Текст книги "Тюрки и мир. Сокровенная история"

Слухи же не рождались сами, их придумывали те, кто ненавидел Ивана Грозного и продолжателя его политики Бориса Годунова. То были иезуиты, которые загодя готовили Лжедмитрия и Смутное время, чтобы расправиться с Борисом, с его возрождающейся Русью. Только им был выгоден надвигающийся на Москву хаос. Тревожное начинали они время…

Стратегию атак готовил Рим. И готовил безупречно. Слухи, сплетни, оговоры – привычные инструменты из его арсеналов – на Руси, как быстро выяснилось, приносили малый успех. Здесь были свои великолепные мастера этого промысла. Требовалось что-то существеннее, чтобы развалить единство русского народа.

И нашли. Ислам, который был понятен католикам лучше, чем русским.

Только так, разделением веры, можно разделять надвое единый народ. Примеров тому предостаточно. Это Пакистан и Индия. Судан и Эфиопия. Это Балканы. Это Кавказ. Это Россия. Всюду разделение народа проходило по единому рецепту… Российская история утверждает, впервые ислам появился в Казанском ханстве, однако дату его принятия называет по-разному: 734 или 922 год. Точнее сведений нет, впрочем, как и даты крещения Руси.

Кому же тогда в XVI веке служили владыки Казанской, Сарайской и других епархий Древлеправославной церкви? Этих непоколебимых центров веры?

В Казанском кремле, например, половину земли занимали дом и двор митрополита. Хан жил рядом. В городе, судя по сохранившемуся рисунку Витзена, выполненному в 1660-х годах, не было мечетей. На этом и других городских рисунках виден Казанский кремль, Дворцовый и Благовещенский соборы. Для кого они открывали двери? Не для казанских ли ханов, если вспомнить касимовского Саин-Булата, сына казанского хана, остаток жизни проведшего монахом в монастыре под Тверью? Кто он был по вере? Разве мусульманин?

Кстати, почему именно казанского митрополита метил Борис Годунов на место наместника Русского патриарха в Поволжье? Действительно, почему? Никто же не задавал подобные вопросы, а стоило бы. Вопросы интересные… Все-таки вторая по численности епархия в стране.

Единственным, пожалуй, источником, настаивающим на исламе в Поволжье, является книга «Путешествие Ахмеда Ибн-Фадлана посла халифа Аль-Муктадира к царю Сакалиба», в ней рассказано о приходе на Итиль в 922 году проповедника из Багдада. Это, как следует из титульного листа, перевод с арабского, выполненный академиком И. Ю. Крачковским, знаменитым переводчиком Корана. Внешне работа солидна и обстоятельна. Но только внешне.

Говоря об Ибн Фадлане, надо сразу же подчеркнуть, ни в одном арабском источнике того времени его имя не встречается. Никто не может утверждать, что видел текст его записей… Тогда правомерны вопросы: что переводил Крачковский, если в природе не существовало ни оригинала, ни автора?

И как переводил академик Крачковский арабский текст Х века, если в Х веке не было арабского языка? «Книга исправлений» Абу Мансура Мухаммада ибн ал-Азхара ал-Азхари, с которой начался арабский язык, появилась через полвека после Ибн Фадлана.

Эти вопросы не риторические, на них дали оригинальный ответ академик В. В. Бартольд и другие востоковеды тем, что обошли их молчанием. Так они сохранили лицо и репутацию. Исследованием же Ибн Фадлана, как правило, занимаются те, кто ближе к политике, чем к науке. С XX века ведут они свои «исследования».

Первые ее страницы рождают недоумение и сомнение… Если то, что говорит Ибн Фадлан, – правда, тогда другие книги о тюрках грязные фальшивки. Одно из двух. Или – или. Третьего не дано. Текст его «Путешествия…» это набор баек и анекдотов, которыми «богатела» русская литература о тюрках начиная с XVIII века. Человек, живший в Х веке, не мог видеть то, что придумано много веков позже. Например, что тюрки едят вшей и восторгаются этим лакомством.

