Текст книги "Народы России. Мифы и легенды"

Народы России: мифы и легенды

© В. Смирнова, иллюстрации, 2024

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024

Кеты

Сказка о месяце

Давно-давно жили на земле брат и сестра. Родители их умерли. Жили сиротами. Подросли, стали жить хорошо. Только надоело брату все около чума[1]1
  Чум (кет. кусь) – каноническое жилище с остовом из шестов, покрываемое берестой, войлоком или оленьими шкурами. Такой тип жилища распространен на территории Сибири, финно-угорских, тюркских и монгольских народов.


[Закрыть] ходить. Захотел он мир узнать. Стал все дальше и дальше от чума уходить. Ходит-ходит по земле, все смотрит, кто где живет да как живет.

А на небе высоко-высоко жила женщина-Солнце. Скучно ей было – одна жила. Вот однажды видит она: ходит по земле человек, все рассматривает, на небо поглядывает. Женщина-Солнце подумала: «Какой красивый человек по земле ходит, на меня поглядывает. Нужно мне его сюда на небо достать. Но как его достать? Я высоко, а человек на земле, низко».

Стала женщина-Солнце у неба мудрости просить, как бы ей достать человека. Есть у Солнца такие руки длинные, что без труда до земли достают. Утром встанет Солнце и протягивает руки. Тянет-тянет, дотянет до земли, и станет на земле светло, тепло. Вот ходит этот человек по земле внизу, а Солнце тянет к нему руки, жар на него напускает… «Что так жарко стало? – подумал человек и лег на землю. – Все легче будет». Лежит человек на земле, а женщина-Солнце все протягивает к нему свои длинные руки, ближе, ближе… дотянулась, схватила и понесла к себе на небо. Стал человек жить на небе. Неделю прожил и говорит Солнцу:

– Нехорошо мне здесь на небе с тобой жить, совсем нехорошо. Я – земной человек, не могу так высоко жить. Пусти меня вниз, на землю!

Вспомнил он свою сестру, что осталась внизу. Скучно ему стало, жалко ее: «Как она там одна без меня живет?» Солнце ему отвечает:

– Зачем ты пойдешь назад? Вспомни, как ты прежде ходил по земле и говорил: «Вот на небе Солнце живет, наверно, там хорошо. Хотел бы узнать, что это за женщина-Солнце». А теперь ты хочешь назад на землю.

Человек же все свое твердит:

– Пусти! Забыл я на земле что-то. Пусти меня, я это забытое возьму и вернусь.

– Не вернешься, не ходи! Плохо на земле, злые духи тебя съедят!

А человек ее не слушает, все свое: «Пусти, вернусь». Солнце чуть не плачет:

– Не вернешься ты, съедят тебя на земле злые духи, снова я здесь одна буду.

Наконец видит, не уговорить ей человека, решила отпустить ненадолго.

– Ладно, – говорит Солнце, – дам я тебе в защиту от злых духов то, что сама имею: оселок[2]2
  Оселок – точильный камень в виде бруска.


[Закрыть] да гребешок. Иди!

Обрадовался человек:

– Не плачь, Солнце, напрасно! Я вернусь, обязательно вернусь.

Топнула женщина-Солнце ногой – появился крылатый конь. Дала человеку этого коня, оселок да гребешок. Сел человек на коня и полетел. Сколько летел – неизвестно, два ли, три ли года… До своего места долетел, кругом над ним несколько раз пролетел – нашел свой чум. А за это время, пока он на небе жил, злая Хосядам[3]3
  Хóсядам – жена Еся, отрицательный мифологический персонаж, олицетворяющий недружественный север и связанные с ним природные явления, обитает в низовьях реки Енисей. Была изгнана своим мужем.


[Закрыть] съела его сестру и сама в нее обратилась.

Спустился человек на крылатом коне на землю, привязал коня к дереву и побежал к своему чуму. Видит: в чуме сестра сидит. Она будто бы обрадовалась брату: побежала с котелком к речке, принесла воды, подвесила котелок на огонь, стала брата угощать, кормить. Вышла из чума, подошла к коню, отрезала у него заднюю ногу и сунула ее варить в котел.

