затылке, мимолетно удивившись невероятной мягкости его усов и жесткости щетины у него на подбородке, слегка царапнувшей мне кожу, когда он раздвинул языком мои губы. Я задрожала, как хрупкий деревянный остов биплана. Меня, разумеется, целовали и раньше… но никогда так, как сейчас, с таким… пылом, как говорили в старину. Хотя, конечно, Натаниэль и не был современным мужчиной.

Несовременный мужчина… Я поспешно отпрянула. Голова у меня шла кругом.

– Нет, – услышала я собственный голос. – Это невозможно… Через несколько дней меня здесь не будет; между нами ничего не может быть.

Продолжая держать руки на моей талии, он не сводил с меня изумленного взгляда. Я молчала, боясь, что утрачу остатки самообладания, если произнесу хотя бы еще одно слово.

– Тейлор, – произнес он хрипло. – Я не знаю, что нашло…

– Я не…

– Мы не должны были…

– Но мы это сделали, – сказала я дрожащим голосом; мне нестерпимо хотелось, чтобы он вновь поцеловал меня.

Медленно Натаниэль отпустил меня. Мы стояли, не касаясь друг друга, на расстоянии вытянутой руки, и я видела по его лицу, что он борется с собой, пытаясь держать под контролем свои чувства, которые, если они хоть в малой степени напоминали мои, были как самолет, вошедший в штопор. На лицо его легла тень.

– Фактически я уже женатый человек. Нам не следовало этого делать.

– Да, – согласилась я, желая в душе совсем обратного. С моей стороны было безумием влюбиться в человека, родившегося почти за столетие до меня, в человека, которого я по .прошествии нескольких дней никогда больше не увижу в своей жизни. Даже если мне удастся сделать так, что он не исчезнет во время землетрясения, я все равно буду должна вернуться в 1989 год. Там оставались люди, которые зависели от меня – мои родители… и Виктория. Если с ней, конечно, все было в порядке и она не лежала сейчас под обломками своего разрушенного землетрясением убогого жилища. При этой мысли у меня противно засосало под ложечкой.

Натаниэль нервно шагал взад и вперед. Внезапно он подошел к машине и, открыв багажник, достал оттуда плетеную корзинку и одеяло. Я почувствовала внутреннюю дрожь. Неужели он решил плюнуть на все формальности и любить меня пылко, страстно прямо сейчас на этом одеяле? Мне вдруг стало жарко. Или, может, он хочет лишь удовлетворить свою похоть и, так сказать, покончить с проблемой, поступив со мной, как с обычной проституткой? Кем я, собственно, и была в его глазах, напомнила я себе. Ну уж нет! Я стиснула зубы. Никогда я не соглашусь спать с человеком, который меня не любит, которому нужен от меня только секс. В сущности это и было причиной того, что я все еще оставалась девственницей. Не то чтобы я хотела этого – я обычная, нормальная женщина. Но ни один из парней, с которыми я встречалась, не оправдал моих ожиданий. Я была сыта по горло свиданиями с футболистами, у которых мозги, похоже, начисто отсутствовали, занудами, у которых была только одна страсть – компьютеры, и студентами-историками, для которых существовали лишь их книги. Двое или трое из них даже уверяли, что любят меня, но я так и не смогла ответить на их чувства. Я не была, разумеется, фригидной. Все объяснялось очень просто: всю свою жизнь я ждала своего мужчину. И он так и не…

До сегодняшнего дня.

Внезапное осознание того, что со мной происходит, потрясло меня до глубины души. Я начинала испытывать нежные чувства к Натаниэлю. К Натаниэлю! Единственному мужчине, которого я никогда не смогу назвать своим. Одно дело флиртовать с ним, думая, что все это тебе только снится, или пытаться расстроить его брак с женщиной, которая была ему явно не парой. Но желать его для себя? Это было безумием. Сумасшествием. Идиотизмом!