Смакуя их грязную жизнь, автор и его редактора не знали, что баня придумана тюрками, древнее ее звучание «бу ана», что в переводе дословно «мать пара». Следовательно, их жизнь не была грязной.

В «Путешествии…» Ибн Фадлана по пальцам одной руки пересчитаешь примеры, которые согласуются с реальностью. Их очень мало. Ну, как поверить, например, в то, что жена кагана, сидя на троне перед высоким гостем, раздвинула ноги и, «нисколько не смущаясь, почесала там» некое голое место. «Мы от стыда закрыли лица…» – пишет араб. «Они не очищаются ни от кала, ни от урины, не омываются от половой нечистоты. И вообще они не моются водой, особенно в зимнее время»… Для чего же служили тогда кумганы в тюркском быту? И ушаты? И волосяные рукавички, которые заменяли мочалки? И березовые веники? Зачем тогда каждую субботу тюрки вытапливали баню, чтобы чистым встречать воскресенье – нерабочий день, который посвящали Тенгри и своей душе?

«У хозяина-тюрка был безбородый сын, он очень приглянулся купцу-хорезмийцу, и тот склонил его к мужеложству». Или чуть дальше: «И если такой старик наденет шубу, то становится похожим на козла». Цитаты можно продолжить и продолжать, но делать это противно. Из гадостей составлена книга, приводящая в восторг тех, кто ее толком в руках не держал. Гипнотизирует имя академика, под редакцией которого издана фальшивка. А она – сигнал для вдумчивого читателя… Кому понадобилась фальсификация?

Рукопись «нашел» А.-З. Валиди Тоган, назвавший ее мешхедским списком, ей посвятил большую часть жизни А. П. Ковалевский, писали о ней другие ученые. Особняком в списке исследователей стоит имя сирийца Сами ад-Даххана, выпустившего в 1960 году книгу об Ибн Фадлане. Это единственный автор, который обратил внимание на нестыковки и несуразицы в тексте и на то, что только в России ведут эту тему. Здесь самые крупные «специалисты» по Ибн Фадлану, и появились они в последние сто лет.

Араб не мог встретить в Волжской Булгарии русов. Они жили на две тысячи километров западнее, и тем более славян, которые тогда были лишь в Болгарии.

Его «наблюдения» отвратительны, их не хочется комментировать: «…мы попали в страну башкир, которые относятся к тюркскому племени. Мы очень остерегались их, потому что это худшие из тюрок, самые грязные и более других склонные к убийствам. Встречает там человек человека в степи, отрубает ему голову и берет с собой, а тело оставляет. Они бреют свои бороды и едят вшей».

Горечь оставляет взгляд «очевидца» на народные традиции. В больном воображении араба или редактора все тюркские богослужебные обряды и праздники кончались «массовым совокуплением». И так на каждой странице.

Но есть там и капли правды.

«А если произойдет с кем-нибудь из них беда и случится какая-то неприятность, он поднимает голову к небу и взывает: «Бер Тангре!», по-тюркски означает: «Клянусь Богом единым», так как «бер» на их языке означает «один», а «Тангре» – «Бог» – пишет далее Ибн Фадлан. Это – правда.

Тюрки не были язычниками. И писавший «Путешествие…» знал о том. Но он не задал простейший вопрос, прежде чем обмакнуть перо в чернила, зачем им просить какого-то Ибн Фадлана обратить их в ислам? И кто он такой, этот всемогущий Ибн Фадлан?

Просто так веру не меняют. «Тангре» охранял тюрков. Зачем его менять?

Интересные сведения о принятии ислама в Средней Азии привел Л. И. Климович в «Книге о Коране, его происхождении и мифологии». Жители Бухары, верившие в Тенгри, после наступления на их город арабского войска принимали ислам, а после его отступления вновь «становились неверными». Так продолжалось четыре раза. Лишь после проявленной арабами невероятной жестокости и подкупа знати бухарские тюрки смирились, забыли Тенгри… Еще более кроваво события развивались в Хамзине… То была уже борьба не идеологий. Арабы даже в мечеть ходили с оружием! Настолько сильно было сопротивление тюрков новой вере.

