Текст книги "Дыхание истории"

В Китае было осознано пагубность ориентации на общественное мнение, на общественников при оценке результатов правления. На этот счет есть анекдотический случай.

Властитель Цзин назначил Янь Цзы управляющим Дунъэ. Через 3 года все говорили о новом управляющем только дурное.

Властитель Цзин вызвал Янь Цзы ко двору. И сказал, что ему это не нравилось. Управляющий признал свои ошибки и попросил оставить еще на три года. Пообещав, что о нем будут говорить только хорошее. Действительно, через три года об управляющем говорили только хорошее. Вот как это объяснил Янь Цзы властителю.

«Поскольку я заботился о благополучии Дунъэ, я приказал строить дороги и принял поспешные меры к увеличению населения, этим я не понравился дурным. Я награждал бережливых и прилежных и всех, кто выказывал заботу о детях и братскую любовь. Я наказывал воровавших время и бесполезных. Этим я не понравился ленивым. При наказаниях я не выделял благородных и могущественных. Этим я не понравился благородным и могущественным. Если у меня требовали чего-либо мои приближенные, я разрешал им то, что было согласно с законом, и запрещал то, что было противно закону. Этим я не понравился своим приближенным. Когда я принимал своих начальников, я никогда не переступал требований религиозных обрядов. За это меня невзлюбили мои начальники. Так произошло, что все эти люди стали распространять обо мне дурные речи и повторять свою хулу при дворе. Через три года эти обвинения дошли до вас. На этот раз я стал все делать по-другому. Я не стал строить дорог и отложил в долгий ящик меры по увеличению населения. Тут возрадовались дурные. Я стал обижать бережливых и прилежных и всех, кто проявлял заботу о детях и братскую любовь. Я перестал наказывать воровавших время и бесполезных. От этого возрадовались ленивые. При наказаниях я начал выделять благородных и могущественных. Потому возрадовались благородные и могущественные. Все, что у меня требовали мои приближенные, я им разрешил. Потому возрадовались мои приближенные. Когда я принимал своих начальников, я стал делать то, что запрещают обряды. Поэтому возрадовались мои начальники. Так и получилось, что все эти люди стали петь мне хвалу по всему миру и довели ее до твоих ушей. Раньше ты хотел меня наказать за то, что достойно было вознаграждения, а теперь хочешь наградить за то, что достойно наказания. Таковы причины того, что я не хочу принять твоей награды» [25, с. 367-368].

Тогда правитель Цзин признал в Янь Цзы искусного чиновника и назначил его управляющим всей страны. Через три года государство Ци достигло большого подъема. Это анекдот из «Янь Цзы Чунь Цю».

И не важно, что этот исторический случай доведен до анекдотического пересказа. Важно, что так мыслили и мыслят китайские ученые, практики.

В Китае было осознана роль и важность выбора политического лидера, который чувствует когда и что можно делать.

В 206 году до нашей эры Сан Юй (232 – 202 до нашей эры) был провозглашен «единственным царем Западного Чу». У него в подчинении оказалось 18 глав наследственных домов. Но на одного не хватило области для правления. Он оказался не у дел. А был активен, силен, решителен был готов на смерть ради своего статуса. Он выгнал и убил трех глав областей княжества Ци. Сян Юй пошел на него войной. Иначе кто его будет считать царем?

Лю Бан (250 – 2195 годы до нашей эры) чувствовал слабость Сан Юй и напал на него, когда тот был в походе. Победа была одержана. Заложен краеугольный камень династии Хань. А в основе чутье, понимание, что и когда надо делать.

Но одновременно было понимание важности нахождения согласия между политическим лидером и народом. Людям с таким пониманием можно подчиняться.

В Китае наблюдения за решениями правителей выявили, что у худших присутствуют черты истероидности, пострезонаторов. По сути это один из пунктов, характеризующих личность пострезонаторов (см.: гл. 3.1). Но это было получено в результате десятилетних психодиагностических и иных исследований. И в XXI веке. А это мнение сформировалось в Древнем Китае.

«Заурядный правитель награждает тех, кто ему нравится, и наказывает тех, кто ему нелюб; мудрый же правитель поступает не так. Его благоволение непременно распространяется на тех, кто имеет заслуги, а наказание обязательно падает на тех, кто имеет провинности» [23].