Сидят брат и сестра, разговаривают, радуются. Вдруг видит брат, из котла лошадиная нога торчит. Понял он, что это не сестра здесь его встретила. Понял, что это злая Хосядам. Выхватил лошадиную ногу из котла да бежать к коню. Сел на коня, хочет скорей уехать от злой Хосядам, знает: погубит она и его, да как на трех ногах конь поскачет? Что делать? Наспех четвертую ногу хорошо не прилепишь! Кое-как прилепил все же отрезанную ногу коню и поехал. А Хосядам за ним в погоню пустилась.

Измучился конь, тяжело на плохой ноге скакать. Упал. Оставил человек коня и побежал. Да без коня далеко не уйдешь! Взглянул на небо, а женщина-Солнце на него жалобно смотрит, видит, что он без коня. А Хосядам совсем его нагоняет, уже тянет руку, поймать хочет.

Вспомнил человек про оселок, что женщина-Солнце ему дала, бросил его позади себя. Поднялась из земли большая гора, встала между ним и Хосядам. Озлилась Хосядам, камни разбрасывает, гору зубами грызет. А человек идет и идет. Прогрызла гору Хосядам, торопится, догоняет человека. Вот-вот схватит его.

Вспомнил человек о втором подарке Солнца– гребешке, бросил его позади себя. Густая тайга выросла: ни пройти, ни проползти через нее. Хосядам по деревцу грызет, ломает. А человек идет и идет. Сколько шел, неизвестно. Холодный, голодный, из сил выбивается. А Хосядам пробралась сквозь тайгу, снова нагоняет человека, тянет руку, схватить хочет.

Видит Солнце – плохо человеку: еще немного, и унесет его Хосядам. Протянула женщина-Солнце свою руку-луч и схватила человека за ногу, но поздно. Злая Хосядам в этот же миг схватила его за другую ногу. Тянут они человека каждая в свою сторону. Солнце тащит к себе на небо, злая Хосядам – к земле. Тянули-тянули и разорвали человека пополам. Только Солнцу половина без сердца досталась. Унесла женщина-Солнце половину человека на небо, и что уж она с ней ни делала, стараясь оживить, но все напрасно. Совсем будто живой человек станет, день-другой поживет и умирает опять. Уголек положила вместо сердца – пожил неделю и опять умер. Маялась-маялась с ним женщина-Солнце, совсем без ума стала, плачет. Наконец сказала:

– Нет у меня больше сил, ничего не могу сделать! Иди на другой конец неба. Не увижу тебя больше. Только в самый длинный день в году мы будем видеться. Я твои глаза увижу, ты – мои.

С этими словами бросила женщина-Солнце половину человека без сердца на другую сторону неба, на темную сторону. Так он там и остался и превратился в месяц.

И до сих пор месяц по небу холодный гуляет, потому что нет у него живого сердца. И не видятся они с солнцем по целому году. А другую половину человека, с сердцем, Хосядам с собою забрала.

Про первого зайца

Первого зайца Есь[4]4
  Есь – верховное начало кетского пантеона (оно же значит «Бог») и обожествленное небо.


[Закрыть] на землю спустил. Заяц бегает, видит – старик что-то рубит. Заяц спрашивает:

– Что ты, старик, делаешь?

Старик отвечает:

– Я кулёмку[5]5
  Кулёмка – ловушка для мелких зверьков, распространенная в Сибири и на Дальнем Востоке.


[Закрыть] рублю, зайца поймать хочу.

– Я и есть заяц. Разве я пойду в твою кулёмку?

– Пойдешь!

– Я жаловаться пойду!

Поднялся заяц к Есю:

– На земле меня старик кулёмкой поймать хочет!

Говорит Есь:

– Правильно, люди тебя убивать будут, чтобы мясо есть, а шкуру на бесем[6]6
  Бесéм (от кет. бэсь – «заяц») – название распашной одежды с мехом из заячьих шкур. Носили ее преимущественно женщины, старики и дети, т. к. при сидении длинные полы закрывали ноги и тепло сохранялось дольше.


[Закрыть] брать!

– Зачем я сам пойду в ловушку, я не дурак!

Есь говорит:

– Ты век[7]7
  Век употребляется в значении «всегда», «постоянно».


[Закрыть] на земле будешь бегать. Когда ни прутика, ни бересты, ни сучка не найдешь, голодом погибать будешь, тогда к людям пойдешь!

Спустил его на землю. На земле заяц бегает. Ни прутика нет, ни сучка, ни берестинки, голодный совсем стал. Кулёмка стоит, в ней прутики. Зайцу есть хочется, но страшно. Раз, другой подходил и назад убегал. Не вытерпел, вошел, кулёмка упала, заяц пропал. Старик тот идет:

– Вот! Говорил, все равно попадешь!