– Мисс Джеймс? – Голос Натаниэля прервал поток моих мыслей. Машинально я отметила, что он обратился ко мне по фамилии, вновь перейдя на «вы». Обернувшись, я увидела, что он расстелил на траве под дубом одеяло и сейчас выкладывал на него из корзины головку сыра, ветчину и хлеб.

Я медленно приблизилась, боясь как внезапной вспышки своих чувств, так и его пока еще неясных мне намерений.

– Вы захватили ланч?

Молча он махнул рукой, приглашая меня садиться. Послушно я опустилась на край одеяла напротив него.

– К тому времени, когда мы возвратимся, пора будет ужинать. Так что нет никакого смысла голодать до вечера.

– Согласна, – я взяла предложенные им сыр и ветчину и оторвала от каравая ломоть.

В следующий момент он распечатал бутылку красного вина и, плеснув в чашку рубиновой жидкости, протянул ее мне.

– Отметим… наш полет.

– Мне не надо, спасибо, – сказала я, нервничая с каждым мгновением все больше и больше. Интересно, каким становился Натаниэль, когда выпивал? Я подумала о том, как вел себя отец, когда бывал пьяным, и мысленно взмолилась, чтобы Натаниэль лучше справлялся с опьянением.

– Тогда воды. – Он взял в руки кувшин и налил мне в чашку немного воды. Я взяла у него чашку дрожащими руками, прилагая неимоверные усилия, чтобы не расплескать воду.

– Натаниэль…

– Мисс Джеймс…

Он поставил свою чашку на одеяло.

– Полагаю, я должен принести вам свои извинения. У меня не было никакого права на подобную вольность. Вы привлекательная молодая женщина, мисс Джеймс…

– Вам не нужно извиняться, Натаниэль, – ответила я, весьма тронутая его вниманием к моим чувствам.

– Признаюсь, я испытываю к вам не совсем… не совсем целомудренные чувства. Я многое повидал на своем веку… наслаждался ласками многих женщин вашей профессии… – Он закашлялся.

Представив, что он, должно быть, думал… и ощущал… я почувствовала, как лицо мое заливает краска.

– Я тут размышлял над вашим будущим, – продолжал он.

– Моим будущим? – Я с трудом сглотнула. Все происходило что-то уж слишком быстро – для одного-единственного поцелуя.

Он посмотрел на меня так, словно прочел мои мысли.

– Естественно, вам понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть. Поначалу ваша новая жизнь возможно покажется вам до некоторой степени менее… вольной. Я нахожу, что вы привыкли говорить обо всем откровенно там, откуда вы пришли.

– Согласна, – я кивнула, понимая, куда он клонит.

Он откусил от бутерброда с ветчиной и долго медленно жевал, прежде чем проглотить. Я заставила себя съесть кусок сыра, но нервы мои были до такой степени напряжены, что я не ощутила никакого вкуса.

– Я был с вами откровенен в отношении своих чувств к вам, – сказал он, внося еще большее смятение в мою душу пронизывающим взглядом своих темных глаз. – Тогда как вы почти ничего не рассказали мне о себе. Я не могу не задаваться вопросом, в какой семье вы выросли. Вы как-то сказали мне, что знаете каково это – потерять тех, кого любишь. Так значит вы сирота?

– Нет, – ответила я, со страхом думая о том, как он отреагирует, узнав, что в роду у меня было полно актеров и актрис. – Видите ли, мой отец – спившийся актер, а мама актриса, то есть она является таковой, когда может найти работу в каком-нибудь театре. Но они вполне живы – во всяком случае, были живы, когда я видела их в последний раз. – Я с трудом сглотнула, вспомнив о землетрясении.

На виске у него запульсировала жилка.

– Семья актеров… неудивительно, что ты стала падшей женщиной, – пробормотал он себе под нос, явно вспомнив Джессику. – Выходит, они заставили вас торговать собой?

– Нет! Конечно же нет!

– А как насчет вашего брата? Если он мог позволить себе такую дорогую игрушку, как аэроплан, то несомненно был в состоянии позаботиться и о сестре.