Обычно поведение и даже нравы чиновников, находящиеся на службе у правителя, зависят от того, что нравится самому правителю. «Если правителю нравятся законы, чиновники начнут служить правителю, следуя законам. Если же правителю нравятся речи, чиновники станут служить правителю одними речами. Если правитель предпочитает законы, то честные ученые выдвинутся вперед. Ежели правитель предпочитает речи, то он будет окружен сановниками-клеветниками и сановниками-льстецами» [26, с. 197].

В этих словах присутствуют признаки резонаторов и пострезонаторов (см. таблицу, гл. 3.1). В частности тот факт, что аудиальный тип личности ведет к проблемам в развитии системы управления, страны был осознан в Китае за тысячелетия до современных изысканий ученых при массовом применении психодиагностических средств. Осознана и взаимосвязь личности лидера и особенностей лиц, которые его окружают. Не случайно данная книга была настольной у Мао Цзэдуна.

В Китае был сформулирован закон обратного движения, закон развития через противоположное состояние. Это в настоящее время сформулировано положение согласно которому маятниковое развитие психики наиболее эффективно и целесообразно. Оно нам понятно как оптимальное соотношение сознательного и бессознательного. Мудрецы Китая знали это тысячелетия назад.

Лао-цзы (6-5 века до нашей эры): «Чтобы нечто сжать, необходимо прежде расширить его. Чтобы нечто ослабить, нужно прежде укрепить его. Чтобы нечто уничтожить, необходимо прежде дать ему расцвести. Чтобы нечто у кого-то отнять, нужно прежде дать ему» [8, с. 125-126].

Но это знание вплеталось в принятие практических решений.

Подобное мышление было характерно и для китайских мыслителей недавнего прошлого, для лидеров КПК. Вот одна из мыслей Мао Цзэдуна из его статьи «Стратегические вопросы революционной войны в Китае»:

«Что касается утраты территории, что сплошь и рядом бывает так, что, только утратив ее, можно ее сохранить. Как говорится, «если хочешь взять, то сначала дай». Если мы утрачиваем территорию, а получаем победу над врагом, да потом еще восстанавливаем территорию и даже расширяем ее – это прибыльная операция» [17].

Интроверты не так меняются под игом врага, как экстраверты. Отсюда они психологически не сближаются так с ним, а внутренний протест растет, вероятность проявления эффекта обратного движения возрастает. В связи с этим продолжим цитировать данную статью Мао.

«Без необходимой и полной подготовки к отражению "похода", который осуществляется противником по плану, мы неизбежно были бы обречены на положение пассивной стороны; когда приходится принимать бой в спешке, без подготовки, уверенности в победе не может быть. Поэтому одновременно с подготовкой противником "похода" нам совершенно необходимо вести подготовку контр похода. Возражения против этой подготовки, раздававшиеся в наших рядах, наивны и смешны.

Здесь возникает один трудный вопрос, вокруг которого легко разгораются споры: когда нужно заканчивать наступление и переходить к этапу подготовки контр похода? Этот вопрос возникает в связи с тем, что в период, когда мы сами ведем успешное наступление, а противник обороняется, подготовка его "похода" проводится втайне и нам трудно установить, когда он начнет новое наступление. Если мы начнем готовить контрпоход преждевременно, мы тем самым неизбежно потеряем часть выгод, которые дает наступление. Иногда это может оказать не совсем благоприятное влияние на Красную армию и на население, так как основные мероприятия в период подготовки контр похода заключаются в подготовке военного отступления и в политической мобилизации в целях подготовки отступления. Иногда, если подготовка начинается преждевременно, она может превратиться в ожидание противника; если же он после долгого ожидания не появляется, нам приходится возобновлять свое наступление. При этом иногда начало нашего нового наступления как раз совпадает с началом наступления противника, и таким образом мы ставим себя в трудное положение. …

Стратегическое отступление – это планомерное стратегическое мероприятие, к которому прибегает менее сильная армия при наступлении превосходящих сил противника, учитывая, что она не может немедленно разгромить наступающего, и, стремясь сохранить свою живую силу и дождаться удобного момента для разгрома противника. Однако сторонники военного авантюризма решительно выступают против такого мероприятия и настаивают на том, что "обороняться от противника надо за пределами своего государства".

Кому не известно, что когда дерутся два кулачных бойца, умный часто отступает назад, глупый же разбушуется и с самого начала не щадит своих сил. В результате отступивший часто побеждает.