Неужели в Волжской Булгарии жили какие-то другие тюрки? Без Тенгри? И слабее духом?

«Кому выгодно?», с этого вопроса лучше начать расследование. И откроется, что хотели скрыть «пустившие» Ибн Фадлана в Дешт-и-Кипчак. Настоящий араб, приехав сюда, встал бы на колени и поцеловал землю великого народа, а не позорил ее. Было бы именно так, потому что в Х веке Коран еще писали письмом куфи и по-тюркски. Мусульмане знали слова Аллаха о тюрках, о Его войске, которое несло знамя веры. Знали, что здесь, на Итили, жили ханифы, о которых написано в Коране… Все это Ибн Фадлан обязан был знать. Но не знал. Значит, он не был арабом!

Вот еще пример, и его Ибн Фадлан должен был знать. В 833 году новый халиф, созвав в Багдаде мудрецов, спросил: «Сколько лет буду царствовать?» Ответы были разные. Лишь самый седой мудрец тихо промолвил: «Ровно столько, сколько захотят тюрки». И все рассмеялись его горькой правде: гвардия халифа состояла из тюрков, они ставили и убирали правителей. Духовенство, ученый мир Халифата также слагали выходцы из Дешт-и-Кипчака… Не стыдно ли забывать об этом?

Лишь в позднем Средневековье, с подачи иезуитов, проникших в ислам, началась «арабизация» Востока, началась через пять веков после описанных в книге событий… Как Ибн Фадлан узнал о том, что будет?

Исламский мир гордился тюркской культурой, почтительно называл ее наукой древних. В представлении арабов их мир делился надвое – на «науку древних» и на «мусульманскую науку». Восток отличали крупнейшие философские школы, основанные тюрками, они давали блеск культуре мусульман. Это хорошо известно светским ученым, читавшим труды академиков В. В. Бартольда, А. Е. Крымского и других востоковедов…

В Волжской Булгарии религией был не ислам. Иначе там бы случились перемены, которые пришли в Крым вместе с исламом, а именно – правление по шариату, собственность на землю, многоженство. Религия – это мораль общества, норма его жизни. Она выражается не в том, как люди молятся, как держат руки, что говорят, а в том, как они себя ведут до и после молитвы, как обустраивают быт, свою жизнь и даже смерть – могильные памятники это тоже информация о вере.

А были ли на Итили мусульманские кладбища в Х веке? Где следы этого? Их нет.

То, что приверженцы Ибн Фадлана выдают за мусульманские памятники и кладбища, не выдерживает критики. Например, стелы Х – XIII веков. Их называют исламскими из-за куфического письма, которое проступает на поверхности стел… Но это же и есть письменность тюрков! Ханифов! Не менее курьезны захоронения в гробах, которые тоже относят к исламским. По мнению казанских археологов, лица покойников якобы обращены к югу, хотя сама могила строгой восточной ориентации. Захоронения назвали «языческими с включением мусульманского элемента».

Добавить что-либо к этому анекдотическому определению трудно. Собственно, это и есть лицо провинциальной Казани. Ныне вторичной во всем. Даже в мысли…

Каганат Волжская Булгария до XVI века жил по адатам, его история и археология доказывают это. О чем здесь спорить? Взять, к примеру, курганы, которыми не обделено Поволжье. Разве в курганах хоронили мусульман?.. Или – Казанскую икону Умай, ее русские назвали Казанской иконой Божией Матери, а на эту святыню молились поколения тюрков до падения Казани и после. Она, икона, собирала почитателей веры в епархию.

Казанскую икону Умай почитали жители Казани и земель, над которыми властвовали казанские духовные владыки. Это нынешние Ивановская, Костромская, Нижегородская и другие области… Кто были те прихожане, оставившие эту редкую икону, творящую чудеса? Предки нынешних татар, русских, башкир!