На мгновение я задумалась, представив себе, что могло бы быть.

– Мы были с ним очень близки. Он умер в прошлом году.

– Извините, – проговорил он более мягко.

Я заставляла себя не думать об Алексе все это время, словно надеялась таким образом вычеркнуть из памяти ужасные обстоятельства его смерти. Глаза мои все еще наполнялись тут же слезами, стоило кому-нибудь просто упомянуть о нем в разговоре. Если бы только я могла сейчас поговорить с Алексом… Он бы знал, что мне делать. Он был самым умным в нашей семье, у него всегда на все имелся ответ и ему не составляло, кажется, никакого труда справиться с любой проблемой – в отличие от меня.

Натаниэль склонился ко мне, и по тому, как забарабанили его пальцы по одеялу, я поняла, что он волнуется.

– Я хочу сделать то, что считаю правильным, мисс Джеймс. Но мое… влечение к вам постоянно мешает этому.

– Влечение? – Я едва не задохнулась. Так вот в чем дело. Натаниэль собирался сказать мне, что решил ради меня бросить Пруденс. Я почувствовала, что млею, невольно представив, как лежу в его объятиях, и он вновь и вновь целует меня…

Он накрыл мою ладонь своею; сердце у меня забилось в ритме «ча-ча-ча».

– Вы и я, мы оба действовали под влиянием минуты. Это была эйфория от полета, ничего более.

У меня будто что-то оборвалось внутри, и я поспешно отвернулась, не желая, чтобы он видел, насколько ранили меня его слова.

– Ничего? Выходит, то, что произошло между нами, ничего для тебя не значит?

– Тейлор, я не виню тебя ни в чем, – звоном отдавался у меня в ушах его голос. – Если кто и виноват в происшедшем, так это я. У тебя есть вкус к жизни, что я нахожу необычайно привлекательным; ты также окутана аурой невинности – весьма необычная вещь, должен сказать, для женщины твоей профессии, – что заставило меня на мгновение забыть о твоем прошлом… Но я обручен, и мы оба знаем, что у нас, скорее всего, не может быть будущего. Уверен, ты согласишься, что после того, что случилось, тебе нельзя больше оставаться в моем доме.

Я едва не подавилась водой, которую пила в эту минуту. Протянув руку, Натаниэль похлопал меня по спине.

– С вами все в порядке, мисс Джеймс?

– Д…да. То есть нет. Я хочу сказать, что сама не знаю, – ответила я с запинкой.

– Само собой разумеется, то, что произошло здесь между нами, не должно больше повториться. Я просто не могу допустить, чтобы ты оставалась под моей крышей после того, как мы с Пруденс станем мужем и женой.

Брачная ночь… Я поняла, какой поворот приняли его мысли, и меня едва не стошнило. Мне тоже совсем не улыбалось лежать в его комнате для гостей, зная, что в этот момент он занимается любовью с Пруденс. Натаниэль пристально посмотрел на меня.

– Ты еще не изменила своего решения исправиться? Уверен, ты не желаешь вернуться опять к своему ремеслу.

– Нет… То есть…

– Если ты согласна, то я знаю, как тебе в этом помочь. Мой дядя Эфраим – он брат моего покойного отца – и его жена, тетя Фейс, приезжают сегодня вечером из Саусалито на нашу с Пруденс свадьбу.

– Здорово! – вырвалось у меня. Я слышала достаточно о дяде Эфраиме и тете Фейс – любящей паре, забравшей к себе Викторию после землетрясения, – которые запирали ее в кладовке и делали Бог знает что еще с бедной девочкой. Я бы не выбрала их лучшими родителями года.

– Ты не собираешься доедать? – Он бросил взгляд на мою тарелку, по-прежнему полную еды.

Я покачала головой, не испытывая в этот момент ни малейшего аппетита.