Эскимосы

Ворон и Сова

Так, говорят, было. Жили в одном жилище ворон и сова. Дружно жили, не ссорились, добычу всегда вместе ели. И были обе птицы совсем белые. Так они жили дружно вдвоем и вот стали стариться.

Говорит однажды сова ворону:

– Состаримся мы, умрем, а дети и внуки наши будут на нас похожи: такие же, как мы, белые.

И попросила сова ворона, чтобы раскрасил он ее, красивой бы сделал. Согласился ворон. Взял он старый черный жир из светильника и пером из своего хвоста начал раскрашивать сову. А сова сидит, замерла, не шелохнется. Весь день ворон сову разукрашивал. Кончил, сказал:

– Как только высохнешь, и меня покрась.

Согласилась сова. Высохли у нее перья, она и говорит ворону:

– Теперь я тебя раскрашивать буду. Зажмурься и сиди, не двигайся!

Сидит ворон, зажмурился, шелохнуться не смеет. А сова взяла плошку с черным жиром от светильника да на ворона все и вылила; с головы до ног черным сделала. Рассердился ворон, сильно обиделся на сову. И говорит:

– Эх, как ты плохо поступила! Я тебя так старательно разукрашивал, не ленился. Смотри, какая ты красивая получилась! Навсегда теперь между нами вражда ляжет! И внуки, и правнуки наши враждовать будут. Никогда вороны тебе не простят этого. Видишь, каким черным ты меня сделала, каким приметным. Теперь уж мы совсем чужие будем, враги навсегда!

Вот с тех пор все вороны черные, а все совы пестрые.

Чудесный бубен

Так вот, мол, было. Жила девочка без родителей, только с бабушкой и дедушкой. Вот раз позвали девочку подруги в тундру пойти за съедобными кореньями. Спросилась девочка у бабушки. Позволила бабушка. Отправились девушки за кореньями в дальнюю тундру. В той тундре росло много вкусных трав и кореньев. Стали они рвать травы, мотыжками из земли коренья откапывать. И не заметили, как надвинулся на них густой туман. Стали девушки друг друга сзывать. Собрались все, одной только недосчитались, той, которую с собой взяли. Испугались девушки. Ведь родители их ругать будут, почему недоглядели. Стали они громко звать девочку, но не могут дозваться, не отвечает девочка. Решили, что ушла она вперед, перестали искать и домой отправились. Пришли в селение, подошли к яранге стариков и спрашивают, не дома ли она. Отвечают им старики, что не возвращалась внучка.

А девочка тем временем искала, искала своих подруг, да так и не нашла. Совсем заблудилась в тумане. Плачет девочка, зовет их. Никто не откликается. Вдруг видит: большие дырки в земле. Подошла к одной, села на землю, плакала, плакала и уснула. Крепко спит, вдруг кто-то будит ее. Проснулась девочка, видит: незнакомая женщина. Нет у них в селении такой. Женщина спросила девочку:

– Что ты здесь делаешь?

Девочка ответила:

– Корни мы съедобные собирали, а тут густой туман опустился, я и потерялась. Оставили меня подружки и домой, наверное, ушли. Ходила я, ходила, не могла дороги домой найти, совсем заблудилась. Устала, присела отдохнуть, да и заснула.

Женщина сказала:

– Идем со мной в эту дырку!

Вошли. Что за диво! Землянка у этой женщины большая и светлая, и много всякой еды лежит. Стала женщина угощать девочку самой вкусной едой – китовой кожей да олениной. Наелась девочка досыта.

Женщина говорит ей:

– Живи здесь пока. Я каждый день уходить буду, а ты жди меня. Если захочешь, ешь все, что здесь есть, не дожидаясь меня.

Так и стала девочка в этой землянке жить. Проснется утром, а женщины уж нет дома. Каждый день уходила женщина за едой, только к ночи возвращалась. Всегда добычу приносила – то китового мяса, то оленины. Так они и жили.

А тем временем дед вместе с соседями всюду искал девочку, нигде не мог найти. Совсем уж потерял надежду, искать перестал.

Вот однажды сказала женщина девочке:

– Не соскучилась ли ты по своим старикам?

Девочка ответила:

– Соскучиться-то соскучилась, да как домой пойду? Не знаю, где мой дом, не знаю, что старики делают.