В романе "Шуйхучжуань" силач Хун в доме Чай Цзиня с воинственными криками бросается на Линь Чуна, и последний сначала отступает, а затем, когда Хун допускает промах, одним ударом ноги валит его на пол.

В эпоху Чуньцю между княжествами Лу и Ци вспыхнула война. Чжуан-гун, правитель княжества Лу, хотел вступить в бой, не дожидаясь, пока войско Ци будет изнурено, но его удержал Цао Гуй. Они решили прибегнуть к тактике "враг утомился – мы бьем" и разбили армию Ци. В истории китайского военного искусства это стало классическим образцом победы слабого над сильным. Вот как описывает это историк Цзо Цю-мин:

"Весна. Войско Ци пошло войной на нас. Князь собирался в поход. Цао Гун попросил принять его. Земляк Цао сказал ему: «Сановникам надлежит обдумывать это. Зачем тебе вмешиваться?» Цао Гуй сказал: «Сановники ничтожны, далеких планов строить не могут». Он предстал перед князем и спросил: «Чем будешь ты воевать, князь?» Князь сказал: «Платьем и яствами я не смел наслаждаться один и всегда делил их с другими». Цао Гуй возразил: "«Малыми милостями всех не одаришь, народ не пойдет за тобой, князь!» Князь сказал: «Чистых животных, и яшму, и шелк в жертву принося богам, не смел вводить их в обман, всегда поступал но честности». Цао Гуй возразил: «Малой честностью не снискать доверия, боги не дадут благословения». Князь сказал: «В малых и великих тяжбах – пусть даже не мог уразуметь суть – всегда судил по справедливости». Цао Гуй ответил: «Это– честное выполнение долга. С этим можно идти воевать! Когда ты, государь, пойдешь в бой, позволь сопровождать тебя!» Князь взошел с ним на колесницу, и была битва под Чаншао. Князь собирался ударить в барабан к атаке. Цао Гуй сказал: «Еще нельзя!» Трижды били атаку барабаны Ци, и Цао Гуй сказал: «Теперь можно!» Не устояло войско Ци, и князь собрался преследовать его. Цао Гуй сказал: «Еще нельзя!» Всмотрелся в следы их колес, взошел на передок колесницы, посмотрел ни вслед и сказал: «Теперь можно!» Тогда началась погоня за войском Ци. После победы князь спросил Цао Гуя о причинах поступков его. Цао Гуй ответил: «Ведь война – это мужество. Первый барабан поднимает мужество, со вторым – оно падает, с третьим – иссякает. У врага мужество иссякло, мы же были полны мужества и потому победили. Воюя с большим княжеством, трудно узнать его силы. Я боялся засады. Я всмотрелся в следы их колесниц – они были спутаны; посмотрел на их знамена – они пали. Вот тогда мы бросились в погоню».

В данном случае обстановка была такова, что слабое княжество сопротивлялось сильному. В тексте говорится о политической подготовке к войне – завоевании доверия народа; говорится о позиции, благоприятной для перехода в контрнаступление, – Чаншао; говорится о моменте, благоприятном для начала контрнаступления, – "у врага мужество иссякло, мы же были полны мужества"; говорится о моменте начала преследования – "следы их колесниц были спутаны; их знамена пали". Хотя в этом рассказе речь идет о небольшом сражении, в нем, тем не менее, показаны принципы стратегической обороны. В военной истории Китая имеется чрезвычайно много примеров, когда победы одерживались в результате применения этих принципов: битва между Лю Баном и Сян Юем под Чэнгао, битва между войсками Ван Мана и Лю Сю под Куньяном, битва между Юань Шао и Цао Цао под Гуаньду, битва между царствами У и Вэй у горы Чиби, битва между царствами У и Шу под Илином, битва между государствами Цинь и Цзинь у реки Фэйшуй и т. д. Во всех этих знаменитых сражениях при большом неравенстве сил слабый сначала отступал, а затем захватывал инициативу и побеждал» [17].