– Мой дядя несколько суров, но тетя Фейс – сама доброта и, к тому же, превосходная портниха. Я хочу попросить ее, чтобы она взяла тебя под свое крыло. Ты могла бы уехать вместе с ними в субботу после свадебной церемонии и пожить в Саусалито какое-то время, пока тетя Фейс будет учить тебя шить. Не успеешь и оглянуться, как у тебя уже будет новая профессия.

– Нет! – крикнула я. Если я позволю Натаниэлю отправить меня в Саусалито, то не смогу спасти его… как не смогу и возвратиться в свое время.

Он нахмурился.

– Я не понимаю. Ты, что, передумала? Ты хочешь вернуться к прежнему ремеслу?

– Нет, это совсем не… Я не та, за кого ты меня принимаешь, Натаниэль. Я не проститутка… и никогда ею не была.

Натаниэль сдвинул брови.

– Тебе не нужно этого отрицать. Я не осуждаю тебя за твое прошлое.

– Ты не понимаешь… У меня вообще еще нет прошлого! Я еще только появлюсь на свет через шестьдесят лет.

Он опустил чашку, и несколько капель выплеснулось на траву подле одеяла..

– Что ты сказала?

Я заставила себя продолжать.

– Понимаю, в это трудно поверить, но правда состоит в том, что я из будущего. Видишь ли, в октябре 1989 года я находилась на чердаке твоего дома… только это был уже не твой дом и там никто не жил… когда началось землетрясение. Оно, должно быть, вызвало нарушения в действии геомагнитных сил; следующее, что я помню, ты открыл дверь и я оказалась в твоей спальне в 1906 году.

Опустившись подле меня на колено, Натаниэль приложил ладонь к моему лбу.

– Ты перегрелась на солнце… должно быть, высота повлияла на твою способность рассуждать здраво.

– Я не сумасшедшая! – Я вскочила на ноги. – Тебе придется выслушать меня до конца. Подумай, ведь только так и можно объяснить… мою необычную одежду… молнию. – Я почувствовала, что краснею, вспомнив ту сцену.

– Вероятно, обычное одеяние распутной женщины, – он вновь нахмурился.

– Лекарство, которое я дала Виктории, – торопливо продолжала я, не слушая его. – А Аполлон, моя собака? Эта порода будет ввезена в Америку лишь в семидесятые или восьмидесятые годы. А то, что я говорила об аэроплане? В мое время летательные аппараты стали обычным явлением – они теперь огромны и перевозят громадное число пассажиров. У нас даже есть уже ракеты, которые могут доставить человека на Луну…

Он покачал головой и протянул руку, явно собираясь схватить меня.

– Тебе немедленно нужно показаться врачу.

Я увернулась и, сунув руку в карман брюк, достала катушку зажигания, которую вытащила из мотора «роллс-ройса».

– Я не больна – и я не чокнутая.

– Успокойся, – проговорил он более мягко, хотя по глазам его я ясно видела, он думает, что я свихнулась. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Но мне кажется, врач…

– Никаких врачей. – Я стиснула катушку в пальцах и подняла над головой.

– Что ты задумала? Машина не поедет без нее.

– Я знаю.

– Послушайте, мисс Джеймс, вы ведете себя в высшей степени неразумно…

– Никаких врачей. – Свободной рукой я расстегнула на блузке две верхние пуговицы.

Глаза Натаниэля стали круглыми, как колеса его «роллс-ройса».

Я посмотрела ему прямо в глаза и как можно более спокойно произнесла:

– Тебе придется выслушать меня, если ты, конечно, не захочешь силой забрать у меня катушку. Ну, так как, – я опустила катушку за воротник и она легла у меня между грудями, откуда, я была уверена, он не рискнет ее забрать, – ты готов меня выслушать?

Глава 8

Он сложил руки на груди, как коп, собирающийся поджарить преступника на медленном огне, и проворчал:

– Хорошо. Я тебя слушаю.

– Я родилась в 1966 году и…

– Абсурд, – прервал он меня.