Женщина сказала:

– Я скоро засну и долго не проснусь. Пожалуй, ты о доме еще больше тосковать станешь. А старики твои все глаза о тебе выплакали, сон потеряли. Каждый вечер друг к другу лбами прижмутся, а заснуть не могут.

Девочка сказала:

– Проводила бы ты меня к ним!

Женщина ответила:

– Сначала я тебя одному колдовству научу. Если выучишься, никто тебя в праздничных состязаниях не победит. Только делать надо все, как я покажу.

Взяла женщина бубен, застучала по бубну, запела. И так ладно пела, что запомнила девочка каждый звук, каждое движение.

Кончила женщина петь и спросила:

– Ну как, научилась?

Девочка ответила:

– Да, да, научилась!

Женщина сказала:

– Как вернешься домой, на празднике состязаний все по-моему делай. Ну, а теперь пора. Одевайся, я провожу тебя.

Оделась девочка. Вышли они, а на дворе самое начало осени. Идут, идут, долго шли. Ночь их в пути застигла. Так ночью к яранге стариков и подошли. Женщина сказала:

– Теперь ты одна дойдешь. Я должна назад возвращаться. Повернулась женщина и пошла домой. Посмотрела ей девочка вслед, и что же? Оказывается, по тропе, где они шли, бурая медведица убегает. Значит, она у бурой медведицы жила.

Подошла девочка к своей яранге и заглянула внутрь. Видит: дед и бабка спят, лбами друг к другу прижались. Постучалась девочка, позвала их. Проснулись старики, запричитали:

– Ой, да ведь это голос нашей внучки!

Девочка говорит им:

– Да, это я вернулась! Открывайте скорее!

– Ой, внучка наша вернулась!

Открыли старики дверь. Вошла девочка и видит: глаза у деда и бабки совсем красные от слез и бессонницы стали. Накормили они внучку и спать уложили. Наутро ее подруги пришли, спрашивают, как она потерялась, где была, откуда вернулась. Девочка никому не сказала, что жила у женщины, которая бурой медведицей оказалась.

Устроил старик на радостях праздник. Поели гости, стали сказки рассказывать. Снова поели, начали состязаться в шаманстве и песнях. Одни раздавят свои бусы, положат на бубны и постукивают палочками. Глядь – а бусы снова целые. Были и такие шаманы, что моржовый клык с треском наизнанку выворачивали.

Внучка своей бабушке и говорит:

– Я бы тоже хотела состязаться в пении.

Услышал дед и спрашивает бабку:

– Что это внучка хочет делать?

Бабушка отвечает:

– Тоже хочет состязаться в пении.

Дед говорит:

– Если хочет, пусть состязается.

А старухи, которые в гости пришли, шептаться стали:

– Смотрите, какая невежливая девочка, только мешает настоящим шаманам! Вышла девочка на середину яранги, взяла бубен и запела. А как запела, снаружи шум послышался. Вот шум все ближе и ближе. Скоро у входа волны заплескались, в сени вода хлынула. Тут девочка по бубну стала быстрее поколачивать, волны откатились, и – о чудо! – в сенях много водорослей осталось. Взяла девочка таз, собрала в него водоросли и стала гостей угощать. Дивятся гости. Затем попросила девочка мотыжку, вышла в сени, ударила мотыжкой по земляному низу стены, и – о чудо! – вдруг, откуда ни возьмись, разные съедобные коренья появились. Снова девочка таз взяла, собрала коренья, угощает гостей. Угостила, взяла палочку от бубна и проткнула ею стену полога. Из дыры в стене свежая, прозрачная вода полилась. Наполняет девочка ковш этой чудесной водой, поит гостей. Пьют гости и еще больше дивятся – никогда таких чудес не видели. С тех пор все признали ее великое искусство, ни одного состязания в пении, плясках и шаманстве не проходило без участия маленькой колдуньи. Все.

Якуты

Собрание птиц

I

В давние времена эти разные остроклювые птицы не знали других земель, где бы они зимовали, и поэтому, говорят, все они зимовали в этой стране. Так как эта страна была очень холодна и обильна снегом, они чуть не погибали, замерзнув, даже умирали. Дойдя до крайности и чуть не околев от холода, они пробовали жить вместе с лисой в лисьей норе, на каменистом берегу реки, и даже, говорят, зимовали вместе с нею. Но, будучи большой любительницей мяса, лиса уничтожала тех из них, которых она могла победить-одолеть. Доведенные этим до крайности, они стали мучиться, прячась у корня каждой травки и дерева, но не выдерживали.