Разве не любопытно – за всю историю здесь не было ни одной религиозной войны! Даже стычки. Во всяком случае, летописи и народные предания их не фиксируют… Может быть, это заставит тюрков задуматься над собственной историей? Нельзя же жить беспамятно. Стыдно.

Конечно, кто-то принимал ислам и до Ивана Грозного. Скажем, золотоордынские ханы Берке и Узбек были мусульманами, они искали союзников на Востоке, а хан Мамай был католиком. И что? Народ Орды не пошел за ними, иначе история зафиксировала бы крушение Дешт-и-Кипчака раньше, чем оно случилось. В Казанской епархии был порядок, вмешиваться в него не дозволили бы никому. Даже арабу, которого назвали Ибн Фадланом, посланником халифа.

В Волжской Булгарии, потом и в Золотой Орде строили мечети, но при постоялых дворах, для купцов, прибывших с Востока. И синагоги строили, и армянские храмы. Но кто и где доказал, что эти культовые постройки привлекали тюрков Волжской Булгарии? Или Орды? Или Московской Руси?

Тюрков, которые поднимали голову к Небу и гордо взывали: «Бер Тенгри!»

Действительно, зачем им чужие храмы?

…В начале XVI века была попытка привить Поволжью ислам, тогда брат крымского хана занял казанский престол. Но не долгой была она. Об исламе вспомнили при Борисе Годунове. Но вспомнили не в Казани, в Риме. Трудностями Москвы там пользовались очень умело. Иезуиты создали «пятую колонну». И понесли смуту: религиозные войны обрели остроту, протест и отчаяние. Не веру, а именно протест Казани против русских тюрков культивировали они.

О душах не думали.

В знамени ислама жители Казанского ханства, которых полонил Иван Грозный, увидели знамя свободы и приняли его. У них появился, с их точки зрения, шанс. Они мечтали о свободной Казани. О воле… А это все-таки политическая, не религиозная мечта, не погасшая там до сих пор.

Удар Запада был точен. Ислам в Поволжье принял политический окрас, а народ так и не понял высоких норм той религии. Повальное пьянство, вольное поведение и мужчин, и женщин, условное соблюдение обрядов, увы, они бросались и бросаются в глаза до сих пор. Их не скрыть. «За чужим пошли, а свое потеряли»… Там, конечно, были и есть настоящие мусульмане, но их очень мало. Поволжье – центр политических игр, земля вечного конфликта тюрков. Здесь три религиозных течения проявляют себя.

Но что показательно, сюда никогда не приходили паломники, здесь нет уединения, мусульманских святынь, как в Средней Азии, например. Одна нищета духа. Этот исламский регион России не украсит даже мечеть, построенная вопреки исторической правде в Казанском кремле.

Время не обмануть! А себя можно…

Говоря об исламе в России, нелишне помнить, что Коран здесь впервые издали в XVIII веке. Тогда появились первые общины мусульман. И никакой Ибн Фадлан не разубедит в этом, ибо сохранились документы посерьезнее.

Как Русь стала Россией

С правления Бориса Годунова, этого величайшего собирателя державы, русские начинают Смуту, есть такой термин в российской истории. Что это, понять нельзя. Термин сравним с туманом, вернее, с мутью, скрывающей былое, но Словарь русского языка С. И. Ожегова его с мутью не связывает, толкует как «мятеж, народные волнения, раздоры, ссоры, беспорядок». Возможно, и так.

Однако это ли отличало Смутное время на самом деле? Мятеж – оболочка жизни, он следствие политики. Как дым есть следствие огня. Народные волнения, мятежи сами не вспыхивают, их готовят, ими руководят политические силы, которые потом называют иные времена смутными, так им удобнее… От слова «муть» все-таки термин, оно точнее.

На Алтае знали, молитва, как и мирская речь, обуреваемая нечистым помыслом, зовется «мутною».

То видно и из церковной истории Руси, там же лежало ядро событий. Начиналась схватка Церквей, Русской, появившейся в 1589 году, и Католической. Вот что отличало «смуту»!.. Церковные баталии, которые привели к расколу 1666 года. Не народные волнения, не ссоры. И конечно, не самозванцы, нахлынувшие с Запада. Католики вели битву с давним своим соперником – с тюркской верой, которая, приняв при Иване Грозном русский лик, продолжалась при Годунове под именем «христианство».