– Я ученый, историк, – продолжала я медленно, держась одной рукой за пуговицу на блузке. – Вот почему я так много знаю о твоем доме. Я познакомилась с твоей сестрой Викторией, когда она была старой восьмидесятилетней женщиной…

– Ты явно рехнулась!

– Я такая же нормальная, как и ты. А теперь, может, ты прекратишь перебивать меня на каждом слове и дашь, наконец, договорить до конца? – я побарабанила кончиками пальцев по выпуклости на блузке, где лежала катушка.

С явным усилием он взял себя в руки.

– Продолжай.

– Виктория обратилась ко мне с просьбой записать ее мемуары. Она рассказала мне всю вашу семейную историю и подробно обрисовала ваш дом. Послушай, я не буду сейчас вдаваться в детали… Давай скажем так: я знаю, что произойдет в будущем. Твоем будущем.

– Итак, сначала цыганка-гадалка, а теперь значит путешественница во времени? – произнес он насмешливо.

– Натаниэль, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, – я говорю тебе все это с единственной целью – предостеречь тебя.

– Предостеречь?

– Да. В следующую среду произойдет ужасное землетрясение. Если ты ничего не предпримешь, то твоя компания будет уничтожена, а сам ты, вероятнее всего, погибнешь.

Его глаза превратились в щелочки.

– Ты работаешь на Руфа? Не шпионка ли ты моего врага – подосланная ко мне с целью дискредитировать меня, разрушить мой бизнес? Это кажется невероятным, но…

– Неужели, ты думаешь, шпионка не придумала бы более правдоподобной истории? Лицо его выразило сомнение.

– Так-то оно так, и все же…

– Я не шпионка. Я самая что ни на есть обычная женщина, которая чувствует себя здесь чужой, поскольку живет в восьмидесятых годах! – воскликнула я, приходя в отчаяние. – Пруденс выйдет второй раз замуж за Феннивика, и они все разрушат. И если ты мне не поможешь, не попытаешься вместе со мной изменить ход событий, твоя сестра получит ужасные ожоги во время землетрясения. Ты обязан спасти ее – ее и себя! – Я сорвалась на крик. – Ты должен…

Внезапно он прыгнул и сбил меня с ног, прежде чем я сообразила, что происходит. Прижав меня одной рукой к земле, он сунул другую ; мне за ворот и вытащил катушку. Меня словно обожгло огнем, когда его пальцы на мгновение коснулись моих грудей. Он придавил меня к земле всем телом, не давая вздохнуть.

– Ты причиняешь мне боль… – с трудом выдавила я из себя.

– Никогда не пытайся больше играть со мной, – проговорил он с угрозой в голосе.

Его лицо было прямо над моим и, когда он говорил, я чувствовала острый пряный запах вина. Он слегка переменил позу, и я вдруг перестала ощущать какое бы то ни было неудобство. Может, я и в самом деле сумасшедшая, подумала я, испытывая растущее возбуждение.

Продолжая прижимать меня к земле, он сунул катушку зажигания в карман жилета.

– Это для твоего же собственного блага, – поставил он меня в известность. – Ты несомненно страдаешь галлюцинациями… Вряд ли тетя Фейс сможет справиться с твоими приступами безумия… Тебе место в сумасшедшем доме.

Заглянув ему в глаза, я похолодела. Он определенно думал, что я чокнутая. Что если он и вправду отправит меня в сумасшедший дом? В свое время мне довелось читать о положении дел в сумасшедших домах в начале века. Пациентов там нередко приковывали наручниками к кроватям, не давали им никакой одежды и постоянно одурманивали наркотиками… И у них не было никакой надежды вырваться на свободу… Вряд ли бы мне удалось улизнуть оттуда… во всяком случае до землетрясения в среду, когда уже будет слишком поздно спасать Натаниэля и Викторию, и я сама упущу единственный шанс вернуться домой, в свое время.

– Нет! Только не в сумасшедший дом – я не чокнутая! – воскликнула я, лихорадочно пытаясь найти какой-то выход.