Однажды, посоветовавшись, устроили собрание всего птичьего племени. Так, собравшись-посоветовавшись, они решили: «Лиса живет, не зная горя, у нее хороший теплый дом. Только поперечноглазый якут с ружьем, невзирая на ее ум и хитрости, находит и убивает ее. Если бы вдруг увести ее от дома и уничтожить, можно бы дом сделать своим, уж очень он теплый и просторный. Кто пойдет, кто же из вас будет ловким, способным на это?»

Тут ку2кша сказала:

– Я бы пошла, я бы ее так провела, что она заблудилась бы, если вы научите меня разным своим голосам.

– Э, научим-научим, поделимся-поделимся! – сказали, и, как люди, которым не терпится, птицы стали обучать ку2кшу разным голосам. Научившись у них, ку2кша овладела разными дивными голосами и отправилась к лисе.

Когда она явилась, лиса набросилась на нее, чтобы съесть. Ку2кша, издавая разные голоса, летела перед ней, то спускаясь на землю, то вновь взлетая, и все удалялась от нее. Лиса, приговаривая: «Что она делает, почему у ней так много голосов-речей?» – гналась за ней. Вдруг она опомнилась и не узнала, куда пришла. Забежала очень далеко, сильно проголодалась и хотела пить. А ку2кша исчезла, говорят. Что же было делать лисе, где же найти и поймать ку2кшу? Как ни досадно ей, она остается ни с чем. Дойдя до изнеможения, она едва нашла свой след и повернулась обратно, идти было далеко и трудно, след петлял то в одну, то в другую сторону, сила и энергия ее истощились. Еле-еле, ступая вкривь и вкось по своим следам, лиса, наконец, вернулась к своей норе.

Пришла. Оказывается, все птичье племя собралось в ее норе. Увидев ее, все разлетелись в разные стороны. Лиса попыталась схватить их, но не поймала. Птицы улетели, скрылись с глаз. Пока птицы жили в лисьей норе, они в ней повсюду мочились, испражнялись. Хотя она и злилась-гневалась, но что делать ей?

Птицы снова оказались без жилища, им опять угрожает гибель от холода. Не вытерпев, собрались они со своими господами и госпожами, с князцами и старшинами и снова стали совещаться.

– Теперь кто же еще у нас умный? Пожалуй, только ты, журавль. Попробуй ты испытать хитрость и ум лисы. Может быть, что-нибудь получится. Может, согласившись, она пустит нас перезимовать, разрешит нам пожить у нее? – и они решили назначить на это дело журавля.

Журавль, согласившись, пошел к лисе. Даже лиса оробела и не решилась съесть его. Стали жить вместе. Живя так, журавль спросил у лисы:

– Ну, лиса, богатый ли ты умом-разумом зверь?

– Конечно, у меня много мыслей и ума. Я бывалая, знающая, у меня все сорок четыре мысли есть, – отвечает лиса.

– Ну тогда знаешь или нет, кто к тебе явится сейчас? – спросил журавль.

– Кто ко мне может прийти? Неизвестно, кто придет, – ответила лиса.

– Тогда есть ли зверь, которого ты боишься? – спросил журавль.

– Совсем нет. Только, кажется, есть пугающий меня якут с ружьем, поперечноглазый. Но и от него есть уловка – убежать, – ответила лиса.

– А как?

– Если придет поперечноглазый, то я еще расширю свою нору, на дне ее дополнительно выкопаю яму и спрячусь, – ответила лиса.

– Расширив свое гнездо, выкопав яму, ты не спасешься от поперечноглазых. Все равно они прокопают нору сверху, найдут тебя и убьют, – сказал журавль.

– Ну тогда, по твоему мнению, журавль, как можно спастись от поперечноглазых? – спросила лиса.

– Эй, к чему говорила, что у тебя сорок четыре мысли?! Сейчас придут поперечноглазые. Ты ложись сзади меня, а я лягу возле входа. Поперечноглазые никогда не подумают, чтобы журавль лежал вместе с лисой, они вытащат меня. Я притворюсь мертвым. Когда они будут осматривать-выслушивать меня, ты в это время постарайся как можно быстрее убежать от них. Поперечноглазые и это заметят. Если только они заметят, то мы пропадем и съедим давешнее мясо, если оживем (останемся живы) – будем жить вместе, будем заодно. Постарайся это запомнить! – посоветовал журавль. Поменявшись местами, легли: журавль – у входа, а лиса – позади его.