Под сводами храмов питалась «смута», здесь она жила.

Поэтому правильнее ее считать продолжением инквизиции, убийством тюркской культуры уже в Восточной Европе, вернее, подменой ее на славянскую новь… Запад и здесь победил, а победителя, как известно, не судят. Им восхищаются, поэтому так уродливо и выглядит история России, в которой концы не сходятся с концами… Однако мир устроен так, что в нем нет ничего тайного. Все рано или поздно становится явным.

Что нбчало «смуту» – ту необъявленную войну? Ничего. Просто католики не посчитали русских тюрков христианами, они придумали им другой термин – «схизматики», то есть «имеющие похожую веру» или «отпавшие от церковного единства». Возможно, это серьезный повод для войны. Но при чем тут религия? Однако враг был обозначен…

Западная церковь готовила русскую «смуту» (раздоры, мятежи), забыв «о любви к ближнему», о единоверцах. Вдохновленная успехами инквизиции, она уверенно нападала. Но поскольку ни тайного войска монахов, ни головного штаба, ни просто армии у русских не было, они могли выставить лишь народные ополчения. Их и выставляли. Отсюда то значение «смуты», которое приводит в своем словаре Ожегов.

Оно правильно, но не вполне полно, когда знаешь, что это тюркское понятие. Калька слова «булга-», то есть «смешивать», «мутить», которое и звучало тогда, в начале XVII века. О том же говорят и древние алтайские пословицы: «С помощью воинов подавляются смуты», или: «Знание успокаивает смуту в народе», или: «В дни смуты особенно следи за собой».

Рим понимал: русский пример неподчинения папе взрывоопасен для христианской Европы, где набирала обороты Реформация, – ответ Севера на инквизицию. Здесь готовилась Протестантская (Евангелическая) уния, принятая в 1608 году, тлела крестьянская война. Лютеране, кальвинисты, англикане, методисты, баптисты, адвентисты стремились отдалиться от Римской церкви и ее ставленников. Верующие устали от папских политиков, от которых исходили только беспокойство и страх.

Покорением Русского царства папа римский надеялся поправить пошатнувшееся положение Церкви, хотя исход событий и казался сомнительным. Но шансов победить на Севере было еще меньше. Политику там корректировала Реформация, не папа. Он уже потерял инициативу. О том знали в Кремле и делали выводы. Но очень робкие. Московское государство противостояло Риму практически без союзников, начавшиеся при Иване Грозном отношения с английским двором могли бы иметь продолжение, но не имели.

Это кажется странным, даже неестественным, половина Европы была против Рима, а Русь лежала далеким фронтом, решая свои проблемы в одиночку. Коснись ее Реформация, история Европы развивалась бы совсем по-другому. Не коснулась! Почему?

Потому что на Руси действительно была схизма, то есть вывеска: христианство в ее культуру не вошло. Следовательно, реформировать было нечего. Рано. Здесь, в этом «медвежьем углу», таилась дедовская патриархальность, в которую без успеха пытались втиснуть христианские порядки. Именно «втиснуть». Обстоятельство серьезное, пусть и не важное в масштабах континента.

Но к нему следует добавить, что по обе стороны переговорного стола сидели не просто европейцы и русские, а тюрки, назвавшие себя англичанами, шведами, поляками, русскими, тогда политика обретает совершенно иной окрас. Без выяснения отношений, кто старше, кто знатнее, здесь не обошлось. И хотя корень династий и там, и там был один – алтайский, существовали колена родов, разобраться в которых очень трудно… Поэтому договориться друг с другом для тюркских аристократов задача практически не решаемая, она выше их возможностей.

Здесь всегда признавали только правила поединка, или суда Божиего. То есть войну.