Эти рассуждения относятся к 1936 году. В них интересны многие аспекты. Это и опора на опыт истории, это соединение готовности к справедливости и честности с военной хитростью. Это соединение идей Конфуция и хитростей 36 стратагем. Это и то, и другое. Но, по-видимому, самая важная аналогия заключается в сравнении мышления Мао Цзэдуна и мышления императора Чжу Гаочи при принятии решения об уничтожении знаменитого флота Чжэн Хэ. Это мышление интровертов, знающих, чувствующих свой народ. Красной Армии Китая было психологически легче отвечать на нападение противника. И это не случайно. У интровертов обратное движение бессознательного более сильно, чем у экстравертов. В этом их сила. И они готовы долго ждать пока не ответят внешним врагам достойно. Это проявляется как закон обратного движения. Он сильнее проявляется у интровертов. Так же как интровертов сложнее остановить в их безрассудном поведении при высокой солнечной активности или при других случаях помутнения разума.

Поэтому серьезно отнесемся к словам А. Девятого о том, что китайцы признают столетие национального позора. Это период от Опиумных войн 1840-1842 и 1856-1860гг. до Освобождения и образования КНР в 1949 году. И организаторы позора в Китае названы. Это державы Запада и Япония. В то же время в Историческом музее Китая на стендах «позора» скрупулезно изображены все территории, отошедшие к Российской империи по «несправедливым договорам» (а это: всё Приморье, Хабаровский край, Сахалин, Внешняя Монголия, Западный Туркестан). А мечта о великом возрождении связана у китайцев не только с возвратом утраченных земель, но и со «справедливыми требованиями» отмщения за столетия позора.

«Сердцевина китайского духа – патриотизм»… патриотизм в Китае это, отнюдь не «любовь к Родине», но «любовь к государству» (ай го).

Долго размышляя про «общество среднего достатка» (сяо кан), наши китаеведы забыли про конфуцианскую догму о том, что достижение «сяокан» ведет к потере связи с Великим Дао (Путем Неба). То есть: для реализации Мечты Китая нужно возродить Дух Китая, а стяжать Дух Китая без восстановления мистической связи с Дао по конфуцианскому канону невозможно. И именно здесь в части «Воли Неба» Россия с её Восточным правильным учением (так тремя иероглифами записывается смысл имени «православие») могла бы оказать Китаю «гуманитарную помощь». И так Духом закрыть вопрос «справедливых требований» о компенсации былой имперской «несправедливости»» [7б].

Задумаемся над этими мыслями А. Девятова.

Закон обратного движения может проявиться и к движению по пути Дао, как возрождение духа Неба, как вхождение в резонанс с космическими силами. Китайцы над этим думают всерьез. А мы Русь святая, православная. Здесь мы можем быть вместе. И акцент на неудачные страницы нашей совместной истории может быть преодолен совместными духовными исканиями.

В Китае создана и сосуществует культура, мораль предметников и общественников одновременно.

Общественники в Китае создали свою культуру, которая позволяет пренебрегать заветами Конфуция и его последователей в борьбе за власть, в своей деятельности.

В китайской культуре известны двенадцать уловок Сунь-цзы. Они противоположны морали Конфуция:

(1) если можешь [идти войной на противника], показывай противнику, будто не можешь;

(2) если готов действовать [против противника], показывай, будто не готов;

(3) когда находишься вблизи [противника], показывай, будто ты далеко;

(4) а когда ты далеко [от противника], показывай, будто ты близко;

(5) [ежели противник желает] выгоды, [клади наживку и] заманивай его;

(6) покоряй его, водворяя в его стане разлад;

(7) если он в достатке [снаряжен], будь начеку;

(8) если он силен, уклоняйся от него;

(9) вызвав в нем гнев, приведи его в смятение [и подтолкни к необдуманным действиям];

10) приняв смиренный вид, разожги в нем гордыню;

(11) если его силы свежи, утоми его;

(12) если он сплочен, посей в его стане раздор

В Военном искусстве Сунь-цзы говорится: «Нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает».

И не следует думать, что в военном искусстве мораль, принципы иные, чем в политической борьбе, чем в мирной жизни. Китайцы распространяют уловки Сунь-цзы и на повседневную жизнь. И даже по отношению к императорам.

Эти моральные концепции сосуществуют. В искусстве широко обсуждаются все стратагемы. Например, стратагема 1 -Обмануть императора, чтобы он переплыл море.

Китайский император в некоторое время в Китае был сведен до уровня символичной фигуры. Все вершили его окружение, придворные, военачальники. Но свергать номинального императора нельзя, так как не подчинятся окраины империи, те, кто не находится рядом с императором и не управляет им.