– Что побудило тебя сочинить такую невероятную историю? Ты все еще боишься, что я отправлю тебе назад в бордель, откуда ты сбежала? Уверяю тебя, я не чудовище.

– Знаю, – ответила я, остро ощущая тяжесть его явно не принадлежащего чудовищу тела. – Поэтому ты не отправишь меня в психушку… которая еще хуже, чем бордель. К тому же я вовсе не сумасшедшая.

– Как я могу быть в этом уверен после всего того, что ты тут мне наговорила?

– Я все объясню, – медленно сказала я, пытаясь выиграть время.

– Лгунья.

– Я не лгунья!

– Докажи. Я глубоко вздохнула.

– О’кей, я докажу. Я заключу с тобой соглашение.

Натаниэль расхохотался.

– Соглашение? По-моему, ты сейчас не в том положении, чтобы заключать какие бы то ни было соглашения.

С силой сжав мои запястья, он слегка изменил позу и надавил всем телом мне на живот. Мое лицо вспыхнуло.

– Послушай, все, чего я прошу, так это не отправлять меня пока в психушку, – сказала я быстро. – Не говори ничего своим тете и дяде о моем, гм, прошлом до… свадьбы. – Я с трудом выдавила из себя последнее слово, которое едва не застряло у меня в горле. – Мое поведение будет безупречным; обещаю, я не заставлю тебя краснеть…

– Почему я должен соглашаться? – спросил он. – Не то чтобы я решил согласиться, ты понимаешь.

– Дай мне два дня, и я докажу тебе, что я не сумасшедшая… что мне можно доверять. Если мне это удастся, ты позволишь мне остаться до следующей среды.

– А если ты не сумеешь мне этого доказать?

– Тогда я уеду после свадьбы. С твоими тетей и дядей… или в сумасшедший дом. Все будет так, как ты захочешь.

Я затаила дыхание в ожидании его ответа.

Прошла, казалось, целая вечность. Наконец он произнес:

– Никаких больше глупостей? У меня екнуло сердце.

– Никаких. Честно… я обещаю.

Он перестал с силой прижимать меня к земле.

– Хорошо. Я дам тебе последний шанс, поскольку ты, похоже, образумилась. Но я тебя предупреждаю – если ты скажешь хотя бы слово из всей той чуши, что мне тут наболтала, клянусь, я самолично отвезу тебя в сумасшедший дом.

– Я никому ничего не скажу, – пообещала я, спрашивая себя, как, черт возьми, мне убедить его за сорок восемь часов в том, что он может мне доверять.

Поднявшись, он протянул мне обе руки, помогая встать. Его прикосновение было подобно удару током. Мысли мои на мгновение смешались.

– Я так до сих пор и не пойму, зачем, если ты в здравом уме, тебе понадобилось сочинять такую дикую историю? – Он покачал головой, собирая в корзинку остатки еды и складывая одеяло. – В актерских способностях тебе явно не откажешь. Должно быть, это у тебя наследственное. На мгновение мне показалось, ты сама веришь в ту чушь, что несешь.

– Правда иногда бывает невероятнее любого вымысла, – заметила я, следуя за ним к машине.

Он бросил на меня странный взгляд.

– Самым лучшим для тебя сейчас было бы поскорее укрыться от солнца. Не забудь надеть эту свою шляпу с широкими полями I и вуалью, когда мы поедем назад.

Я тупо кивнула. Похоже, я только все испортила. Теперь Натаниэль был более чем когда-либо убежден, что я падшая женщина… и при этом, возможно еще и психически неуравновешенная. Как, черт возьми, я могла изменить историю, если главный герой не собирался мне в этом помогать?

Солнце висело почти у самого горизонта, когда мы, наконец, возвратились в Стюарт-хауз после долгой утомительной поездки. На все мои вопросы о приезжающих родственниках и предстоящем бракосочетании Натаниэль отвечал односложно. Мне, однако, удалось выяснить, что помимо Виктории и его дяди с тетей других Стюартов на церемонии не будет, и это развеяло мои опасения насчет того, сумею ли я выглядеть достаточно убедительно в роли «кузины» перед настоящими членами семьи.