Несогласие усиливалось еще и тем, что московская дипломатия зависела от Запада, Москву в других странах часто представляли агенты папы, они не спешили делиться европейскими тайнами, что осложняло действия и Ивана Грозного, и Бориса Годунова, сковывало их инициативы. И тем, разумеется, дело не исчерпывалось. Молодую страну, как лодку в море, раскачивали сами гребцы – аристократы, приближенные к царю, его советники.

Например, они так и не признали Бориса Годунова за царя из-за нецарского его происхождения. Для родовитых бояр он был самозванцем, выскочкой. Иные бояре возжелали сделать Русь частью Запада, что вело к неустойчивости в обществе… Впрочем, все это хорошо известно из литературы о Смутном времени.

Слиться с Западом, иначе говоря, стать христианами и, значит, славянами, желали выходцы из Северной Руси, сторонники Рюриковичей, помнившие о «Господине Великом Новгороде», духовная культура Востока была им уже чужда и непонятна, Запад с его тайнами казался ближе. Того же желали русские тюрки из числа потомков мелкопоместной знати Орды, они в христианстве и славянстве видели радужные надежды и перспективы на богатство, власть.

Замыслы и тех и других были осуществимы – русское общество, возникшее из разных народов, не отличалось цельностью, оно при умелом воздействии распадалось на глазах. Распадалось на этнические группы и религиозные группки. Как угодно. От них и шла Смута – от вражды между собой, которую начало дворянство, разносортная знать, выпестованная Борисом Годуновым. Это он дал льготы христианам, их приблизил к трону.

Кремль, объявив о новой религии, начал борьбу сторонников старой и новой веры. Сам поделил общество на своих и чужих.

Столбовые дворяне собирались против бояр, мелкопоместные дворяне – против столбовых… Но все из них рвались в славянство. С указом о введении «греческой веры» на Русь обрушился хаос, что сродни убийству страны, а иначе и быть не могло. Смена веры – это смена политической культуры. Так было всюду… Не без помощи католиков тогда сложилась «христианская» партия, возмечтавшая лишить царя власти. Чтобы стало, как на Западе. У христиан.

Славянам изначально была чужда свободная, независимая империя, которую задумал возродить Борис Годунов на месте Дешт-и-Кипчака, они не принимали тюркских традиций власти даже в христианской упаковке. Желали папу римского. И только папу. Хозяина для себя!

Годунов, увлеченный идеей «греческого» христианства, не сразу понял, что сам выкопал себе могилу. Он, волей случая ставший царем, двумя руками держался за трон и приближал к себе таких же случайных людей, которые и свели его на тот свет… Они, никто другой, посадили родственников Годунова «в навозные телеги, везли через пни и колоды, без покрова и тюфяков, в дождливое время… некоторые умерли дорогою», сообщает Никоновская летопись. Действительно, сам царь себе копал могилу.

Кажется невероятным, но Лжедмитрия I, ставленника папы, на московский престол возвели не католики, а именно те самые славяне, что заглядывали в рот Западу. И входили они в тайный сговор не с самозванцем, а со стоящими за ним политиками, которые в 1605 году силой штыков польской армии привели и объявили русским царем настоящего проходимца.

Запад строил свою стратегию на раздоре, на развале народа. Самозванец был «троянским конем» католического Рима, но за узду его вели все-таки славяне…

Они соглашались терпеть над собой любого, лишь бы не своего, не царя Бориса. А Русская церковь ничем не могла ответить, не нашла слов, чтобы прекратить борьбу мирских интересов. Страна при живом патриархе жила без патриарха. Хотя на самом деле их было два. Старый, тенгрианский, прозябал в Брянске (Биринчи), а новый, христианский, ничего не решавший, сидел в Москве, потому что не был вторым лицом в государстве. Был назначенцем светской власти, в точности как когда-то византийский патриарх. Слуга престола. Объявив Бориса Годунова царем, он выполнил свою миссию.

Очевидно, Смута началась с отсутствия духовности, в христианской стране не стало единства духа и тела: двуединство власти было нарушено. Эта беда, сгубившая Золотую Орду, стала спутницей Руси, ее родовой меткой. Повторялась история Византии, империи, которая проиграла Риму по той же самой причине.