Так второго танского императора Тай-цзуна (Ля Шиминь) заставили обманом пересечь с армией море и начать осаду Пхеньяна. Описание этого обмана символично. Богатый китайский крестьянин пригласил императора в свою хижину. Она оказалась кораблем у берега. А само море было закрыто 10 000 полотнищ. Они закрывали обзор при входе в «жилище». Закончив беседу, император посмотрел в окно. Кругом было море. Он и армия плыли воевать с корейской армией. Этот исторический пример поучителен.

Реальная власть императора была мизерной. Он более был игрушкой в руках своего окружения. Окружение при этом было заодно.

Кроме того, психотип императора отличался от психотипа его окружения. Генералы хотели воевать. Это истероидно-маниакльная потребность людей во власти. А вот император помнил о прошлом. Это более характерно психастеникам, интровертам. А прошлое давало основы для размышлений.

Император помнил уроки истории. Так в начале 7 века Китай совершил три похода на Корею. В 612 году на корейский полуостров вторглось 350 тысяч воинов армии Китая. В пределы империи возвратилось всего 3 тысячи. 99% всей армии пала.

В 645 году пришлось отступить от стен Пхеньяна и армии Ли Шиминя.

В 660 годы армия преемника Ли Шиминя, насчитывающая 100 тысяч человек, вновь вторглась в Корею. Однако вскоре китайцы были изгнаны с корейского полуострова.

Военные хотели наград, побед, возвеличивания себя как личностей, новых почестей. У них личности были соответствующие. Ради славы успешный военный готов отдать жизнь. Отсюда они подсознательно хотели воевать. Отсюда и не руководствовались конфуцианскими идеями. Они, как лица с чертами маниакальности, вытесняли из своего сознания гуманные теории, учения, факты прошлых поражений. Это вообще характерно для данного психотипа людей. И они использовали то мышление, ту мораль, которая соответствовала их потребностям. В Китае всегда были социальные, профессиональные группы, которые были за мораль благородного мужа и за поведение в соответствии с противоположными моральными принципами. Они маскировались под видом стратагем. Обратим внимание, что стратагема «Обмануть императора, чтобы он переплыл море» стоит под номером 1 из 36. Ведь даже в этом примере данная стратагема применяется против императора, а не против противника.

Эта стратагема в интересах общественников, которые, сплотившись между собой, дурят своих начальников, императора. Это мораль общественников, но замаскированная под принципы ведения войны. Хотя применение и интерпретация стратагем в китайской культуре значительно более широкая. Она распространяется на все и вся. Это хитрейшая уловка общественников. Для всех – это только для войны. А для себя – это на все случаи жизни. Для всех в мире – распространение учения Конфуция. Для себя – изучение стратагем, уже со школьного возраста. Это как бы раздвоение сознания. Но оно типично у шизоидов.

Обратим внимание и на то, что армия, военачальники имели такую реальную власть, что могли управлять императором, не боясь последствий от манипулирования им. Это понимали сами императоры. Поэтому в структуре государственной власти была создана система, которая пыталась контролировать военное ведомство. Это Цензорат. Наряду с Императорским секретариатом и главными министерствами (военное, общественных работ, церемоний, чинов, наказаний и др.) он служил интересам гражданской части чиновников и пытался уравновесить приоритет военных органов в структуре государственной власти. А при династиях Мин (1368-1644) и Цин (1644-1911) наряду со столичной палатой цензоров существовали и провинциальные. Кроме контроля военных они уже контролировали и местную бюрократию, боролись с коррупцией. Следили они и за народной нравственностью. Чтобы ослабить влияние этого органа, бюрократия нередко подталкивала их к борьбе с вольнодумцами среди народа. Само включение в обязанности Цензората контроля за нравственностью народа давал местной власти рычаг жаловаться на этот контролирующий орган императору. Тем самым он ставился в зависимость от местной власти не только по причине бытовых отношений (каждому члену цензорской палаты обычно что-то надо от местной власти), но и по причине возможности оценки местной властью профессиональной деятельности Цензората в вопросах, которые в принципе не управляемы горсткой даже хорошо подготовленных людей. Мораль не управляется решением правителей, цензоров, руководителей. А такая взаимная зависимость была нужна местной власти, так как Цензорат влиял на результаты экзаменов, которые сдавали чиновники, претендующие на ту или иную государственную должность. Они участвовали и в приеме экзаменов на ученые степени. Конечно, были попытки со стороны местной власти разными уловками подчинить себе чиновников из Цензората.