Вдруг, когда они лежали так, раздались шум-треск, голоса-говор, и поперечноглазые стали без промедления рыть нору, вытащили журавля, притворившегося мертвым.

– Что за зверь? Это ведь журавль, он уже давно пропал. С чего это он забрался сюда, с ума сошел, что ли? Лисы здесь нет, – говоря так, встряхивая, рассматривали журавля, потом бросили его. Молча стояли и смотрели. Лиса, испугавшись, стала по обыкновению рыть на дне своей норы, но, одумавшись, выскочила из нее и умчалась в лес. Поперечноглазые, опешив от неожиданности, сделали за ней всего один-два шага. А между тем с шумом взлетел журавль и высоко вознесся в небо. Люди, испугавшись, чуть не попадали. Так лиса убежала, а журавль улетел. Поперечноглазые, оставшись ни с чем, ушли.

Позднее журавль, встретив лису, спросил:

– Ну, лиса, насколько умен и ловок я, оказывается?

– Э-э, ну! Ты и есть, оказывается, птица, очень много думающая. Давай вместе жить, – предложила лиса.

– Да, действительно, – сказал журавль лисе. Журавль долго жил вместе с лисой, говорят. Тем не менее лиса не давала другим птицам зимовать у нее, она только и думала, как бы съесть.

II

У птиц не было дома, где бы они могли укрыться. Опять наступило время погибать. Пошли было к лисе, да страшно, она прямо на виду хватала и съедала их. Поэтому однажды все птицы – и остроклювые, и плоскоклювые, – все птичье племя с лучшими и худшими собрались и устроили бурное обсуждение. На этом собрании присутствовали все: голова-лебедь, кандидат-гусь, князец-дятел, тойон-беркут[8]8
  Тойон – титул господина, князя, представитель власти и крупный скотовод у некоторых народов Сибири и Дальнего Востока.


[Закрыть], старшина-дрозд.

– Ну, соплеменники, у всего нашего птичьего племени нет земли, где бы мы зимовали, нет укрывающего нас дома, и мы замерзнем, не сможем выдержать холода зимы. Выжить и остаться живыми никак не получится. Давай пошлем одного из нас умного, проворного человека поискать и найти землю, – говорили они. Спорили, обсуждали и отправили куропатку.

Куропатка улетела, но вскоре вернулась и сказала:

– Нашла я хорошую землю, где можно перезимовать.

Полетели птицы туда и увидели: она нашла, оказывается, землю с тальником, где можно, не зарывшись в снег, лежать и спать. Птиц, не могущих перезимовать здесь, оказалось много.

Снова, по обыкновению, собравшись и поискав кого-нибудь, чтобы тот нашел место для зимовки, они назначили лесную птицу глухаря.

– Теперь ты поищи, – сказали ему. Он улетел. Но скоро вернулся и объявил:

– Я нашел место, где можно перезимовать.

Птицы полетели за ним посмотреть и увидели: оказывается, он нашел место с молодыми лиственницами и там устроил себе зимовку. Но в этом краю, оказалось, никто, кроме глухаря, не смог бы зимовать.

Поэтому птицы, снова собравшись, по обыкновению обсудив и решив, назначили филина.

– Ты с шубой-дохой, с теплой одеждой, лучшая птица-путешественница, сильна, как конь, быстра, как утка. Лучше всего тебе полететь далеко и поискать землю для зимовки, ты, филин, подходишь лучше всех! – и отправили его.

Филин согласился и сказал:

– Я отправляюсь, я должен полететь далеко-далеко под солнце. Если я погибну, то через три года пролетит мимо вас моя плачущая душа. Если мне удастся благополучно странствовать, то через три года вернусь я сам, – сказал филин и, помахав крыльями, улетел.

Птицам показалось, что филин улетел очень давно. Они его ждали с нетерпением, но он не прилетел. Птицы спрашивали: «Что с ним? Может быть, что-нибудь случилось?» Не вытерпев, собрали всех и сказали сове: «Ты у нас птица-шаман. Вот пошамань и узнай, почему он так надолго задержался». И, привязав перед ней одну жирную мышь, заставили покамлать[9]9
  Камлание – важный элемент шаманской практики. Особый обряд.