С духа начинаются и с уходом его заканчиваются тюрк, его народ, его страна… Тогда в обществе рождаются скрытая ненависть к соседу, зависть к чужому успеху, желание отчуждения. Славяне проявляли именно эти низменные качества души, проявляли неосознанно. Назвавшись славянами, тюрки стали жить в другом обществе. С другими ценностями. Пастыри теперь твердили им о спасении души, а не о ее чистоте, как прежде. О своей шкуре, не о поступке, теперь заботилась знать.

Тот, кто отошел от «Киши хакы», был уже не тюрк – славянин (slave) с ярмом на шее… Так было и в средневековой Европе, о чем свидетельствует образное латинское выражение: subdidit se iugo Christi. Оно означало: «принять христианскую веру значит надеть на себя ярмо». Выражение, конечно, можно толковать по-разному, но изменится ли от этого смысл?

Если прежняя вера сдерживала иные пороки души, то у русских славян пороки рвались наружу, поднимая со дна муть. Самые низменные «тюркские болезни» расцвели пышным цветом, новая вера оказалась тем самым биологическим раствором, в котором возбудители «болезней» чувствовали себя прекрасно. То была их среда. Их жизнь. Увы. Годунова топили свои, те, которых влекла не свободная Русь, а привилегии, что сулило им христианство. Они не понимали и не могли понять, Московия – не союз удельных княжеств (юртов или ханств), как Дешт-и-Кипчак или Орда, а вотчина, где должен быть один правитель с неограниченной властью. Империя по типу Византии. Ее создавал царь, объявивший о новой Церкви.

К сожалению, имперская идея тогда не завладела обществом.

Впрочем, идеи, как таковой, еще не было. Сам Годунов страдал теми же тюркскими болезнями, которые обострились после принятия им славянства. Он яро ненавидел противников закона, мстил за подлости, казнил за малейшие провинности, особенно когда пытались ограничить его царские полномочия. В своей жестокости, возможно, царь и был прав. Но… история это видела много раз. Силой закон поддержать нельзя. Ненависть и жестокость рождали лишь ответную ненависть, ответную жестокость. О духе, о слове, без которого немыслима царская власть (именно царская!), тогда не думали. Лилась кровь, раскручивался маховик зла, и было не до идеи, не до патриарха, который должен был первым наставить царя.

Традиции греческой веры не позволяли патриарху сделать это.

Как на беду, патриарха втянули в борьбу кланов, Русская церковь не могла стать мировым судьей, не могла примирить славян-аристократов с царем, она плелась вслед за событиями. Патриарх Иов сделал все, чтобы Бориса Годунова в 1598 году избрали царем. Церковь стояла на защите интересов трона. Не страны, не народа… В том и состоит особенность «греческой веры». В служении престолу!

Все сразу увидели: патриарх отрабатывает хлеб. Значит, он – слаб.

Это замечание важно, оно объясняет, почему у престола было много противников, а высшему обществу не хватало единства, почему начался разброд… Карманный патриарх – карманная Церковь. Карманная Церковь – мертвый дух, перед которым мертв закон! И можно принимать любое, самое справедливое на свете законодательство, его все равно никто не будет соблюдать, ни власть, ни народ.

Казалось бы, патриарх выступил против самозванца, явившегося к Москве, предал его анафеме, доказал, что Лжедмитрий не кто иной, как беглый монах Гришка Отрепьев, с доводами согласилось польское католическое духовенство, куда он отправил посольство. И что? Остальная-то Москва, объединившаяся против Годунова в «польскую партию бояр», желала Гришку Отрепьева. И никто не мог остановить ее в том желании. Ни царь, ни патриарх… Дух не жил в стране! Качалась вера, и любого, похожего на Рюриковичей, толпа с готовностью принимала за царя.

Из-за бессилия Русской церкви католическая паутина затянула верхние этажи общества, то есть бояр и дворян, которые по указке Рима раскручивали маховик Смуты, втягивая в нее новые и новые силы. Русь бурлила, стрелка политического барометра металась между бурей и штилем, однако патриарх не смотрел на нее, он был занят другим – придворными заботами.