Таким образом, в китайском государстве создавались структуры для борьбы с общественникам, с местной знатью, с разрастанием власти на местах. Но одновременно создавались и механизмы противодействия этому. Государственное строительство стало полем битвы общественников различного уровня за свои интересы.

Интриги здесь разворачивались превеликие. А в них, как известно, преуспевают общественники. И эти интриги не стали достоянием только истории. Они – типичное явление в современном Китае. Отсюда такое внимание к подобным коварным способам утверждения себя во власти в прошлом в искусстве Китая. В одном из спектаклей актер, исполняющий роль цензора, поет «Я – начальник над служащими цензорного ведомства в Западной канцелярии.

Я – начальник над служащими цензурного ведомства в Западной канцелярии.

Ледяная рука моей власти повергает всех в страх и смущение.

Я ношу шапку с одним рогом и езжу на черно-белой пестрой лошади, как следует моему сану.

От меня все отшатываются в почтительном трепете.

Этим я обязан расположению первого министра Люй Ицзяня (978 -1043), противник реформ, предложенных Фань Чжунянем. Этим я обязан расположению первого министра Люй Ицзяня.

Я предан ему со всеми потрохами («вплоть до моих легких и кишок»). Выражение его лица и каждое его слово – для меня закон.

Гнев мой обрушивается на этого безмозглого негодяя (имеется в виду Фань Чжунянь ). Он не знает, что его ожидает! Мой гнев обрушивается на этого дурака, он не знает, что его ожидает. Он все болтает языком и шлепает губами. Он окружает себя сотрапезниками, скрытными, как лисицы.

(Говорит.) Я – всего лишь цензор Хань Ду. Но первый министр Люй – сколь велик он! А этот Фань Чжунянь выступает против него -что за наглость! За известностью закидывает он снасть, хочет поймать славу! Он запрашивает не по чину, бросается дерзкими словами. И еще вовлек в свое клеветническое дело Ю Цзина и Ин Чжу. Все они будут смещены с должности и поставлены на место. А еще этот Оуян Сю. Тебе-то что до этого? Ты насмехаешься над цензором Ся! Ты сам этим вырыл себе яму! К счастью, ты не заботишь меня, ничтожного. Я уже много дней не видел цензора Ся. Пойду-ка, навещу его. (Идет.) О, кто-то показался вдали, это, наверное, он. Отойду-ка я в сторонку и погляжу, куда он направляется.

(Актер в амплуа шута, исполняющий роль цензора Ся, выходит на сцену и поет на ту же мелодию):

Цензурное ведомство – моя епархия, цензурное ведомство – моя епархия.

Характер у меня не подозрительный и не хитрый. В настоящее время я – жертва беспочвенных обвинений. Несправедливость, от которой я страдаю, возбуждает во мне гнев.

Виновный в этом (Фань Чжунянь) переведен в отдаленную область.

Виновный переведен в отдаленную область. Я хочу его окончательно уничтожить.

Если ты хочешь избавиться от сорняка, ты должен выбросить его корни с поля. Горе тебе, если ты только отбросишь его в сторону, ибо он позже вернется и разрастется вновь!» см. http:// www.ibt.atlantm.com/fights strataaems/strataaems/classical/~id m20 = 238

Выжить в такой среде может не каждый. Такая среда рождала ежегодно, от поколения к поколению типичных общественников. И когда их власть становилась просто абсолютной, непереносимой – начинались восстания, гражданские войны, бунты. Они приводили к власти тех, кто мог создать альтернативную систему управления страной. Она, естественно, основывалась на противоположных принципах. Их поддерживал народ. Лишь бы новый властитель навел относительный порядок, установил справедливость в стране, лишь бы наказал ненасытных чиновников. Порядок, относительный, наводился, чиновники свергались. Но свергнуть их мало. Надо было или уничтожить вовсе (это удавалось далеко не всегда), иначе возродятся и достаточно быстро. Или просто отделиться от них. Отсюда перенос столицы – это чисто физическое отделение от чиновников со способностями подчинения себе людей через систему устоявшихся, управляемых межличностных отношений.

В Китае создана культура, как формирования общественников, так и культура борьбы с ними, развенчания их. И то, и другое.