[Закрыть].

Сова, сев в середине собравшихся птиц, начала шаманить. Одна жирная несчастная мышь стояла привязанной. Птицы, остроклювые и плоскоклювые, все птичье племя собралось: здесь и тойон-беркут, и голова-лебедь, кандидат-гусь, князец-дятел, старшина-дрозд. Сова, говоря и распевая по-разному, шаманила. Все – и высокие, и стройные, и с выгнутой спинкой, и с покривившейся фигурой, и длинношеие, и длинноногие, и пузатые, и круглоголовые птицы, – все расселись вокруг нее, все даже не вмещались.

Среди них была маленькая птичка – предок нынешних птичек с кроваво-красной головой. Другие птицы мешали ей, она пробовала смотреть на камлания совы, но не увидела ничего. Поэтому с досады поползла и села перед лебедем-головой. Тогда лебедь, вытянувшись, сказал: «Зачем еще такая малышка оказалась передо мной; к тому же она с острым клювом, имела хотя бы плоский клюв!», – и, зашумев, рассердился и злобно клюнул малютку. После этого разве не случится беда? Из головы у птички брызнула кровь. Она заплакала, запричитала, поднялся шум, и птицы раскричались. Шаман прекратил камлание, привязанную мышь сразу отпустили.

И высшее, и низшее начальство птиц разделилось в разные стороны, остроклювые и плоскоклювые разошлись в противоположные стороны, начались споры и ссоры, плач и жалобы. Лебедь и гусь – одно особое племя с плоскими клювами, дрозд с дятлом – другое особое племя остроклювых, стали спорить.

Тут один сказал:

– У лебедя длинная шея, длинные ноги, он самый большой, мог бы встать позади и смотреть. Птичку, маленькую бедняжку, он обидел, считая ее остроклювой, обижая так, он разделался с нею.

Другие говорили:

– Эта птичка, будучи маленькой, дрянной, не должна была пройти перед должностным лицом с чином головы. Это она виновата.

Поспорив так долго и не согласившись с доводами друг друга, пожаловались они своему тойону-беркуту.

– Рассуди, почтенный господин, кто виноват в этом!

Беркут разве даст неправильный ответ? Даже будучи осведомленным, что спорящий – лебедь, родовитый, важный. Недаром якуты даже почитают его божеством, поклоняются, заклинают его. Беркут сказал:

– Хоть ты и голова, ты, лебедь, виноват. Не должен был ты говорить об остром клюве. Птичье племя имеет одну природу. Поэтому ты не должен обижать птицу за то, что она маленькая, дурная. Душа у птиц одна. Пусть хоть и мала ростом и видом неказиста, она хотела посмотреть. Нужно было ей дать эту возможность. Кроме того, ты обидел ее, окровавив, – сказал он.

На это остроклювые согласились, опять зашумев:

«Действительно так, действительно так!»

Тогда сородичи лебедя не согласились с этим и пошли жаловаться царю птиц – орлу. Орел не дал жалобщикам произнести и пяти слов, сказать и одной речи. Обвинил их. Приговорил главарей плоскоклювых за их вину по одному месяцу ежегодно пребывать в тюремном заключении.

Говорят, с тех пор главари водоплавающих птиц по одному месяцу в год перестали летать. А голова птички в том месте, куда клюнул лебедь, стала красной, как кровь.

III

Все это так прошло. Разве после такого события птицы могли собраться вновь? Опять, чтобы только не замерзнуть, забивались у корней трав и деревьев, ждали возвращения филина. Через три года филин возвратился. Он очень поправился, потолстел. Вид его стал прекрасным. Все решили, что путешествовал он отлично. И все птицы, собравшись, спросили у филина, в какой стране он побывал.

– Все три года, в продолжение которых я пропадал, вдоль и поперек испытывал я муки, холод и препятствия, только я, будучи филином, смог вернуться оттуда. Что наша страна, земля? Та земля в 10 раз холоднее, в 10 раз хуже, скуднее, оказывается. К тому же это очень далекая страна, – так легко врал он.

– Ну тогда нам суждено погибнуть, исчезнуть. Не остаться нам живыми, значит, мы обреченные птицы, – сказали они.

На это некоторые спросили:

– Как же быть нам, друзья? Может быть, хоть где-нибудь есть земля, где дыхание наше продлится.