Тайные монахи папы придумывали за славян реформы, чтобы ограничить царскую власть, расширить власть бояр и дворян, тем самым они привлекали на сторону смуты авантюристов, мечтавших о поместьях. Обремененная Русская церковь преступно молчала. А ведь реформы готовили на любой вкус, на любое желание, лишь бы люди, увлеченные мнимой идеей свободы и справедливости, шли против царской власти. Вот о чем думал Рим.

По начальному плану, который не называли секретом, Смуту надеялись завершить за три года. То был плановый процесс, три года отпустили католики, чтобы разложить изнутри Московию.

Папские монахи в разработке реформ, которых якобы желал славянский народ, делали работу Русской церкви. Они знали, что та не следит за нравственным здоровьем общества, что поглощена борьбой за власть около престола… Запад не упускал любую щель, чтобы овладевать любым новым плацдармом в Московии, он умело использовал просчеты противника и знал о русских куда больше, чем они сами.

В этой связи показательна история женитьбы Лжедмитрия на Марине Мнишек. Жених обратился к своим идейным покровителям с письмом, в котором просил себе жену, которая «должна, по крайней мере, наружно чтить греческую веру и следовать обрядам ее». Однако кардинал Рангони ответствовал усмешкой, подчеркнув, что «самые предки Димитровы», то есть украинские Рюриковичи, были католической веры и вступали в брак с польскими и иными княжнами.

Его нескрываемая усмешка говорила, что католичество на Руси имело давние традиции. Именно к католичеству, а не к «греческой вере», должна была прийти – и придет! – Московская Русь… Так что история крещения Руси тайна действительно только для русских!

…Когда самозванец вошел в Москву, патриарха Иова свергли, разумеется, свергли славяне. «Его одели в черную ризу, таскали, позорили в храме, на площади и вывезли в телеге из города, чтобы заключить в монастыре Старицком»… Свержение патриарха – свидетельство вопиющего безверия, которое пришло в некогда богоугодные края. Прежде то было немыслимо, за долгую историю тюрков подобного не зафиксировано: смертный не смог бы поднять руку на высшее духовное лицо, которое почитали особо, ибо оно связывало народ с Небом. Объявляло волю Неба.

К сожалению, акт вопиющей безнравственности повторился со вторым и третьим русскими патриархами. Всех их свергли сами славяне, подвергнув жесточайшим пыткам. Русская церковь греческого толка не имела уважения с первых лет существования, потому что пастырь обслуживал не народ, не страну… Но Западу и нужна была слабая Церковь на Руси, чтобы привить русским славянскую идеологию.

Новым патриархом при Лжедмитрии I стал Игнатий, который до избрания значился рязанским архиереем, он был греком, получившим воспитание в Риме. Тайный иезуит, католик возглавил духовную жизнь Русского государства в самый ответственный ее период! Возглавил, не зная языка, на котором говорил подвластный ему народ. Фантастика… Как он получил Рязанскую епархию?

Этого грека в сан патриарха рукоположил бывший патриарх Иов, которого только что свергли. Несчастного на церемонию доставили силой, но он не совершил добровольно обряд посвящения, «ведая в Игнатии римской веры мудрование». «Не пустиси сему в патриархах быти»… Несчастного, «муками страх налагая», заставили совершить обряд, после чего он произнес пророческую фразу: «Ако по ватаге и атаман, а по овцам и пастырь».

То был чужой человек в чужой стране. Однако получил-таки право на духовное наставление славян, которым ничего иного и не требовалось. Объяснить случившееся без эмоций трудно. Это не предательство, не случайность. Это норма в стране добровольных рабов, в душе которых нажива заслонила веру, они уже не произносили в молитве «двух вещей прошу я у Тебя, не откажи мне, прежде нежели я умру: суету и ложь отдали от меня, нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом…». Они прислушивались к иноземцам и их выдвиженцам! Как в Болгарии.