Общественники, бюрократы ценят стратагемы для формирования своего профессионального мастерства. Одна из них связана с ликвидацией военачальников, которые обладают реальной властью, военной силой. Вот три храбрых воина. Они выходят из подчинения князя. Это история из правления князя Цзин княжества Ци в эпоху «Весны и Осени» (около 490 года до нашей эры). Этим воинам придворные предлагают взять один персик тому, кто из них выше, старше. Для типичного воина быть старшим, более мужественным, более доблестным – выше жизни. Но для них важно слыть и честными. И они под давлением логики передали персик действительно самому заслуженному своему товарищу. Но сами перерезали себе горло. Тот, кто получил персик, осознал, что не был на высоте боевого товарищества.

Он – причина смерти своих товарищей. Он убил себя так же. И здесь как бы две группы людей – хитрые, коварные. Есть и простодушные, готовые отдать свою жизнь за честь, достоинство, живущими истинными ценностями. Такие люди нужны были правителям Китая. Поэтому они были не против развития и внедрения в сознание народа взглядов Конфуция. Но не тогда, когда они могли поднять народ на революцию, на борьбу, когда могло разрушить их власть. В такие моменты это учение запрещалось.

Две культуры (хитрые общественники и честные профессионалы) сосуществовали в Китае на протяжении тысяч лет. И создалась особое направление в искусстве, которое рассматривает взаимоотношения этих групп людей. Упоминание о стратагемах присутствует в творчестве Мао Цзэдуна, в партийных документах, в театральном творчестве, в искусстве современного Китая. Эта проблема в Китае более остра, чем на Западе, так как в Китае сосуществуют одновременно основная масса психотипов интровертов и хитрых общественников-экстравертов. И те и другие свои личностные особенности формировали тысячелетия.

Предметники, выходцы из народа берут на вооружение так же не наивные методы борьбы за общественное сознание. И это оправдывается историками, мыслителями. Деяния, мысли предметников направлены непосредственно против общественников: Тех, кто противостоит общественникам -прославляют.

«На кого не оказывает влияние долго распространявшаяся клевета, того люди могут назвать проницательным».

«Катящийся шар перестает катиться, попав в яму. Бродящая среди людей сплетня перестает распространяться, попав на умного человека». Сюнь-Цзы (313-238 до нашей эры). И др.

Образное, метафорическое мышление у простого народа используют его выходцы. Так, Лю Бан, основатель династии Хань, будучи деревенским старостой, убил змею, переползавшую ему дорогу.

Затем его мать-старуха запричитала, что ее сын убил императора, который превратился в змею и переползал дорогу. Простой факт убийства змеи превращен в сложнейшую по меркам современной психологии технологию влияния на бессознательное окружающих людей. Это сложнейшие метафоры, говоря языком NLP, в наше время изучаются достаточно продвинутыми психологами практиками. Но они были известны в Китае тысячи лет. И не случайно, что при такой психотехнологии обработки общественного сознания, успех был на стороне тех, кто владел ими, кто просто чувствовал, что и как нужно делать для победы. Но знать все такие технологии просто невозможно. Помнить все исторические аналогии так же ни один человек не сможет, тем более что государств на территории современного Китая в прошлом было сотни. И история каждого служила уроком для будущих поколений. Но эти уроки извлекали как общественники, так и предметники. История Китая и книги китайских мыслителей хранят кладезь фактов, знаний о быстром возникновении коррупции, о победе общественников.

Одна из них.

Во времена династии Цин (1644-1911) фаворитом императора Цяньлуна стал евнух Хэ Шэнь. Он торговал должностями и аудиенциями с Сыном Неба, брал взятки по любому поводу. Только после смерти императора в 1799 году высокопоставленный мздоимец был разоблачен и казнен. Конфискованное в казну имущество оказалось дороже всех ценностей императорского двора! Хэ Шэнь был не единственным сяожэнь. «Откаты» чиновникам при государственных работах, например строительстве дамб и ирригационных каналов, достигали 50-60% от выплаченных подрядчикам сумм. Повальная коррупция стала одной из причин ослабления династии Цин, ее позорных поражений в Опиумных войнах с Англией и Францией (1840-1842 и 1856-1860), с Японией (1894-1895) и других столкновениях с империалистическими державами. Коррумпированность правительства партии Гоминьдан предопределила поражение в борьбе за власть с партией Гунчаньдан (Компартией Китая) в ходе продолжавшегося три десятилетия противостояния. В то время в силу возрастания количества общественников, общество радикально изменилось. Уже хотя бы потому, что возрастала активность Солнца.