Разошлись. После того, как птицы разошлись, филин рассказал:

– Старуха, я слетал в очень далекую страну, пролетел широкое море и под самым солнцем нашел я благодатную страну Кыдат[10]10
  Кыдат – с тувинского языка означает «Китай».


[Закрыть], с лучшей едой и одеждой, с травами и деревьями, без зимы, с теплым воздухом, с людьми, со скотом и птицами. И вернулся оттуда. Путь туда далек. Уж очень хорошая еда и одежда там, хотел набраться сил, чтобы лететь, поэтому так опоздал. Мы полетим сами, никому не сказав. Давай-ка собери одежду и обувь детей потихоньку, чтоб никто не знал. Хорошо?

– Ладно, молчи. Тише, услышат. Постой-ка, кто это? – старуха вышла посмотреть и зашла.

Оказывается, его рассказ подслушивал вальдшнеп, лежа у них под ногами. Внезапно вскрикнув «чаас!», он взлетел ввысь со свистом. Филин, с перепугу выпучив глаза, повалился на спину. Вальдшнеп с шумом, вскрикивая «чаас-чаас!», прилетел к своим соплеменникам и рассказал: «Филин, оказывается, нашел под солнцем благодатную страну, называемую Кыдат. А старухе своей он сказал: “Собери, уложи все, и мы незаметно исчезнем, прекрасная теплая страна”».

Птицы говорят:

– Мошенник филин. У бродяги бродяжничество перетянуло, вот он и обманул нас.

Вызвали филина и допросили.

– Нет и нет! Вальдшнеп, наверно, с ума сходит. Он обманывает вас. О, как это ужасно! Я сам чуть не погиб, еле живой вернулся. Несмотря на это, меня назвали обманщиком.

Так отчаянно он отпирался. Вальдшнеп не давал ему рта раскрыть. Птицы, обсудив, заперли филина. Затем двоих – черноголовую чайку и сокола – решили отправить в Кыдат. Сами сидели и ждали их.

Через месяц вернулась черноголовая чайка и рассказала:

– Есть, оказывается, прекрасная страна Кыдат. Там водятся разнообразные птицы, множество скота, живут всякие люди. Лучшие травы и деревья выросли в этой стране. Есть только одно широкое море. Если перелететь через него, достигнешь этой земли, прекрасной, изобильной страны.

– А где сокол? – спросили его.

– Сокол хоть и быстро летает, но отклоняется, поэтому он и запоздал.

Через три дня и сокол прилетел и также рассказывает:

– Ну я запоздал. Есть, оказывается, прекрасная страна – земля Кыдат.

А птицы говорят:

– Этот филин нашел хорошую землю и обманул нас, не рассказал о ней, чтобы улететь самому.

Так, собравшись, птицы решили избить филина. Избивали его: кто имел клюв – тот клювом, кто имел когти – тот когтями. Голову его сплюснули, спину топтали так, что филин сидел и кричал «гуу!» Избили его так, что глаза вылезли навыкат, перья выщипали до того, что филин стал пестрым. После этого решили его самого оставить в этой стране на всю жизнь.

IV

Сидя там, на собрании, птицы вынесли решение о своих потомках. Они решали, у кого сколько должно быть детей.

При распределении они выделили вальдшнепу четырех детей, сказав:

– Вальдшнепу хватит и четырех детей, он уж очень мал, больше этого он не сможет.

Вальдшнеп вскричал:

– Несмотря на мои большие заслуги, вы мне только четырех детей назначаете?! Птичке меньше меня, дрозду, даете 10 детей. Теперь я никогда по вашей просьбе не полечу, расстаюсь с вами. Лучше я брошусь на заржавленный меч якута и погибну! – воскликнул он и остался с тех пор здесь и стал, взлетая, неожиданно падать с шумом на землю.

После этого куропатке определили много детей. Гусь сказал:

– Куропатка может улетать.

Куропатка ответила:

– Посмотрим, гусь, с каким желудком вернешься весной после полета в Кыдат. Я не лечу, – и осталась.

Также было много птиц, оставшихся из-за того, что они не смогли бы перелететь через море. Рябчик и синичка, сказав: «Мы не сможем лететь», – остались.

Кукша сказала: «Овладев голосом многих птиц и пользуясь этими многими голосами, я смогу остаться и жить в этой стране», – и осталась.

Лесные птицы остались в лесу. Бедняжка синичка не переменила своего местожительства.

Остальные улетели в Кыдат и стали зимовать там.