Когда Натаниэль, свернув с подъездной аллеи, въехал в каретный сарай, чтобы поставить там машину, я увидела внутри экипаж с запряженной в него черной кобылой.

– Ага, – заметил Натаниэль, помогая мне выбраться из машины, – похоже, дядя Эфраим с тетей Фейс уже прибыли.

– Натаниэль, – проговорила я поспешно, вспомнив рассказы Виктории о том, как дурно обращался с ней дядя в Саусалито после землетрясения, – если бы с тобой что-нибудь случилось, Викторию забрали бы к себе твои дядя с тетей, ведь так?

– Разумеется. Они мои ближайшие родственники. Но почему ты спрашиваешь?

– Я бы не доверила им девочку, в особенности твоему дяде. Он явно не белый рыцарь.

– Я не позволю тебе оскорблять моих родственников в моем собственном доме, – сказал он резко. – Возможно, иногда мой дядя и бывает излишне суров, но он неплохой человек. Как ты можешь судить о ком-то, кого ты никогда не видела?

– Но…

– Могу я надеяться, что ты будешь вести себя как следует? – спросил он, устремив на меня ледяной взгляд, от которого кровь буквально застыла в моих жилах.

– Да.

– Это было бы приятным разнообразием. Не успели мы подняться по ступеням на веранду, как миссис 0'Хара распахнула парадную дверь.

– А вот и вы… я слышала, как вы подъехали. У нас гости.

Из-за ее спины выступили дядя Эфраим и тетя Фейс. Фейс, в темном, с высоким воротничком платье, крепко обняла Натаниэля, тогда как ее супруг – суровый на вид мужчина, чей черный костюм мгновенно напомнил мне одеяние гробовщика, – дружески хлопнул племянника по спине.

– Итак, Натаниэль, какой-то красотке наконец-то удалось запустить в тебя свои коготки. – Он хохотнул и спросил, заметив меня: – Уж не эта ли ле…

Слова внезапно застряли у него в горле, и он уставился на меня, выпучив глаза, словно только что откусил от мексиканского перца халапаньо здоровенный кусок. Не будь я на сто процентов уверена в обратном, то могла бы поклясться, что он знает меня… и ненавидит всеми фибрами души. Я смутилась еще больше, когда взгляд его скользнул с масляных пятен на моей блузке – следов катушки зажигания – к идентичным пятнам на руках Натаниэля, и обратно.

Натаниэль пришел мне на помощь.

– Это не Пруденс, дядя Эфраим. Позволь познакомить тебя с мисс Тейлор Джеймс, нашей кузиной.

– Со стороны твоей матери? – спросил Эфраим.

– Отца, – коротко ответил Натаниэль, повторив мою ложь.

Багровое лицо Эфраима приобрело постепенно свой нормальный оттенок, но с него так и не сошло выражение неудовлетворенности.

– Странно, – протянул он, опираясь на свою трость с набалдашником из слоновой кости. – Мой отец был единственным ребенком в семье, и мы с Джошуа были его единственными детьми. Как могло получиться, что я никогда не слыхал ни о каких кузинах?

Натаниэль дернул слегка ворот рубашки, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

– У твоего деда и моего прадеда было, кажется, несколько сестер, ведь так?

Эфраим пробормотал в знак согласия нечто нечленораздельное и кивнул.

– Так вот, Тейлор является потомком одной из них.

– Которой?..

– Тейлор, ты должно быть совершенно измучена, – прервал Натаниэль расспросы Эфраима. Повернувшись к тете Фейс, он объяснил: – У моей кузины во время ограбления поезда, на котором она ехала, украли всю одежду. Она потратила весь день, делая покупки, и сейчас, я уверен, ей хотелось бы немного отдохнуть и переодеться к ужину.